Страница:
– Стой, сукин сын!
Тень взмахнула дубинкой, Касем даже не успел свернуть в сторону. Но в то же мгновение из-за угла появилась другая тень и ударила первую по голове большой палкой. Первая упала с криком, а вторая сказала Касему:
– Бежим скорее!
Это был Хасан. Друзья помчались со всех ног, не разбирая дороги.
83.
84.
85.
Тень взмахнула дубинкой, Касем даже не успел свернуть в сторону. Но в то же мгновение из-за угла появилась другая тень и ударила первую по голове большой палкой. Первая упала с криком, а вторая сказала Касему:
– Бежим скорее!
Это был Хасан. Друзья помчались со всех ног, не разбирая дороги.
83.
В начале улицы аль-Ватавит к ним присоединился Садек, а в конце ее их ожидали Аграма, Лбу Фисада и Хамруш с лошадью, запряженной в повозку. Все быстро уселись, и конь, подгоняемый кнутом возницы, рванулся с места. Несмотря на темноту, повозка двигалась быстро, издавая неприятный скрип, далеко слышный в ночной тиши. Друзья то и дело оборачивались назад, опасаясь погони. Садек, стараясь успокоить остальных, сказал:
– Они побегут к Баб ан-Наср, так как наверняка думают, что ты решишь спрятаться на кладбище.
Но Касем усомнился:
– Они ведь знают, что вы находитесь в другом месте.
Однако повозка катилась быстро, и, по мере того как она удалялась от улицы, они начинали верить, что опасность миновала.
– Вы хорошо все подготовили, похвалил друзей Касем – Спасибо тебе, Садек. Если бы ты не предупредил меня, я был бы уже покойником.
Садек молча пожал ему руку.
Наконец впереди показался рынок Мукаттам. Вокруг было темно и пустынно. Только в хижине муаллима Яхьи горел свет. Из осторожности друзья остановили повозку посреди рыночной площади и пешком направились к хижине. Постучавшись в дверь, Касем назвал себя, и Яхья впустил друзей. Здороваясь, он горячо обнял Касема.
– Я обязан тебе жизнью,– сказал Касем.
– Это чистая случайность,– ответил Яхья.– Но она спасла жизнь человеку, который более, чем кто-либо, достоин жить. Спешите на гору Мукаттам – это надежное убежище.
Касем крепко пожал старику руку, с признательностью глядя ему в лицо, а муаллим продолжал:
– Сегодня ты как Рифаа или Габаль. Когда ты одержишь победу, я вернусь на нашу улицу.
От хижины Яхьи друзья направились к востоку, в сторону горы Мукаттам. Садек шел впереди, указывая путь, который он знал лучше остальных. А на горизонте уже показалась полоска утренней зари. Воздух был влажным от росы. Издалека донеслись крики петухов, возвещавшие о наступлении нового дня. Дойдя до подножия горы, они обогнули ее и добрались до южного склона, где начиналась узкая тропа, ведущая на вершину. Гуськом, ведомые Садеком, они поднялись на гору.
– Мы приготовили для тебя дом в самом центре нашего лагеря,– сказал Садек. – Там сейчас спит Ихсан.
– Дома наши сделаны из листов железа и мешковины, – добавил Аграма.
– Они ненамного хуже, чем дома на нашей улице,– заметил Хасан весело.
– Главное, что среди нас нет ни управляющего, ни футувв,– сказал Касем.
До них донеслись чьи-то голоса, и Садек пояснил:
– Наша новая улица не спит в ожидании твоего прихода.
Все одновременно подняли головы навстречу первым лучам солнца, которые пробились сквозь темноту уходящей ночи. Садек громко крикнул:
– Ау-у!
Из лачуг повысовывались головы мужчин и женщин, послышались радостные восклицания, слова привета. Кто-то запел: «Птичка крылышками машет…»[26] Касем в порыве радости и гордости воскликнул:
– Как нас много!
Садек с не меньшей гордостью откликнулся: Мы построили на вершине горы новую улицу, и жителей ее день ото дня прибывает. Муаллим Яхья указывает путь сюда всем, кто покидает нашу улицу. Трудность наша лишь в том, заметил Хамруш,– что на заработки и за пропитанием нам приходится ходить в самые отдаленные кварталы, чтобы не встретиться ни с кем из жителей нашей улицы.
Мужчины горячо обнимали Касема, женщины жали ему руку. Все выражали радость и желали ему здоровья. Сакина тоже была тут. Она сообщила, что маленькая Ихсан спит в приготовленном для них доме. Касем и встречавшие его прошли вдоль новой улицы, которая состояла из хижин, расположенных в форме квадрата на самой вершине горы. Люди пели и веселились. Словно отзываясь на их радость, небо на горизонте совсем посветлело и походило на море белых роз.
Один из мужчин провозгласил:
– Добро пожаловать, наш футувва Касем! Касем переменился в лице и гневно ответил:
– Да будут прокляты все футуввы! Там, где они есть, нет ни мира, ни спокойствия.
И, обращая свою речь ко всем, продолжал:
– Мы поднимем дубинки, как это сделал Габаль, но во имя милосердия, к которому призывал Рифаа. Мы завладеем имением, но на благо всех, и мы осуществим мечту Адхама. Вот наша цель, а футуввы нам не нужны!
Хасан осторожно подтолкнул Касема к отведенной ему хижине и напомнил окружившим его людям:
– Он всю ночь не сомкнул глаз, дайте же ему немного отдохнуть!
Касем улегся на мешковину рядом с дочерью и сразу же уснул. Проснулся он днем с тяжелой головой, чувствуя усталость во всем теле. Пришла Сакина и принесла ему Ихсан. Касем посадил дочь на колени и стал ласкать ее. Сакина подала ему кувшин воды.
– Эту воду, сообщила она, приносят нам из колонки, из которой когда-то брала воду жена Габаля!
Касем улыбнулся, он любил все, что было связано с воспоминаниями о Габале и Рифаа. Он огляделся вокруг: кроме мешковины на полу и на стенах, в жилище ничего не было. Поцеловав еще раз дочь, он отдал ее Сакине, а сам вышел наружу. Его уже поджидали Садек и Хасан. Он поздоровался и сел между ними. Его удивило, что на улице он заметил только женщин и детей.
– Все мужчины ушли в квартал ас-Сайида Зейнаб за продовольствием, а мы задержались, чтобы удостовериться, что у тебя все в порядке, – сказал Садек.
Касем следил глазами за женщинами, которые готовили пищу и стирали белье на улице, перед хижинами, за ребятишками, резвившимися тут же.
– Хотелось бы знать, довольны женщины этой жизнью? – задумчиво сказал он.
– Они мечтают владеть имением и жить так, как сейчас живет Амина-ханум, жена управляющего! – объяснил Садек.
Касем широко улыбнулся, посмотрел на своих друзей и спросил:
– Что вы думаете по поводу следующего нашего шага? Хасан поднял голову, гордо посаженную на могучих плечах.
– Мы имеем ясное представление о том, чего хотим!
– Но каким образом этого добиться?
– Надо напасть на них внезапно. Однако Садек возразил ему:
– Надо еще обождать, пока к нам не присоединится большинство жителей нашей улицы, а потом уж перейти в наступление. Тогда мы не только победим, но и добьемся победы меньшим числом жертв.
Касем одобрил его:
– Правильно, Садек!
Они умолкли, задумавшись, как вдруг смущенный голосок сказал:
– Еда готова!
Касем поднял глаза и увидел Бадрийю, сестру Садека, которая принесла блюдо бобов и лепешки и смотрела на него улыбающимися глазами.
– Приветствую моего спасителя! – Касем тоже не мог сдержать улыбки.
Бадрийя подала ему миску с едой.
– Да продлит Аллах твои дни!
С этими словами она ушла в хижину Садека, стоявшую рядом с жилищем Касема. На душе у Касема потеплело, и он с аппетитом принялся за еду.
– У меня есть немного денег,– сказал он друзьям,– они нам пригодятся. Мы должны привлечь на свою сторону каждого достойного доверия жителя нашей улицы. Ведь там много бедняков, которые желают нам победы, но их останавливает страх перед футуввами.
Вскоре Хасан с Садеком ушли по своим делам, и Касем остался один. Он решил обойти улицу и приглядеться к жизни людей. Он прошел мимо играющих ребятишек, но никто из них не обернулся на него, зато все женщины с улыбками приветствовали его. Его внимание привлекла старуха с совершенно белой головой, затянутыми мутной поволокой глазами и трясущимся подбородком. Касем подошел к ней, приветливо поздоровался и спросил:
– Кто ты, тетушка?
– Я мать Хамруша,– ответила старуха голосом, подобным шелесту сухих листьев.
– Приветствую тебя от имени всех сыновей. Как же ты решилась покинуть нашу улицу?
– Лучшее место для меня – рядом с сыном. И, немного помолчав, добавила:
– И подальше от футувв.
Ободренная улыбкой Касема, старуха похвасталась:
– В молодости я видела Рифаа!
– Правда?!
– Да, клянусь твоей жизнью! Он был красив и приветлив, но мне и в голову не могло прийти, что именем его будет назван квартал, а поэты станут воспевать его.
Касема очень заинтересовал рассказ старухи.
– А ты не стала его последовательницей, как другие?
– Нет. Ведь тогда и нас никто не знал, и мы сами себя не знали. Если бы не ты, о бродягах так никто и не вспомнил бы.
С любопытством глядя на старую женщину, Касем подумал: «Интересно, как выглядит сейчас наш дед?» Он распрощался с нею ласково, а она долго молилась ему вслед.
Он дошел до того места на вершине горы, где начиналась ведущая вниз тропа, и остановился, глядя на простирающуюся у подножия горы пустыню. Вдали виднелись купола и плоские крыши домов. Отсюда они выглядели как разные черты одного лица. Касем сказал себе, что иначе и быть не может, все это и должно стать единым. Каким маленьким кажется все с высоты! И что такое управляющий Рифат или футувва Лахита?! Если смотреть с высоты, исчезает разница между Рифатом и дядюшкой Закарией. Отсюда трудно разглядеть нашу беспокойную улицу. Ее и не найти, если бы не дом владельца имения, который виден с любого места, дом нашего деда, окруженный высокой стеной, из-за которой выглядывают лишь кроны деревьев. Но дед очень-очень стар и не вызывает прежнего боязливого почтения. Он как солнце, клонящееся к закату. Где ты? И каков ты? Почему кажется, что ты уже совсем не тот? Нарушающие твои заветы живут в двух шагах от твоего дома. А эти женщины и малые дети, укрывшиеся на горе, разве они не ближе твоему сердцу? Ты снова займешь достойное место в глазах людей, когда будут исполнены твои заветы. Мы исполним твои заветы, не убивая управляющего и не трогая футувв. Это так же несомненно, как то, что завтра снова взойдет солнце. Если бы не ты, не было бы у нас ни отца, ни улицы, ни поместья, ни надежды.
Из раздумья его вывел приятный голос:
Кофе, муаллим Касем. Обернувшись, он увидел Бадрийю. Взяв чашку из ее рук, он сказал:
– Ты слишком утруждаешь себя.
– Я рада услужить тебе, господин.
Он с грустью вспомнил Камар и принялся отхлебывать кофе. Бадрийя ждала, пока он допьет, и, глядя друг на друга, они улыбались. Как вкусен кофе на вершине горы, над пустыней!
– Сколько тебе лет, Бадрийя?
– Не знаю.
– Но ты знаешь, почему мы очутились здесь, на горе? Она смущенно пожала плечами.
– Это ты нас сюда привел.
– Я?!
– Ты хочешь победить управляющего и футувв и отдать имение нам. Так говорит мой отец.
Касем улыбнулся и спохватился, что чашка его уже давно пуста. Возвращая ее девушке, он промолвил:
– Уж не знаю, как тебя и благодарить. Зардевшись, она молча пошла прочь. А он глядел ей вслед, тихо говоря:
– Будь счастлива.
– Они побегут к Баб ан-Наср, так как наверняка думают, что ты решишь спрятаться на кладбище.
Но Касем усомнился:
– Они ведь знают, что вы находитесь в другом месте.
Однако повозка катилась быстро, и, по мере того как она удалялась от улицы, они начинали верить, что опасность миновала.
– Вы хорошо все подготовили, похвалил друзей Касем – Спасибо тебе, Садек. Если бы ты не предупредил меня, я был бы уже покойником.
Садек молча пожал ему руку.
Наконец впереди показался рынок Мукаттам. Вокруг было темно и пустынно. Только в хижине муаллима Яхьи горел свет. Из осторожности друзья остановили повозку посреди рыночной площади и пешком направились к хижине. Постучавшись в дверь, Касем назвал себя, и Яхья впустил друзей. Здороваясь, он горячо обнял Касема.
– Я обязан тебе жизнью,– сказал Касем.
– Это чистая случайность,– ответил Яхья.– Но она спасла жизнь человеку, который более, чем кто-либо, достоин жить. Спешите на гору Мукаттам – это надежное убежище.
Касем крепко пожал старику руку, с признательностью глядя ему в лицо, а муаллим продолжал:
– Сегодня ты как Рифаа или Габаль. Когда ты одержишь победу, я вернусь на нашу улицу.
От хижины Яхьи друзья направились к востоку, в сторону горы Мукаттам. Садек шел впереди, указывая путь, который он знал лучше остальных. А на горизонте уже показалась полоска утренней зари. Воздух был влажным от росы. Издалека донеслись крики петухов, возвещавшие о наступлении нового дня. Дойдя до подножия горы, они обогнули ее и добрались до южного склона, где начиналась узкая тропа, ведущая на вершину. Гуськом, ведомые Садеком, они поднялись на гору.
– Мы приготовили для тебя дом в самом центре нашего лагеря,– сказал Садек. – Там сейчас спит Ихсан.
– Дома наши сделаны из листов железа и мешковины, – добавил Аграма.
– Они ненамного хуже, чем дома на нашей улице,– заметил Хасан весело.
– Главное, что среди нас нет ни управляющего, ни футувв,– сказал Касем.
До них донеслись чьи-то голоса, и Садек пояснил:
– Наша новая улица не спит в ожидании твоего прихода.
Все одновременно подняли головы навстречу первым лучам солнца, которые пробились сквозь темноту уходящей ночи. Садек громко крикнул:
– Ау-у!
Из лачуг повысовывались головы мужчин и женщин, послышались радостные восклицания, слова привета. Кто-то запел: «Птичка крылышками машет…»[26] Касем в порыве радости и гордости воскликнул:
– Как нас много!
Садек с не меньшей гордостью откликнулся: Мы построили на вершине горы новую улицу, и жителей ее день ото дня прибывает. Муаллим Яхья указывает путь сюда всем, кто покидает нашу улицу. Трудность наша лишь в том, заметил Хамруш,– что на заработки и за пропитанием нам приходится ходить в самые отдаленные кварталы, чтобы не встретиться ни с кем из жителей нашей улицы.
Мужчины горячо обнимали Касема, женщины жали ему руку. Все выражали радость и желали ему здоровья. Сакина тоже была тут. Она сообщила, что маленькая Ихсан спит в приготовленном для них доме. Касем и встречавшие его прошли вдоль новой улицы, которая состояла из хижин, расположенных в форме квадрата на самой вершине горы. Люди пели и веселились. Словно отзываясь на их радость, небо на горизонте совсем посветлело и походило на море белых роз.
Один из мужчин провозгласил:
– Добро пожаловать, наш футувва Касем! Касем переменился в лице и гневно ответил:
– Да будут прокляты все футуввы! Там, где они есть, нет ни мира, ни спокойствия.
И, обращая свою речь ко всем, продолжал:
– Мы поднимем дубинки, как это сделал Габаль, но во имя милосердия, к которому призывал Рифаа. Мы завладеем имением, но на благо всех, и мы осуществим мечту Адхама. Вот наша цель, а футуввы нам не нужны!
Хасан осторожно подтолкнул Касема к отведенной ему хижине и напомнил окружившим его людям:
– Он всю ночь не сомкнул глаз, дайте же ему немного отдохнуть!
Касем улегся на мешковину рядом с дочерью и сразу же уснул. Проснулся он днем с тяжелой головой, чувствуя усталость во всем теле. Пришла Сакина и принесла ему Ихсан. Касем посадил дочь на колени и стал ласкать ее. Сакина подала ему кувшин воды.
– Эту воду, сообщила она, приносят нам из колонки, из которой когда-то брала воду жена Габаля!
Касем улыбнулся, он любил все, что было связано с воспоминаниями о Габале и Рифаа. Он огляделся вокруг: кроме мешковины на полу и на стенах, в жилище ничего не было. Поцеловав еще раз дочь, он отдал ее Сакине, а сам вышел наружу. Его уже поджидали Садек и Хасан. Он поздоровался и сел между ними. Его удивило, что на улице он заметил только женщин и детей.
– Все мужчины ушли в квартал ас-Сайида Зейнаб за продовольствием, а мы задержались, чтобы удостовериться, что у тебя все в порядке, – сказал Садек.
Касем следил глазами за женщинами, которые готовили пищу и стирали белье на улице, перед хижинами, за ребятишками, резвившимися тут же.
– Хотелось бы знать, довольны женщины этой жизнью? – задумчиво сказал он.
– Они мечтают владеть имением и жить так, как сейчас живет Амина-ханум, жена управляющего! – объяснил Садек.
Касем широко улыбнулся, посмотрел на своих друзей и спросил:
– Что вы думаете по поводу следующего нашего шага? Хасан поднял голову, гордо посаженную на могучих плечах.
– Мы имеем ясное представление о том, чего хотим!
– Но каким образом этого добиться?
– Надо напасть на них внезапно. Однако Садек возразил ему:
– Надо еще обождать, пока к нам не присоединится большинство жителей нашей улицы, а потом уж перейти в наступление. Тогда мы не только победим, но и добьемся победы меньшим числом жертв.
Касем одобрил его:
– Правильно, Садек!
Они умолкли, задумавшись, как вдруг смущенный голосок сказал:
– Еда готова!
Касем поднял глаза и увидел Бадрийю, сестру Садека, которая принесла блюдо бобов и лепешки и смотрела на него улыбающимися глазами.
– Приветствую моего спасителя! – Касем тоже не мог сдержать улыбки.
Бадрийя подала ему миску с едой.
– Да продлит Аллах твои дни!
С этими словами она ушла в хижину Садека, стоявшую рядом с жилищем Касема. На душе у Касема потеплело, и он с аппетитом принялся за еду.
– У меня есть немного денег,– сказал он друзьям,– они нам пригодятся. Мы должны привлечь на свою сторону каждого достойного доверия жителя нашей улицы. Ведь там много бедняков, которые желают нам победы, но их останавливает страх перед футуввами.
Вскоре Хасан с Садеком ушли по своим делам, и Касем остался один. Он решил обойти улицу и приглядеться к жизни людей. Он прошел мимо играющих ребятишек, но никто из них не обернулся на него, зато все женщины с улыбками приветствовали его. Его внимание привлекла старуха с совершенно белой головой, затянутыми мутной поволокой глазами и трясущимся подбородком. Касем подошел к ней, приветливо поздоровался и спросил:
– Кто ты, тетушка?
– Я мать Хамруша,– ответила старуха голосом, подобным шелесту сухих листьев.
– Приветствую тебя от имени всех сыновей. Как же ты решилась покинуть нашу улицу?
– Лучшее место для меня – рядом с сыном. И, немного помолчав, добавила:
– И подальше от футувв.
Ободренная улыбкой Касема, старуха похвасталась:
– В молодости я видела Рифаа!
– Правда?!
– Да, клянусь твоей жизнью! Он был красив и приветлив, но мне и в голову не могло прийти, что именем его будет назван квартал, а поэты станут воспевать его.
Касема очень заинтересовал рассказ старухи.
– А ты не стала его последовательницей, как другие?
– Нет. Ведь тогда и нас никто не знал, и мы сами себя не знали. Если бы не ты, о бродягах так никто и не вспомнил бы.
С любопытством глядя на старую женщину, Касем подумал: «Интересно, как выглядит сейчас наш дед?» Он распрощался с нею ласково, а она долго молилась ему вслед.
Он дошел до того места на вершине горы, где начиналась ведущая вниз тропа, и остановился, глядя на простирающуюся у подножия горы пустыню. Вдали виднелись купола и плоские крыши домов. Отсюда они выглядели как разные черты одного лица. Касем сказал себе, что иначе и быть не может, все это и должно стать единым. Каким маленьким кажется все с высоты! И что такое управляющий Рифат или футувва Лахита?! Если смотреть с высоты, исчезает разница между Рифатом и дядюшкой Закарией. Отсюда трудно разглядеть нашу беспокойную улицу. Ее и не найти, если бы не дом владельца имения, который виден с любого места, дом нашего деда, окруженный высокой стеной, из-за которой выглядывают лишь кроны деревьев. Но дед очень-очень стар и не вызывает прежнего боязливого почтения. Он как солнце, клонящееся к закату. Где ты? И каков ты? Почему кажется, что ты уже совсем не тот? Нарушающие твои заветы живут в двух шагах от твоего дома. А эти женщины и малые дети, укрывшиеся на горе, разве они не ближе твоему сердцу? Ты снова займешь достойное место в глазах людей, когда будут исполнены твои заветы. Мы исполним твои заветы, не убивая управляющего и не трогая футувв. Это так же несомненно, как то, что завтра снова взойдет солнце. Если бы не ты, не было бы у нас ни отца, ни улицы, ни поместья, ни надежды.
Из раздумья его вывел приятный голос:
Кофе, муаллим Касем. Обернувшись, он увидел Бадрийю. Взяв чашку из ее рук, он сказал:
– Ты слишком утруждаешь себя.
– Я рада услужить тебе, господин.
Он с грустью вспомнил Камар и принялся отхлебывать кофе. Бадрийя ждала, пока он допьет, и, глядя друг на друга, они улыбались. Как вкусен кофе на вершине горы, над пустыней!
– Сколько тебе лет, Бадрийя?
– Не знаю.
– Но ты знаешь, почему мы очутились здесь, на горе? Она смущенно пожала плечами.
– Это ты нас сюда привел.
– Я?!
– Ты хочешь победить управляющего и футувв и отдать имение нам. Так говорит мой отец.
Касем улыбнулся и спохватился, что чашка его уже давно пуста. Возвращая ее девушке, он промолвил:
– Уж не знаю, как тебя и благодарить. Зардевшись, она молча пошла прочь. А он глядел ей вслед, тихо говоря:
– Будь счастлива.
84.
Вечернее время отводилось для занятий борьбой. Все мужчины учились драться на палках. К этим нелегким упражнениям они приступали, вернувшись на гору после целого дня трудов, которыми зарабатывали себе и своим близким скудное пропитание.
Касем всегда начинал первым. Его радовало воодушевление, с каким люди готовились к решительному дню. Среди мужчин было много силачей, но все они относились к Касему с любовью, которой никогда не знала наша улица, раздираемая ненавистью.
Дубинки поднимались и опускались, сталкивались с оглушительным стуком. Мальчишки, всегда толпившиеся вокруг, глядели на взрослых и подражали им. Женщины в это время отдыхали или готовили ужин.
Ряды хижин на новой улице становились все длиннее, на нее каждый день приходили новые люди. Садек и Хасан оказались умелыми проповедниками. Они знали настроение всех жителей улицы и настойчиво убеждали тех, кто не привык ни на что надеяться, присоединиться к ушедшим на гору ради того, чтобы надежды осуществились. Садек говорил Касему:
– Мы действуем так активно, что это может побудить наших врагов напасть на нас.
– К нашему лагерю ведет лишь одна узкая тропа,– отвечал Касем.– Если они пойдут по ней, их ждет гибель.
Единственной радостью в его жизни была Ихсан. Он играл с ней, ласкал ее, сам укладывал спать. Но радость эта омрачалась печалью, которую вызывало в Касеме сходство дочери с матерью, с любимой, так рано покинувшей его. Тоска и чувство одиночества охватывали его всякий раз, как он оставался один. А иногда чувство раскаяния, как это случилось на обрыве в день, когда он пил там кофе, в день, когда ощутил на себе ласковый, как дуновение ветерка, взгляд.
Однажды ночью, когда сон бежал от его глаз, гонимый мучительной тоской, он долго ворочался с боку на бок во тьме своей хижины, а потом вышел наружу. Он пошел вдоль рядов хижин, освещенных сиянием звезд, вдыхая живительный воздух летней ночи, такой прохладный на вершине горы. Вдруг кто-то окликнул его:
– Куда ты направляешься в столь поздний час? Касем оглянулся и увидел Садека.
– А почему ты еще не спишь? – спросил он друга.
– Я сидел на пороге и вдруг заметил тебя, а твое общество мне слаще сна.
Шагая бок о бок, дошли до обрыва и остановились там.
– Одиночество временами невыносимо,– признался Касем.
– Надо изгнать его навсегда,– засмеялся Садек. Касем обвел взглядом горизонт. Небо над ним жемчужно светилось, а земля была погружена во мрак.
– Все твои друзья женаты и не знают одиночества,– продолжал Садек.
– На что ты намекаешь? – неодобрительно отозвался Касем.
– Такой мужчина, как ты, не может жить без женщины. Касем чувствовал, что друг его говорит правду, тем не менее слова эти вызывали протест в его душе.
– Как я могу жениться после Камар?! – воскликнул он.
– Если бы она могла слышать то, что я сказал, она согласилась бы со мной,– уверенно заявил Садек.
Касем умолк в замешательстве, противоречивые чувства обуревали его.
– Мне это кажется предательством – жениться после такой любви и преданности.
– Мертвым наша преданность ни к чему!
Что он думает на самом деле, этот добряк? Говорит ли он искренне или просто хочет оправдать друга? Ведь истина иногда имеет такой горький привкус! Да и сам ты не до конца откровенен с собой, не хочешь разобраться в своей душе так же прямо и честно, как разбираешься в делах своей улицы. А ведь мир души твоей создал тот же, кто создал звезды в небе. И ты должен себе признаться, что сердце твое бьется, как оно билось и в первый раз. Касем громко вздохнул, а Садек сказал:
– Ты очень нуждаешься в том, чтобы рядом с тобой была любящая душа.
Когда Касем вернулся к своей хижине, то увидел Сакину, стоящую на пороге. В глазах ее были вопрос и тревога.
– Я заметила, как ты вышел в то время, когда должен был спать глубоким сном!
Он был так поглощен своими мыслями, что неожиданно для самого себя воскликнул:
– Взгляни на этого Садека, он уговаривает меня жениться!
Сакина, словно она только и ждала этого случая, откликнулась:
– Я еще раньше хотела с тобой об этом поговорить.
– Ты?!
– Да, господин мой. Сердце мое надрывается, когда я вижу, как ты маешься и тоскуешь в одиночестве.
– Я не одинок,– ответил он, обводя рукой ряды хижин,– все они со мной.
– Это так, но дома-то ты один. А я, старуха, уже стою одной ногой в могиле.
Он почувствовал, что молчание его означает согласие с ее словами. Тем не менее он продолжал молча стоять у порога хижины. Потом грустно сказал:
– Второй такой жены я не найду.
– Это правда. Но есть же хорошие девушки, с которыми ты можешь быть счастлив!
Рабыня устремила на него проницательный взгляд и, немного помолчав, добавила:
– Бадрийя. Как она мила! Касем и удивился, и растерялся.
– Она так молода!
Тая лукавую улыбку, Сакина промолвила:
– Но она уже созрела. Ты ведь заметил это, когда она подавала тебе еду и кофе.
Касем опустил глаза.
– Ты, наверное, в родстве с шайтаном, старая!
Известие вызвало ликование на всей Горной улице. Садек готов был пуститься в пляс от радости. Загруды, которые выкрикивала его счастливая мать, были слышны на другом краю пустыни. Все наперебой поздравляли Касема. Свадьбу отпраздновали, не приглашая никого из профессиональных устроителей. Вместо танцовщиц на торжестве плясали жительницы улицы во главе с матерью Бадрийи. А певцом был Абу Фисада, который приятным голосом выводил: «Был я рыбаком, да сам попался в сети…»
Свадебная процессия обошла вокруг хижин, освещенных лишь светом небес. Сакина с Ихсан перебралась в хижину Хасана, освободив жилище Касема для новобрачных.
Касем всегда начинал первым. Его радовало воодушевление, с каким люди готовились к решительному дню. Среди мужчин было много силачей, но все они относились к Касему с любовью, которой никогда не знала наша улица, раздираемая ненавистью.
Дубинки поднимались и опускались, сталкивались с оглушительным стуком. Мальчишки, всегда толпившиеся вокруг, глядели на взрослых и подражали им. Женщины в это время отдыхали или готовили ужин.
Ряды хижин на новой улице становились все длиннее, на нее каждый день приходили новые люди. Садек и Хасан оказались умелыми проповедниками. Они знали настроение всех жителей улицы и настойчиво убеждали тех, кто не привык ни на что надеяться, присоединиться к ушедшим на гору ради того, чтобы надежды осуществились. Садек говорил Касему:
– Мы действуем так активно, что это может побудить наших врагов напасть на нас.
– К нашему лагерю ведет лишь одна узкая тропа,– отвечал Касем.– Если они пойдут по ней, их ждет гибель.
Единственной радостью в его жизни была Ихсан. Он играл с ней, ласкал ее, сам укладывал спать. Но радость эта омрачалась печалью, которую вызывало в Касеме сходство дочери с матерью, с любимой, так рано покинувшей его. Тоска и чувство одиночества охватывали его всякий раз, как он оставался один. А иногда чувство раскаяния, как это случилось на обрыве в день, когда он пил там кофе, в день, когда ощутил на себе ласковый, как дуновение ветерка, взгляд.
Однажды ночью, когда сон бежал от его глаз, гонимый мучительной тоской, он долго ворочался с боку на бок во тьме своей хижины, а потом вышел наружу. Он пошел вдоль рядов хижин, освещенных сиянием звезд, вдыхая живительный воздух летней ночи, такой прохладный на вершине горы. Вдруг кто-то окликнул его:
– Куда ты направляешься в столь поздний час? Касем оглянулся и увидел Садека.
– А почему ты еще не спишь? – спросил он друга.
– Я сидел на пороге и вдруг заметил тебя, а твое общество мне слаще сна.
Шагая бок о бок, дошли до обрыва и остановились там.
– Одиночество временами невыносимо,– признался Касем.
– Надо изгнать его навсегда,– засмеялся Садек. Касем обвел взглядом горизонт. Небо над ним жемчужно светилось, а земля была погружена во мрак.
– Все твои друзья женаты и не знают одиночества,– продолжал Садек.
– На что ты намекаешь? – неодобрительно отозвался Касем.
– Такой мужчина, как ты, не может жить без женщины. Касем чувствовал, что друг его говорит правду, тем не менее слова эти вызывали протест в его душе.
– Как я могу жениться после Камар?! – воскликнул он.
– Если бы она могла слышать то, что я сказал, она согласилась бы со мной,– уверенно заявил Садек.
Касем умолк в замешательстве, противоречивые чувства обуревали его.
– Мне это кажется предательством – жениться после такой любви и преданности.
– Мертвым наша преданность ни к чему!
Что он думает на самом деле, этот добряк? Говорит ли он искренне или просто хочет оправдать друга? Ведь истина иногда имеет такой горький привкус! Да и сам ты не до конца откровенен с собой, не хочешь разобраться в своей душе так же прямо и честно, как разбираешься в делах своей улицы. А ведь мир души твоей создал тот же, кто создал звезды в небе. И ты должен себе признаться, что сердце твое бьется, как оно билось и в первый раз. Касем громко вздохнул, а Садек сказал:
– Ты очень нуждаешься в том, чтобы рядом с тобой была любящая душа.
Когда Касем вернулся к своей хижине, то увидел Сакину, стоящую на пороге. В глазах ее были вопрос и тревога.
– Я заметила, как ты вышел в то время, когда должен был спать глубоким сном!
Он был так поглощен своими мыслями, что неожиданно для самого себя воскликнул:
– Взгляни на этого Садека, он уговаривает меня жениться!
Сакина, словно она только и ждала этого случая, откликнулась:
– Я еще раньше хотела с тобой об этом поговорить.
– Ты?!
– Да, господин мой. Сердце мое надрывается, когда я вижу, как ты маешься и тоскуешь в одиночестве.
– Я не одинок,– ответил он, обводя рукой ряды хижин,– все они со мной.
– Это так, но дома-то ты один. А я, старуха, уже стою одной ногой в могиле.
Он почувствовал, что молчание его означает согласие с ее словами. Тем не менее он продолжал молча стоять у порога хижины. Потом грустно сказал:
– Второй такой жены я не найду.
– Это правда. Но есть же хорошие девушки, с которыми ты можешь быть счастлив!
Рабыня устремила на него проницательный взгляд и, немного помолчав, добавила:
– Бадрийя. Как она мила! Касем и удивился, и растерялся.
– Она так молода!
Тая лукавую улыбку, Сакина промолвила:
– Но она уже созрела. Ты ведь заметил это, когда она подавала тебе еду и кофе.
Касем опустил глаза.
– Ты, наверное, в родстве с шайтаном, старая!
Известие вызвало ликование на всей Горной улице. Садек готов был пуститься в пляс от радости. Загруды, которые выкрикивала его счастливая мать, были слышны на другом краю пустыни. Все наперебой поздравляли Касема. Свадьбу отпраздновали, не приглашая никого из профессиональных устроителей. Вместо танцовщиц на торжестве плясали жительницы улицы во главе с матерью Бадрийи. А певцом был Абу Фисада, который приятным голосом выводил: «Был я рыбаком, да сам попался в сети…»
Свадебная процессия обошла вокруг хижин, освещенных лишь светом небес. Сакина с Ихсан перебралась в хижину Хасана, освободив жилище Касема для новобрачных.
85.
Ему очень нравилось наблюдать – со своего места у входа в хижину – за Бадрийей, которая месила тесто. Совсем юная, но как ловко управляется со всеми делами! Она неустанно хлопотала по хозяйству, то и дело откидывая тыльной стороной ладони падающие на лоб волосы. Своей красотой и веселостью она была как целительный бальзам для его души.
Румянец смущения, заливший лицо Бадрийи, без слов говорил о том, что она чувствует на себе его взгляд. Наконец она бросила месить тесто и взглянула на него с кокетливым упреком. Он весело засмеялся и, привстав с места, взял в руки ее длинную косу, поцеловал несколько раз и снова уселся. Он был счастлив. Все тяжелые мысли оставили его, как это бывало в те редкие мгновения, когда он отстранялся от друзей и забот.
Неподалеку от хижины играла Ихсан под присмотром Сакины, сидевшей на плоском камне.
Вдруг с обрыва, где начиналась тропа вниз, донесся шум, и вскоре показались Садек и Хасан, ведущие с собой человека, в котором он узнал мусорщика из квартала Рифаа. Касем поднялся им навстречу, а вдоль улицы неслись звуки загруд – так женщины всегда приветствовали каждого нового пришельца с улицы Габалауи. Мусорщик обнял Касема.
– Я к вам. И дубинку с собой принес!
– Добро пожаловать! – обрадовался Касем.– Мы не делаем различий между кварталами. Все жители улицы нам свои, а поместье – для всех.
Весело засмеявшись, рифаит сообщил:
– Они там все допытываются, где вы укрылись, и боятся, что вы нападете на них. Но многие на улице от всего сердца желают тебе победы.
Он окинул взглядом длинные ряды хижин и толпившихся вокруг людей и удивленно протянул:
– Все они тут?!
– Мусорщик принес важное известие,– поспешил сообщить Садек.
– Да,– подтвердил мусорщик,– сегодня у Савариса свадьба. Он женится пятый раз. Свадебная процессия пройдет по улице ночью.
– Самый подходящий случай расправиться с ним,– воодушевился Хасан. Все поддержали его.
– Ворвемся на улицу и расправимся с ним,– предложил Садек.– Хоть одним футуввой будет меньше. Это облегчит нам дальнейшую борьбу. Касем задумался.
– Я согласен,– сказал он.– Мы нападем на свадебную процессию, как это делают футуввы, но мы должны помнить, что предпринимаем этот шаг во имя уничтожения власти футувв.
Около полуночи мужчины собрались на краю обрыва, у начала тропы, и один за другим стали спускаться вниз. Впереди шел Касем. Все сжимали в руках дубинки. Ночь была светлой, полная луна занимала середину неба, и свет ее придавал всему миру сказочный облик. Спустившись, мужчины взяли направление на рынок Мукаттам, потом, идя вдоль подножия, обогнули гору и углубились в пустыню. Когда они были возле скалы Хинд, от нее отделилась тень. Это был человек, посланный Касемом на разведку.
– Свадебная процессия направится к Баб ан-Наср,– сообщил он.
– Но ведь обычно, – удивился Касем, – свадебные процессии с нашей улицы направляются в сторону Гамалийи.
– Быть может,– высказал предположение мусорщик-рифаит, – они предпочитают быть подальше от тех мест, где можете находиться вы.
Быстро обдумав положение, Касем распорядился:
– Садек с группой людей пойдет к Баб аль-Футух, а Аграма возьмет другую группу и направится к Баб ан-Наср. Я же с Хасаном и остальными буду ожидать вас неподалеку от Баб ан-Наср, и, когда я подам сигнал, вы нападете на процессию.
Люди поделились на группы. Напутствуя их. Касем сказал:
– Сосредоточьте удар на Саварисе и его подручных. Помните, что все прочие завтра станут вашими братьями.
Каждая из групп отправилась своим путем. Касем, Хасан и те, кто остался с ними, двинулись к северу, по дороге к аль-Каррафа, и, дойдя до намеченного места, укрылись за ворогами Баб ан-Наср. Садек со своими людьми находился от них справа. Аграма – слева. Таким образом, дорога, по которой должна была пройти свадебная процессия, была окружена со всех сторон.
– Встреча процессии готовится в кофейне аль-Фалаки,– сообщил Хасан.
Мы должны напасть на них до того, как они подойдут к кофейне, чтобы не причинить вреда гостям, которые в ней соберутся,– предупредил Касем.
От долгого ожидания нервы у всех были напряжены. Внезапно Хасан сказал:
– Как часто я вспоминаю убийство Шаабана.
– Жертв футувв не перечесть, – откликнулся Касем. До их слуха донесся свист с той стороны, где находился Садек со своими людьми. Ответный свист послышался из расположения людей Аграмы. Значит, все были начеку.
– Если Саварис погибнет,– прошептал Хасан,– все жители нашего квартала присоединятся к нам.
– А если другие вздумают напасть на нас, мы расправимся с ними на узкой тропе.
Будущее было зыбким, как свет луны. Через час решится, суждено ли им победить или их надежды и мечты улетучатся вместе с их душами. Касему почудилось, что он видит тень Киндиля и слышит голос Камар. Словно целый век прошел с той поры, когда он пас овец в пустыне. Он крепко сжал в руке дубинку и сказал себе:
– Невозможно, чтобы мы потерпели поражение.
– Слышишь? – спросил его Хасан.
Касем напряг слух и услышал несущиеся издалека звуки песен.
– Приготовьтесь, свадьба приближается!
Голоса, приближаясь, становились все различимее. Свирели перекликались с барабанами, песни перемежались величальными криками. Вскоре, озаренная светом факелов, показалась голова процессии. Проклятый Саварис шагал впереди в окружении танцоров, игравших на разные лады дубинками.
– Давать знак Аграме? – спросил Хасан.
– Обождем, пока голова процессии не поравняется вон с той овощной лавкой.
Свадьба продвигалась вперед, музыканты и танцоры старались изо всех сил. Один из танцующих в упоении совершал немыслимые прыжки, кружился, то убегая вперед, то возвращаясь к процессии. Дубинка стоймя держалась на его вытянутой вверх ладони, раскачивалась в такт его прыжкам, но не падала. В одном из своих прыжков танцор поравнялся наконец с овощной лавкой, а за ним и голова процессии. В этот момент Хасан трижды свистнул. Из переулка выбежали люди Аграмы и набросились на хвост процессии, разгоняя ее ударами палок. Ряды смешались, раздались испуганные и гневные крики. Хасан свистнул еще три раза, и люди Садека, выбежав из-за лавки торговца рыбой, врезались в середину процессии, не давая ее участникам опомниться. В тот же момент Касем со своими людьми мощным кулаком обрушился на голову процессии.
Румянец смущения, заливший лицо Бадрийи, без слов говорил о том, что она чувствует на себе его взгляд. Наконец она бросила месить тесто и взглянула на него с кокетливым упреком. Он весело засмеялся и, привстав с места, взял в руки ее длинную косу, поцеловал несколько раз и снова уселся. Он был счастлив. Все тяжелые мысли оставили его, как это бывало в те редкие мгновения, когда он отстранялся от друзей и забот.
Неподалеку от хижины играла Ихсан под присмотром Сакины, сидевшей на плоском камне.
Вдруг с обрыва, где начиналась тропа вниз, донесся шум, и вскоре показались Садек и Хасан, ведущие с собой человека, в котором он узнал мусорщика из квартала Рифаа. Касем поднялся им навстречу, а вдоль улицы неслись звуки загруд – так женщины всегда приветствовали каждого нового пришельца с улицы Габалауи. Мусорщик обнял Касема.
– Я к вам. И дубинку с собой принес!
– Добро пожаловать! – обрадовался Касем.– Мы не делаем различий между кварталами. Все жители улицы нам свои, а поместье – для всех.
Весело засмеявшись, рифаит сообщил:
– Они там все допытываются, где вы укрылись, и боятся, что вы нападете на них. Но многие на улице от всего сердца желают тебе победы.
Он окинул взглядом длинные ряды хижин и толпившихся вокруг людей и удивленно протянул:
– Все они тут?!
– Мусорщик принес важное известие,– поспешил сообщить Садек.
– Да,– подтвердил мусорщик,– сегодня у Савариса свадьба. Он женится пятый раз. Свадебная процессия пройдет по улице ночью.
– Самый подходящий случай расправиться с ним,– воодушевился Хасан. Все поддержали его.
– Ворвемся на улицу и расправимся с ним,– предложил Садек.– Хоть одним футуввой будет меньше. Это облегчит нам дальнейшую борьбу. Касем задумался.
– Я согласен,– сказал он.– Мы нападем на свадебную процессию, как это делают футуввы, но мы должны помнить, что предпринимаем этот шаг во имя уничтожения власти футувв.
Около полуночи мужчины собрались на краю обрыва, у начала тропы, и один за другим стали спускаться вниз. Впереди шел Касем. Все сжимали в руках дубинки. Ночь была светлой, полная луна занимала середину неба, и свет ее придавал всему миру сказочный облик. Спустившись, мужчины взяли направление на рынок Мукаттам, потом, идя вдоль подножия, обогнули гору и углубились в пустыню. Когда они были возле скалы Хинд, от нее отделилась тень. Это был человек, посланный Касемом на разведку.
– Свадебная процессия направится к Баб ан-Наср,– сообщил он.
– Но ведь обычно, – удивился Касем, – свадебные процессии с нашей улицы направляются в сторону Гамалийи.
– Быть может,– высказал предположение мусорщик-рифаит, – они предпочитают быть подальше от тех мест, где можете находиться вы.
Быстро обдумав положение, Касем распорядился:
– Садек с группой людей пойдет к Баб аль-Футух, а Аграма возьмет другую группу и направится к Баб ан-Наср. Я же с Хасаном и остальными буду ожидать вас неподалеку от Баб ан-Наср, и, когда я подам сигнал, вы нападете на процессию.
Люди поделились на группы. Напутствуя их. Касем сказал:
– Сосредоточьте удар на Саварисе и его подручных. Помните, что все прочие завтра станут вашими братьями.
Каждая из групп отправилась своим путем. Касем, Хасан и те, кто остался с ними, двинулись к северу, по дороге к аль-Каррафа, и, дойдя до намеченного места, укрылись за ворогами Баб ан-Наср. Садек со своими людьми находился от них справа. Аграма – слева. Таким образом, дорога, по которой должна была пройти свадебная процессия, была окружена со всех сторон.
– Встреча процессии готовится в кофейне аль-Фалаки,– сообщил Хасан.
Мы должны напасть на них до того, как они подойдут к кофейне, чтобы не причинить вреда гостям, которые в ней соберутся,– предупредил Касем.
От долгого ожидания нервы у всех были напряжены. Внезапно Хасан сказал:
– Как часто я вспоминаю убийство Шаабана.
– Жертв футувв не перечесть, – откликнулся Касем. До их слуха донесся свист с той стороны, где находился Садек со своими людьми. Ответный свист послышался из расположения людей Аграмы. Значит, все были начеку.
– Если Саварис погибнет,– прошептал Хасан,– все жители нашего квартала присоединятся к нам.
– А если другие вздумают напасть на нас, мы расправимся с ними на узкой тропе.
Будущее было зыбким, как свет луны. Через час решится, суждено ли им победить или их надежды и мечты улетучатся вместе с их душами. Касему почудилось, что он видит тень Киндиля и слышит голос Камар. Словно целый век прошел с той поры, когда он пас овец в пустыне. Он крепко сжал в руке дубинку и сказал себе:
– Невозможно, чтобы мы потерпели поражение.
– Слышишь? – спросил его Хасан.
Касем напряг слух и услышал несущиеся издалека звуки песен.
– Приготовьтесь, свадьба приближается!
Голоса, приближаясь, становились все различимее. Свирели перекликались с барабанами, песни перемежались величальными криками. Вскоре, озаренная светом факелов, показалась голова процессии. Проклятый Саварис шагал впереди в окружении танцоров, игравших на разные лады дубинками.
– Давать знак Аграме? – спросил Хасан.
– Обождем, пока голова процессии не поравняется вон с той овощной лавкой.
Свадьба продвигалась вперед, музыканты и танцоры старались изо всех сил. Один из танцующих в упоении совершал немыслимые прыжки, кружился, то убегая вперед, то возвращаясь к процессии. Дубинка стоймя держалась на его вытянутой вверх ладони, раскачивалась в такт его прыжкам, но не падала. В одном из своих прыжков танцор поравнялся наконец с овощной лавкой, а за ним и голова процессии. В этот момент Хасан трижды свистнул. Из переулка выбежали люди Аграмы и набросились на хвост процессии, разгоняя ее ударами палок. Ряды смешались, раздались испуганные и гневные крики. Хасан свистнул еще три раза, и люди Садека, выбежав из-за лавки торговца рыбой, врезались в середину процессии, не давая ее участникам опомниться. В тот же момент Касем со своими людьми мощным кулаком обрушился на голову процессии.