Модезитт Лиланд Экстон. Смерть Хаоса (Отшельничий остров - 5)

   Легкий ветерок стих, а солнце, напротив, стало припекать сильнее. Холмы по пути к Дазиру становились все более пологими, а утрамбованная темная глина дороги - краснее и суше. Под копытами заклубилась пыль.
   Громко чихнув, я принялся тереть нос, стараясь не чихнуть снова. Джилла чихнула не менее впечатляюще, после чего я все-таки не сдержался.
   - Здорово чихаешь! - заметила Елена.
   - Спасибо на добром слове! - буркнул я, прочищая забитый проникавшей повсюду красноватой пылью нос.
   - В этом году по эту сторону от Кифриена почти не было дождей, продолжила она. - Вот почему здесь такая пылища. Но это лучше, чем непролазная грязь.
   Последнее утверждение показалось мне сомнительным: хлюпая по грязи, не приходится, во всяком случае, чихать да кашлять. С помощью магии я умел отгонять слепней и москитов, но на всепроницающую пыль заклинания не действовали. Вскоре у меня зачесалось чуть ли не все тело, что непроизвольно заставило меня задуматься о том, рассмотрен ли вопрос о зуде в "Началах Гармонии". Возможно, там указан способ решения этой животрепещущей проблемы. Я пожалел о том, что не изучил книгу достаточно подробно, и дал себе слово перечитать ее в ближайший вечер.
   С каждым шагом пыль вздымалась все выше, ноги моего пони казались обутыми в высокие красные сапоги. Красной пылью припорошило и мой плащ.
   - А-а-а-пчхи!
   Прояснившееся осеннее небо приобрело веселый сине-зеленый оттенок, наступило полное безветрие, и к вечеру сделалось так душно, что я взмок от пота и на моем лице появились грязные потеки. Вдобавок к тому времени, когда солнце повисло над кромкой тянувшихся позади нас низких холмов, у меня уже изрядно саднило задницу. Кифриен остался далеко позади. Я все еще чихал, красная пыль забивала нос и горло, в глотке першило, все тело чесалось, глаза слезились, и мне хотелось огреть Герлиса своим посохом и угробить его, чтобы поскорее со всем этим покончить.
   - Мы остановимся вон там, - сказала Елена, указывая на стоявший слева от дороги верстовой столб с надписью "Матисир".
   Прищурившись, я разглядел впереди кучку втиснувшихся между двумя пологими холмами строений.
   - Там есть казармы, возле площади, если это можно назвать площадью.
   Джилла вздохнула. Валдейн щелкнул поводьями.
   В Матисире насчитывалось около десятка строений, причем одно из них представляло собой казарменное помещение для прикомандированных солдат из Наилучших, а другое - их же конюшню. Оба крытых черепицей сооружения были сложены из кирпича, некогда побеленного штукатуркой. Ее изрядно смыло дождями, отчего стены приобрели розовый оттенок.
   На противоположной стороне заросшей травой "площади", позади установленной в память невесть чего каменной стелы, высилось двухэтажное, тоже кирпичное, но не оштукатуренное здание, над входом в которое красовалась облезлая вывеска с грубо намалеванным камином.
   - Это "Старый Очаг", - пояснила Елена. - Раньше, когда здесь был сборный пункт, туда заглядывали новобранцы, а теперь все больше бывают местные пастухи.
   Первым делом мы направились на конюшню. Я выбрал самое маленькое стойло и, не прекращая чихать, расседлал Гэрлока.
   - Все чихаешь, Мастер Гармонии? - спросила Елена.
   - Чертова пыль, - пробормотал я, начищая пони. В конце концов Гэрлок стал выглядеть более или менее чистым, зато мой плащ покрыл толстенный слой пыли. Пока я искал для лошадки воду и корм, прозвенел колокол и все, кроме Елены, ушли.
   - Нам не с ними, - пояснила Елена. - Для тебя подготовлена комната в офицерском крыле.
   Комната оказалась узкой - менее пяти локтей в ширину и всего около десяти в длину - с единственным закрытым ставнями окошком. Ни посуды, ни камина, ни даже стола в ней не было, только складная парусиновая кровать. Поставив вещи на пол, я подумал, что если так размещают офицеров, то Валдейну, Джилле и Фрейде можно только посочувствовать.
   - Ужин скоро, по второму колоколу, - сообщила Елена, перед тем как покинуть меня и удалиться со своей торбой к себе в комнату.
   Я вышел наружу и принялся выбивать пыль из одежды.
   - Что толку, завтра опять весь пропылишься, - заметил, стоя в дюжине локтей выше по ветру, Валдейн.
   - Так то завтра.
   Отыскав умывальную, я накачал насосом пару ведер воды, - увы, холодной, - чтобы попытаться смыть пыль и грязь. Задача оказалась непростой, но в конце концов мне удалось прочистить нос, выбрать красные комки из волос и смыть глину, забившуюся между пальцами ног: красный порошок проник даже в сапоги. После того как весь мир перестал пахнуть пересохшей глиной, я побрился, и тут прозвучал второй колокол. Пришлось снова одеваться. Почти все места за тремя стругаными столами оказались занятыми, причем едоки, судя по бледно-зеленым кожаным одеяниям и разговору, были по большей части не местными.
   - ...Гистер... говорит, будто соскучился... больно уж ему охота наведаться в "Старый Очаг"...
   - ...всякому охота...
   - ...а мечом машет, что мясник секачом...
   - ...толкуют, будто в Хидлене объявился новый чародей. Слышал?
   - ...Берфир... пастух-переросток со здоровенным мечом...
   - ...какой...
   - ...хлеба, черт побери...
   Елена жестом поманила меня к себе, и я устроился на краю длинной скамьи, рядом со стулом, занятым незнакомцем в куртке с золотым шитьем.
   - Леррис, это командир местного гарнизона Устрелло. Устрелло, это Леррис, Мастер Гармонии, - представила нас друг другу Елена.
   - Спасибо за гостеприимство, - сказал я, склонив голову.
   - Ты тот самый маг, который победил белого колдуна и раскрыл тайну чародейских дорог? Тех, по которым никто не может ездить? - осведомился Устрелло, седоусый, коренастый крепыш с широченными бычьими плечами.
   - Мне просто повезло, - пробормотал я, ощущая неловкость.
   Приспичило же мне рассказать Елене о дорогах белых колдунов, после чего выяснилось, что никто, кроме мага, отыскать ни одну из них не может. Впрочем, после гибели Антонина этот вопрос утратил актуальность.
   Елена улыбнулась.
   - Познакомьтесь с Тасиэль, моей супругой, - сказал Устрелло, указывая кивком на сидевшую между нами женщину, чья русая с серебром коса обвивалась кольцом вокруг головы.
   - Это и есть тот самый знаменитый маг, совершивший столько чудес и разъезжающий на самом крепком пони на свете? - спросила она Устрелло, но перевела взгляд на меня, словно ожидая подтверждения.
   - Гэрлоку будет приятно узнать, что он самый крепкий пони на свете. А я рад знакомству с тобой, Тасиэль.
   - А у тебя правда есть невидимый мешок, который невозможно опустошить? - полюбопытствовала она.
   Я застонал и покачал головой.
   - Вы что, встречались с Шерваном?
   - С Шерваном? - Вид у обоих супругов был озадаченный.
   Елена подавила ухмылку.
   - Впервые приехав в Кифрос и остановившись в Теллуре, я, чтобы не искушать разбойников, наложил заклятие невидимости на свои седельные сумы. И вот когда я достал что-то из заговоренной сумы, один малый, - Шерван его звали, - приметил это и решил, будто у меня есть волшебный мешок. Я порывался объяснить ему, что к чему, но он, похоже, принялся разносить повсюду слухи о моем волшебном мешке.
   Устрелло рассмеялся.
   - Я отроду не встречал никакого Шервана, но историю про мешок слышал. Ее пересказывают все путники, и я чуть ли не разочаровался, узнав правду.
   - Так ведь маг наверняка рассказывает не все, иначе он не был бы магом, - промолвила Тасиэль, подмигнув мне.
   - Увы, правда не всегда вызывает восторг.
   - Правда в том, что ты так и не поел, а мы никому не позволим встать из-за нашего стола голодным, а уж тем паче знаменитому магу, - промолвила она, передавая мне огромное блюдо с мясом. Судя по запаху, с козлятиной, приправленной кэрри.
   - Спасибо, - сказал я, накладывая себе изрядную порцию. Есть хотелось так, что меня не могли смутить никакие, даже самые острые приправы.
   Елена вручила мне длинную корзинку, и я взял ломоть темного, влажного, испускавшего пар хлеба.
   - Возьми оливки, они у нас особенные, - предложила Тасиэль, протягивая небольшое ведерко.
   Рассеянно взяв пригоршню, я вспомнил о маленьком воришке, поймать и наказать которого требовал от меня Фастон, и обмакнул хлеб в подливку. Ух ты! - она оказалась еще острее, чем буркха Риссы. На лбу у меня выступила испарина, а у Елены, откусившей куда меньший кусочек, чем я, ехидно блеснули глаза.
   - Наша козлятина славится повсюду, - громко, чтобы перекрыть гомон в столовой, заявил Устрелло. - Моя Тасиэль делает лучшую приправу во всем Кандаре. Острее, чем у нее, ни у кого не сыщешь.
   Тасиэль просияла, и я сглотнул, потянувшись к стоявшему перед Еленой кувшину. После того как я проглотил нечто вроде огненного шара, из тех, что творят белые маги, оставалось надеяться лишь на хлеб без подливки и перебродившую фруктовую тиклу.
   - Нравится?
   - В жизни не пробовал ничего подобного! - искренне заверил я.
   На сей раз просиял Устрелло, а вот Елена прикрыла ладошкой рот. Я же, перед тем как взять еще кусочек козлятины, набил рот хлебом. На моем лбу все еще поблескивали бусинки пота.
   - Вот как волшебник ест: любо-дорого посмотреть, - промолвил Устрелло. - Не то что некоторые солдаты.
   При этих словах он многозначительно взглянул на жевавшую хлеб без подливки Елену.
   - Так ведь я не волшебница, огонь глотать не обучена, - откликнулась та.
   У меня тоже не было привычки глотать огонь, однако, встав спозаранку проводить Кристал, я остался почти без завтрака, да и на обед обошелся крохотным кусочком хлеба с сыром. Путь был долгим, и, изрядно проголодавшись, я налегал на жгучее мясо, обильно запивая его тиклой и заедая здоровенными ломтями хлеба.
   - Вот молодец, целую тарелку умял, - похвалила меня Тасиэль. - Хочешь добавки?
   Я кивнул, хотя на сей раз взял порцию поменьше. А хлеба побольше.
   - Вот что значит маг! - заметила Елена, закатывая глаза.
   - Куда путь держишь? - поинтересовался Устрелло.
   - Да так, поколдовать надо, - ответил я, прожевав очередной кусок.
   - Чего и следует ждать от мага, - серьезно заявила Тасиэль. - Маги должны делать то, чего не можем мы: на то они и маги.
   Возразить было нечего. Устрелло кивнул в знак согласия с этим мудрым заявлением, а мне оставалось лишь придать своей физиономии невозмутимый вид. Не мог же я раскрыть свои истинные намерения.
   - А что делают маги, когда не занимаются волшебством? - осведомился Устрелло.
   - Да кто что. Я, например, столяр.
   - Краснодеревщик?
   - Да, занимаюсь в основном изготовлением мебели. Стулья делаю, шкафы, кресла, комоды...
   - С ума сойти! Маг, а умеет делать полезные вещи!
   Едва не поперхнувшись, я кивнул и торопливо отхлебнул глоток тиклы.
   * * *
   По окончании ужина я, гадая, чем нынче занимается Кристал, вернулся в свою каморку, с зевком достал из торбы свечу, разжег ее с помощью огнива и принялся листать "Начала Гармонии". О пыли там, к сожалению, не говорилось ничего, а вот насчет зуда имелся целый подраздел, в котором указывалось, что это ощущение делается сильнее при "разгармонизации сознания". Красота, да и только! Получалось, будто зуд способствует разгармонизации сознания, а разгармонизация сознания - усилению зуда. А вот способов избавиться от упомянутого зуда там не рекомендовалось никаких: во всяком случае, я, торопливо перелистывая страницы, таковых не обнаружил.
   Не найдя, что искал, я вернулся к вводным разделам, тем самым, которые всегда нагоняли на меня такую тоску, что вникнуть в них толком мне так ни разу и не удалось. Первые страницы едва не погрузили меня в сон, но после того, как я их одолел, мне удалось обнаружить кое-что интересное.
   "Гармония в чистом виде не может насыщать жизнь, ибо для жизни необходим рост, а рост представляет собой непрерывную борьбу, суть которой в выведении гармонии из хаоса".
   Не знаю, имело ли это отношение к Герлису, а вот к вопросу о скуке имело, и самое непосредственное. Я всегда воспринимал гармонию как нечто наводящее скуку, но не заключалась ли вся проблема в названной "чистоте" гармонии? Уверенности у меня не было, но тут было над чем подумать.
   Особо далеко мне продвинуться не удалось: чтение завершилось на параграфе, гласившем, что "гармония должна воплощать в себе хаос, а хаос гармонию".
   Для меня это было слишком мудрено и затейливо, а потому я задул свечку, свернулся клубочком и попытался заснуть, несмотря на доносившиеся снаружи голоса.
   - ...предлог, чтобы заполучить лошадь...
   - ...не колченогий, как у тебя...
   - ...чем занимаются чародеи? А, Серджель, ты знаешь?
   Однако усталость помогла мне провалиться в сон, а когда я проснулся, вокруг царила тишина. Из-за окошка пробивался серый утренний свет, а затягивавшие небо плотные облака наводили на мысль о прохладном моросящем дожде.
   За завтраком галдели не так громко, как за ужином, однако шуму было достаточно, и, оказавшись наконец на тихой дороге, я почувствовал облегчение.
   - Как твой желудок? - спросила меня Елена, когда мы выезжали из Матисира.
   - Нормально. А что?
   - Слишком уж острая у них приправа.
   - Но ты съела не так уж много.
   - Ты не солдат, - сухо буркнула она, - и тебе не приходится есть все, что наготовят в каждом гарнизоне Кифроса.
   Дождик прибил дорожную пыль, и теперь ноги Гэрлока были красными не более чем на локоть выше копыт. Правда, из-за мохнатой шкуры липла эта пылища к нему сильнее, чем к гладкошерстным скакунам бойцов.
   Дальнейшее путешествие проходило главным образов в тишине и молчании. Мы лишь изредка обменивались несколькими фразами, а путников на дороге почти не встречалось.
   Поздно вечером Елена доставила нас в Дазир, где мы остановились в казармах и были радушно приняты словоохотливыми бойцами местного гарнизона. В отличие от Матисира Дазир являлся городком, практически неотличимым от большинства городов Кифроса, которые мне довелось повидать в последнее время. Те же глинистые улицы, припорошенные красной пылью, липнувшей ко всему и забивающейся повсюду даже зимой, которая здесь была теплее, чем лето на моем родном Отшельничьем острове. Моросящий дождь прекратился, и пыль снова вздымалась облаками. Крытые красной черепицей, выбеленные штукатуркой дома почти все имели лишь несколько фасадных окошек, тогда как большинство окон выходило на внутренние дворики с тенистыми деревьями. Как и в других поселениях, штукатурка здесь была частично смыта дождями, отчего стены имели розоватый оттенок.
   После Дазира дорога пошла прямо, но теперь она пролегала по почти пустынной местности, среди пологих холмов, поросших лишь чахлой травой, которую пощипывали редкие, не иначе как бесхозные козы.
   На ночлег остановились на постоялом дворе, и ужином, на сей раз состоявшим из сушеного мяса, сыра и чая, имевшего металлический привкус чайника, в котором он был заварен, занялась Елена. Я поделился со спутниками вялеными персиками.
   - Хорошо, когда есть фрукты, - пробурчал Валдейн.
   - Ага, - высказалась Елена. - Для нас, бедных солдат, большая удача путешествовать с ремесленником, не говоря уж о маге.
   По части магии она не ошиблась: мне пришлось дважды заговаривать воду, прежде чем удалось избавить ее от противного привкуса.
   На следующий день Валдейн указал на очередной верстовой столб с надписью "Джикойя".
   Джикойя оказалась почти тем же Дазиром, только поменьше и победнее. Штукатурка здесь посерела и осыпалась, черепица потрескалась, а кое-где ее просто недоставало. Детишки бегали в лохмотьях, многие были босиком. Козы паслись свободно, оград и привязей не было.
   - Как насчет козочки? - спросил я Елену, вспомнив, что по указу самодержицы любой путник, если он поймает бесхозную козу, имеет право употребить ее в пищу или забрать себе.
   - Здешний народ не больно-то прислушивается к указам, - заметила ехавшая неподалеку от меня Фрейда. - Они слишком бедны, а до самодержицы очень далеко.
   При местном гарнизоне имелся лишь убогий барак, где я улегся спать на полу, ибо кишащий клопами соломенный матрас не внушал мне ни малейшего доверия. Разумеется, мне пришлось еще и установить отгоняющее паразитов заклятие, но даже при всем этом поутру у меня на коже обнаружились красные следы укусов. Что заставило меня с пониманием отнестись к желанию самодержицы продать Джикойю, чтобы сэкономить на содержании никому не нужного гарнизона.
   На завтрак подали овсянку, единственное достоинство которой заключалось в том, что она была горячей. Но корму для Гэрлока я раздобыл вдоволь, и он подкрепился с удовольствием.
   Из Джикойи старая-старая дорога шла в сторону Литги, и путь туда занял у нас два дня. На ночлег останавливались, разбивая лагерь среди холмов, прямо на веявшем с не столь уж далеких гор ветру, однако отдохнуть при этом удавалось лучше, чем в клоповниках Джикойи. Мне показалось, что и холоднее было ненамного, хотя поутру Валдейн и Джилла дрожали и притопывали, чтобы согреться.
   - Замерзли?
   - А вы, маги, никогда не зябнете? - спросил молодой боец.
   - Почему же, бывает. Но там, откуда я родом, климат холоднее здешнего, да и на севере тоже, в таких краях, как Спидлар и Слиго.
   - Они там, наверное, изводят кучу дров, - заметила Джилла, придвигаясь поближе к маленькому костру.
   Я пожал плечами, больше всего жалея о невозможности умыться. Увы, после Джикойи нам не попалось по пути ни одного источника. Зато в моей фляге еще оставалась клюквица, и я поделился ею со спутниками.
   - Видишь, маги способны преподносить приятные сюрпризы, - пробормотал Валдейн, изо рта которого при этих словах посыпались крошки разжеванного сыра.
   - Ну, разве что этот маг, - неохотно согласилась Джилла.
   Гэрлок, понятное дело, отсутствию воды не радовался, но попить из придорожной лужицы ему удалось лишь в середине утра. Как и предсказывала Елена.
   Ближе к вечеру на южном горизонте появилась неровная линия деревьев.
   - Это река Стурбал, - пояснил Валдейн. - Речушка так себе, почти ручей, огибающий Пустое Плато с юга и запада. Но не будь этой речушки да старых штолен, Литгу вообще не стали бы строить.
   Примерно за кай до Литги узкая дорога вывела к широкой, тянувшейся вдоль Стурбала на юго-восток, к городу.
   Впрочем, о приближении к нему я узнал лишь со слов Елены. Верстовых камней с надписями не было и в помине, а весь тракт покрывали рытвины и колдобины. Придорожные сточные канавы были наполовину засыпаны песком и красной пылью.
   - Раньше это была дорога к копям, - пояснила Елена в ответ на мой вопросительный взгляд. - Здесь добывали медь, серебро, даже немного золота. Но рудные жилы иссякли давным-давно, не одну сотню лет назад.
   Выбоины и впрямь выглядели старыми, а исследовав их с помощью чувства гармонии, я смог лишь удостовериться в верности этого впечатления. Ничего интересного вызнать не удалось.
   Поднявшись на невысокий холм, Гэрлок заржал, давая понять, что хочет пить. Ниже по склону, близ переброшенного через реку каменного моста, стояли два бревенчатых сруба без крыш, когда-то бывшие домами. Прямо посередине одного из них рос приземистый кедр. У самого моста находился еще один остов строения, тоже без крыши.
   - Старая таможня, - пояснила Елена. - Когда-то за проезд по мосту брали плату.
   По ту сторону речушки, - всего лишь глубокого оврага с узкой полоской воды на дне, - стояли и другие заросшие сорняками развалюхи.
   Дорога, следуя изгибу Стурбала, свернула на северо-восток, и на протяжении почти целого кай мне представилась возможность любоваться развалинами. По пути попалась и площадь, в центре которой высился пьедестал, где некогда наверняка красовалась статуя, а с северо-востока стояли три здания. На двух имелись вывески: меч, скрещенный с мотыгой, и скрещенные свечи. Третий дом был наглухо заколочен.
   Елена остановила наш отряд возле расположенной позади "Меча и Мотыги" осевшей конюшни.
   По сравнению с Литгой бедная Джикойя выглядела чуть ли не столь же процветающей, как сам Кифриен.
   - Вы здесь бывали? - спросил я своих спутников. Три бойца отрицательно покачали головами.
   - Я была, - сказала Елена, - пять лет тому назад. И надеюсь, что попала сюда в последний раз.
   Мне тоже хотелось на это надеяться - особенно после того, как на ужин пришлось есть вареную медвежатину: лучше бы уж обойтись сыром всухомятку. На ночь мы с Валдейном устроились в комнате на двоих, пол которой провисал, словно матросский гамак. Впрочем, мне все же удалось заснуть, предварительно наложив заклятие против насекомых-кровососов. Валдейн, слушая, как я бормочу заклинания, молча качал головой.
   Наступившее утро оказалось серым и унылым; воздух наполняла влажная туманная взвесь, которую нельзя было назвать дождем: земля во всяком случае оставалась почти сухой. Тело за ночь затекло так, что я с трудом мог разогнуться, но в дороге это прошло. До полудня мы ехали на восток с короткими остановками, чтобы напоить лошадей, а где-то в середине дня Елена выбрала на песчаном берегу место для привала. Мы смогли поесть, а наши лошадки - пощипать травки и попить. Гэрлок предпочел чахлой траве листья какого-то куста, впрочем, совершенно безвредного.
   Последним кусочком белого сыра я поделился с Джиллой.
   - Спасибо, - сказала она, - для чародея ты совсем неплохой малый. Кажется, я начинаю понимать, почему ты нравишься командиру.
   Мне оставалось лишь пожать плечами.
   Как водится, после привала я взобрался в седло последним. Теперь наш путь лежал к маячившим не так уж далеко, - казалось, будто их можно коснуться рукой, - красновато-бурым Нижним Рассветным Отрогам. Еще не настал вечер, когда Елена снова остановилась, - примерно в половине кай от начала дороги через нижний перевал. Солнечные лучи просачивались сквозь редкие мглистые облака, освещая лежавшие к западу и югу от нас равнины. В южном направлении земля поднималась все выше, дыбилась кручами, и в конце концов равнина превращалась в ограждавшее Кифрос с юго-востока Пустое Плато.
   - Надеюсь, - промолвила Елена, - на сей раз твоя задача будет проще, чем в прошлый, когда нам тоже пришлось расстаться.
   - Хочется в это верить, командир Елена.
   Валдейн отдал мне честь, и бойцы повернули обратно, тогда как я направил Гэрлока к перевалу. А когда оглянулся, мои недавние спутники уже превратились в точки.
   Дорога в начале перевала была узкой, не более дюжины локтей в ширину, пересекавшая ручей, который мне было совсем нетрудно перешагнуть. Ложе его, однако, имело глубину в добрых четыре локтя, а лежавшие в нем обкатанные булыжники наводили на мысль о том, что прежде ручей был быстрым и полноводным. На самой дороге попадались отпечатки конских и даже бычьих копыт, а также относительно свежие лепешки навоза.
   Примерно в двух футах за речушкой дорога пошла на подъем. Пони заржал.
   - Знаю, - сказал я, поглаживая его шею. - Мало радости везти в гору все эти инструменты, да и компании у тебя нет.
   Выбравшись на прямой участок дороги и убедившись, что ни сзади, ни спереди нет никого, кто мог бы это заметить, я установил искривлявшие свет щиты, и мы с Гэрлоком сделались невидимыми. Правда, сами мы тоже ничего не видели: теперь мне приходилось нащупывать путь с помощью чувства гармонии. Гэрлок умерил шаг и забеспокоился, так что мне пришлось снова погладить его и малость подкрепить гармонией. В настоящий момент особой надобности в маскировке не имелось, но пони отвык от невидимости, а я хотел, чтобы он снова приспособился к ней на тот случай, если к этому трюку придется прибегнуть в серьезных обстоятельствах. Щиты воздействовали лишь на свет, а стало быть, стоило Гэрлоку заржать, и мы оказались бы обнаруженными. Выдать нас могли и отпечатки копыт. Было бы здорово, имей я возможность решить все наши проблемы с помощью магии, но, увы, магия далеко не всесильна.
   Спустя некоторое время Гэрлок малость успокоился и вернулся к нормальному аллюру. Я отпустил щиты и перевел дух. Оказалось, что мы успели проехать меньше одного кай: путешествуя вслепую, на быстроту рассчитывать не приходится.
   - Славный малый, - похвалил я пони.
   Чем выше мы забирались в горы, тем становилось холоднее. И я, и Гэрлок уже выдыхали пар, так что в конце концов мне пришлось остановиться и натянуть теплую куртку. Правда, застегивать ее я не стал.
   Еще через десять кай крутой подъем закончился, и дорога пошла по длинной лощине, поросшей чахлой травой и приземистыми кедрами. То здесь, то там торчали здоровенные валуны, заметенные с северной стороны еще не успевшим растаять снегом. А вот на дороге снег стаял, смыв при этом большую часть отпечатавшихся ранее на влажной глине следов. Кое-где трава выглядела скошенной, но ни коз, ни овец на глаза не попадалось.
   Елена сказала мне, что на этой дороге имеется постоялый двор, и, разумеется, не обманула. Правда, хижина представляла собой развалюху: деревянная дверь сорвалась с проржавевших железных петель, а поросшая травой крыша во время дождя или снегопада явно протекала. Во всяком случае, на это указывали влажные пятна и углубления на грязном полу. Несмотря на то, что дверь практически отсутствовала, холод меня не страшил: эта проблема легко решалась с помощью магии гармонии. Чего нельзя было сказать о еде всухомятку: сами по себе хлеб и сыр вовсе недурны, но я ел их уже почти целую восьмидневку, так что поневоле заскучал по стряпне Риссы. И даже по своей собственной.
   Дав Гэрлоку пощипать травку, я покормил его зерном и отвел на водопой к находившемуся позади дорожной хижины источнику. Окинув взглядом лежавшую впереди дорогу, поднимавшуюся к Нижним Рассветным Отрогам, я отвел пони назад в дом и разложил в уголке свой спальный мешок.