Модезитт Лиланд Экстон. Смерть Хаоса (Отшельничий остров - 5)

   - Еда, - несколько нервно пробормотала Рисса, - у мастера Лерриса не хватает еды на всех.
   - Но мы же просим не на всех, а только себе, - наивно возразила девочка. - Ты нас знаешь: я Джиди, а она Мирла. Мы хотим есть.
   - Ладно, взгляну, может, что и найдется, - буркнула Рисса и удалилась на кухню.
   Я поразился: неужто дела так плохи, что людям нечем кормить детей и они попрошайничают даже не в бедных кварталах, а у моих дверей? Мне тоже приходилось ощущать на себе последствия общего упадка, однако я имел дело с людьми, у которых водились деньги.
   - Вот, берите...
   - Спасибо, Рисса. Большое спасибо.
   - Меня благодарить не за что. Скажите спасибо мастеру Леррису: это его снедь.
   Приглядевшись, я увидел, что каждая из девчушек получила по полкаравая вчерашнего хлеба и по пригоршне оливок. Пока они, поднимая босыми ножками красную пыль, брели через двор к матери, Джиди отправила в рот оливку и отломила крохотный кусочек хлеба.
   Их мать помахала рукой Риссе, и они удалились.
   Я подошел к кухне.
   - Мастер Леррис... Гайси не какая-нибудь мошенница.
   - Рисса, не надо оправдываться, ты поступила правильно. Дети были голодны, но они чистенькие и аккуратные, совсем не похожи на завзятых попрошаек, - промолвил я, торопливо закрывая дверь, чтобы отгородить кухню от жары и красной пыли.
   - А кто эта женщина, их мать? - полюбопытствовал я, достав из охладителя кувшин и налив себе немного клюквицы.
   - Гайси? Я давно ее знаю, славная женщина, но невезучая. Муж ее работал на Синкора, старого торговца шерстью. Он умер до...
   - Погоди. Он, что ли, владел этой землей?
   - Он самый. Бедняга погиб во время пожара, когда сгорели его дом и склад. Ох, и пожарище же был, пламя выше деревьев! Люди поговаривали, будто усадьбу поджег Хистел, сын старого торгаша. Злобный малый был этот Хистел, вечно цеплялся к девушкам. Дошло до того, что родной отец сдал его стражам самодержицы. Ходили толки, что он убил отца из-за золота, а усадьбу поджег, чтобы замести следы, но, - Рисса пожала плечами, - ни Хистела, ни золота этого никто так больше и не видел. Вилбел пытался спасти хозяина, но и спасти не спас, и сам обгорел так, что работать больше не смог. Помучался-помучался, да три года назад, как раз во время великого дождя, и преставился. А Гайси вела домашнее хозяйство Мортена, пока он не подцепил ту темнокожую девицу. Так и вышло, что Гайси осталась без работы и без куска хлеба. Родных у нее нет, так что помощи просить не у кого.
   Мне стало стыдно. Люди голодают, а я позволяю себе баловаться клюквицей.
   - А где они живут?
   - Где придется.
   - К тебе часто наведываются?
   - Бывает. Жалко ведь, особливо детишек.
   Я вздохнул. Конечно, когда не видишь чужих бед, жить легче. Но, с другой стороны, облагодетельствовать всех обездоленных мне явно не под силу.
   - И много в Кифриене таких, как они?
   - Немало. Еда дорожает с каждым днем.
   - Но почему?
   Я не заметил особого роста расходов, но сообразил, что Кристал частенько в отлучках и нам не приходится кормить слишком много ртов.
   Рисса улыбнулась.
   - Траты, конечно, увеличиваются, но у нас есть старые запасы: баранина, кукуруза, оливки. Теперь вот и курочки завелись. Я стараюсь беречь твои серебреники.
   - Спасибо, - сказал я, допивая клюквицу. - Пойду, а то меня работа ждет.
   - Конечно, мастер Леррис, - улыбнулась Рисса. - Сколько людей зависят от твоей работы.
   Мне, честно говоря, вовсе не хотелось, чтобы кто-то от меня зависел. У меня самого имелось все необходимое для счастья: уютный дом, прекрасная жена, вдоволь еды, славный пони и ремесло, которое не только неплохо кормит, но и доставляет мне удовольствие. Но не думать о таких людях, как Гайси и ее дочери, я не мог.
   - Вигил, - окликнул я паренька, вернувшись в мастерскую, - ты Гайси знаешь?
   - К-кого? - Малый покраснел.
   Я повторил вопрос, и он, заикаясь, признался, что по малолетству вместе с братьями таскал у Гайси еду, пока отец не поймал их за этим и не задал им хорошую трепку. Из его слов выходило, что Гайси прекрасно умела шить.
   - Вот и замечательно, - сказал я. - Ты уже набил руку на своей каморке и курятнике, так что справишься и с новым заданием. Превратишь этот курятник в каморку на три кровати. Об очаге я позабочусь отдельно. А курятник потом построишь новый, я заплачу за древесину.
   - З-зачем?
   - Зачем-зачем... Может, мне и не под силу спасти весь мир, но могу же я позаботиться о хорошей женщине и ее детях. Только давай договоримся: пока не закончишь работу, ни Гайси, ни Риссе ни слова. Завтра поедем к твоему отцу подбирать материал. А пока занимайся кофром.
   - Х-хорош-шо.
   Конечно, постройка хижины для одной бедной женщины не решит всех тех проблем, с которым приходится сталкиваться Кристал, Каси и Кифросу, но, возможно, малость успокоит мою совесть. Неужто мне просто необходимо хоть в чьих-то глазах выглядеть героем?
   Взгляд мой случайно скользнул по завалившемуся за верстак старому кедровому полешку, за которое я брался невесть сколько раз. В том, что из него рано или поздно должно проступить лицо, у меня сомнений не было, но вот чье это лицо, пока так и оставалось тайной.
   Поглазев на полешко, я оставил его в покое и начал готовить письменный стол к окончательной отделке.
   Вигил, работая над кофром, напевал, а вот меня не покидало ощущение, будто я зря не закончил дело с кедровым полешком. Но как его было закончить, если мне удавалось увидеть лишь приблизительные очертания лица. И никаких глаз.
   LXXVI
   Хайдолар, Хидлен (Кандар)
   Над хаморианскими позициями поднимается дымок, за которым следует глухой удар снаряда о стену близ городских ворот.
   - Пушки демонов! Проклятые пушки демонов! - рычит Берфир, глядя на холмы за окраинами Хайдолара, а потом на облако пыли, клубящееся над стеной.
   Примерно в тридцати локтях по правую руку от герцога участок стены с треском и грохотом проседает и осыпается в сухой ров. Надо рвом вздымается новая туча пыли.
   - И откуда они берут столько пороха? - бормочет Берфир.
   - Что? - спрашивает приземистый офицер в расшитом золотом красном мундире.
   - Не обращай внимания, - отмахивается герцог, спеша по стене к месту пролома. Пальцы его непроизвольно сжимаются на рукояти трофейного пистолета.
   Грохочет орудийный залп. Брешь в стене, напротив дороги на Джеллико, расширяется.
   Герцог выхватывает пистолет и, встав за зубцом стены, стреляет в сторону вражеских позиций. Потом перезаряжает пистолет и стреляет снова. Потом снова.
   Осаждающие продолжают методичный артиллерийский огонь. С каждым залпом брешь становится все шире, а куча каменного крошева под стеной - все выше.
   Герцог достает из поясного патронташа последние патроны, и один из них, выскользнув из его пальцев, со звоном падает на камень.
   - Проклятое демонами оружие! - бормочет Берфир, поднимая патрон и неловко заряжая пистолет. - Годится только для женщин и чародеев, которые не смеют встретиться с противником лицом к лицу. Им может воспользоваться всякий - не нужно ни силы, ни умения... Тьфу!
   Герцог выглядывает из-за зубца и присматривается к возведенным за пределами досягаемости стрелы укреплениями осаждающих. На земляных валах не видно ни одного солнечного дьявола, лишь после каждого залпа над ними поднимается пороховой дым.
   Наконец он убирает пистолет в кобуру и направляется к западной оконечности северной стены, где укрыта последняя ракетная батарея.
   Вражеские снаряды сбивают со стены несколько зубцов. Рука герцога непроизвольно тянется к рукояти меча, но он отдергивает ее и продолжает свой путь.
   - Нуал! - приказывает Берфир командиру по прибытии в расположение батареи. - Сосредоточь весь огонь на их пушках. Только на пушках!
   - Мы стараемся, милостивый господин, но орудия укрыты за валами и насыпями. Очень трудно попасть.
   - Ты уж постарайся.
   - Есть.
   Ракеты устремляются к хаморианским позициям, но взрываются на прикрывающей артиллерию насыпи.
   - Выше целься! - командует герцог. - Выше!
   - Есть.
   Ракеты взлетают по более крутой дуге, но только одна из них перелетает за неприятельские валы.
   Ответный залп вражеских орудий разносит остатки северо-западной башни. Вместе с раздробленными камнями вниз сползают тела нескольких лучников.
   Несколько мгновений Берфир смотрит на дым, а потом быстро сбегает вниз по каменным ступеням.
   - Дербина ко мне! Дербина!
   - Я здесь, милостивый господин.
   У подножия лестницы появляется седовласый офицер в красном мундире.
   - Собери иррегулярную конницу и моих иннотианцев.
   - Но, господин?..
   - Мы сделаем вылазку и попытаемся уничтожить пушки. Я сам поведу кавалерию.
   Берфир смотрит в сторону конюшен и утирает лоб.
   С ударом очередного снаряда герцога и офицера осыпает щебенкой.
   - Но, господин, эти ружья...
   - Против ружей наши стены устоят, а вот против пушек нет.
   Размашистым шагом герцог направляется к конюшням.
   - Иннота! Ко мне!
   К тому времени, когда он оказывается в седле, позади него выстраиваются около шести десятков иннотианцев и горстка всадников-ополченцев.
   - Открыть ворота!
   Створы ворот со скрипом расходятся в стороны.
   - Вперед! - командует герцог, и рослый гнедой выносит его на изрытую воронками дорогу.
   Всадники - кто в красном, кто в золотом в клетку - мчатся следом за ним.
   За их спинами, ударившись о стену, взрывается очередной снаряд.
   - За мной! - призывает кавалеристов герцог. - Туда!
   Он указывает вперед, в сторону находящейся примерно в кай впереди насыпи, из-за которой поднимается дымок.
   Появление всадников не остается незамеченным во вражеских траншеях. Хаморианцы открывают огонь из ружей. Пули поднимают фонтанчики земли между пшеничными колосьями и отскакивают рикошетом от каменной мостовой.
   Герцог, не обращая внимания на огонь, указывает в сторону окутанных дымом земляных укреплений.
   - К пушкам!
   - К пушкам! - подхватывают иннотианцы, размахивая длинными, такими же, как и меч их предводителя, клинками. - К пушкам!
   Хаморианские траншеи встречают кавалерию градом пуль. Несколько всадников падают, один ополченец поворачивает коня и, припав к его шее, во весь опор скачет к реке.
   Берфир на скаку разряжает свой пистолет в сторону неприятельских укреплений. Выпустив последний патрон, он выбрасывает пистолет в пшеницу.
   Очередная пуля находит свою жертву, и всадник падает почти на то же самое место, куда только что упал пистолет.
   - Ублюдки! - кричит Берфир, потрясая мечом. - Трусливые негодяи! Выходите на честный бой!
   Рядом с герцогом скачет не больше взвода бойцов. А за их спинами по-прежнему раздастся грохот. Снаряды дробят стены Хайдолара.
   Ружейный огонь становится все плотнее. Один за другим всадники валятся из седел.
   Одна пуля ударяется о камни в паре локтей от герцога, другая пробивает рукав, оставив на его руке красную полоску.
   - Трусы! - кричит Берфир, вздымая меч. - Мы почти у цели!
   До насыпи, за которой укрыты пушки, остается не больше сотни локтей.
   Свистит очередная пуля, и герцог, даже не вскрикнув, валится в припорошенные пылью колосья. Легкий шлем спадает с простреленной насквозь головы.
   Лошади с пустыми седлами бесцельно кружат по затоптанному полю. Пушки продолжают методично громить городские укрепления, обрушивая в сухой ров осколки каменной кладки и вздымая клубы пыли.
   LXXVII
   Кристал вернулась лишь затемно. Дожидаясь, когда вечерний ветерок выхолодит дом и спальню, мы сидели на заднем крыльце, посматривали на звезды и вели беседу.
   - Вообще-то, - сказал я, - мне не очень нравится просто так раздавать свое имущество, но и утверждение, будто люди сами виноваты в собственных несчастьях, кажется несправедливым. Это не решает никаких проблем, как, впрочем, и раздача бедным нескольких медяков.
   - Это жизнь, - со вздохом откликнулась Кристал. - Хотя это все и кажется неправильным. Я что имею в виду: некоторые люди принимают ошибочные решения, в результате чего переносят несчастья или даже гибнут. Магистры, вроде Леннета или Тэлрина, пытаются представить это как нечто вполне естественное: совершил ошибку - плати! Но если каждая женщина должна заплатить за все глупости, которые ей случалось совершить...
   - То-то и оно. Вроде бы одно уравновешивается другим, но справедливо ли это? Возьмем Гайси: ее муж стал калекой, пытаясь спасти другого человека. Послушать Тэлрина, так он принял ошибочное решение, в результате которого потерял здоровье и умер. Более того, за это его решение приходится расплачиваться вдове и детям. Мне повезло. Каси заплатила мне за помощь Наилучшим, но близким Шервана или Пендрила никто не заплатит, во всяком случае больше золотого или двух.
   - Двух, - сказала Кристал. - В случае смерти бойца его близкие получают два золотых.
   Я покачал головой.
   - Мне не раз грозила смерть, и своей жизнью я обязан не меньше чем дюжине людей. Если бы мне пришлось заплатить их семьям хотя бы эту цену, я остался бы без крыши над головой.
   - Благодаря тебе крыша над головой есть и у Риссы, и у Вигила, и у меня, - напомнила Кристал.
   - Мне нравится, что ты ночуешь под моим кровом, но как раз ты-то могла бы обойтись и без моей помощи...
   Она сжала мою руку.
   - ...а Равновесию, похоже, нет дела до человеческих судеб и до того, голодают ли детишки.
   - Такого рода размышления довели Тамру до беды, - заметила Кристал. Ей, похоже, и сейчас трудно смириться с тем, что Равновесие имеет мало общего со справедливостью. И тебе тоже, иначе ты не задумал бы переоборудовать курятник в хижину.
   - Этим занимается Вигил.
   - Но ты покупаешь материалы и платишь ему.
   - Что меня в известной степени беспокоит.
   - Никто не запрещает тебе поучаствовать в работе и самому, - со смехом возразила она, и мы обнялись.
   - Знаешь, я тоже беспокоюсь, - промолвила она так тихо, что ее голос едва был слышен сквозь шепот усиливавшегося ветра. - Тебе ведь не приходится постоянно носить клинок.
   Я сглотнул. Надо же, рассусоливаю вопрос о том, велика или мала мера моей благотворительности, а Кристал почти не снимая носит на бедре кованое воплощение смерти.
   - Каси - неплохой правитель, - продолжила она, - и обычно мы приносим больше пользы, чем вреда. Но порой я задаюсь вопросом: почему так часто для решения каких бы то ни было вопросов нам приходится прибегать к силе? Почитатели Единого Бога вечно толкуют о доброте, но мне нечасто случалось видеть, чтобы доброта торжествовала, не будучи подкреплена сталью.
   - Каси и вправду хороший правитель, но Хамору, похоже, нет до этого дела.
   - Хамором правят практичные и дальновидные люди. Опытные политики, куда более хитроумные, чем властители Кандара. Большая часть населения Фритауна и Монтгрена уже на их стороне. Кертис пока держится, но он обречен: не меньше половины подданных ненавидят своего виконта. То же самое относится и к префекту Галлоса. И как можно выстоять против армий Хамора при их полном превосходстве в вооружении? Нам удалось захватить пару десятков ружей и немного боеприпасов, но в их войске ружье имеет каждый пехотинец.
   - Просто не верится.
   - Вопрос не в том, верится или нет, а в том, как нам остановить империю. Правда, задавая этот вопрос, я начинаю бояться, что ты воспримешь его как призыв в очередной раз выступить в роли героя.
   - А почему бы и нет?
   - Потому - да потому, что боюсь, как бы это в конечном счете не сделало тебя другим человеком. С героями, знаешь ли, не так просто иметь дело.
   - Возможно, как раз поэтому Джастин избегает участия в хоть сколько-нибудь важных событиях. Героем он уже был и, похоже, сыт этим по горло. Давным-давно без помощи машин, какими располагает нынче Хамор, он уничтожил Фэрхэвен, что повлекло за собой перемены во всем мире. - Я рассмеялся. - Знай в Хаморе, что он совершил, они ни за что не позволили бы ему приблизиться к своей столице и к рубежам империи. Правда, он и сам бы туда не сунулся. А вообще, машины, похоже, способны менять мир так же, как и магия.
   - Интересно, - задумалась Кристал. - Ты вот все говоришь о хаосе, что бурлит под Кандаром. Это похоже на результат нарушения Равновесия.
   LXXVIII
   Три друиды стоят в роще Древней, наблюдая за картой, шевеление песков на которой отражает все перемены, происходящие в Кандаре.
   Губы младшей из них поджаты: она вспоминала то время, когда взирала на пески с надеждой. Но сейчас на пространстве под дубом, более древним, чем Отшельничий остров, чем стены Джеллико и даже чем давно заброшенный Западный Оплот, песок кипел, словно варево, меняя цвет от черного к белому и от белого к черному.
   - Ангелов не вернут ни песни, ни холодное железо машин, - промолвил друид - мужчина с редкими серебристыми волосами, худощавым лицом и фигурой столь хрупкой, что его можно было назвать почти бесплотным.
   - За все придется платить, - говорит женщина. - На протяжении многих поколений плата не взималась, но теперь императору придется поплатиться за свою гордыню.
   - Поплатиться придется не одному императору, - замечает младшая из друид.
   - О Дайала, это никогда не бывает легко ни для тебя, ни для Джастина.
   - На сей раз, Сиодра, я буду с ним. Я покину Великий лес.
   - Я так и думала.
   - Все песни когда-нибудь звучат в последний раз, - замечает старый певец. - Но именно последний куплет возвращает песне чистоту и силу.
   - Не иначе как в Равновесии, - со смехом откликается Сиодра, но в то время как пальцы ее поглаживают гладкую кору дуба, из глаз женщины текут слезы.
   Дайала касается губами руки Певца, пожимает пальцы Сиодры и уходит из рощи по направлению к реке и лодке, на которой она поплывет в Дил.
   И гораздо дальше.
   LXXIX
   После того как Кристал снова уехала в Расор, жара усилилась, а удушливой красной пыли стало еще больше. Я принимал душ невесть по сколько раз в день, но это почти не помогало.
   Вдобавок отдаленный гул хаоса казался мне приближающимся к Кифросу и звучащим все громче, хотя на сей счет полной уверенности не было. Вполне возможно, я просто научился лучше слышать глубины.
   В то утро, спустя более восьмидневки после ее отъезда, я, несмотря на жару, достал посох и, сопровождаемый надоедливым кудахтаньем кур, поднимая клубы пыли, поплелся в конюшню, где покормил Гэрлока и принялся отрабатывать удары по раскачивающемуся мешку. Впрочем, с этого у меня начиналось почти каждое утро. Конечно, мешок - не настоящий партнер, но у него имелось и одно преимущество: удары по нему можно было наносить без опасения, со всей мочи, а стало быть, тренировать не только точность с ловкостью, но и силу. В последнее время у меня появилось опасение, что боевые навыки могут мне понадобиться.
   Когда я, уже взмокший от пота, утер лоб платком, мигом сделавшимся грязным от вездесущей красноватой пыли, в конюшню заглянула Рисса.
   - Если мирным людям приходится практиковаться с оружием, значит, настали плохие времена, - глубокомысленно заметила она.
   Я снова вытер мокрый и грязный лоб.
   Гэрлок заржал, видимо, соглашаясь с высказанной точкой зрения. Куры поддержали его дружным кудахтаньем. Похоже, они тоже имели свое мнение по данному вопросу.
   - Хуже, когда хорошие люди не умеют обращаться с оружием и оказываются беззащитными, - отозвался я, и Рисса покачала головой.
   Из-за се спины с хихиканьем выскочили Джиди и Мирла. Оказывается, у меня было больше слушателей, чем я думал. Видимо, мне не удалось ощутить присутствие девочек по причине увлеченности тренировкой, но следует ли из этого, что, когда я упражняюсь, мое чувство гармонии притупляется?
   Отложив посох, я стал работать над чертежом высокого комода для хранения белья и одежды, представлявшего собой увеличенную версию Даррикова ларя. Правда, у меня не было ни малейшего представления о том, сколько и когда удастся выручить за это изделие. И удастся ли его продать вообще.
   Покончив с чертежом, я стал внимательно рассматривать уже готовые стол и кресло Антоны. Попыток доставить изделия заказчице мною не предпринималось: точное место, куда их везти, мне известно не было, а наводить справки насчет "Зеленого Острова" было боязно: могли пойти нежелательные толки. Да и Вигила в такое местечко посылать не хотелось: будет у него желание, так пусть ищет утех сам. Поэтому я предпочел вручить Гайси конверт с уведомлением, попросив за несколько медяков вручить его Антоне.
   Пальцы мои непроизвольно пробежались по гладкой вишне, и мне подумалось, что с этими изделиями будет жаль расставаться. Работа, что ни говори, удалась, а вензель "А" получился лучше, чем мог бы сделать я сам.
   По возвращении Гайси поведала, что, приняв конверт, дама в зеленом рассмеялась и спросила, всегда ли мастер Леррис так робок.
   Самому мне казалось, что мною проявлена не робость, а осмотрительность. Но, может быть, чрезмерная?
   Глубоко вздохнув, я снова взялся за гусиное перо, но едва успел обмакнуть его в чернила, как снаружи донесся топот копыт. На двор вкатили карета Антоны и грузовой фургон, помеченный фирменным знаком Верфеля. На козлах сидели двое: худощавый седой возница и какой-то малый, помоложе и поплотнее.
   Я вышел на жаркий, пыльный двор.
   - Приветствую, почтенная Антона.
   - Ты, как всегда, любезен, мастер Леррис. Давай посмотрим работу.
   Я склонил голову и открыл перед ней дверь в мастерскую. Войдя, Антона посмотрела на Вигила столь внимательно, что паренек покраснел.
   - Не смущайся. Что из того, что уже не юной женщине хочется посмотреть на молодого человека. Я полюбовалась бы твоим хозяином, да он слишком острожен. Впрочем, я тоже: мне вовсе не хочется лишиться головы.
   - Так уж и головы? Кристал не настолько ревнива.
   - Ты, наверное, действительно так считаешь, но я бы за это не поручилась, - сказала Антона, подойдя к столу и трогая пальцами гладкую поверхность. Потом ее взгляд остановился на вензеле: темном лоркене, выделявшемся на более светлой вишне, но не бросавшемся в глаза.
   - А почему ты сделал вензель темнее, а не светлее фона?
   - Чтобы было не так броско. Мне подумалось, что ты не склонна к излишнему щегольству.
   Брови Антоны поднялись.
   - Да ты догадлив, мастер Леррис.
   - Только в некоторых отношениях, - отозвался я, памятуя ее намек на Кристал.
   - Ты понимаешь свои слабости, а это делает тебя сильнее.
   - Ты слишком великодушна.
   - Я? Великодушна? Это ты славишься своим великодушием.
   - Я делаю то, что мне нравится.
   - Да, сразу видно, что ты любишь свою работу, а это присуще лишь немногим.
   Неожиданно ее серые глаза вспыхнули:
   - А что, мастер Леррис, если я закажу у тебя еще и столовый гарнитур? Стулья вроде тех, которые ты смастерил для Хенсила, и обеденный стол.
   - Гарнитур? Сейчас?
   Мне не удалось скрыть удивление: в последнее время заказчиками и не пахло. Хорошая мебель служит нескольким поколениям, и никто не станет обзаводиться ею, не будучи уверенным в будущем.
   - Чему ты удивляешься? - усмехнулась Антона. - В отличие от многих мое заведение в трудные времена процветает. Когда людям тягостно, они ищут возможности забыться.
   Я понимающе кивнул.
   - Заказу буду рад. Но стоить такой заказ будет дорого и времени потребует больше, чем предыдущий.
   - Сколько? Хенсилу его стулья обошлись в шестнадцать золотых.
   Однако! Эта женщина демонстрировала основательную осведомленность.
   - Да, - ответил я, - и для Хенсила то была удачная сделка.
   - Давай напрямую, мастер Леррис. Я готова заплатить тридцать золотых за дюжину стульев и пятьдесят за стол, выдержанный в том же стиле, что и письменный.
   Такого крупного заказа - аж на восемьдесят золотых! - мне еще получать не доводилось. Но его выполнение требовало предварительных трат, прежде всего закупки материала.
   - Я готов взяться за это, но должен буду получить задаток на покупку древесины. И большая часть сезона уйдет на высушивание вишни.
   - За что я тебя люблю, мастер Леррис, так это за честность и прямоту. Хотелось бы знать, ты демонстрируешь эти качества и в постели? Нет, ответа на данный вопрос я не требую, - рассмеялась она. - Как раз это было бы нечестно. Забавно, но нечестно.
   Я почувствовал, что краснею.
   Антона обеими руками вручила мне тяжелый кошель.
   - Здесь восемьдесят золотых: пятьдесят за выполненную работу и тридцать задатка.
   Приняв кошель, - жест получился неуклюжим, поскольку весил мешочек не меньше половины стоуна, - я, когда Антона вышла, чтобы кликнуть возчиков, сунул его в пустой увлажнитель. Вигил тем временем открывал вторую створку двери. Обычно мы обходились одной, а о второй вспоминали, лишь когда привозили много древесины или выносили готовые изделия.
   - Поосторожней с этим столом, - сказала Антона работникам. - Он стоит дороже вас обоих со всеми потрохами, и если вы поцарапаете или побьете его, мастер Верфель вряд ли найдет яму, достаточно глубокую, чтобы вас в ней спрятать.
   Говорила она спокойно, без крика, но Верфелевы возчики, похоже, восприняли ее слова серьезно. Они осторожно загрузили стол в фургон, а я помог им закрепить его.
   Гайси, Джиди и Мирла выглядывали из-за угла своей хижины, переоборудованной из курятника. Новый курятник, по сравнению с прежним, получился топорным, - делал его, главным образом, Вигил, - но кур качество плотницких работ не беспокоило. Им требовалась защита от бродячих собак и, возможно, горных котов, хотя таковых я в окрестностях Кифриена не замечал.
   Девочки и их мать проводили экипаж Антоны, широко открыв глаза. Вигила я отослал в сарай за ламповым маслом: масло мне, по правде говоря, не требовалось, но я хотел в его отсутствие перепрятать большую часть золотых в потайной сейф.