– Там был еще кто-то. Разумный, но не человек. Я слышала его. Думала, что это дьявол – он пришел, чтобы наказать тебя, забрать в преисподнюю. Ты заслужил это.
– Да ты свихнулась, детка, – осклабился Виктор. – Вот я, перед тобой, веселый и здоровый. А в преисподнюю отправишься ты. Сегодня твоя очередь.
– Он здесь, – задумчиво произнесла Лина, не обращая внимания на слова Виктора. – Ты притащил его с астероида с собой и я слышу его свист. Но я его не вижу. Где он? Может быть, он внутри тебя?
– Ну хватит! – рявкнул Виктор. – Достали меня твои шуточки. Все, пока! Скажи папе до свидания!
Он поднял пистолеты и выстрелил.
За долю секунды до выстрела Лина запустила в него шлемом.
Она заранее поддела шлем носком ботинка, подцепила его как футбольный мяч, приготовилась. Времени на разогрев пальцеглазовских утилит, увы, не было, да и ни к чему это. Только попасть. Запулить черным мячом шлема точно в Вика, не промазать.
Пули сшибли шлем на лету, отбросили его в сторону. Виктор выстрелил снова, но Лины на месте уже не было. Она не побежала прямо на Виктора, как в тот злополучный раз, – прыгнула вбок, оттолкнулась ногой от стены, снова оказалась в воздухе и всем телом, как в профессиональном рестлинге, обрушилась на Вика. Пальцеглаз, похоже, все-таки встрял в драку, потому что нормальному человеку выполнить два таких прыжка было не по силам. Вик полетел на пол, Лина приземлилась на него, схватила за запястья, развела руки с пистолетами в стороны и врезала лбом в переносицу.
Больно! Лине показалось, что ее угостили деревянным молотком по лбу. Почему у нее не железная башка, как у Умника?
Виктор обмяк, пушки вывалились из его рук. Лина лежала на поверженном враге и тяжело дышала, боясь разжать пальцы.
Если она выживет, то станет брать уроки карате. Или дзюдо, или еще чего-нибудь такого боевого. Потому что все-таки нужно научиться драться, нельзя все время рассчитывать на везение.
Ничего она не будет брать, никаких уроков. Потому что она убила Вика и стала преступницей, и ее место в тюрьме. А если не убила, то сейчас добьет, потому что такую тварь нельзя оставить в живых.
Лучше тюрьма.
Лина со стоном перекатилась на бок, встала на четвереньки, уперлась рукой и присела на корточки. Дышать трудно, ребра хрустят при каждом вдохе – опять, видно, сломала пару несчастных косточек. Ничего, срастутся, не впервой. Виктор лежал без сознания, с открытым ртом, из сломанного его носа двумя алыми ручейками вытекала кровь.
Лина взяла пистолеты, поднялась на ноги и поплелась к столу. Положила пистолеты на стол.
Свист в голове стал тише, монотоннее, но не исчез.
Сейчас, сейчас. Она соберется с духом, выстрелит в эту чертову голову и свиста не станет. И Виктора Дельгадо тоже. Давно пора.
Отец сидел в кресле, откинувшись на спинку, плетями опустив руки, закатив глаза. В обмороке?
– Пап, – Лина потрясла его за плечо. – Ты как, па?
– Хорошо… – свистящий шепот, наполненный искренним, горячим кайфом. – Хорошо… Ты молодец, ты крутая сучка. Иди, пристрели его. Прохреначь его гребаную башку.
Господи, и это слова Джозефа Горны, рафинированного хай-стэнда, образцового католика? Что такое сегодня с ее отцом? Крыша едет?
Почему бы и нет? От такого у кого угодно крышу снесет.
Лина наклонилась, достала катушку с фалом, поставила ее на стол.
– Почему ты соврал мне? Почему сказал, что веревки нет?
– Отвяжись. Иди добей красавчика. Продырявь его насмерть. Потом поговорим…
Лина пожала плечами, взяла один из пистолетов, взвела затвор и пошла к Виктору. Прицелилась в голову, попыталась заставить себя нажать на курок. Череп разлетится как арбуз, как у бедного Тутмеса…
Лину затошнило. Нет, так не получится, так нельзя. Лина встала на колени, приставила ствол к груди Виктора, зажмурила глаза. Боже, как трудно, оказывается, это сделать. Ничуть не легче, чем если бы ствол был направлен на нее, Лину. Не легче самоубийства.
Выстрел глухо тряхнул тело Виктора, заставил его передернуться в последний раз. Лина распахнула глаза, с воплем вскочила на ноги.
– Это не я, не я! – крикнула она.
– Конечно, не ты, – сказал отец. – Куда тебе, неженке. Наказание дрянных людишек – дело настоящих мужчин. Таких, как я.
Джозеф Горны стоял в двух шагах от Лины, с другой стороны от трупа. В руке он держал пистолет. Дуло пистолета смотрело в живот Виктора.
– Пап, но ты же…
– Заткнись. И дай мне пушку.
Лина безвольно протянула пистолет, Горны взял его и крутанул на пальце – лихо, как заправский ковбой.
– Хорошая игрушка, – сказал он. – Большое удовольствие – пристрелить человечка, к тому жалкого и совсем плохого. Пожалуй, удовольствие нужно повторить. Ты как, деточка, не желаешь схлопотать пульку? Не горишь желанием составить компанию бывшему своему трахальщику?
Джозеф Горны захохотал, широко раззявив рот, полный блестящих белых зубов.
Отец совсем сбрендил?
Не отец. Тот, кто стоял перед ней, уже не был ее отцом.
Свист в голове никуда не делся, остался, стал даже громче.
Тварь завладела ее папой. Дьявол вселился в него.
– Ладно, ладно, – Лина махнула рукой, быстро пошла к двери. – Кончай шутить, пап. – Она пыталась повернуть ручку, но та не подавалась. – Я пойду, позвоню. Мы скажем, что это была самооборона… У тебя ведь хороший адвокат, да?..
– Эй, детка, куда намылилась? – усмехнулся Горны. – Не ломай ручку, все равно не откроешь. Все заблокировано. Иди сюда. Знаешь, у меня появилась хорошая идея – перед тем, как прострелить твою прелестную марджевскую головенку, хорошенько тебя трахнуть. Ты ведь любишь трахаться, доченька? Не говори, что не любишь. Я тебя трахну.
– Это ты, свистун? – спросила Лина, медленно, по стенке, двигаясь к столу. – Ты у отца в голове? Ты свистишь, я тебя слышу. Что ты за тварь? Откуда ты взялся?
– Я тебя трахну, – повторил Горны и облизнулся. – Я хотел трахнуть Шона, но он оказался слишком нервным, пришлось убить его сразу. Ты ведь не будешь такой глупой, да, девочка? Если мне понравится, то я тебя не убью, отпущу. А мне обязательно понравится…
– Папа! – заорала Лина, – ты там еще? Или тебя уже нет, эта тварь всего тебя сожрала? Отзовись!
Джозеф Горны передернулся всем телом, резко осунулся лицом, снял очки и близоруко уставился на дочь. Слезы потекли по его щекам, изошедшим вдруг морщинами.
– Д-дщерь, – клекот вырвался из глотки, – п-прости меня, гы-грешного, дщерь, ибо то не я реку, ч-человечек н-ничтожный, но демон, чи-червь д-диавольский.
– Чи-червь? – переспросила Лина. – Пап, что с тобой? Говори нормально!
– Червь. Д-демон адов. Беги, Л-лина, спасайся.
– Червь? Где он был? В Викторе? Как ты его подцепил?
– Все, свидание закончено, – сказал Горны, улыбнулся, бросил очки на пол и раздавил их каблуком. – Какая тебе разница, детка, кто я такой на самом деле? Будешь себя хорошо вести – расскажу много интересного. Все тебе расскажу. А сейчас приступим к телесным удовольствиям. Вы, людишки, не умеете ценить удовольствия. Вы слишком привыкли к ним, для вас это обыденно.
– Хрен тебе, а не удовольствие, – буркнула Лина. Вынула из карманов перчатки, натянула их, уперлась в стол, придвинула его к окну единым движением. – Я думала, что ты хороший, что ты правильно наказал гадину Вика и отпустил меня. А ты вон какой… Демон адов. Хрен тебе.
Она вскочила на стол, вцепилась в штору обеими руками и дернула изо всех сил. Гардина со скрежетом оторвалась от стены, в комнату ворвалось беспощадное солнце, заставив Лину зажмуриться.
– Эй, эй! – завопила тварь сзади. – Ну-ка слезь со стола, быстро! Стреляю!
– Иди к черту, свистун, – сказала Лина. – У меня свои дела.
В стекле зияла дыра – увы, не слишком большая, сантиметров двадцать, от нее во все стороны шли трещины. Прыгать прямо так? Не получится – такое стекло с маху не пробьешь. Лина ударила ногой по окну. Еще удар, еще… Наконец стекло лопнуло сверху донизу и осыпалось со звоном.
Почему она еще жива? Почему свистун до сих пор не нашпиговал ее пулями?
Лина оглянулась. Джозеф Горны стоял на одном колене, пытаясь поднять пистолет обеими руками, морщины волнами ходили по его лицу, искаженному жуткой, нечеловеческой мукой.
Отец. Он еще может что-то сделать, сопротивляется свистуну до последнего.
– Спасибо тебе, па, – прошептала Лина. – Прости меня…
Она наклонилась, зацепила крюк троса за нижний край рамы и прыгнула в окно.
Пятнадцатый этаж – не сотый… Однако персонам, считающим, что это невысоко, можно порекомендовать прыгнуть с пятнадцатого этажа лично. Мало не покажется.
Лине мало не показалось. Ее шмякнуло о стену так, что потемнело в глазах. Потом потащило вниз, ударяя о выступы и карнизы, кидая из стороны в сторону. Кевларовые перчатки не дали тросу взрезать руки, но нагрелись за несколько секунд до сотни градусов. Лина сжала зубы, перевела дыхание и вдавила стопорный рычаг катушки до предела. Катушка заскрежетала, падение остановилось, Лина снова полетела на стену, но на этот раз не влепилась всем телом, уперлась ногами.
Так-то лучше. Уже отдаленно напоминает нормальный альпинистский спуск. Отдаленно – потому что катушка не прикреплена к поясу, нечем ее прикрепить, и Лина просто висит на руках. Одна рука сжимает раскаленный трос, другая вцепилась в катушку и контролирует стопор.
Лина поглядела вниз. Ага-ага, половина пути проделана, со второй половиной откладывать тоже не стоит, потому что народец внизу уже заинтересовался, собрался в группы, орет и показывает на сумасшедшую альпинистку пальцами. Пора сваливать. На внимание прессы Лина сегодня не настроена.
Лина повернула стопор на три деления и понеслась вниз двухметровыми прыжками, отталкиваясь ногами от стены. Она смотрела вверх и видела, что из окна, против ожидания, никто не высовывается, никто не пытается ее пристрелить.
Отец победил?
Вряд ли? Победишь такую тварь… Просто свистун сейчас драпает. Спасается, зная, что через несколько минут в здании будет полным-полно копов. А он совсем не хочет в каталажку, этот свистун, кем бы он на самом деле ни был. Удовольствий он хочет, вот чего. И это означает, что он использует тело отца, выжмет его до последнего. А потом?
Поменяет тело. Непонятно, как он это делает, но поменяет. А после пристрелит свое прежнее тело вместе с его хозяином. Так, как пристрелил сперва Тутмеса, а потом Виктора. Стиль у него такой, видите ли.
И ведь не скажешь никому о таком, не посоветуешься. Хотя… Теперь у Лины есть Умник. Она расскажет ему все. Или почти все. О стансовских утилитах, естественно, лучше не заикаться.
Приземлилась Лина удачно – опередила на десяток секунд троих набегающих охранников. Отлично. Стрелять в нее не будут, не имеют права, довольно с нее стрельбы на сегодня. А бегать она и сама немножко умеет. Поиграем в догонялки, мужички.
Лина стартовала, промчалась вдоль стены, завернула за угол билдинга, пулей подлетела к стоянке, перемахнула через низкую – в метр – металлическую ограду. Охранник в будке что-то прокричал, ну и Бог с ним. Прыжок на байк – ключ в замок – завелась машинка. Правый говнотоп в землю, резкий поворот в сторону выезда. Черт, ворота стремительно закрываются, не выехать. Придется прыгать через ограду. Теперь метр уже не кажется низким. Ага, ну да вот оно, сейчас скакнем.
Лина проехала десять метров вдоль центральной дорожки. Не тормозя, поставила байк на дыбы, на заднее колесо, въехала на капот водородника, оттуда – на крышу (лобовое стекло продавилось внутрь, кто-то получит страховку), пропилила по крыше, давя на газ, взлетела в воздух как с трамплина и гладко, без сильного толчка приземлилась уже за периметром ограды. Вот они, умноколеса. Даже прыгать особо не пришлось. На машине такого не сделаешь, даже на бензиновой. Хотя у машины свои преимущества – в дождь не заливает, опять же спать в ней можно… Спать с кем-нибудь хорошим, ха-ха. Ладно, шутки в сторону, вперед, мой верный зверь, здравствуй, ветер. Жаль, шлема нет. Ну да ладно, уши не отвалятся, а отвалятся – новые пришьем. Такие, как у Ушастого. Снова ха-ха.
Лина вырулила на развилку шоссе и оглянулась. Слева шпарила колонна полицейских машин с воем, с мигалками. Вероятно, по ее, Лины, душу. Значит, направо – там вроде свободно.
Чао, ребятки. Аста ла виста.
Беги, Лина, беги.
* * *
Шесть вечера. Для Дирса – считай, раннее утро. Час назад Дирс восстал от длинного тяжелого сна, пошарил по заначкам, нашел полдозы кокаина не лучшей выделки, закинулся им за неимением лучшего, кое-как пришел в себя, ополоснул физиономию и вышел подышать свежим воздухом. В смысле – покурить. Потрепаться с корешами.
Корешей на улице не оказалось – спали еще, наверное, в такую ранищу. Дирс стоял, подперев стену, курил сигарету «Винстон» – противную, пересушенную, из старых запасов, думал о своей тяжелой жизни – унизительно маленьком госпособии, которого не хватало даже на двадцать доз, о чертовой печени, которая болела с каждым днем все сильнее, о сволочи Умнике и других сволочных хакерах – зарабатывают до черта, а делиться толком не хотят, с утра раскумариться не на что… Нарядились в пиджаки, как брейнвоши, на честных сликов смотрят свысока, цып сладких отнимают. Гогглы подсунули туфтовые – только день поработали, а потом упали на пол, нечаянно попали под ногу и треснули. Говорят, сам виноват. Только вот что я вам скажу, кореша, нормальные гогглы так не делают, они не падают с головы, держатся на ней, хоть сальто делай. Умник подсунул туфтовые гогглы, кореша, специально подсунул. И вообще, если б у Дирса была такая снаряга, как у Умника, он бы такие бабки делал, все бы под ним не то что ходили – ползали…
В мутном поле зрения Дирса появилось нечто, заставившее его открыть пасть и выронить остатки сигареты на землю. Мимо медленно проплыл автомобильный монстр – длинный темно-синий кит идеально обтекаемой формы, с черными стеклами, сияющий каждым квадратным сантиметром полированной поверхности. Бензиновый «Крайслер», чудо последней модели, охренительно помпезная и дорогая машинища. Узреть такую в марджевском квартале – все равно что присутствовать при посадке инопланетного корабля.
Дирс проводил взглядом машину, будучи уверен, что на него нашел несвоевременный глюк, последняя отрыжка вчерашней изрядной дозы. Авто остановилось, дверь его открылась и наружу появился тип в синем костюме с блестящими металлическими пуговицами.
Коп? Дирс мотнул башкой, во рту его мгновенно пересохло. Да нет, откуда у копов такая крутая тачка? И вообще, копы в сликовскую зону просто так не суются – договоренность такая. Но этот длиннющий – метра под два – негритос в синем пиджаке определенно напоминал служителя закона. Он шел к Дирсу четким шагом, ботинки его были начищены, брюки отутюжены до острых стрелочек, в темных очках отражался Синий квартал в общем и перепуганный Дирс – в частности. А в руке у шикарного негра был пистолет, здоровенная длинноносая пушка. Наверное, это неспроста…
Дирсу стоило немедленно сорваться с места и драпануть со всех ног, но извилины его работали слишком медленно. Тип в пиджаке подошел к нему, вытянул руку (на черных пальцах – два тонких перстня с бриллиантами) и приставил пистолет к груди. Прямо к сердцу.
– И чего? – тупо спросил Дирс. – Типа, ты – моя смерть?
– Шутить изволишь? – губы негра разъехались в белозубой улыбке. – Я при исполнении. Я государственный человек. Давай документы, мардж.
– Кто мардж? – вскипел Дирс. – Сам ты маргарин! Катись отсюда, промытый…
Последним словом Дирс подавился, потому что негр коротко, без замаха, ударил его левой рукой в солнечное сплетение. Дирс скрючился и упал на заплеванный асфальт.
Ожидая, пока Дирс придет в себя, отдышится и перестанет сучить ногами, государственный человек достал золотой портсигар, извлек тонкую сигариллу и закурил, выпустив в воздух облачко ароматного дыма.
– Эй, мардж, – сказал он, уполовинив сигариллу и посмотрев на часы, – у меня проблемы со временем. Некогда мне, понимаешь, придурок? Поэтому хватит валяться, вставай и предъяви документы.
– Не могу, – прохрипел Дирс, старательно симулируя агонию. – Ты мне все печенки-селезенки отбил… Мне врач нужен…
– Врач? – брови негра удивленно поднялись. – Какой же ты слабый, мардж. С одного удара помирать собрался? Дай-ка я помогу тебе встать, дружок.
Негр отвел ногу назад, слово собрался выполнять пенальти, потом носок его лакированной туфли с хрустом въехал в ребра Дирса. Дирс завопил во всю глотку. Негр страдальчески сморщился и повторил удар. Дирс сообразил, что его будут бить и дальше, резво вскочил на ноги и уставился на негра.
– Ну чего, чего тебе? – прохрипел он. – Нет у меня документов. Откуда у слика документы? Свинтить меня хочешь? Давай, вези меня в каталажку! Вези!
– Ты видишь мою машину? – негр показал пальцем на «Крайслер». – Это приличная машина, дорогая и чистая, смею заметить. Неужели ты думаешь, что я посажу в нее такого грязного засранца как ты? У тебя, наверное, полно вшей, мардж. У тебя точно вши, ты загадишь мне весь салон. Поэтому я вынужден пристрелить тебя, тупой парень. Поеду искать кого-нибудь более сговорчивого. Все, что мне нужно – толика информации…
Негр поднял пистолет и нацелил его в лоб Дирса.
– Стой, стой! – заорал Дирс. – Я все тебе скажу! Что тебе нужно? Все скажу, только не стреляй!
– Как тебя зовут?
– Дирс! Дирс!
– Не ори, – негр снова сморщился. – Тише, Дирс, распугаешь всех ворон в этом городе. Я ищу одну девчонку – приличную, из хай-стэндов. Вчера вечером она изволила посетить вашу гнусную клоаку. Вот ее фото.
Негр извлек из внутреннего кармана пиджака карточку и показал Дирсу.
– Была такая, – уверенно сказал Дирс. – Мы с ней в сабвее того-этого… перехлестнулись, сталбыть. А потом ее Умник увел. Так что я тут не причем, начальник. Это все Умник, а я в этом деле совсем не замазан, чесслово, так можешь меня сразу отпустить…
– Кто такой Умник?
– Ну, это слик такой, он гид, весь такой крутой из себя, со снарягой.
– Куда они пошли с девчонкой?
– На Биржу они пошли, – торопливо сообщил Дирс. – Это я точно знаю, мне сказали. Куда им еще идти?
– А что тебе еще сказали? Что они делали на Бирже?
– Не знаю. Там море народу на Бирже. Поди разбери, кто там чего делает…
– Нехорошо врать, – негр покачал головой. – Я люблю правду, мардж, очень люблю. Мы с тобой так не договаривались – врать. Знаешь, пожалуй я пойду, а тебя оставлю валяться здесь.
Он выразительно посмотрел на пистолет.
У Дирса перехватило дыхание. Выдавать братков-сликов… Не просто западло – крах всего мира. Ну ладно, Умник – у Дирса с ним вендетта, кровная вражда, и вообще сволочь он редкая, самый сволочной из сликов, можно считать, что Дирс имеет право ему нагадить. Но вот Ушастый… Клевый чувак, что ни говори. Не раз подкидывал деньжат в трудную минуту, никогда не жмотился.
– Считаю до трех, – раздраженно сказал негр. – Раз, два…
– Они договорились с Ушастым, – зашептал Дирс. – Они пошли к Ушастому, да, все вместе. Ушастый – это, сталбыть, биотехник. Они к нему пошли.
Дирс оглянулся – не видит ли кто, как он разговаривает с брейнвошем и закладывает брата-слика. Улица словно вымерла – ни души. Это понятно – народ попрятался по норам, едва увидел навороченную тачку и ее жуткого владельца. Также понятно, что то, как раскололся Дирс, не останется тайной – не меньше десятка чуваков наблюдает сейчас за происходящим. Горе, горе Дирсу, честному, несчастному, обдолбанному слику!
– Где живет Ушастый?
– Не знаю, – пробормотал Дирс, пытаясь удержаться на последней ступени непредательства. – Чесслово, не знаю. Я это, больной, из дому почти не выхожу, откуда мне знать, кто там где живет. Синий Квартал большой…
– Заткнись, – прервал его негр. – Сам прозвоню.
В руке его появился комп. Негр поднес его к губам, прошептал что-то, потом уставился в экран и застыл в ожидании. Дирс в это время пятился назад – осторожно, по стенке, шаг за шагом, не отрывая глаз от опущенного пистолета.
– Ага, – сказал негр. – Вот он, твой Ушастый. Стив Береник, сорок три года, американский гражданин, католик. Две судимости, первый раз условное, второй раз три года тюрьмы. Красавец, ничего не скажешь. И адресок его есть. А вот Умник у нас почему-то не фигурирует. Нет никакого Умника, странно, а ведь должен быть…
Дирс повернулся и побежал. Почесал во все лопатки, подальше от жуткого государственного человека. Он несся вдоль по улице – быстрее, быстрее, добраться до угла, повернуть, хрен его кто потом найдет. Конечно, стрелять этот громила не будет, нет у него такого права, он даже не коп, да если и коп, не выстрелит, потому что это полный беспредел…
Тип в синем пиджаке стоял и смотрел на удирающего марджа с легкой улыбкой. Когда мардж уже почти добрался до угла, тип быстро вздернул руку и выстрелил. Дирс пробежал еще несколько шагов по инерции, потом рухнул на землю, дернулся в последний раз и застыл.
– Так-то лучше, – сказал негр и пошел к машине.
* * *
«Крайслер» катил по Синему кварталу, давя шинами мусор и подпрыгивая на бесчисленных выбоинах и ухабах.
– Ну и дороги у них, – произнес негр, вертя в пальцах очередную сигариллу. – Похоже, со времени последней бомбежки их не разу не латали. А ведь денег у марджей полно. Но предпочитают жить в дерьме. Свиньи!
– Ты все-таки шлепнул его, – отозвался водитель, коротко стриженный широкоплечий блондин в синем пиджаке. – Зачем, Руди? Опять нажил на наши головы неприятности.
– Не будет никаких неприятностей. Кому нужен этот вшивый маргинал? Жене, детям? Нет у него ни жены, ни детей. Не дергайся, Фил. Всего лишь санитарная миссия. Одной вонючкой на свете стало меньше.
– Не надо было так вот – прямо на улице. И так уж про нас говорят черт знает что. Говорят, что джинны убивают без предупреждения.
– Вранье, – негр Руди блеснул улыбкой. – Я предупреждал его, что убью, честно предупреждал. И еще он врал. Нечего было врать. Ненавижу лжецов. Все неприятности в этом мире – от лжи.
– И что теперь? – подал голос с заднего сиденья третий обитатель салона – брюнет латиноамериканской внешности, с набриолиненными, зачесанными назад волосами.
– Едем к биотехнику, Беренику. Поболтаем с ним. Думаю, он расскажет нам много интересного.
* * *
Ушастый слишком поздно получил сигнал о том, что к нему едут. Он лихорадочно заметался между компьютерами, запуская программы уничтожения софта, но что можно было успеть за три минуты? Вот оно – то, чего он так боялся. Предупреждал же он Умника – за ними придут, и очень скоро. Впрочем, Умник оказался умнее – свалил куда-то, спрятался, а вот он, Ушастый, замешкался, дурак такой, гореть ему теперь синим пламенем.
Жуткий грохот раздался из коридора – незваные гости не удосужились даже позвонить, просто взорвали дверь. Ушастый свалился в кресло и завыл от тоски.
– Эй, мардж, – сказал здоровенный негритос, входя в лабораторию, – мне кажется, ты в депрессии. По всему видно, что у тебя плохое настроение, мардж по кличке Ушастый. Тебе надо выпить чего-нибудь, расслабиться. Валерьянки, например. И, кстати, кончай стирать информацию, она нам понадобится.
Он вытянул вперед руку с пультом, нажал на кнопку и все компы в лаборатории дружно выключились, экраны налились чернотой.
– Мы пришли с вами поговорить, господин Береник, – добавил второй гость, квадратный блонд лет сорока пяти. – Мы рассчитываем на сотрудничество. Очень, знаете ли, рассчитываем. И в наших, и в ваших интересах попытаться сделать так, чтобы не причинить вам никакого вреда. Мы, знаете ли, представляем государство и искренне желаем осуществлять нашу деятельность в рамках закона. Хотя имеем специальное разрешение через оный закон переступать.
– Кто вы? – просипел Ушастый.
– Агент Филипп Брем, – сказал блондин, поднося к носу Ушастого удостоверение. – Служба Генетической Безопасности Соединенных Штатов Америки. А этот господин, – Фил кивнул на негра, – Рудольф Картер, – тоже агент, той же службы.
– Так вы из НГИ? – спросил Ушастый, надежда на спасение затеплилась в его глазах. – Знаете, господа, у меня есть лицензия от НГИ, получал я ее когда-то, сейчас я ее поищу…
– Сядь! – Картер поднял руку и Ушастый, приготовившийся к суетливой беготне, снова вжался в кресло. – СГБ – это не НГИ, это круче. Много круче. Мы – джинны, спецслужба. Мы гончие псы, мы выслеживаем и берем за шкирку таких вот, как ты, преступных уродцев, плюющих на законы, написанные умными приличными людьми.
– Что я нарушил, что? – заныл Ушастый. – Вы мне сперва предъявите, а потом пугайте. Ничего я не нарушил!
– Ты нарушил все что можно, – заявил Картер. – Вы, марджи, каждый день совершаете столько преступлений всех степеней, что пожизненные заключения вам можно выписывать подобно штрафам за парковку. Но речь сейчас не об этом. Нам нужно поговорить о девчонке.
– Какой девчонке?
– Ее зовут Лина. Вчера она была здесь, в твоей лаборатории.
– Не было у меня никакой девчонки! – заявил Ушастый, стараясь не отводить взгляд. – Ни вчера, ни позавчера, ни в последний месяц…
– Еще один лгун, – мрачно констатировал Картер. – Похоже, у марджей это в крови – беспардонная ложь.
Картер откинул полу пиджака, достал из кобуры пистолет, отвел руку в сторону и, не глядя, выстрелил. Пуля прошила высокий цилиндрический инкубатор, тот обрушился со стеклянным грохотом, сто литров жидкого геля хлынули на пол, куски бесформенной биоплоти покатились по линолеуму, удушливо завоняло болотом.
– Фу, тухлятина! – Рудольф Картер отдвинулся от зеленой лужи, брезгливо поджал губы. – Отвратительный запах! Что за дрянь ты выращиваешь в своих банках – жопы для пересадки? А представляешь, какая вонь будет, когда я выстрелю тебе в кишки, маленький засранец? Следующая пуля – твоя, обещаю. И учти – я никогда не вру.