Жан Дора был наставником не только Шавиньи, но и великих поэтов «Плеяды» Пьера Ронсара и Жоашена дю Белле, которые также являлись горячими поклонниками Нострадамуса. В 1560 году Ронсар посвятил провансальскому предсказателю стихотворный панегирик. В своих «Речах о несчастьях нашего времени», в «Элегии Гийому Дезотелю» поэт упрекает Францию в глухоте к голосу прорицателя:
 
И столь же ты глуха к пророкам, что Господь
Избрал меж чад своих, и коим кровь и плоть
Дал в сем краю, чтоб здесь твою беду пророчить
Грядущую, но ты спешишь их опорочить.
Да, может быть, смогла миров Господних высь
Чрез Нострадамуса с пророчеством срастись,
Иль мужем демон злой иль добрый дух владеет,
Иль от природы он душой взмывать умеет,
Засим среди небес сей смертный муж парит,
Пророчества свои нам сверху говорит,
Иль мрачный ум его, томясь глухой тоскою,
От жидкостей густых стал сочинять такое:
Но он таков, как есть: что ни тверди мы, все ж
Неясные слова, что в нас вселяют дрожь,
Как встарь у эллинов оракул, многократно
Предсказывали нам весь ход судьбы превратной.
И я б не верил им, коль Неба, что дает
Нам зло или добро, я в них не видел ход. [97]
 
   Эти стихи не остались без ответа: через три года анонимные критики Нострадамуса выступят с пародиями на них. Гораздо менее известны строки Ронсара, написанные в 1567 году, уже после смерти Нострадамуса, в разгар Религиозных войн во Франции, где поэт говорит о наследии пророка как о том, чем не следует увлекаться, пока душа молода и не отягощена печалями. Обращаясь к де Вердену, королевскому секретарю и советнику, Ронсар наставляет его:
 
Будь веселым, здоровым и радостным,
Ни завистливым, ни озабоченным
Материями, которые гложут душу.
Беги от всех скорбей
И не беспокойся о несчастьях,
Предсказанных Нотрдамом. [98]
 
   При дворе также внимательно прислушивались к оракулам салонского астролога. В ноябре 1560 года там активно обсуждался катрен 10–39 из «Пророчеств» Нострадамуса:
 
Premier fils vefue malheureux mariage,
Sans nuls enfans deux Isles en discord:
Auant dixhuict incompetant eage,
De l'autre pres plus bas sera l'accord.
 
 
Первый сын вдовы [от] несчастного брака
Совсем бездетен, – два острова в раздоре, —
Не достигнув восемнадцати, в несознательном возрасте
Наряду с другим, младшим, заключит помолвку.
 
   В этих строках легко узнавались династические перипетии тех дней. Молодой король Франциск II, которому не было еще 16 лет, заболел лихорадкой и находился на грани смерти. Он был старшим сыном Генриха II, а его жена, шотландская принцесса Мария Стюарт, как раз в тот период заявила о своих правах на английский престол (Шотландия и Англия и были «двумя островами в раздоре»; островами тогда назывались не только части суши, со всех сторон окруженные водой, но и любые страны, куда нужно было плыть по морю). Детей у них не было в силу юности и болезненности монарха. Мария, которая была старше мужа на два года, компенсировала отсутствие супружеских отношений, принимая ухаживания галантных французских дворян. Среди них был и Пьер Ронсар, расточавший стихотворные комплименты красоте и обаянию молодой королевы.
   Упомянутый катрен был написан весьма туманным языком, но сказанного в нем оказалось достаточно, чтобы вызвать беспокойство. Микеле Суриано (Сориано), венецианский посол во Франции, сообщал в своем донесении: «[Здесь] также обсуждают предсказание, сделанное астрологами, а именно что король не переживет 18-й год своей жизни. Так что каждый рассказывает сообразно своим тревогам, приводя расчеты, по которым ожидается некое несчастье в это время, которое Господь не пожелает предотвратить – не только замешательство тех, кто ныне находится у власти, но и полную перемену королевства в том, что касается религии, поскольку его наследник, вследствие юного возраста, будет отдан под опеку короля Наварры, как более старшего и близкого по крови. Тот же, либо уступая общему настроению народа, в значительной массе своей зараженного этой болезнью (протестантизмом. – А.П.), или же не имея возможности сдержать и обуздать его, откроет дорогу распущенности и беспорядку, которые приведут к крушению королевства и всего христианского мира, поскольку с таким примером соседние страны, и особенно Италия, станут заносчивыми и не будут более подчиняться правящим особам». [99]
   В последний день октября 1560 года английский посол сэр Николас Трокмортон в письме из Парижа уведомил своего начальника, сэра Уильяма Сесила, о концентрации французских войск в Нанте и Орлеане под командованием герцога Гиза. К донесению он приложил копию приказа о сборе войск в Орлеане, а также… альманах Нострадамуса! Все эти дипломатические казусы объединяет то, что их авторам явно не нужно было объяснять своим правителям, кто такой Нострадамус. Его слава давно перешагнула Пиренеи, Альпы и Ла-Манш.
   В письме от 3 декабря 1560 года тосканский посол Лоренцо Торнабуони писал своему государю Козимо Медичи, цитируя альманах Нострадамуса на следующий год: «Состояние здоровья короля все еще неопределенное. Вот что говорят люди, в частности Нострадамус, путем пророческого духа, который в своем предсказании на нынешний месяц говорит, что „юнец потеряет царство из-за внезапной болезни“». [100]И действительно, Франциск умер 5 декабря, а на следующий день трагически погиб 12-летний маркиз де Бопро, сын одного из младших принцев королевского дома. Испанский посол Шантоне писал Филиппу II 12 января 1561 года из Орлеана: «Было отмечено, что за месяц умерли первый и последний по порядку члены царственного дома. На следующий день после кончины короля мимо [маркиза] проехал какой-то юноша на большой лошади, которая… несколько раз лягнула его в голову. Эти трагедии вызвали при дворе ошеломление, в том числе из-за угроз Нострадамуса, которого стоило лучше высечь, чем позволять продавать свои предсказания, способствующие пустым суевериям».
   Новым королем стал второй сын Генриха – 10-летний Карл IX. Другой венецианский посол Джованни Микеле сообщал в своем отчете: «Ныне этот государь рискует, как говорят, потерять глаз, что напоминает мне очень популярное во Франции пророчество знаменитого астролога по имени Нострадамус, которое угрожает всем принцам, утверждая, что королева всех их увидит на троне». [101]Опять Нострадамус!
   Поневоле создается впечатление, что в те дни предсказания салонского пророка обсуждались чуть ли не в каждом доме.
   В 1561 году Микеле Суриано вновь пишет Козимо Медичи из Парижа: «Что продолжает здесь вызывать подозрения, так это то, что астролог Нострадам, который уже давно всегда предсказывал правду о многочисленных невзгодах во французском королевстве и обрел доверие многих, предсказал королеве, что она увидит королями всех своих сыновей. Поскольку она уже видела на троне двоих, Франциска и Карла, остаются двое – Александр, герцог Орлеанский, и Генрих, герцог Анжуйский; второму 10 лет, первому семь. Королеве необходимо понять по их поводу, что такая задержка очень скоро вызовет полное разрушение королевства, поскольку, если и дальше будет продолжаться долгое царство отроков, не достигших взрослого возраста и управляемых опекунами, слишком нескоро придет король, наделенный верховной властью, которого слушаются подданные и уважают соседи, который внушит страх смутьянам и своими надлежащими замечательными деяниями вернет короне ее славу и величие». [102]
   Здесь, вероятно, впервые упоминается знаменитая легенда о пророчестве Нострадамуса, сделанном при посещении им Парижа в октябре 1555 года. В присутствии Екатерины Медичи он якобы предсказал, что все четверо ее сыновей будут один за другим занимать французский престол. Никакие свидетели не подтверждают этот случай, и, вероятнее всего, предсказание было просто выдумано задним числом. Тем не менее оно почти сбылось – из четырех принцев королем не стал только рожденный в 1554 году Франциск, герцог Алансонский, а затем Анжуйский. Этот любитель авантюр истощил свой организм всевозможными излишествами и умер от лихорадки во время военного похода во Фландрию, едва дожив до 30 лет. Надо сказать, что все сыновья Генриха II отличались слабым здоровьем; это стало одной из причин, по которой они не оставили потомства и привели династию Валуа к печальному концу.
   Велик соблазн предположить, что при виде принцев Нострадамус наметанным глазом врача определил их недолговечность, после чего и изрек свое предсказание. Им могло руководить и политическое чутье: слишком неустойчивой была политическая обстановка во Франции, чтобы юные, не блещущие силой и здоровьем короли могли долго усидеть на троне. Именно в такие эпохи интерес к предсказаниям обостряется как никогда, и этому обстоятельству Нострадамус не в последнюю очередь был обязан своей громкой славой.

Глава восьмая
ПОСЛЕДНИЕ ПРИКЛЮЧЕНИЯ

   1561 год начался с плохой для Нострадамуса новости. Похоже, призывы Виделя, Куйяра и других врагов провансальского оракула дошли до властей предержащих. 31 января был подписан так называемый Орлеанский ордонанс, 26-я статья которого гласила: «Поскольку те, кто предсказывает грядущее, публикуя свои альманахи и предсказания, переходят границы астрологии вопреки ясному Господнему велению, что не должны терпеть христианские правители, мы запрещаем всем печатникам и книготорговцам под угрозой тюрьмы и произвольного штрафа печатать или пускать в продажу какие бы то ни было альманахи и предсказания без предварительного ознакомления с ними архиепископов, епископов или тех, кому они это доверят. А те, кто составят или напишут такие альманахи, будут преследоваться нашими судьями в чрезвычайном порядке и подвергнутся телесному наказанию». [103]
   Одним из авторов этого постановления был новый министр юстиции Мишель де л'Опиталь, который побывал проездом в Салоне в декабре 1559 года в обществе Маргариты Савойской и оставил стихи, в которых порицал Нострадамуса. Неприязнь л'Опиталя к астрологии доходила до смешного. Например, в послании, направленном кардиналу Лотарингскому перед его отъездом в Рим, канцлер предостерегал духовное лицо от опасностей Вечного города; кардиналу-де придется защищать свой эскорт от самых разных соблазнителей, в первом ряду которых называются местные астрологи. Таким образом, французское правосудие оказалось в руках человека, враждебного к астрологии вообще и к Нострадамусу в частности. Впрочем, верно и то, что для пророка, неизменно осторожного в выборе слов, не представляло никакой трудности получение епископальных разрешений, оговоренных ордонансом.
   Тогда же Нострадамус был приглашен в Турин – то ли Екатериной Медичи, то ли герцогом Савойским, – чтобы посетить герцогиню Маргариту, которая тогда была беременна. Согласно Самюэлю Гишенону, автору «Генеалогической истории Савойского королевского дома», Нострадамус предсказал его отцу, что его супруга родит сына, которому суждено стать крупнейшим полководцем своего века. Нострадамус также составил гороскоп Карла-Эммануила Савойского, согласно которому герцог должен был умереть, «когда девятка будет предшествовать семерке». Действительно, Карл-Эммануил умер в возрасте 69 лет, хотя, поняв предсказание буквально, рассчитывал дожить до 97. Впрочем, никаких подтверждений этой истории не найдено.
   В 1561 году Нострадамус публикует новый альманах на следующий год. Издателями его выступили парижские печатники Гийом Ле Нуар и Жеан Бонфон. Этот альманах в предисловии, датированном 17 марта, посвящен римскому папе Пию IV. Затем Нострадамус пишет «Новое предсказание на 1562 год», который он напечатает в Лионе у Антуана Волана и Пьера Брото. Посвящение его адресовано Жану де Возелю. 1 мая 1561 года издатели Брото и Волан лично явились к Нострадамусу для переговоров об издании очередного альманаха. Случай это редкий, демонстрирующий авторитет пророка: обычно авторы сами приезжали на деловые переговоры к издателям.
   Сохранилась рукопись на французском языке, включающая несколько автографов Нострадамуса: «Предсказания Мишеля Нотрдама из альманаха на 1562, 1563 и 1564 годы». Эта рукописная копия объемом в 222 страницы осталась неизданной. «Предсказания» также посвящены папе Пию IV. Несмотря на заголовок, труд охватывает исключительно 1562 год, выходя за его пределы лишь короткими прогнозами, как это было в обычае Нострадамуса. Непохоже, что эта рукопись была действительно послана папе римскому. Обширные пробелы в тексте говорят о том, что автор не смог полностью завершить альманах. Из переписки Нострадамуса мы знаем, что его секретарь оставлял пробелы, чтобы заполнить их позже в случае, если не был готов оригинальный текст. О причинах, по которым текст остался незавершенным, гадать не приходится – они известны из личной переписки самого пророка.
   В Страстную пятницу, 4 апреля 1561 года, после церковной службы толпа из примерно 500 крестьян-католиков, вооруженная палками, ворвалась на улицы Салона. Ее возглавлял фанатично настроенный францисканский проповедник, считавший Нострадамуса одним из главных лютеран. [104]Толпа имела целью окончательно решить религиозный вопрос в отдельно взятом городе, и Нострадамус счел за благо бежать в Авиньон, подобно многим горожанам, заподозренным в симпатии к еретикам. В этом городе он провел два с лишним месяца, пока губернатор Прованса Клод Савойский, граф де Танд, не восстановил порядок в Салоне и его окрестностях. Нострадамус даже арендовал на год дом в Авиньоне, в приходе Сент-Агриколь (аренда обошлась ему в 18 золотых экю-пистолей, 12 из которых получил нотариус).
   Очевидно, он планировал переселиться в этот город, но передумал.
   В письме от 15 июля 1561 года, адресованном Лоренцу Тюббе, своему немецкому другу и клиенту, он сообщает обстоятельства очередного погрома, учиненного «бушлатами»: «В этом городе (Салоне. – А.П.), как и везде, среди знати назревают ненависть и споры из-за религии; неистовство начинает расти как среди тех, кто защищает папистскую традицию – то есть в массах, особенно среди простых людей, – так и среди тех, кто выражает учение истинного благочестия. Некий францисканец, весьма красноречивый на проповеднической кафедре, постоянно вдохновляет народ против лютеран, также подталкивая его к насилию и даже побуждая ко всеобщей резне. Что почти и произошло на Страстной пятнице; пять сотен людей, вооруженных железными палками, бросились вон из церкви подобно фанатикам. Среди лютеран они называли Нострадамуса. Почти все подозреваемые бежали. Что касается меня, то я, испуганный этой сильной яростью, уехал в Авиньон. Иными словами, чтобы избежать ярости сорвавшейся с привязи толпы, я отсутствовал в моем доме в течение более чем двух месяцев». [105]Стоит обратить внимание на слова об «учении истинного благочестия» – Нострадамус уже не в первый раз высказал свое сочувствие к протестантам.
   16 декабря, когда очередной альманах появился на книжном рынке, губернатор Прованса Клод Савойский, граф де Танд, проезжая через Салон, увез с собой Нострадамуса и фактически пленил его в своем замке. Вот что он писал королю, ссылаясь на его приказ от 23 ноября того же года: «Что касается Нострадамуса, то я приказал его схватить и забрал с собой, запретив ему писать альманахи и предсказания, что он мне и пообещал. Соблаговолите дать мне распоряжение сделать с ним то, что Вам заблагорассудится». [106]Неизвестно, что ответил Карл IX, но, судя по тому, что Нострадамус остался жив и продолжил свои публикации, ответ короля был не таким уж суровым. [107]Создается впечатление, что граф, задержав астролога в своем роскошном замке, хотел по приказу короля оградить его от какой-то гораздо более серьезной опасности.
   В Эксе, где господствовала католическая партия, в день Пятидесятницы 25 мая 1561 года консулом был избран дворянин Дюран де Понтев, сеньор де Флассан, усиливший преследование гугенотов. Собравшись в Риезе, последние делегировали адвоката Мютони к королю и королеве и добились отправки в Прованс следственной комиссии. Эта комиссия, возглавленная графом Антуаном де Крюссолем, прибыла в провинцию зимой 1561/62 года. Крюссоль посетил ряд провансальских городов и встретился с местными протестантами, папским легатом и губернатором де Тандом, который предоставил в его распоряжение несколько сотен солдат. Во главе большого отряда Крюссоль подошел к Эксу, где упомянутый Флассан препятствовал местному парламенту зарегистрировать эдикт 17 января о религиозной терпимости и даже отказался открыть городские ворота королевским дознавателям. Под угрозой воинства Крюссоля, стоявшего лагерем в Мариньяне на подходе к Эксу, парламент сместил Флассана и открыл ворота города; 10 февраля эдикт был зарегистрирован.
   Флассан со своими наиболее горячими сторонниками бежал на восток, через Трец, Турв и Бриньоль, по пути истребляя протестантов и поднимая католиков на восстание. Крюссоль оставил в Эксе гарнизон в несколько сот солдат под командованием салонца Антуана Марка, дальнего родственника Нострадамуса, симпатизировавшего протестантам, после чего осадил Баржоль, где окопался Флассан и его единомышленники. Мирные переговоры провалились, и 6 марта 1562 года Баржоль был взят штурмом. Взятие города сопровождалось избиением католиков, что стало поводом для дальнейшего объединения папистов. Во время этих событий арлезианец Жан де Кинкеран по прозвищу Вентабрен собирал в Камарге войска и лошадей, чтобы прийти на помощь осажденному Баржолю, но его помощь опоздала. Флассану удалось бежать.
   Об этом периоде Религиозных войн до наших дней дошел анекдот, связанный с Нострадамусом. Оказавшись проездом в Салоне, Крюссоль якобы обратился к пророку с вопросом о шансах на успех своей миссии. Нострадамус оказался в трудном положении, так как любой прогноз мог обернуться против него. В итоге он сказал своему высокопоставленному клиенту, что тот «оставит деревья отягченными новыми плодами». Прогнав непримиримых католиков из Экса, Крюссоль настиг их в Баржоле, где и развесил пленных папистов по окрестным деревьям. Эти-то «новые плоды» и имел в виду Нострадамус, согласно легенде – впрочем, она была опубликована впервые лишь в 1712 году.
   В феврале—марте Нострадамус снова находился в Авиньоне, а 12 марта отправился домой, в Салон. В нотариальных архивах города обнаружен интересный и весьма важный документ – акт, датированный 18 марта 1562 года и составленный нотариусом Нострадамуса, мэтром Жозефом Роше. Из текста следует, что Нострадамус собирался отправиться в опасную поездку. При этом он не сообщал, куда собирается, и не знал, вернется ли он. Нострадамус написал фразу длиной в одну строку на листе пергамента, затем разрезал его пополам и вручил половину нотариусу. Затем он вновь разрезал пополам свою часть и отдал половину ее своему брату Жану Нотрдаму, прокурору Экса, а другую половину – своей жене Анне Понсар. Если Нострадамус не вернется из поездки, гласит документ, его супруга попросит деверя взять свою четверть пергамента; затем оба отправятся к нотариусу, который, сложив три фрагмента пергамента, восстановит целый лист. Если три куска совпадут, нотариус вручит Анне Понсар некую сумму в золотых монетах, оставленную Нострадамусом. В заявлении не сообщаются ни размер суммы, ни место ее хранения. Скорее всего, нотариус получил от Нострадамуса запечатанное письмо, содержавшее сведения о тайнике, где было оставлено золото для его жены. Нотариус должен был вскрыть это секретное письмо только в том случае, если у него в руках будет полный пергамент.
   Эта сложная манипуляция была весьма невыгодной для супруги Нострадамуса – она оказывалась в полной зависимости от его брата Жана, который мог потерять или просто уничтожить свою треть пергамента. Возможно, что Жан, которому Мишель явно доверял больше, чем кому бы то ни было, получил от брата точные инструкции на случай, если тому не удастся вернуться из поездки, о целях которой нам ничего не известно. Нострадамус явно ощущал смертельную опасность, нависшую над ним.
   Поздней весной 1562 года, после отбытия Крюссоля в Париж, католики обратились к королевской чете с жалобой на эксцессы со стороны оставленных на местах чиновников. В результате преследование протестантов возобновилось с удвоенной силой. В апреле, под влиянием Гизов, король заменил графа де Танда на посту губернатора Прованса его сыном Оноре Савойским – ярым католиком 24 лет от роду. В Эксе 25 апреля католики изгнали Антуана Марка и его гарнизон, позволив Флассану вернуться в город. Май был отмечен противостоянием войск отца и сына – графа де Танда и Оноре Савойского, – имевшим место у подножия холмов Люберона, у реки Дюранс. В Салоне повторились события годичной давности: жители, заподозренные в протестантизме или симпатии к гугенотам, покинули город. В письме от 13 мая 1562 года, также адресованном Лоренцу Тюббе, Нострадамус вновь недвусмысленно отдает предпочтение реформатам, которых называет «христианами» в противовес католикам, именуемым им «папистами»: «Был назначен новый губернатор, и в течение четырех дней все сторонники религии были вынуждены уехать, в то время как паписты поднимали войска. Совсем недавно мы узнали, что христиане (протестанты. – А. П.) взяли Лион». [108]
   Комментируя католические гонения на протестантов, Нострадамус пишет о папистской «гидре», которая «делала все, чтобы запретить евангелические проповеди», «в то же время каждый город имел своих служителей слова Господня (то есть протестантов. – А.П.)». [109]Следует отметить, что письмо написано уже в ходе религиозной войны: «Что касается нового гороскопа, то мои секретари еще не смогли его переписать; если я его не высылаю, то только потому, что я пока не успел его окончательно отредактировать, в чем мне мешают религиозные войны… Заподозренные в принадлежности к христианской религии (qui de religione Christiana suspecti)бежали; я остался один со своей семьей… по причине народного бешенства». [110]
   Все это время папский легат Фабрис де Сербеллон, обеспокоенный занятием Лиона протестантами, укреплял Авиньон и готовил экспедицию против Оранжа, где мессы не служились с декабря. Лионские протестанты продавали на переплавку изъятые из церквей предметы культа, чтобы купить оружие и взять Авиньон. Их план провалился, и католики 6 июня овладели Оранжем. В то время как Флассан возобновил свое консульство в Эксе и католики выступили в поход против крепости Систерон, считавшейся ключом к Провансу, протестанты попытались перенести фронт к воротам Авиньона. Оранж вновь был взят; с конца июля началось победное шествие армии гугенотов по Провансу. Однако 5 ноября пришло известие о прибытии подкрепления к осаждавшим Систерон; город пал, что деморализовало протестантов, и уже 8—10 сентября они ушли на север и рассеялись. Один из вождей гугенотов, президент Оранжа Перрен Парпаль, 9 сентября был казнен в Авиньоне. Торжество победителей, за которое была заплачена немалая цена, везде и повсюду сопровождалось избиениями протестантов. Сожженные и разграбленные дома заподозренных в протестантизме, расправы с кальвинистами вызывали у Нострадамуса возмущение: «Какое чудовищное варварство, направленное против христиан! Мы живем в мерзкие времена, и грядут еще худшие; как бы я хотел не видеть этого!» [111]
   Возвратившись в Салон, он погрузился в составление альманаха на 1563 год, работу над которым закончил 7 мая. Альманах был напечатан в Авиньоне Пьером Ру. Посвятительное предисловие, написанное на хорошем итальянском языке, обращено к папскому легату Франсуа Фабрису Сербеллону и датировано 20 июля 1562 года. Ни словом не обмолвившись о гражданских смутах, Нострадамус выступил в защиту астрологии:
   «Ничего так не желает и не жаждет человеческий разум, о знаменитейший сеньор, как путем познания вполне постигнуть все части вселенского механизма, который по причине его высшего местоположения греки назвали Космосом, а латиняне – Миром (Mundus).Потому для нашего разума так естественно стремиться познать тайны Природы и будущие события, что ни я, ни кто-либо другой не мог бы это выразить, не имея другой пищи, чтобы утолить этот голод, кроме знания отрадной астрологии. Нет ничего приятнее, чем овладеть наукой о высших предметах, узнать, как зарождаются ветры, где берут начало дождь и град, откуда происходят небесные вспышки и грозы, почему бывает молния… Кто не знает, что нет ничего слаще и приятнее, чем любоваться благотворными или зловредными аспектами звезд неподвижных и блуждающих, счастливым или несчастливым их влиянием? Кто не знает, как радуется каждое сердце (ведь человек рожден прежде всего для созерцания небес), изучая природу и сущность Луны, быстроту Меркурия, благосклонность Венеры, силу и властность Солнца, необузданность и свирепость Марса, умеренность и доброту Юпитера, холод и вредоносность Сатурна, а также свойства иных сферических тел и небесных влияний? Так мы приходим к выводу, что всякому приятно изучать будущие мировые события».