Страница:
Свон заколебалась, посмотрела на Джоша, а потом обратно на Расти. Наконец решилась сказать:
– Я думаю… о завтра.
И Джош сидел, прислонившись спиной к стене, слушая пронзительный вой ветра и надеясь, что они как–нибудь все же смогут преодолеть жестокий коридор многих “завтра”, который простирается перед ними.
Глава 46. Христианин в “Кадиллаке”
Глава 47. Зеленые мухи
– Я думаю… о завтра.
И Джош сидел, прислонившись спиной к стене, слушая пронзительный вой ветра и надеясь, что они как–нибудь все же смогут преодолеть жестокий коридор многих “завтра”, который простирается перед ними.
Глава 46. Христианин в “Кадиллаке”
Гимназия Высшей школы Хоумвуда стала госпиталем, и персонал Красного Креста и Армии США доставил сюда генераторы, которые обеспечивали электрификацию.
Изможденный врач Красного Креста Эйшельбаум провел Сестру и Торсона через лабиринт людей, лежавших на койках и на матрасах на полу. Сестра прижимала к себе дорожную сумку; она не отходила от нее далее чем на пять футов за последние три дня, с тех пор, как их ружейные выстрелы услышала группа часовых. Горячие кукурузные лепешки, рис и кофе, от которого поднимался пар, показались Сестре языческими деликатесами.
Ее привели в одноместную палату в здании, помеченном “Новоприбывшие” и вверили медсестре в белом костюме и маске, которая раздела ее и приложила к телу счетчик Гейгера. Медсестра отпрыгнула назад на три фута, когда счетчик зашкалило. Сестру натерли какой–то белой крупнозернистой пудрой, но счетчик по–прежнему кудахтал, как гневная курица. Еще с полдесятка чисток опустили показания счетчика в приемлемые границы, но когда медсестра сказала: – Мы должны избавиться от этого,– и взялась за дорожную сумку, Сестра схватила ее за шею сзади и спросила, хочет ли она еще жить.
Два доктора Красного Креста и пара армейских офицеров, походивших бы на бойскаутов, если бы не синевато–багровые ожоги на лицах, не смогли отнять сумку у Сестры, и наконец доктор Эйшельбаум убрал руки и крикнул:
– Тогда хоть почистите эту чертову сумку!
Дорожную сумку терли несколько раз, и порошок щедро насыпали поверх ее содержимого.
– Только держите эту проклятую сумку закрытой, леди! – кипятился Эйшельбаум. Одна сторона его лица была покрыта синими ожогами, и он не мог видеть одним глазом. – Если я хоть раз увижу ее открытой, она попадет в печь для сжигания мусора!
Обоим, Сестре и Полу Торсону, выдали мешковатые белые комбинезоны. Большинство остальных носили так же и резиновую обувь, но Эйшельбаум сообщил им, что запасы “антирадиационной обуви” закончились несколькими днями раньше.
Доктор Эйшельбаум намазал субстанцией, похожей на вазелин, ожоги на ее лице, и пристально осмотрел больной участок кожи как раз под подбородком, похожий на струп, окруженный четырьмя маленькими, похожими на бородавки припухлостями. Он обнаружил еще две бородавки возле нижней челюсти под ее левым ухом, и седьмую прямо в уголке ее левого глаза. Он поведал ей, что около шестидесяти пяти процентов выживших имеют такие отметины очень вероятно, что это рак кожи, но он ничего не может с этим поделать. Срезание их скальпелем, сказал он ей, только заставляет их расти еще больше – и сердито указал на черную струпообразную отметину, расползшуюся по его собственному подбородку. Самое необычное в этих отметинах то, сказал он, что они появляются только на лице или вблизи лица; ему не попадалось ни одного ниже шеи, или на руках, ногах или какой–либо другой области кожи, подвергавшейся воздействию излучения.
Импровизированная больница была заполнена жертвами ожогов, людьми с лучевой болезнью и людьми в шоке и депрессии. Больные с более тяжелым состоянием содержались в школьных аудиториях, сообщил ей Эйшельбаум, и выживаемость в среднем была около 99%. Наиболее серьезной проблемой были самоубийства, ибо по мере того как шли дни, люди, казалось, понимали все больше о размерах катастрофы и, по словам доктора Эйшельбаума, число людей, которых находили повесившимися на деревьях, возрастало.
На следующий день Сестра посетила в общественную библиотеку Хоумвуда и обнаружила это здание покинутым, большинство книг исчезло: их использовали для поддержания огня, который сохранял людям жизнь. Полки были распилены, столы и стулья подготовлены к тому, чтобы их сжигать. Заглянув в один из проходов, где полки с книгами уцелели, Сестра обнаружила, что смотрит на антирадиационную обувь женщины, которая взобралась на лестницу–стремянку и повесилась на арматуре освещения.
Но среди груды энциклопедий она нашла то, что искала: книги по истории Америки, “Ежегодник фермера” и некоторые другие издания, которые пожалели сжигать. В них она и отыскала полезное для себя.
– Вот он,– сказал доктор Эйшельбаум, лавируя между несколькими последними койками к той, где лежал Арти Виско. Арти сидел, прислонясь к подушке; между его койкой и соседней слева стоял передвижной столик, и он был поглощен игрой в покер с молодым черным мужчиной, чье лицо было покрыто белыми треугольными ожогами, такими аккуратными, что казалось, будто они отпечатаны на его коже.
– Привет! – сказал Арти, ухмыляясь Сестре и Полу, когда они подошли. – У меня “полный дом”! – Он перевернул свои карты, и черный мужчина сказал: – Черт! Ты мошенничаешь, парень! – но раскошелился на несколько зубочисток из кучки на его стороне подноса.
– Посмотрите на это! – Арти задрал свою рубаху и показал им тугую ленту, стягивающую его ребра. – Робот даже предложил поиграть в крестики–нолики на моем животе!
– Робот? – спросила Сестра, и молодой чернокожий поднял палец, снимая воображаемую шляпу.
– Как вы сегодня? – спросил Арти доктор. – Медсестра взяла у вас анализ мочи?
– Конечно, да! – сказал Робот, и присвистнул. – У этого малышки такой член, что наверное достал бы отсюда до Филли!
– Здесь не особо секретничают,– объяснил Арти Сестре, пытаясь сохранить достоинство. – Они берут анализы прямо перед всеми.
– Любая из женщин, работающих здесь, видит, что у тебя есть, дурак, и они будут на коленях молиться за тебя!
– О Господи! – Арти застонал в смущении. – Ты заткнешься?
– Ты выглядишь гораздо лучше,– сказала Сестра.
Его тело не было теперь серым и болезненным, и хотя лицо представляло из себя бесформенную массу из бинтов и синевато–багровых и алых ожоговых рубцов – келоидов, как называл их доктор Эйшельбаум,– ей все же показалось, что щеки у него здорового цвета.
– О, да, я все время хорошею! На днях собираюсь посмотреться в зеркало и увидеть снова улыбающегося Кэри Гранта!
– Здесь нет зеркал, дурак,– напомнил ему Робот. – Все зеркала разбиты.
– Арти прекрасно реагирует на пенициллин, который мы вводим ему. Благодаренье Богу, что он у нас есть, иначе большинство этих людей умерло бы от инфекций,– сказал доктор Эйшельбаум. – Он еще не вполне оправился, но думаю, что с ним все будет в порядке.
– А что с парнем Бьюканан? И с Моной Рамзи? – спросил Пол.
– Я проверю список, но не думаю, что кто–нибудь из них в тяжелом состоянии. – Он обвел взглядом зал и покачал головой. – Здесь так много народу, я не могу быть осведомленным обо всех. – Его взгляд вернулся к Полу. – Если бы у нас была вакцина, я бы назначил каждому из вас прививку против бешенства, но у нас ее нет, поэтому я и не могу. Вам остается только надеяться, что ни один из волков не был бешеным.
– Эй, док? – спросил Арти. – Как вы думаете, когда я смогу отсюда выйти?
– Как минимум через четыре или пять дней. Но зачем? Вы планируете куда–то направится?
– Да,– ответил Арти, не задумываясь. – В Детройт.
Доктор поднял голову так, что здоровый глаз строго уставился на Арти Виско.
– Детройт,– повторил он. – Я слышал, Детройт был одним из первых городов, по которым ударили. Мне очень жаль, но я не думаю, что Детройт еще существует.
– Может быть, и нет. Но именно туда я собираюсь. Там мой дом, моя жена. Господи, да я вырос в Детройте. Разрушен он или нет, я вернусь туда и найду, что от него осталось.
– Наверное, то же самое с Филли,– сказал Робот тихо. – В Филли остался только пепел.
– Я должен пойти домой,– сказал Арти, его голос был непоколебим. – Там моя жена. – Он взглянул на Сестру. – Я видел ее, вы знаете. Я видел ее в стеклянном кольце, и она выглядела совершенно так же, как когда была подростком. Может быть, это что–нибудь значит – может быть, я должен верить в то, что дойду до Детройта, найду ее. Вы собираетесь идти со мной, не так ли?
Сестра промолчала. Потом она слабо улыбнулась и сказала:
– Нет, Арти. Я не могу. Я должна идти в другое место.
Он нахмурился.
– Куда?
– Я тоже кое–что видела в стеклянном кольце, и я должна пойти и выяснить, что это значит. Я обязана сделать это, точно также, как ты должен идти в Детройт.
– Я не знаю, о какой чертовщине вы говорите,– сказал доктор Эйшельбаум, но куда же вы собираетесь идти?
– Канзас. – Сестра увидела, что пустой глаз доктора моргнул. – Город называется Матисон. Он есть на дорожном атласе Рэнда Макнелли.
Она нарушила приказ доктора и открыла свою сумку на достаточно долгое время для того, чтобы запихнуть в нее дорожный атлас вслед за посыпанным порошком стеклянным кольцом.
– Вы знаете, как далеко отсюда до Канзаса? Как вы собираетесь попасть туда? Пешком?
– Именно так.
– Кажется, вы не совсем понимаете ситуацию,– спокойно сказал доктор. Сестра узнала тот же тон, которым к ней обращались врачи в психиатрической лечебнице. – Первая волна ядерных ракет поразила все главные города в нашей стране,– объяснил он. – Вторая волна ударила по базам ВВС и военно–морским базам. Третья волна ударила по самым маленьким городам и по селам. Затем четвертая волна разбила все остальное, что еще не сгорело. Как я слышал, на пятьдесят миль от этого места на восток и на запад простирается пустыня. Здесь нет ничего, кроме руин, мертвых людей и людей, которые жалеют, что не мертвы. И вы хотите идти в Канзас? Это бессмысленно. Радиация убьет вас прежде, чем вы пройдете сотню миль.
– Я пережила взрыв в Манхеттене. Так же как и Арти. Как же радиация уже не убила нас?
– Некоторые люди способны выдерживать большую дозу. Это счастливая случайность. Но это не значит, что вы можете продолжать впитывать радиацию и вам от этого ничего не будет.
– Доктор, если бы мне было суждено умереть от радиации, от меня остались бы кости к сегодняшнему дню. А воздух полон этого дерьма везде – и вы знаете это так же хорошо, как и я! Эта дрянь повсюду!
– Да, ветер разносит ее,– признал он. – Но вы хотите пойти прямиком обратно в сверхзараженную зону! Я не понимаю ваших причин стремиться туда.
– Конечно же, не понимаете,– сказала она. – И не сможете понять. Так что не тратьте лишних слов; я собираюсь здесь немного отдохнуть, а потом уйду.
Доктор Эйшельбаум снова начал протестовать, потом увидел решимость во взгляде женщины и понял, что уговаривать бессмысленно. Все же в его характере было оставлять за собой последнее слово:
– Вы сумасшедшая. – Потом он повернулся и прошествовал прочь, полагая, что у него есть дела поважнее, чем пытаться удержать еще одну ненормальную от самоубийства.
– Канзас,– мягко сказал Арти Виско. – Это далеко отсюда.
– Да. Мне понадобится хорошая пара обуви.
Внезапно в глазах Арти блеснули слезы. Он дотянулся и схватил руку Сестры, прижимая ее к своей щеке.
– Храни вас Бог,– сказал он. – О… Храни вас Бог.
Сестра наклонилась и крепко обняла его, и он поцеловал ее в щеку. Она почувствовала влагу слез, и ее собственное сердце заныло.
– Вы – самая прекрасная женщина, какую я когда–либо знал,– сказал он ей. – После моей жены, конечно же.
Она поцеловала его, а потом снова выпрямилась. Ее глаза были влажны, и она знала, что за те годы, которые будут впереди, она много раз подумает о нем и в своем сердце будет молиться за него.
– Идите в Детройт,– сказала она. – Вы найдете ее. Вы слышите?
– Да. Я слышу. – Он кивнул, его глаза блестели словно начищенные монетки.
Сестра повернулась уходить, и Пол Торсон последовал за ней. Она слышала, как Робот сказал за ее спиной:
– Мужик, у меня был дядя в Детройте, и я вот что подумал…
Сестра выбралась из госпиталя и вышла на улицу. Она стояла, глядя на футбольное поле, покрытое палатками, машинами и грузовиками. Небо было мрачным, серым, тяжелым от туч. Справа, перед высоким зданием школы и под длинным красным навесом, была большая доска объявлений, где люди приклеивали свои объявления и вопросы. Возле нее всегда была давка, и Сестра прошла вдоль нее днем раньше, глядя на мольбы, нацарапанные на бумаге для заметок: “Ищу дочь, Бекки Роллинз, четырнадцати лет. Потерялась 17 июля в Шенандос…”, “Кто–нибудь, имеющий информацию о семье Дибаттиста из Скрентона, пожалуйста, оставьте…”, “Ищем преподобного Боудена, из Первой Пресвитерианской Церкви Хэзлтона, службы срочно нуждаются…”
Сестра подошла к изгороди, окружающей футбольное поле, поставила дорожную сумку на землю рядом с собой и просунула пальцы сквозь ячейки изгороди. Позади нее, у доски объявлений, раздались стенания женщины, и Сестра вздрогнула. О Господи, думала она, до чего же мы все дошли?
– Канзас, хм? Какого черта вы захотели уйти отсюда?
Пол Торсон был возле нее, прислонившись к решетке. На его сломанный нос, на переносицу, была наложена шина. – Канзас,– повторил он. – И что же там есть?
– Городок под названием Матисон. Я видела его в стеклянном кольце, а затем нашла в дорожном атласе. Вот куда я собираюсь.
– Да, но зачем? – Он поднял воротник своей потрепанной кожаной куртки, защищаясь от холода. Он боролся за то, чтобы оставить эту куртку, так же упорно, как Сестра за свою сумку, и носил ее поверх чистого белого комбинезона.
– Потому что… – Она замолкла, а потом решила рассказать ему, о чем она думала с тех пор, как нашла дорожный атлас. – Потому что я чувствую, как меня ведут к чему–то или к кому–то. Я думаю, что вещи, которые я вижу в этом стекле, реальны. Мои видения происходят в реальных местах. Я не знаю, почему или как. Может быть, это стеклянное кольцо – оно как… я не знаю… антенна или что–нибудь в этом роде. Или как радар, или как ключ к двери, о существовании которой я даже никогда не знала. Я думаю, меня почему–то ведут туда, и я должна идти.
– Сейчас вы говорите как леди, которая увидела многоглазое чудовище.
– Я не ожидала, что вы поймете. Я предполагала, что от опасности вы наложите в штаны, и не просила вас. Что, вы так и будете околачиваться возле меня? Они не выделили вам место палатке?
– Да, выделили. Я там еще с тремя мужчинами. Один из них все время плачет, а другой не может прекратить говорить о бейсболе. Я ненавижу бейсбол.
– А что вы не ненавидите, мистер Торсон?
Он пожал плечами и оглянулся, посмотрел на престарелых мужчину и женщину, у обоих лица испещрены келоидами, которые поддерживали друг друга, удаляясь, пошатываясь, от доски объявлений.
– Я не ненавижу быть один,– сказал он наконец. – Я не ненавижу рассчитывать только на себя. И я не ненавижу себя, хотя иногда и не слишком себя люблю. Я не ненавижу выпивку.
– Удачи вам в этом. И я хочу поблагодарить вас за то, что вы спасли мне жизнь, а также Арти. Вы много заботились о нас, и я высоко ценю это. Итак… – она протянула ему руку.
Но он не пожал ее.
– У вас есть что–нибудь стоящее?
– Что?
– Что–нибудь ценное. У вас есть что–нибудь стоящее, чего можно было бы продать или обменять?
– Продать для чего?
Он кивнул в сторону автомобилей, припаркованных на поле. Она видела, что он смотрит на старый, с вмятинами, армейский “Джип” с залатанным откидным верхом и маскировочной окраской.
– У вас есть что–нибудь в вашей сумке, на что вы могли бы выменять “Джип”?
– Нет. Я не… – А потом она вспомнила, что глубоко на дне ее сумки лежат кусочки стекла с вплавленными драгоценными камнями, которые она взяла там же, где и стеклянное кольцо – в руинах магазина стекла Штубена и “Тиффани”. Она переложила их в эту сумку из сумки “Гуччи” и забыла о них.
– Вам необходимо транспортное средство,– сказал он. – Не можете же вы идти пешком отсюда до Канзаса. И где вы собираетесь доставать бензин, еду и воду? Вам понадобятся ружье, спички, хороший фонарик и теплая одежда. Так вот, леди, то, что здесь вокруг, похоже на город “Доджей”, а для меня это смахивает на Дантов Ад.
– Возможно. Но вам–то какое дело, почему вы об этом заботитесь?
– Я не забочусь. Я просто пытаюсь предупредить вас, это все.
– Я сама могу о себе позаботиться.
– Да, бьюсь об заклад, что можете. Держу пари, что вы были раньше изрядной стервой.
– Эй! – позвал кто–то. – Эй, я вас ищу, леди!
К ним приближался высокий мужчина в пальто, в кепке с рекламой пива “Стро”, тот самый, который был караульным и услышал выстрелы. – Ищу вас, сказал он, жуя две жевачки. – Эйшельбаум сказал, что вы где–то здесь.
– Ну вот, вы меня нашли. Что же дальше?
– Ну,– сказал он,– когда я увидел вас в первый раз. Мне показалось, что вы мне хорошо знакомы. Он говорил, что вы носите с собой большую кожаную сумку, хотя, полагаю, именно это и сбило меня с толку.
– О чем вы говорите?
– Это было за два–три дня до того, как вы, ребята, появились здесь. Он прибыл точно так же, по этому самому М–80, днем в воскресенье; он был на одном из этих французских гоночных велосипедов, у которых руль низко. О, я хорошо запомнил его, потому что старый Бобби Коутс и я были на посту в церковной башне, и Бобби ударил кулаком по моей руке и сказал:
– Клайв, посмотри на это дерьмо!
Ну, я посмотрел, и увидел такое, что не мог в это поверить!
– Говори по–человечески, друг! – огрызнулся Пол. – Так что же там было?
– О, там был этот мужчина. Крутил педали велика по М–80. Но что было действительно сверхъестественным, так это то, что его преследовали тридцать или сорок волков, почти по пятам. Просто представление. И как раз перед тем, как он добрался до вершины холма, этот парень развернул свой велик и повернулся к волкам, и они, волки, съежились и прижались к земле, будто бы столкнулись лицом к лицу с Господом Богом. Потом они бросились врассыпную и убежали, а этот парень покатил дальше на своем велике. – Клайв пожал плечами, удивление отразилось на его простоватом лице. Ну, мы вышли, чтобы поговорить с ним. Здоровый парень. Крепкий. Сложно сказать, сколько ему лет. У него были белые волосы, но лицо молодое. Одет он был в костюм с галстуком и в серый плащ. По его виду нельзя было бы сказать, что он ранен или что–нибудь еще. У него были двуцветные ботинки. Я это действительно хорошо помню. Двуцветные ботинки! – Клайв хмыкнул, покачал головой и направил взгляд на Сестру. – Он спрашивал о вас, леди. Спрашивал, не видели ли мы женщину с большой кожаной сумкой. Сказал, что вы его родственница, и что он должен найти вас. Казалось, что он и в самом деле очень в этом заинтересован и действительно хочет найти вас. Но я и Бобби, конечно, ничего о вас не знали, и этот парень спросил у других часовых, но они тоже не знали вас. Мы взяли его в Хоумвуд, приютили и накормили, и позволили ребятам из Красного Креста его осмотреть.
Сердце Сестры сильно заколотилось, и она почувствовала, что ей очень холодно.
– Что… что же с ним было дальше?
– О, он ушел. От всей души нас поблагодарил и сказал, что ему надо преодолеть еще многие мили. Потом пожелал нам всего хорошего и снова покрутил педали, направляясь на запад.
– Как ты узнал, что этот парень искал ее? – спросил Пол. – Он мог искать какую–нибудь другую женщину, носящую кожаную сумку!
– О, нет! – ответил Клайв и улыбнулся. – Он описал эту леди так хорошо, что я мог видеть ее лицо прямо в моей голове. Прямо как картинка. Вот почему я сначала подумал, что вы знакомо выглядите, но я только этим утром осознал. Понимаете, у вас была не кожаная сумка, и это меня сбило. Он посмотрел на Сестру. – Вы его знаете, мэм?
– Да,– ответила она. – О, да, я знаю его. Он… он сказал вам свое имя?
– Холлмарк. Дэррил, Дэл, Дэйв… что–то вроде того. Ну, в общем, он поехал на запад. Не знаю уж, что он там найдет. Очень плохо, что вы разминулись так близко.
– Да. – Сестра чувствовала себя так, как будто ее ребра стягивали стальные ленты. – Очень плохо.
Клайв приподнял свою кепку и ушел по своим делам. Сестра чувствовала, что почти падает в обморок, и прислонилась к решетке за опорой.
– Кто он такой? – спросил Пол, но тон его голоса выдавал, что он боится узнать это.
– Я должна ехать в Канзас,– твердо сказала Сестра. – Я должна следовать тому, что видела в стеклянном кольце. Он не собирается прекратить искать меня, потому что он тоже хочет стеклянное кольцо. Он хочет уничтожить его, и я не могу позволить ему заполучить его, потому что тогда я никогда не узнаю, что мне полагается найти. Или кого я ищу.
– Вам для этого необходимо оружие. – Пол был заинтригован и историей Клайва, и ужасом в глазах Сестры. Ни один человек не мог бы проехать мимо тех волков, не получив ни единой царапины, думал он. И на французском гоночном велосипеде? Возможно ли, чтобы все, что она ему рассказала, было правдой? – Хорошее, солидное оружие,– добавил он.
– Из того, что здесь есть, ни одно не достаточно хорошо. – Она подняла свою дорожную сумку и зашагала прочь от высшей школы, вверх по холму, по направлению к палатке, которую для нее выделили.
Пол стоял, глядя на нее. Черт! – подумал он. Что здесь происходит? У этой леди – тонна мужества, она собирается снова отправиться через ту бойню на старом М–80! Он подумал, что у нее столько же шансов добраться до Канзаса в одиночестве, сколько у христианина доехать на “Кадиллаке” в Небеса. Он оглядел сотни палаток на холмах с обгоревшими деревьями, маленькие костры и горящие фонари, окружающие Хоумвуд, и пожал плечами.
В этом проклятом поселении слишком много людей, подумал он. Он не может оставаться здесь, живя в палатке еще с тремя мужчинами. Куда ни повернись, везде люди. Они повсюду, и он понимал, что очень скоро он либо сбежит отсюда, либо сойдет с ума. Тогда почему бы сразу не отправиться в Канзас? Почему бы и нет?
Потому, ответил он себе, что мы никогда не попадем туда.
Ну и что? Ты собираешься жить вечно? Я не могу позволить ей идти одной, решил он. Господи Боже, я просто не могу ей этого позволить!
– Эй! – крикнул он ей вслед, но она продолжала идти, даже не обернувшись. – Эй, я, возможно, смогу помочь вам достать “Джип”! Но на большее не рассчитывайте! Не ожидайте, что я сделаю для вас что–нибудь еще!
Сестра продолжала идти, погруженная в свои мысли.
– Да, вот еще, я могу помочь вам достать кое–какую еду, а также воду! сказал Пол. – Но оружие и горючее вам придется добывать самой!
Надо не стоять на месте, а стремиться всегда сделать хотя бы шаг, думала она. Даже один шаг приближает вас к тому, к чему вы направляетесь. И, о Господи, мне нужно пройти такой длинный путь…
– Ладно, черт побери! Я помогу вам и в этом!
Сестра наконец услышала его. Она повернулась к Полу.
– Что вы сказали?
– Я сказал, что помогу вам! – Он пожал плечами и пошел к ней. – Могу же ведь я тоже прибавить еще один слой к этому пирогу из дерьма, а?
– Да,– сказала она, и улыбка заиграла в уголках ее рта. – Вы тоже можете это.
Опустилась темнота, и в Хоумвуде пошел ледяной дождь. В лесу завывали волки, и ветер разносил радиацию по всей земле. В мире наступали новые дни.
Изможденный врач Красного Креста Эйшельбаум провел Сестру и Торсона через лабиринт людей, лежавших на койках и на матрасах на полу. Сестра прижимала к себе дорожную сумку; она не отходила от нее далее чем на пять футов за последние три дня, с тех пор, как их ружейные выстрелы услышала группа часовых. Горячие кукурузные лепешки, рис и кофе, от которого поднимался пар, показались Сестре языческими деликатесами.
Ее привели в одноместную палату в здании, помеченном “Новоприбывшие” и вверили медсестре в белом костюме и маске, которая раздела ее и приложила к телу счетчик Гейгера. Медсестра отпрыгнула назад на три фута, когда счетчик зашкалило. Сестру натерли какой–то белой крупнозернистой пудрой, но счетчик по–прежнему кудахтал, как гневная курица. Еще с полдесятка чисток опустили показания счетчика в приемлемые границы, но когда медсестра сказала: – Мы должны избавиться от этого,– и взялась за дорожную сумку, Сестра схватила ее за шею сзади и спросила, хочет ли она еще жить.
Два доктора Красного Креста и пара армейских офицеров, походивших бы на бойскаутов, если бы не синевато–багровые ожоги на лицах, не смогли отнять сумку у Сестры, и наконец доктор Эйшельбаум убрал руки и крикнул:
– Тогда хоть почистите эту чертову сумку!
Дорожную сумку терли несколько раз, и порошок щедро насыпали поверх ее содержимого.
– Только держите эту проклятую сумку закрытой, леди! – кипятился Эйшельбаум. Одна сторона его лица была покрыта синими ожогами, и он не мог видеть одним глазом. – Если я хоть раз увижу ее открытой, она попадет в печь для сжигания мусора!
Обоим, Сестре и Полу Торсону, выдали мешковатые белые комбинезоны. Большинство остальных носили так же и резиновую обувь, но Эйшельбаум сообщил им, что запасы “антирадиационной обуви” закончились несколькими днями раньше.
Доктор Эйшельбаум намазал субстанцией, похожей на вазелин, ожоги на ее лице, и пристально осмотрел больной участок кожи как раз под подбородком, похожий на струп, окруженный четырьмя маленькими, похожими на бородавки припухлостями. Он обнаружил еще две бородавки возле нижней челюсти под ее левым ухом, и седьмую прямо в уголке ее левого глаза. Он поведал ей, что около шестидесяти пяти процентов выживших имеют такие отметины очень вероятно, что это рак кожи, но он ничего не может с этим поделать. Срезание их скальпелем, сказал он ей, только заставляет их расти еще больше – и сердито указал на черную струпообразную отметину, расползшуюся по его собственному подбородку. Самое необычное в этих отметинах то, сказал он, что они появляются только на лице или вблизи лица; ему не попадалось ни одного ниже шеи, или на руках, ногах или какой–либо другой области кожи, подвергавшейся воздействию излучения.
Импровизированная больница была заполнена жертвами ожогов, людьми с лучевой болезнью и людьми в шоке и депрессии. Больные с более тяжелым состоянием содержались в школьных аудиториях, сообщил ей Эйшельбаум, и выживаемость в среднем была около 99%. Наиболее серьезной проблемой были самоубийства, ибо по мере того как шли дни, люди, казалось, понимали все больше о размерах катастрофы и, по словам доктора Эйшельбаума, число людей, которых находили повесившимися на деревьях, возрастало.
На следующий день Сестра посетила в общественную библиотеку Хоумвуда и обнаружила это здание покинутым, большинство книг исчезло: их использовали для поддержания огня, который сохранял людям жизнь. Полки были распилены, столы и стулья подготовлены к тому, чтобы их сжигать. Заглянув в один из проходов, где полки с книгами уцелели, Сестра обнаружила, что смотрит на антирадиационную обувь женщины, которая взобралась на лестницу–стремянку и повесилась на арматуре освещения.
Но среди груды энциклопедий она нашла то, что искала: книги по истории Америки, “Ежегодник фермера” и некоторые другие издания, которые пожалели сжигать. В них она и отыскала полезное для себя.
– Вот он,– сказал доктор Эйшельбаум, лавируя между несколькими последними койками к той, где лежал Арти Виско. Арти сидел, прислонясь к подушке; между его койкой и соседней слева стоял передвижной столик, и он был поглощен игрой в покер с молодым черным мужчиной, чье лицо было покрыто белыми треугольными ожогами, такими аккуратными, что казалось, будто они отпечатаны на его коже.
– Привет! – сказал Арти, ухмыляясь Сестре и Полу, когда они подошли. – У меня “полный дом”! – Он перевернул свои карты, и черный мужчина сказал: – Черт! Ты мошенничаешь, парень! – но раскошелился на несколько зубочисток из кучки на его стороне подноса.
– Посмотрите на это! – Арти задрал свою рубаху и показал им тугую ленту, стягивающую его ребра. – Робот даже предложил поиграть в крестики–нолики на моем животе!
– Робот? – спросила Сестра, и молодой чернокожий поднял палец, снимая воображаемую шляпу.
– Как вы сегодня? – спросил Арти доктор. – Медсестра взяла у вас анализ мочи?
– Конечно, да! – сказал Робот, и присвистнул. – У этого малышки такой член, что наверное достал бы отсюда до Филли!
– Здесь не особо секретничают,– объяснил Арти Сестре, пытаясь сохранить достоинство. – Они берут анализы прямо перед всеми.
– Любая из женщин, работающих здесь, видит, что у тебя есть, дурак, и они будут на коленях молиться за тебя!
– О Господи! – Арти застонал в смущении. – Ты заткнешься?
– Ты выглядишь гораздо лучше,– сказала Сестра.
Его тело не было теперь серым и болезненным, и хотя лицо представляло из себя бесформенную массу из бинтов и синевато–багровых и алых ожоговых рубцов – келоидов, как называл их доктор Эйшельбаум,– ей все же показалось, что щеки у него здорового цвета.
– О, да, я все время хорошею! На днях собираюсь посмотреться в зеркало и увидеть снова улыбающегося Кэри Гранта!
– Здесь нет зеркал, дурак,– напомнил ему Робот. – Все зеркала разбиты.
– Арти прекрасно реагирует на пенициллин, который мы вводим ему. Благодаренье Богу, что он у нас есть, иначе большинство этих людей умерло бы от инфекций,– сказал доктор Эйшельбаум. – Он еще не вполне оправился, но думаю, что с ним все будет в порядке.
– А что с парнем Бьюканан? И с Моной Рамзи? – спросил Пол.
– Я проверю список, но не думаю, что кто–нибудь из них в тяжелом состоянии. – Он обвел взглядом зал и покачал головой. – Здесь так много народу, я не могу быть осведомленным обо всех. – Его взгляд вернулся к Полу. – Если бы у нас была вакцина, я бы назначил каждому из вас прививку против бешенства, но у нас ее нет, поэтому я и не могу. Вам остается только надеяться, что ни один из волков не был бешеным.
– Эй, док? – спросил Арти. – Как вы думаете, когда я смогу отсюда выйти?
– Как минимум через четыре или пять дней. Но зачем? Вы планируете куда–то направится?
– Да,– ответил Арти, не задумываясь. – В Детройт.
Доктор поднял голову так, что здоровый глаз строго уставился на Арти Виско.
– Детройт,– повторил он. – Я слышал, Детройт был одним из первых городов, по которым ударили. Мне очень жаль, но я не думаю, что Детройт еще существует.
– Может быть, и нет. Но именно туда я собираюсь. Там мой дом, моя жена. Господи, да я вырос в Детройте. Разрушен он или нет, я вернусь туда и найду, что от него осталось.
– Наверное, то же самое с Филли,– сказал Робот тихо. – В Филли остался только пепел.
– Я должен пойти домой,– сказал Арти, его голос был непоколебим. – Там моя жена. – Он взглянул на Сестру. – Я видел ее, вы знаете. Я видел ее в стеклянном кольце, и она выглядела совершенно так же, как когда была подростком. Может быть, это что–нибудь значит – может быть, я должен верить в то, что дойду до Детройта, найду ее. Вы собираетесь идти со мной, не так ли?
Сестра промолчала. Потом она слабо улыбнулась и сказала:
– Нет, Арти. Я не могу. Я должна идти в другое место.
Он нахмурился.
– Куда?
– Я тоже кое–что видела в стеклянном кольце, и я должна пойти и выяснить, что это значит. Я обязана сделать это, точно также, как ты должен идти в Детройт.
– Я не знаю, о какой чертовщине вы говорите,– сказал доктор Эйшельбаум, но куда же вы собираетесь идти?
– Канзас. – Сестра увидела, что пустой глаз доктора моргнул. – Город называется Матисон. Он есть на дорожном атласе Рэнда Макнелли.
Она нарушила приказ доктора и открыла свою сумку на достаточно долгое время для того, чтобы запихнуть в нее дорожный атлас вслед за посыпанным порошком стеклянным кольцом.
– Вы знаете, как далеко отсюда до Канзаса? Как вы собираетесь попасть туда? Пешком?
– Именно так.
– Кажется, вы не совсем понимаете ситуацию,– спокойно сказал доктор. Сестра узнала тот же тон, которым к ней обращались врачи в психиатрической лечебнице. – Первая волна ядерных ракет поразила все главные города в нашей стране,– объяснил он. – Вторая волна ударила по базам ВВС и военно–морским базам. Третья волна ударила по самым маленьким городам и по селам. Затем четвертая волна разбила все остальное, что еще не сгорело. Как я слышал, на пятьдесят миль от этого места на восток и на запад простирается пустыня. Здесь нет ничего, кроме руин, мертвых людей и людей, которые жалеют, что не мертвы. И вы хотите идти в Канзас? Это бессмысленно. Радиация убьет вас прежде, чем вы пройдете сотню миль.
– Я пережила взрыв в Манхеттене. Так же как и Арти. Как же радиация уже не убила нас?
– Некоторые люди способны выдерживать большую дозу. Это счастливая случайность. Но это не значит, что вы можете продолжать впитывать радиацию и вам от этого ничего не будет.
– Доктор, если бы мне было суждено умереть от радиации, от меня остались бы кости к сегодняшнему дню. А воздух полон этого дерьма везде – и вы знаете это так же хорошо, как и я! Эта дрянь повсюду!
– Да, ветер разносит ее,– признал он. – Но вы хотите пойти прямиком обратно в сверхзараженную зону! Я не понимаю ваших причин стремиться туда.
– Конечно же, не понимаете,– сказала она. – И не сможете понять. Так что не тратьте лишних слов; я собираюсь здесь немного отдохнуть, а потом уйду.
Доктор Эйшельбаум снова начал протестовать, потом увидел решимость во взгляде женщины и понял, что уговаривать бессмысленно. Все же в его характере было оставлять за собой последнее слово:
– Вы сумасшедшая. – Потом он повернулся и прошествовал прочь, полагая, что у него есть дела поважнее, чем пытаться удержать еще одну ненормальную от самоубийства.
– Канзас,– мягко сказал Арти Виско. – Это далеко отсюда.
– Да. Мне понадобится хорошая пара обуви.
Внезапно в глазах Арти блеснули слезы. Он дотянулся и схватил руку Сестры, прижимая ее к своей щеке.
– Храни вас Бог,– сказал он. – О… Храни вас Бог.
Сестра наклонилась и крепко обняла его, и он поцеловал ее в щеку. Она почувствовала влагу слез, и ее собственное сердце заныло.
– Вы – самая прекрасная женщина, какую я когда–либо знал,– сказал он ей. – После моей жены, конечно же.
Она поцеловала его, а потом снова выпрямилась. Ее глаза были влажны, и она знала, что за те годы, которые будут впереди, она много раз подумает о нем и в своем сердце будет молиться за него.
– Идите в Детройт,– сказала она. – Вы найдете ее. Вы слышите?
– Да. Я слышу. – Он кивнул, его глаза блестели словно начищенные монетки.
Сестра повернулась уходить, и Пол Торсон последовал за ней. Она слышала, как Робот сказал за ее спиной:
– Мужик, у меня был дядя в Детройте, и я вот что подумал…
Сестра выбралась из госпиталя и вышла на улицу. Она стояла, глядя на футбольное поле, покрытое палатками, машинами и грузовиками. Небо было мрачным, серым, тяжелым от туч. Справа, перед высоким зданием школы и под длинным красным навесом, была большая доска объявлений, где люди приклеивали свои объявления и вопросы. Возле нее всегда была давка, и Сестра прошла вдоль нее днем раньше, глядя на мольбы, нацарапанные на бумаге для заметок: “Ищу дочь, Бекки Роллинз, четырнадцати лет. Потерялась 17 июля в Шенандос…”, “Кто–нибудь, имеющий информацию о семье Дибаттиста из Скрентона, пожалуйста, оставьте…”, “Ищем преподобного Боудена, из Первой Пресвитерианской Церкви Хэзлтона, службы срочно нуждаются…”
Сестра подошла к изгороди, окружающей футбольное поле, поставила дорожную сумку на землю рядом с собой и просунула пальцы сквозь ячейки изгороди. Позади нее, у доски объявлений, раздались стенания женщины, и Сестра вздрогнула. О Господи, думала она, до чего же мы все дошли?
– Канзас, хм? Какого черта вы захотели уйти отсюда?
Пол Торсон был возле нее, прислонившись к решетке. На его сломанный нос, на переносицу, была наложена шина. – Канзас,– повторил он. – И что же там есть?
– Городок под названием Матисон. Я видела его в стеклянном кольце, а затем нашла в дорожном атласе. Вот куда я собираюсь.
– Да, но зачем? – Он поднял воротник своей потрепанной кожаной куртки, защищаясь от холода. Он боролся за то, чтобы оставить эту куртку, так же упорно, как Сестра за свою сумку, и носил ее поверх чистого белого комбинезона.
– Потому что… – Она замолкла, а потом решила рассказать ему, о чем она думала с тех пор, как нашла дорожный атлас. – Потому что я чувствую, как меня ведут к чему–то или к кому–то. Я думаю, что вещи, которые я вижу в этом стекле, реальны. Мои видения происходят в реальных местах. Я не знаю, почему или как. Может быть, это стеклянное кольцо – оно как… я не знаю… антенна или что–нибудь в этом роде. Или как радар, или как ключ к двери, о существовании которой я даже никогда не знала. Я думаю, меня почему–то ведут туда, и я должна идти.
– Сейчас вы говорите как леди, которая увидела многоглазое чудовище.
– Я не ожидала, что вы поймете. Я предполагала, что от опасности вы наложите в штаны, и не просила вас. Что, вы так и будете околачиваться возле меня? Они не выделили вам место палатке?
– Да, выделили. Я там еще с тремя мужчинами. Один из них все время плачет, а другой не может прекратить говорить о бейсболе. Я ненавижу бейсбол.
– А что вы не ненавидите, мистер Торсон?
Он пожал плечами и оглянулся, посмотрел на престарелых мужчину и женщину, у обоих лица испещрены келоидами, которые поддерживали друг друга, удаляясь, пошатываясь, от доски объявлений.
– Я не ненавижу быть один,– сказал он наконец. – Я не ненавижу рассчитывать только на себя. И я не ненавижу себя, хотя иногда и не слишком себя люблю. Я не ненавижу выпивку.
– Удачи вам в этом. И я хочу поблагодарить вас за то, что вы спасли мне жизнь, а также Арти. Вы много заботились о нас, и я высоко ценю это. Итак… – она протянула ему руку.
Но он не пожал ее.
– У вас есть что–нибудь стоящее?
– Что?
– Что–нибудь ценное. У вас есть что–нибудь стоящее, чего можно было бы продать или обменять?
– Продать для чего?
Он кивнул в сторону автомобилей, припаркованных на поле. Она видела, что он смотрит на старый, с вмятинами, армейский “Джип” с залатанным откидным верхом и маскировочной окраской.
– У вас есть что–нибудь в вашей сумке, на что вы могли бы выменять “Джип”?
– Нет. Я не… – А потом она вспомнила, что глубоко на дне ее сумки лежат кусочки стекла с вплавленными драгоценными камнями, которые она взяла там же, где и стеклянное кольцо – в руинах магазина стекла Штубена и “Тиффани”. Она переложила их в эту сумку из сумки “Гуччи” и забыла о них.
– Вам необходимо транспортное средство,– сказал он. – Не можете же вы идти пешком отсюда до Канзаса. И где вы собираетесь доставать бензин, еду и воду? Вам понадобятся ружье, спички, хороший фонарик и теплая одежда. Так вот, леди, то, что здесь вокруг, похоже на город “Доджей”, а для меня это смахивает на Дантов Ад.
– Возможно. Но вам–то какое дело, почему вы об этом заботитесь?
– Я не забочусь. Я просто пытаюсь предупредить вас, это все.
– Я сама могу о себе позаботиться.
– Да, бьюсь об заклад, что можете. Держу пари, что вы были раньше изрядной стервой.
– Эй! – позвал кто–то. – Эй, я вас ищу, леди!
К ним приближался высокий мужчина в пальто, в кепке с рекламой пива “Стро”, тот самый, который был караульным и услышал выстрелы. – Ищу вас, сказал он, жуя две жевачки. – Эйшельбаум сказал, что вы где–то здесь.
– Ну вот, вы меня нашли. Что же дальше?
– Ну,– сказал он,– когда я увидел вас в первый раз. Мне показалось, что вы мне хорошо знакомы. Он говорил, что вы носите с собой большую кожаную сумку, хотя, полагаю, именно это и сбило меня с толку.
– О чем вы говорите?
– Это было за два–три дня до того, как вы, ребята, появились здесь. Он прибыл точно так же, по этому самому М–80, днем в воскресенье; он был на одном из этих французских гоночных велосипедов, у которых руль низко. О, я хорошо запомнил его, потому что старый Бобби Коутс и я были на посту в церковной башне, и Бобби ударил кулаком по моей руке и сказал:
– Клайв, посмотри на это дерьмо!
Ну, я посмотрел, и увидел такое, что не мог в это поверить!
– Говори по–человечески, друг! – огрызнулся Пол. – Так что же там было?
– О, там был этот мужчина. Крутил педали велика по М–80. Но что было действительно сверхъестественным, так это то, что его преследовали тридцать или сорок волков, почти по пятам. Просто представление. И как раз перед тем, как он добрался до вершины холма, этот парень развернул свой велик и повернулся к волкам, и они, волки, съежились и прижались к земле, будто бы столкнулись лицом к лицу с Господом Богом. Потом они бросились врассыпную и убежали, а этот парень покатил дальше на своем велике. – Клайв пожал плечами, удивление отразилось на его простоватом лице. Ну, мы вышли, чтобы поговорить с ним. Здоровый парень. Крепкий. Сложно сказать, сколько ему лет. У него были белые волосы, но лицо молодое. Одет он был в костюм с галстуком и в серый плащ. По его виду нельзя было бы сказать, что он ранен или что–нибудь еще. У него были двуцветные ботинки. Я это действительно хорошо помню. Двуцветные ботинки! – Клайв хмыкнул, покачал головой и направил взгляд на Сестру. – Он спрашивал о вас, леди. Спрашивал, не видели ли мы женщину с большой кожаной сумкой. Сказал, что вы его родственница, и что он должен найти вас. Казалось, что он и в самом деле очень в этом заинтересован и действительно хочет найти вас. Но я и Бобби, конечно, ничего о вас не знали, и этот парень спросил у других часовых, но они тоже не знали вас. Мы взяли его в Хоумвуд, приютили и накормили, и позволили ребятам из Красного Креста его осмотреть.
Сердце Сестры сильно заколотилось, и она почувствовала, что ей очень холодно.
– Что… что же с ним было дальше?
– О, он ушел. От всей души нас поблагодарил и сказал, что ему надо преодолеть еще многие мили. Потом пожелал нам всего хорошего и снова покрутил педали, направляясь на запад.
– Как ты узнал, что этот парень искал ее? – спросил Пол. – Он мог искать какую–нибудь другую женщину, носящую кожаную сумку!
– О, нет! – ответил Клайв и улыбнулся. – Он описал эту леди так хорошо, что я мог видеть ее лицо прямо в моей голове. Прямо как картинка. Вот почему я сначала подумал, что вы знакомо выглядите, но я только этим утром осознал. Понимаете, у вас была не кожаная сумка, и это меня сбило. Он посмотрел на Сестру. – Вы его знаете, мэм?
– Да,– ответила она. – О, да, я знаю его. Он… он сказал вам свое имя?
– Холлмарк. Дэррил, Дэл, Дэйв… что–то вроде того. Ну, в общем, он поехал на запад. Не знаю уж, что он там найдет. Очень плохо, что вы разминулись так близко.
– Да. – Сестра чувствовала себя так, как будто ее ребра стягивали стальные ленты. – Очень плохо.
Клайв приподнял свою кепку и ушел по своим делам. Сестра чувствовала, что почти падает в обморок, и прислонилась к решетке за опорой.
– Кто он такой? – спросил Пол, но тон его голоса выдавал, что он боится узнать это.
– Я должна ехать в Канзас,– твердо сказала Сестра. – Я должна следовать тому, что видела в стеклянном кольце. Он не собирается прекратить искать меня, потому что он тоже хочет стеклянное кольцо. Он хочет уничтожить его, и я не могу позволить ему заполучить его, потому что тогда я никогда не узнаю, что мне полагается найти. Или кого я ищу.
– Вам для этого необходимо оружие. – Пол был заинтригован и историей Клайва, и ужасом в глазах Сестры. Ни один человек не мог бы проехать мимо тех волков, не получив ни единой царапины, думал он. И на французском гоночном велосипеде? Возможно ли, чтобы все, что она ему рассказала, было правдой? – Хорошее, солидное оружие,– добавил он.
– Из того, что здесь есть, ни одно не достаточно хорошо. – Она подняла свою дорожную сумку и зашагала прочь от высшей школы, вверх по холму, по направлению к палатке, которую для нее выделили.
Пол стоял, глядя на нее. Черт! – подумал он. Что здесь происходит? У этой леди – тонна мужества, она собирается снова отправиться через ту бойню на старом М–80! Он подумал, что у нее столько же шансов добраться до Канзаса в одиночестве, сколько у христианина доехать на “Кадиллаке” в Небеса. Он оглядел сотни палаток на холмах с обгоревшими деревьями, маленькие костры и горящие фонари, окружающие Хоумвуд, и пожал плечами.
В этом проклятом поселении слишком много людей, подумал он. Он не может оставаться здесь, живя в палатке еще с тремя мужчинами. Куда ни повернись, везде люди. Они повсюду, и он понимал, что очень скоро он либо сбежит отсюда, либо сойдет с ума. Тогда почему бы сразу не отправиться в Канзас? Почему бы и нет?
Потому, ответил он себе, что мы никогда не попадем туда.
Ну и что? Ты собираешься жить вечно? Я не могу позволить ей идти одной, решил он. Господи Боже, я просто не могу ей этого позволить!
– Эй! – крикнул он ей вслед, но она продолжала идти, даже не обернувшись. – Эй, я, возможно, смогу помочь вам достать “Джип”! Но на большее не рассчитывайте! Не ожидайте, что я сделаю для вас что–нибудь еще!
Сестра продолжала идти, погруженная в свои мысли.
– Да, вот еще, я могу помочь вам достать кое–какую еду, а также воду! сказал Пол. – Но оружие и горючее вам придется добывать самой!
Надо не стоять на месте, а стремиться всегда сделать хотя бы шаг, думала она. Даже один шаг приближает вас к тому, к чему вы направляетесь. И, о Господи, мне нужно пройти такой длинный путь…
– Ладно, черт побери! Я помогу вам и в этом!
Сестра наконец услышала его. Она повернулась к Полу.
– Что вы сказали?
– Я сказал, что помогу вам! – Он пожал плечами и пошел к ней. – Могу же ведь я тоже прибавить еще один слой к этому пирогу из дерьма, а?
– Да,– сказала она, и улыбка заиграла в уголках ее рта. – Вы тоже можете это.
Опустилась темнота, и в Хоумвуде пошел ледяной дождь. В лесу завывали волки, и ветер разносил радиацию по всей земле. В мире наступали новые дни.
Глава 47. Зеленые мухи
Велосипедные шины издавали в темноте поющий звук. Очень часто в темноте они наезжали на труп или чуть не врезались в разбитую машину, но ноги, которые управляли ими, продолжали крутить педали.
На педалях – двуцветные ботинки, мужчина склонился к рулю и несся по Межштатному–80 примерно в двенадцати милях восточнее границы штата Огайо. Зола Питтсбурга словно пыль облепила его костюм. Он потратил два дня, чтобы достичь его руин, найти группу выживших и поискать в их сознании лицо женщины со стеклянным кольцом. Но его не было ни в одном из сознаний, и прежде чем покинуть их, он приучил их всех есть мясо похороненных мертвецов в качестве лекарства от радиации. Он даже помог им начать есть первый труп.
Приятного аппетита, думал он. Его ноги жали на педали как поршни.
Где же ты? – интересовался он. – Ты не могла уйти так далеко! Не за такое время! Если, конечно, ты не бежишь день и ночь, потому что знаешь, что я сзади.
Когда невдалеке показались волки, а потом снова скрылись на своих холмах, он подумал, что они могли сожрать ее, возвращающуюся из восточной Пенсильвании. Но если так и было, где же кожаная сумка? Ее лица не было в сознании часовых Хоумвуда, а ведь если бы она была там, хоть один из них видел бы ее. Так где же она? И, что гораздо важнее, где стеклянное кольцо?
Ему было неприятно знать, что оно где–то есть. Он не знал, что это, или зачем оно появилось, но чтобы это ни было, он хотел уничтожить его, растоптать своими ботинками. Хотел разбить его на крошечные кусочки и растереть их о лицо женщины.
Сестра, подумал он, и презрительно улыбнулся. Пальцы его вцепились в руль. Стеклянное кольцо должно быть найдено. Должно. Сейчас – его время его веселья, его вечеринка, и такие вещи недопустимы. Ему не нравилось, как женщина смотрела на это, и ему не нравилось, как она боролась за это. Оно давало ей фальшивую надежду. Это действительно вредная вещь, надо найти стеклянное кольцо и разбить его вдребезги, заставить ее есть осколки. Иначе кто знает, как много других она может заразить, если ее не остановить.
Возможно, она уже мертва. Возможно, один из его любимцев уже убил ее и украл ее сумку. Возможно, возможно, возможно… Слишком много этих “возможно”. Но не важно, у кого оно или где оно, он должен найти это стеклянное кольцо, потому что такие вещи не должны существовать, и когда оно потемнеет и похолодеет в его руках, лишь тогда он будет уверен, что оно испустило дух.
– Это моя вечеринка! – крикнул он и переехал мертвого мужчину, лежащего на его дороге.
Но существует так много мест для поиска, так много различных шоссе для проезда. Она, должно быть, свернула с М–80 прежде, чем достигла Хоумвуда. Но почему? Он вспомнил ее слова: “Мы идем на запад”. И она будет идти по пути наименьшего сопротивления, не так ли? Не могла ли она найти приют в одной из маленьких деревушек между Джерси Сити и Хоумвудом? Если это так, то, значит, она позади него, а не впереди.
Но все и вся мертвы восточнее Хоумвуда и этой чертовой станции Красного Креста, верно?
Он замедлил темп, проехав мимо свалившегося знака: “Новая Крепость следующий поворот налево”. Он собирался съехать с дороги и найти где–нибудь карту, возможно, перенести свой маршрут на другое шоссе.
Возможно, она отправилась южнее и оставила Хоумвуд далеко в стороне. Возможно, она и прямо сейчас все еще была на какой–нибудь сельской дороге, жавшаяся к огню и играющая с этой проклятой стекляшкой. Возможно, возможно, возможно…
Это большая страна. Но у него есть время, успокаивал он себя, сворачивая с М–80 на дорогу в Новую Крепость. У него есть “завтра”, и “послезавтра”, и “после–послезавтра”. Сейчас его вечеринка, и он устанавливает правила.
Он найдет ее. О, да! Найдет ее и засунет это стеклянное кольцо ей прямо в…
Он осознал, что ветер утихает. Он дул уже не так сильно, как всего лишь несколько часов раньше. Именно из–за него он не мог искать ее как следует. У него были затруднения с поиском, когда ветер был слишком резким, но ветер все же был его другом, придавая его вечеринке дополнительную очаровательность.
Он лизнул палец по–кошачьи шершавым языком и поднял его вверх. Да, ветер определенно ослабел, хотя блуждающие порывы еще дули ему в лицо и приносили запах горелого мяса. Пора – наконец–то – начинать.
Его рот приоткрылся. Затем раскрылся шире, и еще шире, в то время как большие черные глаза смотрели с его красивого лица.
Муха выползла на его нижнюю губу. Это была блестящая, уродливо зеленая муха, такая, каких можно согнать с ноздрей распухшего трупа. Она ждала, ее радужные крылышки подергивались. Другая муха выползла из его рта. Потом третья, четвертая и пятая. Еще шесть выбрались и прицепились к его нижней губе. Еще десяток вытек наружу как зеленый поток. Еще через несколько секунд вокруг его рта было пятьдесят или больше мух, зеленая пена, которая жужжала и дергалась в предвкушении.
– Прочь,– прошептал он, и движение его губ отправило новую группу мух с его губ в воздух, их крылья завибрировали против ветра, пока они не установили равновесие. Остальные тоже взлетели, по девять или десять за раз, и группами разлетелись во все стороны света. Они были частью его, жили в сыром погребе его души, где росли подобные вещи, и после того, как они проделывали бесшумные круги радиусом две или три мили, они возвращались к нему, как будто он был центром вселенной. И когда они прилетали обратно, он видел все то, что видели их глаза – горящее пламя, зажигающее стеклянное кольцо, или ее лицо, спящее в комнате, где она думала, что находится в безопасности. Если они не нашли ее сегодня, всегда есть “завтра”. И следующий день. Рано или поздно, они все же найдут щель в стене, которая приведет его к ней, и тогда он все же станцует “ватуси” на ее костях.
Его лицо было неподвижным, глаза – черные дыры в лице, которое вспугнуло бы луну. Последние два создания, имевшие внешнее сходство с мухами, расширяющие возможности его глаз и ушей, оттолкнулись от его губ и поднялись в воздух, разворачиваясь к юго–востоку.
Двуцветные ботинки жали на педали, велосипедные шины пели, а мертвые были в земле, там, где им и место.
На педалях – двуцветные ботинки, мужчина склонился к рулю и несся по Межштатному–80 примерно в двенадцати милях восточнее границы штата Огайо. Зола Питтсбурга словно пыль облепила его костюм. Он потратил два дня, чтобы достичь его руин, найти группу выживших и поискать в их сознании лицо женщины со стеклянным кольцом. Но его не было ни в одном из сознаний, и прежде чем покинуть их, он приучил их всех есть мясо похороненных мертвецов в качестве лекарства от радиации. Он даже помог им начать есть первый труп.
Приятного аппетита, думал он. Его ноги жали на педали как поршни.
Где же ты? – интересовался он. – Ты не могла уйти так далеко! Не за такое время! Если, конечно, ты не бежишь день и ночь, потому что знаешь, что я сзади.
Когда невдалеке показались волки, а потом снова скрылись на своих холмах, он подумал, что они могли сожрать ее, возвращающуюся из восточной Пенсильвании. Но если так и было, где же кожаная сумка? Ее лица не было в сознании часовых Хоумвуда, а ведь если бы она была там, хоть один из них видел бы ее. Так где же она? И, что гораздо важнее, где стеклянное кольцо?
Ему было неприятно знать, что оно где–то есть. Он не знал, что это, или зачем оно появилось, но чтобы это ни было, он хотел уничтожить его, растоптать своими ботинками. Хотел разбить его на крошечные кусочки и растереть их о лицо женщины.
Сестра, подумал он, и презрительно улыбнулся. Пальцы его вцепились в руль. Стеклянное кольцо должно быть найдено. Должно. Сейчас – его время его веселья, его вечеринка, и такие вещи недопустимы. Ему не нравилось, как женщина смотрела на это, и ему не нравилось, как она боролась за это. Оно давало ей фальшивую надежду. Это действительно вредная вещь, надо найти стеклянное кольцо и разбить его вдребезги, заставить ее есть осколки. Иначе кто знает, как много других она может заразить, если ее не остановить.
Возможно, она уже мертва. Возможно, один из его любимцев уже убил ее и украл ее сумку. Возможно, возможно, возможно… Слишком много этих “возможно”. Но не важно, у кого оно или где оно, он должен найти это стеклянное кольцо, потому что такие вещи не должны существовать, и когда оно потемнеет и похолодеет в его руках, лишь тогда он будет уверен, что оно испустило дух.
– Это моя вечеринка! – крикнул он и переехал мертвого мужчину, лежащего на его дороге.
Но существует так много мест для поиска, так много различных шоссе для проезда. Она, должно быть, свернула с М–80 прежде, чем достигла Хоумвуда. Но почему? Он вспомнил ее слова: “Мы идем на запад”. И она будет идти по пути наименьшего сопротивления, не так ли? Не могла ли она найти приют в одной из маленьких деревушек между Джерси Сити и Хоумвудом? Если это так, то, значит, она позади него, а не впереди.
Но все и вся мертвы восточнее Хоумвуда и этой чертовой станции Красного Креста, верно?
Он замедлил темп, проехав мимо свалившегося знака: “Новая Крепость следующий поворот налево”. Он собирался съехать с дороги и найти где–нибудь карту, возможно, перенести свой маршрут на другое шоссе.
Возможно, она отправилась южнее и оставила Хоумвуд далеко в стороне. Возможно, она и прямо сейчас все еще была на какой–нибудь сельской дороге, жавшаяся к огню и играющая с этой проклятой стекляшкой. Возможно, возможно, возможно…
Это большая страна. Но у него есть время, успокаивал он себя, сворачивая с М–80 на дорогу в Новую Крепость. У него есть “завтра”, и “послезавтра”, и “после–послезавтра”. Сейчас его вечеринка, и он устанавливает правила.
Он найдет ее. О, да! Найдет ее и засунет это стеклянное кольцо ей прямо в…
Он осознал, что ветер утихает. Он дул уже не так сильно, как всего лишь несколько часов раньше. Именно из–за него он не мог искать ее как следует. У него были затруднения с поиском, когда ветер был слишком резким, но ветер все же был его другом, придавая его вечеринке дополнительную очаровательность.
Он лизнул палец по–кошачьи шершавым языком и поднял его вверх. Да, ветер определенно ослабел, хотя блуждающие порывы еще дули ему в лицо и приносили запах горелого мяса. Пора – наконец–то – начинать.
Его рот приоткрылся. Затем раскрылся шире, и еще шире, в то время как большие черные глаза смотрели с его красивого лица.
Муха выползла на его нижнюю губу. Это была блестящая, уродливо зеленая муха, такая, каких можно согнать с ноздрей распухшего трупа. Она ждала, ее радужные крылышки подергивались. Другая муха выползла из его рта. Потом третья, четвертая и пятая. Еще шесть выбрались и прицепились к его нижней губе. Еще десяток вытек наружу как зеленый поток. Еще через несколько секунд вокруг его рта было пятьдесят или больше мух, зеленая пена, которая жужжала и дергалась в предвкушении.
– Прочь,– прошептал он, и движение его губ отправило новую группу мух с его губ в воздух, их крылья завибрировали против ветра, пока они не установили равновесие. Остальные тоже взлетели, по девять или десять за раз, и группами разлетелись во все стороны света. Они были частью его, жили в сыром погребе его души, где росли подобные вещи, и после того, как они проделывали бесшумные круги радиусом две или три мили, они возвращались к нему, как будто он был центром вселенной. И когда они прилетали обратно, он видел все то, что видели их глаза – горящее пламя, зажигающее стеклянное кольцо, или ее лицо, спящее в комнате, где она думала, что находится в безопасности. Если они не нашли ее сегодня, всегда есть “завтра”. И следующий день. Рано или поздно, они все же найдут щель в стене, которая приведет его к ней, и тогда он все же станцует “ватуси” на ее костях.
Его лицо было неподвижным, глаза – черные дыры в лице, которое вспугнуло бы луну. Последние два создания, имевшие внешнее сходство с мухами, расширяющие возможности его глаз и ушей, оттолкнулись от его губ и поднялись в воздух, разворачиваясь к юго–востоку.
Двуцветные ботинки жали на педали, велосипедные шины пели, а мертвые были в земле, там, где им и место.