Панарин Сергей. Флаг вам в руки!

   – Хм, я давно недоволен особым полком и обязательно разберусь, отчего мне до сих пор не подали рапорт о Николасе. Ты уверен, что этот сельский паренек захочет трон?
   – Барон молод. Злоумышленники обязательно постараются навешать на его юные уши отборной лапши. А если Николас пойдет на поводу у льстецов и провокаторов… Сейчас парень живет в моем доме, но рано или поздно он меня покинет. Тогда следить за ним будет некому.
   – Вы предлагаете заточить его в острог? Или убить?
   – Что вы, ваше величество! Такого никак нельзя допустить! – убежденно воскликнул Тилль. – Только представьте себе размеры народного негодования: «Где наш герой? Кто его убил?»
   – А что делать, Всезнайгель?
   – Я полагаю, его надо осторожно выслать за пределы королевства. С дипломатической миссией. А может, с военной.
   – Отличная идея! Отправлю его в Черное королевство послом.
   – Осмелюсь не согласиться, ваше величество, – задумчиво произнес Тилль. – По-моему, отправка в Черное королевство будет воспринята людьми как казнь. Давайте отошлем его не очень далеко, в сопредельное с нами государство, хотя бы в Наменлос. Пусть он приложит свои таланты к нашим не очень добрым соседям. А здесь, глядишь, забудут Николаса Могучего. Тут-то мы его и переведем поближе к Черному королевству.
   Король помолчал, теребя одеяло. Проект придворного колдуна был интересен с нескольких сторон. И отсылка опасного барона, и возможность досадить упрямцу-соседу…
   – Ты по обыкновению мудр, Всезнайгель. Подготовишь своего гостя к миссии?
   – Более того, я провожу его до границы.
   – Хорошо, побольше бы таких верных людей… Сегодня же издам указ. Завтра мальчонка должен выехать.
   – Понял, ваше величество.
   Тилль уже хотел откланяться, но король остановил его:
   – Что с Катринель?
   – Ах, с принцессой! Вчера в столице объявился провинциальный законник, некий Засудирен. Из Лохенберга. Законник изъял у пойманного на краже коня разбойника золотые вещи, а именно кольцо, самопрялку и мотовило. Исполняя ваш секретный приказ, Засудирен привез вещи на опознание. Ночью ваши сыщики разъехались с данными предметами по ювелирам, дабы те опознали, их ли это изделия. Думаю, скоро мы получим подтверждение.
   – А преступник?
   – Самому конокраду удалось бежать из тюрьмы Лохенберга, ваше величество. По словам законника, не обошлось без волшебства. Разумеется, я не поверил, обстоятельства побега будут расследованы. Опять-таки дело для ваших сыщиков из особого полка, они им и занялись.
   – Ох уж этот особый полк…
   – Кстати, вор сразу показал себя непростым типом.
   – Хм, еще бы, с вещами Катринель!
   – Не только. Странный разбойник зачем-то обряжался смертью и пугал народ в южных окрестностях Зачарованного леса. Засудирен считает, что возмутитель спокойствия – заговорщик. Получается, ваша невеста могла попасть в плен к изменникам. Вероятно, к изменникам-магам.
   – Дункельонкель вернулся?!
   – Нет, ваше величество, об этом я бы наверняка узнал.
   – Ладно. Докладывай любые новости. Если есть заговор, я хочу, чтобы он был раскрыт!
   На том и закончилась беседа с королем Генрихом. Монарх остался взволнованным, Всезнайгель отправился домой довольным.
   Там его нетерпеливо ждали Коля и Катринель.
   – Для беспокойства нет причин, – заявил Тилль. – Завтра мы отбываем к границе с Наменлосом. Так что готовьтесь. Кстати, сегодня во дворце шушукались, что граф Михаэль Шроттмахер проболеет недели две. Вы его, Николас, сильно зашибли. Не самое лучшее отношение к одному из ближайших наследников престола. Пойду, напишу письмо брату.
   Перед рядовым Лавочкиным стояла задача, которую необходимо было решить перед отъездом: разыскать герольда графа Шроттмахера и получить плату за поединок – гарантированное возвращение домой, в полк. Коля намеревался потребовать своеобразную отсрочку выплаты.
   «Вот отвезу Катринель в безопасное место, и можно двигать на Родину», – думал парень.
   Он вышел на Зеленый рынок, спросил у прохожих дорогу к усадьбе Шроттмахера. Подойдя к дому Михаэля, Коля в нерешительности остановился. Как себя повести? Что люди скажут о человеке, пришедшем к герольду своего вчерашнего противника? Не будет ли это оскорблением чести графа?
   – А мне какая разница? – буркнул солдат и постучался.
   Дверь отворил старый слуга.
   – Добрый день, – поздоровался Коля. – Мне бы…
   – Здравствуйте, барон, – склонил седую голову слуга. – Граф ждет вас.
   Парень немало удивился, но отступать было поздно.
   Шроттмахер сидел в кресле, укрытый одеялом и пледом. Благородное лицо графа было болезненно бледным и слегка отекшим.
   – А, Николас, – тихо начал Михаэль. – Спасибо, что зашли. Рад вам. Располагайтесь.
   Солдат сел в кресло напротив графа. Тот продолжил:
   – Извините, что не встаю. Ума не приложу, где вы научились такому приему… Но еще больше меня беспокоит другое. Что за колдуны вам помогают?
   – Вы же знаете, граф, волшебство на турнирной площади невозможно, – Коля слегка растерялся.
   – Я не о турнире, – Михаэль поморщился, чуть изменяя позу. – Я о своем герольде, о Клаусе.
   – Что с ним?
   – Это я у вас хотел спросить.
   Парень непонимающе смотрел на графа.
   – Наверное, вы действительно ни при чем… – после недолгого раздумья сказал Шроттмахер. – Вчера Клаус прямо здесь, на моих глазах, превратился в курицу. Представьте себе, вот он, Клаус, и вдруг – хлоп! – нет его, а есть гора одежды и кудахчущая под ней испуганная рябая несушка.
   – Не может быть! – выпалил Коля.
   – Слово дворянина, – с достоинством произнес граф. – Извольте убедиться сами, он в соседней комнате.
   Лавочкин прошел к закрытой двери, распахнул ее и увидел на столе большую клетку, в которой сидела курица. Увидев Колю, она заволновалась, раскудахталась, стала жаться к дальней от солдата стенке.
   – Смотрите-ка, он вас узнал! – воскликнул Михаэль.
   Парень отошел в глубь спальни графа, надеясь, что птица успокоится. Но курица громко раскудахталась. Шроттмахер позвал слугу.
   – Что с ней? С ним… – сипло спросил граф у старика.
   – Смею заметить, господин, обычно они так кричат, когда несутся.
   – Ты хочешь сказать, дурья башка, что бедняга Клаус сейчас снесет яйцо?!
   – Простите, я не знаю о намерениях… господина герольда, но куры кудахчут громко и часто именно, когда…
   Птица вдруг замолкла на несколько мгновений, и люди услышали подозрительный стук о прутья клетки.
   – Пойди, посмотри, – велел слуге граф.
   Старик приблизился к клетке, обернулся к хозяину и Коле.
   – Так и есть, господин граф, снес… ла, – развел он руками. – Но не простое яичко…
   – Золотое, что ли? – усмехнулся и снова сморщился от боли Михаэль.
   – Да…
   – Неси сюда, обормот! Шутить вздумал?
   Слуга открыл дверцу, вытащил яйцо и снова запер клетку. Поднес «улов» Шроттмахеру.
   На ладони старика лежало золотое яйцо с выдавленной на нем надписью: «Клятвопреступник».
   Коля обалдел.
   – Граф, – сказал он. – Я брал с вашего герольда клятву о том, что в обмен на мое согласие участвовать в поединке ваша сторона предоставляет мне способ вернуться на Родину, в мой мир… Если он соврет, то пусть станет Курочкой Рябой.
   – Полно вам, барон, – скривился Михаэль. – Я вам сейчас поклянусь, что я женщина. Смотрите: клянусь, что я женщина, иначе быть мне конем! Ну, иго-го?
   – Я, честно говоря, шутил над вашим Клаусом… Значит, про могущественного колдуна, который вернет меня домой, он соврал…
   – Уважаемый Николас, я приношу свои извинения, – граф с сожалением покачал головой. – Клаус делился со мной вчера, здесь, после боя, что за ложь он вам продал. Я без всяких шуток признаюсь: у меня нет знакомых могущественных колдунов. И мне жаль… Я так хотел этого поединка. Как мальчишка. Вот он и соврал.
   Солдат с грустью поглядел на Михаэля, потом на курицу.
   – До свидания, граф. Я должен идти. Поправляйтесь скорее.
   Слуга проводил парня к выходу. Шроттмахер чувствовал себя обманщиком.
   Лавочкин брел к Зеленому рынку, печально повесив голову. Картинка получалась препоганейшая. В начале куриной истории Коля растерялся, но стоило Михаэлю обмолвиться, что он знал об обещании Клауса, и до парня мгновенно дошло: граф и его герольд придумали и разыграли для него спектакль с рябой курицей и якобы золотым яйцом. За простачка держали. Думали, он поверит в их сказочку. Ну, что ж… Не впервые люди отказываются платить по счетам. Бог им судья. Теперь вся надежда на Всезнайгеля.
   «А я-то раскатал губищу, – горько усмехался солдат. – Попросить об отсрочке хотел. Лох, чистой воды лох»…
   Желая хоть немного взбодриться, парень отправился к лавке Йорингеля.
   Скорняк радостно поприветствовал делового партнера.
   – Видите, Николас, мой листок? – чуть ли не кричал мастер, размахивая перед Колиным носом исписанной бумажкой. – Это заказы на остатки вашего птицеящера.
   – Здорово, – проговорил солдат, пытаясь натянуть на лицо улыбку.
   «Натягивай на чурбан улыбку или не натягивай, все равно чурбаном останется», – мысленно казнил себя парень.
   – А это, – скорняк выложил на прилавок большой мешочек с талерами, – остаток моего долга. Господин Николас, мы с вами почти богатеи!
   – Да-да, Йорингель, – пробубнил Коля. – Почти богатеи…
   – У меня есть просьба… – начал мастер, но осекся. – У вас что-то случилось?
   – Нет, Йорингель, не обращайте внимания. Временные трудности. Что за просьба?
   Скорняк слегка стушевался, однако сказал:
   – В общем, у клиентов сложилось ощущение, что мы с вами – постоянные партнеры. Мы говорим: «Кожаные изделия от Йорингеля», подразумеваем «От Николаса». Я подумал, а почему бы нам не остаться партнерами впредь?
   – Я бы с радостью, только больше не охочусь.
   – Вы не понимаете. Я имел в виду другое: пусть ваше имя останется на вывеске и ярлычках, а я стану отчислять вам долю. Например, талер с каждых двадцати. Еженедельно. Я не обману!
   – А! Вот вы о чем! – воскликнул Коля. – Не возражаю. Конечно, я вам верю, и мастер вы замечательный. Я должен исчезнуть на неопределенное время. Если не объявлюсь в течение года, моя доля – ваша. По рукам?
   – Естественно!
   С этого дня барон Николас Могучий стал лицом и брэндом скорняцкой лавки Йорингеля.
   Взяв мешок с причитающимися за птицеящера деньгами, солдат навестил игрушечника Ринкранка.
   К Колиному удивлению, в палатку стояла очередь из пяти человек: три пацана, женщина и мужчина. Пока настоящий Николас беседовал с Ринкранком, каждый из покупателей взял по игрушечному. Маленькие Николасы стояли на прилавке плотными рядами, а остальные рыцари сиротливо притулились сбоку. Мастер ловко поставил на места купленных новые фигурки. Очень кстати: подбежала новая стайка детей, зазвенели талеры.
   Ринкранк радовался жизни не меньше Йорингеля. В карман солдата перекочевал небольшой мешочек с его долей выручки.
   – Как договаривались, по талеру с пяти, – пояснил мастер. – Другие игрушечники тоже стали тебя делать, но я был первый, ко мне идут лучше. Еще по городу бродит слух, что я делал свои фигурки прямо с тебя, а ведь так оно и есть! Вот народ и идет в мою палатку. Правда, я снизил цену до четырех талеров за штучку.
   – Ринкранк, слушай, с сегодняшнего дня считай мою долю как один с двадцати, – предложил Коля. – Не возражай. Я уеду и могу не вернуться…
   И солдат повторил те же условия, что предложил и Йорингелю.
   Игрушечник был на седьмом небе.
   Лавочкин же не был в сильном восторге. Да, он срубил кучу бабок и вообще проявил себя как опытный игрок в «Монополию». Но к радости добавились две ложки дегтя. Во-первых, позорное надувалово со стороны Клауса и графа. А во-вторых, рядовой никогда и не планировал заниматься бизнесом! Солдат испытывал чувство сродни стыду, хотя не объяснил бы внятно – перед кем и за что.
   Не в деньгах счастье.
   Слуга мудреца Хайнц встретил Лавочкина в прихожей и промолвил неизменно грустным тоном:
   – Барон Николас, Тилль хочет вас принять в своем кабинете. А в гостиной жаждет встречи маркиза Знойненлибен. Она осведомлена о том, что мудрейший ждет вас, поэтому любезно согласилась скоротать свой досуг в одиночестве.
   Парень занес деньги к себе в комнату и отправился на второй этаж.
   Дверь кабинета была открыта. Здесь по-прежнему царил творческий беспорядок. Клюка, на которой обычно спала сова, пустовала. Всезнайгель сидел за центральным столом спиной к входу и писал.
   – Закройте за собой дверь, Николас, и садитесь, – сказал он, не оборачиваясь.
   Коля выполнил просьбу мудреца. Тилль отложил перо в сторону, сцепил пальцы.
   – Ситуация меняется не в лучшую сторону, Николас… Мне тут сова на хвосте принесла, что вами интересуются на магическом уровне, – сообщил Всезнайгель. – Причем не самые хорошие люди. Был замечен ворон одной колдуньи. Ворон о вас вызнавал… Имя Хельги Страхолюдлих о чем-нибудь говорит?
   – Только о том, что человеку не повезло с фамилией, – попробовал пошутить парень, но вышло кисловато, без искорки. – Никогда о такой не слышал.
   – И хорошо, что не слышали. Плохо, что приходится о ней вспоминать. Хельга была соратницей мага, пытавшегося занять место короля Генриха. Редкая представительница дворянства в стане волшебников. Довольно сильная колдунья. Опасайтесь удара в спину.
   – Ладно, – пожал плечами Коля.
   – Эй, так дело не пойдет! Вас что-то гложет, – насторожился Всезнайгель. – Что случилось?
   Солдат подумал-подумал да и решил для разнообразия рассказать Тиллю о сделке с Клаусом и розыгрыше с Курочкой Рябой. Парню было стыдно перед мудрецом за то, что не посоветовался, договариваясь о поединке. Захотелось пожаловаться, как его облапошили граф со слугой…
   – Хм… Нехорошо получилось, – бесцветно произнес Тилль. – И вы отнюдь не молодец, Николас. Не верите мне, значит. Обидно! Но Клаус… Надо его за этот проступочек слегка наказать. Графа трогать не будем, вы его уже приложили… Посмотрим, что можно сделать.
   Мудрец встал, выкопал из-под завалов зеркало. Не очень большое, с глянцевый журнал. В потемневшей резной раме.
   Прислонив зеркало к штативу, Всезнайгель потер поверхность рукавом. Отражение кабинета и Тилля помутнело, поплыло…
   – Сейчас мы его найдем и хорошенько испугаем, – пробормотал придворный колдун.
   Коля глазел на зеркало.
   – Покажи Клауса, герольда, – приказал волшебному предмету Тилль.
   Муть растаяла, в зеркале появилось изображение клетки и сидящей в ней Курочки Рябы.
   – Ух, ты… – выдохнул солдат.
   Всезнайгель присвистнул.
   С крайнего стола соскочил котел и заплясал к центру напольной пентаграммы.
   – Тьфу, все время забываю! – раздраженно воскликнул мудрец. – Место!

Глава 21
Прапорщик в гостях у сказки, или Песнь о любви и смертоубийствах

   У бывшей графини Хельги Страхолюдлих, открывшей глаза и увидевшей перед собой сопящего Повелителя, чуть крыша не поехала. Голова Мастера покоилась на руке графини. Рука онемела.
   «Что же вчера было?» – спросила себя женщина.
   Она заглянула под одеяло и обнаружила, что на ней ничего нет. На Мастере были только загадочные штаны (графиня не знала словосочетания «семейные трусы») и растительность на груди – вот и весь наряд…
   Фантазия дорисовала остальное. Колдунья чуть не умерла от счастья. Но наступал новый день, и надо доказывать господину, что он не ошибся в выборе.
   «Наверняка слуги бездельничают, – обеспокоилась Страхолюдлих. – А ведь нужен королевский завтрак, ванна Мастеру… Циклопа и то, скорее всего, не покормили! А ворон? Вернулся ли?..»
   – Товарищ прапорщик, можно встать?.. – прошептала графиня.
   – Угу… – Палваныч, не просыпаясь, чмокнул даму в плечико и перевернулся на другой бок, освободив ее руку.
   Хельга тихо встала, поддерживая онемевшую конечность. На цыпочках покинула спальню. Прикрыла дверь. Чуть ли не бегом направилась к себе, оделась, помчалась на кухню.
   Повар крутился у котлов, слуги также изображали ударный труд. Работник, ответственный за циклопа, понуро сидел в углу, кусая ногти.
   – Чего расселся? – набросилась на него графиня. – Кормил Гроссмалыша?
   – Н-нет, ваша светлость, госпожа…
   – Почему?
   – Его нет, ваша светлость, госпожа…
   – Кого нет?
   – Циклопа, ваша светлость, госпожа…
   – Уничтожу! – взвизгнула Хельга. – Тупой врун!
   – Его взаправду нет, он исчез, ваша свет…
   – Пойдем, я хочу его видеть! И скормить ему тебя, лживая морда. А вы – живо готовьте самый замечательный завтрак и купель господину!
   Страхолюдлих черным метеором вылетела из кухни. Слуга засеменил следом.
   Остальные заработали бойчее. Повар тихо съехидничал:
   – Ну, ничего. Теперь у нее мужик появился. Может, перестанет мегерничать…
   Спустя полчаса угрюмая графиня вернулась. Не съеденный слуга по-прежнему топтался за ее спиной.
   – Куда вы дели Гроссмалыша?
   Молчание было бы лучшим ответом. Но повар не удержался:
   – Мы его не брали.
   Хельга сложила пальцы правой руки и сделала движение, будто кинула в повара щепоть соли.
   – Будешь немым. Месяц.
   Повар попробовал что-то сказать, но кроме мычания ничего не получилось.
   – С пропажей циклопа разберусь позже, – решила Страхолюдлих и поспешила в спальню Повелителя.
   Палваныч делал приседания. Графиня зашла и присоединилась к физкультурному движению. Так они и присели вдвоем раз пятнадцать.
   – Товарищ прапорщик, – по возможности нежно произнесла дама, стараясь поймать ритм. – Не угодно ли… принять… купание?..
   Прапорщик закончил упражнение.
   – С удовольствием, Хельга. А что будешь делать ты?
   – Мне необходимо разобраться с пропажей Гроссмалыша.
   – А, циклопа, что ли? Я его отпустил.
   – Как?!
   В этом невольном возгласе отразились все слои удивления графини. Но она сразу же вспомнила, кто у нее в гостях. Ему, разумеется, не составило труда проникнуть в самые сокровенные тайны замка, презреть магическую защиту зала, некогда устроенную маленьким народцем, и переместить здоровенного циклопа хоть за тридевять земель. Колдуны и ведьмы, иначе говоря, люди, не были способны на заклятие перемещения. А нечистая сила, тем более сам товарищ прапорщик, могла заставить исчезнуть любой объект.
   Ведьма Хельга не представляла, как она близка к истине: Палваныч за годы службы настолько хорошо освоил телепортацию, что пора было строить еще один гараж для приемки исчезнувших со склада вещей.
   Словом, Страхолюдлих после случая с Гроссмалышом навсегда укрепилась в своем заблуждении насчет Дубовых: он точно Повелитель Тьмы.
   – Ну, гражданочка, – Палваныч стал поднимать павшую ниц Хельгу. – Что ты плюхаешься каждый раз без команды? Нестоячкой заболела? Закаляйся, овощи жри. А то бледная вся, как оцинковка… Короче, приказ. Шлепай делать завтрак, а я мыться.
   Графиня удалилась. Она мысленно поклялась сделать все для товарища прапорщика, чего бы ей ни стоило это обещание. Шпыняя немого повара и прислугу, она накрыла восхитительный стол.
   Палваныч плескался, пуская мыльные пузыри.
   Хельга сходила в башню. Ворон сидел на насесте.
   – Вр-р-ан пр-р-ринес интер-р-ресные новости, госпожа, – заговорила птица.
   Помимо краткого экскурса в недолгую, но богатую подвигами историю Николаса Могучего, Страхолюдлих услышала, что парень стал бароном, а буквально вчера победил в турнирном поединке самого сильного и титулованного рыцаря королевства. Ворон рассказал множество подробностей о сражениях, в которых побывал Николас.
   «Впечатляет, но ничего-ничего, – размышляла графиня, – герои-рыцари сильны, однако тупы и беззащитны перед хорошим заклятьем».
   Неутешительной была информация о месте проживания Николаса Могучего. Дом Тилля Всезнайгеля! Придворный волшебник был Хельге не по зубам. Она признавала его превосходство и не стремилась влезть в петлю.
   Но! Как всегда, но!
   Во-первых, с ней был товарищ прапорщик!
   А во-вторых, она кинет клич всем темным ведьмам и колдунам! Настало время дать поганцу Тиллю, придворному магу-мудрецу королевства Вальденрайх, настоящий бой во славу Мастера! И она, Хельга, станет главным полководцем, правой рукой товарища прапорщика!
   – Вран! Слушай команду, – неосознанно подражая тону Палваныча, сказала графиня. – Облететь всех членов ордена. Передать каждому сообщение: «Повелителю нужен Николас Могучий. Сбор у столицы, между двумя холмами перед Зачарованным лесом. Завтра, в полночь». Понял?
   – Без вопр-р-росов!
   – Вернись сегодня ночью. Ты будешь мне нужен. Выполнять!
   Ворон вылетел в открытое окно.
   Женщина постояла пару минут, скрестив руки на груди.
   – Этот Николас – та еще загадка. С ним наверняка есть магическая сила. Он неправдоподобно везуч… Точно! Он же бывший слуга Повелителя… – прошептала Хельга и пошла докладывать новости тому, кто велел называть себя товарищем прапорщиком.
   Палваныч уже вылез из большой купели. Ему понравилось. Не ванна, конечно, но если есть, кому таскать теплую воду, то блаженство, да и только!
   Прибежала Хельга, повела на завтрак. Выложила сведения о Николасе.
   Поглощая блюдо за блюдом, Дубовых скорее восклицал, чем думал.
   «Ну, Стульчиков… Или Табуреточкин?.. А, не важно. Ну, дезертир, погоди!»
   – Сколько до Сталенштадта пешим порядком?
   – До Стольноштадта, товарищ прапорщик, – рискнула исправить графиня. – Пешком будет день и вечер. Поедем на лошадях или в карете! Это составит чуть больше половины дня.
   – Тогда выступаем на гужевом транспорте утром. А то я гляжу, мы с тобой, мать, разоспались… Пока промотыляемся – вечер уже. Возражения, соображения есть?
   – Никак нет, товарищ прапорщик! – ласково проговорила Хельга, прильнув к надежному плечу Палваныча.
   Копна черных волос заструилась по его руке.
   «Эх, хорошая вроде бы баба… – прапорщик мечтательно вздохнул. – С такой жить и жить. Деток завести, огород посадить. Тут напротив замка землищи – усажайся! Кур завести, хрюшку… Только вот склад бы еще…»
   – Слышь, Хельга. А у тебя склад есть?
   – Есть.
   «Идиллия крокодилия!» – прапорщик закончил рисовать мысленный рай на земле. Картина получилась идеальной.
   Но что-то все же мешало хватить кулаком по столу и выпалить: «Выходи за меня, Страхолюдлих!» Конечно, мешала не фамилия… И не разница в образовании и социальном положении… Мешала тихая, бьющая горячим ключиком где-то в сердце тоска. Хотелось домой, в полк, в Россию… Казалось бы, вот она – жизнь. Точнее, не жизнь, а сказка. Селись и радуйся. Вон как эта черноволосая смотрит! Ан нет, не сможется, скорее всего, не срастется. Потому что все последние дни бил тот ключик. Чем дальше, тем сильнее.
   – Эх, Хельгуша, – приобнял за плечи графиню Палваныч. – А давай для разнообразия напьемся?
   Страхолюдлих сложила пальцы для щелчка, но прапорщик накрыл ладонью ее руку, мол, не торопись.
   – Или еще лучше: давай пить не станем. А то пьешь, пьешь… А время бежит.
   Хельга внимательно слушала, пожирая Палваныча глазами.
   – Мы с друзьями, не поверишь, целые эпохи пропивали. Сели в саду как-то… Райское местечко, не помню где… Налили, вздрогнули, разговоры пошли. Кончилась огненная вода. Послали там черта одного из молодых. Сгонял, принес. Хлопнули. Душа горит! Песни попели. Потом еще пили, потом пошли куда-то, устроили там Содом и Гоморру, так сказать. В общем, когда гудеть перестали, чуток протрезвели… Глядь, а государства, где в загул ушли, и нету уже! Другое совсем государство, точнее, много разных, все кувырком… Вот такая карикатура.
   Графиня тщетно силилась представить многовековой запой. Не для смертной женщины эта история.
   Прапорщик же закруглялся со своей проповедью:
   – Мы в полку своем, конечно, комики те еще. Смеется кто-то всегда над нами. Мол, все не как у людей. Порядки другие, понятия перпендикулярные. А ты, Хельгуша, представляешь, как иногда хочется побыть нормальным, простым человеком?..
   Страхолюдлих захлестнуло сопереживание: ах, эта неизъяснимая грусть бессмертного, который в бездонном одиночестве своего сверхсуществования желает стать простым смертным, но не может!.. Из глаз графини потекли слезы.
   – Не плачь, мать, – Палваныч поцеловал ее в лоб. – Я вот с тобой сижу, откровение тебе подаю, а сам, не поверишь, рвусь всеми жабрами души своей обратно! Домой хочу нечеловечески!.. Ты все же щелкни пальчиками. Но только бутылочку.
   К чести расчувствовавшейся парочки, были выпиты только две бутылки. Прапорщик попросил графиню рассказать о себе.
   Она поведала о ведьминском детстве, колдовском отрочестве, боевой магической юности под предводительством легендарного Дункельонкеля. Проиграли… Проклятый Всезнайгель со товарищи расставил серию коварных ловушек, и силы нового, самопровозглашенного короля были смяты и рассеяны.
   – Хочешь, я твоему Всезнайгелю морду набью? – предложил Палваныч.
   – Да! – Хельга вскочила и закружилась в вальсе.
   Годы забвения не сломили молодую колдунью. Она работала над собой, вернула традиции шабаша. Не зря все затевала! На последнем явился прапорщик… А колдунья уровня Хельги способна с первого взгляда определять, из этого мира существо или нет…