[1] о том, что в пределах одной лаборатории собрано больше трех биообразцов первой категории доступа… Что бы сделали эти зануды? Полопались бы от злости, вот что. Учредили бы пять, нет, десять комиссий для ежесуточного наблюдения над экспериментами, стояли бы над плечом денно и нощно, дышали бы в ухо, следя с маниакальной бдительностью, не производится ли новое трансгенное оружие, запрещенный модулятор или еще что-нибудь в этом роде. Идиоты. Виктор облапошил их всех. Здесь, на Слоне, живут двадцат ь три организма первой категории допуска, и… держитесь, чинуши… пятнадцать образцов нулевой категории. Да-да, тех самых, которые не положены никому. Никому, кроме секретных ученых в подземном городе штата Юта.
– Это и есть инопланетяне? – спросила Лина, склонившись к инкубатору. За толстым стеклом, в сизоватом тумане, шевелился живой веер, раскрашенный алыми и фиолетовыми полосами.
– Насколько я понимаю, термин «инопланетянин» означает разумное существо, – ответил Виктор. – Ты знаешь, что разумных на Стансе пока не обнаружили. Думаю, что и не обнаружат. Все, что здесь собрано – образцы флоры и фауны. С планеты Станс, само собой.
– Я вроде слышала, что обнаружили еще одну планету, на которой есть жизнь.
– Ложь, – презрительно сказал Виктор. – Беспардонное бульварное вранье. Жизнь найдена только на Стансе. Но и этого вполне достаточно, уверяю тебя, милая. Жизнь там такая живучая, что наша, земная, в подметки ей не годится. Только третьей экспедиции удалось привезти на Землю биообразцы. Два предыдущих экипажа были сожраны этими самыми образцами.
– Вот как… – Лина обвела взглядом ряды инкубаторов. – А с виду все такие симпатичные, красивенькие. А кто самый опасный? Этот вот? – Она показала на паукообразную тварь сантиметров тридцати длиной. Паук сидел между камнями и мрачно посверкивал красными глазками, толстое брюхо его вздувалось и опадало. – Он что, человека загрызть может?
– Речь не о том, может или не может загрызть. Они опасны по-своему. Все формы жизни со Станса биоинвазивны.
– Био… чего? – переспросила Лина. – Я такого слова не знаю. Проще как-нибудь можешь объяснить?
– Стансовские живые существа удивительно схожи с земными. Они построены из белков, дышат кислородом, нуклеиновые кислоты служат у них носителями генетической информации. Но когда любой организм со Станса вступает во взаимодействие с земным, он инвазирует его и превращает в себе подобное.
– Ну ты и зануда! – Лина сердито топнула ногой. – Я же попросила тебя изъясняться на нормальном языке. Трудно тебе, что ли?
– Я сдаюсь, – Виктор страдальчески воздел руки к потолку. – Попробуй ты, Тутмес. У тебя должно получиться.
– С удовольствием, хозяин, – Тутмес сверкнул улыбкой. – Лина, вы представляете, как действует вирус?
– Приблизительно. Значит, так: он летает в воздухе, им заражаешься, начинаешь чихать, кашлять, и все такое. Валяешься в кровати, температуришь и кучами лопаешь лекарства.
– Замечательно! – Тутмес хлопнул в ладоши. – Браво, Лина, вы умница. Инвазия – это и есть заражение. Вирус – этакая микроскопическая штуковина, набор простеньких генов плюс несколько молекул белка. Сам по себе он размножаться не может. Он проникает в ваши клетки, пристраивается к вашей ДНК и заставляет ее штамповать подобных себе – миллионы, миллиарды вирусов. Естественно, такая нагрузка не проходит даром для вашего организма – вы заболеваете. Но ваш организм сопротивляется – распознает в вирусе врага, производит антитела – специальные белки, чтобы обезвредить вирус, и пускает их в дело. Через некоторое время вы выздоравливаете.
– И что, – Лина обвела вокруг рукой, – все эти зверушки тоже вроде как вирусы? Только большие?
– Нет, вовсе не так. Когда они живут на своей планете, ничего необычного не происходит – трава растет и радуется местному солнышку, растительноядные зверушки мирно кушают травку, плотоядные лопают растительноядных и всех прочих, кого удастся поймать. Никакой инвазии. Но стоит земному существу хоть на миг прикоснуться к любому из организмов Станса, тут же происходит нечто ужасное. Клетки стансовских тварей распадаются, их хромосомы превращаются в некое подобие вируса и проникают в ядра клеток земного организма. И начинают лепить из этого строительного материала свои собственные клетки.
– Бр-р, – Лина передернула плечами. – Значит, из человека быстро получается такой же паук, только огромный?
– Нет, госпожа, – Тутмес развел руками. – Ничего из этого не получается. Человек превращается в большую кучу переделанной ткани, аморфную и не имеющую внутренних органов. Человек умирает в течение нескольких минут и спасти его нельзя.
– Так какой смысл инопланетным тварям это… ну, захватывать нас?
– Никакого. Это не биологическая агрессия, даже не процесс питания. Всего лишь случайная реакция. Организмы с Станса и Земли не предназначены для совместного существования. Для нас жизнь со Станса – разновидность невероятно заразной и смертельной болезни.
– Ага-ага! – Лина уперла руки в боки, покачала головой. – Все понятно! Жуткая зараза! Два заживо сожранных экипажа. Опасность для всего человечества. И все равно всякую дрянь везут со Станса тоннами, выкидывают на это бешеные деньжищи, вместо того, чтобы потратить их на что-то путное…
Виктор устало вздохнул. Господи, сколько это будет продолжаться? Почему она упорно корчит из себя дурочку? Приличное образование, хорошая наследственность, высокий IQ. И вот объясняй ей то, что знает первокурсник любого университета. Может быть, она шпионка? Заслана сюда специально, чтоб выведать его, Виктора, секреты?
Пусть даже шпионка. Все равно с астероида не удерет. Будем считать, что все в порядке вещей: красивым женщинам нравится выглядеть глупыми. Они инстинктивно понимают, что красота и ум в одном флаконе – опасное, пугающее сочетание. Маскируются они, видите ли, таким примитивным образом.
– При помощи этой дряни за последние двадцать лет на Земле излечили большую часть болезней, – сказал Виктор. – Открытие и выделение в чистом виде всего лишь двух стансовских плазмид и пяти ДНК-лигаз и полимераз позволило создать все используемые ныне лечебные геноприсадки.
– Опять ты дурацкие слова говоришь!
– Хорошо, объясню, – терпеливо сказал Виктор. – Плазмиды – кольцевые молекулы, которые разносят чужие гены по захваченному организму. Лигазы – ферменты, зашивающие разрывы в цепях двутяжевой ДНК. И то и другое можно эффективно использовать. Берем полезный человеческий ген – к примеру, отвечающий за рост волос на голове. Конструируем вирусоподобный конгломерат: этот самый ген в виде плазмиды плюс набор нужных белков. Изготавливаем нужное количество присадки. Вводим ее в человеческий организм. Пять дней человек чувствует себя отвратительно – температура под сорок, озноб, бред, мышечные боли. Все как при вирусных инфекциях. Так как пациент платит немалые деньги за удовольствие перестать быть лысым, мы не можем себе позволить, чтобы он сильно мучился. Все пять дней мы держим его в состоянии искусственного сна. Потом он просыпается – вполне здоровый, только с зудом на лысине. С этим уже ничего не поделаешь – начинают интенсивно регенерироваться волосяные луковицы. Пока наш пациент спал, в каждую клетку его тела встроился ген, отменяющий лысину. Отменяющий навсегда. Через неделю лысина покрыта жесткой, мужественной щетиной. Через год пациент похож на Робинзона Крузо – если у него, конечно, нет желания регулярно подстригать свое новоприобретение. Через два года, как правило, комплекс исчезает, и человек забывает, что когда-то был лысым как коленка…
– Я все поняла, – перебила его Лина. – Я раскусила твои эпохальные планы, Вик. Ты изготовишь здесь, на астероиде, сто тысяч тонн геноприсадки, зарядишь ее в ракеты и бомбардируешь нашу несчастную планетку, издыхающую от полысения. Плазмиды и лигазы прольются благодатным дождем на головы стражущих, и взрастут на бесплодных черепах локоны, и благословят тебя миллионы осчастливленных, и назовут избавителем своим, посланным от Бога. Ты ведь это хочешь сделать для человечества, Виктор Дельгадо, великий и славный в веках?
– Кончай дурачиться, – скривился Виктор. – От твоих шуток у меня уже изжога.
– Тогда что же ты собираешься делать со всем этим стансовским зоопарком?
Ага. Прорезался-таки шпионский интерес.
– Завтра расскажу, – сказал Виктор.
– А почему не сейчас? Я сгораю от любопытства.
– Хочу посмотреть трансляцию пражского симфонического оркестра, – Виктор нетерпеливо глянул на часы. – «Прощальная симфония» Гайдна. Она начнется через семь минут.
– Запиши ее, посмотришь позже. Какая разница?
– Я предпочитаю музыку в прямой трансляции, – Виктор улыбнулся, постарался вложить в мимику максимум тепла, но получилось как всегда холодно. – Не хочешь составить мне компанию, Лина?
– Нет. Терпеть не могу визгливые альты и виолончели. Совсем без электроники, без вокала, без драйва – это не музыка. Вгоняет в тоску.