– Не понял… – Миша набычился. – Чего я ей наврал, скажи?
– Большая часть марджей если и совершает преступления, то только самые легкие, пятой степени, типа бутлега, контрабанды компонентов и уклонения от налогов. Потому что марджи – вполне нормальные люди, никто из них не хочет сидеть в тюрьме. На откровенный подлог идут только самые отмороженные, типа этого Витамина, который угробил себя наркотиками и терять ему нечего. Здесь проблема не в марджах, а в хай-стэндах. Они особая каста, они живут в комфортном мире и уверены в своей безопасности – всегда и в любой ситуации. Нужно только быть полностью лояльным государству, соблюдать весь свод законов и действовать по стандарту, предписанными приличиями. И тогда все будет хорошо. Только эта безопасность – разновидность иллюзии. – Юрий взял со стола салфетку и растянул ее перед собой. – Вот она, безопасность в клановом обществе. Выпадешь из клана, и хана тебе. – Он разорвал салфетку и кинул ее куски в стороны. – Вспомни, Лина, как это с тобой было. Штаты – своеобразная страна. Государство создало там идеальные условия для трети своего населения – касты хай-стэндов, погрузило их в иллюзорную сказку, и наблюдает, как они красиво живут и неуклонно вырождаются. Когда-то я никак не мог понять, зачем так делается, что это за хрень такая – неудачный социальный эксперимент, что ли? А потом понял – инерция. Всего лишь инерция. Когда-то идея хай-стандарта оправдывала себя, и в этот стандарт вписывалось не меньше четырех пятых населения. И надобности в марджах тогда не было, потому что хай-стэнды сами удачно работали мозгами. Но одно не учли – не все могут жить в условиях постоянного контроля. Пусть это контроль не явен, не навязчив, но многие чувствуют его спинным мозгом. И начинают задыхаться, ищут возможности к бегству. А куда бежать, скажи?
– К марджам, наверное, – промямлила Лина. – Куда еще?
– Так и получается, – Умник кивнул головой. – Те, кто выпал из привычного социального слоя, то есть маргиналы, начали собираться в коммуны двадцать пять лет назад. Государство смотрело на это без особого удовольствия, первым марджам доставалось крепко. Соединенные Штаты пытались собрать своих блудных детей под крыло, а кончалось это тем же, что прежде – тюрьмой, потому что марджи были готовы отстаивать свою новообретенную свободу всеми способами. Марджи, которых становилось все больше, занимали пустующие гетто крупных городов – такие, как Синий Квартал, оборонялись как могли от полиции и правительственных войск, временами это переходило в настоящие бои. В обществе приличных людей образовались серьезные прорехи: многие лучшие умы покинули свои комфортные дома и подались в маргиналы – бескомпромиссно, без надежды на возвращение. Проводить против них войсковые операции, убивать их в марджевских кварталах было слишком большой роскошью для государства – это грозило нации невосполнимыми интеллектуальными потерями. Оказывается, марджи после своего ухода вовсе не становились тунеядцами и преступниками – они вовсю работали, успешно торговали с приличным обществом, только вот наотрез отказывались вести приличный образ жизни. С последним пришлось смириться – возник некий негласный социальный договор. В результате в Америке появилась новая каста – марджи, или как они себя называют, честные слики. Конечно, BSOM сделало немало, чтобы взять эту касту под свой контроль, но я могу сказать вполне определенно – им это не удалось. Слики в основном не подконтрольны никому. Конечно, им не дозволено шляться в приличных районах с оружием, продавать приличным людям наркотики, открыто совершать махинации. Как только мардж выходит из своего гетто, он тут же становится объектом внимания полиции и BSOM, и вынужден вести себя крайне осторожно, потому что церемониться с ним, как с приличным, никто не будет. Зато дома он сам себе хозяин, и уверен, что никто не подглядывает за ним в щелочку. Слики настороженно принимают чужих, но влиться в их общество не так уж и трудно – большая часть сликов придерживается хиппистских или растафарианских традиций: мир, любовь, секс, травка, все слики – братья-сестры, Джа даст нам всё, и так далее. Переток из хай-стэндов в марджи происходит постоянно, обратно – почти никогда. По официальным данным США, семьдесят пять процентов населения страны живет по хай-стандарту, а остальные проценты только чуть до него не дотягивают. На самом же деле чистых хай-стэндов – около тридцати пяти процентов, еще двадцать пять процентов – чистые марджи. А остальные сорок процентов… Много там всяких – военные, эмигранты легальные и нелегальные, сельское население, которое тоже потихоньку становится отдельной кастой…
– Во шпарит, – восхитился Миша. – Как на лекции прямо. Я, конечно, все это дело знаю, но ты вообще… Одно слово – Умник. Язык подвешен будь здоров.
– Ничего, Лина, не слишком я тебя гружу? – спросил Юрий. – Ты все жаловалась, что я тебе мало рассказываю.
– Отлично. Приятно тебя слушать, все как по маслу. Только вот скажи мне, русский пропагандист Ладыгин, что в устройстве Америки плохого? Ну и плевать, что хай-стэндов не семьдесят пять процентов, а гораздо меньше. Получается так: хочешь – будь приличным, хочешь – подавайся в марджи и живи так, как тебе нравится. Да, так вот мы живем. Где тут проблема-то?
– Проблема в генетике, – сказал Юрий. – Марджи создали самый главный источник дохода Америки, ее гордость – новую биотехнологию. Но именно эта технология неуклонно загоняет Америку в гроб. Дети почти не рождаются в марджевских кварталах, да и у приличных деторождаемость низкая. Генетический груз накопился непреподъемный. Благодаря геноприсадкам средний американец живет больше ста тридцати лет, поэтому депопуляция у вас пока не очень бросается в глаза. Но через три поколения в США могут остаться в основном свежие эмигранты и мормоны, а хай-стэнды и марджи канут в небытие – как белые, так и черные. Не думаю, что это можно считать хорошим результатом.
– Что-то похожее говорил и Вик… – задумчиво произнесла Лина. – Что есть генетический груз, что люди скоро вымрут. Он сказал, что надо создать новый биологический вид человека, и я буду первой представительницей этого вида, типа как Евой. Только все это оказалось блефом. Все врут, все. И ты, наверное, сильно привираешь, Умник. У нас ведь не дураки сидят наверху, они видят, что в стране творится. Они давно предприняли бы какие-нибудь меры.
– Есть только одна эффективная мера – полностью взять под контроль производство геноприсадок и запретить большую их часть. Так, как это сделали мы в России – во имя спасения нации.
– Это невозможно, – Лина упрямо покачала головой. – Просто невозможно. Америка – страна свободной торговли, к тому же ты сам говоришь, что марджей контролировать бесполезно.
– Все возможно, нужна только воля.
– Как у вас, да?
– Хотя бы как у нас. Когда сегодня пойдешь в библиотеку, начни с раздела об алкогольном море. Я думаю, это многое тебе объяснит. – Юрий посмотрел на часы. – Пора разбегаться, кстати.
Они поднялись со стульев все трое одновременно. Юрка поглядывал на Михаила – ждал, видно, что тот отчалит первым. Однако Миша не спешил уходить. Он обогнул стол, подчалил к Лине, приобнял ее и сказал:
– Приятно было познакомиться сестренка. Надеюсь, не сильно досадил своим трепом?
– Да нет, все нормально, – Лина чмокнула его в щеку. – Ты классный, Миш. Веселый. Настоящий слик.
– Ага, я такой! – Миша оживился, рука его поползла вниз по спине Лины, по направлению к ее заднице. – Слушайте, ребятки, а давайте завтра шашлык забацаем, а? У озера, по-семейному. Оттянемся по полной программе. Лин, ты как насчет шашлычка, а?
– Отлично, я с удовольствием. А это можно, никто ругаться не будет?
– Да ты что, там специальная полянка есть для пикника. Только ее никто не использует – все здесь слишком сурьезные, некогда им, видите ли, на природе отдыхать.
– Завтра не получится, – сказал Юрий, в очередной раз глянув на часы. – Извини, Миш, я буду занят.
– Ну, и этот такой же скучный, – разочарованно протянул Мишка. – Вот ты представь, Лин: костерок, дровишки потрескивают, на мангале мясо жарится, пивко в холодильничке, а мы сидим в шезлонгах и болтаем за жизнь. Вода в озере теплая, чистая, берег песчаный, искупаться можно…
– Классно, идём, – решила Лина. – Завтра после пяти! А если наш вечно занятый Юрочка вдруг освободится раньше времени, – она метнула в сторону Умника ядовитый взгляд, – то он к нам с удовольствием присоединится.
– Лина… – начал было Юрий, но Лина не дала ему договорить.
– Что – Лина? Не ходи на шашлык, Лина! Не пей пива, Лина, алкоголиком станешь! Мы пойдем, понял? И ты пойдешь. И еще спасибо мне скажешь, что вытащила тебя, бирюка такого, на природу.
– Вот так-то, Юрок, – Миша похлопал Юрия по плечу. – Завел в хозяйстве девушку – готовься к тому, что она будет командиром. Ладно, ладно, не дуйся. Значит, заметано?
– Что заметано?
– Завтра в полпятого я за вами зайду. Мясо сам куплю, замочу его тоже сам. Пойдет?
– Пойдет, – со скрипом согласился Умник.
– Ура! – крикнула Лина, и еще раз поцеловала Мишку в щеку. – Да здравствует шашлык!
Мишка уковылял, Юрий раздраженно посмотрел ему вслед.
– Ты с ним поосторожнее, девочка, – сказал он. – Не самый лучший человек этот Миша.
– Ты что, ревнуешь? – изумилась Лина.
– Да нет, не ревную. Просто говорю тебе – осторожнее с ним.
– Да чего ты на него взъелся? Мужик как мужик. Его жизнь вон как потрепала – а он ничего, держится. Настоящий слик, безо всяких скидок. Веселый раздолбай. Вспомни, совсем недавно ты был таким же.
– Никогда я таким не был.
– Был, был. Вспомни. А сейчас ты – правильный и скучный.
– Значит, с Мишкой веселее?
– Веселее, – мстительно ответила Лина.
– Мишку списывают, – сказал Юрий. – Знаешь, что это такое? Это значит, что профессионально он более не пригоден. Подлечится месяц-два, и отправят его в запас без права восстановления.
– Ну и что?
– Зверь он, вот что. Крыша у него поехала, и починить ее не удается. Большинству людей курс реабилитации помогает, а ему нет. И ранения тут не при чем – это уже расстройство психики. Он вкус к крови почувствовал. И давно уже во вкус вошел – с тех пор, когда гонял из Бразилии в Мексику суда с контрабандой – человеческими и обезьяньими органами. Знаешь, какая у него кличка тогда была? Кровавый Диего. Марджи Мексики рассказывали о нем легенды – один раз он ушел от пяти катеров береговой охраны, причем взорвал и потопил все пять, и лично перестрелял в воде всех, кто пытался выплыть. Он отрезал уши матросам, которые не подчинялись ему с полуслова. Он распорол живот своему компаньону, кинувшему его на два миллиона баксов, и наматывал его кишки на руку, пока тот не сдох. Можно, конечно, сказать, что все это работало на создание имиджа, что как шпион он работал превосходно, только, по моему, уже тогда был явный перебор. Потом он проходил здесь реабилитацию чуть ли не год, вел себя смирно как овечка, заслуживал доверие, но я знаю, что кулаки у него ой как чесались – нырнуть обратно туда, где побольше кровищи. Ему подыскали относительно тихую работенку – специально, чтобы не было соблазна. Внедрили в марджевскую коммуну Сиэтла…
– Он сказал, что работал там по оружию. Ничего себе тихая работенка.
– Ага, по оружию, как же. А зачем ему цереброшлем тогда был нужен? Его послали в Сиэтл простым хакером – собирать информацию, передавать ее сюда, и больше ничего. Но этому головорезу так просто не сиделось. Он действительно занялся оружием – связался с сиэтлскими ганменами, начал с мелких поставок, а через год уже натащил в «Поля отверженных» тонны пластида и другой взрывчатой дряни. Нравились ему такие игрушки. Кроме того, насколько я знаю, он начал потихоньку брать мокрые заказы – то есть, проще говоря, подрабатывать киллером. В том числе и в приличных районах – что для профессионального шпиона уже верх наглости, зазнайства и глупости. Естественно, у нас тут все за головы похватались от такой мишкиной самодеятельности, дали ему приказ немедленно возвращаться на историческую родину, да не тут-то было. Этот авантюрист сообщил, что круто скорешился с каким-то чином из СГБ, что есть суперская информация о форсфайтерах, что считает своим долгом довести разработку объекта до конца – на свой страх и риск. И пропал на полгода – все с ног сбились искать его, думали уже, что закопали парня где-нибудь. И вот нашелся – полутрупом, с развороченной башкой, через неделю после того, как мы с тобой сбежали на скипере. Сейчас мямлит по поводу своей деятельности что-то неопределенное, что, мол, выполнял долг Родины, что обстоятельства так сложились, но видно, что наполовину врет, а наполовину не помнит, что там на самом деле было. В общем, оторвался Мишка в последнем своем задании на славу, покуролесил вдосталь и как жив остался – непонятно. Пойдет сейчас на пенсию. Он – отработанный материал.
– А ты…Ты тоже когда-нибудь таким станешь? – спросила Лина.
– Черт его знает… – Умник пожал плечами. – Надеюсь, что нет. Даже уверен, что нет. Я же Мишку давно знаю, учились мы с ним вместе. Он всегда был немножко не таким как все. Я уже потом понял, что в нем было не так. Гнильца – вот что. Работа у нас весьма специфическая, всякое случается. Иногда приходится обороняться, бывает, и нанесешь кому-нибудь повреждения в силу вынужденной необходимости…
– Да ладно тебе прибедняться, деликатного из себя строить, – грубо сказала Лина. – «Повреждения», скажешь тоже. Помню я, как ты шестерых за три минуты завалил, и одному из них башку до смерти расколошматил. По-моему, в тот момент тебе их было не жальче, чем тараканов, которых давят ногами.
– Жальче, Лина. Жальче. Трудно в такой ситуации остаться человеком. А надо остаться.
– Это на тебя так реабилитация действует, что ли? – Лина фыркнула. – Чем дальше, тем меньше похожим на себя становишься.
– Я – это я, – заявил Юрий. – Когда-то я играл роли – те, которые наличествовали моменту, теперь не играю вовсе. Я просто живу.
– Ладно, не сердись, – Лина примирительно погладила его по щеке. – Просто я вспоминаю тебя, когда ты был сликом. Тогда ты был забавнее…
* * *
Умник был прав – чем больше Лина узнавала об «алкогольном море», тем больше понимала, через что прошла Россия, и как она пришла в нынешнее свое состояние.
Началось все с китайцев. Именно они начали запускать большие скиперы к другим планетным системам. Как правило, экипажи таких кораблей были смешанными, международными – осилить финансирование межзвездных экспедиций было не по силам даже богатой Поднебесной. Станс открыли сравнительно быстро – всего через пять лет после запуска первого межзвездника. И для человечества началась новая эпоха.
Жизнь с другой планеты – вот это была сенсация! Правда, жизнь на Стансе оказалась смертельно опасной, инвазивной, но именно это и вызвало наибольший интерес у ученых. Идея использовать плазмиды и другие стансовские белки для транспортировки генов и вшивания их в ДНК человека появилась одновременно во многих странах, но первыми достигли в этом успеха американцы. Неспроста: косметическая и биотехнологическая отрасли развивались в США и Канаде бешеными темпами – этому способствовали как спрос со стороны хай-стэндов, в традиции которых было выглядеть подобно голливудским звездам, так и предложение со стороны марджей, ограниченных законами лишь условно и имеющих возможность проводить любые эксперименты. Появление стансовских технологий поставило американскую генетику на новую платформу, изменило ее в корне, сделало возможным то, о чем раньше можно было только мечтать. Впрочем, Лина привыкла к этим чудесам с самого детства – беспроблемная пересадка внутренних органов и конечностей, выбор физиономий и цвета кожи по каталогу, избавление от всех неизлечимых болезней, долгая жизнь в добром уме и здравии и многое, многое другое. Не знала она только о побочном эффекте генетического вторжения в человеческую природу – снижении рождаемости. Впрочем, на первом поколении людей, использовавшем геноприсадки, это сказалось мало, никто тогда еще не бил тревогу – явные плюсы новой биотехники перевешивали все гипотетические минусы.
В России восприняли появление геноприсадок спокойно и взвешенно – здесь сразу не прижилась косметическая генетика, но препараты против рака, инфекционных, сердечных и психических болезней использовались повсеместно. И сразу же, на заре расцвета генотехнологий, родилась идея справиться с бичом российской жизни – повальным пьянством. Создание геноприсадки, избавляющей от неумеренного пристрастия к выпивке, не представляло особой трудности, особенностью же России стало то, что программа по генетической борьбе с алкоголизмом была объявлена государственной, прививка от алкоголизма – обязательной. В программу были вложены огромные средства – правительство рассчитывало, что искоренение пьянства окупит себя быстро и эффективно, и в общем-то, не ошиблось. В течение года было привито все население России, через несколько месяцев примеру России последовали соседние славянские и тюркские страны – Белоруссия, Украина, Киргизия, Казахстан, Таджикистан и другие. Продажа водки снизилась на девяносто девять процентов – это пробило солидные бреши в бюджете. Появилось огромное количество новой рабочей силы – те, кто раньше предпочитал тунеядствовать, теперь вдруг возжаждали приобщиться к труду. Безработица выросла в четыре раза, пришлось создавать сотни тысяч новых рабочих мест… Короче говоря, проблем хватало, но, к чести тогдашнего руководства России, решались они довольно активно и изобретательно. Уже через три года после прививки Россия и соседние страны могли похвастаться самым здоровым образом жизни, преступность снизилась в три раза, а общественный энтузиазм населения вызывал зависть у всего остального мира. Страны, избавившиеся от алкоголизма, объединились в Славяно-тюркский Союз, экономика их резко пошла в гору, и многие государства, страдающие от пьянства своих обитателей (в первую очередь страны Евросоюза) начали задумываться, а не провести ли и им подобную программу.
И тут грянул гром, и выяснилось, что поздно уже креститься… Люди в России начали болеть и умирать. Болезни набросились на человеков подобно стае бешеных собак, и не было от них спасения. Рак, пневмония, грипп, корь и гепатит – все то, от чего, казалось бы, избавились навеки, отправляло людей в могилы быстро и гарантированно. Никакие лекарства, в том числе новейшие, не помогали. Через три месяца подобная эпидемия началась и в других странах, привитых от пьянства. К тому времени уже было точно известно – заболевают и умирают именно те, кто до прививки страдал алкоголизмом или хотя бы имел к нему наследственную предрасположенность. Славяно-тюркский Союз превратился в огромный госпиталь, потом – в большую братскую могилу… Через год все было кончено. В России вымерла пятая часть населения, прочие страны пострадали меньше, особенно тюрки, но и им досталось преизрядно. Смерть прогулялась по просторам Евразии с кавалерийской лихостью и унесла жизней больше, чем последняя мировая война.
Виной всему, как оказалось, стала неустойчивость присадки, изготовленной русскими – через годы после прививки один из генных кластеров начинал мутировать, образовывал собственную плазмиду, она искала участки хромосом, ответственные за хронический алкоголизм, и если находила их – запускала программу уничтожения иммунной системы человека. По-научному это называлось «Последствия ретенционной дисмутации рекомбинантных ДНК», но в народе прижилось словосочетание «Алкогольный мор» – по-своему меткое и всеобъемлющее.
Массовая гибель людей вызвала масштабное недовольство оставшихся в живых. По странам Союза прокатились волны беспорядков и путчей, кое-где власть захватили местные наполеоны, немедленно заявившие о суверенитете и экономической независимости. Южные соседи разом оживились и накинулись на Среднюю Азию как падальщики, стараясь оттяпать куски пожирнее. Правительство России было близко к падению… однако, и не думало падать – напротив, собрало все лояльные силы в кулак и надавало сим кулаком по головам тех, кто смел воспользоваться народным горем в корыстных целях. В Славяно-тюркском Союзе было введено чрезвычайное положение с временным ограничением свобод и прав граждан. Границы закрыли, моджахедов выбили обратно в Афганистан и Курдистан, мятежные поселки на Кавказе и в Сибири обработали усыпляющим газом, зачинщиков бунта взяли тепленькими и увезли в неизвестном направлении. И, конечно, запретили применение большей части гено– и биоприсадок – тоже временно, но как оказалось позже – навсегда.
Правозащитники всего мира взвыли от столь вопиющего попрания свободы. Евросоюз и североамериканские страны, давно погрязшие в политических стычках, вдруг объединились во имя демократии и наложили на Славяно-тюркский Союз экономические санкции – масштабные, жесткие, бескомпромиссные и абсолютно бессмысленные в реалиях процветающего международного изоляционизма. Тем более бессмысленные, что Поднебесная безоговорочно поддержала Россию и ее союзников. Одолжила денег, помогла в войне против южан и попутно намекнула, что пора бы России вспомнить о Синем драконе и заняться проблемой стабилизированного потребления.
Стабилизированное потребление было достигнуто в Славянотюркосоюзе без особых проблем – через несколько лет после того, как прошел алкогольный мор. Жизнь наладилась, военное положение отменили, границы открыли, помирились с Европой. Все, что осталось – запрет на геноприсадки и напряженные отношения с Америкой.
Теперь Лина понимала, почему у Умника алкоголь вызывал такое отвращение. Если бы лучше знала историю, догадалась бы сразу, что Умник – русский. Это ж надо – русские, оказывается, самая непьющая нация. Обхохочешься. Во всех комиксах, которые Лина читала в детстве, русские казаки-террористы в синих штанах с лампасами, с длинными чубами, со зверскими лицами день и ночь пили водку и мутный самогон из огромных бутылей, и закусывали солеными огурцами.
Вот, пожалуй, и все. Теперь Лина узнала о России и Америке то, что хотела узнать. Оставалось лишь проверить, насколько это соответствует истине. Доверять всему безоговорочно? Ну уж дудки!
К примеру, Михаил собирается завтра попить пивка. Он заявил об этом прямо и незатейливо и видит в этом ничего особенного. Он что, не русский? На полках магазина в КБК стоит полный набор алкогольных напитков – от немецкого пива до французского коньяка и шотландского виски. Для кого это все продается – для иностранных шпионов? Были в информации, полученной Линой, явные нестыковки.
Нужно увидеть все собственными глазами, думала Лина. Увидеть и понять.
День 13
– Эй, народ, – Мишка колотил в дверь. – Выходи, стройся! На шашлык шагом марш, мать вашу!
Юрий вернулся со своей реабилитации аж к четырем пополудни – понятно, не захотел отпускать Лину одну со «зверем» Мишкой. Оделся по полной форме – плотные камуфляжные штаны, шнурованные ботинки, рубашка с длинными рукавами. И Лину заставил одеться так же – и это в летнюю жару! Заявил, что у озера полно комаров. Лина безропотно оделась, не хотела сердить и без того разозленного Умника. Днем она пыталась купить в магазине купальник, но, как ни странно, не нашла. Более того, поймала странный взгляд продавщицы, когда спросила, почему в магазине нет такой простой вещи как бикини. «Не бывает у нас такого» – сказала продавщица, и Лина не стала требовать разъяснений. Ладно, нет так нет, обойдемся трусиками и топиком. Но купаться будем обязательно.
Лина открыла дверь. Мишка толпился в коридоре, окруженный эмалированным ведром, кучей пакетов со снедью, рюкзаками и переносным холодильником. Непонятно было, как он умудрился принести все это на себе в одиночку.
– А шезлонги где? – спросила Лина. – Ты обещал, что будут шезлонги.
– Все уже там, на поляне, – бодро сообщил Мишка. – Я уже две ходки туда сделал, подготовил все что надо. И мангал, и дровишки, и всякое такое прочее, нужное.
– Юр, – крикнула Лина, – пойдем! Миша пришел.
– Да уж вижу, – хмуро констатировал Юрий, появляясь в дверях. – Здорово, кореш. Куда так нагрузился? На северный полюс собрался?
– Этт все для шашлык-башлык! – крикнул Мишка. – Бери рукзак, русский рафик, неси-неси, я вам буду вкусный мясо делать, вы будете рука облизывать, меня шибко хвалить. Ай, Миша-джан, какой вкусный барашек зажарил, ай хороший, добрый Миша!
Лина хихикнула. Юрий взвалил на спину рюкзак, взял в одну руку ведро, в другую – холодильник.
– Двинули, клоуны, – сказал он. – Осуществим натиск на восток.
* * *
Непонятно, для чего Юрка нарассказывал о Михаиле столько гадостей – никакой агрессии Мишка не проявлял, вел себя мило и даже почти галантно, неуклюже порхал по поляне и учил Лину делать шашлык. Занятие оказалось весьма интересным – сперва разожгли костер, и пока дрова прогорали до углей, Лина и Мишка нанизывали на шампуры куски мяса – сочного, остро пахнущего специями и луком. Попутно прихлебывали пиво, холодный «Миллер» из маленьких бутылочек, извлекаемых из чрева холодильника. Лина не пила спиртного уже давным-давно – ее сразу бросило в легкий хмельной кайф, голова закружилась, жизнь показалась настолько прекрасной, что лучше и быть не может. Она смеялась каждую минуту, хлопала Мишку по плечу сырой от мясного сока рукой, временами падала на траву, дрыгала ногами, и кричала: «Ой, я сейчас умру!» На Мишку же пиво действовало не будоражаще – напротив, он становился все более спокойным, меньше дергался лицом, сыпал словами уже не с такой пулеметной скоростью. Впрочем, истории, которые он травил одну за другой, от этого не становились менее смешными, и Лине периодически приходилось убегать в кустики пописать – то ли от смеха, то ли от пива, а скорее всего, от сочетания того и другого.