Страница:
Понравилась мне на Севере организация разведывательной службы. Здесь
хорошо использовали авиаразведку. Самолеты-разведчики постоянно держали под
наблюдением коммуникации противника. К сожалению, самолеты еще не имели
радиолокационных установок, что особенно сказывалось ночью или в тумане.
Подводные лодки, занимавшиеся разведкой, не всегда имели возможность быстро
передавать полученные данные. Поэтому командование флота прибегло к
необычному способу: с подводных лодок высаживались разведывательные группы
на малообитаемые и безлюдные мысы и острова. Отсюда разведчики вели
наблюдение и по радио сообщали обо всем увиденном. Им самоотверженно
помогали норвежские патриоты. Довольно большая группа норвежцев постоянно
сотрудничала с разведорганами флота. Четко работала радиоразведка. С ее
помощью часто удавалось определить время выхода фашистских конвоев и
кораблей, точное время вылета самолетов даже ночью. Небезынтересно отметить,
что по количеству обнаруженных конвоев радиоразведка заняла первое место
среди других видов разведки.
Сухопутных путей сообщения у нас на Севере в то время почти не было.
Кировская железная дорога и Беломорско-Балтийский канал бездействовали - их
перерезал противник. Отсюда вытекало исключительное значение внутренних
морских коммуникаций. Морем перевозились грузы из Мурманска в Архангельск.
Связь с районами восточное Архангельска осуществлялась главным образом
Северным морским путем: по нему шли транспорты с импортными грузами с
Дальнего Востока;
в Архангельске эти грузы перегружались на железную дорогу. По этому
пути шли грузы и на Дальний Восток. На судах доставлялись продовольствие и
боеприпасы для войск 14-й армии в Мотовский залив. По морю снабжались наши
базы на Новой Земле и в Карском море.
Действовали четыре основных направления перевозок: Кольский залив -
Белое море; Белое море - Арктика; Кольский залив - Мотовский залив; между
портами Белого моря. На всех направлениях судоходство было затруднено.
Мешали льды, туманы, частые штормы. На огромных пространствах здесь
навигация продолжалась всего 4 месяца в году. Но дело не только в климате.
Противник быстро оценил значение этих коммуникаций и не жалел сил, чтобы
нарушить их. \331\
О значении внутренних водных путей на Севере свидетельствуют хотя бы
такие цифры: за войну по ним было переброшено около 1 миллиона 200 тысяч
человек пополнения для фронта и флота и свыше 1 миллиона 600 тысяч тонн
различных грузов.
Чтобы обезопасить перевозки, были выработаны три метода конвоирования
транспортов: частичное - т. е. сопровождение транспортов лишь на наиболее
опасных участках; поэтапное - когда силы эскорта менялись в промежуточных
пунктах; и, наконец, сквозное, когда конвои охранялись выделенными на весь
путь боевыми кораблями.
Мелкие конвои, как правило, возглавляли командиры кораблей из состава
эскорта. Переходы более важных конвоев поручались специально назначенным
старшим командирам. Помню, несколько исключительно важных конвоев провел
тогдашний командующий Беломорской флотилией контр-адмирал С. Г. Кучеров.
Незадолго перед моим приездом Государственный Комитет Обороны возложил
на Северный флот задачу вывести из Арктики в Белое море ледокол "Иосиф
Сталин" и ледорез "Литке" - они были нужны для проводки союзных конвоев в
зимнее время. Задание не из легких, если учесть время, в какое оно было
получено. В октябре - ноябре даже в средней части России некоторые реки
покрываются льдом. А тут Арктика... Но североморцы даже обрадовались
усложнению ледовой обстановки - меньше шансов подвергнуться атакам вражеских
подводных лодок. Ледоколы были доставлены в целости и сохранности.
Рассказывая о событиях войны, мы часто приводим имена тех, кто
непосредственно участвовал в боях: моряков надводных и подводных кораблей,
летчиков, береговых артиллеристов, морских пехотинцев. И очень мало говорим
о людях, которые своей скромной, подчас незаметной работой обеспечивают и
боевые действия и повседневную жизнь флота. Я имею в виду работников тыла.
Между тем их труд тоже был героическим.
Тылом Военно-Морского Флота всю войну командовал генерал-полковник С.
И. Воробьев (он был моим заместителем по тылу). Я всегда вспоминаю его с
большим уважением.
До назначения на эту должность Сергей Ильич много лет прослужил в
береговой обороне и был \332\ выдвинут на должность начальника тыла еще
перед войной, когда мы осознали исключительно важную роль тыловых органов в
современной войне. С. И. Воробьев был на редкость рачительным хозяином,
прекрасно знавшим все нужды флота. Мне кажется, он поставил перед собой
основную цель: сделать побольше всевозможных запасов для флота,
рассредоточив их по базам и складам.
Отличался Воробьев необычайной добротой и мягкостью и одновременно
большой требовательностью. Я порой удивлялся, как в нем уживаются такие
противоположные качества. Он не щадил ни себя, ни сослуживцев, требуя от них
точного выполнения задания. Это был человек, безгранично преданный своей
работе.
У него была внушительная внешность: высокий, широкоплечий, с окладистой
бородой. Подчиненные уже знали: если Сергей Ильич доволен, он поглаживает
свою бороду "по шерсти". Если же он теребит бороду "против шерсти" - жди
грозы.
Я не припомню ни одного случая, чтобы у Воробьева были срывы в
обеспечении флотов. Когда возникали уж чересчур сложные проблемы, он
заявлял:
- Еду к Анастасу Ивановичу.
От А. И. Микояна он возвращался успокоенным, поглаживая бороду "по
шерсти", и все догадывались: значит, все в порядке.
На тыл кроме прочих забот возлагалось топливное, продовольственное и
обозно-вещевое снабжение. Его работники доставляли топливо кораблям, горючее
для самолетов, кормили, одевали и обували моряков. Когда я пишу, скажем, о
геройстве и доблести экипажа подводной лодки, надводного корабля или людей
флотского авиационного соединения, то думаю, что их успехи разделяют и те,
кто сумел вовремя доставить к самолетам бензин и бомбы, к кораблям - мазут и
торпеды, к артиллерийским позициям - снаряды. Даже в самые трудные дни
блокады Ленинграда, обороны Севастополя, Одессы, Таллинна, Ханко все рода
Военно-морского Флота получали и топливо, и боеприпасы, и продовольствие. А
ведь в ту пору мы оставили часть территории, где находились склады,
предприятия. И все же тыловые работники с честью выходили из самых
затруднительных положений. Они подчас подвергались опасности не меньшей, чем
\333\ участники боев. Я мог бы привести немало таких примеров. Скажем,
начальник тыла Балтийского флота генерал М. И. Москаленко одним из последних
оставил Таллинн, когда эскадра покинула базу,- он сделал все, чтобы ничего
не осталось врагу.
Управлением топливного снабжения ведал генерал Я. Я. Яковлев. На
сделанных им в мирное время запасах топлива корабли проплавали почти всю
войну. Им никогда не приходилось стоять в базах из-за отсутствия мазута.
Снабжение продовольствием сосредоточилось в руках А. И. Вилесова. После
проверки хозяйства А. И. Вилесова органами Госконтроля они отметили отличную
постановку дела.
Я хорошо помню и генерала С. П. Языкова, ведавшего вещевым снабжением.
Он отличался редкостной работоспособностью и инициативой. Вспоминается
небольшой курьез. Когда были введены погоны, для их изготовления
потребовалась золотая лента. Мне доложили, что вряд ли мы ее достанем. Время
было военное, и просить об этом какую-либо фабрику, у которой было
достаточно фронтовых заказов, нам не хотелось.
- А может, припомним, кто занимался изготовлением золотой ленты в
старые времена? - спросил я пришедшего ко мне на прием С. П. Языкова.
- Хорошо, узнаю,-коротко ответил он. И действительно, несколько дней
спустя генерал С. П. Языков доложил, что под Москвой есть села, жители
которых еще в царские времена ткали для погон золотую ленту. Мы послали в
эти села своего человека, но ему ничего выяснить не удалось: все
категорически отрицали свою причастность к этому делу и встретили его в
штыки. Тогда С. П. Языков сам отправился в подмосковные села. Встретившись с
их жителями, он разъяснил им, что состоялось решение правительства: офицеры
нашей армии и флота будут теперь носить погоны. Только после того как он
показал этот документ, люди поверили. Сразу же были извлечены с чердаков и
из чуланов станки, даже нашлось изрядное количество уже готовой золотой
ленты. Проблема была решена.
Из начальников тыла Черноморского флота мне больше всех запомнились
контр-адмирал Н. Ф. Заяц и генерал-лейтенант М. Ф. Куманин. Как известно, в
первый период войны на Черноморский флот выпали \334\ весьма сложные задачи
- оборонять Одессу и Севастополь до последней возможности. Оторванные от
Большой земли, работники флотского тыла проявляли особую изворотливость и
находчивость, чтобы и в этих условиях снабжать моряков всем необходимым.
На Северном флоте начальником тыла был инженер-контр-адмирал Н. П.
Дубровин. Хотя этому флоту и не пришлось так часто, как другим флотам,
менять места базирования, но и там были свои трудности. Огромный морской
театр, выходивший в океан, простирался на многие сотни километров. И на всем
протяжении сновали вражеские подводные лодки, летала авиация.
А базы требовали и боеприпасов, и топлива, и продовольствия. И оценивая
боевые дела североморцев, мы не можем обходить вниманием самоотверженных
тружеников тыла.
Осенью 1943 года блокированные в Крыму вражеские войска могли
снабжаться только морем. Перед нашими моряками особо остро встает проблема
срыва вражеских морских перевозок. Подключаем к этому не только авиацию и
торпедные катера, но и эсминцы.
Эскадренные миноносцы чаще всего действовали в районе между мысом Чауда
и мысом Ай-Тодор. Они выходили из Туапсе вечером, к полуночи подходили к
морским трассам противника, расходились и в течение двух-трех часов вели
поиск. Затем обстреливали береговые объекты, к рассвету соединялись и под
прикрытием истребительной авиации возвращались в базу. Последний такой выход
был совершен в ночь на 6 октября. О нем я обязан рассказать подробнее. Это
был крайне неудачный поход, который закончился гибелью трех кораблей. Я был
в то время на Черноморском флоте и знаю все подробности.
Командующий Черноморским флотом распоряжением от 5 октября 1943 года
поставил перед эскадрой задачу силами 1-го дивизиона эсминцев во
взаимодействии с торпедными катерами и авиацией флота в ночь на б октября
произвести набег на морские коммуникации противника у южного побережья Крыма
и \335\ обстрелять порты Феодосия и Ялта, где разведка обнаружила большое
скопление плавсредств. В набег были выделены лидер эсминцев "Харьков",
эскадренные миноносцы "Беспощадный" и "Способный". Для их прикрытия
выделялись все имевшиеся в наличии истребители дальнего действия. Перед
выходом командующий флотом вице-адмирал Л. А. Владимирский лично
проинструктировал командиров кораблей.
С наступлением темноты отряд под брейд-вымпелом командира 1-го
дивизиона эсминцев капитана 2 ранга Г. П. Негоды покинул Туапсе. У южного
берега Крыма корабли разделились: лидер направился к Ялте, а эсминцы - к
Феодосии. В это время, по-видимому, корабли были обнаружены вражескими
самолетами-разведчиками, которые уже больше не упускали их из виду. В восьми
милях от Феодосии наши эсминцы были атакованы торпедными катерами и
обстреляны береговыми батареями из района Коктебеля. В коротком бою эсминцы
повредили 2 вражеских торпедных катера. Но, поняв, что фашисты подготовились
к отпору, командир отряда отказался от обстрела Феодосии. "Беспощадный" и
"Способный" легли на курс в точку рандеву. Тем временем "Харьков" подошел к
Ялте и с дистанции 70 кабельтовых обстрелял порт. По кораблю открыли огонь
береговые батареи, но вреда ему не нанесли. "Харьков", выпустив несколько
снарядов по вражеским батареям, отвернул от берега и вскоре присоединился к
эсминцам.
Уже светало. Кораблям следовало бы поторопиться с отходом, чтобы
быстрее достичь зоны действия нашей авиации прикрытия. Но в это время
истребители дальнего действия, сопровождавшие корабли, сбили немецкий
самолет-разведчик. Командир отряда приказал "Способному" подобрать из воды
немецких летчиков, а остальным кораблям тем временем охранять "Способный" от
возможных атак подводных лодок. Так корабли задержались почти на 20 минут.
Роковых минут! Когда корабли начали построение в поход, со стороны солнца
появились вражеские пикировщики. Отряд прикрывался всего 3 истребителями.
Наши летчики дрались геройски, сбили 2 вражеских самолета - Ю-87 и Me-109.
Но силы были неравными. Уцелевшие бомбардировщики сбросили бомбы. 3 из них
попали в лидер "Харьков", он потерял ход.
Я был в это время на КП Владимирского. \336\ Командующий флотом
старался чем мог помочь кораблям, выслал к ним еще 9 истребителей - все, что
в готовности находилось на аэродроме.
- Где остальные два корабля? - спросил я.
- Буксируют "Харьков".
- Прикажите им оставить его!
Но было уже поздно. На корабли налетели еще 14 пикирующих
бомбардировщиков. 2 "юнкерса" атаковали "Харьков" и буксировавший его
"Способный". Эсминец "Способный" стал маневрировать вблизи поврежденного
лидера, ведя огонь по самолетам. От близких разрывов бомб на эсминце
разошлись швы в правом борту кормовой части. Морякам пришлось бороться с
течью. Тем временем 10-12 пикировщиков атаковали эсминец "Беспощадный".
Корабль получил сильные повреждения и лишился хода. Командир отряда,
находившийся на "Беспощадном", приказал "Способному" буксировать поочередно
оба поврежденных корабля. Все это происходило в 90 милях от Кавказского
побережья. Г. П. Негода надеялся, что из Геленджика поспеет помощь, и тогда
корабли, держась вместе, смогут эффективнее отражать атаки вражеской
авиации. Моряки лидера "Харьков" ценой героических усилий восстановили одну
машину из трех, дав кораблю ход 9-10 узлов (напомню читателю, что узел- мера
скорости, равная миле- 1852 метра в час). Эсминец "Способный" взял на буксир
"Беспощадного", команда которого самоотверженно боролась за живучесть своего
корабля. Но фашисты не отставали. В небе появились 5 "юнкерсов" под
прикрытием 12 истребителей. "Способный" тотчас дал полный ход и, маневрируя,
открыл огонь. Команда "Беспощадного" тоже героически отражала атаки. Но
неподвижно стоявший корабль не мог уклоняться от ударов. После попадания
нескольких бомб "Беспощадный" затонул. Командир "Способного" немедленно
радировал об этом в базу. К великому сожалению, радиограмма до адресата не
дошла и комфлота не смог действенно вмешаться в ход событий. Пока корабли
поднимали из воды людей с затонувшего "Беспощадного", враг совершил
очередной авиационный налет и потопил лидер "Харьков". После прекращения
воздушной атаки командир "Способного" приступил к спасению моряков
"Харькова". Но последовал еще один, самый крупный налет. В нем участвовали
25 пикирующих бомбардировщиков. "Способный" \337\ затонул от двух прямых
попаданий бомб.
Для спасения команд были высланы торпедные и сторожевые катера,
тральщики и гидросамолеты.
Никогда не забуду напряженной атмосферы на командном пункте флота.
Донесения и распоряжения следовали одно за другим. Но все усилия ни к чему
не привели. Флот потерял 3 прекрасных боевых корабля и несколько сот
моряков. В Туапсе я встретил командира дивизиона Г. П. Негоду. Он спасся
чудом, пробыв несколько часов в холодной осенней воде. Хотел с ним
поговорить. Но он был так потрясен происшедшим, что разговора не получилось
бы.
Позже мне довелось беседовать с участниками тех событий. Ясно одно -
походы к побережью, занятому противником, сопряженные с очень большим риском
требовали особой внимательности. Закончив обстрел берега, командир дивизиона
должен был, не теряя ни минуты, полным ходом отходить в свои базы. Ему ни в
коем случае нельзя было задерживаться, даже когда удалось сбить немецкий
разведывательный самолет. Поврежденный, потерявший ход лидер следовало
покинуть. Сняв с него команду либо оставшись на "Харькове", Г. П. Негода
должен был приказать остальным эсминцам следовать в базу, а сам ждать
усиленного авиационного прикрытия или же подхода наших кораблей.
Случай этот еще раз доказывает, как много значит инициатива командира.
Даже имея с ним связь, командующий с берега не мог повлиять на события.
Морской бой настолько скоротечен, что все зависит от командира, от его
находчивости, решительности, умения оценить обстановку.
На войне потери неизбежны. Но случай с тремя эсминцами ничем нельзя
оправдать. Вернувшись в Москву, я со всей откровенностью, признавая и свою
вину, доложил обо всем И. В. Сталину. В ответ услышал горький упрек. Он был
справедлив. Обстрел кораблями побережья Крыма осуществлялся с согласия
генерала И. Е. Петрова. Ему тоже досталось от Верховного. А больше всего,
конечно, командующему флотом Л. А. Владимирскому. Урок был тяжелый - на всю
жизнь.
Я уже упоминал, что в начале октября 1943 года маршал А. М. Василевский
в штабе Южного фронта ознакомил меня с доложенным в Ставку планом овладения
Крымом. По этому замыслу Южный фронт, обходя Мелитополь, должен был быстро
захватить Сиваш, Перекоп, \338\ район Джанкоя и ворваться в Крым.
Одновременно намечалось высадить воздушный десант в районе Джанкоя, а в
Геническе силами Азовской флотилии - морской десант. После этого разговора я
отдал соответствующие распоряжения командующему Азовской флотилией.
Но, вернувшись в Москву, я узнал, что Ставка приняла другой план. Было
решено сначала высадкой десантов захватить плацдарм на Керченском
полуострове, а затем совместно с войсками Южного фронта повести решительное
наступление на Крым. В директиве Ставки говорилось: "Задачу по овладению
Крымом надо решать совместными ударами войск Толбухина и Петрова с
привлечением Черноморского флота и Азовской флотилии".
Решение это, безусловно, было правильным. Беда в том, что на подготовку
к крупнейшей операции отводилось мало времени - всего около трех недель.
В двадцатых числах октября Верховный Главнокомандующий приказал мне
вылететь на Черноморский флот.
- Не задерживайтесь там, - сказал он и добавил:
- Там находится Тимошенко,- намекая, что я обязан встретиться с
представителем Ставки.
Я вылетел в Краснодар. И. Е. Петров при первой же встрече пожаловался,
что Черноморский флот не может добиться полного господства в Керченском
проливе и что средств высадки недостаточно, и к тому же они по своим
размерам сильно зависят от погоды.
В Новороссийск, а затем в Геленджик я ехал на машине теперь уже по
хорошей дороге. Остановился у старого знакомого, командира Новороссийской
базы Г. Н. Холостякова. Ему предстояло руководить высадкой десанта в самом
узком месте пролива. В Геленджике находился и комфлота Л. А. Владимирский.
Я подтвердил указание Ставки, что для флота и флотилии предстоящая
операция является главным делом и ей необходимо уделить все внимание и силы.
Покончив с делами в Геленджике, я выехал на Азовскую флотилию. По обеим
сторонам дороги от Новороссийска до Темрюка стояли разбитые, а то и
совершенно исправные немецкие орудия, танки, машины. Да, на Таманском
полуострове гитлеровцы потерпели основательный разгром. Им пришлось оставить
здесь всю свою тяжелую технику.
В Темрюке я встретился с контр-адмиралом \339\ С. Г. Горшковым.
Заслушали доклад начальника штаба капитана 1 ранга А. В. Свердлова.
Помнится, операция представлялась весьма рискованной. Погода в ноябре даже
здесь, на сравнительно малых водных просторах, могла стать помехой для
небольших кораблей. Пляжей, пригодных для высадки, не было. К тому же в
целях внезапности нападения приходилось иногда намеренно выбирать наиболее
"трудные" участки берега, где немцы меньше всего ожидали десант и потому не
создавали укреплений.
Вместе с С. Г. Горшковым мы отправились к командующему армией
генерал-лейтенанту А. А. Гречко. Его штаб размещался недалеко от Темрюка.
Как флотилия, так и армия готовились к крупной и серьезной десантной
операции. В те дни она еще не называлась Керченско-Эльтигенской. Речь шла
просто о высадке десанта на Керченский полуостров и создании там плацдарма.
На Таманском полуострове я встретился с представителем Ставки маршалом
С. К. Тимошенко. Несколько раз мы бывали у него вместе с генералом И. Е.
Петровым и вице-адмиралом Л. А. Владимирским, увязывая вопросы
взаимодействия фронта и флота. Как представитель Ставки, Семен
Константинович обладал большими полномочиями и умением улаживать сложнейшие
проблемы. К тому же острых разногласий между армейским и флотским
командованием в то время еще не было. Они возникли позднее, в ходе самих
боев, и чаще всего объяснялись слишком коротким временем, отведенным на
подготовку к операции.
Опыт учит, что десантные операции бывают лишь тогда удачны, когда
продуманы до конца. Сама высадка - это ведь лишь первый этап. Часто самое
трудное начинается после. Десанту мало высадиться и удержаться на узкой
береговой полосе. Плацдарм создается для дальнейшего наступления. А если это
наступление не удается, теряется весь смысл десанта.
Командование, принявшее решение о высадке десанта, особенно крупного,
обязано детально проанализировать обстановку и предусмотреть все перипетии
дальнейшей борьбы. Иначе операция может застопориться, десант придется
снимать, или, что еще хуже, он будет окружен и погибнет.
При обороне Одессы был высажен десант у Григорьевки. Был он невелик, но
хорошо поддержан сухопутными частями. В результате десантники успешно \340\
выполнили задачу. Противник был отброшен от самого опасного для Одессы
района, откуда он мог обстреливать порт.
В декабре 1941 года были высажены десанты в Феодосии и на Керченский
полуостров. Это было большой помощью для защитников Севастополя, которые в
то время отражали вражеский штурм. Десант, таким образом, выполнил очень
важную, но только одну из своих задач. В январе Феодосию пришлось оставить:
не хватило резервов. Пришлось ограничиться плацдармом на Керченском
полуострове. Он был невелик. Поэтому общего наступления на Крым тогда
организовать не удалось. И причина здесь не только в ошибках командования
фронта. Главное - недооценка возможностей гитлеровской военной машины к
весне 1942 года. Требовалось еще больше измотать врага, чтобы перейти в
общее наступление. Это и свершилось после Сталинграда и Курской дуги.
Керченско-Эльтигенская операция в этом отношении проходила в более
благоприятной обстановке. Противник был блокирован в Крыму, силы его в
значительной мере ослаблены. Но, предвидя наше наступление, немцы укрепляли
свои позиции на всем побережье Крыма. Особо укрепляли Керченский полуостров,
как наиболее вероятное место высадки советских десантов. Мы имели все
основания ожидать самого активного вмешательства немецкого флота в этом
районе.
Поэтому командованию Черноморского флота приходилось думать не только о
переброске войск. Надо было обезопасить десантные средства от нападения
немецких кораблей и авиации еще в пунктах сосредоточения. Вспоминается вызов
меня в Ставку в середине октября - подготовка к операции в те дни уже шла
полным ходом - для доклада о готовности черноморцев к выполнению
поставленных перед ними задач. Мне было приказано лично контролировать
подготовку кораблей и частей к высадке десанта.
Черноморскому флоту и Азовской флотилии предстояло с боем высадить на
Керченский полуостров десант моряков и отборных частей 18-й и 56-й армий, а
затем обеспечивать десанты пополнением, вооружением, боеприпасами до конца
операции.
Было известно, что противник построил на Керченском полуострове целую
систему опорных пунктов, насыщенных огневыми средствами,
инженерно-оборонительными сооружениями, средствами наблюдения и \341\
минными заграждениями. На море он сосредоточил более 30 быстроходных
десантных барж, 37 торпедных катеров, 25 сторожевых катеров и 6 тральщиков.
Все эти силы препятствовали движению наших кораблей вдоль Таманского
полуострова, ставили мины и несли дозор на подходах к Феодосии и в
Керченском проливе. Противник готовился к отчаянному сопротивлению.
В директиве Ставки десантная операция рассматривалась как первый этап
наступательных действий нашей армии по освобождению Керченского полуострова.
Ее основная цель заключалась в захвате двух плацдармов на Керченском
полуострове и последующем накоплении на них основных сил 56-й и 18-й армий.
Десант 56-й армии в составе трех стрелковых дивизий с частями усиления
должен был высадиться северо-восточнее и восточное Керчи и захватить
плацдарм на участке Вардовка, Баксы, Опасная. 18-я армия должна была
захватить плацдарм на участке Камыш-Бурун, мыс Такиль. Местом десанта в
составе стрелковой дивизии с частями усиления был избран поселок Эльтиген,
южнее порта Камыш-Бурун. Поэтому операция получила наименование
Керченско-Эльтигенской.
Главным направлением в десантной операции считалось направление на
хорошо использовали авиаразведку. Самолеты-разведчики постоянно держали под
наблюдением коммуникации противника. К сожалению, самолеты еще не имели
радиолокационных установок, что особенно сказывалось ночью или в тумане.
Подводные лодки, занимавшиеся разведкой, не всегда имели возможность быстро
передавать полученные данные. Поэтому командование флота прибегло к
необычному способу: с подводных лодок высаживались разведывательные группы
на малообитаемые и безлюдные мысы и острова. Отсюда разведчики вели
наблюдение и по радио сообщали обо всем увиденном. Им самоотверженно
помогали норвежские патриоты. Довольно большая группа норвежцев постоянно
сотрудничала с разведорганами флота. Четко работала радиоразведка. С ее
помощью часто удавалось определить время выхода фашистских конвоев и
кораблей, точное время вылета самолетов даже ночью. Небезынтересно отметить,
что по количеству обнаруженных конвоев радиоразведка заняла первое место
среди других видов разведки.
Сухопутных путей сообщения у нас на Севере в то время почти не было.
Кировская железная дорога и Беломорско-Балтийский канал бездействовали - их
перерезал противник. Отсюда вытекало исключительное значение внутренних
морских коммуникаций. Морем перевозились грузы из Мурманска в Архангельск.
Связь с районами восточное Архангельска осуществлялась главным образом
Северным морским путем: по нему шли транспорты с импортными грузами с
Дальнего Востока;
в Архангельске эти грузы перегружались на железную дорогу. По этому
пути шли грузы и на Дальний Восток. На судах доставлялись продовольствие и
боеприпасы для войск 14-й армии в Мотовский залив. По морю снабжались наши
базы на Новой Земле и в Карском море.
Действовали четыре основных направления перевозок: Кольский залив -
Белое море; Белое море - Арктика; Кольский залив - Мотовский залив; между
портами Белого моря. На всех направлениях судоходство было затруднено.
Мешали льды, туманы, частые штормы. На огромных пространствах здесь
навигация продолжалась всего 4 месяца в году. Но дело не только в климате.
Противник быстро оценил значение этих коммуникаций и не жалел сил, чтобы
нарушить их. \331\
О значении внутренних водных путей на Севере свидетельствуют хотя бы
такие цифры: за войну по ним было переброшено около 1 миллиона 200 тысяч
человек пополнения для фронта и флота и свыше 1 миллиона 600 тысяч тонн
различных грузов.
Чтобы обезопасить перевозки, были выработаны три метода конвоирования
транспортов: частичное - т. е. сопровождение транспортов лишь на наиболее
опасных участках; поэтапное - когда силы эскорта менялись в промежуточных
пунктах; и, наконец, сквозное, когда конвои охранялись выделенными на весь
путь боевыми кораблями.
Мелкие конвои, как правило, возглавляли командиры кораблей из состава
эскорта. Переходы более важных конвоев поручались специально назначенным
старшим командирам. Помню, несколько исключительно важных конвоев провел
тогдашний командующий Беломорской флотилией контр-адмирал С. Г. Кучеров.
Незадолго перед моим приездом Государственный Комитет Обороны возложил
на Северный флот задачу вывести из Арктики в Белое море ледокол "Иосиф
Сталин" и ледорез "Литке" - они были нужны для проводки союзных конвоев в
зимнее время. Задание не из легких, если учесть время, в какое оно было
получено. В октябре - ноябре даже в средней части России некоторые реки
покрываются льдом. А тут Арктика... Но североморцы даже обрадовались
усложнению ледовой обстановки - меньше шансов подвергнуться атакам вражеских
подводных лодок. Ледоколы были доставлены в целости и сохранности.
Рассказывая о событиях войны, мы часто приводим имена тех, кто
непосредственно участвовал в боях: моряков надводных и подводных кораблей,
летчиков, береговых артиллеристов, морских пехотинцев. И очень мало говорим
о людях, которые своей скромной, подчас незаметной работой обеспечивают и
боевые действия и повседневную жизнь флота. Я имею в виду работников тыла.
Между тем их труд тоже был героическим.
Тылом Военно-Морского Флота всю войну командовал генерал-полковник С.
И. Воробьев (он был моим заместителем по тылу). Я всегда вспоминаю его с
большим уважением.
До назначения на эту должность Сергей Ильич много лет прослужил в
береговой обороне и был \332\ выдвинут на должность начальника тыла еще
перед войной, когда мы осознали исключительно важную роль тыловых органов в
современной войне. С. И. Воробьев был на редкость рачительным хозяином,
прекрасно знавшим все нужды флота. Мне кажется, он поставил перед собой
основную цель: сделать побольше всевозможных запасов для флота,
рассредоточив их по базам и складам.
Отличался Воробьев необычайной добротой и мягкостью и одновременно
большой требовательностью. Я порой удивлялся, как в нем уживаются такие
противоположные качества. Он не щадил ни себя, ни сослуживцев, требуя от них
точного выполнения задания. Это был человек, безгранично преданный своей
работе.
У него была внушительная внешность: высокий, широкоплечий, с окладистой
бородой. Подчиненные уже знали: если Сергей Ильич доволен, он поглаживает
свою бороду "по шерсти". Если же он теребит бороду "против шерсти" - жди
грозы.
Я не припомню ни одного случая, чтобы у Воробьева были срывы в
обеспечении флотов. Когда возникали уж чересчур сложные проблемы, он
заявлял:
- Еду к Анастасу Ивановичу.
От А. И. Микояна он возвращался успокоенным, поглаживая бороду "по
шерсти", и все догадывались: значит, все в порядке.
На тыл кроме прочих забот возлагалось топливное, продовольственное и
обозно-вещевое снабжение. Его работники доставляли топливо кораблям, горючее
для самолетов, кормили, одевали и обували моряков. Когда я пишу, скажем, о
геройстве и доблести экипажа подводной лодки, надводного корабля или людей
флотского авиационного соединения, то думаю, что их успехи разделяют и те,
кто сумел вовремя доставить к самолетам бензин и бомбы, к кораблям - мазут и
торпеды, к артиллерийским позициям - снаряды. Даже в самые трудные дни
блокады Ленинграда, обороны Севастополя, Одессы, Таллинна, Ханко все рода
Военно-морского Флота получали и топливо, и боеприпасы, и продовольствие. А
ведь в ту пору мы оставили часть территории, где находились склады,
предприятия. И все же тыловые работники с честью выходили из самых
затруднительных положений. Они подчас подвергались опасности не меньшей, чем
\333\ участники боев. Я мог бы привести немало таких примеров. Скажем,
начальник тыла Балтийского флота генерал М. И. Москаленко одним из последних
оставил Таллинн, когда эскадра покинула базу,- он сделал все, чтобы ничего
не осталось врагу.
Управлением топливного снабжения ведал генерал Я. Я. Яковлев. На
сделанных им в мирное время запасах топлива корабли проплавали почти всю
войну. Им никогда не приходилось стоять в базах из-за отсутствия мазута.
Снабжение продовольствием сосредоточилось в руках А. И. Вилесова. После
проверки хозяйства А. И. Вилесова органами Госконтроля они отметили отличную
постановку дела.
Я хорошо помню и генерала С. П. Языкова, ведавшего вещевым снабжением.
Он отличался редкостной работоспособностью и инициативой. Вспоминается
небольшой курьез. Когда были введены погоны, для их изготовления
потребовалась золотая лента. Мне доложили, что вряд ли мы ее достанем. Время
было военное, и просить об этом какую-либо фабрику, у которой было
достаточно фронтовых заказов, нам не хотелось.
- А может, припомним, кто занимался изготовлением золотой ленты в
старые времена? - спросил я пришедшего ко мне на прием С. П. Языкова.
- Хорошо, узнаю,-коротко ответил он. И действительно, несколько дней
спустя генерал С. П. Языков доложил, что под Москвой есть села, жители
которых еще в царские времена ткали для погон золотую ленту. Мы послали в
эти села своего человека, но ему ничего выяснить не удалось: все
категорически отрицали свою причастность к этому делу и встретили его в
штыки. Тогда С. П. Языков сам отправился в подмосковные села. Встретившись с
их жителями, он разъяснил им, что состоялось решение правительства: офицеры
нашей армии и флота будут теперь носить погоны. Только после того как он
показал этот документ, люди поверили. Сразу же были извлечены с чердаков и
из чуланов станки, даже нашлось изрядное количество уже готовой золотой
ленты. Проблема была решена.
Из начальников тыла Черноморского флота мне больше всех запомнились
контр-адмирал Н. Ф. Заяц и генерал-лейтенант М. Ф. Куманин. Как известно, в
первый период войны на Черноморский флот выпали \334\ весьма сложные задачи
- оборонять Одессу и Севастополь до последней возможности. Оторванные от
Большой земли, работники флотского тыла проявляли особую изворотливость и
находчивость, чтобы и в этих условиях снабжать моряков всем необходимым.
На Северном флоте начальником тыла был инженер-контр-адмирал Н. П.
Дубровин. Хотя этому флоту и не пришлось так часто, как другим флотам,
менять места базирования, но и там были свои трудности. Огромный морской
театр, выходивший в океан, простирался на многие сотни километров. И на всем
протяжении сновали вражеские подводные лодки, летала авиация.
А базы требовали и боеприпасов, и топлива, и продовольствия. И оценивая
боевые дела североморцев, мы не можем обходить вниманием самоотверженных
тружеников тыла.
Осенью 1943 года блокированные в Крыму вражеские войска могли
снабжаться только морем. Перед нашими моряками особо остро встает проблема
срыва вражеских морских перевозок. Подключаем к этому не только авиацию и
торпедные катера, но и эсминцы.
Эскадренные миноносцы чаще всего действовали в районе между мысом Чауда
и мысом Ай-Тодор. Они выходили из Туапсе вечером, к полуночи подходили к
морским трассам противника, расходились и в течение двух-трех часов вели
поиск. Затем обстреливали береговые объекты, к рассвету соединялись и под
прикрытием истребительной авиации возвращались в базу. Последний такой выход
был совершен в ночь на 6 октября. О нем я обязан рассказать подробнее. Это
был крайне неудачный поход, который закончился гибелью трех кораблей. Я был
в то время на Черноморском флоте и знаю все подробности.
Командующий Черноморским флотом распоряжением от 5 октября 1943 года
поставил перед эскадрой задачу силами 1-го дивизиона эсминцев во
взаимодействии с торпедными катерами и авиацией флота в ночь на б октября
произвести набег на морские коммуникации противника у южного побережья Крыма
и \335\ обстрелять порты Феодосия и Ялта, где разведка обнаружила большое
скопление плавсредств. В набег были выделены лидер эсминцев "Харьков",
эскадренные миноносцы "Беспощадный" и "Способный". Для их прикрытия
выделялись все имевшиеся в наличии истребители дальнего действия. Перед
выходом командующий флотом вице-адмирал Л. А. Владимирский лично
проинструктировал командиров кораблей.
С наступлением темноты отряд под брейд-вымпелом командира 1-го
дивизиона эсминцев капитана 2 ранга Г. П. Негоды покинул Туапсе. У южного
берега Крыма корабли разделились: лидер направился к Ялте, а эсминцы - к
Феодосии. В это время, по-видимому, корабли были обнаружены вражескими
самолетами-разведчиками, которые уже больше не упускали их из виду. В восьми
милях от Феодосии наши эсминцы были атакованы торпедными катерами и
обстреляны береговыми батареями из района Коктебеля. В коротком бою эсминцы
повредили 2 вражеских торпедных катера. Но, поняв, что фашисты подготовились
к отпору, командир отряда отказался от обстрела Феодосии. "Беспощадный" и
"Способный" легли на курс в точку рандеву. Тем временем "Харьков" подошел к
Ялте и с дистанции 70 кабельтовых обстрелял порт. По кораблю открыли огонь
береговые батареи, но вреда ему не нанесли. "Харьков", выпустив несколько
снарядов по вражеским батареям, отвернул от берега и вскоре присоединился к
эсминцам.
Уже светало. Кораблям следовало бы поторопиться с отходом, чтобы
быстрее достичь зоны действия нашей авиации прикрытия. Но в это время
истребители дальнего действия, сопровождавшие корабли, сбили немецкий
самолет-разведчик. Командир отряда приказал "Способному" подобрать из воды
немецких летчиков, а остальным кораблям тем временем охранять "Способный" от
возможных атак подводных лодок. Так корабли задержались почти на 20 минут.
Роковых минут! Когда корабли начали построение в поход, со стороны солнца
появились вражеские пикировщики. Отряд прикрывался всего 3 истребителями.
Наши летчики дрались геройски, сбили 2 вражеских самолета - Ю-87 и Me-109.
Но силы были неравными. Уцелевшие бомбардировщики сбросили бомбы. 3 из них
попали в лидер "Харьков", он потерял ход.
Я был в это время на КП Владимирского. \336\ Командующий флотом
старался чем мог помочь кораблям, выслал к ним еще 9 истребителей - все, что
в готовности находилось на аэродроме.
- Где остальные два корабля? - спросил я.
- Буксируют "Харьков".
- Прикажите им оставить его!
Но было уже поздно. На корабли налетели еще 14 пикирующих
бомбардировщиков. 2 "юнкерса" атаковали "Харьков" и буксировавший его
"Способный". Эсминец "Способный" стал маневрировать вблизи поврежденного
лидера, ведя огонь по самолетам. От близких разрывов бомб на эсминце
разошлись швы в правом борту кормовой части. Морякам пришлось бороться с
течью. Тем временем 10-12 пикировщиков атаковали эсминец "Беспощадный".
Корабль получил сильные повреждения и лишился хода. Командир отряда,
находившийся на "Беспощадном", приказал "Способному" буксировать поочередно
оба поврежденных корабля. Все это происходило в 90 милях от Кавказского
побережья. Г. П. Негода надеялся, что из Геленджика поспеет помощь, и тогда
корабли, держась вместе, смогут эффективнее отражать атаки вражеской
авиации. Моряки лидера "Харьков" ценой героических усилий восстановили одну
машину из трех, дав кораблю ход 9-10 узлов (напомню читателю, что узел- мера
скорости, равная миле- 1852 метра в час). Эсминец "Способный" взял на буксир
"Беспощадного", команда которого самоотверженно боролась за живучесть своего
корабля. Но фашисты не отставали. В небе появились 5 "юнкерсов" под
прикрытием 12 истребителей. "Способный" тотчас дал полный ход и, маневрируя,
открыл огонь. Команда "Беспощадного" тоже героически отражала атаки. Но
неподвижно стоявший корабль не мог уклоняться от ударов. После попадания
нескольких бомб "Беспощадный" затонул. Командир "Способного" немедленно
радировал об этом в базу. К великому сожалению, радиограмма до адресата не
дошла и комфлота не смог действенно вмешаться в ход событий. Пока корабли
поднимали из воды людей с затонувшего "Беспощадного", враг совершил
очередной авиационный налет и потопил лидер "Харьков". После прекращения
воздушной атаки командир "Способного" приступил к спасению моряков
"Харькова". Но последовал еще один, самый крупный налет. В нем участвовали
25 пикирующих бомбардировщиков. "Способный" \337\ затонул от двух прямых
попаданий бомб.
Для спасения команд были высланы торпедные и сторожевые катера,
тральщики и гидросамолеты.
Никогда не забуду напряженной атмосферы на командном пункте флота.
Донесения и распоряжения следовали одно за другим. Но все усилия ни к чему
не привели. Флот потерял 3 прекрасных боевых корабля и несколько сот
моряков. В Туапсе я встретил командира дивизиона Г. П. Негоду. Он спасся
чудом, пробыв несколько часов в холодной осенней воде. Хотел с ним
поговорить. Но он был так потрясен происшедшим, что разговора не получилось
бы.
Позже мне довелось беседовать с участниками тех событий. Ясно одно -
походы к побережью, занятому противником, сопряженные с очень большим риском
требовали особой внимательности. Закончив обстрел берега, командир дивизиона
должен был, не теряя ни минуты, полным ходом отходить в свои базы. Ему ни в
коем случае нельзя было задерживаться, даже когда удалось сбить немецкий
разведывательный самолет. Поврежденный, потерявший ход лидер следовало
покинуть. Сняв с него команду либо оставшись на "Харькове", Г. П. Негода
должен был приказать остальным эсминцам следовать в базу, а сам ждать
усиленного авиационного прикрытия или же подхода наших кораблей.
Случай этот еще раз доказывает, как много значит инициатива командира.
Даже имея с ним связь, командующий с берега не мог повлиять на события.
Морской бой настолько скоротечен, что все зависит от командира, от его
находчивости, решительности, умения оценить обстановку.
На войне потери неизбежны. Но случай с тремя эсминцами ничем нельзя
оправдать. Вернувшись в Москву, я со всей откровенностью, признавая и свою
вину, доложил обо всем И. В. Сталину. В ответ услышал горький упрек. Он был
справедлив. Обстрел кораблями побережья Крыма осуществлялся с согласия
генерала И. Е. Петрова. Ему тоже досталось от Верховного. А больше всего,
конечно, командующему флотом Л. А. Владимирскому. Урок был тяжелый - на всю
жизнь.
Я уже упоминал, что в начале октября 1943 года маршал А. М. Василевский
в штабе Южного фронта ознакомил меня с доложенным в Ставку планом овладения
Крымом. По этому замыслу Южный фронт, обходя Мелитополь, должен был быстро
захватить Сиваш, Перекоп, \338\ район Джанкоя и ворваться в Крым.
Одновременно намечалось высадить воздушный десант в районе Джанкоя, а в
Геническе силами Азовской флотилии - морской десант. После этого разговора я
отдал соответствующие распоряжения командующему Азовской флотилией.
Но, вернувшись в Москву, я узнал, что Ставка приняла другой план. Было
решено сначала высадкой десантов захватить плацдарм на Керченском
полуострове, а затем совместно с войсками Южного фронта повести решительное
наступление на Крым. В директиве Ставки говорилось: "Задачу по овладению
Крымом надо решать совместными ударами войск Толбухина и Петрова с
привлечением Черноморского флота и Азовской флотилии".
Решение это, безусловно, было правильным. Беда в том, что на подготовку
к крупнейшей операции отводилось мало времени - всего около трех недель.
В двадцатых числах октября Верховный Главнокомандующий приказал мне
вылететь на Черноморский флот.
- Не задерживайтесь там, - сказал он и добавил:
- Там находится Тимошенко,- намекая, что я обязан встретиться с
представителем Ставки.
Я вылетел в Краснодар. И. Е. Петров при первой же встрече пожаловался,
что Черноморский флот не может добиться полного господства в Керченском
проливе и что средств высадки недостаточно, и к тому же они по своим
размерам сильно зависят от погоды.
В Новороссийск, а затем в Геленджик я ехал на машине теперь уже по
хорошей дороге. Остановился у старого знакомого, командира Новороссийской
базы Г. Н. Холостякова. Ему предстояло руководить высадкой десанта в самом
узком месте пролива. В Геленджике находился и комфлота Л. А. Владимирский.
Я подтвердил указание Ставки, что для флота и флотилии предстоящая
операция является главным делом и ей необходимо уделить все внимание и силы.
Покончив с делами в Геленджике, я выехал на Азовскую флотилию. По обеим
сторонам дороги от Новороссийска до Темрюка стояли разбитые, а то и
совершенно исправные немецкие орудия, танки, машины. Да, на Таманском
полуострове гитлеровцы потерпели основательный разгром. Им пришлось оставить
здесь всю свою тяжелую технику.
В Темрюке я встретился с контр-адмиралом \339\ С. Г. Горшковым.
Заслушали доклад начальника штаба капитана 1 ранга А. В. Свердлова.
Помнится, операция представлялась весьма рискованной. Погода в ноябре даже
здесь, на сравнительно малых водных просторах, могла стать помехой для
небольших кораблей. Пляжей, пригодных для высадки, не было. К тому же в
целях внезапности нападения приходилось иногда намеренно выбирать наиболее
"трудные" участки берега, где немцы меньше всего ожидали десант и потому не
создавали укреплений.
Вместе с С. Г. Горшковым мы отправились к командующему армией
генерал-лейтенанту А. А. Гречко. Его штаб размещался недалеко от Темрюка.
Как флотилия, так и армия готовились к крупной и серьезной десантной
операции. В те дни она еще не называлась Керченско-Эльтигенской. Речь шла
просто о высадке десанта на Керченский полуостров и создании там плацдарма.
На Таманском полуострове я встретился с представителем Ставки маршалом
С. К. Тимошенко. Несколько раз мы бывали у него вместе с генералом И. Е.
Петровым и вице-адмиралом Л. А. Владимирским, увязывая вопросы
взаимодействия фронта и флота. Как представитель Ставки, Семен
Константинович обладал большими полномочиями и умением улаживать сложнейшие
проблемы. К тому же острых разногласий между армейским и флотским
командованием в то время еще не было. Они возникли позднее, в ходе самих
боев, и чаще всего объяснялись слишком коротким временем, отведенным на
подготовку к операции.
Опыт учит, что десантные операции бывают лишь тогда удачны, когда
продуманы до конца. Сама высадка - это ведь лишь первый этап. Часто самое
трудное начинается после. Десанту мало высадиться и удержаться на узкой
береговой полосе. Плацдарм создается для дальнейшего наступления. А если это
наступление не удается, теряется весь смысл десанта.
Командование, принявшее решение о высадке десанта, особенно крупного,
обязано детально проанализировать обстановку и предусмотреть все перипетии
дальнейшей борьбы. Иначе операция может застопориться, десант придется
снимать, или, что еще хуже, он будет окружен и погибнет.
При обороне Одессы был высажен десант у Григорьевки. Был он невелик, но
хорошо поддержан сухопутными частями. В результате десантники успешно \340\
выполнили задачу. Противник был отброшен от самого опасного для Одессы
района, откуда он мог обстреливать порт.
В декабре 1941 года были высажены десанты в Феодосии и на Керченский
полуостров. Это было большой помощью для защитников Севастополя, которые в
то время отражали вражеский штурм. Десант, таким образом, выполнил очень
важную, но только одну из своих задач. В январе Феодосию пришлось оставить:
не хватило резервов. Пришлось ограничиться плацдармом на Керченском
полуострове. Он был невелик. Поэтому общего наступления на Крым тогда
организовать не удалось. И причина здесь не только в ошибках командования
фронта. Главное - недооценка возможностей гитлеровской военной машины к
весне 1942 года. Требовалось еще больше измотать врага, чтобы перейти в
общее наступление. Это и свершилось после Сталинграда и Курской дуги.
Керченско-Эльтигенская операция в этом отношении проходила в более
благоприятной обстановке. Противник был блокирован в Крыму, силы его в
значительной мере ослаблены. Но, предвидя наше наступление, немцы укрепляли
свои позиции на всем побережье Крыма. Особо укрепляли Керченский полуостров,
как наиболее вероятное место высадки советских десантов. Мы имели все
основания ожидать самого активного вмешательства немецкого флота в этом
районе.
Поэтому командованию Черноморского флота приходилось думать не только о
переброске войск. Надо было обезопасить десантные средства от нападения
немецких кораблей и авиации еще в пунктах сосредоточения. Вспоминается вызов
меня в Ставку в середине октября - подготовка к операции в те дни уже шла
полным ходом - для доклада о готовности черноморцев к выполнению
поставленных перед ними задач. Мне было приказано лично контролировать
подготовку кораблей и частей к высадке десанта.
Черноморскому флоту и Азовской флотилии предстояло с боем высадить на
Керченский полуостров десант моряков и отборных частей 18-й и 56-й армий, а
затем обеспечивать десанты пополнением, вооружением, боеприпасами до конца
операции.
Было известно, что противник построил на Керченском полуострове целую
систему опорных пунктов, насыщенных огневыми средствами,
инженерно-оборонительными сооружениями, средствами наблюдения и \341\
минными заграждениями. На море он сосредоточил более 30 быстроходных
десантных барж, 37 торпедных катеров, 25 сторожевых катеров и 6 тральщиков.
Все эти силы препятствовали движению наших кораблей вдоль Таманского
полуострова, ставили мины и несли дозор на подходах к Феодосии и в
Керченском проливе. Противник готовился к отчаянному сопротивлению.
В директиве Ставки десантная операция рассматривалась как первый этап
наступательных действий нашей армии по освобождению Керченского полуострова.
Ее основная цель заключалась в захвате двух плацдармов на Керченском
полуострове и последующем накоплении на них основных сил 56-й и 18-й армий.
Десант 56-й армии в составе трех стрелковых дивизий с частями усиления
должен был высадиться северо-восточнее и восточное Керчи и захватить
плацдарм на участке Вардовка, Баксы, Опасная. 18-я армия должна была
захватить плацдарм на участке Камыш-Бурун, мыс Такиль. Местом десанта в
составе стрелковой дивизии с частями усиления был избран поселок Эльтиген,
южнее порта Камыш-Бурун. Поэтому операция получила наименование
Керченско-Эльтигенской.
Главным направлением в десантной операции считалось направление на