Лина зевнула в последний раз и провалилась в спасительный сон.
День 8
Лина открыла глаза, села в постели и сладко потянулась. Оглянулась. Чистая комнатка – белые обои, неброская черная мебель, окно наглухо зашторено, зеленоватый мягкий свет исходит из настенного бра. Похоже на гостиницу – недорогую, но приличную, не чета дрянному мотелю «Сияющие сердца». Приятное местечко.
Лина откинула одеяло. Так-так, тонкие голые ножки. Пожалуй, слишком тонкие – похудела она в последний месяц сверх всякой меры. Зато ножки здоровые. Уродливый красный рубец на бедре – через неделю побелеет, как это случилось со всеми ее пулевыми дырками, но, увы, не исчезнет совсем. Что еще? Большая мужская рубашка в клеточку – надо полагать, принадлежащая Умнику. Что там, под рубашкой? Лина вздернула сорочку вверх и обнаружила трусики – женские, слава богу, не мужские, но совсем не ее, линины. Красненькие такие. Лина никогда не носила красного белья. Будем надеяться, что трусики новые, специально купленные для Лины, не ношенные другими девочками – подружками Умника.
Вот значит, как. Носил ее Умник на руках, раздевал, мыл, одевал, а она ничего об этом не знала – находилась в глубоком отрубе. Жаль, жаль. Пропустила самое интересное. Впрочем, есть еще возможность наверстать.
Лина спустила ноги с кровати, босиком пошлепала к шкафу, открыла створку, увидела ряд вешалок. Ага-ага, куча новых белых сорочек, пара приличных мужских костюмов – целеньких, без дыр в спине. Похоже, Умник не стеснен в средствах – часто покупает новые пиджаки и прорезает в них отверстия для своих шлангов по мере надобности. А вот и линина одежка – черный байкерский комбез. Где тут у нас входные-выходные прорехи на ноге? Нету. И быть не может, потому что комбезец, оказывается, новый, более того, новейший. Лина оттянула воротник, посмотрела на внутреннюю метку. Вот оно – «DС, IAtr» – двойной кевлар, улучшенная авторегуляция температуры – чтобы в оной двойной бронезащите не свариться. Такой костюмчик, пожалуй, пуля джинна Руди не взяла бы. Спасибо за подарок, милый Умник. Очень дорогой подарок, смеем заметить.
Умник взял ее на содержание? Новый папик взамен злодейски убиенного Виктора Дельгадо? Посмотрим, посмотрим… Умник, конечно, весьма привлекательный представитель племени мужчин, но и Вик был хоть куда, а оказался распоследней сволочью. И вот что еще несомненно – Лина нужна Умнику не просто как девочка в постель, а для чего-то большего.
Умник уже знает, что она – переделанная. Откуда, интересно?
Девушка Лина нужна всем. Всем нужно ее тело. Но думает ли хоть кто-то о ее душе?
Щелкнула ручка, открылась дверь и в комнату ввалился Умник собственной персоной – небритый, пованивающий потом и весьма раздраженный. Он прошлепал к столу, шваркнул на него тяжелую грязную сумку, повернулся к Лине.
– Привет, детка. Как ты?
Вот и все. Вот вам нежная встреча. Прочь сантименты.
– Я в порядке, – сказала Лина. – Что-то не так? Ты весь встрепанный.
– Все не так. Одевайся. Быстренько.
– Мне надо в душ.
– Некогда. – Умник протопал к шкафу, не слишком вежливо отодвинул Лину плечом, открыл вторую створку, достал с полки красную футболку, протянул девушке.
– Где ты взял это? Купил?
– Нет, украл, – бросил Умник.
– Я не ношу красного белья.
– Извини, не знал. В следующий раз украду что-нибудь белое.
– Умник, подожди…
– Значит, так, – сказал Умник, – через пять минут сюда придет куча громил, вырожденцев и отморозков, местных хозяев жизни. Это очень невоздержанные люди, уверяю тебя. И я не хочу, чтобы они пялились на твои голые ноги и пускали слюни. Поэтому одевайся побыстрее, Лина. Возьми тот комбинезон, – он ткнул пальцем в шкаф.
– Его ты тоже украл? – спросила Лина, сбрасывая рубашку.
– Купил, – буркнул Умник, и не думая отворачиваться, весьма непринужденно разглядывая линину грудь. – Все я тебе купил, детка. Извини, что не позаботился о кружевном лифчике. Мне он почему-то показался лишним.
– Не злись, – сказала Лина, прыгая на одной ноге и пытаясь попасть другой в штанину комбеза. – Не будь злюкой, тебе это не идет. Я знаю, что ты хороший.
– Я очень хороший, – без лишней скромности согласился слик. – Только меня все достали. Очень достали.
– И я достала?
– Ты – нет. Пока не достала.
– А если достану?
– Ты? – Умник усмехнулся. – Ты невинный воробышек, детка. Ангел с крылышками. Ты представления не имеешь, до какой степени ты чиста и хороша. В этом поганом месте толпа настоящих доставал – не чета тебе.
– Где мы? В гостинице?
– В гостинице? – Умник покачал головой. – Ближайшая гостиница отсюда километрах в пятнадцати… впрочем, не советую подходить к ней даже близко. Мы в Гнилом Гарлеме, милая. Сто восемнадцатая улица, Лексингтон. Не слышала о таком веселом местечке?
Лина слышала. Восточный Гарлем – гадюшник намного хуже Синего Квартала. Бывшее негритянское гетто, а ныне просто трущобы, пристанище для опустившихся типов, алкоголиков, наркоманов, нелегальных эмигрантов, грабителей, автоугонщиков и прочего преступного сброда. Слики, несмотря на свою вызывающую маргинальность, работали, производили продукцию и весьма удачно ей торговали. Те же, кто обитал в Гнилом Гарлеме, давно перешли в категорию отбросов общества – неистребимую, неизбежную в любом государстве вонючую разновидность социума.
– Почему Гарлем? – спросила Лина. – Почему мы не спрятались в Синем Квартале?
– Там уже не спрячешься. Джинны, копы и прочая брейнвошевская братия торчат на каждом углу. Устраивают обыски во всех домах – по списку, без исключения. Ищут нас с тобой.
– А здесь не ищут?
– И здесь начали. Я дал тебе три дня, чтобы отлежаться. Три дня – нам повезло, мы получили отсрочку, пока джинны шерстили сликовскую зону. Но теперь они шарят по всем трущобам. Сегодня они пришли сюда.
– И что? Опять бежать?
– Мы пересидели бы здесь, – уверенно сказал Умник. – Никто бы нас здесь не нашел, я вбухал в это убежище кучу бабок и уверен в его надежности на триста процентов. Но тут нам не дадут отсидеться. Я всегда хорошо платил местным царькам – они прикрывали меня по всем статьям. Увы, сегодня они решили, что я слишком опасен. Им почему-то резко захотелось тишины и спокойствия. Сейчас придут нас выпроваживать.
– Они нас не пристрелят?
– Неправильный вопрос, Лина. Правильный вопрос звучит так: «Ты, Умник, их не пристрелишь»? Отвечаю – не пристрелю. Во всяком случае, постараюсь не пристрелить. Хотя очень хочется. Меня не оставляет мысль, что эти ублюдки еще могут мне пригодиться – когда-нибудь, при гипотетической, микроскопически малой вероятности, что я сюда вернусь. И вообще – не люблю палить без необходимости.
– А что, часто приходится?
– Всякое бывает, – Умник пожал плечами.
– Кто ты такой? Ты ведь не простой слик, да?
– Чушь собачья. Я просто слик. Во всяком случае, был им до последнего времени. А теперь, как видишь, вокруг сплошной форс-мажор, – Умник удрученно махнул рукой. – При таком раскладе любой станет непростым – если хочет выжить, конечно.
В коридоре послышался топот, громкие голоса, в дверь замолотили кулаком.
– Пришли, – недовольно констатировал Умник. – Сядь на кровать, солнышко, и молчи. Ради Бога – ни слова. Прикинься немой.
Он щелкнул замком и в дверь ввалились пятеро – три чернокожих, два латиноса, все в черных костюмах, в черных рубашках со стоячими воротниками, с толстыми золотыми цепями на бычьих шеях. Словом, милая публика. Четверо встали у стен, подперли их могучими плечами, пятый – толстый, бритый наголо негритос в козлиной бородке – плюхнулся в кресло, картинно закинул ногу на ногу и положил на колено руку, в коей содержался неправдоподобно огромный пистолет.
– Умник, – сказал он, – мы тебя уважаем, но у нас из-за тебя охренительные проблемы. Сегодня опять была облава, и загребли больше сотни людей. Из них – восемь наших людей, в том числе Ривейроса и Мака. Это, понимаешь, совсем грустно. Это наводит на всякие мысли.
– Здесь меня не найдут, ты это знаешь, – сказал Умник. – И я заплатил вам на десять лет вперед, чтоб меня не трогали, много заплатил. Это не считается?
– Ты уйдешь отсюда прямо сейчас, вместе со своей телкой. Ты выйдешь из этого гребаного подвала, и сядешь на свой байк, и свалишь из Гарлема. И мы ничего тебе не сделаем. Считай, что ты заплатил именно за это, парень. И вот что я еще скажу – тебе сильно повезло. Потому что кому другому за Ривейроса и Мака я прострелил бы башку прямо сразу, без базара. Тебе повезло.
– Ладно, мы уйдем, – кивнул Умник. – Только не на байке. Байк я оставлю в подарок лично тебе, Хью. Это хорошая машина, Хью, езди на ней, тебе понравится. А мы уйдем так, как нам нужно.
– А я сказал – ты сядешь на байк! – негр Хью поднял пистолет и направил его на Лину. – Ты знаешь, как мы любим марджей, – Хью провел пальцем по горлу. – Марджам здесь хана – сразу, насмерть. Ты единственный мардж, которому мы разрешили жить в нашем городе, жить здесь, жрать здесь, срать здесь, спасаться от легавых, трахать красивых девочек, которых ты привозишь с собой. Потому что ты был клевым парнем, Умник. Был. Теперь из-за тебя взяли Ривейроса и Мака, и ты стал персоной нон грата. Ты знаешь, что это такое?
– Знаю, – спокойно сказал Умник. – Хорошо, Хью, я сделаю так, как ты говоришь. Не психуй. Опусти пушку.
– Не опущу. Пока ты не сядешь на свой гребаный байк, я буду держать пушку на твоей девочке. Ты сядешь на колеса, и телка сядет сзади тебя, и мы вывезем тебя из нашего города – с почетным сопровождением, с эскортом, чтоб ни одна сука тебя не тронула. А потом ты выедешь из нашего города, и я хочу, чтобы твоя железная рожа никогда больше здесь не появлялась. Потому что Ривейрос и Мак сюда уже больше не вернутся – им нарисуют по пожизненному, и я это знаю, как свои пальцы. И сегодня вечером я буду плакать по ним, и кидаться на стены, и думать о том, какое же я дерьмо, что не шлепнул тебя. Но вот такой я человек – у меня свои понятия о совести, и я позволяю тебе ехать. Езжай, Умник, пока тебе дают ехать, спасай свою жопу, спасай маленькую жопку своей девочки и радуйся жизни.
– Понятно, – коротко сказал Умник. – Извини, что так получилось, Хью. Ключи от мотоцикла можно взять?
– Бери. Только быстро.
Умник повернулся, добрел до сумки, валяющейся на столе, с треском расстегнул молнию.
Следующая секунда: Лина видит, как на физиономии Умника появляется свинячье рыло противогаза. Еще секунда: Умник, не глядя, бросает назад через плечо зеленый кругляш размером с теннисный мяч. А дальше мяч лопается в воздухе с негромким хлопком, в комнате появляется облачко сизого дыма. Гремит выстрел, это Хью стреляет в Лину. Лина, задыхаясь, падает на кровать, но можно было и не падать, потому что Хью промазал, послал пулю в потолок, вырубился до того, как нажал на курок, обмяк в своем кресле. И остальные обмякли, расплавились, сползли амебами по стенам – аморфно, беззвучно, безвольно. А Лина умирает, хватает ртом отравленный воздух, и все равно до сих пор жива, даже не потеряла сознания, даже все понимает, только вот никак не может сделать вдох.
Вот идет Умник. Двигается медленно, плывет в сгустившейся атмосфере. Несет в руке никелированную пушку – не пистолет, но что-то очень похожее. Оттягивает пальцами бронированный воротник Лины, приставляет к ее шее ствол и нажимает на спусковой крючок.
Пух!
И Лина начинает оживать – клетка за клеткой, нейрон за нейроном.
Умник не тратит времени – деловито сдвигает в сторону кровать вместе с Линой, взрезает ножом линолеум на полу, сдирает его, обнажает металлический люк, набирает на пульте комбинацию цифр. Люк поднимается. Умник вскидывает Лину на правое плечо – в левой руке сумка, – и прыгает в люк. Мягко приземляется, пружиня ногами. Крышка люка бесшумно закрывается над головой. Наступает темнота.
– Адью, уроды, – говорит Умник.
* * *
– Ты как, Лина? – спросил Умник, стоя на коленях рядом с Линой.
Опять – «Ты как?» Мог бы придумать что-то более свежее, для разнообразия.
Лина попыталась ответить, но из глотки исторгся только мучительный лающий кашель.
– Потерпи немного, – сказал Умник, – через пару минут пройдет. Я ввел тебе антидот.
Он поднялся, воткнул фонарик в землю, на потолке высветился люк с воротом-штурвалом. Протянул руки вверх и закрутил штурвал до отказа.
– Вот так, детка. Минут десять форы у нас есть. По-другому никак не получается, извини.
– Что это было? – просипела Лина.
– Граната с паралитическим газом.
– Решил меня отравить, да?
– Не тебя – их. Тебя так просто не отравишь, с твоей-то утилитой детоксикации.
– Все равно… Почему меня не предупредил?
– Я же сказал – извини.
– Зачем надо было их травить? Они бы вывели нас из своей зоны, безопасность нам гарантировали…
– Они собирались подставить нас. Отдали бы нас прямо в лапы джиннам. Потому что если мы свалим отсюда незаметно, то какая в том польза для этих бандюганов? Джинны не узнают, что мы ушли из района и будут продолжать облавы.
– А байк? Мы доберемся до твоего «Урала»?
– Нет, конечно. Байк придется бросить.
Такая вот история получается – грустная, способная вогнать в слезы любого байкера. Сперва линин мотоцикл бросили, теперь – мотоцикл Умника.
Лина поднялась на ноги, отряхнула землю с комбеза. Умник подошел к ней, положил ладонь на ее щеку. Погладил – настолько нежно, насколько позволяла его рука, мозолистая и шершавая как напильник.
– Не печалься, солнышко, – сказал он. – Когда будем дома, куплю тебе велосипед. Даже два велика – будем гонять с тобой наперегонки. Это полезно для здоровья – ездить на велосипеде. К тому же экономия бензина. Бензин нынче дорог.
– А где это – дома?
– Дома – это дома, – грустно вздохнул Умник. – Дома хорошо. Похоже, пришла пора туда вернуться. Я слишком засветился здесь.
– Поедем с тобой в Европу, да?
– Приблизительно.
– И что там? Ты ведь собирался найти там жену из местных. А как же я?
– Тебя удочерю, – улыбнулся Умник.
– Железно?
– Заметано!
– И наследство мне оставишь?
– Рано пока о наследстве говорить.
– Почему?
– Потому что откидывать копыта в мои ближайшие планы не входит. – Умник наклонился, поднял с земли фонарь. – Уходим отсюда. Не отставай.
Сверху, из-за люка уже слышалась возня, удары по металлу. Умник повернулся к Лине спиной и побежал размеренной спортивной трусцой. Лину совсем отпустило – она поспешала за сликом, дышала легко, не думала ни о чем – только о том разве что, что приятно бежать в прохладной подземной темноте, автоматически двигать ногами, отталкиваться ногами от мягкой, доброй земли и ни о чем не думать.
Через десять минут туннель закончился, уперся в бетонную стену с ржавой дверцей. Умник размотал проволоку, стягивающую замочные ушки, со скрипом открыл дверь.
– Это колодец. Лезем наверх. Не сорвешься? Голова у тебя от высоты не кружится?
– От такой – нет. – Лина усмехнулась, вспомнив, как несколько дней назад летела вниз с пятнадцатого этажа. – Лезь, Умник, не волнуйся. Со мной все в порядке.
Умник сунул фонарь за брючный ремень и нырнул в шахту. Уцепился за скобу, протянул руку Лине, убедился, что она стоит обеими ногами на ступеньке, и ловко, по-обезьяньи, понесся вверх.
Лина старалась изо всех сил, но так и не догнала шустрого марджа. Когда она, порядком запыхавшись, ткнулась ему в ноги, он уже сдвинул крышку канализационного люка и высунул голову наружу, в открытое пространство улицы.
– Ну что? – прошептала она.
– Порядок! – Умник подтянулся, и выпрыгнул наверх, едва не съездив ботинками Лине по носу.
Лина осторожно высунула голову из люка. Вечерело. Серые сумерки ползли по захламленной, заброшенной улице. Развалины домов, тлен и запустение – обстановочка еще хуже, чем в Синем Квартале.
– Вылезай, – сказал Умник, – хватит таращиться. Дай руку.
Он рывком выдернул Лину на поверхность. Потом поставил сумку на землю, убрал фонарь, достал фляжку и сделал большой глоток.
– Что там? – спросила Лина. – Что-нибудь крепкое?
– Вода. Алкоголь замедляет рефлексы, сейчас не до него.
– А выберемся отсюда – напьемся?
– Угу, – Умник кивнул без особого энтузиазма.
– Как свинюшки напьемся, да?
– Сперва выбраться надо, – сказал Умник. – А это не так легко, детка. Впрочем, сейчас уточним. Я сканирую улицу.
– Ага, знаю. В твоей железной нахлобучке на голове – куча всяких приборов.
– Есть, нашел! – Умник поднял указательный палец. – Нашел. Ближайший джинн – в трех улицах от нас. Засечь его нетрудно, поскольку он то и дело связывается со своими коллегами. У агентов СГБ – свой вид связи, особая волна, они полагают, что услышать их невозможно, но не догадываются, на что способна продвинутая сликовская снаряга.
– А нас не засекут?
– Пока – нет. У меня пассивный сканер – он не издает сигналов, которые можно уловить.
– И что дальше?
– Идем туда. – Умник показал рукой вдоль улицы. – Ты впереди, я метрах в двадцати за тобой. И не удивляйся, если оглянешься и не увидишь меня. Я буду это… слегка прятаться.
– То есть ты меня как приманку используешь? – не веря своим ушам, спросила Лина.
– Типа да.
– Ну не фига ж себе! – возмутилась Лина. – Нет, я так не согласна! А вдруг ты меня бросишь?
– Делай, как я тебе сказал, – сказал мардж. – Делай, как говорит тебе умный Умник, и все будет в порядке. А будешь рыпаться – брошу тебя прямо сейчас.
– Умник, мне страшно!
– Очень хорошо, что страшно. Нормальная реакция. Если б тебе не было страшно, я бы подумал, что ты дурочка. Ты ведь не хочешь, чтобы я так подумал?
– Нет.
– Тогда вперед. Держись ближе к левой стене. И все время прямо – никуда не сворачивай.
– Дай мне тогда хоть какое-нибудь оружие. Пушка у тебя есть?
– И что ты будешь с ней делать? Стрелять? Приманишь джиннов со всей округи.
– Ну ладно, ладно. Иду.
Лина пошла по тротуару – медленно, осторожно, ступая словно по минному полю, ругая себя за то, что согласилась. Вот же чертов Умник, умеет заговаривать зубы. Через сотню шагов остановилась, оглянулась. Марджа не было нигде.
Точно бросил.
Пошла дальше. Пробрела двести шагов… еще пятьсот… ускорила шаг. А ничего, вроде. Лина перевела дыхание, сердце перестало трепыхаться, как воробей в лапах у кошки. Похоже, нечего здесь бояться – никого нет, пустынно, словно в Сахаре. Кто может обитать в таких гнусных развалинах?
Человек появился на ее пути так внезапно, что Лина не удержалась от крика. Оборванец, бродяга. Всклоченная седая борода, старая шляпа, надвинутая до бровей, кожаное пальто – древнее, бесформенное, протертое до дыр. Вязаные перчатки на руках.
– Эй, леди, – прошепелявил оборванец, – помоги, чем можешь, штарому больному человеку.
– У меня нет денег, – пролепетала Лина.
Это было чистой правдой. В карманах Лины царила девственная пустота.
– Не надо денег, – бродяга ухмыльнулся, обнажив в улыбке три с половиной гнилых зуба. – Дай мне швою одежку. У тебя хорошая одежка, чиштая леди, ее можно задорого продать. Я продам ее и куплю шебе еды. Много вкусной еды.
– А я что, дальше голая пойду? – тупо спросила Лина.
– Я дам тебе швой плащ. У меня отличный плащ, я нашел его на шамой лучшей помойке. Он понравитша тебе, леди.
– Иди к черту, – сказала Лина.
– О, да ты, я шмотрю, резвая! – Бродяга осклабился, пошел на Лину, широко расставив руки. – Знаешь, я помогу тебе. Шниму ш тебя эту твою крашивую одежку. И вшё, что под ней ешть, тоже…
– Не трогай меня! – завизжала Лина.
Она попятилась назад и уткнулась во что-то мягкое. Обернулась в ужасе и обнаружила, что стоит вплотную к огромному толстопузому чернокожему – не менее оборванному, чем бородач, но значительно превосходящему того по габаритам – весом центнера в полтора, не меньше.
– Джим, – представился негр. – Меня зовут Джим. Лучший трахальщик Соединенных Штатов. Член у меня длиной в фут, и я трахну тебя первым. А потом уже тебя трахнут все остальные.
Остальные, числом четыре, немедленно материализовались со всех сторон – выплыли из сумеречного мрака. Вовсе не доходяги, нет. Напротив, накачанные, едва не лопающиеся от мышц, голые по пояс, разрисованные цветными татуировками. Похабные улыбки блестят золотыми зубами. Уличная банда. Телевидение втолковывает изо дня в день, что преступность в Соединенных Штатах практически ликвидировано, что американские граждане могут свободно ходить по улицам – в любое время, в любом месте, а тут на тебе – толпа бесцеремонных, неконтролируемых, смертельно опасных бандитов.
– Умник! – заорала Лина.
– Не ори, – сказал Умник, появляясь за спиной жирного Джима. – Иди ко мне, детка. И не волнуйся, все будет нормально.
– Как я пойду? Он же мне мешает!
– Кто мешает? Этот? – Он ткнул пальцем в спину негра. – Эй, ты, жирный, подвинься. Дай пройти приличной девушке.
Негр медленно повернулся к Умнику, навис над ним, глянул на него сверху вниз – брезгливо, как на таракана, копошащегося в грязи.
– Что еще за марджевская срань тут воняет? – осведомился он, выпятив нижнюю губу. – Никак, сам Умник пришкандыбал? А люди говорили, что тебя уже пришили, говнюк. Что намотали твои кишки на столб. А ты, выходит, живой пока. Но это ненадолго, марджевская жопа. Щас мы это исправим.
– Быстро валите отсюда, – заявил Умник. – Сегодня плохой день для вас, придурки, зря вы попались мне на глаза. Но я не злой по жизни, я добрый, даже сегодня. Я даю вам шанс. Считаю до трех…
– Не, вы видели? – Негр воздел руки к небу. – Это вонючая кучка дерьма говорит нам, что делать! Вы видели такое, братки?
– Давай я его пришью, – деловито сказал один из четверки татуированных, самый мясистый. – Сегодня моя очередь рубить фарш. Порежу марджа, да?
В руке его появился тесак – широкий, длиной чуть ли не в полметра.
– Да, – негр Джим кивнул головой. – Давай.
– Давай, – осклабился Умник.
Лина вдруг ясно представила, что произойдет сейчас. В голове ее нарисовалась четкая картина – мясистый громила делает первый выпад, сталь блестит холодной, бритвенно-острой дугой; громила промахивается, Умник ускользает, но тут же оказывается в окружении радостно гогочущего отребья; негр толкает Умника в спину, Умник летает как мячик в кольце – его перебрасывают из рук в руки, он получает удар за ударом, и в конце концов останавливается – выпучив глаза, раззявив рот в беззвучной муке, насадившись на нож по самую рукоятку; тесак разрезает его сверху донизу, вспарывает живот, вываливаются ярко-красные колбасы кишок…
Все произошло не так. Мясистый бросился в атаку, рубанув тесаком на манер меча, но Умник не отступил – скользнул вперед и влево, ладони его упали на руку бандита, присосались к ней, вывернули ее, дернули на себя. Мясистый совершил пируэт, перевернулся через голову и грохнулся спиной о землю. Нож вылетел из его руки и, звеня, полетел по асфальту. Бегемотский негр немедленно нагнулся, потянулся за ножом, и тут же получил ногой в бок – вся ступня Умника, казалось, погрузилась в упругое черное сало, увязла в нем, растратила силу на инерцию. Следующая доля секунды – Умник, используя негра как ступеньку, прыгнул, приземлился на его поясницу обеими ногами и снова взмыл в воздух. Спустя еще миг – встал рядом с Линой в боксерской стойке. Согбенная туша негра со стоном обрушилась вниз, примяла собой валяющегося в легкой отключке мясистого.
– Отойди назад, детка, – тихо сказал Умник. – Стой там и не высовывайся.
Лина застыла в ступоре, уронив челюсть и обалдело моргая.
– Слышь, отойди, – повторил Умник. – Не мешай работать.
Лина мотнула головой, очухалась, переступила ногами, заслонилась жилистой спиной Умника. Вовремя – трое оставшихся татуированных налетели с криками, выхватывая на бегу клинки.
Умник не дрался – он именно работал. Сосредоточенно, экономя движения, поставил блоки двум первым нападающим, одновременно выписал шикарный удар в челюсть третьему – ногой с полуразворота. Третий улетел, вмазался в стену и стек по ней, выпал из списка действующих лиц, но первые двое проявили упорство. Один из них подступил к самому Умнику, размахивая двумя ножами со скоростью мельницы. Второй ловко нырнул сбоку от Умника и оказался нос к носу с Линой – молчаливо пыхтя, сжав губы в куриную гузку, вытянул руку и вжикнул лезвием поперек лининого живота. Девушка не почувствовала боли – кевлар бронекомбеза справился, оттолкнул жесткую сталь. Разрисованный уродец, впрочем, не собирался останавливаться – выхватил из-за пояса здоровенный нож-мачете и нацелил следующий удар Лине в голову. Снес бы голову начисто, тут бы и сказке конец, но Умник бросился на землю, крутанул ногами как вертолетными лопастями и сшиб Лину подсечкой – мачете просвистел над самой ее макушкой. Лина отползала назад на спине – извиваясь, в панической спешке работая локтями. Она видела, как Умник выходит из лежачего вращения снова в стойку – в полуприсед; как не успевает среагировать и получает мачете по плечу; как окрашивается алым его рукав; как железная голова Умника врезается в татуированную грудную клетку и с хрустом ломает ребра; как Умник сидит верхом на последнем из оставшихся врагов, схватив в кулак его длинные волосы, намотав их на пальцы, и молотит, молотит, молотит затылком врага о бордюрный камень, и кровь течет по асфальту темным блестящим ручейком…
Лина свернулась клубком, подтянула колени к животу, с трудом преодолевая рвоту, и закрыла глаза руками.