Панарин Сергей. Флаг вам в руки!

   Услышав звук удара тел о землю, людоеды испуганно присели, а потом задали стрекача.
   Прапорщик Дубовых тут же пришел в себя. Его организм жаждал битвы, разрушений и жертв. Палваныч мгновенно оказался на ногах, готовый к любым неожиданностям.
   Однако неожиданности отсутствовали.
   Хельга стояла над копьем, оставленным паникерами-людоедами.
   – Хельгуша, – позвал прапорщик.
   – Да, Пауль, – тихо отозвалась графиня.
   – Ты нормально?
   – Да.
   Она подбежала к Палванычу и разрыдалась, уткнувшись ему в грудь.
   – Ну, что ты… Это… типа… отставить… Ну? Отставить… Вот…
   Он неловко гладил даму по голове.
   – Передай всем нашим бойцам приказ. Пусть немедленно вооружатся штатным холодным оружием типа кинжал. Ваша магия хорошо, а ножик лучше.
   – Так точно.
   Мысли Дубовых вернулись к только что пережитому:
   – Кто это был?
   – Людоеды, – всхлипывая, ответила Хельга.
   – А отчего такие тупые?
   – Национальная особенность… А еще они умеют оглуплять свои жертвы. Это способ охоты.
   – Ишь ты, загогулина, – подивился прапорщик. – Ну, эти-то слишком тупые оказались. А ревешь-то чего?
   – Я себя помню! Там, наверху. Я тупая-тупая была… Стыдно! – женщина снова разревелась. – Не то, что ты. Ты какой был, такой и остался!
   Палваныч гордо обнял Хельгу.
   – Только я не пойму, почему ты не вызвал своего рогатого слугу? – спросила колдунья.
   – Его-то?.. – замялся прапорщик. – Ну… Решил дать парню выходной.

Глава 26
Знаменосец в потемках, или Осторожно, магия!

   Коля Лавочкин лежал на полу, беззвучно стеная от боли. Дыхание постепенно возвратилось. Парень встал на четвереньки, потом поднялся на ноги.
   «Дурак, – казнил себя солдат, – потерял Катринель по такой глупости! Мало тебе эти особисты двинули, нужно было еще по чайнику врезать…»
   Он в растерянности блуждал взглядом по комнате, соображая, что делать дальше.
   Из коридора донеслось шуршание и чей-то глубокий вздох.
   – Ну, отпустите же, – раздался голос Катринель.
   Лавочкин выскочил из комнаты и увидел застывших в нелепых позах шпиков. На плече одного висела барахтавшаяся принцесса.
   «Фильм „Кавказская пленница“, стопкадр, – подумал Коля. – Но что вообще случилось-то?!»
   Постепенно до парня дошло: он, барахтаясь на полу, просипел: «Стоять, ни с места», касаясь упавшего знамени! Работает магический артефакт, еще как работает.
   Лавочкин помог Катринель слезть с замершего шпика, привел ее в комнату.
   – Что там произошло? – принцесса махнула рукой в сторону выхода.
   – Я немножко колдун, – пояснил Коля.
   Он поднял знамя. Подошел к выходу. Распорядился:
   – Эй, вы, двое! Ну-ка бегом ко мне!
   Бойцы особого королевского полка четко исполнили приказ.
   – Зашли в комнату, живо. И к стенке.
   Шпики снова повиновались.
   Коля запер дверь.
   – Катринель, мотаем!
   – Ты имеешь в виду, связать их? – захлопала глазами девушка.
   – Нет, бежим. Быстро собираемся и двигаем отсюда. – Солдат обернулся к плененным шпикам: – А с вами-то что делать?.. Во! Ложитесь-ка спать. Отбой до завтрашнего утра!
   Бойцы улеглись на кровати и мирно засопели.
   Было в этом зрелище нечто устрашающее. Принцессу аж передернуло:
   – Как мертвецы!
   Парень ничего не ответил, запихивая по мешкам вещи. Девушка опомнилась и присоединилась к сборам.
   – Умеешь на лошади ездить? – спросил солдат.
   – Конечно.
   – Тогда одевайся для верховой прогулки. Поедем на моей Кобылке.
   Лавочкин быстро нацарапал записку Всезнайгелю: «Вынуждены продолжить путь. Причины см. на кроватях. Николас».
   Было странно смотреть на нерусский текст, только что написанный собственной рукой. Цокнув языком, солдат положил записку на стол.
   Коля и Катринель закрыли комнату.
   Принцесса была в шапке-невидимке.
   – Блин! – спохватился парень, спускаясь по лестнице. – Где, интересно, третий шпик?
   – Может, уехал с докладом? – предположила девушка.
   – Пожалуйста, ни слова больше, тебя же нету! – шепнул Коля.
   Они направились в конюшню. Лавочкин быстро оседлал лошадь, помог невидимой Катринель занять место в седле. Уселся сам.
   За воротами Кобылка чуть не сбила с ног шпика, наблюдавшего за окном. Глаза бойца-соглядатая расширились от удивления. А Коля дотронулся до закрепленного сзади знамени и сказал:
   – Следуй за нами.
   Кобылка зашагала к околице, шпик топал следом. Прохожие не обращали на них внимания.
   Лавочкину было приятно: принцесса обнимала его за торс, чтобы не упасть с лошади.
   Но девушке было не особенно удобно. Ногам мешали притороченные к седлу мешки, а древко знамени чувствительно терло бедро. Еще принцессе было не по себе в присутствии пленного с остекленевшим взглядом.
   – Долго ты его собрался водить? – шепотом спросила она, щекоча губами Колино ухо.
   – Выедем из села, спрячем. Пусть поспит, как и его друзья.
   Коля прислушался к своим ощущениям. Не к тем, которые возникали при невольном касании губ Катринель, когда она шептала. И не к тем, что он испытывал, ощущая объятия принцессы. Солдат вдруг понял: ему нравится пользоваться возможностями, даваемыми знаменем. Манипулирование бойцами особого королевского полка доставляло удовольствие.
   «А я, оказывается, маленький фюрер, – подумал Коля. – С этим надо бороться».
   За околицей начались яблоневые сады. Ветви деревьев свисали под тяжестью зеленоватых плодов.
   – Иди вон к той яблоне, садись под ней и засыпай. Проснешься в полночь, – приказал солдат соглядатаю.
   Шпик послушно потопал к дереву.
   – А не замерзнет? – заволновалась Катринель.
   – Скорей упарится, – усмехнулся парень. – У вас в стране теплынь несусветная. Значит, жалеешь его. А ты знаешь песню про их вояку Ремборднунга? «Первая ты моя кровинушка» называется.
   – Да.
   – Помнишь, чем там резня закончилась?
   – В полк его вернули, кажется…
   – Именно. Чувствуешь размеры опричнины? Он штабелями народ укладывал, но вообще не был наказан.
   – Да он же не виноват! Это Законник первый начал!
   – Ха! Вот и грохнул бы Законника. Ну, у вас, дворян, и понятия: не виноват, так выкоси хоть половину солдатни, да?
   – Куда едем? – спросила принцесса, помолчав.
   Лавочкин верил: Всезнайгель их найдет, как только разберется с делами. Но надо ли им двигаться к границе с Наменлосом? Сидели бы себе в компании спящих особистов, дожидались бы Тилля.
   «Занервничал, – признался себе парень. – Испугался… А ведь у меня же знамя!»
   – Николас, куда мы едем? – повторила принцесса.
   – К границе. До нее еще два дня трепыхаться. Всезнайгель нас догонит.
   Яблоневые сады сменились дубравой. Коля вспомнил наказ Тилля: необходимо избавиться от флейты. Парень высмотрел дерево помощнее, с дуплом.
   – Катринель, я должен спрятать дудку, – промолвил солдат. – Но сперва надудим еды.
   – К чему? Я недавно поела.
   – А я давно. Да и ты захочешь через час или два. Две курочки в седельной сумке еще никому не мешали.
   – Мне и так неудобно из-за твоих мешков. А древко натирает ногу…
   – И это говорит Пестрая Шкурка, несколько дней шатавшаяся по лесу! – изумился Коля. – Если мешает, сядь по-другому. Ишь ты, принцесса выискалась!
   – Да, я принцесса, господин барон! Чего ты от меня хочешь?
   – Чтобы ты помолчала, – раздраженно сказал парень, спрыгивая со знаменем с лошади. – Слабо?
   Девушка не ответила.
   – Ну и дуйся, – сказал Коля невидимой принцессе.
   Он подошел к дереву, вынул из-за пазухи флейту. Дунул пару раз. Прицелился и закинул инструмент в дупло.
   «Вот такая дубовая у меня жизнь, – подумал солдат. – В двух первых дубах нашел по магическому предмету, в третий сам прячу…»
   – Катринель, будешь пиво?
   Принцесса молчала.
   – Ладно, не обижайся! Прости. Ты устала, я нервничаю… Давай! Вот, я себя наказал!
   Коля отвесил себе подзатыльник.
   – Что, мало?! Вот еще!
   Парень повторил. Никакой реакции…
   Тогда он подошел к Кобылке, осторожно протянул руку и… никого не нашел.
   – Катринель! – закричал парень. – Катринель, ты где?
   На портрете, висящем в покоях принца Наменлосского Петера, Катринель была печальной. Художник, нарисовавший принцессу Вальденрайха по специальной просьбе Петера, отлично передал образ грустной красоты. Если бы этот художник увидел девушку сейчас, он бы порадовался: она выглядела точно так же, как и на картине.
   Но ни мастер-портретист, ни кто-либо другой не мог лицезреть Катринель, бегущую прочь от обидчика Николаса. Она хотела ответить ему колкостью, но не сумела вымолвить ни слова. И девушка поняла: барон грубо и беспардонно наложил на нее заклятие молчания.
   Принцесса не ожидала от Николаса столь гадкого поступка. Он оказался таким жестоким!.. Схватил знамя, велел заткнуться… И бровью не повел! Девушка беззвучно плакала.
   Невидимая немая Катринель бежала, не разбирая дороги, а растерянный солдат топтался возле лошади, пытаясь придумать способ найти принцессу.
   – Только бы она вернулась… – зашептал, словно заклинание, парень, сжимая древко в руке.
   Катринель в ужасе почувствовала, что ноги сами несут ее обратно. Она снова очутилась перед бароном. Глубоко и бесшумно дыша, буравила взглядом растерянного парня.
   – Тьфу, чего же это я? – опомнился Коля. – Всезнайгель же добился, значит, и я смогу. Хочу преодолевать чары шапки-невидимки, вот!
   Солдат уставился на разъяренную плачущую принцессу, стоящую прямо перед ним.
   Девушка размахнулась и залепила ему смачную пощечину.
   – За что?! – Коля схватился за щеку.
   Катринель разрыдалась. Она кричала, но остолбеневший парень не слышал ни звука. Постепенно до рядового Лавочкина дошло: да, жестокую шутку он сыграл со спутницей.
   – Господи, какой же я придурок, – простонал он, краснея от стыда. – Хочу вернуть принцессе голос.
   Лес огласили громкие рыдания девушки.
   – Прости, Катринель, я не специально, – заговорил солдат.
   Он отбросил знамя, подошел к принцессе, обнял.
   – Лучше бы ты… топором по голове, – всхлипывая, сказала Катринель.
   Над молодыми людьми, чуть выше деревьев пролетела ведьма. Заложила вираж.
   – Прячемся под дерево! – скомандовал Коля, подбирая знамя и таща за повод Кобылку.
   Ведьма снизилась, разглядывая парня.
   «Это Николас, – ликовала она, – Николас, враг товарища прапорщика! Теперь не уйдет!»
   Она направила метлу вверх и прошуршала по кроне. Ребята постояли несколько минут, ожидая – не вернется ли?
   – Интересно, что ей было надо? – спросил солдат.
   – Не знаю, – тихо ответила Катринель. – Ты заметил, какая мерзкая старуха? Да еще и с бельмом в глазу. Жуть…
   – Давай-ка отсюда двигать.
   И они поскакали к спасительному Наменлосу. Кобылка бежала бодро, принцесса больше не жаловалась на неудобства, а Коля гадал, что за разведчица столь нагло на него пялилась.
   Вскоре лес закончился. Открылись бесконечные поля. На них работали крестьяне – и мужики, и бабы. У некоторых за спиной в специальных авоськах сидели маленькие дети. Похожую картину Коля видел в выпуске «Клуба путешественников», посвященном бедности Африки.
   Молодые люди час за часом колыхались на лошади. Принцесса давно задремала, а парню приходилось бодриться.
   Мысли текли медленно, как кисель. Степь да степь…
   Солдат вздрогнул, прогоняя сон. Осмотрелся.
   Те же бескрайние поля. Невдалеке высокое дерево. А в небе…
   – Блин, опять воздух! – скомандовал Коля, наблюдая за далекой, чернеющей на сером облачном фоне, фигурой.
   Заехав под сень одинокого тополя, молодые люди следили за приближением загадочного метлолетчика. Затем солдат расслабился: он узнал Всезнайгеля.
   Принцесса приветственно замахала придворному колдуну. И спохватилась, вспомнив, что невидима. Потом рассмеялась. Тилль видит сквозь заклятие!
   Мудрец элегантно приземлился, сверкая зелеными глазами.
   – Куда сорвались? – набросился он на солдата. – Я же велел ждать! Снова на подвиги потянуло, Николас? Я тут летаю, ищу их…
   – Шпионы ворвались в комнату, сшибли меня с ног и схватили Катринель. Мы, если откровенно, перепугались… Я усыпил всех троих…
   – В комнате только двое.
   – Третий в саду.
   Всезнайгель сказал:
   – За вами, Николас, охотятся ведьмы и колдуны. Помните, я говорил о вороне? Его хозяйка близко. Если члены ее так называемого ордена ударят совместно, то я могу и не отбиться.
   – Вместе отобьемся, – Коля излучал уверенность. – Вы лучше скажите, что у вас с глазами?
   – Позеленели, глядя на вашу беспечность, – буркнул Всезнайгель. – Ладно. Вечереет, а до следующего поселка часов пять езды. Ночевать будем здесь, под защитой дерева. Поле отлично просматривается. Я слегка поколдую. Надеюсь, нас не обнаружат.
   Разбили лагерь. Недалеко от тополя обнаружился ручей. Солдат расседлал Кобылку, напоил. Тилль подробно рассказал о встрече с чудаком Шпикунднюхелем, о тех невообразимых глупостях, которые придумал глава особого отряда насчет заговора Николаса и Всезнайгеля. Посмеялись и сели ужинать. Припасенная курятина пришлась как нельзя кстати.
   Быстро стемнело. Было пасмурно – ни луны, ни звезд. Рядовой Лавочкин не любил таких ночей. Для разнообразия он дотронулся до знамени и пожелал увидеть луну.
   Облака расступились, и луна осветила поле.
   – Ваша работа, Николас? – спросил Тилль, показывая куриным крылышком на спутник Земли.
   Парень кивнул.
   – Хорошо придумали, – промолвил жующий колдун. – Вы делаете большие успехи в нашем ремесле, коллега.
   Коля не считал себя магом, справедливо полагая, что его возможности дарованы только полковой реликвией, и ничем иным.
   После трапезы Катринель закуталась в одеяло и прикорнула. Девушка устала от верховой езды.
   Солдату и Всезнайгелю не спалось. Они поворочались минут двадцать, а после разговорились, стараясь не разбудить принцессу.
   – Тилль, я все эти дни ищу способы попасть домой… – сказал Коля. – И я придумал! Если знамя настолько сильно в вашем мире, то мне нужно просто пожелать вернуться. Неплохая идея, да?
   Всезнайгель с интересом поглядел на солдата.
   – Николас, а давно ли посетила вас эта идея?
   – Вчера.
   – Неплохо. Вы действительно начинаете мыслить как маг. Только вы еще неопытный волшебник. И очень хорошо, что не бросились воплощать свою гипотезу в жизнь, а прежде решили посоветоваться со мной. Я, естественно, сразу же все оценил с точки зрения вашей проблемы. Казалось бы, все просто: пожелай – и попадешь домой. Но существует серьезное препятствие. Попробую объяснить на примерах. Дело в том, что магия тоже подчиняется законам природы. Вот вы дули в волшебную флейту, и появлялась курица, хлеб и пиво. Но где-то они исчезли. К ним приложились два магических действия: перемещение в пространстве и… готовка. Живая курица умерщвлялась, ощипывалась, потрошилась и жарилась. Пиво попадало в кружку…
   – А кем приготавливалась курица? – не сдержал любопытства Коля. – Ведь все происходит мгновенно?
   – Кому-то кажется, что мгновенно, а кому-то и нет, – сдержанно улыбнулся Тилль. – Запомните, Николас: человеческая магия не способна к моментальному перемещению предметов в пространстве. Это более древнее колдовство. И всегда темное. За редким исключением… Существует легенда, что в преисподней есть так называемое пекло быстрой еды. Несколько бесов, одетых во все красное, с неимоверной скоростью исполняют магические заказы. Ясно?
   – В общих чертах…
   – Тогда о вашем возвращении. Представьте себе пару соприкасающихся воздушных шаров. Это два мира, наш и ваш. Образно выражаясь, вы намереваетесь пронзить древком оболочку нашего мира. А что бывает с шариком, если его проткнуть? Он лопнет. В реальности речь идет о колоссальных потерях энергии, а не о разрывании миров в клочья. Улавливаете?
   – Более-менее.
   – Я не утверждаю, что такой эффект наступит обязательно. Но вероятность есть. И отнюдь не маленькая.
   – Вы все посчитали… – грустно улыбнулся Коля, которому только что зарубили очередную надежду на возвращение.
   – Да, в тот же вечер, когда вы продемонстрировали работу со знаменем.
   – Тогда почему вы до сих пор не закончили расчеты по моему возвращению?
   – Ох, Николас… – вздохнул Всезнайгель. – Я понимаю ваше разочарование… Но чтобы создать проход между мирами, необходимо притянуть шарики друг к другу, временно склеить, аккуратно проделать отверстие, выпустить вас домой, заштопать дыру. Надеюсь, вы представляете, сколь сложен каждый пункт нашей задачки? Пожалуйста, не торопите меня. Пусть все идет своим чередом.
   Солдат надолго задумался. Потом сказал:
   – Давайте предположим, что знамя умеет исполнять желания, ну, максимально деликатно. Иными словами, оставляет минимум побочных явлений. Тогда все теоретические ужасы можно не брать в расчет! Я просто растворяюсь в вашем мире и появляюсь в своем.
   – Николас, это вероятное развитие событий. Но, к сожалению, не единственное. Вы готовы рисковать целыми мирами? Кстати, давно хотел спросить: в вашем мире много таких волшебных знамен?
   – В моем мире вообще нет волшебства.
   – Ужасный мир, – подытожил Всезнайгель. – Все, спать.

Глава 27
Прапорщик берет след, или Все хотят на вечеринку!

   Михаэль Шроттмахер сидел на мансарде, глядя вслед уплывающим на северо-запад облакам. Они двигались туда же, куда уехал барон Николас Могучий, и в этом угадывался какой-то щемящий графское сердце символ.
   «Уплывает мое время, – думал экс-чемпион, – за молодым настырным Николасом. Когда-то я сменил Вильгельма Патлатого… Теперь и мне пора в металлолом…»
   После проигрыша Шроттмахер пребывал в меланхолии. Он часами сидел с фужером вина или книгой, но ни то ни другое не давало ему утешения.
   Желание вернуть блеск давно оставило графа. Проиграв, он словно протрезвел. Зачем он затратил столько душевных сил на погоню за ускользающей популярностью? Тщетный труд, вызывающий жалость…
   Нет, Шроттмахер не распустил нюни. Он ни разу не обвинил Николаса в своем поражении. Но понял: пора уходить с турнирного поля.
   Пожалуй, еще один сезон, и все. Граф без труда вернет чемпионство, ведь Николас обещал, что больше не станет участвовать в ристалищах. А без барона турнир будет почти формальностью.
   А там и за ум надо браться.
   Сейчас Шроттмахер отдыхал, ждал, когда исчезнет пустота, открывшаяся в его душе. Проигрыш – всегда проигрыш. История с Николасом Могучим дала повод графу почувствовать, в каком бешеном ритме он существовал последние годы. Рыцарь скорбел о суете, в которой протекала его жизнь.
   «Так и приходит старость», – усмехнулся Шроттмахер, отпивая из фужера.
   На мансарду вышел седой слуга.
   – Хозяин, к вам маркиза Знойненлибен.
   – Занна?! Проси скорее! – встрепенулся граф.
   Обворожительная дама появилась стремительно. Быстрота ее жестов и походки лишь подчеркивала грацию. Шроттмахер приник к протянутой ручке.
   «Она со мной, она снова со мной…» – подумал рыцарь.
   – Михаэль, я не помешала?
   – Что ты! – граф суетливо потер ладони. – Садись, будь любезна. Вина?
   – Чуточку, – пожелала маркиза. – Переживаешь?
   – Чуточку, – улыбнулся Шроттмахер, подавая наполненный фужер. – За взлеты и падения!
   Пригубили.
   – Я пришла к тебе как к другу… – проникновенно начала Знойненлибен.
   – И только?!
   – Больше.
   Граф удивился. Михаэлю нравилось, когда маркиза вдруг отказывалась от игр в светскость и переходила к нормальному искреннему общению. Правда, где-то в глубине души Шроттмахер чувствовал, что и тут есть некое двойное дно, несорванная вуаль…
   – Да, больше, – продолжила дама. – И в знак того, что ты не только «пятикратный обладатель», как по-дурацки шутите вы, мужики, а мой единственный рыцарь, я откроюсь тебе. Вот, съешь таблетку.
   Знойненлибен протянула красную пилюльку.
   – Отравить затеяла? – пошутил граф.
   – Да кому ты нужен?
   – Что это?
   – Глотай, Михаэль, не бойся. Сам увидишь.
   Шроттмахер съел таблетку. И все понял.
   – Ты завороженная?!
   – Да.
   – Но зачем?! Занна, ты и без приворотов прекрасна!
   – Не льсти мне, – зарделась маркиза. – Для вида говоришь.
   – Совсем нет, – граф нежно сжал даме руку и рассмеялся. – Теперь ясно, почему все мужики к тебе льнут!
   – Знаешь, Михаэль, ты поразительный человек. Я тебе расскажу когда-нибудь, зачем мне приворотное заклятье. Не торопи, я и так не сразу решилась открыться… Если честно, Николас подтолкнул.
   – И тут Николас! – всплеснул руками Шроттмахер.
   – Ты изменился… Я думала, ты сейчас что-нибудь сломаешь в приступе ревности. Наверное, зря я тебе отворотную таблетку дала.
   – Хочешь, вон те перила головой проломлю? – граф показал на каменное ограждение мансарды. – Для тебя что угодно, Занна.
   – Не надо. Ты прости, но у меня сюрпризы не кончились.
   – Только не ври, что ты еще и мужик, – усмехнулся Шроттмахер.
   – Грубиян! Ты же сам убеждался в обратном. Речь о принцессе. Ты не хочешь, чтобы твой дядюшка испортил жизнь Катринель?
   – Конечно, я не хочу, чтобы у Генриха появились прямые наследники.
   – Это я и имела в виду.
   – В таком случае, должен признаться, мне жаль девчушку. Дядюшка, конечно, молодец до какой-то степени, но это не повод для старческой дури.
   – Всезнайгель и Николас везут принцессу в Наменлос.
   – Откуда знаешь?
   – Догадалась. Я бывала в доме Тилля накануне отъезда. Там все пропахло лавандовыми духами. Между прочим, это любимые духи Катринель.
   – А что, указом его величества в королевстве запрещено пользоваться лавандовыми духами всем, кроме принцессы?
   – Не ерничай, Михаэль. Золотые волосы на ковре – лучшее доказательство, не так ли? – маркиза вынула из сумочки маленькую шкатулку, раскрыла ее, и граф увидел пару золотых волос.
   – Вот на таких мелочах и прогорают лучшие интриганы, – протянул рыцарь.
   – Ты что, знаешь, что Шпикунднюхель тоже нашел волосок в доме Всезнайгеля?
   – Нет, просто захотелось ввернуть что-нибудь глубокомысленное. Значит, старая ищейка напала на след?
   – Верно. Двор шепчется о долгой беседе короля и командира особого полка. Всезнайгеля и Николаса уже ищут. Ходят слухи, что назревает колдовской бунт под предводительством Тилля. Другие слухи еще более дикие! Пришел, дескать, на землю мастер тьмы, собирает воинство. Глупости, конечно. Но посылка половины особого полка вслед за бароном, придворным волшебником и бедняжкой Катринель – это уже серьезно.
   – А ты уверена, что девушка с ними?
   – Конечно. Мне нашептали, что Тилль сам присоветовал королю послать Николаса с дипломатической миссией. И тут же вызвался проводить. Хочешь знать, на чем сыграл?
   – Определенно на дядькиной паранойе, – ухмыльнулся Михаэль.
   – Они везут принцессу в Наменлос. Подальше от старого коз… ну, ты понял.
   – Да, я понял. И даже понял, чего ты добиваешься, хитрая обольстительница! – граф поцеловал ладошку маркизы. – Я, разумеется, поеду и внесу свои пять талеров в заварушку. Но сначала…
   Каждая дама в юности мечтает о принце, бароне, графе. Или хотя бы молодом руководителе крупного сырьевого холдинга, который то ли на коне прискачет, то ли прибудет на последней модели «феррари», признается в любви, подхватит даму сердца на руки и вознесет ее к вершинам счастья или хотя бы в спальню.
   Нынче девичьи мечты маркизы Знойненлибен воплотились, по меньшей мере, в шестой раз.
   Через несколько часов граф Михаэль Шроттмахер выехал из Стольноштадта к Наменлосу, влекомый рыцарской честью и кое-какими личными соображениями. Михаэль был уверен: Николасу нужна поддержка, и он, граф, – именно тот, кто обязан ее оказать.
   Кодекс чести – штука путаная. Заклятый враг может умереть за тебя, как брат, а брат, как самый последний вражина, кинжал в спину вонзит. Очевидно, потому и вымерло в нашем мире дворянство подчистую…
   Некоторым дворянам жилось несладко в том мире, где скитались Лавочкин с Дубовых. Графиню Страхолюдлих лишили титула за бунт. Сейчас Хельга забыла о чудовищном оскорблении, нанесенном ей королем, подписавшем указ о низведении ее в подлое сословие.
   Но не до старых обид, когда рядом неподражаемый и всемогущий товарищ прапорщик (а в особо проникновенные минуты Пауль).
   Переночевав под открытым небом, Хельга и Палваныч сделали длинный утренний перелет и приземлились, чтобы Мастер успокоил желудок.
   – Знаешь, Хельгуша, я потихоньку начинаю привыкать… – выдохнул прапорщик.
   Тут откуда-то вывернулась ведьма с бельмом в глазу.
   – Разрешите доложить, – проговорила она.
   – Докладывай, – сказал Палваныч.
   – Видела Николаса Могучего. Одного, лошадного. Проводить до места?
   – Объявляю благодарность! – обрадовался прапорщик. – Ну что, девоньки? По метлам!
   Через час напряженной гонки ведьма, Палваныч и Хельга были перед дубом, возле которого останавливались Коля и Катринель.
   Прапорщик принялся разглядывать следы, жестом предупредив спутниц, чтобы не топтались.
   – Угу… Вот лошадь… Вот не очень тяжелый мужик… А это кто?.. Хм… Девка! Девка или баба! Что ж ты мне про бабу ничего не сказала, ведьма старая?
   – Не было с ним женщины, товарищ прапорщик! Я бы увидела.
   Палваныч уставился в подернутый молочной поволокой глаз ведьмы.
   – Не дезориентируешь?
   – Никак нет! Возраст уже не тот!