из своих катеров. Расчет Шабалина полностью оправдался.
Пройдя две-три мили в глубь фиорда, Александр Осипович подошел к берегу
и высадил разведчиков. Те ушли добывать "языков", а Шабалин, отойдя в тень
ближайшей скалы, застопорил ход. Готовые к любой неожиданности, комендоры не
отходили от пулеметов, внимательно вглядываясь в темноту. Медленно тянулись
минуты томительного ожидания. Наконец с берега замигал чуть приметный
синеватый огонек фонарика -- это возвращались разведчики.
-- Прямо из постелей взяли. Тепленькими, -- сказал
Леонов, спуская в кубрик двух полуодетых немецких
офицеров.
С кляпом во рту и крепко связанными руками, гитлеровцы, видимо, никак
не могли взять в толк, откуда здесь появились советские разведчики. И
походили скорее на мокрых кур, нежели на бравых офицеров. Но "языками" они
оказались ценными. Позже на допросах
69


в разведотделе рассказали о многом из того, что интересовало штаб
флота.
Удивительно ли, что вот и теперь, собираясь в ночь на 5 апреля
предпринять еще одну вылазку в тыл врага, но уже в Кообхольм-фиорд,
разведчики настаивали, чтобы в их высадке непременно участвовал А. О.
Ша-балин. И мы с ними согласились.
Все, что, как нам казалось, требовалось для обеспечения предстоявшей
высадки разведчиков, было сделано. Определены два звена катеров для несения
дальнего блокадного дозора у мыса Нурменсетти и Бек-фиорда. Еще один
торпедный катер выделялся в дозор к входу в Кообхольм-фиорд. С двумя
катерами, прорывавшимися с разведчиками в самый фиорд, шли В. П. Федоров и
А. О. Шабалин. Теперь дело было лишь за хорошей погодой. А она-то нас и
подвела!.. С утра 4 апреля, вопреки полученному нами прогнозу, задул
шестибалльный норд-остовый ветер. Над Варангер-фиор-дом загуляли снежные
заряды. Синоптики оправдывались ссылкой на нежданный антициклон, спутавший
все их предварительные расчеты. Но это было для нас слабым утешением.
-- Ничего. У нас тут, в Заполярье, погода в эту пору преподносит порой
самые неожиданные сюрпризы. Случается, что в один и тот же день утром и в
валенках холодно, а к обеду хоть ботинки снимай, -- успокаивал нас на правах
старого североморца В. Н. Леонов.-- К вечеру все еще может измениться к
лучшему.
Однако и его прогноз не оправдался. Напротив, к вечеру заряды сменились
сплошным снегопадом. Столбик ртути в термометре упрямо опускался все ниже и
ниже. Прорыв в Кообхольм-фиорд пришлось отложить.
Только к утру следующего дня метель, какая в средней полосе России и
глубокой зимой не часто бывает, прекратилась, напоминая о себе лишь изредка
проносящимися зарядами. Потеплело. Густые облака, еще недавно низко
нависавшие над морем, поднялись вверх, посветлели. Скоро и ветер сменил
направление, сбивая разгулявшуюся волну. Шторм начал мало-помалу стихать.
70


-- Я же говорил, что вся эта заваруха ненадолго,--
весело говорил Виктор Николаевич. -- Весна -- это вес
на даже и у нас тут, за шестьдесят девятой параллелью.
Ночью погода будет лучшего и желать нельзя...
Мы связались с разведотделом штаба флота. Оттуда подтвердили "добро" на
проведение намеченной высадки. И план ее, тщательно разрабатываемый в
течение нескольких дней, начал претворяться в жизнь.
Вечером в море вышло звено катеров для несения блокадного дозора в
районе Бек-фиорда. Спустя час второе звено направилось к полуострову
Нурминсетти, чтобы блокировать выход из Петсамовуоно. Потом на КП собрались
участники прорыва в Кообхольм-фиорд. Мы не скрывали ни трудностей, ни
опасностей поставленной перед ними боевой задачи. Вход в бухту
Кооб-хольм-фиорда, протянувшуюся на добрых три мили в глубь материка,
неширок, всего около 15 кабельтовых, и достаточно хорошо просматривается.
Пройти к намеченному для высадки разведчиков маленькому пирсу,
прилепившемуся к скалистому восточному берегу фиорда, можно лишь узким
фарватером между островком Итре-Кообхольмен и каменистыми, обсыхающими во
время отлива отмелями.
-- Это ничего, -- спокойно ответил Шабалин, внима
тельно рассматривая план бухты. -- Мне здесь в фин
скую войну доводилось бывать. Думаю, что туда прой
дем спокойно. А вот обратно...
Он посмотрел в сторону Леонова. Тот заверил, что они постараются взять
"языка" без шума. Тихо.
-- Ну, значит, и обратно выйдем спокойно, -- уве
ренно закончил Александр Осипович.
Около 23 часов разведчики начали посадку на катера. Одетые в белые
маскировочные халаты, они проходили по верхней палубе и скрывались в
кубриках. Всего на два катера было принято 38 человек. Последним на борт
головного катера вошел Леонов. Глухо заурчав моторами, "Д-3" отошли от
пирса, направляясь к выходу из Пумманок. Какое-то время в ночном море можно
было еще различать белые полосы взбитой винтами воды. Потом и они пропали.
Катера словно ' бы растаяли в темноте.
Провожая все три группы катеров, мы договорились с командирами, что они
будут строго соблюдать прин-
71



цип радиомолчания. Работать на передачу им разрешалось только в случае,
если срочно потребуется помощь. И хотя теперь их молчание уже само по себе
служило свидетельством, что у них все в порядке, все же велик был соблазн
запросить, как там идут дела. Чтобы как-то скоротать медленно тянувшееся
время, мы затеяли на КП чаепитие. Но это мало помогло.
Только в половине третьего утра снисовцы с мыса Земляной сообщили, что
в Пумманский залив втягиваются три торпедных катера. Это были федоровцы. Мы
тут же передали по радио приказание о возвращении в базу катерам, несущим
блокадный дозор у Нурменсет-ти и Бек-фиорда.
Скоро участники прорыва в Кообхольм-фиорд сидели на КП и, обжигаясь
горячим чаем, рассказывали о проведенной вылазке. Говорил, правда, в
основном Леонов. Федоров и Шабалин ограничивались лишь короткими
замечаниями, когда, по их мнению, Виктор Николаевич "перебарщивал" с
похвалами в адрес катерников.
...Неширокий вход в Кообхольм-фиорд катера с разведчиками миновали
благополучно. Правда, при подходе к входному мысу береговой пост помигал
прожектором. Наши катерники не ответили. На том все и закончилось. То ли
очередной снежный заряд прикрыл торпедные катера, то ли вахтенные с
сигнально-наблюдательного поста изрядно подгуляли в связи с пасхой, но
больше запросов не было. Второе даже более вероятно, потому что на островке
Итре-Кообхольмен оказались не выключенными огни. Это облегчило Шленскому и
Сиренько задачу прохода узким фарватером к намеченному для высадки
разведчиков пирсу.
Небольшой поселок, где намечалось взять "языка", уже спал. Только из
одного неплотно занавешенного окна пробивалась узкая полоска света.
Посланная Леоновым разведка доложила, что там сидят и бражничают трое
мужчин. Один, судя по тельняшке, моряк.
Разведчики разбились на две группы: одна должна была брать "языка", а
вторая -- блокировать дом. Когда, ловко открыв входную дверь и миновав
небольшой коридор, разведчики оказались в ярко освещенной комнате, ее
хозяева вначале никак не могли взять в толк, откуда к ним пожаловали столь
неожиданные гости. Потом настал черед удивиться разведчикам. В ответ
72


на грозное "Хенде хох!" и "Руки вверх!" тот, что в тельняшке, вдруг на
чистом русском языке воскликнул: "Ба-а!.. Так ведь это же наши!" Как потом
оказалось, двое из трех были архангельскими поморами. Еще ребятишками попали
они во время гражданской войны в Норвегию, да так тут и застряли. А третий,
местный рыбак, зашел скоротать пасхальную ночь за бутылкой вина.
Узнав, что нужно советским разведчикам, рыбаки с радостью согласились
пойти вместе с ними.
-- Мы все здесь знаем лучше любого немца. Все
вам расскажем.
Собираясь в путь, "пленные" не забыли захватить с собой аккордеон и
недопитую бутылку.
Рыбаки дали очень ценные сведения. Один из них в последнее время плавал
на рейсовом судне. Частенько бывал в Бек-фиорде. Он сообщил, в частности,
важные сведения о выставленных противником минных полях вдоль восточного
берега Яр-фиорда и между берегами в двух кабельтовых от острова Бугей.
Рассказал и мно-гое другое, что интересовало штаб флота.
Так же беспрепятственно, как вошли, наши катера, приняв на борт
разведчиков, вышли из Кообхольм-фи-орда.
-- Вот, собственно, и все, -- закончил Леонов. -- Нет,
что ни говори, а нашему с вами боевому братству со
путствует военное счастье!..
Действительно, за время многих походов на торпедных катерах нашей
бригады разведотряд штаба флота не имел потерь. А наши катерники не раз
заслуживали похвалы Военного совета за морское обеспечение этих дерзких
рейдов разведчиков.



    БЬЕМ ТУГО СЖАТЫМ КУЛАКОМ


В апреле 1944 года штаб флота разослал директиву командующего флотом о
подготовке операции под кодовым наименованием "РВ-3". В самом этом факте не
было ничего примечательного. Такие директивы поступали и прежде. Но эта,
апрельская, директива имела особое значение. Сообщая о прибытии на аэродромы
средней Финляндии 200 новых самолетов противника -- 125 бомбардировщиков
Ю-87 и 75 истребителей М-190 и "Фокке-Вульф-190", -- в ней впервые ставилась
задача отработки тесного взаимодействия и нанесения совместных ударов
торпедных катеров, авиации и береговой артиллерии по конвоям противника в
Варангер-фиорде.
Изучая эту директиву, я вспомнил первую беседу с адмиралом Головко в
начале марта. Арсений Григорьевич сказал тогда:
-- Мы и до сих пор поколачивали немцев изрядно. Но били пока что вроде
бы растопыренными пальцами. А их нужно колотить туго сжатым кулаком. И мы
будем так бить! Скоро у нас тут, как и на других фронтах, фашистам небо с
овчинку покажется!..
Минуло чуть больше месяца после того разговора, и вот этот грозный
кулак Северного флота начал сжиматься все крепче.
Не все, в том числе и у нас на бригаде, сразу осознали все значение
задачи, поставленной Военным советом флота. На обсуждении полученной
директивы с руководящими офицерами бригады командир 2-го дивизиона
Коршунович высказался в том смысле, что не видит тут для нас, катерников,
ничего нового. "Ведь и до этого
74


мы тоже воевали не каждый сам по себе, а постоянно помогая друг другу".
Что правда, то правда. С первых месяцев войны торпедные катера,
выходящие в засады к Петсамовуоно, поддерживали самую тесную связь с
береговой артиллерией. Артиллеристы не раз указывали катерникам цели для
атак и прикрывали их от огня береговых батарей противника. Моряки торпедных
катеров в свою очередь всегда готовы были подсобить артиллеристам отправить
на дно подбитые их снарядами вражеские корабли. Дружили наши катерники и с
летчиками, взаимно выручая друг друга в трудную минуту. Однако в той,
апрельской, директиве речь шла не о простой взаимопомощи, а ставилась новая
и несравнимо более сложная задача отработки оперативно-тактического
взаимодействия, при котором разнородные силы флота, дополняя друг друга,
сумели бы совместно наносить врагу наиболее чувствительные удары. Начинался
новый этап в повседневной боевой деятельности всех соединений Северного
флота, и в том числе нашей бригады.
Пессимистов, по привычке скептически встречающих все новое, на этот раз
оказалось совсем немного. Да и те довольно скоро сдали свои позиции. А
подавляющее большинство офицеров бригады встретило директиву командующего
флотом с большим подъемом. На всех фронтах неудержимо развивалось мощное
наступление наших войск. Как все советские воины, каждый матрос, старшина и
офицер бригады также горел желанием внести свой посильный вклад в священное
дело быстрейшего освобождения родной земли от фашистских захватчиков.
Для нас, катерников, особенно важной и актуальной была необходимость
отработки тесного боевого взаимодействия с авиацией. И взаимодействия не
столько оперативного, сколько тактического.
В одной из записных книжек тех лет у меня сохранилась интересная мысль,
высказанная прославленным североморским летчиком Героем Советского Союза
капитаном С. Гуляевым. Подчеркивая необходимость тесного боевого
взаимодействия летчиков и катерников, он назвал авиацию и торпедные катера
родными брать-
75


ями. Это сравнение на первый взгляд неожиданно, но в нем заложен
глубокий смысл. Торпедные катера и авиацию действительно во многом роднят
такие присущие им характерные боевые качества, как большая скорость, мощная
ударная сила, быстрота маневра. При хорошо отработанном взаимодействии это
родство в значительной мере расширяло наши совместные возможности в борьбе с
противником, что было уже подтверждено опытом катерников и летчиков, в
частности, Краснознаменного Балтийского флота. Еще в начале войны-- 27
сентября 1941 года -- два звена торпедных катеров, под командованием
Владимира Гуманенко, взаимодействуя с авиацией, атаковали у западного берега
острова Эзель отряд вражеских кораблей и добились замечательного боевого
успеха: по данным штаба КБФ, в том бою были потоплены вспомогательный
крейсер и два миноносца да еще один миноносец поврежден.
Насущная необходимость тактического взаимодействия торпедных катеров и
авиации в условиях Заполярья диктовалась также специфическими особенностями
нашего театра, где на смену полярной ночи на несколько месяцев приходил
круглосуточный полярный день.
Зимой, когда ночь уступала относительно светлому времени всего
час-полтора в сутки, нам, катерникам, трудно было обнаружить противника (тут
следует оговориться, что использовать для поиска целей радиолокацию мы
получили возможность только с осени 1944 года). Но если уж вражеский конвой
удавалось отыскать и катера подходили к нему на визуальную видимость, то мы
выводили на цели сразу несколько групп тор-. педных катеров. По-иному бывало
полярным днем, когда солнце, словно бы наверстывая упущенное за зиму, вообще
не покидало небосвода, окрашивая море причудливыми красками. В этих условиях
задача поиска противника значительно облегчалась. Но зато атаковывать его
конвои нам становилось во сто крат сложнее. При хорошей видимости торпедные
катера лишались одного из главных своих боевых преимуществ -- скрытности и
внезапности атак. К тому же гитлеровцы, почувствовав нарастающую силу ударов
североморцев, значительно усилили охрану своих конвоев: на каждый транспорт
приходилось три-четыре боевых корабля, а иногда и больше. С воздуха конвои
прикрывались авиацией.
76


В этих условиях самостоятельные атаки для нас, катерников, становились
трудным делом. В то же время и авиация, действуя самостоятельно, не могла,
как показал опыт, добиться полного успеха в борьбе с вражескими конвоями.
Вывод напрашивался сам собой: чтобы надежно перерезать морские
коммуникации гитлеровцев в Варан-гер-фиорде, нам нужно наносить удары по
конвоям противника при тесном тактическом взаимодействии торпедных катеров и
авиации.
Все это не было, разумеется, каким-то неожиданным открытием, внезапно
осенившим командование флота только на третий год войны. Обязательной
предпосылкой взаимодействия катерников и летчиков должно быть наличие мощных
соединений как торпедных катеров (причем катеров, обладающих хорошей
мореходностью), так и авиации, превосходящей по силам авиацию противника. К
апрелю 1944 года Северный флот располагал как раз и таким соединением
торпедных катеров -- нашей бригадой и авиацией, способной завоевать
безусловное господство в воздухе. Вот почему вопрос о тесном взаимодействии
этих двух родов сил со всей остротой встал именно весной 1944 года.
Тактическое взаимодействие торпедных катеров и авиации на морских
коммуникациях противника может строиться по-разному. В одних случаях главный
удар наносят торпедные катера, а авиация только обеспечивает их действия,
прикрывая на переходе морем, наводя на объекты, поддерживая и защищая от
вражеской авиации. В других случаях главной ударной силой выступает авиация,
а катера выполняют вспомогательную роль. Высшая форма тактического
взаимодействия -- совместная атака самолетов-торпедоносцев и торпедных
катеров. Любой из вражеских конвоев, атакованный* одновременно с воздуха и с
моря, неминуемо должен нести большие потери.
-- Вы, друзья, не заглядывали ненароком в наши штабные сейфы? Или,
может быть, умеете читать мысли на расстоянии? Признавайтесь! -- пошутил
командующий авиацией флота генерал-лейтенант А. X. Андреев, когда мы с
капитаном 2 ранга Чекуровым приехали к нему со своими наметками.
77


Действительно, общие принципы организации взаимодействия торпедных
катеров и авиации, выработанные штабами бригады и ВВС, в основном совпадали,
и мы без особого труда нашли общий язык. Но многое еще оставалось
нерешенным.
Нужно было конкретно определить, как практически будут действовать
командиры торпедных катеров и летчики. В разработку взаимодействия
включились штабы, командиры подразделений. Проверенных практикой
рекомендаций у нас не было. Между тем нужно было предусмотреть все, до
малейших деталей. Каждая ошибка могла очень дорого стоить.
В работу по обеспечению взаимодействия включились не только штабы, но и
политорганы нашей бригады и ВВС. Капитан 3 ранга Мураневич поделился со мной
наметками специально разработанного плана партийно-политического
обеспечения. План этот включал в себя много интересного и важного. Упомяну
хотя бы о встречах катерников с летчиками, систематически проводимых
впоследствии политотделом. Их значение не ограничивалось только лишь личным
знакомством участников будущих совместных атак, хотя и это имело уже немалое
значение. В непринужденной обстановке дружеских бесед участники этих встреч
обменивались мнениями по широкому кругу конкретных вопросов тактического
взаимодействия. Многие предложения, высказанные тут, сослужили потом и нам,
и летчикам добрую службу.
Не остались в стороне от общего дела и газеты бригады и ВВС. Наряду с
опубликованием заметок по отдельным вопросам боевого взаимодействия редакция
нашей многотиражки организовала, к примеру, для "Североморского летчика"
открытое письмо катерников. Его подписали Герои Советского Союза Шабалин и
Паламарчук, капитаны 3 ранга Коршунович и Федоров, капитан-лейтенант
Чернявский, старший лейтенант Павлов. Обращаясь к летчикам, они писали, в
частности: "Ваша помощь может выйти за пределы одного только поиска цели.
Обнаруженный в море вражеский конвой порой изменяет свой курс, ордер и
другие данные. Ваша доразведка с немедленным оповещением по радио ка-
78


терников, уже находящихся в море, об этих изменениях позволит нашим
офицерам заранее предусмотреть наиболее выгодный вариант атаки. Вы можете
своими действиями помочь также нашему скрытному выходу к цели на кратчайшее
расстояние, а это, по существу, решает исход боя". А потом у нас в газете
было опубликовано ответное письмо летчиков. Обращаясь к катерникам, Герой
Советского Союза гвардии подполковник А. Ефремов, Герой Советского Союза
гвардии старший лейтенант Н. Бокий, гвардии капитан В. Пирогов, Герой
Советского Союза капитан В. Рукавицын, старший лейтенант А. Батраков и
другие писали: "Вы правы, товарищи! Перед всеми силами флота, в том числе
перед авиацией и торпедными катерами, сейчас открываются перспективы еще
большей активизации наступательных действий на коммуникациях противника,
которые мы будем в состоянии окончательно перерезать, если сумеем в
совершенстве отработать все детали взаимодействия... Наибольших успехов в
разгроме фашистских конвоев в Баренцевом море мы достигнем, если будем
применять высшие формы тактического взаимодействия торпедных катеров и
авиации, если в этом взаимодействии авиация выступит не только во
вспомогательной роли, но и как ударная сила. Мы имеем в виду совместные,
точно рассчитанные в минутах и даже секундах, удары по кораблям противника с
воды и с воздуха".
Чем детальнее разбирали мы конкретные вопросы тактического
взаимодействия, тем очевиднее становилось, что оно предъявляет как к
катерникам, так и к летчикам целый ряд специфических требований. Стало ясно,
например, что надежно прикрыть катера на переходе морем в состоянии только
те летчики-истребители, которые хорошо владеют техникой боя на малых высотах
и виражах. Чтобы оперативно руководить предстоявши--ми боями, была
необходима более четкая организация связи. Всего не перечтешь... Поэтому,
как ни дорого было время (а с каждым перевернутым листком календаря полярный
день все настойчивее вступал в свои права), мы все же посчитали
недостаточным ограничиться только штабными играми на картах, а обратились к
командующему флотом с просьбой разрешить провести
79


в море несколько тактических учений по отработке взаимодействия.
Выслушав наши соображения, адмирал Головко сказал:
-- Что и говорить, размахнулись вы широко. Но
быть по сему. Раз нужно, так нужно...
Не откладывая решения дела в долгий ящик, Арсений Григорьевич тут же
распорядился о выделении тральщиков и сторожевых кораблей в состав конвоя
"противника", который нам вместе с летчиками нужно было атаковать на
учениях.
Все?
Нет, товарищ адмирал...
С командованием ВВС флота мы работали дружно. Но, как и во всяком
большом деле, не обходилось, конечно, и без споров по отдельным вопросам.
Вот к решению одного из таких вопросов, имевших, на мой взгляд,
принципиальное значение, я, воспользовавшись удобным случаем, и постарался
привлечь в качестве арбитра командующего флотом. Речь шла об организации на
КП бригады оперативного пункта штаба авиации. Мы настаивали на создании
такого пункта, не без оснований видя в этом одно из непременных условий
оперативного руководства предстоявшими боями взаимодействующих между собой
катеров и авиации. Командование ВВС возражало, считая это попросту излишней
промежуточной инстанцией.
Нынче, слава богу, двадцатый век, -- не замедлил
вставить свое слово представитель авиаторов. -- Сущест
вует радио, телефон. Если понадобится в каком-то слу
чае наращивание сил авиации, так снестись с нами шта
бу бригады катеров не составит большого труда.
Бог-то бог, но, как говорят в народе, и сам не
будь плох, -- с улыбкой заметил Арсений Григорьевич.--
Снестись с вами по радио или телефону катерники, ко
нечно, смогут. Но вы ведь наверняка начнете еще ду
мать: "Подбрасывать требуемые самолеты или нет?"
А тут каждая минута дорога.
Почему же, если в том будет действительная
нужда.
Вот-вот, "если будет". А чтобы таких вопросов
вообще не возникало, вы оперативный пункт своего
штаба по соседству с КП Кузьмина и организуйте. Двух
80


дней на это достаточно? Значит, договорились. Кто его возглавит? Тут
нужны не третьестепенные люди.
Направим туда Михайлова и Муратханова.
Добро. Это офицеры деловые.
Весть о предстоящих учениях вызвала среди моряков бригады оживленные
толки. Настоящими именинниками ходили старые североморские катерники.
-- Еще полгода-год назад мысль о проведении та
ких учений показалась бы любому из нас пустой фанта
зией, -- говорил А. О. Шабалин. -- Еще бы!.. Учения
под самым, можно считать, носом у гитлеровцев! А сей
час этому никто не удивляется. Срок миновал неболь
шой, но силы наши возросли настолько, что нам уже
и такое дело по плечу.
Действительно, до ближайшего вражеского аэродрома было несколько
десятков миль, всего считанные минуты полета, а мы разыгрывали под
Териберкой учебные баталии. С момента обнаружения кораблей условного
противника к нам на КП, развернутом на восточном мысу острова Кильдин,
начинали непрерывно поступать данные о движении кораблей. По докладам
разведки штаб бригады намечал время нанесения главного удара. И с этого
момента "конвой противника" не знал покоя. По строго рассчитанному плану
возле него появлялись самолеты и катера-дымзавесчики. Вслед за ними --%
штурмовики и истребители-бомбардировщики подавляли огневые средства кораблей
охранения. А в конце, мощным заключительным аккордом, следовала дружная
атака основной группы катеров и ударной авиации: торпедоносцев, пикировщиков
и топмачтовиков. Внимательно следя по радиопереговорам и коротким донесениям
за ведущими бой торпедными катерами и самолетами, мы при необходимости
быстро наращивали наши силы на наиболее важных участках. Все это делало
каждую атаку поистине неотвратимой.
В первое время командование ВВС, полностью удовлетворяя наши заявки на
самолеты-дымзавесчики, истребители и штурмовики, было, однако, довольно
скуповатым, когда речь заходила о самолетах ударной авиации, считая, что
торпедоносцы с бомбардировщиками и без торпедных катеров в состоянии громить
вражеские
6 А. В Кузьмин 81


конвои. Понимая, что одними уговорами здесь мало чего добьешься, мы
пригласили побывать у нас на КП начальника штаба ВВС флота Героя Советского
Союза генерал-майора Е. Н. Преображенского. Он приехал. Судя по всему,
немалое впечатление произвела на него дружная, согласованная работа офицеров
нашего штаба и оперативного пункта штаба ВВС по обеспечению взаимодействия.
Но лед окончательно тронулся после того, как Евгений Николаевич побывал на