Панарин Сергей. Флаг вам в руки!

   Законник решил догнать и уничтожить Ремборднунга, скрывшегося в Зачарованном лесу. Но не тут-то было! Стражники зашли в лес, где стали добычей разбушевавшегося дембеля.
   Тогда туда приехал сам глава полка, легендарный Хельмут Шпикунднюхель.
   «Ха-ха, – сказал он местному законнику. – Отзовите людей, иначе все они погибнут. Я лично учил этого парня делать из коряги и резинки от рейтузов смертельную рогатку. Я закалял его, опуская голым задом в пчелиный улей. Я открыл ему тайные возможности человеческого тела, у которого наглухо отказали мозги!»
   Но законник не внял речам главы особого королевского полка и загубил еще невообразимую кучу народа, благо стража набирается из крестьян, а их в славном Вальденрайхе всегда было, как собак нерезаных.
   Вот и резал их Ремборднунг самодельным ножиком, справленным из клюва птицеящера.
   К пятидесятому куплету славной песни Ремборднунг попал в окружение, и к нему отправился Хельмут Шпикунднюхель. «Солдат, – сказал он старому воспитаннику, – это не твоя война».
   «Тогда убей меня, славный Шпикунднюхель! – истерично воскликнул Ремборднунг. – Здесь, в мирной провинции, я оказался лишним».
   А Хельмут ответил ему ласково: «Убить-то я тебя всегда успею. Поедем лучше со мной обратно – в особый королевский полк! Я пошлю тебя на новую войну, на войну против восточных людей, научившихся добывать из-под земли ценную вязкую жидкость черного цвета!»
   «Вариант!» – обрадовался Ремборднунг. На том песнь и заканчивалась.
   Вранье, конечно, но очень трогательный сюжетец.

Глава 23
Товарищ прапорщик в столице, или Орден объявляет войну

   Замок Хельги Страхолюдлих скрылся в густом тумане. Туман сыграл злую шутку с каретой графини и прапорщика: она угодила в яму. Яма была неглубокой, лошади не пострадали. Кучер улетел в кусты. Поцарапался да испугался.
   Карета нырнула и перевернулась на бок. Палваныч приложился боком о стенку, а сверху на прапорщика навалилась Хельга. Колдунья была нетяжелой, но придавила больно. Ускорение, однако.
   Выбравшись наружу, Дубовых вытянул из опрокинутого транспорта спутницу.
   – Ну, блин, и дороги у вас, – прокряхтел Палваныч, потирая ушибленный бок. – Никакого планового ремонта.
   – Товарищ прапорщик, – Хельга показала на яму, в которую угодила карета. – Да это же след Гроссмалыша.
   – Циклопская морда! – Дубовых зло сплюнул. – Вот и твори добро после этого! Поневоле осатанеешь!
   – Он не виноват, – сказала бывшая графиня.
   – Это же дорога! Под ноги смотреть надо! Встречу, глаз натяну на… – прапорщик осекся – все-таки не на плацу. – Назад теперь топать за конями… Не на гужевых же ехать, и седел нету. А возвращаться плохая примета. Не будет дороги, блин.
   Стонущая парочка и молчаливый исцарапанный кучер, ведущий кобылок, дошли обратно.
   Подали лошадей.
   Страхолюдлих переоделась в верховой костюм. Черные просторные брюки, жакет, берет, под который она спрятала собранные в узел волосы. Алый платок на шее. Черные сапоги.
   Прапорщик залюбовался.
   – Знаешь, Хельгуша, – сказал он. – Ты бы одевалась чуточку повеселее. Хотя бы в темно-синее, что ли. А то как на похоронах… И не такой бледненькой выглядеть будешь.
   – Хорошо, товарищ прапорщик. Как прикажете. Я готова хоть обнаженной.
   – Обнаженной? Перспективно. Но повременим.
   На дороге, соединяющей Лохенберг и Стольноштадт, Палваныч и Хельга оказались только к полудню. Повернув к главному городу Вальденрайха, они сразу встретились с медленно катящейся телегой, запряженной парой лошадок. Лошадки показались прапорщику знакомыми. Узнал он и двух братьев, дремавших в телеге. (Надо сказать, что накануне они продали последний горшок и ехали с выручкой в родную деревню. Естественно, выпив по случаю удачной торговли.)
   «Уж чему меня научил случай с треклятой телегой, – подумал Палваныч, – так тому, что любой добытый предмет нужно оборачивать в деньги, то есть подвергать продаже… А они, стало быть, продали черепки. Значит, у них что? Деньги!»
   – Аршкопф, – тихо сказал Дубовых. – Слушай команду. Доставить с телеги деньги в мою седельную сумку – и вольно.
   – Есть, товарищ прапорщик! – отозвался черт.
   Один из братьев-горшечников сидел на мешочке с талерами – чтобы не украли. Аршкопф перерыл тент, лежавший за спинами мужичков. Пусто. Вывод – деньги у них.
   – Эй, крестьяне! – пискнул черт. – Ну-ка быстро гоните монеты!
   Братья проснулись, выпучили глаза. Затем кинулись в разные стороны. Рогатый подхватил мешочек и исчез.
   Горшечники остановились шагах в тридцати от дороги. Лошади, почуявшие нечистую силу, пошли рысью. Тогда, не сговариваясь, мужички припустили за телегой.
   – Несчастливые мы с тобой, – сказал один брат другому, уже сидя в телеге. – То смерть увидим, то черта…
   – Дурак! – возразил ему второй. – Были бы несчастливыми, все закончилось бы на свидании со смертью.
   Как видно, первый был явным пессимистом, а второй и вовсе дурачком.
   Пополнивший кассу Палваныч почувствовал себя намного лучше. Такова была натура прапорщика – его любовь к деньгам была взаимной.
   Он преисполнился надежд: «Еще чуть-чуть, и поймаю дезертира Табуреева, или кто он там по паспорту… Выбью из него признание, где ход домой спрятан… Ведь ежу ясно – не случайно он сюда скакнул, гаденыш! Вон, шуплец, „дедами“ недобитый, оказывается, он кто. Барон!!! Как времена изменились, ядреный гриб… Двадцать лет назад его бы так за эти аристократические штучки отутюжили – родная, мать ее, мать не узнала бы!.. Но я еще до него доберусь, спущу трое шкур…»
   Рядом с Палванычем ехала графиня Страхолюдлих. Она смотрела на профиль прапорщика и любовалась.
   Любовь Хельги к Палванычу была порочна, несчастна и… благородна. Порочна, потому что она видела в нем Повелителя Тьмы. Несчастна, потому что сердце прапорщика ей не принадлежало. А благородна, потому что Хельга положила на алтарь своих чувств все – в том числе деньги, имущество и собственную душу.
   Так и ехали они, каждый со своими мыслями, мечтами и страстями.
   Когда до столицы оставалось около часа пути, ворон полетел на разведку.
   За очередным холмом Палваныча и Хельгу остановили дозорные: трое солдат и один боец особого королевского полка. Страхолюдлих сразу отличила его по темно-коричневой форме.
   – Господа, куда путь держите?
   – В столицу, – буркнул прапорщик.
   – Разрешите узнать цель.
   – Разрешаю.
   – Э… – боец особого полка удивился.
   Он привык к тому, что каждый норовит ему угодить.
   – Ну и какова цель вашего визита в Стольноштадт?
   – «Ну и», «ну и»… Хренуи! – взревел Палваныч.
   В нем пробудилась чисто военная злость старшего по званию, которому грубит младший. Сколько раз, гуляя по городку Подмосковинску (извините, название изменено в целях сохранения государственной тайны), Дубовых останавливал зеленых солдатиков и самозабвенно их песочил.
   – Как ты, рядовая морда, говоришь со старшим по званию?! Перед тобой непосредственно прапорщик ракетных войск, ядрена бомба! А ну живо доложи, кто такой. Сегодня же полковник будет знать о твоем хамстве.
   Боец отступил на шаг от лошади Палваныча, встал по стойке «смирно».
   – Рядовой Фриц, господин-простите-не-разобрал-звания!
   Очевидно, у солдат имеются особые рефлексы, срабатывающие на старшие по званию раздражители.
   – Фриц?! – не унимался прапорщик Дубовых. – Били наши отцы и деды вас, били, и вот он ты в обратный зад! Ну-ка, Хейердал тебя утопи, упал и, соответственно, отжался!
   Солдат не посмел перечить. Он, грешным делом, решил, что это некий разведчик из старой гвардии, ровесник и знакомец самого Хельмута Шпикунднюхеля.
   Натешившись, прапорщик скомандовал: «Закончить упражнение». Буркнул привычное: «Ну, смотри у меня» – и в сопровождении графини продолжил движение к столице конным порядком.
   Дама в очередной раз убедилась в силе Мастера. А тот бормотал под нос:
   – Ну, ты глянь, Фриц… Нет, конечно, я в чем-то перегнул через палку… Он ведь, скорее всего, не виноват… Они далеко не все, чтобы сразу… Но если бы его звали Адольф, я бы рубанул!
   Прапорщик замолчал, качая головой и грозя кулаком неведомым супостатам.
   – Эх, Хельгуша, – вздохнул Палваныч, когда напуганные дозорные скрылись из вида. – Наука утверждает, что если ты злишься, то надо посчитать до десяти, и гневное состояние организма пройдет…
   – Правда?
   – Точно так. Только эти лысые очкастые черти в белых халатах не учитывают армейской специфики. Нам для полного успокоения необходимо считать как минимум до пятидесяти. А чтобы счет задаром не расхалявился, мы заставляем рядовых делать отжимания. Так сказать, совмещаем полезное с приятным.
   Прапорщик и ведьма въехали в Стольноштадт под вечер. Направили коней к дому Всезнайгеля. Вскоре вернулась Хельгина птица.
   Ворон сел на плечо хозяйки и тихо прокаркал:
   – Бар-р-рон уехал в др-р-ругую стр-р-рану. Наменлос. Вчер-р-ра ут-р-ром. Всезнайгель с ним.
   – Спасибо, Вран, – проговорила Страхолюдлих. – Лети, шпионь дальше. Узнай, зачем и надолго ли отбыл Николас.
   Птица вспорхнула и скрылась.
   – Поедем за дезертиром, – сказал прапорщик, играя желваками.
   – Тотчас же?
   – Нет, завтра. У тебя тут есть нора – расквартироваться?
   – Когда-то была… И кое-кто мне ответит за то, что ее не стало…
   Бывшая аристократка играла желваками ничуть не хуже прапорщика.
   Решили скоротать ночь на постоялом дворе.
   У входа в трапезную Палваныч столкнулся с длинным мужичком в белом парике.
   – Куда прешь, жердь гражданская? – прорычал прапорщик.
   Одного взгляда было достаточно, чтобы признать в долговязом неуклюжем мужчине законника Засудирена. Палваныч отвернулся и зашагал к прилавку.
   На счастье беглого конокрада, Засудирен был в глубоком расстройстве. Он приехал в столицу с разными вестями. Одна хорошая – обнаружен след принцессы. Другая плохая – заговорщик сбежал. Законника допросили, изъяли золотые вещицы, пригрозили расследованием на предмет халатности или даже пособничества изменнику. В довершение велели сидеть в столице и ждать. В любой момент дня и ночи вызывали на дополнительные беседы. Засудирен несколько дней торчал в гостинице между койкой и трапезной. Постепенно ему становилось тоскливо. Дабы развеяться, он начал писать стихи и пить пиво.
   Знал бы бедняга законник, что несколько секунд назад столкнулся с источником своих бед! Но провалившийся в омут горя Засудирен шел, словно узник, потерявший волю и интерес к окружающему. Его ждала снятая за казенный счет маленькая вонючая комнатка – похуже иной камеры.
   Прапорщик и графиня сели за столик в самом дальнем углу.
   – Ах, Хельга, – просипел Дубовых. – Я сейчас снова чуть в тюрьму не угодил. Видела долговязого комика в парике? Прокурор, между прочим. Еле ноги унес.
   – Хочешь, я отомщу? – спросила колдунья.
   – Отставить, – с теплом в голосе приказал Палваныч. – Он же не виноват, что удод. У него работа такая. Типа волк – санитар леса.
   Поужинав, путники заперлись в комнате.
   Палваныч сразу улегся, а Хельга, помня о запланированной сходке своего ордена, бродила по комнате. Она не могла справиться с волнением: нынче это сборище колдунов и ведьм наконец-то перестанет быть жалким. Цель! Вот что превращает яйцо в курицу, животное в человека, мальчика в юношу, девушку в женщину…
   Хельга подошла к окну, вглядываясь в черное небо.
   – Чего шаришься? – недовольно пробубнил Дубовых.
   – Товарищ прапорщик, мне нужна метла.
   – Потерпи до утра. Рынок закрыт. И черт знает, где ее взять в темное время суток, – отмахнулся сонный Палваныч, отворачиваясь к стенке.
   Мгновенно явился Аршкопф с метлой в мохнатых руках.
   – Благодарю! – прошептала напуганная появлением черта графиня.
   – Угу, – пробормотал прапорщик, не открывая глаз, – все вам подсказывай… Ладно, вольно, разойтись…
   Палваныч уснул.
   Аршкопф, исполняя команду, исчез. Хельга подхватила падающую метлу. Отличная, новая. Палка кривовата, но так даже удобнее. Ведьма прошептала заклинание полета. Метла дрогнула. Можно было стартовать.
   Отворив окно, графиня села на метлу и вылетела на улицу. Сделала несколько пробных виражей и направилась к месту встречи.
   Между двумя холмами, на поляне, освещенной пятью большими кострами, уже толпилось черное воинство. Пять или шесть ведьм кружили в воздухе. Выше парили три ворона – колдуны, приглядывающие за окрестностями. Потихоньку слетались опаздывающие.
   Собралось десятка три приспешников темного ордена.
   Графиня приземлилась чуть в стороне. Встала на небольшое возвышение.
   – Приветствую вас, армия товарища прапорщика!
   – Здравия желаем, товарищ Страхолюдлих! – ответили колдуны и ведьмы.
   Они отлично усвоили уроки строевой дисциплины, которые преподал им Палваныч на последнем шабаше.
   – Настало время показать нашему непосредственному командиру, что его люди чего-то стоят! – продолжила Хельга. – Сейчас товарищ прапорщик ищет Николаса Могучего – своего солдата, самовольно покинувшего нашего Мастера!
   – Смерть предателю! – заорали участники ордена.
   Ведьмы потрясали поднятыми над головами метлами, колдуны – сжатыми кулаками.
   – Не спешите! Он нужен Повелителю живым! Схватить и бросить его к ногам товарища прапорщика – вот наша главная боевая задача!
   – Где он? Где он?
   – Он едет в Наменлос! Ищите, хватайте! Но будьте осторожны – с ним Всезнайгель!
   Тут участники митинга услышали громкий свист и принялись озираться. Они увидели приближавшихся бойцов особого королевского полка.
   – Вы поняли приказ? – прокричала Хельга.
   – Да!
   – Тогда – уходим!
   Сотворив ослепительно яркую вспышку над головами соратников, Страхолюдлих вскочила на метлу и устремилась вверх. Ведьмы последовали ее примеру.
   Колдунам требовалось больше времени, чтобы обернуться воронами. Несколько ведьм проделали отвлекающие маневры, пуляя в бойцов королевского полка световыми вспышками.
   У каждого солдата было по паре арбалетов, метательные ножи и мечи. Ослепленные магическими огнями, они лупанули наобум из арбалетов, не причинив заговорщикам ни малейшего вреда. Затем в ход пошли метательные ножи. К радости нападавших, один нож попал в ворона. Птица упала наземь и превратилась в колдуна.
   Бойцы посчитали задачу выполненной.
   Дело в том, что солдатам особого полка поставили четкую боевую задачу: захватить хоть одного заговорщика, у которого предполагалось выведать планы ордена.
   Обступив колдуна, бойцы поняли, что пленный с ножом в груди много не расскажет.
   – Чего вы добиваетесь? – проорал, склонившись над колдуном, старшина.
   – Наша цель – Николас Могучий… – прохрипел заговорщик. – Слава Повелителю!..
   Тут колдун испустил дух.
   Так орден понес первую потерю.
   Никто не заметил, как арбалетная стрела, потерявшая убойную силу, угодила в бок сове Тилля. Та вскрикнула и полетела к дому.
   Менее чем через час после ночной стычки Хельмуту Шпикунднюхелю доложили последние слова пленника. Глава сыска с удовлетворением пробормотал:
   – Все сходится… Николас и Всезнайгель – предатели… Ну, барон! Ну, повелитель!..
   Позже, к утру, пришли с докладами наблюдатели. Все твердили об одном: участники колдовской своры в полном составе, правда, разными дорогами, движутся к границе с Наменлосом.
   – Почему?! – Шпикунднюхель отчаянно тер виски, пытаясь понять происходящее. – Может, они развернутся и пойдут открытым фронтом с бароном-выскочкой во главе? Глупо… Хотя кто их знает? А может, их цель не король Генрих, не Вальденрайх?.. Наменлос! Вот их цель.
   Хельмут стал ходить между столом и дверью.
   – Пора Генриху узнать, что творится в королевстве. Утром – к нему.
   Зашел секретарь.
   – Господин Шпикунднюхель! Дозорные сообщили, придворный колдун в городе!

Глава 24
Ошибка резидента Лавочкина, или Что разнюхал Шпикунднюхель?

   Коля, Катринель и Тилль ехали к границе с Наменлосом весь день. Сзади маячили соглядатаи из особого королевского полка.
   Было пасмурно, но не дождило. Лавочкин всю дорогу дремал. Поэтому он не видел, как сова подлетела к окну кареты. Всезнайгель впустил свою осведомительницу. Катринель тихо наблюдала за тем, как птица села напротив Тилля. Мудрец и сова долго смотрели друг другу в глаза. Затем Всезнайгель ласково погладил птицу, и она улетела.
   За день путники сделали несколько привалов, проехали три деревеньки, в четвертой, крупной, отыскали постоялый двор и расположились на ночлег. Устроились засветло, чтобы принцесса могла воспользоваться шапкой-невидимкой. Вояки из особого полка не должны знать, кого везет в карете Всезнайгель.
   Они заняли комнату на втором этаже, за отдельную плату взяли дополнительные одеяла для Лавочкина, которому выпало спать на полу. Мудрец наглухо занавесил окна, и только тогда Катринель сняла волшебную шапку.
   Парень достал флейту.
   – Николас, не время для музыки, – поморщился Всезнайгель.
   – Всего три нотки, господин придворный колдун, – улыбнулся Коля и наиграл ужин.
   – Откуда у вас эта дудка? – настороженно спросил Тилль.
   – Нашел в Зачарованном лесу, – ответил солдат.
   – Пожалуйста, подробнее.
   – Залез на дерево, там было нечто наподобие дупла-колодца. Очень глубокий спуск. Внизу теплая каменная комната со светящимися стенами.
   – Синие стены?
   – Да.
   – Когда это случилось?
   – В первую же ночь, проведенную в вашем мире.
   – Плохо… – сказал Тилль. – Завтра же избавьтесь от флейты, Николас. При первой же возможности. Это чужая вещь. Поймите, хозяин наверняка ее разыскивает.
   – Кто он?
   – Вам лучше не знать.
   Поужинали, поговорили, а потом легли спать.
   Около полуночи Тилль Всезнайгель схватился за правый бок и застонал. Мудреца пробудила нестерпимая боль.
   – Сова… – прошептал Тилль. – Она жива… Она уже дома…
   Пробормотав антиболевое заклинание, Всезнайгель встал с кровати и осторожно разбудил Колю:
   – Николас, у меня появилось неотложное дело. Вам придется подождать.
   Солдат открыл было рот, но Тилль приложил палец к губам.
   – Ничего страшного. Кстати, вы не видели где-нибудь здесь метлу?
   Лавочкин отрицательно замотал головой.
   – Берегите Катринель, – прошептал Всезнайгель.
   Он спустился на первый этаж, вышел во двор, разбудил сторожа:
   – Милейший, у вас есть метла?
   Сторож проковылял в каморку под лестницей и вернулся с метлой.
   – Спасибо.
   Тилль вырвал ее из рук сторожа, шепнул короткое заклинание, оседлал и с бешеной скоростью улетел.
   Мужик растерянно потер глаза.
   – Надо же такому привидеться…
   На пути Всезнайгель дважды встречал ведьм.
   «Куда летят? Не к нам ли?» – думал он.
   За час перед рассветом Тилль приземлился у своего дома. Позвонил.
   Слуга отпер дверь.
   – Привет, Хайнц, – поздоровался мудрец. – Согрейте воды и приготовьте инструменты.
   В кабинете на столе, на старинных чертежах, лежала сова. Кровь разлилась по бумаге темным пятном. Из ее бока торчала арбалетная стрела. Птица была еще жива, но потеряла много крови.
   – Эх, душенька моя, как же ты так? – прошептал мудрец, касаясь ладонью перьев.
   Сова открыла глаза. Тилль привычно заглянул в глубину зрачков и погрузился в сознание птицы. Успокоил ее, но понял: спасать поздно.
   – Прости, подруга, – мысленно сказал Всезнайгель. – Я заберу то, что дал в свое время.
   Сознание совы представлялось светящимся зеленым шаром, внутри которого находился Тилль. Сияние медленно гасло. Над головой мудреца ярко мерцала изумрудная звездочка.
   На самом деле звездочек было две. Они словно слились, вросли друг в друга. Одна была заметно тусклее.
   Тилль взялся за более яркую, потянул. Она легко отлепилась. Когда звездочки перестали касаться друг друга, зеленое сияние окончательно померкло. Всезнайгель остался в темноте, прижимая добытое к груди.
   – Ничего не нужно, Хайнц. Поздно, – сказал мудрец.
   Слуга, в этот момент мывший инструменты, вздрогнул от неожиданности. Оглянулся на кухонную дверь. Потом на скорбном лице Хайнца отразилось понимание.
   Всезнайгель ощутил себя в кабинете, у стола, постоял над умершей совой. Открыл глаза, поморгал. Теперь они были не карие, а изумрудно-зеленые.
   Вынув стрелу из тела птицы, он убедился: это снаряд особого королевского полка. Спустился к слуге в кухню.
   – Хайнц, похороните сову, пожалуйста. А я лечу обратно.
   Тут в дверь постучали.
   Хозяин открыл сам. На пороге стоял Хельмут Шпикунднюхель.
   – Вы читать умеете? – холодно спросил мудрец, кивая на табличку «Придворный колдун господин Всезнайгель. Посмевший стучать будет по зубам получать».
   – Умею, но ваших шуточек не люблю, – не менее холодно ответил командир особого полка.
   – Тогда скажите, сколько раз вы стукнули?
   – Трижды, но оставим…
   – Пока оставим, – сказал мудрец. – Просто запомните это число, Шпикунднюхель. Я вас слушаю.
   – Предложите войти?
   – Нет, я спешу.
   Всезнайгель вышел на крыльцо и закрыл за собой дверь. Взял метлу, стоявшую у стенки. Глава особого полка осклабился:
   – Подмести надумали? Или вымести сор из избы?
   – А что мне выметать? Вас же я не пустил, – улыбнулся Тилль.
   – Шутки в сторону. Вы – заговорщик. Я это знаю. Откажитесь от своих планов.
   – От каких именно?
   – Захватить Наменлос.
   – Кто вам сказал, что я хочу его захватить? – изумился мудрец.
   – Не отпирайтесь, вы что-то затеяли…
   – Я затеял проводить Николаса до границы и вернуться обратно.
   – Значит, вы решили свергнуть короля Генриха, – Шпикунднюхель потряс указательным пальцем перед носом Всезнайгеля.
   – С чего вы взяли?!
   – Знаете, хватит ломать комедию, я вас насквозь вижу!
   – Насквозь? Ну и как там у меня нынче выглядит печень? Не увеличилась? А то слегка побаливает в последние деньки…
   – Еще раз говорю: хватит идиотских шуток, колдун! – закричал главный сыщик. – Ваши мерзостные планы провалятся! Я не позволю захватить Вальденрайх!
   – Хельмут, никто не собирается захватывать Вальденрайх. Король в безопасности. Идите домой и поспите, у вас ужасный вид.
   – Не заговаривайте мне зубы, господин колдун, – морщась, произнес Шпикунднюхель. – Зачем вы приказали ведьмам-шабашницам лететь за собой?
   – Ведьмам?.. Значит, Николас в опасности!
   Всезнайгель сел на метлу и улетел не прощаясь.
   – Стойте! – крикнул ему вслед Шпикунднюхель. – Именем короля, вы арестованы!
   Но волшебника и след простыл.
   Хельмут постоял, грозя пальцем небу. Потом развернулся и зашагал к себе в полк, размышляя, что из сказанного Тиллем было правдой, а что ложью.
   Хуже всего, что разговор развивался совсем не так, как планировал Шпикунднюхель.
   «Проклятый Всезнайгель! С ним никогда нормально не поработаешь… Ничего, прижмем еще, по-другому побеседуем», – Хельмут на ходу потирал руки.
   У первого же перекрестка произошел конфуз. Глава сыска настолько углубился в раздумья, что не заметил доски, медленно «выплывавшей» из-за угла. Доска высовывалась на уровне лица Шпикунднюхеля – ее нес на плече работяга-строитель. Лицо встретилось с доской.
   Если человека шутливо щелкнуть по кончику носа, то бедняге станет не очень комфортно. Возможно, потекут слезы. Что поделать – рефлекс. А если долбануть доской, эффект будет на порядки мощнее.
   Шпикунднюхель получил легкий нокдаун. Ухнувшись на мостовую, он кувырком перекатился через голову, вскочил на ноги. Годы тренировок…
   – Ны кно накой? – накинулся он на работягу, зажимая нос пальцами.
   – Простите, господин, я случайно… Мне крыльцо достроить велели вон то.
   И правда, крыльцо ближайшего дома было разобрано.
   – Пшел вон! – шикнул Хельмут, рабочий побежал прочь.
   Шпикунднюхель осмотрел сюртук. Пыль! Придется переодеться.
   Заскочив домой, Хельмут сбросил испачканную одежду, надел новые штаны, потянулся к спинке стула, на котором висел вчерашний камзол, и застыл.
   На плече камзола блестела тонкая золотая нить. Точнее, не нить, а волос.
   Золотой.
   Хельмут аккуратно взял его пальцами. Так и есть – золото!
   – Ага, – командир особого полка опустился на стул. – Здесь никого не было. Значит, я принес этот волос сам. Прямо на камзоле. Где я был? На службе. И в доме Всезнайгеля, в комнате Николаса. Там я сидел в кресле с высокой спинкой… Конечно, есть вероятность, что волос попал на камзол, когда я шел по улице. Но это вряд ли. Все, господин придворный колдун, попались!
   Шпикунднюхелева уверенность в себе достигала поистине гигантских размеров. И пускай Всезнайгель сейчас свободно летит к своему подельнику Николасу. Опытный командир особого полка предпочитал не суетиться, а упорно, последовательно, неуклонно добиваться намеченного.
   Тилль Всезнайгель был столь же дотошен, сколь и его противник. Щуря от встречного ветра и без того узкие глаза, колдун просчитывал последствия сегодняшней беседы со Шпикунднюхелем. Но мудрец не знал о случайном открытии Хельмута и думал следующее: «Стало быть, глава сыска уверен в существовании некоего заговора… Вот уж где паранойя не знает границ! Он продолжит тихое наблюдение, а основные силы сконцентрирует в столице, на случай нападения. Странная логика, конечно. Зачем заговорщикам уезжать из Стольноштадта, а потом поворачивать оглобли и идти на него открытой войной?»