Страница:
максимальной эффективностью. Помню, когда над Ленинградом нависла особая
угроза и даже возник вопрос о возможном уничтожении кораблей, кое-кто из
флотских товарищей предлагал воспользоваться Зундом - проливом, связывающим
Балтийское и Северное моря, чтобы перевести часть подводных лодок на
Северный флот. Уже был назначен и командир отряда, который поведет лодки,-
Герой Советского Союза Н. П. Египко. Я доложил Ставке о готовящейся операции
(хотя в душе и не совсем соглашался с этим замыслом). И. В. Сталин хмуро
выслушал меня и ответил довольно резко, в том смысле, что не об этом следует
думать, надо отстаивать Ленинград, а для этого и подводные лодки нужны, а
коль отстоим город, тогда подводникам и на Балтике дела хватит.
И действительно, летом 1942 года балтийские подводники славно
поработали, отправили на дно десятки вражеских судов, парализуя морские
перевозки противника.
В. Ф. Трибуц в книге "Подводники Балтики атакуют" справедливо дает
самую высокую оценку многим командирам подводных лодок. Он их знал лучше,
чем я. Мне лично были хорошо знакомы командир бригады А. М. Стеценко и
ставший позже командиром бригады С. В. Верховский, начальник штаба Л. А.
Курников, начальник политотдела М. Е. Кабанов. Они сделали очень много для
успешного действия подлодок.
Хорошо помню командиров дивизионов В. А. Полещука, Г. А. Гольдберга, А.
Е. Орла, Д. А. Сидоренко. В послевоенное время многие из них командовали
крупными соединениями, а А. Е. Орел почти в течение десяти лет возглавлял
дважды Краснознаменный Балтийский флот.
На Балтике подводникам было трудно, особенно в Финском заливе. Глубины
здесь небольшие. Поэтому каждая мина становится особенно опасной, так как
лодка не может уйти на глубину, чтобы избежать или хотя бы уменьшить
вероятность встречи с ней. Какое преимущество в этом отношении было у
черноморцев и северян! Там стоило удалиться от берега - и большие глубины
снимали минную опасность. К тому же на малых глубинах Финского залива врагу
легче было \296\ обнаружить лодку и забросать бомбами как с самолетов, так и
с противолодочных кораблей, которые круглые сутки вели охоту. Недаром, по
словам подводников, бывали случаи, когда лодка, форсируя минное поле,
буквально ползла по грунту.
- Пока выйдем на достаточные глубины,- сказал мне один из командиров,-
днище лодки очищается до блеска.
И все же подводники преодолевали все преграды, выходили в море и топили
фашистские корабли.
Наши подводные лодки наводили на врага такой страх, что он не жалел сил
и средств для борьбы с ними. И гитлеровцам многое удалось сделать. Им
помогала и география. Немцы перекрыли Финский залив в самом узком месте, в
районе Нарген - Порккала-Удд, мощными противолодочными средствами. После мы
узнали, что враг выставил здесь двойной ряд противолодочных сетей и плотные
минные заграждения. Для охраны этого района он сосредоточил 14 сторожевых
кораблей, более 50 тральщиков и свыше 40 различных катеров. К сожалению, мы
узнали об этом поздно. И жизнь наказала нас за то, что мы не придали
должного значения вражеской противолодочной обороне.
Из подводных лодок, пытавшихся весной 1943 года прорваться на просторы
Балтики, некоторые погибли. Известна судьба подводной лодки "Щ-408" под
командованием капитан-лейтенанта П. С. Кузьмина. Ее экипаж настойчиво искал
проход в сетях. Когда запасы электроэнергии и кислорода были исчерпаны,
лодка вынуждена была всплыть. Здесь ее атаковали катера. Подводники приняли
неравный бой, они вели огонь, пока поврежденная лодка не скрылась под водой.
Весь экипаж погиб, предпочитая смерть позору плена.
Мне вспомнились бурные дискуссии в Военно-морской академии в 1929-1930
годах между сторонниками "москитного" и подводного флота. Первые утверждали,
что "москитный" (катерный) флот - наиболее дешевый и в то же время надежный
в борьбе на морс. Подводные лодки, дескать, противник может блокировать в
базах, а катерам не страшны никакие преграды. Сторонники подводного флота
заявляли, что, наоборот, катерами на морских просторах мало что сделаешь, а
вот подводные лодки всюду пройдут и решат любую задачу. Война и тем и другим
раскрыла ошибочность их суждений. Как невозможно одним \297\ "москитным"
флотом решать все задачи на море, так нельзя рассчитывать только на
подводные лодки. Скажем прямо: весной и летом 1943 года противнику удалось
сковать действия наших подводных лодок. И нам пришлось бы туго, если бы мы
не имели "сбалансированный", разнообразный по классам кораблей флот. Те
боевые задачи, которые не смогли решить в то время подводные лодки, решили
корабли других классов и морская авиация.
Современные атомные подводные лодки, вооруженные ракетами, оснащенные
совершенными средствами автоматики и электроники, получили возможность
длительно находиться в подводном положении, преодолевать практически
неограниченные расстояния под водой, притом с такой скоростью, что за ними
трудно угнаться даже быстроходным надводным кораблям. Это еще более повысило
роль подводных лодок в действиях на море, но ни в коем случае не устранило
необходимости в развитии других родов военно-морского флота - надводных
кораблей, морской авиации, береговой артиллерии и ракетных войск.
Итак, когда летом 1943 года стала очевидной неимоверная сложность
вывода подводных лодок в открытое морс, мы не отказались от борьбы на
балтийских коммуникациях противника. Эта задача была переложена на
минно-торпедную авиацию. Ранее утвержденные планы использования морской
авиации только в ограниченной зоне Финского залива пришлось пересмотреть и
ориентировать как можно больше самолетов на действиях в Балтийском море и
Ботническом заливе. В связи с этими новыми задачами Наркомат ВМФ обратился в
Генеральный штаб с просьбой ограничить использование флотской авиации для
помощи Ленинградскому фронту. Начальник Генерального штаба А. М. Василевский
согласился с этим. С того времени на сухопутное направление балтийская
авиация отводила не более 15-20 процентов общего числа самолето-вылетов.
Командование Балтийского флота получило возможность активизировать действия
авиации на море.
Задача была трудная и сложная. Это сейчас нашим самолетам с их
сверхзвуковыми скоростями под силу в короткие сроки перекрывать огромные
расстояния. А сорок лет назад полет двухмоторного бомбардировщика из
Ленинграда в южную часть Балтийского моря \298\ занимал 7, а то и 10 часов.
Да обратный путь длился столько же. Такой полет сам по себе требовал от
авиаторов предельного напряжения моральных и физических сил. А ведь они
должны были не только покрыть это пространство, но и разыскать в море
вражеские корабли, преодолеть огневую завесу и безошибочно нанести удар. А
поразить морскую подвижную цель - дело не простое. Оно требует и мужества и
особого искусства. Опыт показал, что бомбоудары с горизонтального полета и с
большой высоты неэффективны. Для действий на море стали использовать
пикирующие самолеты и самолеты-торпедоносцы.
Районами действия морской авиации были Балтийское море, Рижский и
Ботнический заливы. Сюда направлялись на "свободную охоту" наши самолеты.
Протяженность каждого маршрута составляла в среднем 2,5 тысячи километров. И
почти все это расстояние приходилось лететь над территорией или водами
противника. Сообразуясь с обстановкой, с имевшимися разведывательными
данными, летчики то поднимались на значительные высоты, то шли на бреющем,
готовые в любую минуту или уклониться от самолетов противника или принять
вынужденный бой. В 1943 году было совершено 95 таких полетов. В результате
19 вражеских судов тоннажем около 39 тысяч тонн были потоплены и 6
повреждены. В этих полетах отличились летчики В. А. Балсбин, Ю. Э.
Бунимович, Г. Д. Васильев и многие другие.
Я не раз встречался с командирами авиационных соединений И. И.
Борзовым, Н. В. Челноковым, Я. З. Слепенковым, А. А. Мироненко, Л. А.
Мазуренко, М. А. Курочкиным. Они вырастили замечательных летчиков, которые
умело били врага и на море и на суше.
В открытом море больше всего действовала минно-торпедная авиация
Балтийского флота. Она наводила такой страх на врага, что тот вскоре даже в
самых отдаленных просторах моря перестал выпускать из баз свои суда в
одиночку. Гитлеровцы и здесь перешли к системе конвоев, хотя это замедляло
темпы доставки грузов и требовало привлечения крупных сил охранения. Еще
труднее стало нашим летчикам, но они продолжали вылетать на "свободную
охоту".
В ближних районах моря - в Финском заливе - действовали главным образом
пикировщики и штурмовики. Морские летчики и здесь добились \299\
внушительного успеха: они потопили 23 и повредили более 30 фашистских судов.
Крупный надводный флот Балтики пока еще был стеснен в действиях. Но
тральщики и различного рода катера были до предела загружены обычной
работой: тралением мин, несением разведки и дозоров. Дерзко действовала
бригада торпедных катеров под командованием капитана 2 ранга Е. В. Гуськова.
Сначала она насчитывала 23 катера, в течение года поступило еще 37. В районе
Нарвского залива страх на противника наводили дивизионы и отряды торпедных
катеров Героев Советского Союза капитанов 3 ранга В. П. Гуманенко, С. А.
Осипова, капитан-лейтенантов И. С. Иванова, А. Г. Свердлова. В крайне
сложных условиях морской блокады они наносили врагу значительные потери. По
данным самих же немцев - Ю. Майстера, Ф. Руге, Г. Штейнвега и других - с
начала войны и до конца 1943 года всеми средствами нашего морского оружия (в
том числе и от мин) были потоплены или получили серьезные повреждения 400
фашистских кораблей.
Балтийский флот, пережив блокаду Ленинграда, был полон сил, его люди
рвались к новым боям.
В зале Революции училища имени М. В. Фрунзе состоялось награждение
подводников и летчиков Балтийского флота. Я с удовольствием поздравил
товарищей и пожелал им новых боевых успехов. Сидевший рядом со мной за
столом президиума командующий фронтом Л. А. Говоров тихо намекнул мне, что
скоро моряки получат возможность снова отличиться. Я догадывался, на что
намекает генерал: готовилось совместное наступление Ленинградского и
Волховского фронтов с целью деблокирования Ленинграда.
Позже, уже в Смольном, Л. А. Говоров уточнил, что он возлагает много
надежд на флот, и прежде всего на его дальнобойную артиллерию. Я,
естественно, ответил, что все средства флота, которые могут быть
использованы для помощи сухопутным войскам, будут предоставлены в
распоряжение фронта.
Вернувшись из Ленинграда в конце ноября, я доложил Ставке о состоянии
флота и его действиях. Коснулся событий, связанных с отражением десанта
противника на острове Сухо в Ладожском озере. Сталин проявил к этому вопросу
повышенный интерес, попросил развернуть карту, стал расспрашивать о кораблях
флотилии и железнодорожной артиллерии в этом районе. Я старался \300\
ответить со всей обстоятельностью, понимая, чем вызван этот интерес: речь
шла о стыке Ленинградского и Волховского фронтов, куда уже перевозились
войска.
Сталин и на этот раз не раскрыл деталей предстоящей операции.
Генеральный штаб ознакомил нас с ними чуть позже, когда подготовка к
наступлению развернулась полным ходом.
Из Ленинграда мы с генералом авиации С. Ф. Жаворонковым вылетели под
конвоем истребителей.
- Не будем рисковать,- решил Жаворонков.
Истребители нас сопровождали до Ладоги, далее самолет следовал без них.
К Москве пробивались сквозь густую облачность. Летчики снова блеснули своим
искусством. Встретивший меня адмирал Л. М. Галлер всю дорогу до наркомата
удивлялся, как нам удалось сесть, когда уже темнело, а облака висели чуть ли
не над самой землей.
Вести с фронтов радовали. Наши войска добивали окруженную армию
Паулюса. Гитлеровцы начали отступать с Кавказа.
Ставка Верховного Главнокомандования решила теснить противника на
протяжении всего фронта и тем самым лишить его возможности маневрировать
силами. Инициатива уже полностью перешла к Красной Армии. Наступала пора
освобождения от врага нашей священной земли.
Перед Ленинградским и Волховским фронтами была поставлена задача
деблокировать героический город на Неве. Первый мощный удар для ликвидации
так называемого Шлиссельбургско-Синявинского выступа противника должна была
нанести 67-я армия Ленинградского фронта при содействии артиллерии и авиации
Балтийского флота.
Прежде чем начать наступление, предстояло усилить 67-ю армию. Перед
моряками Ладоги была поставлена задача обеспечить оперативные перевозки. Они
начались 13 декабря и продолжались до начала января, когда лед уже сковал
озеро. За этот короткий срок из Кабоны в Осиновец было доставлено более 38
тысяч человек и 1678 тонн различного груза. Естественно, основная тяжесть
легла прежде всего на Ладожскую флотилию (командующий капитан 1 ранга В. С.
Чероков).
Навигация в кампанию 1942 года была самой напряженной для ладожцев.
Ледовая трасса зимой 1942 года сыграла огромную, \301\ возможно,
решающую роль в спасении блокированного Ленинграда, но водные перевозки,
начавшиеся весной, были не менее важны. К ним всю зиму готовились военные
моряки и речники Ладоги. В труднейших условиях они отремонтировали 130
боевых и транспортных судов.
Как рассказывает вице-адмирал В. С. Чероков, из-за холодной и затяжной
весны навигация открылась позднее обычного - 22 мая и закрылась она поздно -
13 января, когда параллельно уже действовала и ледовая трасса.
Водные перевозки по Ладоге имели прямое отношение к прорыву блокады
Ленинграда, они приобрели оперативный характер. За лето и осень судами
флотилии было переброшено огромное количество грузов. Войска фронта и флот
получили более 300 тысяч человек пополнения. Кроме того, через Ладогу было
переправлено около 780 тысяч тонн продовольствия и боеприпасов, 300 тысяч
тонн промышленного оборудования, 271 паровоз и тендер, более 1600 груженых
вагонов. Это потребовало от ладожцев большого напряжения сил.
Транспорты отрядов, которыми командовали капитаны 2 ранга М.
Котельников и Н. Дудников, совершили в общей сложности 535 рейсов. Стоит
особо отметить отряд тендеров под командованием Ф. Юрковского. Эти маленькие
кораблики сделали в 1942 году 13 117 рейсов и перевезли 247 тысяч тонн
грузов.
Дивизионы канонерских лодок, которыми командовали капитан 1 ранга Н.
Озаровский и капитан 3 ранга В. Сиротинский, обеспечивали нужный оперативный
режим на озере. А когда противник с целью сорвать наши перевозки попытался
захватить важный в оперативном отношении остров Сухо и высадить там десант,
Ладожская флотилия нанесла сокрушительный удар. Вражеский десант был
разгромлен, наши моряки захватили несколько фашистских кораблей.
Ледовая и водная трассы через Ладогу, дополняя друг друга, помогли
Ленинграду выдержать блокаду и внесли свой вклад в прорыв вражеского кольца.
Дорога жизни тоже была линией фронта. Беспрерывные бои шли на льду, на
воде, в воздухе над озером. Враг бросал немалые силы, чтобы перерезать
единственный путь, связывающий героический город со страной, но так и не
смог сделать этого. \302\
Когда встал вопрос о разрушении вражеских оборонительных сооружений,
командование фронта и флота снова использовало на всю мощь дальнобойную
морскую артиллерию, сосредоточенную на кораблях и береговых батареях.
Расстояния до вражеских позиций были сравнительно короткими. Поэтому флот
мог нацелить на врага орудия калибром от 305 до 100 миллиметров.
В дни прорыва блокады Ленинграда морская артиллерия выпустила по врагу
29 101 снаряд. Высокую оценку ее действиям дал маршал Л. А. Говоров. Он
похвалил флотских офицеров за искусное управление огнем, умение быстро
поражать цели.
Снова свое веское слово сказала наша береговая артиллерия. Оправдались
наши заботы о ее создании и развитии еще в довоенные годы. Подчас она
возникала раньше флотов. В начале тридцатых годов, когда новые флоты
создавались на Дальнем Востоке и Севере, первыми эшелонами направлялись туда
не корабли - их еще не было - а именно береговые батареи: стационарные,
железнодорожные, башенные, открытые.
Уже тогда береговая оборона превратилась в полноправный род
военно-морских сил. Здесь выросли крепкие кадры специалистов. Управление
береговой обороны возглавлял И. С. Мушнов, имевший огромный опыт
строительства и боевого использования береговых батарей. Это был рачительный
хозяин. Еще до войны он на своих складах накопил столько боеприпасов, что их
хватило на сравнительно долгое время, а снарядов крупного калибра - до конца
войны. Эти запасы очень пригодились нам при обороне блокированных городов -
Одессы, Севастополя и Ленинграда.
В годы войны вопросами вооружения занимался мой заместитель адмирал Л.
М. Галлер. Порой приходилось удивляться, как ему удавалось обеспечивать
необходимыми боеприпасами всю флотскую артиллерию. Ведь снарядов требовалось
огромное количество.
Самое активное участие в боях по прорыву блокады приняли артиллеристы
эсминцев "Свирепый" и "Сторожевой", канонерских лодок "Ока" и "Зея", 301-го
отдельного артиллерийского дивизиона, морского полигона. Особое мастерство в
управлении огнем проявили майор В. М. Гранин, майор Д. И. Видяев, капитан А.
К. Дробязко. Хочется отметить и командиров кораблей капитанов 2 ранга Л. Е.
Родичсва (эсминец "Свирепый") и В. Р. Новака (эсминец "Сторожевой"), \303\
отлично использовавших свою артиллерию. 16 января 1943 года моряки, можно
сказать, выручили наши войска, когда враг неожиданно предпринял мощную
контратаку против частей 67-й армии. Общевойсковое командование отметило,
что вражеский натиск был отражен в основном мощным огнем морской артиллерии.
На противника обрушилась лавина снарядов. Около 2 тысяч солдат и офицеров
потеряли тогда гитлеровцы.
Высокую похвалу заслужили морские пехотинцы. Большинство из них входило
в штурмовые группы 67й армии. Это им пришлось первыми форсировать Неву. В
составе этой же армии вела наступление 55-я стрелковая бригада под
командованием полковника Ф. Бурмистрова. Она была сформирована в основном из
краснофлотцев частей и кораблей флота. Решительным броском бригада
форсировала Неву и захватила первую и вторую вражеские траншеи. Командир
полка тяжелых танков, приданного бригаде, писал в донесении в штаб армии: "Я
воюю давно, много видел, но таких бойцов встречаю впервые. Под шквальным
минометным и пулеметным огнем моряки три раза поднимались в атаку и все-таки
выбили врага".
В составе Волховского фронта действовала 73-я морская стрелковая
бригада под командованием полковника И. Бураковского.
Самоотверженно сражались балтийские летчики, которыми бессменно почти
всю войну командовал генерал М. И. Самохин. Авиаторам приходилось летать в
очень сложных условиях- в метель, плохую видимость. Как всегда, отлично
действовали летчики гвардейского минно-торпедного полка майора И. И. Борзова
и 73-го бомбардировочного авиаполка полковника М. А. Курочкина.
...И вот настал день, когда два фронта соединились, бойцы радостно
обняли друг друга. Это означало - блокада прорвана.
После сталинградской победы противник был отброшен от Волги, однако еще
упорно цеплялся за каждую пядь нашей земли. С весны назревали серьезные
события в районе Курской дуги. Красная Армия с каждым \304\ днем получала
все больше самолетов, танков и другой техники. Фронты постоянно требовали
горючего. Активизация Балтийского и Северного флотов также увеличила спрос
на горючее. В связи с этим Волга по-прежнему оставалась важной
стратегической коммуникацией, по которой могла идти бакинская нефть.
От перевозок грузов по Волге во многом зависел наш успех в борьбе с
фашистской Германией. Это понимали и немцы. Даже весной 1943 года, когда
линия фронта проходила значительно западнее Сталинграда и Волги, над этой
стратегической коммуникацией еще нависала опасность. Наше внимание было
привлечено тогда к Астрахани, где раньше всего открывается навигация и
происходит скопление нефтеналивных судов. Фашистские самолеты время от
времени появлялись там, чтобы наносить удары по караванам с горючим. Поэтому
в апреле по распоряжению правительства туда вылетели наркомы морского и
речного флотов П. П. Ширшов и 3. А. Шашков. Туда же Ставка предложила
вылететь и мне. Совместными усилиями мы обеспечивали бесперебойное движение
караванов и их охрану от мин и воздушных налетов.
Минированием Волги и налетами на караваны судов в районе Астрахани
занималась специально выделенная для этого фашистская воздушная эскадра.
Командовал ею майор Кляс. Судя по всему, это был отъявленный гитлеровец. Он
часто сам принимал участие в воздушных операциях. 19 июня 1943 года Кляс
повел свои самолеты для бомбежки и минирования Астраханского рейда. Здесь он
и сломал себе шею.
Канонерская лодка "Ленин" подбила самолет Кляса, и он свалился недалеко
от маяка "Астраханский приемный". Четыре фашиста были подобраны рыбаками,
когда те пытались скрыться на надувной резиновой лодке. Кляс оказался
заядлым нацистом. Даже находясь в положении военнопленного, он пытался
вступить в драку с рыбаками.
Кляса связали и посадили в трюм. Там он умудрился разбить себе голову о
железный рым{52} и испустил дух, уйдя таким образом от возмездия. Под
комбинезоном у него обнаружили три Железных креста и золотой орден
Рыцарского креста. Нацисту с такими наградами, естественно, было не к лицу
пребывать в плену.
Надо признать, что после Сталинградской битвы наше внимание к Волге
несколько ослабло, и за это \305\ мы вскоре были наказаны. Немцы выделили
более 100 самолетов 4-го воздушного флота специально для действия над рекой.
С ранней весны, как только прошел лед, эти самолеты начали минирование
фарватеров. В конце апреля и самом начале мая на минах подорвалось несколько
барж с топливом. Нефть горела, разлившись по реке. Движение караванов
замедлилось, а в районе Каменного Яра скопилось сорок нефтяных барж.
Это вызывало серьезное беспокойство не только у нас в Наркомате ВМФ, но
и в Государственном Комитете Обороны.
Однажды утром из секретариата И. В. Сталина мне позвонил А. Н.
Поскребышев: "Немедленно приезжайте! Разбирается вопрос о плавании по
Волге".
В кабинете Сталина в Кремле собрались члены Государственного Комитета
Обороны и работники Генерального штаба.
- Проходите,- предложил Поскребышев, едва увидев меня в приемной.
Сталин, как это часто бывало, ходил вдоль длинного стола, слушая
докладчика.
- О значении Волги и перевозок по ней вам, я думаю, говорить не нужно?
- сказал он мне и взял со стола какую-то телеграмму. В ней, видимо,
говорилось о срыве перевозок по реке.
Задав ряд вопросов, Сталин дал мне указание:
- Вам надлежит выехать на место, разобраться во всем и принять самые
решительные меры для обеспечения движения судов.
По обыкновению, он тут же спросил, когда я намерен вылететь в
Сталинград. Я попросил разрешения задержаться на сутки, чтобы переговорить с
А. И. Микояном и наркомом речного флота З. А. Шашковым. С этого момента я
полностью переключился на выполнение важного поручения ГКО.
Тогда же произошла смена командования Волжской флотилии.
К Д. Д. Рогачеву у меня не было больших претензий. Как уже говорилось,
он хорошо проявил себя в начале войны, командуя Пинской флотилией.
Заслуживает похвалы и его руководство Волжской флотилией в борьбе за
Сталинград. Но Ставка дала флотилии новые сложные задачи. Командующему
предстояло в спешном порядке организовать борьбу с \306\ немецкими минами на
всем протяжении реки от Астрахани до Куйбышева. Мне представлялось
целесообразным поручить это более опытному в таком деле адмиралу. Вместе с
Роговым думаем над кандидатурами новых командующего и члена Военного совета
флотилии. Перебрали много фамилий. Понимали, что нельзя допустить ошибки, уж
очень сложные задачи ложатся на флотилию.
Я остановился на контр-адмирале Юрии Александровиче Пантелееве. Знал я
его давно, еще по совместной службе на крейсере "Червона Украина". После мы
встречались с ним, когда он командовал соединениями кораблей, был
начальником штаба Балтийского флота, а в самые трудные для Ленинграда дни
возглавлял Ленинградскую военно-морскую базу. После этого он работал в
Главном морском штабе. Это был хороший организатор, а главное, ему довелось
много работать с гражданскими организациями, и он быстро находил с ними
общий язык. А это очень нужно было на Волге, где морякам приходилось
работать рука об руку с речниками и местными партийными и советскими
органами.
Членом Военного совета флотилии И. В. Рогов предложил назначить
капитана 1 ранга Н. П. Зарембо, опытного политработника с Тихого океана.
Доложили Сталину. Он долго выпытывал сведения о каждом. Потом сказал:
- Хорошо. Сами представите их Государственному Комитету Обороны.
Поздно ночью телефонным звонком поднимаем Пантелеева с постели, благо
он оказался в Москве. На заседании ГКО чуть не произошло недоразумение.
Пантелеева спросили, знает ли он Волгу. Тот ответил, что ни разу там не был.
- Даже в отпуск не плавали по Волге на пароходе?
угроза и даже возник вопрос о возможном уничтожении кораблей, кое-кто из
флотских товарищей предлагал воспользоваться Зундом - проливом, связывающим
Балтийское и Северное моря, чтобы перевести часть подводных лодок на
Северный флот. Уже был назначен и командир отряда, который поведет лодки,-
Герой Советского Союза Н. П. Египко. Я доложил Ставке о готовящейся операции
(хотя в душе и не совсем соглашался с этим замыслом). И. В. Сталин хмуро
выслушал меня и ответил довольно резко, в том смысле, что не об этом следует
думать, надо отстаивать Ленинград, а для этого и подводные лодки нужны, а
коль отстоим город, тогда подводникам и на Балтике дела хватит.
И действительно, летом 1942 года балтийские подводники славно
поработали, отправили на дно десятки вражеских судов, парализуя морские
перевозки противника.
В. Ф. Трибуц в книге "Подводники Балтики атакуют" справедливо дает
самую высокую оценку многим командирам подводных лодок. Он их знал лучше,
чем я. Мне лично были хорошо знакомы командир бригады А. М. Стеценко и
ставший позже командиром бригады С. В. Верховский, начальник штаба Л. А.
Курников, начальник политотдела М. Е. Кабанов. Они сделали очень много для
успешного действия подлодок.
Хорошо помню командиров дивизионов В. А. Полещука, Г. А. Гольдберга, А.
Е. Орла, Д. А. Сидоренко. В послевоенное время многие из них командовали
крупными соединениями, а А. Е. Орел почти в течение десяти лет возглавлял
дважды Краснознаменный Балтийский флот.
На Балтике подводникам было трудно, особенно в Финском заливе. Глубины
здесь небольшие. Поэтому каждая мина становится особенно опасной, так как
лодка не может уйти на глубину, чтобы избежать или хотя бы уменьшить
вероятность встречи с ней. Какое преимущество в этом отношении было у
черноморцев и северян! Там стоило удалиться от берега - и большие глубины
снимали минную опасность. К тому же на малых глубинах Финского залива врагу
легче было \296\ обнаружить лодку и забросать бомбами как с самолетов, так и
с противолодочных кораблей, которые круглые сутки вели охоту. Недаром, по
словам подводников, бывали случаи, когда лодка, форсируя минное поле,
буквально ползла по грунту.
- Пока выйдем на достаточные глубины,- сказал мне один из командиров,-
днище лодки очищается до блеска.
И все же подводники преодолевали все преграды, выходили в море и топили
фашистские корабли.
Наши подводные лодки наводили на врага такой страх, что он не жалел сил
и средств для борьбы с ними. И гитлеровцам многое удалось сделать. Им
помогала и география. Немцы перекрыли Финский залив в самом узком месте, в
районе Нарген - Порккала-Удд, мощными противолодочными средствами. После мы
узнали, что враг выставил здесь двойной ряд противолодочных сетей и плотные
минные заграждения. Для охраны этого района он сосредоточил 14 сторожевых
кораблей, более 50 тральщиков и свыше 40 различных катеров. К сожалению, мы
узнали об этом поздно. И жизнь наказала нас за то, что мы не придали
должного значения вражеской противолодочной обороне.
Из подводных лодок, пытавшихся весной 1943 года прорваться на просторы
Балтики, некоторые погибли. Известна судьба подводной лодки "Щ-408" под
командованием капитан-лейтенанта П. С. Кузьмина. Ее экипаж настойчиво искал
проход в сетях. Когда запасы электроэнергии и кислорода были исчерпаны,
лодка вынуждена была всплыть. Здесь ее атаковали катера. Подводники приняли
неравный бой, они вели огонь, пока поврежденная лодка не скрылась под водой.
Весь экипаж погиб, предпочитая смерть позору плена.
Мне вспомнились бурные дискуссии в Военно-морской академии в 1929-1930
годах между сторонниками "москитного" и подводного флота. Первые утверждали,
что "москитный" (катерный) флот - наиболее дешевый и в то же время надежный
в борьбе на морс. Подводные лодки, дескать, противник может блокировать в
базах, а катерам не страшны никакие преграды. Сторонники подводного флота
заявляли, что, наоборот, катерами на морских просторах мало что сделаешь, а
вот подводные лодки всюду пройдут и решат любую задачу. Война и тем и другим
раскрыла ошибочность их суждений. Как невозможно одним \297\ "москитным"
флотом решать все задачи на море, так нельзя рассчитывать только на
подводные лодки. Скажем прямо: весной и летом 1943 года противнику удалось
сковать действия наших подводных лодок. И нам пришлось бы туго, если бы мы
не имели "сбалансированный", разнообразный по классам кораблей флот. Те
боевые задачи, которые не смогли решить в то время подводные лодки, решили
корабли других классов и морская авиация.
Современные атомные подводные лодки, вооруженные ракетами, оснащенные
совершенными средствами автоматики и электроники, получили возможность
длительно находиться в подводном положении, преодолевать практически
неограниченные расстояния под водой, притом с такой скоростью, что за ними
трудно угнаться даже быстроходным надводным кораблям. Это еще более повысило
роль подводных лодок в действиях на море, но ни в коем случае не устранило
необходимости в развитии других родов военно-морского флота - надводных
кораблей, морской авиации, береговой артиллерии и ракетных войск.
Итак, когда летом 1943 года стала очевидной неимоверная сложность
вывода подводных лодок в открытое морс, мы не отказались от борьбы на
балтийских коммуникациях противника. Эта задача была переложена на
минно-торпедную авиацию. Ранее утвержденные планы использования морской
авиации только в ограниченной зоне Финского залива пришлось пересмотреть и
ориентировать как можно больше самолетов на действиях в Балтийском море и
Ботническом заливе. В связи с этими новыми задачами Наркомат ВМФ обратился в
Генеральный штаб с просьбой ограничить использование флотской авиации для
помощи Ленинградскому фронту. Начальник Генерального штаба А. М. Василевский
согласился с этим. С того времени на сухопутное направление балтийская
авиация отводила не более 15-20 процентов общего числа самолето-вылетов.
Командование Балтийского флота получило возможность активизировать действия
авиации на море.
Задача была трудная и сложная. Это сейчас нашим самолетам с их
сверхзвуковыми скоростями под силу в короткие сроки перекрывать огромные
расстояния. А сорок лет назад полет двухмоторного бомбардировщика из
Ленинграда в южную часть Балтийского моря \298\ занимал 7, а то и 10 часов.
Да обратный путь длился столько же. Такой полет сам по себе требовал от
авиаторов предельного напряжения моральных и физических сил. А ведь они
должны были не только покрыть это пространство, но и разыскать в море
вражеские корабли, преодолеть огневую завесу и безошибочно нанести удар. А
поразить морскую подвижную цель - дело не простое. Оно требует и мужества и
особого искусства. Опыт показал, что бомбоудары с горизонтального полета и с
большой высоты неэффективны. Для действий на море стали использовать
пикирующие самолеты и самолеты-торпедоносцы.
Районами действия морской авиации были Балтийское море, Рижский и
Ботнический заливы. Сюда направлялись на "свободную охоту" наши самолеты.
Протяженность каждого маршрута составляла в среднем 2,5 тысячи километров. И
почти все это расстояние приходилось лететь над территорией или водами
противника. Сообразуясь с обстановкой, с имевшимися разведывательными
данными, летчики то поднимались на значительные высоты, то шли на бреющем,
готовые в любую минуту или уклониться от самолетов противника или принять
вынужденный бой. В 1943 году было совершено 95 таких полетов. В результате
19 вражеских судов тоннажем около 39 тысяч тонн были потоплены и 6
повреждены. В этих полетах отличились летчики В. А. Балсбин, Ю. Э.
Бунимович, Г. Д. Васильев и многие другие.
Я не раз встречался с командирами авиационных соединений И. И.
Борзовым, Н. В. Челноковым, Я. З. Слепенковым, А. А. Мироненко, Л. А.
Мазуренко, М. А. Курочкиным. Они вырастили замечательных летчиков, которые
умело били врага и на море и на суше.
В открытом море больше всего действовала минно-торпедная авиация
Балтийского флота. Она наводила такой страх на врага, что тот вскоре даже в
самых отдаленных просторах моря перестал выпускать из баз свои суда в
одиночку. Гитлеровцы и здесь перешли к системе конвоев, хотя это замедляло
темпы доставки грузов и требовало привлечения крупных сил охранения. Еще
труднее стало нашим летчикам, но они продолжали вылетать на "свободную
охоту".
В ближних районах моря - в Финском заливе - действовали главным образом
пикировщики и штурмовики. Морские летчики и здесь добились \299\
внушительного успеха: они потопили 23 и повредили более 30 фашистских судов.
Крупный надводный флот Балтики пока еще был стеснен в действиях. Но
тральщики и различного рода катера были до предела загружены обычной
работой: тралением мин, несением разведки и дозоров. Дерзко действовала
бригада торпедных катеров под командованием капитана 2 ранга Е. В. Гуськова.
Сначала она насчитывала 23 катера, в течение года поступило еще 37. В районе
Нарвского залива страх на противника наводили дивизионы и отряды торпедных
катеров Героев Советского Союза капитанов 3 ранга В. П. Гуманенко, С. А.
Осипова, капитан-лейтенантов И. С. Иванова, А. Г. Свердлова. В крайне
сложных условиях морской блокады они наносили врагу значительные потери. По
данным самих же немцев - Ю. Майстера, Ф. Руге, Г. Штейнвега и других - с
начала войны и до конца 1943 года всеми средствами нашего морского оружия (в
том числе и от мин) были потоплены или получили серьезные повреждения 400
фашистских кораблей.
Балтийский флот, пережив блокаду Ленинграда, был полон сил, его люди
рвались к новым боям.
В зале Революции училища имени М. В. Фрунзе состоялось награждение
подводников и летчиков Балтийского флота. Я с удовольствием поздравил
товарищей и пожелал им новых боевых успехов. Сидевший рядом со мной за
столом президиума командующий фронтом Л. А. Говоров тихо намекнул мне, что
скоро моряки получат возможность снова отличиться. Я догадывался, на что
намекает генерал: готовилось совместное наступление Ленинградского и
Волховского фронтов с целью деблокирования Ленинграда.
Позже, уже в Смольном, Л. А. Говоров уточнил, что он возлагает много
надежд на флот, и прежде всего на его дальнобойную артиллерию. Я,
естественно, ответил, что все средства флота, которые могут быть
использованы для помощи сухопутным войскам, будут предоставлены в
распоряжение фронта.
Вернувшись из Ленинграда в конце ноября, я доложил Ставке о состоянии
флота и его действиях. Коснулся событий, связанных с отражением десанта
противника на острове Сухо в Ладожском озере. Сталин проявил к этому вопросу
повышенный интерес, попросил развернуть карту, стал расспрашивать о кораблях
флотилии и железнодорожной артиллерии в этом районе. Я старался \300\
ответить со всей обстоятельностью, понимая, чем вызван этот интерес: речь
шла о стыке Ленинградского и Волховского фронтов, куда уже перевозились
войска.
Сталин и на этот раз не раскрыл деталей предстоящей операции.
Генеральный штаб ознакомил нас с ними чуть позже, когда подготовка к
наступлению развернулась полным ходом.
Из Ленинграда мы с генералом авиации С. Ф. Жаворонковым вылетели под
конвоем истребителей.
- Не будем рисковать,- решил Жаворонков.
Истребители нас сопровождали до Ладоги, далее самолет следовал без них.
К Москве пробивались сквозь густую облачность. Летчики снова блеснули своим
искусством. Встретивший меня адмирал Л. М. Галлер всю дорогу до наркомата
удивлялся, как нам удалось сесть, когда уже темнело, а облака висели чуть ли
не над самой землей.
Вести с фронтов радовали. Наши войска добивали окруженную армию
Паулюса. Гитлеровцы начали отступать с Кавказа.
Ставка Верховного Главнокомандования решила теснить противника на
протяжении всего фронта и тем самым лишить его возможности маневрировать
силами. Инициатива уже полностью перешла к Красной Армии. Наступала пора
освобождения от врага нашей священной земли.
Перед Ленинградским и Волховским фронтами была поставлена задача
деблокировать героический город на Неве. Первый мощный удар для ликвидации
так называемого Шлиссельбургско-Синявинского выступа противника должна была
нанести 67-я армия Ленинградского фронта при содействии артиллерии и авиации
Балтийского флота.
Прежде чем начать наступление, предстояло усилить 67-ю армию. Перед
моряками Ладоги была поставлена задача обеспечить оперативные перевозки. Они
начались 13 декабря и продолжались до начала января, когда лед уже сковал
озеро. За этот короткий срок из Кабоны в Осиновец было доставлено более 38
тысяч человек и 1678 тонн различного груза. Естественно, основная тяжесть
легла прежде всего на Ладожскую флотилию (командующий капитан 1 ранга В. С.
Чероков).
Навигация в кампанию 1942 года была самой напряженной для ладожцев.
Ледовая трасса зимой 1942 года сыграла огромную, \301\ возможно,
решающую роль в спасении блокированного Ленинграда, но водные перевозки,
начавшиеся весной, были не менее важны. К ним всю зиму готовились военные
моряки и речники Ладоги. В труднейших условиях они отремонтировали 130
боевых и транспортных судов.
Как рассказывает вице-адмирал В. С. Чероков, из-за холодной и затяжной
весны навигация открылась позднее обычного - 22 мая и закрылась она поздно -
13 января, когда параллельно уже действовала и ледовая трасса.
Водные перевозки по Ладоге имели прямое отношение к прорыву блокады
Ленинграда, они приобрели оперативный характер. За лето и осень судами
флотилии было переброшено огромное количество грузов. Войска фронта и флот
получили более 300 тысяч человек пополнения. Кроме того, через Ладогу было
переправлено около 780 тысяч тонн продовольствия и боеприпасов, 300 тысяч
тонн промышленного оборудования, 271 паровоз и тендер, более 1600 груженых
вагонов. Это потребовало от ладожцев большого напряжения сил.
Транспорты отрядов, которыми командовали капитаны 2 ранга М.
Котельников и Н. Дудников, совершили в общей сложности 535 рейсов. Стоит
особо отметить отряд тендеров под командованием Ф. Юрковского. Эти маленькие
кораблики сделали в 1942 году 13 117 рейсов и перевезли 247 тысяч тонн
грузов.
Дивизионы канонерских лодок, которыми командовали капитан 1 ранга Н.
Озаровский и капитан 3 ранга В. Сиротинский, обеспечивали нужный оперативный
режим на озере. А когда противник с целью сорвать наши перевозки попытался
захватить важный в оперативном отношении остров Сухо и высадить там десант,
Ладожская флотилия нанесла сокрушительный удар. Вражеский десант был
разгромлен, наши моряки захватили несколько фашистских кораблей.
Ледовая и водная трассы через Ладогу, дополняя друг друга, помогли
Ленинграду выдержать блокаду и внесли свой вклад в прорыв вражеского кольца.
Дорога жизни тоже была линией фронта. Беспрерывные бои шли на льду, на
воде, в воздухе над озером. Враг бросал немалые силы, чтобы перерезать
единственный путь, связывающий героический город со страной, но так и не
смог сделать этого. \302\
Когда встал вопрос о разрушении вражеских оборонительных сооружений,
командование фронта и флота снова использовало на всю мощь дальнобойную
морскую артиллерию, сосредоточенную на кораблях и береговых батареях.
Расстояния до вражеских позиций были сравнительно короткими. Поэтому флот
мог нацелить на врага орудия калибром от 305 до 100 миллиметров.
В дни прорыва блокады Ленинграда морская артиллерия выпустила по врагу
29 101 снаряд. Высокую оценку ее действиям дал маршал Л. А. Говоров. Он
похвалил флотских офицеров за искусное управление огнем, умение быстро
поражать цели.
Снова свое веское слово сказала наша береговая артиллерия. Оправдались
наши заботы о ее создании и развитии еще в довоенные годы. Подчас она
возникала раньше флотов. В начале тридцатых годов, когда новые флоты
создавались на Дальнем Востоке и Севере, первыми эшелонами направлялись туда
не корабли - их еще не было - а именно береговые батареи: стационарные,
железнодорожные, башенные, открытые.
Уже тогда береговая оборона превратилась в полноправный род
военно-морских сил. Здесь выросли крепкие кадры специалистов. Управление
береговой обороны возглавлял И. С. Мушнов, имевший огромный опыт
строительства и боевого использования береговых батарей. Это был рачительный
хозяин. Еще до войны он на своих складах накопил столько боеприпасов, что их
хватило на сравнительно долгое время, а снарядов крупного калибра - до конца
войны. Эти запасы очень пригодились нам при обороне блокированных городов -
Одессы, Севастополя и Ленинграда.
В годы войны вопросами вооружения занимался мой заместитель адмирал Л.
М. Галлер. Порой приходилось удивляться, как ему удавалось обеспечивать
необходимыми боеприпасами всю флотскую артиллерию. Ведь снарядов требовалось
огромное количество.
Самое активное участие в боях по прорыву блокады приняли артиллеристы
эсминцев "Свирепый" и "Сторожевой", канонерских лодок "Ока" и "Зея", 301-го
отдельного артиллерийского дивизиона, морского полигона. Особое мастерство в
управлении огнем проявили майор В. М. Гранин, майор Д. И. Видяев, капитан А.
К. Дробязко. Хочется отметить и командиров кораблей капитанов 2 ранга Л. Е.
Родичсва (эсминец "Свирепый") и В. Р. Новака (эсминец "Сторожевой"), \303\
отлично использовавших свою артиллерию. 16 января 1943 года моряки, можно
сказать, выручили наши войска, когда враг неожиданно предпринял мощную
контратаку против частей 67-й армии. Общевойсковое командование отметило,
что вражеский натиск был отражен в основном мощным огнем морской артиллерии.
На противника обрушилась лавина снарядов. Около 2 тысяч солдат и офицеров
потеряли тогда гитлеровцы.
Высокую похвалу заслужили морские пехотинцы. Большинство из них входило
в штурмовые группы 67й армии. Это им пришлось первыми форсировать Неву. В
составе этой же армии вела наступление 55-я стрелковая бригада под
командованием полковника Ф. Бурмистрова. Она была сформирована в основном из
краснофлотцев частей и кораблей флота. Решительным броском бригада
форсировала Неву и захватила первую и вторую вражеские траншеи. Командир
полка тяжелых танков, приданного бригаде, писал в донесении в штаб армии: "Я
воюю давно, много видел, но таких бойцов встречаю впервые. Под шквальным
минометным и пулеметным огнем моряки три раза поднимались в атаку и все-таки
выбили врага".
В составе Волховского фронта действовала 73-я морская стрелковая
бригада под командованием полковника И. Бураковского.
Самоотверженно сражались балтийские летчики, которыми бессменно почти
всю войну командовал генерал М. И. Самохин. Авиаторам приходилось летать в
очень сложных условиях- в метель, плохую видимость. Как всегда, отлично
действовали летчики гвардейского минно-торпедного полка майора И. И. Борзова
и 73-го бомбардировочного авиаполка полковника М. А. Курочкина.
...И вот настал день, когда два фронта соединились, бойцы радостно
обняли друг друга. Это означало - блокада прорвана.
После сталинградской победы противник был отброшен от Волги, однако еще
упорно цеплялся за каждую пядь нашей земли. С весны назревали серьезные
события в районе Курской дуги. Красная Армия с каждым \304\ днем получала
все больше самолетов, танков и другой техники. Фронты постоянно требовали
горючего. Активизация Балтийского и Северного флотов также увеличила спрос
на горючее. В связи с этим Волга по-прежнему оставалась важной
стратегической коммуникацией, по которой могла идти бакинская нефть.
От перевозок грузов по Волге во многом зависел наш успех в борьбе с
фашистской Германией. Это понимали и немцы. Даже весной 1943 года, когда
линия фронта проходила значительно западнее Сталинграда и Волги, над этой
стратегической коммуникацией еще нависала опасность. Наше внимание было
привлечено тогда к Астрахани, где раньше всего открывается навигация и
происходит скопление нефтеналивных судов. Фашистские самолеты время от
времени появлялись там, чтобы наносить удары по караванам с горючим. Поэтому
в апреле по распоряжению правительства туда вылетели наркомы морского и
речного флотов П. П. Ширшов и 3. А. Шашков. Туда же Ставка предложила
вылететь и мне. Совместными усилиями мы обеспечивали бесперебойное движение
караванов и их охрану от мин и воздушных налетов.
Минированием Волги и налетами на караваны судов в районе Астрахани
занималась специально выделенная для этого фашистская воздушная эскадра.
Командовал ею майор Кляс. Судя по всему, это был отъявленный гитлеровец. Он
часто сам принимал участие в воздушных операциях. 19 июня 1943 года Кляс
повел свои самолеты для бомбежки и минирования Астраханского рейда. Здесь он
и сломал себе шею.
Канонерская лодка "Ленин" подбила самолет Кляса, и он свалился недалеко
от маяка "Астраханский приемный". Четыре фашиста были подобраны рыбаками,
когда те пытались скрыться на надувной резиновой лодке. Кляс оказался
заядлым нацистом. Даже находясь в положении военнопленного, он пытался
вступить в драку с рыбаками.
Кляса связали и посадили в трюм. Там он умудрился разбить себе голову о
железный рым{52} и испустил дух, уйдя таким образом от возмездия. Под
комбинезоном у него обнаружили три Железных креста и золотой орден
Рыцарского креста. Нацисту с такими наградами, естественно, было не к лицу
пребывать в плену.
Надо признать, что после Сталинградской битвы наше внимание к Волге
несколько ослабло, и за это \305\ мы вскоре были наказаны. Немцы выделили
более 100 самолетов 4-го воздушного флота специально для действия над рекой.
С ранней весны, как только прошел лед, эти самолеты начали минирование
фарватеров. В конце апреля и самом начале мая на минах подорвалось несколько
барж с топливом. Нефть горела, разлившись по реке. Движение караванов
замедлилось, а в районе Каменного Яра скопилось сорок нефтяных барж.
Это вызывало серьезное беспокойство не только у нас в Наркомате ВМФ, но
и в Государственном Комитете Обороны.
Однажды утром из секретариата И. В. Сталина мне позвонил А. Н.
Поскребышев: "Немедленно приезжайте! Разбирается вопрос о плавании по
Волге".
В кабинете Сталина в Кремле собрались члены Государственного Комитета
Обороны и работники Генерального штаба.
- Проходите,- предложил Поскребышев, едва увидев меня в приемной.
Сталин, как это часто бывало, ходил вдоль длинного стола, слушая
докладчика.
- О значении Волги и перевозок по ней вам, я думаю, говорить не нужно?
- сказал он мне и взял со стола какую-то телеграмму. В ней, видимо,
говорилось о срыве перевозок по реке.
Задав ряд вопросов, Сталин дал мне указание:
- Вам надлежит выехать на место, разобраться во всем и принять самые
решительные меры для обеспечения движения судов.
По обыкновению, он тут же спросил, когда я намерен вылететь в
Сталинград. Я попросил разрешения задержаться на сутки, чтобы переговорить с
А. И. Микояном и наркомом речного флота З. А. Шашковым. С этого момента я
полностью переключился на выполнение важного поручения ГКО.
Тогда же произошла смена командования Волжской флотилии.
К Д. Д. Рогачеву у меня не было больших претензий. Как уже говорилось,
он хорошо проявил себя в начале войны, командуя Пинской флотилией.
Заслуживает похвалы и его руководство Волжской флотилией в борьбе за
Сталинград. Но Ставка дала флотилии новые сложные задачи. Командующему
предстояло в спешном порядке организовать борьбу с \306\ немецкими минами на
всем протяжении реки от Астрахани до Куйбышева. Мне представлялось
целесообразным поручить это более опытному в таком деле адмиралу. Вместе с
Роговым думаем над кандидатурами новых командующего и члена Военного совета
флотилии. Перебрали много фамилий. Понимали, что нельзя допустить ошибки, уж
очень сложные задачи ложатся на флотилию.
Я остановился на контр-адмирале Юрии Александровиче Пантелееве. Знал я
его давно, еще по совместной службе на крейсере "Червона Украина". После мы
встречались с ним, когда он командовал соединениями кораблей, был
начальником штаба Балтийского флота, а в самые трудные для Ленинграда дни
возглавлял Ленинградскую военно-морскую базу. После этого он работал в
Главном морском штабе. Это был хороший организатор, а главное, ему довелось
много работать с гражданскими организациями, и он быстро находил с ними
общий язык. А это очень нужно было на Волге, где морякам приходилось
работать рука об руку с речниками и местными партийными и советскими
органами.
Членом Военного совета флотилии И. В. Рогов предложил назначить
капитана 1 ранга Н. П. Зарембо, опытного политработника с Тихого океана.
Доложили Сталину. Он долго выпытывал сведения о каждом. Потом сказал:
- Хорошо. Сами представите их Государственному Комитету Обороны.
Поздно ночью телефонным звонком поднимаем Пантелеева с постели, благо
он оказался в Москве. На заседании ГКО чуть не произошло недоразумение.
Пантелеева спросили, знает ли он Волгу. Тот ответил, что ни разу там не был.
- Даже в отпуск не плавали по Волге на пароходе?