Страница:
Голос приобретал властный металлический оттенок. Любого из катерников, не
сдав-
шего очередного экзамена, он попросту не допускал на корабль.
Случалось, что на Рихтера обижались. Называли за глаза бюрократом. Однако в
конце концов все поняли, что именно эта непримиримость флагманского
инженер-механика помогла нам потом не допустить ни одного случая отказа
материальной части в море.
Замечу кстати, что после войны А. М. Рихтер был удостоен
Государственной премии за участие в разработке оригинального малогабаритного
дизеля.
Наши отечественные торпедные катера, в частности "Д-3", нравились нам
больше иностранных. После установки моторов новой марки они развивали такую
же скорость, как "хиггинсы", а были чуть ли не вдвое меньше их по тоннажу, и
потому намного превосходили в маневренности. Низкий силуэт, малая осадка и
надежная система глушителей делали наши "Д-3" незаменимыми для действий у
побережья противника. Моторы же "хиггинсов" ревели так, что их было слышно
за семь километров. Уже одно это являлось настолько существенным
недостатком, что мы вынуждены были обратиться за помощью в один из
ленинградских институтов. Оттуда приехала группа инженеров, и в их числе
Ольга Петрова. Женщина-инженер не была диковинкой и в те годы. Но вот
женщина -- военный инженер, да еще специалист по авиационным моторам,
встречалась не часто. Присматривались к ней с любопытством. Кое-кто не верил
в ее силы. Но скептики были жестоко посрамлены. Наши гости за короткий срок
сумели создать простую, но в то же время очень надежную конструкцию
глушителей, делавших работу моторов "хиггинсов" почти бесшумной. И
наибольший творческий вклад в разработку этой конструкции внесла как раз
Ольга Петрова. Она же помогла быстро наладить изготовление этих глушителей
на местном заводе. Ольга Петровна была награждена орденом. Наши катерники не
раз вспоминали ее добрым словом.
Надо сказать, что, несмотря на тяжелые военные условия, мы все же
старались не терять связи с учеными. К нам часто приезжали преподаватели
академий и военно-морских училищ. Бывали у нас, в частности, такие крупные
военные ученые, как профессор контр-адмирал
18
Павлович, один из наиболее авторитетных специалистов по торпедным
катерам капитан 1 ранга Нествед и другие. Польза тут была обоюдная.
Катерники охотно делились с учеными всем новым из своего боевого опыта, и те
использовали это в своей преподавательской и научной деятельности. Гости,
знакомясь с нашей повседневной жизнью, в свою очередь давали полезные
рекомендации, помогавшие нам лучше воевать.
Очень полезной была наша встреча с преподавателем Высших офицерских
классов ВМФ капитаном 2 ранга М. Д. Дмитревским -- автором одного из методов
торпедной стрельбы.
Михаил Дмитриевич провел с командирами катеров несколько семинаров,
выходил с ними в море, практически демонстрируя свой метод.
Часто бывали у нас и представители различных управлений Главного
морского штаба. Они помогали нам успешнее перенимать все лучшее из практики
боевого использования торпедных катеров на других флотах. С особым интересом
мы слушали вице-адмирала Н. М. Харламова, рассказавшего нам о боевых
действиях торпедных катеров союзников в известной Нормандской операции, в
которой он участвовал как начальник советской военной миссии в Англии.
Пристально следили мы за действиями вражеских катерников. Каждую их
операцию мы изучали, чтобы знать приемы противника, его сильные и слабые
стороны.
Упорно учились командиры катеров. Мы заботились о том, чтобы как можно
скорее привить им необходимые качества -- боевую инициативу и особую
"катерную" быстроту мышления. Не случайно на флоте бытует афоризм, что
"командир должен мыслить со скоростью своего корабля". Время торпедной атаки
измеряется минутами, а то и секундами. Командир катера обязан быстро
принимать правильные решения. Малейший просчет может привести к неудаче в
бою, а то и к гибели. И мы неустанно тренировали офицеров как на берегу, так
и в море.
Противник сумел, по-видимому, как-то "пронюхать" о формировании нашей
бригады. Над нами все чаще ста-
2*
19
ли показываться самолеты-разведчики. Но мы не придавали этому особого
значения. И как знать, чем бы все кончилось, не получи мы вовремя доброго
предупреждения.
В конце апреля 1944 года к нам в базу прибыл Народный комиссар ВМФ
адмирал Н. Г. Кузнецов.
Н. Г. Кузнецова -- несколько уже грузноватого к тому времени, но
по-прежнему очень деятельного и энергичного-- сопровождали адмирал А. Г.
Головко, член Военного совета вице-адмирал А. А. Николаев, новый начальник
штаба Северного флота контр-адмирал В. И. Платонов и представитель
оперативного управления Главного морского штаба, тогда еще капитан 1 ранга,
В. Ф. Зозуля. Я представился. Николай Герасимович узнал меня.
-- А, тихоокеанец! Ну как, акклиматизировался? По
чувствовал себя уже помором?..
С Н. Г. Кузнецовым мне довелось впервые встретиться еще в стенах
Военно-морского училища имени Фрунзе. Для нас, юнцов, только-только надевших
бескозырку и синий матросский воротничок, курсанты-выпускники, как Николай
Герасимович, были предметом тайного обожания и мальчишеской зависти. Вторая
встреча с Кузнецовым была на Тихом океане: после возвращения из Испании, где
он был советником, его назначили командующим флотом. В Заполярье мы
встретились в третий раз.
Ознакомившись со всем, что нами было сделано по формированию бригады, а
также с планами на ближайшее будущее, нарком в общем остался доволен. Но,
увидев около двадцати торпедных катеров, стоявших борт к борту у причала,
Николай Герасимович посуровел:
-- Совсем не думаешь о противнике, сгрудил катера
у одного причала. Лучшей цели для бомбежки врагу
и не приснится. Рассредоточь...
Перешли в нашу новую базу. Тут картина была и того хуже. Нарком
повторил примерно то же, что и раньше, однако значительно медленнее и с
заметным ударением на букву "о". Это было давно известным признаком того,
что Николай Герасимович сердится не на шутку.
20
Хотелось сослаться на строителей, которые медлят с возведением пирсов.
Но понял, что это плохая отго- ворка.
Проводив наркома, мы сделали все возможное, чтобы рассредоточить катера
и повысить готовность зенитных средств.
И вовремя. Через несколько дней группа "фокке-вульфов" неожиданно
перевалила через гору. Спасибо нашим зенитчикам: они были наготове.
"Фокке-вульфы" наткнулись на плотный огонь пушек и пулеметов. Наспех сбросив
бомбы, они поспешили убраться восвояси.
Базировавшиеся вместе с нами моряки охраны водного района (ОВР),
решившие, видно, что указание наркома относится только к нашей бригаде,
поплатились за это. У них были потоплены один большой и два малых охотника.
У нас потерь не было. Правда, на двух катерах близкими разрывами
сорвало со стеллажей стокилограммовые глубинные бомбы. Падая, они пробили
верхнюю палубу. Но катера за несколько часов были снова введены в строй.
Выслушав мой доклад об исходе боя с немецкими самолетами, Арсений
Григорьевич сказал, что он только что говорил с Москвой и нарком спросил,
какие потери у Кузьмина.
Да, подзатяни мы немного с рассредоточением катеров, плохо пришлось бы
нам!
Хотя бригада еще не закончила формирования, мы начали выходить на
боевые дела. Уже в конце марта группа торпедных катеров под командованием
капитана 3 ранга Коршуновича совершила смелый рейд в Мак-каурсан-фиорд и
потопила стоявшие там на рейде транспорт и танкер противника. Это была
первая победа вновь созданной бригады. В апреле мы провели еще несколько
групповых атак малых конвоев в Петсамовуоно и близ Варде, уничтожив в общей
сложности три сторожевых корабля, две самоходные баржи и повредив транспорт
и сторожевой катер противника.
В мае 1944 года формирование бригады было закончено и мы перешли в свою
новую базу. Губа, где стояли
21
теперь паши катера, была очень удобная. Она имела узкий, малоприметный
выход в Баренцево море. Узкие глубоководные внутренние бухты, трудно
просматривавшиеся с воздуха из-за окружавших их высоких обрывистых скал,
надежно прикрывались артиллерийскими батареями. Несмотря на трудности
военного времени, здесь сравнительно за короткий срок были построены
плавучие причалы, эллинг для подъема катеров на время ремонта корпуса,
столовая, лазарет, пекарня, ремонтные мастерские и более тридцати добротных
землянок, в которых разместились моряки.
Всем хороша база, но от противника далеко. Вот если бы на берегу
Варангерфиорда нам обосноваться...
Готовясь к нападению на Советский Союз, гитлеровская Германия
сосредоточила в Норвегии и Финляндии сухопутные, морские и воздушные силы,
значительно превосходящие наши. И не только численно. Основную часть
вражеской пехоты, к примеру, составляли горно-егерские дивизии,
укомплектованные по преимуществу тирольцами. Привыкшие к горным условиям,
они к тому же успели накопить немалый опыт военных действий в горах во время
боев в Греции и Северной Норвегии. Отдавая приказ о наступлении, командующий
лапландской группировкой немецко-фашистских войск генерал-полковник Дитл
наметил точные сроки захвата Полярного, Мурманска и всего советского
Заполярья.
Но наша 14-я армия, подкрепленная быстро сформированными бригадами
морской пехоты, перечеркнула все расчеты Дитла. Мужеством и беспредельной
отвагой наших бойцов и командиров егери были остановлены на полпути к
Мурманску.
На приморском участке фронта противник рвался во что бы то ни стало
овладеть полуостровами Средний и Рыбачий, дабы обеспечить свой контроль над
Кольским заливом. Однако и тут гитлеровцев ждала неудача. Они были
остановлены на перешейке, соединяющем полуостров Средний с материком. Линией
фронта стал горный хребет Муста-Тунтури.
Уже при первой встрече адмирал Головко приказал
22
мне в самое ближайшее время побывать на полуострове Рыбачьем в Северном
оборонительном районе и посмотреть Пумманский залив.
-- Место очень выгодное для передовой маневренной базы. Но до сих пор у
нас катеров было мало. Другое дело сейчас, когда формируется бригада. Теперь
вы в Пумманках будете, словно кость в горле гитлеровцев. Наведайся-ка туда.
Даже неискушенный в военных делах человек, взглянув на карту, мог без
особого труда понять, почему командующий флотом так настаивал на создании
маневренной базы торпедных катеров в Пумманском заливе. Разделяя полуострова
Рыбачий и Средний, залив этот выходит в Варангер-фиорд -- район оживленных
коммуникаций противника. Не имея на севере Финляндии и Норвегии не только
железных, но и сколько-нибудь приличных шоссейных дорог, гитлеровцы
вынуждены были морем доставлять подкрепления и снаряжение для своей северной
группы войск. Морским же путем они вывозили из Финляндии (район Колосиоки)
никелевую, а из Киркенеса -- железную руду, в которых Германия очень
нуждалась. Если для перехода торпедных катеров в этот район из нашей
основной базы нужно было затрачивать около трех часов, то из Пумманок до
Петсамо было всего тридцать минут хода, до порта Варде -- чуть больше часа,
до Бек-фиорда, в глубине которого находится порт Киркенес, -- около двух
часов и до порта Вадсе -- столько же. Это означало, что при обнаружении
вражеского конвоя в водах Варангер-фиорда наши торпедные катера,
базировавшиеся на Пумманки, имели полную возможность быстро атаковать его. А
если конвой шел в Петсамо с запада, то даже не один раз.
Североморские катерники уже давно доказали все преимущества базирования
в Пумманском заливе. Но раньше лишь в пору полярной ночи заходили сюда
два-три торпедных катера. Теперь, сформировав бригаду, мы могли держать в
Пумманках до 20 и более катеров. В этих условиях наша маневренная база тут
действительно становилась "костью в горле" у гитлеровцев.
23
В конце марта мы с В. А. Чекуровым отправились на Рыбачий. В светлое
время суток полуостров казался пустынным. Только доносящийся порой со
стороны Муста-Тунтури приглушенный грохот артиллерийских и минометных залпов
напоминал, что и тут идет война. Однако с наступлением темноты все резко
менялось. На малоприметных дорогах появлялись машины и подводы, доставлявшие
все необходимое для большого гарнизона, державшего оборону на Муста-Тунтури.
Шли подразделения морских пехотинцев на смену товарищам, находившимся на
переднем крае. Неутомимые санитары доставляли в тыловые госпитали раненых. И
все это до первого луча солнца. Потом вновь наступали безлюдие и тишина --
все укрывалось под снегом в землянках.
В одной из таких землянок, напоминавших внутри хороший дом из
нескольких комнат, мы и встретились с командованием Северного
оборонительного района. Командующего СОР генерал-майора Е. Т. Дубовцева --
человека спокойного, мягкого и предупредительного -- я знал еще по Дальнему
Востоку. Он служил там комендантом сектора береговой обороны. На Северный
флот Ефим Тимофеевич прибыл незадолго до меня, сменив на посту командующего
СОР героя обороны Ханко и Рыбачьего генерал-лейтенанта С. И. Кабанова.
В беседе участвовал начальник штаба СОР капитан 1 ранга Д. А. Туз --
высокий, седеющий офицер, в каждом слове и движении которого чувствовалась
та особая щеголеватость, которая приобретается человеком за долгие годы
службы в штабах.
Начались воспоминания о милом сердцу Дальнем Востоке. Потом речь пошла
о том, ради чего, собственно, мы с Валентином Андреевичем сюда и приехали --
о маневренной базе наших катеров в Пумманках. Командование оборонительного
района обещало обеспечивать нас информацией об обстановке и охранять стоянку
катеров от вражеской авиации.
Побывали мы и в самих Пумманках. Там оказался небольшой пирс,
прилепившийся к северному берегу полуострова Средний -- более высокому по
рельефу местности, нежели Рыбачий. Если такая стоянка и могла как-то
устроить два-три катера, время от времени заходивших сюда прежде, то,
разумеется, никак не годилась для базирования больших групп торпедных кате-
24
ров. Мы договорились с Е. Т. Дубовцевым, что его саперы построят здесь
новые пирсы, а также землянки для наших людей, склады и другие необходимые
помещения. Все это должно было быть готовым к началу полярного дня, то есть
к концу мая.
Однако первые наши торпедные катера пришли в Пумманки уже в апреле.
"Полем боя" для нас стал Варангер-фиорд.
В первое время после организации бригады среди офицеров часто можно
было слышать слова: "засада", "блокадный дозор".
Засада -- привычный для североморских катерников
тактический прием. В темное время суток катера выхо
дили в залив Мааттивуоно (губа Малая Волоковая),
занимали позицию на подходах к захваченному гитле
ровцами порту Лиинахамари, ложились в дрейф и, за
таившись, ждали. Когда показывался вражеский тран
спорт или конвой, устремлялись в атаку. От командиров
катеров тут требовалось умение предельно быстро оце
нивать обстановку. Ведь корабли противника обнаружи
вались, как правило, на расстоянии не более сорока ка
бельтовых (кабельтов -- 0,1 морской мили -- 185 мет
ров). Чтобы не упустить цель, нужно было тотчас заво
дить моторы и как можно быстрее приближаться к про
тивнику. '
Гитлеровцы, разумеется, далеко не каждую ночь вводили и выводили свои
корабли из Лиинахамари. Зачастую наши катера простаивали в Мааттивуоно
попусту. И все же этот тактический прием был для катерников Северного флота
основным с начала Великой Отечественной войны и вплоть до организации
бригады. Более 90 процентов всех атак проводилось ночью из засад.
Диктовалось это, с одной стороны, нехваткой торпедных катеров (на 1 января
1942 года в составе Северного флота было всего 5 катеров, на 1 января 1943
года --8, на 1 января 1944 года--11), а с другой-- скудностью разведданных о
передвижении конвоев противника. В первые годы войны наша воздушная разведка
была слаба. Ожидая в своей базе сообщений о появлении вражеских судов в
заливе Маатги-
26
вуоно от береговых постов, торпедные катера не успевали подойти сюда
вовремя: противник либо уже вводил корабли в Лиинахамари, либо они покидали
залив и выходили в Варангер-фиорд. Тактика засад была, таким образом, в
значительной мере вынужденной. Однако к чести североморских катерников нужно
сказать, что, умело используя и постоянно совершенствуя этот тактический
прием, они даже малыми силами наносили врагу чувствительные удары.
Но это вовсе не означало, что мы не видели недостатков тактики засад.
Наиболее существенным из них была ограниченность боевой деятельности
торпедных катеров блокадой только ближайших баз противника, в частности
порта Лиинахамари. К сравнительно дальним базам гитлеровцев в
Варангер-фиорде торпедные катера до 1944 года наведывались редко. Поэтому с
организацией бригады мы все настойчивее переходили к новому тактическому
приему, названному "блокадным дозором". Смысл его состоял в том, что
торпедные катера (теперь уже не в одиночку или звеньями, а группами в шесть
и более единиц) выходили в засады к Бек-фиорду, в глубине которого
расположен Киркенес, а также к портам Вадсе и Варде. И чем больше
становилось у нас торпедных катеров, тем такие походы с целью блокады
дальних портов противника проводились все чаще.
А число катеров в боевом строю бригады росло довольно быстро. В первое
время оно вообще лимитировалось по существу только временем, необходимым для
комплектования и обучения экипажей.
Подготовка экипажа -- дело хлопотное. Прежде чем катер будет допущен к
участию в боевых действиях, каждый матрос и старшина должен хорошо изучить
оружие и боевую технику своего заведования, а весь экипаж -- выполнить целый
ряд дневных и ночных торпедных атак, учебных стрельб по самолетам и т. д. На
все это требуется время. И немалое. Раньше, как правило, уходила на это
целая летняя кампания.
В условиях войны учеба осложнилась. Нам не так-то просто было найти
даже место для отработки курса подготовительных торпедных и артиллерийских
стрельб. Самым подходящим для этой цели был Кильдинский плес, находившийся
под защитой береговых батарей. Однако и тут зенитные стрельбы зачастую
приходилось
27
проводить не по мишеням, а по настоящим "мессер-шмиттам" и
"фокке-вульфам".
Несмотря на трудности, мы все же готовили экипажи новых катеров не за
летнюю кампанию, а максимум за месяц-полтора. Сказывался энтузиазм моряков,
а также некоторые организационные мероприятия, неукоснительно проводимые
штабом бригады. Мы, например, подсаживали на уходящие в блокадный дозор
катера второй комплект, если можно так сказать, основных специалистов:
мотористов, комендоров, торпедистов. Тут был, конечно, определенный риск: в
случае гибели такого катера мы теряли фактически два экипажа. Но это был
риск оправданный. Плавание в качестве дублеров, участие в атаках вражеских
кораблей было для молодежи отличной школой.
Для быстрейшей подготовки офицеров мы, вопреки официальным штатам,
ввели должности помощников командиров катеров. Назначались на эти должности,
в частности, те из офицеров, кто пришел на бригаду из армии. Выходя в море,
они непосредственно в бою учились у более опытных командиров. Каждый такой
поход стоил доброго десятка обычных теоретических занятий на берегу: И не
удивительно, что, получив свой катер, вчерашние помощники командиров, вместе
со старшинами и матросами, уже поплававшими какое-то время дублерами, быстро
вводили новый корабль в боевой строй.
В тактику блокадных дозоров мы также внесли некоторые изменения.
Учитывая, что полученные нами торпедные катера имели сравнительно
большую дальность плавания, мы стали обязывать командиров, уходящих в дозор,
не надеяться на случайную встречу с противником, не лежать в дрейфе, как это
бывало прежде, но активно искать вражеские корабли, находясь все время в
движении в назначенном участке вражеских коммуникаций, иначе говоря,
действовать примерно так же, как экипажи торпедоносцев и
истребителей-бомбардировщиков, вылетающие на "свободную охоту". Не ломая
голову над выбором названия этого нового тактического приема боевого
использования торпедных катеров, позволившего еще больше расширить зону
блокады вражеского побережья, мы воспользовались термином наших боевых
друзей -- летчиков.
28
Первое время катера выходили на "свободную охо- ту" только ночами. Но с
наступлением весны ночи становились короче, пришлось прихватывать и светлое
время суток. Была тому и еще одна причина.
Командующий поставил перед нашей бригадой не совсем обычную задачу:
добыть "морского языка". Штабу флота нужны были подробные сведения об
обстановке в Киркенесе, Варде и других вражеских портах, а также о режиме
плавания в их прибрежных водах. А добыть такие сведения можно, только пленив
команду вражеского судна или подобрав из воды кого-то из членов экипажа
торпедированного корабля. С командирами катеров мы провели упражнение на
тему: "Действия экипажа торпедного катера при захвате мотобота или
сторожевого катера противника в его водах". Из разведчиков 181-го отдельного
разведотряда отобрали, абордажные команды. Проводили с ними специальные
тренировки и подсаживали на выходящие в море катера.
Для выполнения задачи, поставленной комфлотом, сформировали три сводных
отряда. Командирами их назначили капитан-лейтенантов Василия Лозовского,
Ивана Решетько и Василия Федорова.
Среди многих интересных мыслей о военно-морском флоте и его людях,
высказанных адмиралом С. О. Макаровым в его книге "Рассуждения по вопросам
морской тактики", есть и такая: "Миноноска имеет ту физиономию, которую
имеет ее командир, и когда надо дать поручение, то прежде всего выбирается
подходящий командир, а не подходящий миноносец". При выборе и назначении
командиров сводных отрядов катеров, перед которыми ставилась задача по
захвату "морского языка", мы руководствовались как раз этим правилом.
Василий Михайлович Лозовский -- высокий, крупный, никогда не унывающий
весельчак -- начал войну командиром катера-охотника. В суровую пору 1941
--1942 гг. имя Лозовского стало широко известным на Северном флоте. Экипаж
охотника под его командованием потопил вражескую подводную лодку, высаживал
разведчиков за линией фронта и, нередко под огнем противника, принимал их на
борт своего катера.
Незадолго до сформирования бригады Василий Михайлович перешел с
охотников на дивизион торпедных
29
катеров. Большие скорости, лихие атаки, постоянная необходимость
принимать смелые решения -- все это как нельзя лучше соответствовало его
широкой русской натуре.
С И. Я. Решетько -- стройным светловолосым украинцем, страстным
спортсменом (он не один год был у нас капитаном футбольной команды), я
познакомился еще в 1932 году, когда после окончания училища служил
командиром торпедного катера на Черном море. Решетько был тогда рядовым
мотористом. Потом пошел учиться и стал офицером. Спустя несколько лет- мы
вновь встретились и служили на Дальнем Востоке. Оттуда вместе приехали на
Северный флот. Здесь он в первых же боях вновь зарекомендовал себя с самой
лучшей стороны.
О Федорове я расскажу позже.
Получив одно и то же задание -- добыть "морского языка", -- моряки трех
отрядов начали негласное соревнование. Сменяя друг друга, катера чуть ли не
каждый день выходили в море, тщательно обшаривая Варангер-фиорд от Петсамо
до Варде.
Некоторые из выходов на "свободную охоту" заканчивались дерзкими
атаками.
В ночь на 7 апреля торпедные катера старших лейтенантов А. Кисова и Н.
Дербеденева под командованием заместителя начальника штаба бригады
капитан-лейтенанта Г. Рубашенко обнаружили и атаковали конвой в составе
четырех транспортов и более десятка кораблей охранения.
Рубашенко оказался в положении командира звена в этом бою, можно
считать, случайно. На катере А. Кисова он переходил из нашей основной базы в
Пумманки. В пути было получено извещение штаба оборонительного района о
появлении вражеского конвоя. Разве можно упустить такой случай? Как старший
по званию и должности, капитан-лейтенант взял на себя общее командование и
повел катера на поиск целей.
Команды кораблей конвоя, прикрываясь дымзавесами, чувствовали себя в
безопасности. Воспользовавшись беспечностью гитлеровцев, капитан-лейтенант
Рубашенко сумел скрытно сблизиться с целями. Лишь в самый
30
последний момент враг обнаружил наши катера. Пытаясь спасти транспорты,
сторожевые катера противника устремились в контратаку. Но было уже поздно.
Первым с короткой дистанции выпустил две торпеды по головному транспорту
старший лейтенант Кисов. Спустя минуту торпедировал свою цель старший
лейтенант Дербеденев. Атакованный им транспорт водоизмещением до шести тысяч
тонн разломился надвое и затонул на глазах наших моряков. Умело маневрируя,
Кисов и Дербеденев сумели довольно легко оторваться от преследования.
Наш успех в этом бою мог бы быть еще большим. К западу и северо-западу
от места боя находились еще два звена наших катеров. С помощью радиофона
сдав-
шего очередного экзамена, он попросту не допускал на корабль.
Случалось, что на Рихтера обижались. Называли за глаза бюрократом. Однако в
конце концов все поняли, что именно эта непримиримость флагманского
инженер-механика помогла нам потом не допустить ни одного случая отказа
материальной части в море.
Замечу кстати, что после войны А. М. Рихтер был удостоен
Государственной премии за участие в разработке оригинального малогабаритного
дизеля.
Наши отечественные торпедные катера, в частности "Д-3", нравились нам
больше иностранных. После установки моторов новой марки они развивали такую
же скорость, как "хиггинсы", а были чуть ли не вдвое меньше их по тоннажу, и
потому намного превосходили в маневренности. Низкий силуэт, малая осадка и
надежная система глушителей делали наши "Д-3" незаменимыми для действий у
побережья противника. Моторы же "хиггинсов" ревели так, что их было слышно
за семь километров. Уже одно это являлось настолько существенным
недостатком, что мы вынуждены были обратиться за помощью в один из
ленинградских институтов. Оттуда приехала группа инженеров, и в их числе
Ольга Петрова. Женщина-инженер не была диковинкой и в те годы. Но вот
женщина -- военный инженер, да еще специалист по авиационным моторам,
встречалась не часто. Присматривались к ней с любопытством. Кое-кто не верил
в ее силы. Но скептики были жестоко посрамлены. Наши гости за короткий срок
сумели создать простую, но в то же время очень надежную конструкцию
глушителей, делавших работу моторов "хиггинсов" почти бесшумной. И
наибольший творческий вклад в разработку этой конструкции внесла как раз
Ольга Петрова. Она же помогла быстро наладить изготовление этих глушителей
на местном заводе. Ольга Петровна была награждена орденом. Наши катерники не
раз вспоминали ее добрым словом.
Надо сказать, что, несмотря на тяжелые военные условия, мы все же
старались не терять связи с учеными. К нам часто приезжали преподаватели
академий и военно-морских училищ. Бывали у нас, в частности, такие крупные
военные ученые, как профессор контр-адмирал
18
Павлович, один из наиболее авторитетных специалистов по торпедным
катерам капитан 1 ранга Нествед и другие. Польза тут была обоюдная.
Катерники охотно делились с учеными всем новым из своего боевого опыта, и те
использовали это в своей преподавательской и научной деятельности. Гости,
знакомясь с нашей повседневной жизнью, в свою очередь давали полезные
рекомендации, помогавшие нам лучше воевать.
Очень полезной была наша встреча с преподавателем Высших офицерских
классов ВМФ капитаном 2 ранга М. Д. Дмитревским -- автором одного из методов
торпедной стрельбы.
Михаил Дмитриевич провел с командирами катеров несколько семинаров,
выходил с ними в море, практически демонстрируя свой метод.
Часто бывали у нас и представители различных управлений Главного
морского штаба. Они помогали нам успешнее перенимать все лучшее из практики
боевого использования торпедных катеров на других флотах. С особым интересом
мы слушали вице-адмирала Н. М. Харламова, рассказавшего нам о боевых
действиях торпедных катеров союзников в известной Нормандской операции, в
которой он участвовал как начальник советской военной миссии в Англии.
Пристально следили мы за действиями вражеских катерников. Каждую их
операцию мы изучали, чтобы знать приемы противника, его сильные и слабые
стороны.
Упорно учились командиры катеров. Мы заботились о том, чтобы как можно
скорее привить им необходимые качества -- боевую инициативу и особую
"катерную" быстроту мышления. Не случайно на флоте бытует афоризм, что
"командир должен мыслить со скоростью своего корабля". Время торпедной атаки
измеряется минутами, а то и секундами. Командир катера обязан быстро
принимать правильные решения. Малейший просчет может привести к неудаче в
бою, а то и к гибели. И мы неустанно тренировали офицеров как на берегу, так
и в море.
Противник сумел, по-видимому, как-то "пронюхать" о формировании нашей
бригады. Над нами все чаще ста-
2*
19
ли показываться самолеты-разведчики. Но мы не придавали этому особого
значения. И как знать, чем бы все кончилось, не получи мы вовремя доброго
предупреждения.
В конце апреля 1944 года к нам в базу прибыл Народный комиссар ВМФ
адмирал Н. Г. Кузнецов.
Н. Г. Кузнецова -- несколько уже грузноватого к тому времени, но
по-прежнему очень деятельного и энергичного-- сопровождали адмирал А. Г.
Головко, член Военного совета вице-адмирал А. А. Николаев, новый начальник
штаба Северного флота контр-адмирал В. И. Платонов и представитель
оперативного управления Главного морского штаба, тогда еще капитан 1 ранга,
В. Ф. Зозуля. Я представился. Николай Герасимович узнал меня.
-- А, тихоокеанец! Ну как, акклиматизировался? По
чувствовал себя уже помором?..
С Н. Г. Кузнецовым мне довелось впервые встретиться еще в стенах
Военно-морского училища имени Фрунзе. Для нас, юнцов, только-только надевших
бескозырку и синий матросский воротничок, курсанты-выпускники, как Николай
Герасимович, были предметом тайного обожания и мальчишеской зависти. Вторая
встреча с Кузнецовым была на Тихом океане: после возвращения из Испании, где
он был советником, его назначили командующим флотом. В Заполярье мы
встретились в третий раз.
Ознакомившись со всем, что нами было сделано по формированию бригады, а
также с планами на ближайшее будущее, нарком в общем остался доволен. Но,
увидев около двадцати торпедных катеров, стоявших борт к борту у причала,
Николай Герасимович посуровел:
-- Совсем не думаешь о противнике, сгрудил катера
у одного причала. Лучшей цели для бомбежки врагу
и не приснится. Рассредоточь...
Перешли в нашу новую базу. Тут картина была и того хуже. Нарком
повторил примерно то же, что и раньше, однако значительно медленнее и с
заметным ударением на букву "о". Это было давно известным признаком того,
что Николай Герасимович сердится не на шутку.
20
Хотелось сослаться на строителей, которые медлят с возведением пирсов.
Но понял, что это плохая отго- ворка.
Проводив наркома, мы сделали все возможное, чтобы рассредоточить катера
и повысить готовность зенитных средств.
И вовремя. Через несколько дней группа "фокке-вульфов" неожиданно
перевалила через гору. Спасибо нашим зенитчикам: они были наготове.
"Фокке-вульфы" наткнулись на плотный огонь пушек и пулеметов. Наспех сбросив
бомбы, они поспешили убраться восвояси.
Базировавшиеся вместе с нами моряки охраны водного района (ОВР),
решившие, видно, что указание наркома относится только к нашей бригаде,
поплатились за это. У них были потоплены один большой и два малых охотника.
У нас потерь не было. Правда, на двух катерах близкими разрывами
сорвало со стеллажей стокилограммовые глубинные бомбы. Падая, они пробили
верхнюю палубу. Но катера за несколько часов были снова введены в строй.
Выслушав мой доклад об исходе боя с немецкими самолетами, Арсений
Григорьевич сказал, что он только что говорил с Москвой и нарком спросил,
какие потери у Кузьмина.
Да, подзатяни мы немного с рассредоточением катеров, плохо пришлось бы
нам!
Хотя бригада еще не закончила формирования, мы начали выходить на
боевые дела. Уже в конце марта группа торпедных катеров под командованием
капитана 3 ранга Коршуновича совершила смелый рейд в Мак-каурсан-фиорд и
потопила стоявшие там на рейде транспорт и танкер противника. Это была
первая победа вновь созданной бригады. В апреле мы провели еще несколько
групповых атак малых конвоев в Петсамовуоно и близ Варде, уничтожив в общей
сложности три сторожевых корабля, две самоходные баржи и повредив транспорт
и сторожевой катер противника.
В мае 1944 года формирование бригады было закончено и мы перешли в свою
новую базу. Губа, где стояли
21
теперь паши катера, была очень удобная. Она имела узкий, малоприметный
выход в Баренцево море. Узкие глубоководные внутренние бухты, трудно
просматривавшиеся с воздуха из-за окружавших их высоких обрывистых скал,
надежно прикрывались артиллерийскими батареями. Несмотря на трудности
военного времени, здесь сравнительно за короткий срок были построены
плавучие причалы, эллинг для подъема катеров на время ремонта корпуса,
столовая, лазарет, пекарня, ремонтные мастерские и более тридцати добротных
землянок, в которых разместились моряки.
Всем хороша база, но от противника далеко. Вот если бы на берегу
Варангерфиорда нам обосноваться...
Готовясь к нападению на Советский Союз, гитлеровская Германия
сосредоточила в Норвегии и Финляндии сухопутные, морские и воздушные силы,
значительно превосходящие наши. И не только численно. Основную часть
вражеской пехоты, к примеру, составляли горно-егерские дивизии,
укомплектованные по преимуществу тирольцами. Привыкшие к горным условиям,
они к тому же успели накопить немалый опыт военных действий в горах во время
боев в Греции и Северной Норвегии. Отдавая приказ о наступлении, командующий
лапландской группировкой немецко-фашистских войск генерал-полковник Дитл
наметил точные сроки захвата Полярного, Мурманска и всего советского
Заполярья.
Но наша 14-я армия, подкрепленная быстро сформированными бригадами
морской пехоты, перечеркнула все расчеты Дитла. Мужеством и беспредельной
отвагой наших бойцов и командиров егери были остановлены на полпути к
Мурманску.
На приморском участке фронта противник рвался во что бы то ни стало
овладеть полуостровами Средний и Рыбачий, дабы обеспечить свой контроль над
Кольским заливом. Однако и тут гитлеровцев ждала неудача. Они были
остановлены на перешейке, соединяющем полуостров Средний с материком. Линией
фронта стал горный хребет Муста-Тунтури.
Уже при первой встрече адмирал Головко приказал
22
мне в самое ближайшее время побывать на полуострове Рыбачьем в Северном
оборонительном районе и посмотреть Пумманский залив.
-- Место очень выгодное для передовой маневренной базы. Но до сих пор у
нас катеров было мало. Другое дело сейчас, когда формируется бригада. Теперь
вы в Пумманках будете, словно кость в горле гитлеровцев. Наведайся-ка туда.
Даже неискушенный в военных делах человек, взглянув на карту, мог без
особого труда понять, почему командующий флотом так настаивал на создании
маневренной базы торпедных катеров в Пумманском заливе. Разделяя полуострова
Рыбачий и Средний, залив этот выходит в Варангер-фиорд -- район оживленных
коммуникаций противника. Не имея на севере Финляндии и Норвегии не только
железных, но и сколько-нибудь приличных шоссейных дорог, гитлеровцы
вынуждены были морем доставлять подкрепления и снаряжение для своей северной
группы войск. Морским же путем они вывозили из Финляндии (район Колосиоки)
никелевую, а из Киркенеса -- железную руду, в которых Германия очень
нуждалась. Если для перехода торпедных катеров в этот район из нашей
основной базы нужно было затрачивать около трех часов, то из Пумманок до
Петсамо было всего тридцать минут хода, до порта Варде -- чуть больше часа,
до Бек-фиорда, в глубине которого находится порт Киркенес, -- около двух
часов и до порта Вадсе -- столько же. Это означало, что при обнаружении
вражеского конвоя в водах Варангер-фиорда наши торпедные катера,
базировавшиеся на Пумманки, имели полную возможность быстро атаковать его. А
если конвой шел в Петсамо с запада, то даже не один раз.
Североморские катерники уже давно доказали все преимущества базирования
в Пумманском заливе. Но раньше лишь в пору полярной ночи заходили сюда
два-три торпедных катера. Теперь, сформировав бригаду, мы могли держать в
Пумманках до 20 и более катеров. В этих условиях наша маневренная база тут
действительно становилась "костью в горле" у гитлеровцев.
23
В конце марта мы с В. А. Чекуровым отправились на Рыбачий. В светлое
время суток полуостров казался пустынным. Только доносящийся порой со
стороны Муста-Тунтури приглушенный грохот артиллерийских и минометных залпов
напоминал, что и тут идет война. Однако с наступлением темноты все резко
менялось. На малоприметных дорогах появлялись машины и подводы, доставлявшие
все необходимое для большого гарнизона, державшего оборону на Муста-Тунтури.
Шли подразделения морских пехотинцев на смену товарищам, находившимся на
переднем крае. Неутомимые санитары доставляли в тыловые госпитали раненых. И
все это до первого луча солнца. Потом вновь наступали безлюдие и тишина --
все укрывалось под снегом в землянках.
В одной из таких землянок, напоминавших внутри хороший дом из
нескольких комнат, мы и встретились с командованием Северного
оборонительного района. Командующего СОР генерал-майора Е. Т. Дубовцева --
человека спокойного, мягкого и предупредительного -- я знал еще по Дальнему
Востоку. Он служил там комендантом сектора береговой обороны. На Северный
флот Ефим Тимофеевич прибыл незадолго до меня, сменив на посту командующего
СОР героя обороны Ханко и Рыбачьего генерал-лейтенанта С. И. Кабанова.
В беседе участвовал начальник штаба СОР капитан 1 ранга Д. А. Туз --
высокий, седеющий офицер, в каждом слове и движении которого чувствовалась
та особая щеголеватость, которая приобретается человеком за долгие годы
службы в штабах.
Начались воспоминания о милом сердцу Дальнем Востоке. Потом речь пошла
о том, ради чего, собственно, мы с Валентином Андреевичем сюда и приехали --
о маневренной базе наших катеров в Пумманках. Командование оборонительного
района обещало обеспечивать нас информацией об обстановке и охранять стоянку
катеров от вражеской авиации.
Побывали мы и в самих Пумманках. Там оказался небольшой пирс,
прилепившийся к северному берегу полуострова Средний -- более высокому по
рельефу местности, нежели Рыбачий. Если такая стоянка и могла как-то
устроить два-три катера, время от времени заходивших сюда прежде, то,
разумеется, никак не годилась для базирования больших групп торпедных кате-
24
ров. Мы договорились с Е. Т. Дубовцевым, что его саперы построят здесь
новые пирсы, а также землянки для наших людей, склады и другие необходимые
помещения. Все это должно было быть готовым к началу полярного дня, то есть
к концу мая.
Однако первые наши торпедные катера пришли в Пумманки уже в апреле.
"Полем боя" для нас стал Варангер-фиорд.
В первое время после организации бригады среди офицеров часто можно
было слышать слова: "засада", "блокадный дозор".
Засада -- привычный для североморских катерников
тактический прием. В темное время суток катера выхо
дили в залив Мааттивуоно (губа Малая Волоковая),
занимали позицию на подходах к захваченному гитле
ровцами порту Лиинахамари, ложились в дрейф и, за
таившись, ждали. Когда показывался вражеский тран
спорт или конвой, устремлялись в атаку. От командиров
катеров тут требовалось умение предельно быстро оце
нивать обстановку. Ведь корабли противника обнаружи
вались, как правило, на расстоянии не более сорока ка
бельтовых (кабельтов -- 0,1 морской мили -- 185 мет
ров). Чтобы не упустить цель, нужно было тотчас заво
дить моторы и как можно быстрее приближаться к про
тивнику. '
Гитлеровцы, разумеется, далеко не каждую ночь вводили и выводили свои
корабли из Лиинахамари. Зачастую наши катера простаивали в Мааттивуоно
попусту. И все же этот тактический прием был для катерников Северного флота
основным с начала Великой Отечественной войны и вплоть до организации
бригады. Более 90 процентов всех атак проводилось ночью из засад.
Диктовалось это, с одной стороны, нехваткой торпедных катеров (на 1 января
1942 года в составе Северного флота было всего 5 катеров, на 1 января 1943
года --8, на 1 января 1944 года--11), а с другой-- скудностью разведданных о
передвижении конвоев противника. В первые годы войны наша воздушная разведка
была слаба. Ожидая в своей базе сообщений о появлении вражеских судов в
заливе Маатги-
26
вуоно от береговых постов, торпедные катера не успевали подойти сюда
вовремя: противник либо уже вводил корабли в Лиинахамари, либо они покидали
залив и выходили в Варангер-фиорд. Тактика засад была, таким образом, в
значительной мере вынужденной. Однако к чести североморских катерников нужно
сказать, что, умело используя и постоянно совершенствуя этот тактический
прием, они даже малыми силами наносили врагу чувствительные удары.
Но это вовсе не означало, что мы не видели недостатков тактики засад.
Наиболее существенным из них была ограниченность боевой деятельности
торпедных катеров блокадой только ближайших баз противника, в частности
порта Лиинахамари. К сравнительно дальним базам гитлеровцев в
Варангер-фиорде торпедные катера до 1944 года наведывались редко. Поэтому с
организацией бригады мы все настойчивее переходили к новому тактическому
приему, названному "блокадным дозором". Смысл его состоял в том, что
торпедные катера (теперь уже не в одиночку или звеньями, а группами в шесть
и более единиц) выходили в засады к Бек-фиорду, в глубине которого
расположен Киркенес, а также к портам Вадсе и Варде. И чем больше
становилось у нас торпедных катеров, тем такие походы с целью блокады
дальних портов противника проводились все чаще.
А число катеров в боевом строю бригады росло довольно быстро. В первое
время оно вообще лимитировалось по существу только временем, необходимым для
комплектования и обучения экипажей.
Подготовка экипажа -- дело хлопотное. Прежде чем катер будет допущен к
участию в боевых действиях, каждый матрос и старшина должен хорошо изучить
оружие и боевую технику своего заведования, а весь экипаж -- выполнить целый
ряд дневных и ночных торпедных атак, учебных стрельб по самолетам и т. д. На
все это требуется время. И немалое. Раньше, как правило, уходила на это
целая летняя кампания.
В условиях войны учеба осложнилась. Нам не так-то просто было найти
даже место для отработки курса подготовительных торпедных и артиллерийских
стрельб. Самым подходящим для этой цели был Кильдинский плес, находившийся
под защитой береговых батарей. Однако и тут зенитные стрельбы зачастую
приходилось
27
проводить не по мишеням, а по настоящим "мессер-шмиттам" и
"фокке-вульфам".
Несмотря на трудности, мы все же готовили экипажи новых катеров не за
летнюю кампанию, а максимум за месяц-полтора. Сказывался энтузиазм моряков,
а также некоторые организационные мероприятия, неукоснительно проводимые
штабом бригады. Мы, например, подсаживали на уходящие в блокадный дозор
катера второй комплект, если можно так сказать, основных специалистов:
мотористов, комендоров, торпедистов. Тут был, конечно, определенный риск: в
случае гибели такого катера мы теряли фактически два экипажа. Но это был
риск оправданный. Плавание в качестве дублеров, участие в атаках вражеских
кораблей было для молодежи отличной школой.
Для быстрейшей подготовки офицеров мы, вопреки официальным штатам,
ввели должности помощников командиров катеров. Назначались на эти должности,
в частности, те из офицеров, кто пришел на бригаду из армии. Выходя в море,
они непосредственно в бою учились у более опытных командиров. Каждый такой
поход стоил доброго десятка обычных теоретических занятий на берегу: И не
удивительно, что, получив свой катер, вчерашние помощники командиров, вместе
со старшинами и матросами, уже поплававшими какое-то время дублерами, быстро
вводили новый корабль в боевой строй.
В тактику блокадных дозоров мы также внесли некоторые изменения.
Учитывая, что полученные нами торпедные катера имели сравнительно
большую дальность плавания, мы стали обязывать командиров, уходящих в дозор,
не надеяться на случайную встречу с противником, не лежать в дрейфе, как это
бывало прежде, но активно искать вражеские корабли, находясь все время в
движении в назначенном участке вражеских коммуникаций, иначе говоря,
действовать примерно так же, как экипажи торпедоносцев и
истребителей-бомбардировщиков, вылетающие на "свободную охоту". Не ломая
голову над выбором названия этого нового тактического приема боевого
использования торпедных катеров, позволившего еще больше расширить зону
блокады вражеского побережья, мы воспользовались термином наших боевых
друзей -- летчиков.
28
Первое время катера выходили на "свободную охо- ту" только ночами. Но с
наступлением весны ночи становились короче, пришлось прихватывать и светлое
время суток. Была тому и еще одна причина.
Командующий поставил перед нашей бригадой не совсем обычную задачу:
добыть "морского языка". Штабу флота нужны были подробные сведения об
обстановке в Киркенесе, Варде и других вражеских портах, а также о режиме
плавания в их прибрежных водах. А добыть такие сведения можно, только пленив
команду вражеского судна или подобрав из воды кого-то из членов экипажа
торпедированного корабля. С командирами катеров мы провели упражнение на
тему: "Действия экипажа торпедного катера при захвате мотобота или
сторожевого катера противника в его водах". Из разведчиков 181-го отдельного
разведотряда отобрали, абордажные команды. Проводили с ними специальные
тренировки и подсаживали на выходящие в море катера.
Для выполнения задачи, поставленной комфлотом, сформировали три сводных
отряда. Командирами их назначили капитан-лейтенантов Василия Лозовского,
Ивана Решетько и Василия Федорова.
Среди многих интересных мыслей о военно-морском флоте и его людях,
высказанных адмиралом С. О. Макаровым в его книге "Рассуждения по вопросам
морской тактики", есть и такая: "Миноноска имеет ту физиономию, которую
имеет ее командир, и когда надо дать поручение, то прежде всего выбирается
подходящий командир, а не подходящий миноносец". При выборе и назначении
командиров сводных отрядов катеров, перед которыми ставилась задача по
захвату "морского языка", мы руководствовались как раз этим правилом.
Василий Михайлович Лозовский -- высокий, крупный, никогда не унывающий
весельчак -- начал войну командиром катера-охотника. В суровую пору 1941
--1942 гг. имя Лозовского стало широко известным на Северном флоте. Экипаж
охотника под его командованием потопил вражескую подводную лодку, высаживал
разведчиков за линией фронта и, нередко под огнем противника, принимал их на
борт своего катера.
Незадолго до сформирования бригады Василий Михайлович перешел с
охотников на дивизион торпедных
29
катеров. Большие скорости, лихие атаки, постоянная необходимость
принимать смелые решения -- все это как нельзя лучше соответствовало его
широкой русской натуре.
С И. Я. Решетько -- стройным светловолосым украинцем, страстным
спортсменом (он не один год был у нас капитаном футбольной команды), я
познакомился еще в 1932 году, когда после окончания училища служил
командиром торпедного катера на Черном море. Решетько был тогда рядовым
мотористом. Потом пошел учиться и стал офицером. Спустя несколько лет- мы
вновь встретились и служили на Дальнем Востоке. Оттуда вместе приехали на
Северный флот. Здесь он в первых же боях вновь зарекомендовал себя с самой
лучшей стороны.
О Федорове я расскажу позже.
Получив одно и то же задание -- добыть "морского языка", -- моряки трех
отрядов начали негласное соревнование. Сменяя друг друга, катера чуть ли не
каждый день выходили в море, тщательно обшаривая Варангер-фиорд от Петсамо
до Варде.
Некоторые из выходов на "свободную охоту" заканчивались дерзкими
атаками.
В ночь на 7 апреля торпедные катера старших лейтенантов А. Кисова и Н.
Дербеденева под командованием заместителя начальника штаба бригады
капитан-лейтенанта Г. Рубашенко обнаружили и атаковали конвой в составе
четырех транспортов и более десятка кораблей охранения.
Рубашенко оказался в положении командира звена в этом бою, можно
считать, случайно. На катере А. Кисова он переходил из нашей основной базы в
Пумманки. В пути было получено извещение штаба оборонительного района о
появлении вражеского конвоя. Разве можно упустить такой случай? Как старший
по званию и должности, капитан-лейтенант взял на себя общее командование и
повел катера на поиск целей.
Команды кораблей конвоя, прикрываясь дымзавесами, чувствовали себя в
безопасности. Воспользовавшись беспечностью гитлеровцев, капитан-лейтенант
Рубашенко сумел скрытно сблизиться с целями. Лишь в самый
30
последний момент враг обнаружил наши катера. Пытаясь спасти транспорты,
сторожевые катера противника устремились в контратаку. Но было уже поздно.
Первым с короткой дистанции выпустил две торпеды по головному транспорту
старший лейтенант Кисов. Спустя минуту торпедировал свою цель старший
лейтенант Дербеденев. Атакованный им транспорт водоизмещением до шести тысяч
тонн разломился надвое и затонул на глазах наших моряков. Умело маневрируя,
Кисов и Дербеденев сумели довольно легко оторваться от преследования.
Наш успех в этом бою мог бы быть еще большим. К западу и северо-западу
от места боя находились еще два звена наших катеров. С помощью радиофона