Страница:
"пятерку" поставит. Вы ее еще тогда, в 1944 году, заслу
жили.
Но вернемся к событиям 19 августа 1944 года...
Тут нельзя не сказать хотя бы нескольких слов о В. И. Быкове просто как
о человеке. Впервые мне довелось с ним встретиться еще на тихоокеанской
бригаде, куда Василий Иванович пришел сразу после окончания училища.
Общительный по характеру, полный кипучей энергии, он, казалось, был создан
для службы на торпедных катерах. Одним из качеств, проявившихся в Быкове с
первых же недель после прихода на бригаду, было настойчивое стремление к
самосовершенствованию, стремление перенять все лучшее из опыта старослужащих
товарищей. Одно это уже давало основание считать, что в самом недалеком
будущем молодой офицер станет отличным командиром -- смелым до дерзости и в
то же время расчетливым и хладнокровным в самых сложных испытаниях.
С приходом на североморскую бригаду это накопление необходимых знаний и
опыта проходило у Быкова еще быстрее. Тому способствовала боевая обстановка.
И вот наступил день, когда вчерашний прилежный ученик сам оказался способным
на такое, чему стали учиться другие.
По существовавшим в ту пору наставлениям дымовая завеса, поставленная
на дистанции в 45--50 кабельтовых от атакуемого конвоя, считалась дальней, а
в 20-- 25 кабельтовых -- ближней. Однако в конкретных усло-
149
виях той памятной августовской ночи даже эта "ближняя" дистанция была
слишком дальней: дующий с моря к берегу ветер был слабым, и нужно было либо
задержать атаку торпедных катеров, дожидаясь, пока дымза-веса наползет и
ослепит орудийную прислугу вражеских кораблей, либо поставить дымовую завесу
еще ближе. Старший лейтенант Быков выбрал последнее. Он решил поставить
дымзавесу всего в десягке кабельтовых от конвоя, хотя понимал, чем это
грозит: его катер будет расстреливаться чуть ли не в упор. И все-таки
Василий Иванович решился.
Не доходя полторы-две мили до головного корабля конвоя, Быков подал
сигнал боцману Стеблеву открыть вентиль баллонов дымаппаратуры. Потянув за
собой серо-желтую клубящуюся стену дыма, катер понесся навстречу конвою.
Вместе с Быковым в море в этот раз вышел флагманский химик нашей
бригады капитан-лейтенант М. Т. Токарев. Михаил Трофимович был, пожалуй,
первым, кто понял замысел командира и распорядился дополнительно поджечь на
корме целую батарею дымовых шашек.
Корабли охранения обрушили по "сумасшедшему" дымзавесчику шквальный
огонь. Нужны были стальные нервы, чтобы пробивать себе путь в этом
переплетении разноцветных трасс, неистовом свисте шрапнели и осколков.
Быков продолжал идти вперед. Он искусно маневрировал: то чуть менял
курс, то вдруг с самого полного хода неожиданно переходил на самый малый, а
через несколько секунд снова "врубал" самый полный, вынуждая гитлеровцев
снова и снова пристреливаться. Подавать какие-либо команды было некогда, да
и кто бы смог услышать их в неистовом грохоте взрывов. Василий Иванович
подавал сигналы жестами. Матросы и старшины без слов понимали своего
командира.
Прорываясь сквозь ливень пуль и осколков, Быков успел заметить, что
часть кораблей конвоя увеличила ход, и вовремя предупредил об этом
товарищей. В эфире послышался его голос: "Выходите на цели левее. Левее!.."
150
Ставя свою знаменитую дымзавесу, катер Быкова шел под яростным
обстрелом не минуту и не две, а одиннадцать минут! И, как ни покажется
удивительным, но за эти долгих одиннадцать минут никто из экипажа не был
ранен, словно и сама смерть отступила перед мужеством храбрецов. Два снаряда
все же попало в катер: один пробил навылет выше ватерлинии корпус, а второй
разорвался в матросском кубрике, порезав осколками пробковые матрацы.
Чтобы остановить наш дымзавесчик, командир одного из концевых кораблей
охранения конвоя хотел таранить его. Немецкий тральщик на полной скорости
устремился к катеру. Он подходил все ближе, ближе... Когда до тральщика
оставалось кабельтовых три, Быков изменил курс, увеличивая курсовой угол на
вражеский корабль и, потянув на себя рукоятку, замкнул цепь стрельбы. Одна
за другой выскользнули из аппаратов торпеды. Спустя несколько секунд на том
месте, где только что находился тральщик, взметнулись вверх пенный столб
воды и космы черного дыма.
Старший лейтенант Быков, таким образом, не только поставил дымовую
завесу, в немалой степени способствовавшую боевому успеху остальных катеров,
но и положил начало разгрому вражеского конвоя.
Катер лейтенанта Петра Диренко, выйдя из дымзаве-сы, начал сближаться с
крупным транспортом. Наперерез нашему катеру устремился, ведя огонь,
сторожевой корабль. С головы командира отряда. Решетько сорвало осколком
каску, но капитан-лейтенант, словно бы не заметив этого, прокричал на ухо
Диренко:
-- А ну дай-ка каждому из них по гостинцу!..
Лейтенант выпустил торпеды по сторожевому кораблю и транспорту. Первый
затонул тут же, а транспорт, с большой пробоиной в левом борту, начал
медленно крениться. Вскоре он перевернулся, показав обросшее ракушками и
водорослями днище, и скрылся в волнах.
-- Молодец! -- похвалил командир отряда.
Да, две победы в первом же бою -- такому можно позавидовать!..
Успешно разрядили по целям торпедные аппараты своих катеров старшие
лейтенанты Киреев и Домыслов-ский. Киреев отправил на дно транспорт
водоизмещени-
151
ем до шести тысяч тонн, а Домысловский -- сторожевой корабль.
А к конвою под прикрытием быковской дымовой завесы прорвались уже
торпедные катера основной ударной группы.
Желваков облюбовал для атаки сторожевой корабль. Мастерски маневрируя
на противоартиллерийском зигзаге, старший лейтенант подходил к нему все
ближе и ближе.
-- Страшновато было!--вспоминал потом ходивший в этот бой на катере И.
М Желвакова командир береговой базы капитан-лейтенант Я. С. Когаленко. --
Вода вокруг нашего катера буквально кипела от пуль и осколков, Коршунович не
выдержал, кричит Желвакову: "Стреляй! Стреляй же!.." Но Иван Михайлович
сжался весь, лицо словно бы окаменело, и только когда до сторожевика
оставалось рукой податьл так что мы увидели гитлеровцев, мечущихся по
палубе, Желваков выпустил торпеды. От взрыва сторожевик вроде бы даже
приподняло над водой. Желваков развернул катер. За корму полетели
подожженные дымовые шашки Потом мы юркнули в дымовую завесу. Тут только
Желваков распрямился. Улыбнулся и подмигнул: как, мол, атака?! Характер,
доложу я вам...
Капитан-лейтенант Чернявский и старший лейтенант Кузнецов, словно бы
сговорившись, тоже торпедировали каждый по сторожевому кораблю. Виктор
Чернявский, кстати сказать, как и Желваков, выпустил торпеды с минимальной
дистанции и сообщил потом даже бортовой номер потопленного им сторожевика --
"226".
Немцы еще не успели опомниться, как к мысу Ки-бергнес подошли катера
группы старшего лейтенанта Павлова. И оттуда опять стали доноситься взрывы,
неистовая канонада.
В 2 часа 25 минут старший лейтенант Павлов атаковал и потопил двумя
торпедами крупный транспорт. Через четыре минуты после этого, получив в борт
торпеду, выпущенную старшим лейтенантом Е. Г. Шкуто-вым, пошел на дно
тральщик. На отходе, перед тем как укрыться в дымовой завесе, катер Евгения
Германовича встретился со сторожевым катером. Встреча эта для немцев
закончилась печально: немецкий катер загорелся от метких очередей наших
комендоров,
152.
Вместе с другими донес нам на К.П-200 о своей победе -- успешной атаке
немецкого сторожевого корабля -- и старший лейтенант Карташев. Мы от души
порадовались за молодого офицера. Ведь это был его первый бой!.. Однако
спустя несколько минут в динамике послышался тревожный голос старшего
лейтенанта:
-- Находимся в квадрате номер четыре. Получили
пробоину. Прошу снять команду.
Все катера, завершившие атаку, получили приказание возвратиться к мысу
Кибергнес, чтобы оказать помощь экипажу Карташева. Но поиск оказался
безрезультатным: вероятно, старший лейтенант не совсем точно сообщил место
своего катера. Еще какое-то время Карташев отвечал на наши запросы. Потом
коротко доложил:
-- Подошли немецкие катера. Нас расстреливают.
Катер тонет. Прощайте!..
На этом связь прекратилась.
Уже глубокой осенью, после изгнания немецко-фашистских войск из района
Тромсе, узники находившегося там лагеря смерти сообщили нам некоторые
подробности гибели экипажа Карташева -- все, что они узнали от раненых
матросов катера, доставленных в лагерь и погибших здесь.
...Прорвавшись к конвою, Карташев атаковал вражеский сторожевой
корабль. Получив в борт две торпеды, тот затонул. Но на отходе, в дымзавесе,
наш катер столкнулся с немецким миноносцем. Удар был на-' столько сильным,
что на катере заглохли моторы, а через большую пробоину внутрь корпуса
хлынула вода.
Положение было тяжелым, но никто из моряков не пал духом. Попробовали
завести на пробоину пластырь. Не удалось. В сероватом тумане дымзавесы
показались два или три немецких сторожевых катера. Наши моряки вступили в
последний бой. Пулеметчики и комендоры стреляли, пока катер не погрузился в
море. Даже оказавшись в воде, те из моряков, в ком были еще силы, не
сдавались Вместе с Карташевым в этот поход вышел парторг дивизиона старший
лейтенант П. П. Попков. В бою Петр Петрович был ранен в обе ноги. Когда
приблизился вражеский катер, чтобы вытащить его из
153
воды, парторг последним усилием вынул пистолет. Выпустив по врагу всю
обойму, Петр Петрович приберег последнюю пулю для себя. Немцам удалось
захватить лишь несколько тяжелораненых моряков. Они-то и рассказали узникам
лагеря о мужественной борьбе и славной смерти своих боевых друзей.
В то время как наши разрядившиеся катера проводили поиск Карташева, к
месту боя, обогнув с норд-оста острова Варде, на полных скоростях подходило
звено капитан-лейтенанта Ефимова. К этому времени море в районе мыса
Кибергнес сплошь затянуло дымом. Отыскать в этих условиях вражеские корабли
было делом не из легких. Однако, идя на малых ходах, катера все же начали
поиск. Скоро донесся последний за эту короткую августовскую ночь взрыв:
прорвавшись под ожесточенным обстрелом, старший лейтенант Горбачев с
дистанции менее четырех кабельтовых выпустил торпеды и отправил на дно еще
один сторожевой корабль.
Итоги боя у мыса Кибергнес превзошли все наши ожидания. Атаковав конвой
в составе трех транспортов и двадцати семи кораблей охранения (к этому
времени противник наряжал для охраны каждого из транспортов более семи
боевых кораблей), четырнадцать наших катеров потопили и повредили
одиннадцать вражеских кораблей, причем на дно были отправлены все три
транспорта, входившие в состав конвоя.
Бой продолжался всего 37 минут.
П
осле боя 19 августа у мыса Кибергнес гитлеровский "адмирал Норвежского
моря" -- была у них в ту пору такая должность -- довольно долго, судя по
всему, не мог прийти в себя. Однако война еще продолжалась. Уже изрядно
потрепанные нашей 14-й армией немецкие горные егери нуждались в боеприпасах,
пополнении, продовольствии. А после того как, вняв наконец-то добрым советам
нашего правительства, Финляндия разорвала отношения с гитлеровской
Германией, немецкие войска в Северной Финляндии и Норвегии могли получить
все это по существу только лишь морским путем. Поэтому, несмотря на все
растущие потери в кораблях, гитлеровцы все же вынуждены были посылать свои
конвои в порты Варангер-фиорда и Северной Норвегии. Чтобы уберечь их от
ударов нашей авиации, подводных лодок и торпедных катеров, они шли на
всевозможные уловки. В частности, свои конвои противник стал выпускать из
Киркенеса в сторону Варде к вечеру, с тем чтобы они к проливу Буссесунн
подходили уже в густых сумерках. Плохая погода часто мешала нашей воздушной
разведке, и мы если и обнаруживали вражеский конвой с нашего наблюдательного
пункта, то слишком поздно. Катера не успевали настигнуть его, он скрывался в
проливе. А конвои, следовавшие с запада, противник старался вводить в
Варангер-фиорд, напротив, только в светлое время суток, но обязательно в
нелетную погоду. Нападать на сильно охраняемые транспорты днем, без боевого
взаимодействия с авиацией, нам было трудно. И как это ни горько, нам нередко
приходилось отказываться от атак.
155
Но не зря существует пословица: как волк ни хитри, а шкуру ему все
равно не спасти. В ответ на новую уловку гитлеровцев мы ответили тем, что
торпедные катера бригады расширили район своих боевых действий за пределы
Варангер-фиорда. И инициатива вновь перешла к нам.
Теперь, обнаружив вышедшие из Бек-фиорда транспорты, мы уже не
стремились, как это бывало прежде, настигнуть их непременно в
Варангер-фиорде, а высылали торпедные катера в обход архипелага Варде к
берегам северной Норвегии. Пока конвой доходил до пролива Буссесунн,
преодолевал его и снова строился в походный ордер, наши катера успевали
проскочить далеко вперед, примерно к мысу Маккаур. Тут они ложились на
обратный курс и шли навстречу немецким кораблям, атакуя их на встречных
курсах. Конвои, направлявшиеся с северо-запада, мы тоже перехватывали далеко
от Варангер-фиорда задолго до наступления рассвета.
Расширение района боевых действий принесло нам важные преимущества.
Наши встречи с немецкими кораблями происходили теперь, во-первых, по большей
части в темное время суток, то есть скрытно, а во-вторых, поиск конвоя на
встречных курсах позволял командирам катеров наиболее полно использовать
фактор внезапности: гитлеровцы не знали, где и когда катера атакуют их.
Возможностью своего выхода за пределы Варангер-фиорда мы в большей
степени были обязаны появлению у наших подводников технической новинки --
выносной радиоантенны, позволившей им поддерживать радиосвязь с
командованием на берегу не всплывая, а находясь на перископной глубине.
Во время войны, как известно, все боевые корабли, находившиеся в море,
не получив соответствующего оповещения, считали любой другой корабль цел*ью
(тогда еще не было, как теперь, приборов радиолокационного опознавания) и
атаковывали его. Поэтому каждому кораблю, выходившему в море "нарезался"
определенный район или "позиция", куда уже никакой другой свой корабль без
предварительного оповещения не заходил.
156
Нарушение этого правила приводило к неприятным осложнениям, а порой и к
трагедиям.
С организацией бригады торпедных катеров нам был отдан "на откуп"
Варангер-фиорд. Тут вели войну и расправлялись с немецкими кораблями и
транспортами мы и морская авиация. Наши подводные лодки в Варангер-фиорд уже
не заходили. Но и мы в свою очередь не выходили за его пределы. Это,
разумеется, в немалой мере сковывало нас.
С появлением у подводников выносных антенн (ВАН) все изменилось к
лучшему. Теперь уже не нужно было дожидаться ночи и условленных часов, когда
лодки, несшие дозор вне Варангер-фиорда, всплывут и их можно будет известить
по радио о выходе торпедных катеров в границы их позиций. И наши катера
стали все чаще и чаще наведываться к мысу Маккаур, а то и дальше.
Все это очень обеспокоило гитлеровцев. По привычке они пустились в
разного рода предположения, договорившись даже до того, что у нас якобы
созданы какие-то тайные базы снабжения на норвежском берегу. На эту удочку
клюнул кое-кто из нынешних буржуазных военных историков. Несколько веселых
минут доставило мне знакомство, в частности, с книгой швейцарца Юрг.а
Мейстера "Война на море в восточно-европейских водах. 1941 --1945 гг." Автор
ее не смог умолчать об общеизвестных боевых успехах североморских катерников
и, хотя с оговорками, но признает, что "русские (слово "советские" господин
Мейстер произносит очень неохотно) торпедные катера действовали западнее
острова (?!) Рыбачьего вплоть до Нордкина...". А далее слово в слово
повторяет гитлеровскую выдумку: "В связи с тем что торпедные катера
действовали в значительном удалении от своих баз, можно было полагать, что
для них имелись скрытые базы снабжения на норвежском побережье или они
обеспечивались топливом в море, получая его от подводных лодок".
Как это ни неприятно для историка, я все же должен его разочаровать: не
было у нас, господин Мейстер, никаких скрытых баз снабжения на норвежском
побережье, да и от подводных лодок мы в наших дальних походах топливом не
пополнялись И не потому, что не смогли бы этого сделать. Просто в этом не
было нужды.
157
Особенно часто наши торпедные катера стали выходить в дальние районы
поиска за пределы Варангер-фиорда примерно со второй половины сентября 1944
года. И тут нам удалось добиться немалых боевых успехов. Хочется вспомнить,
в частности, о бое четверки торпедных катеров под общим командованием
капитан-лейтенанта В. М. Лозовского в ночь на 14 сентября в районе к
северо-востоку от архипелага Варде.
Этому бою предшествовало знаменательное событие в истории нашей
бригады. 13 сентября 1944 года мы получили по телеграфу текст приказа
Народного комиссара ВМФ с объявлением Указа Президиума Верховного Совета
СССР о награждении нашей бригады орденом Красного Знамени.
"Впредь,--говорилось в приказе,-- бригаду именовать: Краснознаменная бригада
торпедных катеров Северного флота".
Хотя к тому времени на боевом счету соединения было уже около
пятидесяти уничтоженных и поврежденных транспортов и боевых кораблей
противника, все же такая высокая оценка наших боевых дел оказалась для
моряков приятной неожиданностью. Ведь бригада была создана всего полгода
назад. И вот уже стала Краснознаменной! Удивительно ли, что все чувствовали
себя именинниками. В главной базе и в Пумманках сами собой возникли горячие
митинги. На них выступали многие из тех моряков, которые до сих пор
считались молчальниками. Горячо благодаря за высокую награду, катерники
клялись советскому народу, родной Коммунистической партии воевать еще лучше.
Многие из матросов, старшин и офицеров подали в партийные организации
дивизионов заявления с просьбой о приеме в партию. Прием проходил по боевым
характеристикам -- ведь нигде так зримо не проявляются качества человека,
как в бою. В эти дни сослуживцы тепло поздравили с почетным и ответственным
званием коммуниста командира торпедного катера старшего лейтенанта
Успенского, старшину 1-й статьи Косулина, старших матросов Яруша, Тучина и
других.
Наши катера получили право носить на кормовом флаге изображение ордена
Красного Знамени. У наших хозяйственников в связи с этим появилась новая
забота: боцманы не замедлили осадить береговую базу, требуя новые кормовые
флаги. Капитан-лейтенант Коталенко
158
кинулся на склады тыла. Но там нужного количества таких флагов не
нашлось. Чтобы погасить готовые вспыхнуть страсти, вмешался начальник
политотдела Мура-невич. По его предложению краснознаменные флаги в первую
очередь были вручены торпедным катерам из группы капитан-лейтенанта В. М.
Лозовского, стоявшим в то время в Пумманках.
А вечером эти катера вышли в море.
Стало известно о выходе из Бек-фиорда в сторону Варде транспорта и пяти
кораблей охранения. Продолжая наблюдать за ними, мы не торопились посылать
катера, чтобы не настораживать противника. Но как только стемнело, отряду
капитан-лейтенанта Лозовского была поставлена задача: обойти остров Варде,
подняться к мысу Маккаур, там лечь на обратный курс и идти навстречу конвою.
-- У Маккаура вас будет поджидать Ил-4,-- преду
предили мы В. М. Лозовского, передавая позывные
ночного бомбардировщика.
Для облегчения ночного поиска конвоев мы использовали первое время
тихоходные самолеты Ил-4. Держась неподалеку от торпедных катеров и
установив с ними надежную связь, летчик по просьбе катерников сбрасывал
мощные САБы -- световые авиабомбы. Медленно опускаясь на парашюте, они
освещали все вокруг на несколько миль. Так решено было поступить и на этот
раз.
-- Есть!.. Будет полный порядок,-- ответил Василий
Михайлович.-- В такой день грешно возвращаться до
мой без победы.
Катера старших лейтенантов Быкова и Горбачева, капитан-лейтенанта
Острякова и лейтенанта Притворо-ва, миновав мыс Вайталахти, легли курсом на
норд.
Спустя некоторое время радиостанция Киркенеса передала привычное:
"Ахтунг!.. Ахтунг!..", оповещая свои корабли о выходе в Варангер-фиорд наших
катеров. Для немецких артиллеристов и прожектористов с береговых батарей
наверняка была объявлена боевая тревога. Но беспокоили их напрасно.
Лозовский со своими катерами уходил все дальше и дальше на север.
159
По предварительным подсчетам торпедные катера, дойдя до мыса Маккаур и
затем спускаясь вдбль берега к Варде, должны были встретиться с конвоем
около 23 часов где-то в районе Маккаурсан-фиорда. Однако пошел счет новым
суткам, а встреча все еще не состоялась. Казалось, на этот раз Лозовскому
придется возвратиться в базу с торпедами. Но в 1 час 17 минут в динамике
послышался знакомый возглас Василия Михайловича: "Атака! Вперед, орлы,
круши!.." Спустя несколько минут со стороны Варде донеслись один за другим
два взрыва. Потом с островов в сторону моря вырвались, рассекая темноту,
серебристые лучи прожекторов. Открыли беспорядочный огонь береговые батареи.
Лозовский, судя по всему, сдержал свое слово!
Через два часа на пумманском причале мы встречали возвратившиеся с моря
катера. Лозовский доложил, что поиск транспорта оказался безрезультатным.
(Как потом было установлено, немецкое командование, узнав о выходе наших
катеров, не решилось вести транспорт дальше, а приказало ему отстаиваться до
рассвета в проливе Буссесунн, под защитой береговых батарей.) Но,
возвращаясь в Варангер-фиорд, моряки обнаружили неподалеку от острова Рейне
вражеские корабли, высланные, как можно было предполага-ть, на перехват
наших катеров. Вместо охотников гитлеровцы сами стали добычей. В первую же
минуту после внезапного обнаружения целей старший лейтенант Быков с
дистанции, не превышавшей трех кабельтовых, успешно торпедировал сторожевой
корабль. Спустя еще минуту по другому кораблю разрядились катера старшего
лейтенанта Горбачева и лейтенанта Притворова.
Умалчивая, как всегда, о себе, Лозовский горячо рассказывал о мужестве
и мастерстве подчиненных, в частности об экипаже катера старшего лейтенанта
Горбачева.
-- На такое, товарищ комбриг, способны только настоящие катерники!..
Оценка "настоящие катерники" была у Василия Михайловича самой высокой.
И старший лейтенант Горбачев со своими подчиненными ее действительно
заслужил.
...Во время атаки к месту боя подошло еще несколько сторожевых катеров
противника. В завязавшейся перестрелке катер старшего лейтенанта Горбачева
полу-
160
чнл более двадцати пяти пробоин. Несколько матросов и старшин были
ранены. Остановился средний мотор. Замолчала рация. Разбило компас и главный
распределительный щиток. А тут еще, осветив катер прожектором, по нему
открыла огонь береговая батарея.
В этих нелегких условиях, забыв о собственных ранах, матросы и старшины
в темноте боролись за жизнь родного корабля. На помощь старшине команды
Щеп-ляку, мотористам Полетаеву, Турятко, Мельниченко пришли радист Кваша,
торпедист Шепунов, дублер боцмана Нерюков. За предельно короткий срок им
удалось ввести в строй остановившийся мотор, прекратить поступление
забортной воды внутрь корпуса. А верхняя команда все это время вела неравный
бой. Пулеметчики и комендоры метким огнем отгоняли стремившиеся подойти
поближе сторожевые катера. Старший лейтенант Горбачев, искусно маневрируя,
не давал береговой батарее пристреляться.
Когда Щепляк доложил, что средний мотор введен в строй, старший
лейтенант приказал сбросить за корму несколько зажженных дымшашек, дал самый
полный ход и, оторвавшись от преследования, благополучно привел свой
израненный катер в Пумманки.
Как тут было не согласиться с капитан-лейтенантом Лозовским, что
старший лейтенант Горбачев и его подчиненные в трудном испытании показали
себя действительно настоящими катерниками!
Все торпедные катера, разрядившиеся в этом бою, той же ночью были
переведены из Пумманок в главную базу. Туда же для подготовки новой группы
катеров ушли и мы с В. А. Чекуровым. В Пумманках остались всего два катера
-- старшего лейтенанта Лихоманова и капитан-лейтенанта Острякова, а на КП --
оперативная группа во главе с помощником начальника штаба
капитан-лейтенантом Г. И. Рубашенко. Мы полагали, что немцы, потеряв только
что два корабля, в ближайшее время не решатся проводить конвои.
Однако вечером того же 14 сентября, минут за пятнадцать до выхода в
Пумманки шести торпедных катеров под командованием капитана 3 ранга В. П.
Федорова, с КП-200 позвонил капитан-лейтенант Рубашенко.
Он сообщил, что из Бек-фиорда в море вышел конвой-- четыре транспорта в
сильном охранении.
-- Эти данные нельзя считать окончательными,--
уточнил Георгий Иванович.-- Летчик обнаружил цели
уже в сумерках.
Так вот оно что!.. Гитлеровцы рассчитывали, что после проведенной атаки
у нас не окажется катеров, готовых к бою, и конвою ничто не грозит. Что ж,
разочаруем их и на этот раз!
жили.
Но вернемся к событиям 19 августа 1944 года...
Тут нельзя не сказать хотя бы нескольких слов о В. И. Быкове просто как
о человеке. Впервые мне довелось с ним встретиться еще на тихоокеанской
бригаде, куда Василий Иванович пришел сразу после окончания училища.
Общительный по характеру, полный кипучей энергии, он, казалось, был создан
для службы на торпедных катерах. Одним из качеств, проявившихся в Быкове с
первых же недель после прихода на бригаду, было настойчивое стремление к
самосовершенствованию, стремление перенять все лучшее из опыта старослужащих
товарищей. Одно это уже давало основание считать, что в самом недалеком
будущем молодой офицер станет отличным командиром -- смелым до дерзости и в
то же время расчетливым и хладнокровным в самых сложных испытаниях.
С приходом на североморскую бригаду это накопление необходимых знаний и
опыта проходило у Быкова еще быстрее. Тому способствовала боевая обстановка.
И вот наступил день, когда вчерашний прилежный ученик сам оказался способным
на такое, чему стали учиться другие.
По существовавшим в ту пору наставлениям дымовая завеса, поставленная
на дистанции в 45--50 кабельтовых от атакуемого конвоя, считалась дальней, а
в 20-- 25 кабельтовых -- ближней. Однако в конкретных усло-
149
виях той памятной августовской ночи даже эта "ближняя" дистанция была
слишком дальней: дующий с моря к берегу ветер был слабым, и нужно было либо
задержать атаку торпедных катеров, дожидаясь, пока дымза-веса наползет и
ослепит орудийную прислугу вражеских кораблей, либо поставить дымовую завесу
еще ближе. Старший лейтенант Быков выбрал последнее. Он решил поставить
дымзавесу всего в десягке кабельтовых от конвоя, хотя понимал, чем это
грозит: его катер будет расстреливаться чуть ли не в упор. И все-таки
Василий Иванович решился.
Не доходя полторы-две мили до головного корабля конвоя, Быков подал
сигнал боцману Стеблеву открыть вентиль баллонов дымаппаратуры. Потянув за
собой серо-желтую клубящуюся стену дыма, катер понесся навстречу конвою.
Вместе с Быковым в море в этот раз вышел флагманский химик нашей
бригады капитан-лейтенант М. Т. Токарев. Михаил Трофимович был, пожалуй,
первым, кто понял замысел командира и распорядился дополнительно поджечь на
корме целую батарею дымовых шашек.
Корабли охранения обрушили по "сумасшедшему" дымзавесчику шквальный
огонь. Нужны были стальные нервы, чтобы пробивать себе путь в этом
переплетении разноцветных трасс, неистовом свисте шрапнели и осколков.
Быков продолжал идти вперед. Он искусно маневрировал: то чуть менял
курс, то вдруг с самого полного хода неожиданно переходил на самый малый, а
через несколько секунд снова "врубал" самый полный, вынуждая гитлеровцев
снова и снова пристреливаться. Подавать какие-либо команды было некогда, да
и кто бы смог услышать их в неистовом грохоте взрывов. Василий Иванович
подавал сигналы жестами. Матросы и старшины без слов понимали своего
командира.
Прорываясь сквозь ливень пуль и осколков, Быков успел заметить, что
часть кораблей конвоя увеличила ход, и вовремя предупредил об этом
товарищей. В эфире послышался его голос: "Выходите на цели левее. Левее!.."
150
Ставя свою знаменитую дымзавесу, катер Быкова шел под яростным
обстрелом не минуту и не две, а одиннадцать минут! И, как ни покажется
удивительным, но за эти долгих одиннадцать минут никто из экипажа не был
ранен, словно и сама смерть отступила перед мужеством храбрецов. Два снаряда
все же попало в катер: один пробил навылет выше ватерлинии корпус, а второй
разорвался в матросском кубрике, порезав осколками пробковые матрацы.
Чтобы остановить наш дымзавесчик, командир одного из концевых кораблей
охранения конвоя хотел таранить его. Немецкий тральщик на полной скорости
устремился к катеру. Он подходил все ближе, ближе... Когда до тральщика
оставалось кабельтовых три, Быков изменил курс, увеличивая курсовой угол на
вражеский корабль и, потянув на себя рукоятку, замкнул цепь стрельбы. Одна
за другой выскользнули из аппаратов торпеды. Спустя несколько секунд на том
месте, где только что находился тральщик, взметнулись вверх пенный столб
воды и космы черного дыма.
Старший лейтенант Быков, таким образом, не только поставил дымовую
завесу, в немалой степени способствовавшую боевому успеху остальных катеров,
но и положил начало разгрому вражеского конвоя.
Катер лейтенанта Петра Диренко, выйдя из дымзаве-сы, начал сближаться с
крупным транспортом. Наперерез нашему катеру устремился, ведя огонь,
сторожевой корабль. С головы командира отряда. Решетько сорвало осколком
каску, но капитан-лейтенант, словно бы не заметив этого, прокричал на ухо
Диренко:
-- А ну дай-ка каждому из них по гостинцу!..
Лейтенант выпустил торпеды по сторожевому кораблю и транспорту. Первый
затонул тут же, а транспорт, с большой пробоиной в левом борту, начал
медленно крениться. Вскоре он перевернулся, показав обросшее ракушками и
водорослями днище, и скрылся в волнах.
-- Молодец! -- похвалил командир отряда.
Да, две победы в первом же бою -- такому можно позавидовать!..
Успешно разрядили по целям торпедные аппараты своих катеров старшие
лейтенанты Киреев и Домыслов-ский. Киреев отправил на дно транспорт
водоизмещени-
151
ем до шести тысяч тонн, а Домысловский -- сторожевой корабль.
А к конвою под прикрытием быковской дымовой завесы прорвались уже
торпедные катера основной ударной группы.
Желваков облюбовал для атаки сторожевой корабль. Мастерски маневрируя
на противоартиллерийском зигзаге, старший лейтенант подходил к нему все
ближе и ближе.
-- Страшновато было!--вспоминал потом ходивший в этот бой на катере И.
М Желвакова командир береговой базы капитан-лейтенант Я. С. Когаленко. --
Вода вокруг нашего катера буквально кипела от пуль и осколков, Коршунович не
выдержал, кричит Желвакову: "Стреляй! Стреляй же!.." Но Иван Михайлович
сжался весь, лицо словно бы окаменело, и только когда до сторожевика
оставалось рукой податьл так что мы увидели гитлеровцев, мечущихся по
палубе, Желваков выпустил торпеды. От взрыва сторожевик вроде бы даже
приподняло над водой. Желваков развернул катер. За корму полетели
подожженные дымовые шашки Потом мы юркнули в дымовую завесу. Тут только
Желваков распрямился. Улыбнулся и подмигнул: как, мол, атака?! Характер,
доложу я вам...
Капитан-лейтенант Чернявский и старший лейтенант Кузнецов, словно бы
сговорившись, тоже торпедировали каждый по сторожевому кораблю. Виктор
Чернявский, кстати сказать, как и Желваков, выпустил торпеды с минимальной
дистанции и сообщил потом даже бортовой номер потопленного им сторожевика --
"226".
Немцы еще не успели опомниться, как к мысу Ки-бергнес подошли катера
группы старшего лейтенанта Павлова. И оттуда опять стали доноситься взрывы,
неистовая канонада.
В 2 часа 25 минут старший лейтенант Павлов атаковал и потопил двумя
торпедами крупный транспорт. Через четыре минуты после этого, получив в борт
торпеду, выпущенную старшим лейтенантом Е. Г. Шкуто-вым, пошел на дно
тральщик. На отходе, перед тем как укрыться в дымовой завесе, катер Евгения
Германовича встретился со сторожевым катером. Встреча эта для немцев
закончилась печально: немецкий катер загорелся от метких очередей наших
комендоров,
152.
Вместе с другими донес нам на К.П-200 о своей победе -- успешной атаке
немецкого сторожевого корабля -- и старший лейтенант Карташев. Мы от души
порадовались за молодого офицера. Ведь это был его первый бой!.. Однако
спустя несколько минут в динамике послышался тревожный голос старшего
лейтенанта:
-- Находимся в квадрате номер четыре. Получили
пробоину. Прошу снять команду.
Все катера, завершившие атаку, получили приказание возвратиться к мысу
Кибергнес, чтобы оказать помощь экипажу Карташева. Но поиск оказался
безрезультатным: вероятно, старший лейтенант не совсем точно сообщил место
своего катера. Еще какое-то время Карташев отвечал на наши запросы. Потом
коротко доложил:
-- Подошли немецкие катера. Нас расстреливают.
Катер тонет. Прощайте!..
На этом связь прекратилась.
Уже глубокой осенью, после изгнания немецко-фашистских войск из района
Тромсе, узники находившегося там лагеря смерти сообщили нам некоторые
подробности гибели экипажа Карташева -- все, что они узнали от раненых
матросов катера, доставленных в лагерь и погибших здесь.
...Прорвавшись к конвою, Карташев атаковал вражеский сторожевой
корабль. Получив в борт две торпеды, тот затонул. Но на отходе, в дымзавесе,
наш катер столкнулся с немецким миноносцем. Удар был на-' столько сильным,
что на катере заглохли моторы, а через большую пробоину внутрь корпуса
хлынула вода.
Положение было тяжелым, но никто из моряков не пал духом. Попробовали
завести на пробоину пластырь. Не удалось. В сероватом тумане дымзавесы
показались два или три немецких сторожевых катера. Наши моряки вступили в
последний бой. Пулеметчики и комендоры стреляли, пока катер не погрузился в
море. Даже оказавшись в воде, те из моряков, в ком были еще силы, не
сдавались Вместе с Карташевым в этот поход вышел парторг дивизиона старший
лейтенант П. П. Попков. В бою Петр Петрович был ранен в обе ноги. Когда
приблизился вражеский катер, чтобы вытащить его из
153
воды, парторг последним усилием вынул пистолет. Выпустив по врагу всю
обойму, Петр Петрович приберег последнюю пулю для себя. Немцам удалось
захватить лишь несколько тяжелораненых моряков. Они-то и рассказали узникам
лагеря о мужественной борьбе и славной смерти своих боевых друзей.
В то время как наши разрядившиеся катера проводили поиск Карташева, к
месту боя, обогнув с норд-оста острова Варде, на полных скоростях подходило
звено капитан-лейтенанта Ефимова. К этому времени море в районе мыса
Кибергнес сплошь затянуло дымом. Отыскать в этих условиях вражеские корабли
было делом не из легких. Однако, идя на малых ходах, катера все же начали
поиск. Скоро донесся последний за эту короткую августовскую ночь взрыв:
прорвавшись под ожесточенным обстрелом, старший лейтенант Горбачев с
дистанции менее четырех кабельтовых выпустил торпеды и отправил на дно еще
один сторожевой корабль.
Итоги боя у мыса Кибергнес превзошли все наши ожидания. Атаковав конвой
в составе трех транспортов и двадцати семи кораблей охранения (к этому
времени противник наряжал для охраны каждого из транспортов более семи
боевых кораблей), четырнадцать наших катеров потопили и повредили
одиннадцать вражеских кораблей, причем на дно были отправлены все три
транспорта, входившие в состав конвоя.
Бой продолжался всего 37 минут.
П
осле боя 19 августа у мыса Кибергнес гитлеровский "адмирал Норвежского
моря" -- была у них в ту пору такая должность -- довольно долго, судя по
всему, не мог прийти в себя. Однако война еще продолжалась. Уже изрядно
потрепанные нашей 14-й армией немецкие горные егери нуждались в боеприпасах,
пополнении, продовольствии. А после того как, вняв наконец-то добрым советам
нашего правительства, Финляндия разорвала отношения с гитлеровской
Германией, немецкие войска в Северной Финляндии и Норвегии могли получить
все это по существу только лишь морским путем. Поэтому, несмотря на все
растущие потери в кораблях, гитлеровцы все же вынуждены были посылать свои
конвои в порты Варангер-фиорда и Северной Норвегии. Чтобы уберечь их от
ударов нашей авиации, подводных лодок и торпедных катеров, они шли на
всевозможные уловки. В частности, свои конвои противник стал выпускать из
Киркенеса в сторону Варде к вечеру, с тем чтобы они к проливу Буссесунн
подходили уже в густых сумерках. Плохая погода часто мешала нашей воздушной
разведке, и мы если и обнаруживали вражеский конвой с нашего наблюдательного
пункта, то слишком поздно. Катера не успевали настигнуть его, он скрывался в
проливе. А конвои, следовавшие с запада, противник старался вводить в
Варангер-фиорд, напротив, только в светлое время суток, но обязательно в
нелетную погоду. Нападать на сильно охраняемые транспорты днем, без боевого
взаимодействия с авиацией, нам было трудно. И как это ни горько, нам нередко
приходилось отказываться от атак.
155
Но не зря существует пословица: как волк ни хитри, а шкуру ему все
равно не спасти. В ответ на новую уловку гитлеровцев мы ответили тем, что
торпедные катера бригады расширили район своих боевых действий за пределы
Варангер-фиорда. И инициатива вновь перешла к нам.
Теперь, обнаружив вышедшие из Бек-фиорда транспорты, мы уже не
стремились, как это бывало прежде, настигнуть их непременно в
Варангер-фиорде, а высылали торпедные катера в обход архипелага Варде к
берегам северной Норвегии. Пока конвой доходил до пролива Буссесунн,
преодолевал его и снова строился в походный ордер, наши катера успевали
проскочить далеко вперед, примерно к мысу Маккаур. Тут они ложились на
обратный курс и шли навстречу немецким кораблям, атакуя их на встречных
курсах. Конвои, направлявшиеся с северо-запада, мы тоже перехватывали далеко
от Варангер-фиорда задолго до наступления рассвета.
Расширение района боевых действий принесло нам важные преимущества.
Наши встречи с немецкими кораблями происходили теперь, во-первых, по большей
части в темное время суток, то есть скрытно, а во-вторых, поиск конвоя на
встречных курсах позволял командирам катеров наиболее полно использовать
фактор внезапности: гитлеровцы не знали, где и когда катера атакуют их.
Возможностью своего выхода за пределы Варангер-фиорда мы в большей
степени были обязаны появлению у наших подводников технической новинки --
выносной радиоантенны, позволившей им поддерживать радиосвязь с
командованием на берегу не всплывая, а находясь на перископной глубине.
Во время войны, как известно, все боевые корабли, находившиеся в море,
не получив соответствующего оповещения, считали любой другой корабль цел*ью
(тогда еще не было, как теперь, приборов радиолокационного опознавания) и
атаковывали его. Поэтому каждому кораблю, выходившему в море "нарезался"
определенный район или "позиция", куда уже никакой другой свой корабль без
предварительного оповещения не заходил.
156
Нарушение этого правила приводило к неприятным осложнениям, а порой и к
трагедиям.
С организацией бригады торпедных катеров нам был отдан "на откуп"
Варангер-фиорд. Тут вели войну и расправлялись с немецкими кораблями и
транспортами мы и морская авиация. Наши подводные лодки в Варангер-фиорд уже
не заходили. Но и мы в свою очередь не выходили за его пределы. Это,
разумеется, в немалой мере сковывало нас.
С появлением у подводников выносных антенн (ВАН) все изменилось к
лучшему. Теперь уже не нужно было дожидаться ночи и условленных часов, когда
лодки, несшие дозор вне Варангер-фиорда, всплывут и их можно будет известить
по радио о выходе торпедных катеров в границы их позиций. И наши катера
стали все чаще и чаще наведываться к мысу Маккаур, а то и дальше.
Все это очень обеспокоило гитлеровцев. По привычке они пустились в
разного рода предположения, договорившись даже до того, что у нас якобы
созданы какие-то тайные базы снабжения на норвежском берегу. На эту удочку
клюнул кое-кто из нынешних буржуазных военных историков. Несколько веселых
минут доставило мне знакомство, в частности, с книгой швейцарца Юрг.а
Мейстера "Война на море в восточно-европейских водах. 1941 --1945 гг." Автор
ее не смог умолчать об общеизвестных боевых успехах североморских катерников
и, хотя с оговорками, но признает, что "русские (слово "советские" господин
Мейстер произносит очень неохотно) торпедные катера действовали западнее
острова (?!) Рыбачьего вплоть до Нордкина...". А далее слово в слово
повторяет гитлеровскую выдумку: "В связи с тем что торпедные катера
действовали в значительном удалении от своих баз, можно было полагать, что
для них имелись скрытые базы снабжения на норвежском побережье или они
обеспечивались топливом в море, получая его от подводных лодок".
Как это ни неприятно для историка, я все же должен его разочаровать: не
было у нас, господин Мейстер, никаких скрытых баз снабжения на норвежском
побережье, да и от подводных лодок мы в наших дальних походах топливом не
пополнялись И не потому, что не смогли бы этого сделать. Просто в этом не
было нужды.
157
Особенно часто наши торпедные катера стали выходить в дальние районы
поиска за пределы Варангер-фиорда примерно со второй половины сентября 1944
года. И тут нам удалось добиться немалых боевых успехов. Хочется вспомнить,
в частности, о бое четверки торпедных катеров под общим командованием
капитан-лейтенанта В. М. Лозовского в ночь на 14 сентября в районе к
северо-востоку от архипелага Варде.
Этому бою предшествовало знаменательное событие в истории нашей
бригады. 13 сентября 1944 года мы получили по телеграфу текст приказа
Народного комиссара ВМФ с объявлением Указа Президиума Верховного Совета
СССР о награждении нашей бригады орденом Красного Знамени.
"Впредь,--говорилось в приказе,-- бригаду именовать: Краснознаменная бригада
торпедных катеров Северного флота".
Хотя к тому времени на боевом счету соединения было уже около
пятидесяти уничтоженных и поврежденных транспортов и боевых кораблей
противника, все же такая высокая оценка наших боевых дел оказалась для
моряков приятной неожиданностью. Ведь бригада была создана всего полгода
назад. И вот уже стала Краснознаменной! Удивительно ли, что все чувствовали
себя именинниками. В главной базе и в Пумманках сами собой возникли горячие
митинги. На них выступали многие из тех моряков, которые до сих пор
считались молчальниками. Горячо благодаря за высокую награду, катерники
клялись советскому народу, родной Коммунистической партии воевать еще лучше.
Многие из матросов, старшин и офицеров подали в партийные организации
дивизионов заявления с просьбой о приеме в партию. Прием проходил по боевым
характеристикам -- ведь нигде так зримо не проявляются качества человека,
как в бою. В эти дни сослуживцы тепло поздравили с почетным и ответственным
званием коммуниста командира торпедного катера старшего лейтенанта
Успенского, старшину 1-й статьи Косулина, старших матросов Яруша, Тучина и
других.
Наши катера получили право носить на кормовом флаге изображение ордена
Красного Знамени. У наших хозяйственников в связи с этим появилась новая
забота: боцманы не замедлили осадить береговую базу, требуя новые кормовые
флаги. Капитан-лейтенант Коталенко
158
кинулся на склады тыла. Но там нужного количества таких флагов не
нашлось. Чтобы погасить готовые вспыхнуть страсти, вмешался начальник
политотдела Мура-невич. По его предложению краснознаменные флаги в первую
очередь были вручены торпедным катерам из группы капитан-лейтенанта В. М.
Лозовского, стоявшим в то время в Пумманках.
А вечером эти катера вышли в море.
Стало известно о выходе из Бек-фиорда в сторону Варде транспорта и пяти
кораблей охранения. Продолжая наблюдать за ними, мы не торопились посылать
катера, чтобы не настораживать противника. Но как только стемнело, отряду
капитан-лейтенанта Лозовского была поставлена задача: обойти остров Варде,
подняться к мысу Маккаур, там лечь на обратный курс и идти навстречу конвою.
-- У Маккаура вас будет поджидать Ил-4,-- преду
предили мы В. М. Лозовского, передавая позывные
ночного бомбардировщика.
Для облегчения ночного поиска конвоев мы использовали первое время
тихоходные самолеты Ил-4. Держась неподалеку от торпедных катеров и
установив с ними надежную связь, летчик по просьбе катерников сбрасывал
мощные САБы -- световые авиабомбы. Медленно опускаясь на парашюте, они
освещали все вокруг на несколько миль. Так решено было поступить и на этот
раз.
-- Есть!.. Будет полный порядок,-- ответил Василий
Михайлович.-- В такой день грешно возвращаться до
мой без победы.
Катера старших лейтенантов Быкова и Горбачева, капитан-лейтенанта
Острякова и лейтенанта Притворо-ва, миновав мыс Вайталахти, легли курсом на
норд.
Спустя некоторое время радиостанция Киркенеса передала привычное:
"Ахтунг!.. Ахтунг!..", оповещая свои корабли о выходе в Варангер-фиорд наших
катеров. Для немецких артиллеристов и прожектористов с береговых батарей
наверняка была объявлена боевая тревога. Но беспокоили их напрасно.
Лозовский со своими катерами уходил все дальше и дальше на север.
159
По предварительным подсчетам торпедные катера, дойдя до мыса Маккаур и
затем спускаясь вдбль берега к Варде, должны были встретиться с конвоем
около 23 часов где-то в районе Маккаурсан-фиорда. Однако пошел счет новым
суткам, а встреча все еще не состоялась. Казалось, на этот раз Лозовскому
придется возвратиться в базу с торпедами. Но в 1 час 17 минут в динамике
послышался знакомый возглас Василия Михайловича: "Атака! Вперед, орлы,
круши!.." Спустя несколько минут со стороны Варде донеслись один за другим
два взрыва. Потом с островов в сторону моря вырвались, рассекая темноту,
серебристые лучи прожекторов. Открыли беспорядочный огонь береговые батареи.
Лозовский, судя по всему, сдержал свое слово!
Через два часа на пумманском причале мы встречали возвратившиеся с моря
катера. Лозовский доложил, что поиск транспорта оказался безрезультатным.
(Как потом было установлено, немецкое командование, узнав о выходе наших
катеров, не решилось вести транспорт дальше, а приказало ему отстаиваться до
рассвета в проливе Буссесунн, под защитой береговых батарей.) Но,
возвращаясь в Варангер-фиорд, моряки обнаружили неподалеку от острова Рейне
вражеские корабли, высланные, как можно было предполага-ть, на перехват
наших катеров. Вместо охотников гитлеровцы сами стали добычей. В первую же
минуту после внезапного обнаружения целей старший лейтенант Быков с
дистанции, не превышавшей трех кабельтовых, успешно торпедировал сторожевой
корабль. Спустя еще минуту по другому кораблю разрядились катера старшего
лейтенанта Горбачева и лейтенанта Притворова.
Умалчивая, как всегда, о себе, Лозовский горячо рассказывал о мужестве
и мастерстве подчиненных, в частности об экипаже катера старшего лейтенанта
Горбачева.
-- На такое, товарищ комбриг, способны только настоящие катерники!..
Оценка "настоящие катерники" была у Василия Михайловича самой высокой.
И старший лейтенант Горбачев со своими подчиненными ее действительно
заслужил.
...Во время атаки к месту боя подошло еще несколько сторожевых катеров
противника. В завязавшейся перестрелке катер старшего лейтенанта Горбачева
полу-
160
чнл более двадцати пяти пробоин. Несколько матросов и старшин были
ранены. Остановился средний мотор. Замолчала рация. Разбило компас и главный
распределительный щиток. А тут еще, осветив катер прожектором, по нему
открыла огонь береговая батарея.
В этих нелегких условиях, забыв о собственных ранах, матросы и старшины
в темноте боролись за жизнь родного корабля. На помощь старшине команды
Щеп-ляку, мотористам Полетаеву, Турятко, Мельниченко пришли радист Кваша,
торпедист Шепунов, дублер боцмана Нерюков. За предельно короткий срок им
удалось ввести в строй остановившийся мотор, прекратить поступление
забортной воды внутрь корпуса. А верхняя команда все это время вела неравный
бой. Пулеметчики и комендоры метким огнем отгоняли стремившиеся подойти
поближе сторожевые катера. Старший лейтенант Горбачев, искусно маневрируя,
не давал береговой батарее пристреляться.
Когда Щепляк доложил, что средний мотор введен в строй, старший
лейтенант приказал сбросить за корму несколько зажженных дымшашек, дал самый
полный ход и, оторвавшись от преследования, благополучно привел свой
израненный катер в Пумманки.
Как тут было не согласиться с капитан-лейтенантом Лозовским, что
старший лейтенант Горбачев и его подчиненные в трудном испытании показали
себя действительно настоящими катерниками!
Все торпедные катера, разрядившиеся в этом бою, той же ночью были
переведены из Пумманок в главную базу. Туда же для подготовки новой группы
катеров ушли и мы с В. А. Чекуровым. В Пумманках остались всего два катера
-- старшего лейтенанта Лихоманова и капитан-лейтенанта Острякова, а на КП --
оперативная группа во главе с помощником начальника штаба
капитан-лейтенантом Г. И. Рубашенко. Мы полагали, что немцы, потеряв только
что два корабля, в ближайшее время не решатся проводить конвои.
Однако вечером того же 14 сентября, минут за пятнадцать до выхода в
Пумманки шести торпедных катеров под командованием капитана 3 ранга В. П.
Федорова, с КП-200 позвонил капитан-лейтенант Рубашенко.
Он сообщил, что из Бек-фиорда в море вышел конвой-- четыре транспорта в
сильном охранении.
-- Эти данные нельзя считать окончательными,--
уточнил Георгий Иванович.-- Летчик обнаружил цели
уже в сумерках.
Так вот оно что!.. Гитлеровцы рассчитывали, что после проведенной атаки
у нас не окажется катеров, готовых к бою, и конвою ничто не грозит. Что ж,
разочаруем их и на этот раз!