– Представляю, – пробурчал Умник. – Как долго дотуда добираться?
– Быстро. Сперва самолетом в Бей-сити, потом арендуешь машину…
– Мы не можем на самолете, – заявил Умник. – Нас застукают в аэропорту. Заметут моментально.
– Вот бы на скипере туда прыгнуть, – мечтательно вздохнула Лина. – Раз – и на месте. Может, у тебя есть скипер в заначке, шпион Умник?
– Нет.
– Значит, остается только машина. На бензиновом движке можно допилить часов за десять-двенадцать. На водороднике часов восемнадцать, не меньше.
– Поедем на бензиновом. «Форд» тебя устроит?
– А где ты его возьмешь?
– Это уже мои проблемы. Шпион я, в конце концов, или нет? – Умник ухмыльнулся.
– А на автостраде нас не засекут?
– Маскироваться будем, – сообщил Умник. – Довольно тебе быть девочкой, Лина. Теперь станешь мальчиком.
* * *
Глаза агента Картера покраснели после пятичасового вглядывания в монитор. Пять часов рыскания по всем возможным и невозможным базам данных, пять часов ругани по видеофону с твердолобыми мичиганскими чиновниками и тупыми клерками, пять чашек крепчайшего кофе (последние две – с коньяком). И никакого результата.
– Это называется порядок? – Руди в сердцах стукнул кулаком по столу. – На кой черт страна содержит миллионы чинуш, если любой преступный старикашка может купить себе развалюху в лесу на чужое имя и прятаться там хоть до самой смерти? Где тут контроль, я спрашиваю? Где гарантия безопасности американского народа?
– Не кипятись, Руди, – сказал Карлос, брюнет мексиканской внешности в синем с золотыми пуговицами пиджаке. – Все-таки у нас демократия, не забывай. Мы не какие-нибудь русские тоталитаристы. К тому же, никаких денег не хватит, чтобы установить датчики в каждой лесной хижине. Не психуй. Кое-что мы с тобой нарыли, зона поисков обозначена. Думаю, пора начинать сами поиски.
– И откуда же ты их начнешь? – черный палец Руди ткнул в допотопную бумажную карту штата, сплошь исчерканную красным маркером. – Отсюда? Или отсюда? Здесь двадцать речек, в которых удят рыбу пять тысяч сумасшедших рыболовов, у полутора тысяч из них имеются во владении одноэтажные домики. Хочешь обойти их все? Собственными ножками?
– Полторы тысячи домов? – Карлос пожал плечами. – Двадцать малых рек. Ерунда. Мы вызываем двадцать бригад, даем каждой из них по глиссеру, они спускаются по воде вниз по течению и проверяют каждый дом, стоящий на берегу. За сутки можно управиться.
– Очень хочется назвать тебя дураком, – медленно выговорил Руди, – но служебный этикет не позволяет. Ты хоть раз был на одной из таких речонок, дружок Карлос?
– Ну, не был…
– Там не проедешь на глиссере. В большей части русла там вообще ни на чем не проползешь, кроме катера на воздушной подушке, которому все равно по чему чесать – что по мелководью, что по камням, что по траве.
– Значит, возьмем такие катера, – без тени сомнения заявил Карлос.
– Нет, ты все-таки дурак! – выкрикнул Руди.
– Да не дергайся ты, – флегматично сказал мексиканец. – Чем тебя катера не устраивают?
– Да тем, чучело ты соломенное, что катер на подушке утюжит все под собой к чертовой матери! После такого рейса рыба три месяца ловиться не будет!
– Ну и что? Это не наша проблема – рыба.
– Нет, это наша проблема! – Руди потряс пальцем перед носом Карлоса. – Наша! Если ты шлепаешь вонючего марджа или дырявишь башку бандиту из восточного Гарлема, то до этого действительно никому нет дела. Но здесь все в частной собственности у приличных людей, каждая квадратная миля принадлежит какому-нибудь небедному человеку из Детройта, Чикаго, и даже из Нью-Йорка или Вашингтона. Ты можешь обидеть двух-трех хай-стэндов, а потом выкрутиться, списать все на обстоятельства, получить разрешение на форсмажорные действия задним числом. Но обидеть несколько тысяч приличных американских обывателей, обгадить их окружающую среду, проехаться на вонючем грохочущем катере по спинкам нежно любимых ими рыбок? Это все равно что сунуть голую жопу в пчелиный улей, понял? Это то же самое!
– И что же нам делать?
– Пока не знаю.
– Может, разбудить Фила? Подключить его?
– Пусть дрыхнет дальше. Толку от него никакого – как и от тебя. Коллеги, помощнички… Дал Бог таких…
– Ладно, ладно! – заносчиво сказал Карлос. – Один ты у нас гений! Только толку от твоей гениальности пока никакого.
– Вот что пока сделаем, – сказал Картер. – Пошлем пять групп по три человека на те реки, где выявлены владельцы домов из Нью-Йорка. Только никаких катеров, само собой. Пешочком пусть ходят, со всей вежливостью, пусть предъявляют документы и ведут поиски. А ты запроси все данные по связям «Маунтин скиллз». Имена всех их деловых партнеров. Сличим с этими списками, может, и выявим какие совпадения.
– Так точно, сэр – Карлос щелкнул каблуками и отдал честь, не переставая при этом глумливо улыбаться.
* * *
Старик все-таки поддался – достоялся в холодной воде до полуобморока, начал отключаться, тут-то хиту его и зацепил. С трудом передвигая окоченевшими конечностями, вывел Джозефа на берег и направил в сторону дома – сначала еле живым шагом, а потом, по мере согрева, и легкой трусцой. Удочку выкинул по пути в кусты – все, довольно с хиту рыбалки, глупейшей из человеческих забав. Хватит. Уже завтра он переселится в новое тело, а Джо убьет. Не пристрелит даже – повесит в собственном домишке, такова будет плата за строптивость и испорченное настроение. Пусть старина висит в одиночестве, разлагается, пусть ползают по нему мухи – сие есть его жалкий удел.
Нужно отдать должное Джо – сопротивлялся он долго и достаточно изощренно. Только куда ему… Он обречен с самого начала.
Люди слабы. Они слишком верят в собственное совершенство. Верят в то, что враг может придти только извне, и уж с ним-то, с наружным врагом, они справятся в любом случае, с помощи своего разнообразного оружия.
Такого, как хиту, они еще не видели. Хиту – враг внутренний. Нечто вроде болезни. Разумной болезни, не уничтожаемой лекарствами.
Хиту – Хозяин. Пока он только один, но скоро их станет много. И тогда они станут настоящими хозяевами Земли, как стали хозяевами Станса. Земля – отличное место для обитания, пожалуй, даже получше, чем Станс.
Джозеф Горны лежал на диване, завернувшись в теплый плед, похрапывал во сне. Хиту позаботился о рабе-вместилище – покормил его, уложил в постельку. О рабах нужно заботиться, если сами они не в состоянии это сделать. Потому что это забота о самом себе.
Червь пошевелил кончиком брюшка, раздувшимся от личинок. Вот они, будущие маленькие хиту, еще не родившиеся, числом две дюжины. Когда он размножался в последний раз? Трудно сказать… по земным меркам с тех пор прошло не меньше века. На Стансе ни к чему было размножаться – непросто найти место для новых деток. Здесь, среди людишек – раздолье. Не стоит тянуть дольше. Личинки вызрели, забавно копошатся в животе, просятся на волю. Будет вам воля, будет. Завтра же…
Пусть старик поспит. Для того, что ему предстоит сделать, нужны силы.
* * *
Умник вел машину на удивление спокойно – не форсил, не лихачил, спокойно катил по хайвею, ни разу не превысив разрешенную скорость. Лина понимала его – хотелось бы побыстрее, конечно, но не дай Бог засветиться, обратить на себя внимание полиции.
У них уже проверяли документы – три раза, в положенных стационарных пункта контроля. Документы были в полном порядке – с паспорта Лины смотрел симпатичный юный парень с пшеничными усиками и курчавой бородкой; само собой, внешность Лины точно соответствовала фотографии. Умник тоже оброс бородой – только черной, кумпол его прикрыла темная с проседью шевелюра, нос украсился заметной горбинкой, контактные линзы придали светлым глазкам карюю еврейскую грусть. Да-да, Умник, шпион неизвестной страны, превратился в иудейского ребе, влез в черный лапсердак, одел черную шляпу, не поленился даже приклеить пейсы – для достоверности. Выглядел он теперь лет на шестьдесят, и Лина не узнала бы его ни за что, встретив на улице.
– Ты не из Израиля, случаем? – спросила она, отхохотавшись после того, как Умник в первый раз предстал в новом обличье.
– А что?
– Уезжать туда в мои планы не входит.
– Ты не антисемитка, кстати? – поинтересовался Умник. – Все поляки – жуткие антисемиты.
– Да мне по фигу это – еврей, не еврей, – сказала Лина. – Но в Израиль не поеду. Там дико жарко.
– В моей стране тебе жарко не будет, – заявил Умник. – У нас прохладный климат. Лучше, чем тут у вас, в Америке.
– Исландия? – сразу предположила Лина, продолжив цепь догадок.
– Чуть южнее, – ответил Умник. – Но севернее Корсики, это точно.
Они уже проехали через Пенсильванию и Огайо, пересекли границу штата Мичиган и приближались к Детройту. Лина извелась от ниченеделания – и видео-то она посмотрела, и музыку послушала, и в компьютерную стрелялку поиграла, и кроссворды отгадывала, и просто спала часа два, откинув сиденье почти до горизонтали. Противный Умник не пускал ее за руль, а это было единственным, чего она действительно сейчас хотела.
Быстрее, быстрее.
– Не ерзай, – сказал Умник. – Все сиденье своей вертячей попой протерла.
– Это не твое сиденье. И не твоя машина. Тебе какая разница?
– Не елозь. Отвлекаешь мое внимание.
– А там, в твоей стране, у тебя какая машина? Бензиновая?
– Нет у меня там машины.
– А на чем же ты ездишь?
– На упряжке из ездовых собак, – сообщил Умник.
– Собаки? – недоуменно переспросила Лина. – Это, типа, как эскимосы ездят? Что, там настолько холодно?
– Ага. Сопли замерзают прямо в носу. Лед и полярное сияние. Холодильник не нужен. Мороженых тюленей – основную нашу еду – храним прямо под кроватью. А еще у меня есть ручной белый медведь.
– Кончай запугивать, – отмахнулась Лина. – И пусти меня за руль, в конце концов!
– Не пущу. Сколько еще осталось ехать?
– Отсюда – часа три.
– Тем более не пущу. Недолго осталось.
– Ну вот приедем мы, найдем отца, – сказала Лина. – А дальше что будем делать?
– Извлечем червя и убьем его. Сожжем, чтоб и следов не осталось.
– Как ты его извлечешь? Живот отцу разрежешь?
– У меня с собой фиброскоп. Зацеплю червя и вытяну. Ничего твоему папе не будет.
– Ты умеешь управляться с фиброскопом?
– Я все умею.
– То есть вообще все?
– Ну, почти все. Во всяком случае, все что нужно.
– Так не получится, – заявила Лина. – Этот свистун воздействует на людей, заставляет их делать то, что он хочет. Только я ему не подчиняюсь.
– Почему не подчиняешься?
– Откуда я знаю? Наверное потому, что я переделанная. А с тобой он справится в два счета.
– Не справится. В цереброшлеме сработает защита.
– Защита от инопланетных разумных червей?
– Универсальная защита.
– А если отец будет сопротивляться? Им ведь свистун командует.
– Тогда я прочту ему иудейскую проповедь, – Умник потеребил правый пейс. – Скажу, что мы – посланцы пророка Исайи.
– Не пойдет. Отец – упертый католик.
– Значит, сослужу католическую мессу. И изгоню демона.
– Ты с ним поосторожнее, пожалуйста, – сказала Лина. – Все-таки это мой папа. Хотя у меня с ним в последнее время были плохие отношения …
– Мы едем спасать твоего отца, – сказал Умник. – И никто, кроме нас, его не спасет. Поверь, я сделаю все, что в моих силах.
– А из твоей страны в Штаты писать письма можно?
– Все что угодно – письма, телефон, видео, интернет.
– Я буду скучать по Америке, – грустно произнесла Лина. – Когда-нибудь я смогу вернуться домой? Лет хотя бы через десять?
– Трудно сказать, детка. Дай Бог, чтобы через десять лет здесь, в Штатах, было место, в которое тебе захотелось бы вернуться.
– Что, так в Америке все плохо? – хмыкнула Лина.
– Пока ничего, терпимо. Но дальше будет намного хуже.
– Ты так не любишь США?
– Я люблю США, – сказал Умник с неожиданным теплом в голосе. – Я прожил в Нью-Йорке пять лет и понял ваш народ, полюбил его. Вы забавные. Такие самоуверенные… Считаете, что ваше общество идеально. Не хотите видеть дальше кончика своего носа. Люди с трубчатым зрением. Ухоженные лошадки в шорах. «Приличные» – надо ж придумать такое слово… Тридцать пять процентов приличных – а кто остальные? Гарантированные отбросы общества? Потому что не укладываются в стандарты? И где место прочим – в тюряге? Жаль мне вас, от всей души жаль.
– Почему?
– Потому что вы были действительно сильной нацией. Были. Теперь ваше время закончилось – настоящее издыхает, будущего не будет. А великое прошлое… Кому оно понадобится лет через двести? Разве что археологам. Они будут разгребать стометровые пласты ваших экскрементов, вашего изысканного, разнообразного мусора и не верить глазам – неужели такое существовало, возможно было в земной природе?
– Почему?! – Лина прикусила губу, мучительно сморщила лоб, пытаясь понять, о чем говорит странный тип Умник, каждое слово которого значимо, имеет смысл. – Почему, Умник?
– Когда-нибудь поймешь.
* * *
– Ну и что? – спросил Брем. – Накопали чего?
– Так, есть немного, – вяло сказал Картер. – Два десятка мест, которые нужно будет проверить в первую очередь. Завтра проверим.
– Завтра? Ты же рвался в бой, пеной брызгал.
– Так то утром было, – Картер зевнул, продемонстрировал пасть, полную отличных зубов. – А сейчас ночь. Знаешь, как-то не хочется людей будить по ночам, страх нагонять.
– А я вот выспался, – сообщил Брем.
– Еще бы ты не выспался. Шесть часов продрых, сурок. Заступай на дежурство. А я пойду давить подушку.
[8] Ты на это посмотри, скотина! Полметра влево – и нас бы размазало на хрен!
Картер глянул налево. Действительно, он слегка промазал мимо центра площадки. Слегка… метров на пять-восемь, не больше. Совсем рядом с бортом скипера, сантиметрах в сорока, высился ствол сосны – шершавый, черный в слабом свете салонного плафона. Черт бы побрал эти сосны – растут где ни попадя. Черт бы побрал сосунка Карлоса – верещит не по делу каждые пять минут. Да, конечно, Руди – скип-пилот не самого высшего класса… Но об этом Карлосу знать не нужно. Карлосу положено верить, что его шеф Рудольф Картер – лучший агент на свете, бог во плоти, а больше ничего Карлосу не положено. Одно дело – садиться по пеленгу, в авторежиме, совсем другой оборот – самому прописать наводку и точно попасть на площадку, которая больше самого скипера всего в два раза. И, кстати, посадка прошла успешно. Причин для паники и пердежа нет.
– Кто напердел? – спросил Картер. – Воняет как в сортире у марджа.
– Нет, ты что делаешь? – Карлос никак не мог угомониться. – Знаешь, Руди, хватит с меня! Ты псих, ты ненормальный! А у меня ребенок, дочка, кто ее растить будет, если ты меня угробишь? Все, хватит с меня, ухожу в другую группу! Ты представляешь, что было бы, если б скипер зацепил дерево хоть краешком?
– Знаю. Была бы воронка в двадцать метров шириной и четыре – глубиной. А еще знаю, кто здесь напрудил кишечных газов столько, что дышать нечем. Ты, Карлос. Срун ты, амиго. Разрешаю тебе написать рапорт и уйти в другую группу – хоть сегодня. Но не раньше, чем мы закончим это дело.
– Ostia puta! [9] – прошипел Карлос.
– Еще раз так выразишься – вобью тебе зубы в глотку, – сообщил Картер. – Все, пошли. Ты-то хоть в порядке, Фил?
– Нормально, босс.
– Вот, Карлос, бери пример со старшего коллеги, – Руди блеснул улыбкой. – Старина Фил спокоен как надгробный камень. Вперед, Фил, возьмем за яйца Джо Горны и его иностранного червяка. Покажем юным агентам, как дела делаются.
* * *
– Кажется, мы ехали не по той дороге, – сказал Умник.
Спокойно так сказал. А в душе Лины бушевали страсти – бурлили, накатывали адреналиновыми волнами, заставляли ее крупно дрожать и стучать зубами.
Что-то происходило – там, в лесном доме ее отца, Джозефа Горны – Южи, как звала она его в детстве, коряво повторяя шипящие польские слова. Что-то плохое, совсем плохое. Она не знала, что именно, но чувствовала это всеми нервами, натянутыми, как скрипичные струны, отзывающимися в унисон реверберациям, исходящим из недалекого места – опасного, губительного.
Они слышали пушечный гул, пришедший слева, заставивший сосны покачнуться. Лину не надо было спрашивать, что это такое. Внештатная, неумелая, плохо высчитанная посадка скипера. Звук ни с чем не спутаешь.
Кто-то успел раньше?
Джинны. Прыгнули на скипере. Обогнали их, пришли первыми. Лина изо всех сил сопротивлялась этой мысли, гнала ее, но мысль жила сама по себе и не думала уходить.
Дорога кончилась. Машина затормозила на берегу, фары осветили лесную речку. Большие валуны лежали дремали в ночной тишине, выставив замшелые спины, вода закручивалась в буруны, пробираясь меж ними.
– Блинк-ривер, – сказал Умник. – Приятная речушка. Похоже, приехали. Где наша хижина, пристанище усталых странников?
– Не здесь. Это неправильное место. Мы промазали, пропустили поворот.
– Понятно, – Умник вздохнул. – Значит, двигаем назад. Не ошибись снова. Ты вспомнишь этот поворот?
– Я сяду за руль.
– Не стоит. У тебя руки трясутся. Врежешься в дерево.
– Фигня. Пусти меня за руль. Только пусти. И я сразу все вспомню.
– Ладно, валяй, – сказал Умник.
Лина переб ралась на водительское место, положила руки на руль, закрыла глаза. Едва слышный свист раздавался слева. Червь был там – не так далеко, она могла его слышать. По прямой недалеко, но ночью не пройти, сквозь кусты не продраться. Стало быть, еще десять минут плюхать в объезд – теперь она вспомнила дорогу точно.
Лина врубила заднюю скорость и развернулась – резко, едва вписавшись задним бампером в просвет между деревьями.
– Э, детка, не так резво, – сказал Умник. – Тачку угробишь.
Лина не ответила. Она неслась вперед, выжимая все, что можно выжать из машины на отвратной лесной дороге. «Форд» прыгал на ухабах, временами взмывал в воздух, отрываясь колесами от земли, и приземлялся, с грохотом ударяясь днищем о выщербленный асфальт. Лина летела.
Она слышала червя – он был там, в ее отце. Пока еще в отце. Она спешила изо всех сил. И отчаянно не успевала.
* * *
Рация Руди ожила, завибрировала. Руди цапнул рацию с пояса, включил связь. На экране появилась разъяренная физиономия Джона Ледди.
Шеф, черт бы его побрал. Добрался таки до них, свинья ютская.
– Агент Картер, что вы себе позволяете? – проорал Ледди. – Что за самодеятельность? Вы ставите под угрозу срыва сложнейшую операцию!
– Прошу прощения, сэр, – сказал Руди, едва сдерживаясь от ответного рыка. – Так сложились обстоятельства.