Страница:
Но тот ответил:
– Для нас потерять престиж – значит потерять жизнь! Тут в разговор вмешалась Хода-ханум:
– Габаль! Неужели ты хочешь, чтобы мы были заживо погребены на нашей улице?
– Ты забываешь о тех, кому ты всем обязан! – зло проговорил Заклат.– Ты думаешь только о своих преступных родичах!
С большим трудом сдерживая всевозрастающий гнев, Габаль сказал:
– Они не преступники! Хотя наша улица наводнена преступниками!
Ханум при этих словах нервно скомкала край своей синей шали. Ноздри эфенди затрепетали, лицо побледнело. Ободренный этими признаками, Заклат, уже не скрывая издевки, проговорил:
– Понятно, что ты защищаешь преступников, коли и сам из их числа!
– Странно, что ты ополчаешься на преступников,– ответил Габаль,– ведь ты – главарь преступников нашей улицы.
Заклат угрожающе надвинулся на юношу всей своей огромной тушей, лицо его стало серым.
– Если бы не хорошее отношение к тебе хозяев этого дома, я разорвал бы тебя в клочья на этом самом месте!
С удивительным спокойствием, которое не могло, однако, скрыть того, что творилось в его душе, Габаль сказал:
– Ты много на себя берешь, Заклат! Тут эфенди не выдержал:
– Как вы осмеливаетесь ссориться в моем присутствии?!
– Я только защищаю твою честь,– буркнул Заклат. Пальцы эфенди чуть не разорвали четки, когда он приказал Габалю:
– Не смей защищать хамданов!
– Этот человек из злобных побуждений клевещет на них!
– Оставь мне право судить об этом!
На мгновение воцарилась тишина… Из сада донеслось веселое щебетание птиц, с улицы – шумные приветствия и непристойная брань.
– Так позволит ли мне господин управляющий проучить виновных?
Габаль понял – настал час его судьбы, и, обращаясь к ханум, сказал голосом, исполненным отчаяния и решимости:
– Госпожа, долг требует, чтобы я разделил участь моего рода, оказавшегося в заточении.
– О горе мне! – заломила руки ханум. Охваченный жалостью, Габаль склонил голову, но тут же, словно что-то толкнуло его, поднял глаза на Заклата – тот презрительно и издевательски ухмылялся.
– У меня нет выбора,– с горечью произнес Габаль,– но, пока жив, я не забуду твоих благодеяний.
Измерив Габаля суровым взглядом, эфенди спросил:
– Я должен знать, ты с нами или против нас? Габаль, чувствуя, что навсегда прощается с прошлой жизнью, печально проговорил:
– Кто я? Я всем обязан тебе и потому не могу быть против тебя. Но для меня было бы позором жить в роскоши в этом доме, когда гибнут мои родные.
Хода-ханум съежилась от этих слов, как от удара хлыстом, поняв, что ей грозит навсегда потерять сына.
– Муаллим Заклат,– сказала она,– давай отложим этот разговор на другое время.
Заклат передернулся, словно мул ударил его копытом по лицу. Глядя то на эфенди, то на его супругу, он бормотал:
– Я не знаю, что может случиться завтра на нашей улице.
Эфенди, избегая смотреть на Ходу, повторил свой вопрос Габалю:
– Так с кем же ты, с нами или против нас?
От гнева у него помутился рассудок. Не дожидаясь ответа, он крикнул:
– Или ты остаешься членом нашей семьи, или уходишь к своим родственникам!
Габаль вскипел, увидев, как обрадовался этим словам Заклат, и решительно сказал:
– Господин мой! Ты прогоняешь меня, и я ухожу!
– Габаль! – вскрикнула раздирающим душу голосом ханум, а Заклат с усмешкой заметил:
– Вот он, весь перед вами, как голенький.
Габаль поднялся со своего места и твердой поступью направился к выходу. Хода-ханум хотела броситься за ним, но эфенди удержал ее, и Габаль исчез за дверью. На улице все еще дул сильный ветер, который колыхал занавески на окнах гостиной и раскачивал створки окон. Оставшиеся в гостиной чувствовали себя растерянными, однако Заклат спокойно сказал:
– Мы должны действовать!
– Нет,– упрямо возразила Хода.– Хватит с них и того, что они заперты в своих домах. И не смей даже пальцем тронуть Габаля!
Заклат не возмутился и не стал ей перечить, так как понимал, что победа за ним, он только взглянул на эфенди, ожидая, что скажет господин. Управляющий с кислым видом промолвил:
– Мы продолжим этот разговор в другой раз.
32.
33.
34.
– Для нас потерять престиж – значит потерять жизнь! Тут в разговор вмешалась Хода-ханум:
– Габаль! Неужели ты хочешь, чтобы мы были заживо погребены на нашей улице?
– Ты забываешь о тех, кому ты всем обязан! – зло проговорил Заклат.– Ты думаешь только о своих преступных родичах!
С большим трудом сдерживая всевозрастающий гнев, Габаль сказал:
– Они не преступники! Хотя наша улица наводнена преступниками!
Ханум при этих словах нервно скомкала край своей синей шали. Ноздри эфенди затрепетали, лицо побледнело. Ободренный этими признаками, Заклат, уже не скрывая издевки, проговорил:
– Понятно, что ты защищаешь преступников, коли и сам из их числа!
– Странно, что ты ополчаешься на преступников,– ответил Габаль,– ведь ты – главарь преступников нашей улицы.
Заклат угрожающе надвинулся на юношу всей своей огромной тушей, лицо его стало серым.
– Если бы не хорошее отношение к тебе хозяев этого дома, я разорвал бы тебя в клочья на этом самом месте!
С удивительным спокойствием, которое не могло, однако, скрыть того, что творилось в его душе, Габаль сказал:
– Ты много на себя берешь, Заклат! Тут эфенди не выдержал:
– Как вы осмеливаетесь ссориться в моем присутствии?!
– Я только защищаю твою честь,– буркнул Заклат. Пальцы эфенди чуть не разорвали четки, когда он приказал Габалю:
– Не смей защищать хамданов!
– Этот человек из злобных побуждений клевещет на них!
– Оставь мне право судить об этом!
На мгновение воцарилась тишина… Из сада донеслось веселое щебетание птиц, с улицы – шумные приветствия и непристойная брань.
– Так позволит ли мне господин управляющий проучить виновных?
Габаль понял – настал час его судьбы, и, обращаясь к ханум, сказал голосом, исполненным отчаяния и решимости:
– Госпожа, долг требует, чтобы я разделил участь моего рода, оказавшегося в заточении.
– О горе мне! – заломила руки ханум. Охваченный жалостью, Габаль склонил голову, но тут же, словно что-то толкнуло его, поднял глаза на Заклата – тот презрительно и издевательски ухмылялся.
– У меня нет выбора,– с горечью произнес Габаль,– но, пока жив, я не забуду твоих благодеяний.
Измерив Габаля суровым взглядом, эфенди спросил:
– Я должен знать, ты с нами или против нас? Габаль, чувствуя, что навсегда прощается с прошлой жизнью, печально проговорил:
– Кто я? Я всем обязан тебе и потому не могу быть против тебя. Но для меня было бы позором жить в роскоши в этом доме, когда гибнут мои родные.
Хода-ханум съежилась от этих слов, как от удара хлыстом, поняв, что ей грозит навсегда потерять сына.
– Муаллим Заклат,– сказала она,– давай отложим этот разговор на другое время.
Заклат передернулся, словно мул ударил его копытом по лицу. Глядя то на эфенди, то на его супругу, он бормотал:
– Я не знаю, что может случиться завтра на нашей улице.
Эфенди, избегая смотреть на Ходу, повторил свой вопрос Габалю:
– Так с кем же ты, с нами или против нас?
От гнева у него помутился рассудок. Не дожидаясь ответа, он крикнул:
– Или ты остаешься членом нашей семьи, или уходишь к своим родственникам!
Габаль вскипел, увидев, как обрадовался этим словам Заклат, и решительно сказал:
– Господин мой! Ты прогоняешь меня, и я ухожу!
– Габаль! – вскрикнула раздирающим душу голосом ханум, а Заклат с усмешкой заметил:
– Вот он, весь перед вами, как голенький.
Габаль поднялся со своего места и твердой поступью направился к выходу. Хода-ханум хотела броситься за ним, но эфенди удержал ее, и Габаль исчез за дверью. На улице все еще дул сильный ветер, который колыхал занавески на окнах гостиной и раскачивал створки окон. Оставшиеся в гостиной чувствовали себя растерянными, однако Заклат спокойно сказал:
– Мы должны действовать!
– Нет,– упрямо возразила Хода.– Хватит с них и того, что они заперты в своих домах. И не смей даже пальцем тронуть Габаля!
Заклат не возмутился и не стал ей перечить, так как понимал, что победа за ним, он только взглянул на эфенди, ожидая, что скажет господин. Управляющий с кислым видом промолвил:
– Мы продолжим этот разговор в другой раз.
32.
Окинув прощальным взглядом сад и вспомнив трагедию Адхама, которую он столько раз слышал в кофейне Хамдана под аккомпанемент ребаба, Габаль направился к воротам.
– Ты снова уходишь, господин? – поинтересовался бавваб.
– Я ухожу навсегда, дядюшка Хасанейн!
Разинув от удивления рот, дядюшка Хасанейн с тревогой смотрел на Габаля. Затем спросил, оглядываясь по сторонам:
– Из-за рода Хамдан?
Габаль молча кивнул головой, а бавваб продолжал:
– Кто же это допустил? Как только Ханум разрешила тебе? О господи! Как же ты теперь будешь жить, сынок?
Габаль переступил порог и, оказавшись за воротами дома, осмотрелся вокруг. Все было как всегда. По грязной, замусоренной улице во множестве сновали люди и животные.
– Я буду жить так, как живут все на нашей улице,– ответил он баввабу.
– Но ты не создан для такой жизни!
– Наоборот! Лишь благодаря случайности я оказался в этом доме,– растерянно улыбаясь, сказал Габаль и зашагал прочь. Ему вслед несся голос бавваба, который умолял его остерегаться и не навлекать на себя гнев футувв. Габаль шагал, глядя по сторонам и замечая повсюду грязь и нечистоты. Навстречу ему попадались мальчишки, кошки и прочие обитатели улицы. Только сейчас он понял, какой огромный перелом произошел в его жизни, что он потерял и какие тяготы его ожидают. Но гнев заглушал горечь и боль от расставания с приемной матерью, воспоминание о цветущих в саду управляющего деревьях, поющих пташках. Вдруг перед Габалем возник футувва Хаммуда, который, посмеиваясь, сказал:
– Вот было бы здорово, если бы ты помог нам проучить хамданов!
Но Габаль даже не посмотрел на него. Он направился к одному из домов, принадлежащих роду Хамдан, и постучал в дверь. Тут Хаммуда нагнал его и с явным удивлением и осуждением спросил:
– Ты чего это надумал?
– Я возвращаюсь в свой род,– спокойно ответил Габаль.
Маленькие глазки Хаммуды выразили огромное удивление, казалось, он не верит своим ушам. В это время из дома управляющего вышел Заклат и, увидев их, закричал Хаммуде:
– Пусть входит! Но если он осмелится выйти оттуда, я его живьем закопаю!
Удивление Хаммуды сменилось злорадством. А Габаль продолжал колотить в дверь, пока не открылись окна и этого дома, и соседних домов. Из окон высунулись головы Хамдана, Атриса, Далмы, Али Фаваниса, Абдуна, поэта Ридвана и Тамархенны.
– Что тебе нужно, сын управляющего? – со смешком в голосе спросил Далма.
– Ты с нами или против нас? – спросил Хамдан.
– Его выгнали, и он вернулся к своей презренной родне! – пояснил Хаммуда.
– Тебя действительно выгнали? – взволнованно спросил Хамдан.
– Открой дверь, Хамдан,– спокойно ответил Габаль. Тамархенна издала радостный крик и воскликнула:
– Твой отец был хорошим человеком, а мать – благородной женщиной!
Хаммуда расхохотался:
– Заступничество такой женщины, как Тамархенна, делает тебе честь, Габаль!
– Лучше вспомни свою мать и ее веселые ночки в султанских банях! – вспылила разгневанная Тамархенна и поспешила прикрыть окно, так что камень, брошенный Хаммудой, ударился о ставень снаружи. Это вызвало радостные возгласы сбежавшихся со всех сторон мальчишек. Наконец дверь открылась, и Габаль вошел в дом, где на него сразу пахнуло сыростью и затхлым воздухом. Хамданы встретили Габаля объятиями и добрыми словами, но встреча была нарушена криками, донесшимися из дальнего угла двора. Там происходила ссора. Обернувшись, Габаль увидел Даабаса и Каабильху, которые громко бранили друг друга. Он подошел к ним и, встав между ними, сказал:
– Вы тут ссоритесь, а они держат нас взаперти! Даабас, тяжело дыша, проговорил:
– Он украл у меня батат из кастрюли, стоявшей на окне!
– А ты видел, как я воровал? Как тебе не стыдно! – вопил в ответ Каабильха.
– Мы должны поддерживать друг друга,– вскричал разгневанный Габаль,– и тогда Аллах нас не оставит!
Но Даабас продолжал упорствовать:
– Мой батат в его брюхе, и он за это поплатится! Каабильха, надевая на голову свалившуюся в драке такию, божился:
– Клянусь Аллахом, я уже неделю не пробовал батата! Ты единственный вор среди нас!
Габаль вступился за Каабильху:
– Не суди, не имея доказательств, Даабас, не уподобляйся Заклату.
– Надо проучить вора, сына воровки,– не унимался Даабас.
– А сам-то ты кто? Сын торговки редисом! – не выдержав, вскричал Каабильха. Тут Даабас подпрыгнул и что было силы боднул Каабильху, да так, что тот закачался, на лбу его выступила кровь. А Даабас стал осыпать его ударами, не обращая внимания на уговоры присутствующих. Это окончательно вывело из себя Габаля: он набросился на Даабаса и что было силы сдавил ему шею. Безуспешно стараясь высвободиться из цепких рук Габаля, Даабас прохрипел:
– Ты хочешь меня убить, как убил Кадру?
Габаль с силой оттолкнул его. Тот отлетел к стене и, опершись на нее, метал на юношу злобные взгляды. Хамданы растерянно смотрели то на одного, то на другого, спрашивая себя, правда ли то, что они услышали? Действительно ли Габаль убил Кадру? Далма подошел к Габалю и поцеловал его.
– Благослови тебя Аллах, о лучший из мужчин рода Хамдан! – восторженно воскликнул Атрис. А Габаль презрительно сказал Даабасу:
– Тебе известно, что я убил Кадру, чтобы спасти тебя!
– Но, видно, тебе понравилось убивать,– тихо проговорил Даабас.
– Ох ты, неблагодарный! – вскричал Далма.– Постыдился бы говорить такое!
Он притянул к себе Габаля.
– Будь гостем в моем доме! Пойдем, господин рода Хамдан!
Габаль дал увести себя, но одновременно почувствовал, что пропасть, которая разверзлась сегодня под его ногами, бездонна. Идя рядом с Далмой, он спросил его шепотом:
– Есть ли способ убежать отсюда?
– Ты боишься, что кто-нибудь донесет на тебя нашим врагам?
– Даабас глуп.
– Но все же он не подлец!
– Боюсь, мое присутствие навлечет на вас неприятности.
– Ну что ж… Если ты хочешь, я помогу тебе бежать. Но куда ты пойдешь?
– Пустыня велика.
– Ты снова уходишь, господин? – поинтересовался бавваб.
– Я ухожу навсегда, дядюшка Хасанейн!
Разинув от удивления рот, дядюшка Хасанейн с тревогой смотрел на Габаля. Затем спросил, оглядываясь по сторонам:
– Из-за рода Хамдан?
Габаль молча кивнул головой, а бавваб продолжал:
– Кто же это допустил? Как только Ханум разрешила тебе? О господи! Как же ты теперь будешь жить, сынок?
Габаль переступил порог и, оказавшись за воротами дома, осмотрелся вокруг. Все было как всегда. По грязной, замусоренной улице во множестве сновали люди и животные.
– Я буду жить так, как живут все на нашей улице,– ответил он баввабу.
– Но ты не создан для такой жизни!
– Наоборот! Лишь благодаря случайности я оказался в этом доме,– растерянно улыбаясь, сказал Габаль и зашагал прочь. Ему вслед несся голос бавваба, который умолял его остерегаться и не навлекать на себя гнев футувв. Габаль шагал, глядя по сторонам и замечая повсюду грязь и нечистоты. Навстречу ему попадались мальчишки, кошки и прочие обитатели улицы. Только сейчас он понял, какой огромный перелом произошел в его жизни, что он потерял и какие тяготы его ожидают. Но гнев заглушал горечь и боль от расставания с приемной матерью, воспоминание о цветущих в саду управляющего деревьях, поющих пташках. Вдруг перед Габалем возник футувва Хаммуда, который, посмеиваясь, сказал:
– Вот было бы здорово, если бы ты помог нам проучить хамданов!
Но Габаль даже не посмотрел на него. Он направился к одному из домов, принадлежащих роду Хамдан, и постучал в дверь. Тут Хаммуда нагнал его и с явным удивлением и осуждением спросил:
– Ты чего это надумал?
– Я возвращаюсь в свой род,– спокойно ответил Габаль.
Маленькие глазки Хаммуды выразили огромное удивление, казалось, он не верит своим ушам. В это время из дома управляющего вышел Заклат и, увидев их, закричал Хаммуде:
– Пусть входит! Но если он осмелится выйти оттуда, я его живьем закопаю!
Удивление Хаммуды сменилось злорадством. А Габаль продолжал колотить в дверь, пока не открылись окна и этого дома, и соседних домов. Из окон высунулись головы Хамдана, Атриса, Далмы, Али Фаваниса, Абдуна, поэта Ридвана и Тамархенны.
– Что тебе нужно, сын управляющего? – со смешком в голосе спросил Далма.
– Ты с нами или против нас? – спросил Хамдан.
– Его выгнали, и он вернулся к своей презренной родне! – пояснил Хаммуда.
– Тебя действительно выгнали? – взволнованно спросил Хамдан.
– Открой дверь, Хамдан,– спокойно ответил Габаль. Тамархенна издала радостный крик и воскликнула:
– Твой отец был хорошим человеком, а мать – благородной женщиной!
Хаммуда расхохотался:
– Заступничество такой женщины, как Тамархенна, делает тебе честь, Габаль!
– Лучше вспомни свою мать и ее веселые ночки в султанских банях! – вспылила разгневанная Тамархенна и поспешила прикрыть окно, так что камень, брошенный Хаммудой, ударился о ставень снаружи. Это вызвало радостные возгласы сбежавшихся со всех сторон мальчишек. Наконец дверь открылась, и Габаль вошел в дом, где на него сразу пахнуло сыростью и затхлым воздухом. Хамданы встретили Габаля объятиями и добрыми словами, но встреча была нарушена криками, донесшимися из дальнего угла двора. Там происходила ссора. Обернувшись, Габаль увидел Даабаса и Каабильху, которые громко бранили друг друга. Он подошел к ним и, встав между ними, сказал:
– Вы тут ссоритесь, а они держат нас взаперти! Даабас, тяжело дыша, проговорил:
– Он украл у меня батат из кастрюли, стоявшей на окне!
– А ты видел, как я воровал? Как тебе не стыдно! – вопил в ответ Каабильха.
– Мы должны поддерживать друг друга,– вскричал разгневанный Габаль,– и тогда Аллах нас не оставит!
Но Даабас продолжал упорствовать:
– Мой батат в его брюхе, и он за это поплатится! Каабильха, надевая на голову свалившуюся в драке такию, божился:
– Клянусь Аллахом, я уже неделю не пробовал батата! Ты единственный вор среди нас!
Габаль вступился за Каабильху:
– Не суди, не имея доказательств, Даабас, не уподобляйся Заклату.
– Надо проучить вора, сына воровки,– не унимался Даабас.
– А сам-то ты кто? Сын торговки редисом! – не выдержав, вскричал Каабильха. Тут Даабас подпрыгнул и что было силы боднул Каабильху, да так, что тот закачался, на лбу его выступила кровь. А Даабас стал осыпать его ударами, не обращая внимания на уговоры присутствующих. Это окончательно вывело из себя Габаля: он набросился на Даабаса и что было силы сдавил ему шею. Безуспешно стараясь высвободиться из цепких рук Габаля, Даабас прохрипел:
– Ты хочешь меня убить, как убил Кадру?
Габаль с силой оттолкнул его. Тот отлетел к стене и, опершись на нее, метал на юношу злобные взгляды. Хамданы растерянно смотрели то на одного, то на другого, спрашивая себя, правда ли то, что они услышали? Действительно ли Габаль убил Кадру? Далма подошел к Габалю и поцеловал его.
– Благослови тебя Аллах, о лучший из мужчин рода Хамдан! – восторженно воскликнул Атрис. А Габаль презрительно сказал Даабасу:
– Тебе известно, что я убил Кадру, чтобы спасти тебя!
– Но, видно, тебе понравилось убивать,– тихо проговорил Даабас.
– Ох ты, неблагодарный! – вскричал Далма.– Постыдился бы говорить такое!
Он притянул к себе Габаля.
– Будь гостем в моем доме! Пойдем, господин рода Хамдан!
Габаль дал увести себя, но одновременно почувствовал, что пропасть, которая разверзлась сегодня под его ногами, бездонна. Идя рядом с Далмой, он спросил его шепотом:
– Есть ли способ убежать отсюда?
– Ты боишься, что кто-нибудь донесет на тебя нашим врагам?
– Даабас глуп.
– Но все же он не подлец!
– Боюсь, мое присутствие навлечет на вас неприятности.
– Ну что ж… Если ты хочешь, я помогу тебе бежать. Но куда ты пойдешь?
– Пустыня велика.
33.
Габалю удалось бежать лишь незадолго до последней стражи ночи, когда сон спящих особенно крепок. Перебираясь с крыши на крышу, он добрался до Гамалийи. Оттуда, несмотря на полную темень, дошел до Даррасы, вышел в пустыню и зашагал по направлению к скале Кадри и Хинд. А когда, еще до рассвета, добрался до этой скалы, то не мог побороть навалившиеся на него сон и усталость от выпавших на его долю переживаний и долгого бодрствования. Завернувшись в абу, он улегся на песок и крепко уснул. С первыми лучами солнца, осветившими вершину скалы, Габаль открыл глаза и немедленно поднялся, чтобы продолжить свой путь и дойти до горы Мукаттам прежде, чем в пустыне появятся пастухи и прохожие. Но тут взгляд его упал на участок земли, где он зарыл Кадру. Дрожь охватила Габаля, в горле у него пересохло. В страхе он припустился бежать так, словно за ним кто-то гнался. Он убегал от могилы Кадру, как от кошмара, хотя тот был преступником и заслужил смерть. «Все-таки мы не созданы для убийства, хотя убитых нами не счесть!»
– думал Габаль и удивлялся, что не нашел для ночлега другого места, кроме того, где похоронил свою жертву.
Его охватило жгучее желание убежать как можно дальше. Он понял, что должен навсегда проститься с теми, кого любит и кого ненавидит, с матерью, с хамданами, с футуввами. В полном отчаянии и со страхом в душе он добрел до подножия горы Мукаттам и пошел по направлению к рынку. Обернувшись, он долго смотрел на оставшуюся позади пустыню и постепенно успокаивался. Теперь он далеко, его не догнать. Он решил осмотреть рынок, расположившийся на небольшой площади, к которой со всех сторон сходились улочки. Всюду слышался шум и гам, людские голоса и крики ослов. Чувствовалось приближение праздника. Площадь была запружена прохожими, торговцами, дервишами, юродивыми, бродячими актерами, хотя настоящий праздник должен был начаться только после захода солнца. Габаль переводил взгляд с одной группы людей на другую, стараясь не потеряться в этом водовороте. Наконец он заметил в отдалении лачугу, сделанную из листов жести, вокруг которой были установлены деревянные скамейки. Несмотря на жалкий вид, это была лучшая здесь кофейня. В ней было полно посетителей, но все же Габаль нашел свободное местечко и присел отдохнуть после изнурительной и долгой дороги. К нему сразу же подошел приветливый хозяин: одетый в дорогую абу, высокую чалму и красивые сапоги, Габаль заметно выделялся среди других клиентов. Попросив стакан чаю, он вновь принялся рассматривать окружающих. Его внимание привлек гомон, доносившийся от водоразборной колонки, где собралась толпа людей. Каждый стремился пробиться к крану и наполнить принесенный с собой сосуд или ведро. Слышались ругань и проклятия, словно там происходила драка. Среди шума Габаль различил высокие голоса двух девушек, которые оказались в самой гуще толпы и пытались выбраться. Наконец им удалось вырваться из давки, но их ведра так и остались пустыми. На обеих девушках были джильбабых[19] желтого цвета, которые ниспадали от шеи до пят, оставляя открытыми лишь прелестные молодые лица. Сперва Габаль взглянул на ту, которая была пониже ростом, но взгляд его не задержался на ней. Поглядев же на другую, черноглазую, он уже не мог оторваться. Девушки направились к свободному месту неподалеку от Габаля. По сходству их черт можно было догадаться, что они сестры, но одна была намного красивей. Очарованный Габаль подумал: «Как она мила! На своей улице я не встречал подобной красоты!» А девушки тем временем поправляли растрепавшиеся волосы и сбившиеся косынки. Они поставили ведра, перевернув их вверх дном, и уселись на них. Та, что была поменьше ростом, сказала растерянно:
– Как же мы наберем воды в такой давке?
– Что же поделаешь?! Праздник! Отец, наверное, сердится, ожидая нас,– ответила вторая, та, которая понравилась Габалю.
– Почему же он сам не пришел за водой? – неожиданно для себя вмешался Габаль в разговор.
Девушки недовольно обернулись в его сторону, но его внешность и одежда произвели на них хорошее впечатление и успокоили их. Однако та, что понравилась Габалю, сказала:
– А тебе какое дело? Разве мы тебе жаловались? Габаль обрадовался, что ему все-таки ответили, и извиняющимся тоном проговорил:
– Я имел в виду, что мужчине легче пробраться сквозь толпу в праздничный день.
– Но это наша обязанность. У него дела потруднее! Габаль, улыбнувшись, спросил:
– А чем занимается твой отец?
– Это тебя не касается!
Габаль встал, не обращая внимания на косые взгляды окружающих, и вежливо предложил девушкам:
– Я помогу вам набрать воды.
– Мы не нуждаемся в твоей помощи,– сказала девушка и отвернулась. Однако маленькая смело произнесла:
– Ну что же, давай, мы будем тебе благодарны.
Она поднялась и заставила подняться сестру, а Габаль, взяв ведра, пошел к колонке, проталкиваясь сквозь толпу окружавших ее мужчин. Наконец он добрался до колонки, рядом с которой в деревянной будке сидел сакий[20], уплатил два миллима, наполнил ведра и вернулся к девушкам. Увидев, что к ним пристают какие-то парни и девушки тщетно пытаются уклониться от их заигрываний, Габаль решительно встал перед парнями, загородив девушек. Один из компании бросился было на Габаля, но тут же получил сильный удар в грудь. Тогда они приготовились напасть на него сообща, но незнакомый голос остановил их:
– Прочь отсюда! Молокососы!
Голос принадлежал пожилому, невысокого роста, но крепкого телосложения мужчине с блестящими глазами, одетому в галабею, туго перехваченную поясом. Смущенные парни с возгласами: «Муаллим Балкыти!» – разбежались в разные стороны, злобно оглядываясь на Габаля. Девушки прильнули к мужчине, и младшая сказала:
– Сегодня из-за праздника много народу, а эти глупцы…
Балкыти, изучающе глядя на Габаля, ответил:
– Вас долго не было, и я вспомнил о празднике. Как видно, я пришел вовремя.
Затем, уже обращаясь к Габалю, продолжил:
– А ты смельчак! Сейчас это редкость!
– Я просто помог. Не стоит благодарности,– ответил смущенный Габаль.
Тем временем девушки взяли свои ведра и ушли. Габалю очень хотелось посмотреть им вслед, но он не осмелился сделать это под пристальным взглядом Балкыти. Ему показалось, что этот человек видит его насквозь, и он испугался, что тот угадает его желание. Однако Балкыти сказал:
– Я отогнал от них наглецов, а ты мне нравишься. И как только они посмели вести себя невежливо с дочерьми Балкыти? Всему причиной пиво! Ты заметил, что они здорово выпили?
Габаль покачал головой.
– А у меня нюх, как у красного джинна! Разве ты не знаешь меня?
– Нет, муаллим. Не имею такой чести.
– Значит, ты не из этих мест! – уверенно сказал Балкыти.
– Ты прав!
– Я Балкыти, заклинатель змей!
Лицо Габаля просияло от неожиданного воспоминания.
– Это большая честь для нас. Многие на нашей улице знают тебя!
– На какой улице?
– На улице Габалауи.
Балкыти уважительно поднял седые брови.
– Добро пожаловать! Кто же не знает Габалауи, вла– дельца имения! И Заклата, вашего футувву! А ты пришел сюда на праздник, муаллим?..
– Моя имя Габаль! Я пришел, чтобы поселиться здесь.
– Ты покинул свою улицу?
– Да…
Изучающе вглядываясь в лицо Габаля, Балкыти продолжал:
– Пока существуют футуввы, будут и беглецы! Но скажи мне, ты убил мужчину или женщину?
Сердце Габаля бешено забилось, но он твердым голосом сказал:
– Странная шутка из уст такого почтенного человека! Балкыти захохотал во все горло, потом сказал:
– Я не из числа тех, кто позволяет футуввам помыкать собой, а ты не какой-нибудь мелкий жулик. Такие, как ты, покидают родную улицу лишь из-за убийства.
Габаль в сильном замешательстве начал объяснять:
– Я сказал тебе…
Но Балкыти не дал ему договорить.
– Уважаемый, мне нет дела до того, убийца ты или нет, особенно после проявленной тобой смелости. Здесь каждый мужчина либо вор, либо грабитель, либо убийца. И чтобы ты убедился в моей искренности, я приглашаю тебя выпить чашку кофе в моем доме.
Надежда увидеть вновь его красавицу дочь обрадовала Габаля.
– С удовольствием! Почту за честь!
Они бок о бок пошли через рынок в направлении улицы Килла, и, когда толпа осталась позади, Балкыти спросил:
– Ты шел к кому-нибудь из наших мест?
– Я никого здесь не знаю.
– И тебе негде остановиться?
– Негде!
– В таком случае будь моим гостем до тех пор, пока не найдешь себе пристанище,– радушно предложил Балкыти.
Сердце Габаля забилось от радости.
– Как мне благодарить тебя, муаллим?! Ты так добр! Балкыти засмеялся.
– Пусть это тебя не удивляет! В моем доме живет множество змей. Так неужели не найдется места для человека?.. Тебя напугали мои слова? Ведь я заклинатель змей, и ты увидишь, как следует приручать их!
Они прошли всю улицу до конца и оказались на краю пустыря. Габаль увидел маленький домик, стоящий на отшибе. Стены его были сложены из камня, и по сравнению с теми, которые видел Габаль на улице Килла, дом казался совсем новым. Указав на него, Балкыти с гордостью сказал:
– Дом Балкыти, заклинателя змей.
– думал Габаль и удивлялся, что не нашел для ночлега другого места, кроме того, где похоронил свою жертву.
Его охватило жгучее желание убежать как можно дальше. Он понял, что должен навсегда проститься с теми, кого любит и кого ненавидит, с матерью, с хамданами, с футуввами. В полном отчаянии и со страхом в душе он добрел до подножия горы Мукаттам и пошел по направлению к рынку. Обернувшись, он долго смотрел на оставшуюся позади пустыню и постепенно успокаивался. Теперь он далеко, его не догнать. Он решил осмотреть рынок, расположившийся на небольшой площади, к которой со всех сторон сходились улочки. Всюду слышался шум и гам, людские голоса и крики ослов. Чувствовалось приближение праздника. Площадь была запружена прохожими, торговцами, дервишами, юродивыми, бродячими актерами, хотя настоящий праздник должен был начаться только после захода солнца. Габаль переводил взгляд с одной группы людей на другую, стараясь не потеряться в этом водовороте. Наконец он заметил в отдалении лачугу, сделанную из листов жести, вокруг которой были установлены деревянные скамейки. Несмотря на жалкий вид, это была лучшая здесь кофейня. В ней было полно посетителей, но все же Габаль нашел свободное местечко и присел отдохнуть после изнурительной и долгой дороги. К нему сразу же подошел приветливый хозяин: одетый в дорогую абу, высокую чалму и красивые сапоги, Габаль заметно выделялся среди других клиентов. Попросив стакан чаю, он вновь принялся рассматривать окружающих. Его внимание привлек гомон, доносившийся от водоразборной колонки, где собралась толпа людей. Каждый стремился пробиться к крану и наполнить принесенный с собой сосуд или ведро. Слышались ругань и проклятия, словно там происходила драка. Среди шума Габаль различил высокие голоса двух девушек, которые оказались в самой гуще толпы и пытались выбраться. Наконец им удалось вырваться из давки, но их ведра так и остались пустыми. На обеих девушках были джильбабых[19] желтого цвета, которые ниспадали от шеи до пят, оставляя открытыми лишь прелестные молодые лица. Сперва Габаль взглянул на ту, которая была пониже ростом, но взгляд его не задержался на ней. Поглядев же на другую, черноглазую, он уже не мог оторваться. Девушки направились к свободному месту неподалеку от Габаля. По сходству их черт можно было догадаться, что они сестры, но одна была намного красивей. Очарованный Габаль подумал: «Как она мила! На своей улице я не встречал подобной красоты!» А девушки тем временем поправляли растрепавшиеся волосы и сбившиеся косынки. Они поставили ведра, перевернув их вверх дном, и уселись на них. Та, что была поменьше ростом, сказала растерянно:
– Как же мы наберем воды в такой давке?
– Что же поделаешь?! Праздник! Отец, наверное, сердится, ожидая нас,– ответила вторая, та, которая понравилась Габалю.
– Почему же он сам не пришел за водой? – неожиданно для себя вмешался Габаль в разговор.
Девушки недовольно обернулись в его сторону, но его внешность и одежда произвели на них хорошее впечатление и успокоили их. Однако та, что понравилась Габалю, сказала:
– А тебе какое дело? Разве мы тебе жаловались? Габаль обрадовался, что ему все-таки ответили, и извиняющимся тоном проговорил:
– Я имел в виду, что мужчине легче пробраться сквозь толпу в праздничный день.
– Но это наша обязанность. У него дела потруднее! Габаль, улыбнувшись, спросил:
– А чем занимается твой отец?
– Это тебя не касается!
Габаль встал, не обращая внимания на косые взгляды окружающих, и вежливо предложил девушкам:
– Я помогу вам набрать воды.
– Мы не нуждаемся в твоей помощи,– сказала девушка и отвернулась. Однако маленькая смело произнесла:
– Ну что же, давай, мы будем тебе благодарны.
Она поднялась и заставила подняться сестру, а Габаль, взяв ведра, пошел к колонке, проталкиваясь сквозь толпу окружавших ее мужчин. Наконец он добрался до колонки, рядом с которой в деревянной будке сидел сакий[20], уплатил два миллима, наполнил ведра и вернулся к девушкам. Увидев, что к ним пристают какие-то парни и девушки тщетно пытаются уклониться от их заигрываний, Габаль решительно встал перед парнями, загородив девушек. Один из компании бросился было на Габаля, но тут же получил сильный удар в грудь. Тогда они приготовились напасть на него сообща, но незнакомый голос остановил их:
– Прочь отсюда! Молокососы!
Голос принадлежал пожилому, невысокого роста, но крепкого телосложения мужчине с блестящими глазами, одетому в галабею, туго перехваченную поясом. Смущенные парни с возгласами: «Муаллим Балкыти!» – разбежались в разные стороны, злобно оглядываясь на Габаля. Девушки прильнули к мужчине, и младшая сказала:
– Сегодня из-за праздника много народу, а эти глупцы…
Балкыти, изучающе глядя на Габаля, ответил:
– Вас долго не было, и я вспомнил о празднике. Как видно, я пришел вовремя.
Затем, уже обращаясь к Габалю, продолжил:
– А ты смельчак! Сейчас это редкость!
– Я просто помог. Не стоит благодарности,– ответил смущенный Габаль.
Тем временем девушки взяли свои ведра и ушли. Габалю очень хотелось посмотреть им вслед, но он не осмелился сделать это под пристальным взглядом Балкыти. Ему показалось, что этот человек видит его насквозь, и он испугался, что тот угадает его желание. Однако Балкыти сказал:
– Я отогнал от них наглецов, а ты мне нравишься. И как только они посмели вести себя невежливо с дочерьми Балкыти? Всему причиной пиво! Ты заметил, что они здорово выпили?
Габаль покачал головой.
– А у меня нюх, как у красного джинна! Разве ты не знаешь меня?
– Нет, муаллим. Не имею такой чести.
– Значит, ты не из этих мест! – уверенно сказал Балкыти.
– Ты прав!
– Я Балкыти, заклинатель змей!
Лицо Габаля просияло от неожиданного воспоминания.
– Это большая честь для нас. Многие на нашей улице знают тебя!
– На какой улице?
– На улице Габалауи.
Балкыти уважительно поднял седые брови.
– Добро пожаловать! Кто же не знает Габалауи, вла– дельца имения! И Заклата, вашего футувву! А ты пришел сюда на праздник, муаллим?..
– Моя имя Габаль! Я пришел, чтобы поселиться здесь.
– Ты покинул свою улицу?
– Да…
Изучающе вглядываясь в лицо Габаля, Балкыти продолжал:
– Пока существуют футуввы, будут и беглецы! Но скажи мне, ты убил мужчину или женщину?
Сердце Габаля бешено забилось, но он твердым голосом сказал:
– Странная шутка из уст такого почтенного человека! Балкыти захохотал во все горло, потом сказал:
– Я не из числа тех, кто позволяет футуввам помыкать собой, а ты не какой-нибудь мелкий жулик. Такие, как ты, покидают родную улицу лишь из-за убийства.
Габаль в сильном замешательстве начал объяснять:
– Я сказал тебе…
Но Балкыти не дал ему договорить.
– Уважаемый, мне нет дела до того, убийца ты или нет, особенно после проявленной тобой смелости. Здесь каждый мужчина либо вор, либо грабитель, либо убийца. И чтобы ты убедился в моей искренности, я приглашаю тебя выпить чашку кофе в моем доме.
Надежда увидеть вновь его красавицу дочь обрадовала Габаля.
– С удовольствием! Почту за честь!
Они бок о бок пошли через рынок в направлении улицы Килла, и, когда толпа осталась позади, Балкыти спросил:
– Ты шел к кому-нибудь из наших мест?
– Я никого здесь не знаю.
– И тебе негде остановиться?
– Негде!
– В таком случае будь моим гостем до тех пор, пока не найдешь себе пристанище,– радушно предложил Балкыти.
Сердце Габаля забилось от радости.
– Как мне благодарить тебя, муаллим?! Ты так добр! Балкыти засмеялся.
– Пусть это тебя не удивляет! В моем доме живет множество змей. Так неужели не найдется места для человека?.. Тебя напугали мои слова? Ведь я заклинатель змей, и ты увидишь, как следует приручать их!
Они прошли всю улицу до конца и оказались на краю пустыря. Габаль увидел маленький домик, стоящий на отшибе. Стены его были сложены из камня, и по сравнению с теми, которые видел Габаль на улице Килла, дом казался совсем новым. Указав на него, Балкыти с гордостью сказал:
– Дом Балкыти, заклинателя змей.
34.
Подходя к своему жилищу, Балкыти объяснял:
– Я выбрал это уединенное место, так как в глазах людей заклинатель змей – сам большая змея.
Они вошли вовнутрь и оказались в длинном коридоре, в конце которого находилась закрытая комната. По обеим сторонам коридора Габаль заметил еще две закрытые комнаты. Указав на ту, что была напротив входа, Балкыти сказал:
– Здесь размещаются орудия моего труда, как живые, так и неживые. Не бойся, дверь крепко заперта. Да и, поверь, со змеями легче ужиться, чем со многими людьми, например с теми, от которых ты убежал.– И Балкыти рассмеялся своим беззубым ртом, потом продолжал: – Люди боятся змей, даже футуввы их опасаются, а я обязан им своим хлебом, и только благодаря им я построил этот дом. А в этой комнате,– он указал на комнату справа,– спят мои дочери. Их мать давно умерла, а меня оставила доживать свой век бобылем. В этой комнате,– он указал на дверь слева,– будем спать мы с тобой.
Вдруг с боковой лестницы, ведущей на крышу, послышался голос младшей из сестер:
– Помоги мне со стиркой, Шафика! Что ты сидишь без дела, словно окаменела?
– Эй, Саида! Твой голос разбудит всех змей! А ты, Шафика, не отлынивай от работы,– прокричал им Балкыти.
Значит, ее зовут Шафика! Какое прекрасное имя! Даже сердилась она на рынке не обидно. А как светились благодарностью ее прекрасные черные глаза! Узнает ли она, что я принял это опасное приглашение лишь ради нее?
Тем временем Балкыти открыл комнату слева по коридору, пропустил вперед Габаля, затем сам вошел и затворил за собой дверь. Сев на длинную тахту, стоящую справа от двери, Балкыти усадил Габаля рядом с собой. Габаль огляделся: на противоположной стороне комнаты стояла кровать, застланная серым одеялом, на полу между кроватью и тахтой лежала цветная циновка. На ней стоял медный, потемневший от времени поднос, посреди его высилась кучка пепла от кальяна, с краю лежали щипцы и железный прут, тут же была насыпана горстка подслащенного табака. В единственное открытое окно была видна пустыня, бледно-голубое небо над ней да высокие склоны горы Мукаттам. Среди полной тишины время от времени разносились крики пастухов. Дуновения ветерка приносили с собой зной полуденного солнца. Балкыти так пристально разглядывал Габаля, что тому стало неловко, и он решил разговором отвлечь от себя внимание хозяина дома. В этот момент потолок задрожал от топота бегущих по крыше ног, и сердце Габаля затрепетало. Он тотчас же решил, что это звук ее шагов, и ему страстно захотелось принести счастье этому дому, даже если ради этого придется сражаться со змеями.
«Быть может,– подумал Габаль,– этот человек убьет меня и закопает в пустыне, как я Кадру. И избранница моя так и не узнает, что я пожертвовал жизнью ради нее». Голос Балкыти прервал его размышления:
– Что ты умеешь делать?
Габаль, вспомнив, что в кармане у него всего несколько монет, ответил:
– Я найду какую-нибудь работу!
– Но, может быть, тебе не к спеху искать работу? Вопрос этот обеспокоил Габаля.
– Лучше, если я найду работу прямо сегодня,– сказал он.
– У тебя телосложение футуввы!
– Но я ненавижу насилие! Балкыти рассмеялся.
– А чем ты занимался у себя? – спросил он. Поколебавшись, Габаль пояснил:
– Я работал в управлении имения.
– Вот как?! И как же ты оставил эту счастливую жизнь?
– Судьба!
– Ты что, заглядывался на какую-нибудь госпожу?
– Боже упаси!
– Ты очень осторожен, но скоро ты привыкнешь ко мне и раскроешь все свои тайны.
– Даст Бог!
– У тебя есть деньги?
Опять беспокойство охватило Габаля, но он не показал виду и честно сказал:
– Есть немного, но их надолго не хватит.
– Ты умен, как ифрит! – подмигнул Балкыти.– Знаешь, из тебя может выйти прекрасный заклинатель змей. Может, мы будем работать вместе? Не удивляйся моим словам. Я стар и нуждаюсь в помощнике.
Габаль не принял эти слова всерьез, но ему хотелось как-то сблизиться с этим человеком. Он открыл было рот, но Балкыти опередил его:
– Мы обдумаем все не спеша, а сейчас…
С этими словами он поднялся и направился к выходу.
– Если ты правильно угадал, отец, то, значит, он совершил преступление и бежал. Тогда нам придется иметь дело с футуввами его улицы! Л что мы можем против них?
Но Шафика возразила:
– Он не похож на преступника! Балкыти насмешливо спросил:
– Ты уже так хорошо знаешь его?
– Почему же он бежал от благополучной жизни? – воскликнула Саида.
– Нет ничего удивительного в том, что человек покинул улицу, на которой столько футувв,– проговорила Шафика.
– И откуда ты все знаешь? – с насмешкой в голосе спросила Саида.
– Общение со змеями,– вздохнул Балкыти,– не прошло для меня даром, я дал жизнь двум гадюкам!
– Отец! Ты пригласил его в дом, ничего не зная о нем!
– Кое-что я уже знаю, а впоследствии узнаю все. В конце концов, у меня есть глаза. А пригласил я его, убедившись в его смелости, и решения своего не изменю!
При других обстоятельствах Габаль ушел бы не задумываясь. Ведь оставил же он без колебаний благополучную жизнь. Но к этому дому его словно приковывала неведомая сила. Как сладостны были звуки голоса, защищавшего его. Этот нежный голос рассеивал ночные страхи. И казалось, лунный серп над горой улыбается, словно сообщая радостную весть. Габаль немного обождал, потом кашлянул и постучался. Дверь открыл сам Балкыти, в руке он держал фонарь. Мужчины прошли в свою комнату, и Габаль, положив на поднос принесенный им сверток, сел на тахту. Балкыти спросил, указав на сверток:
– Я выбрал это уединенное место, так как в глазах людей заклинатель змей – сам большая змея.
Они вошли вовнутрь и оказались в длинном коридоре, в конце которого находилась закрытая комната. По обеим сторонам коридора Габаль заметил еще две закрытые комнаты. Указав на ту, что была напротив входа, Балкыти сказал:
– Здесь размещаются орудия моего труда, как живые, так и неживые. Не бойся, дверь крепко заперта. Да и, поверь, со змеями легче ужиться, чем со многими людьми, например с теми, от которых ты убежал.– И Балкыти рассмеялся своим беззубым ртом, потом продолжал: – Люди боятся змей, даже футуввы их опасаются, а я обязан им своим хлебом, и только благодаря им я построил этот дом. А в этой комнате,– он указал на комнату справа,– спят мои дочери. Их мать давно умерла, а меня оставила доживать свой век бобылем. В этой комнате,– он указал на дверь слева,– будем спать мы с тобой.
Вдруг с боковой лестницы, ведущей на крышу, послышался голос младшей из сестер:
– Помоги мне со стиркой, Шафика! Что ты сидишь без дела, словно окаменела?
– Эй, Саида! Твой голос разбудит всех змей! А ты, Шафика, не отлынивай от работы,– прокричал им Балкыти.
Значит, ее зовут Шафика! Какое прекрасное имя! Даже сердилась она на рынке не обидно. А как светились благодарностью ее прекрасные черные глаза! Узнает ли она, что я принял это опасное приглашение лишь ради нее?
Тем временем Балкыти открыл комнату слева по коридору, пропустил вперед Габаля, затем сам вошел и затворил за собой дверь. Сев на длинную тахту, стоящую справа от двери, Балкыти усадил Габаля рядом с собой. Габаль огляделся: на противоположной стороне комнаты стояла кровать, застланная серым одеялом, на полу между кроватью и тахтой лежала цветная циновка. На ней стоял медный, потемневший от времени поднос, посреди его высилась кучка пепла от кальяна, с краю лежали щипцы и железный прут, тут же была насыпана горстка подслащенного табака. В единственное открытое окно была видна пустыня, бледно-голубое небо над ней да высокие склоны горы Мукаттам. Среди полной тишины время от времени разносились крики пастухов. Дуновения ветерка приносили с собой зной полуденного солнца. Балкыти так пристально разглядывал Габаля, что тому стало неловко, и он решил разговором отвлечь от себя внимание хозяина дома. В этот момент потолок задрожал от топота бегущих по крыше ног, и сердце Габаля затрепетало. Он тотчас же решил, что это звук ее шагов, и ему страстно захотелось принести счастье этому дому, даже если ради этого придется сражаться со змеями.
«Быть может,– подумал Габаль,– этот человек убьет меня и закопает в пустыне, как я Кадру. И избранница моя так и не узнает, что я пожертвовал жизнью ради нее». Голос Балкыти прервал его размышления:
– Что ты умеешь делать?
Габаль, вспомнив, что в кармане у него всего несколько монет, ответил:
– Я найду какую-нибудь работу!
– Но, может быть, тебе не к спеху искать работу? Вопрос этот обеспокоил Габаля.
– Лучше, если я найду работу прямо сегодня,– сказал он.
– У тебя телосложение футуввы!
– Но я ненавижу насилие! Балкыти рассмеялся.
– А чем ты занимался у себя? – спросил он. Поколебавшись, Габаль пояснил:
– Я работал в управлении имения.
– Вот как?! И как же ты оставил эту счастливую жизнь?
– Судьба!
– Ты что, заглядывался на какую-нибудь госпожу?
– Боже упаси!
– Ты очень осторожен, но скоро ты привыкнешь ко мне и раскроешь все свои тайны.
– Даст Бог!
– У тебя есть деньги?
Опять беспокойство охватило Габаля, но он не показал виду и честно сказал:
– Есть немного, но их надолго не хватит.
– Ты умен, как ифрит! – подмигнул Балкыти.– Знаешь, из тебя может выйти прекрасный заклинатель змей. Может, мы будем работать вместе? Не удивляйся моим словам. Я стар и нуждаюсь в помощнике.
Габаль не принял эти слова всерьез, но ему хотелось как-то сблизиться с этим человеком. Он открыл было рот, но Балкыти опередил его:
– Мы обдумаем все не спеша, а сейчас…
С этими словами он поднялся и направился к выходу.
***
После полудня мужчины вышли из дома. Балкыти отправился по своим делам, а Габаль решил пойти на рынок осмотреться и сделать кое-какие покупки. Вернулся он уже вечером, отыскав уединенно стоящий дом по свету, пробивавшемуся из его окон. Подойдя вплотную к дому, он услышал внутри голоса спорящих и не мог удержаться, чтобы не прислушаться к разговору. Габаль различил голос Саиды:– Если ты правильно угадал, отец, то, значит, он совершил преступление и бежал. Тогда нам придется иметь дело с футуввами его улицы! Л что мы можем против них?
Но Шафика возразила:
– Он не похож на преступника! Балкыти насмешливо спросил:
– Ты уже так хорошо знаешь его?
– Почему же он бежал от благополучной жизни? – воскликнула Саида.
– Нет ничего удивительного в том, что человек покинул улицу, на которой столько футувв,– проговорила Шафика.
– И откуда ты все знаешь? – с насмешкой в голосе спросила Саида.
– Общение со змеями,– вздохнул Балкыти,– не прошло для меня даром, я дал жизнь двум гадюкам!
– Отец! Ты пригласил его в дом, ничего не зная о нем!
– Кое-что я уже знаю, а впоследствии узнаю все. В конце концов, у меня есть глаза. А пригласил я его, убедившись в его смелости, и решения своего не изменю!
При других обстоятельствах Габаль ушел бы не задумываясь. Ведь оставил же он без колебаний благополучную жизнь. Но к этому дому его словно приковывала неведомая сила. Как сладостны были звуки голоса, защищавшего его. Этот нежный голос рассеивал ночные страхи. И казалось, лунный серп над горой улыбается, словно сообщая радостную весть. Габаль немного обождал, потом кашлянул и постучался. Дверь открыл сам Балкыти, в руке он держал фонарь. Мужчины прошли в свою комнату, и Габаль, положив на поднос принесенный им сверток, сел на тахту. Балкыти спросил, указав на сверток: