Попов Валерий. В городе Ю (Рассказы и повести)

   И нас это, надо сказать, вполне устраивало - считалось, что руки у нас развязаны для каких-то выдающихся дел. Но годы шли. С годами все тяжелее давались мне эти поездки, жена обижалась, что я совсем не люблю дочь месяцами ее не вижу, и хоть бы что!
   Нет, я, конечно, скучал иногда по ней, но ехать туда, общаться по заведенной программе с тестем и тещей... когда у меня сейчас такое буквально что состояние... выше моих сил!
   Сначала тесть солидно пожимает руку, приглашает к столу, потом следуют одни и те же вопросы, и обязательно в одном и том же порядке: "Как здоровье?", "Как дела?", "Какие планы?" - причем отвечать надо быстро, и обязательно одно и то же, любое отклонение, даже просто перестановка слов вызывает долгое недоуменное молчание.
   И главное, не выскочить из-за стола, не выйти на улицу, потому что тесть сразу же недоуменно скажет: "За папиросами, что ли? Так вот же они!"
   И попробуй ему объясни, что ты... вовсе не за папиросами!
   Конечно, я понимал, что они очень любят внучку, а также свою дочь, мою единственную жену. И ко мне относились неплохо, да и я, в общем-то, любил их, но ездить туда было выше моих сил. И я ездил все реже.
   Мы пытались делать иначе - привозили на выходные дочку к себе. Но так тяжело было видеть, как дочка, веселая в субботу, в воскресенье то и дело поглядывает на часы и часов в пять, вздыхая, начинает собираться в обратный путь.
   - Ну все! - возвратившись однажды от них, сказала жена. - Надо Дашу забирать к себе.
   - Почему?
   - На-ды так! Нады-ы! - выпячивая по своей дурашливой привычке подбородок, произнесла она.
   - Но почему?
   - Надоело ей со стариками жить, вот почему! А главное, в школе своей она со всеми поссорилась, не может там больше учиться, плачет каждую перемену. Вот почему!
   - Странно... а мне она ничего не говорила! Мне отвечает всегда, что все нормально!
   - Тебе разве скажешь! - махнула рукой жена.
   - Ну что ж... - сказал я. - Но только год уж пускай доучится до конца!
   - Ето понятно! - весело сказала жена. - А я зато с Дийкой договорилась, что мы на каникулах у них на даче будем жить!
   И вот настал вечер, когда Даша переезжала к нам...
   Я вышел в прихожую, прислушался. Девятый час, а жена с дочкой еще не появились. Тревожные мысли, над которыми раньше я издевался, теперь захватили меня.
   Ну что могло случиться? Метро, автобус?.. Тут воображение не подсказывало ничего ужасного. Может, погас свет и они застряли в лифте?
   Я быстро щелкнул выключателем - свет есть!
   Потом снизу послышалось завывание лифта. Я подошел к двери, стал слушать. Лифт остановился на площадке, но голосов не было. Заскрипел открываемый замок соседней квартиры.
   Я вернулся в комнату, сел.
   "Да, плохо! Ни в чем нельзя на нее положиться! - привычно устало думал я про жену. - Даже привезти дочь от бабки, и тут нельзя быть уверенным, что она проделает это без происшествий!"
   Я абсолютно извелся, когда услышал наконец скрип открываемой двери, увидел свет, проникший с площадки.
   Первым в квартиру, часто и горячо дыша, вбежал песик (подаренный дочке за хорошее окончание учебного года), подбежал и, встав на задние лапы, передними стал перебирать на моих коленях. Потом, насмешливо тараща глаза, появилась дочь, кивнула и пошла в прихожую раздеваться. С ободранным картонным чемоданом ввалилась жена, обиженная и уставшая.
   - Представляешь? - кивнув на чемодан, она горько вздохнула.
   "Надо же, как трогательно огорчается! - подумал я. - Словно для нее это новость, что дочь жила у деда с бабкой, и откуда взяться там модному чемодану?"
   - Зато, говорят, в школе нашей со следующего года будут занятия в бассейне, - сказала жена и направилась в кухню.
   Там Даша играла с песиком и, увидев меня, подняла быстро голову и улыбнулась.
   На кухне жена взбила омлет и вылила его из мисочки на сковородку.
   - Во сколько завтра едете-то? - спросил я. Она пожала плечами.
   - Как так?
   - Не знаю, - сказала она. - Звоню все время Дийке, она не отвечает.
   - Но вы договаривались или нет?
   - В общем, да.
   - А когда?
   - На той неделе еще.
   - А вчера не могла созвониться? Позавчера? Трудно это было? Или невозможно?! Мало ли что могло случиться за эти дни?
   Жена отвернулась к плите, заморгала, что означало у нее приближение слез.
   Я ушел в комнату, сел на диван, сидел, автоматически сводя и разводя два маленьких черных магнитика, оставшихся, наверно, от какой-нибудь "Маши не хочу каши", стараясь отвлечься, успокоиться их маленьким, выскальзывающим сопротивлением.
   - Что, папа? - в комнату вошла встревоженная Даша.
   - Ничего, - сказал я, погладив ее по голове.
   Я надел ботинки, вышел на лестницу, хлопнув дверью.
   Та-ак! И это дело завалено! А Даша, особенно последние дни, так мечтала о том, что она поедет к Хиуничевым на дачу, будет вместе с их дочкой Катей поливать грядки, как они будут бегать по лесу!
   - Там, наверное, ландышей уже много. - Поддерживая в ней бодрость в последние дни занятий, я сам часто поднимал эту тему.
   - Нет, - серьезно подумав, как всегда, отвечала Даша. - Ландышей еще нет. Только внизу, у ручья есть.
   - Но вы-то знаете небось это место?
   - Конечно! - небрежно отвечала Даша. - Мы с Катькой в прошлом году каждый день туда носились!
   Да и сам я радостно думал, как хорошо будет оказаться ей в сосновом лесу после тяжелых занятий в конце года, тем более, как рассказала однажды жена, Даша, выйдя после контрольной по математике, потеряла сознание. Меня эта история очень перепугала - что же это такое... в чем дело? Может быть, просто переутомление? Даша занималась так старательно, дотошно, и вот наступили каникулы, она собрала свои вещи в старый чемодан... и вдруг выясняется, что никуда они не едут!
   Я стоял, слушая ровные гудки в трубке. У Лехи с Дийкой - никого! Все ясно! Собственно, это давно было ясно, что Хиуничевы не горят желанием приютить нас у себя на даче. Мы сами давно прервали семейное общение с ними и только перед самым летом, в ожидании каникул, резко возобновили. Эта хитрость, конечно, шита белыми нитками, и обидчивый Леха, конечно, ее раскусил. И вот результат: долгие, тягучие гудки в трубке. "Нас нет, а вы живите, как знаете!"
   Я нервно топтался во дворе. Главное, тяжело было возвращаться к дочке, что-то ей объяснять...
   - Ничего! Утро вечера мудренее! - сказала жена.
   - Мудрёнее! - сказал я.
   Утром, когда дочь с женой еще спали, я снова позвонил... Нет... никого! Тягучие гудки.
   - Ну как? - спросила дочка, подходя.
   - Пусто! - сказал я.
   - Ух, мама! Уж не могла договориться! - Сощурясь, Даша посмотрела на выходившую из спальни мать.
   - Ну, что будем делать? - садясь в прихожей на стул, спросил я.
   - Они на даче, точно! - подумав, сказала Даша. "Может, они на кладбище поехали? - подумал я. - Троица сегодня, все на кладбище едут".
   - А поедем к ним. Нет, так нет! - сказала жена.
   Я представил, как они с дочкой, со щеночком на поводке подходят к даче - и никого там нет, ворота закрыты. Только представить себе, как они будут идти потом обратно!
   - Ладно, съездим! - решил я.
   Я открыл чемодан, стал перекладывать вещи в сумку.
   - Английский берем?
   - А как же! - вытаращив глаза, сказала Даша. - Обязательно надо будет там английским заниматься!
   В электричке песик спокойно уснул, Даша читала английский. Я, не отрываясь, смотрел в окно.
   "Как долго едем-то! - думал я. - С прошлого года помню эти торчащие из воды черные палки. Сколько едем, а самое только начало пути!"
   Наконец мы вышли на станции и, спустившись с платформы, пошли по ноздреватому после дождя песку. И сразу же почувствовали чистый, промытый дождем, прохладный воздух!
   По дороге Даша, разрывая мое сердце, все рассуждала о том, что дядя Леша с тетей Дней, конечно, уже взяли Катю из детского сада.
   - Любому хочется отдохнуть от этих занятий! - рассудительно говорила она.
   Мне все хотелось добежать первому до дачи, узнать, как там обстоят дела, вернуться с какой-то определенной вестью, чтобы жена и дочь не шли так, в сомнениях и переживаниях, по дороге... Но, сдерживая себя, я шагал с сумкой рядом, чуть впереди.
   И вот показался за оградой двор, у сарая серый бок "жигулей".
   - На месте! - небрежно сказал я.
   Словно услышав команду, песик стал рваться на поводке. Даша побежала за ним, но я с сумкой обогнал их, чтобы в случае чего принять удар на себя! Мы подошли к калитке. Леха, остроносый, в берете, обстругивал какую-то доску: поставив ее на топчан посреди двора, с наслаждением прищурив глаз, готовился нанести снайперский удар - и тут он увидел нас.
   - А-а-а... И с собачкой! - только и произнес он и, не в силах сдержать своей досады, скрылся в бане, которую он строил, наверное, лет пять.
   Даша со щенком на руках стояла у закрытой калитки. Из бани раздался стук топора.
   К счастью, страдания в жизни не тянутся долго - этого не выдерживают ни жертвы, ни палачи, - и вот уже с крыльца дома спускается Дня, громко говоря:
   - Дашка! Какая ты большая-то стала! А это что с тобой за безобразная женщина? А это что за командированный с узлом?
   Жена быстро подхватила ее тон. Дня открыла калитку, и, обнявшись, они с женой, болтая на тарабарском своем наречии, ходили по двору.
   Катя, не обращая внимания на Дашу, хотя они так дружили год назад, сразу, конечно, бросилась к щенку. Но Даша спокойно ждала, пока та опомнится и поздоровается, - характер у Даши был твердый, дожимать ситуации она умела, тут я даже иногда ей завидовал.
   Дождавшись приветствия, Даша присела к щеночку, и они стали щекотать его вместе с Катей.
   - Сходите, девочки, погуляйте с ним в лесу! - сказал я, быстро закрепляя этот альянс.
   - Леня! - густым своим голосом закричала Дня. - Может, ты покинешь свой скит хотя бы по случаю приезда дорогих гостей?
   - Должен же я закончить эту сторону, раз решил? - с досадой отвечал Леха.
   Я сел на раскладной стульчик посреди двора.
   - Телеграмму получили от Риммы, - высунувшись вдруг из бани, проговорил Леха, - шестого приезжает, точно уже! Так что ничего, к сожалению, не получится!
   И тут же скрылся обратно.
   Собрав силы, я вошел к нему в клейкий, пахучий сруб.
   - Да-а-а... Здорово ты тут развернулся!
   - Шестого, говорю. Римма приезжает, Дийкина мать, - упрямо повторил Леха.
   - А? Ну и что? - небрежно и весело сказал я, хотя веселья и небрежности осталось у меня очень мало. - Но до шестого-то могут тут девочки пожить вместе, тем более, видишь, как они обрадовались друг другу!
   - До шестого - я ничего не говорю. До шестого - пожалуйста! - сломался Леха.
   Тут из леса (как по сценарию) с криком и визгом выскочили разрумянившиеся, радостные девочки, за ними, взмахивая ушами, как крыльями, мчался щенок.
   Поглядев на них, Леха вонзил топор, вышел из бани и наконец поздоровался с моей женой и дочкой.
   - Что, Лешенька? - Не давая остыть железу, жена выхватила из сумки бутылку. - Может быть, с легким паром?
   - С легким паром, с легким паром! - подхватил я.
   Через час я шел к станции. На последней прямой я обогнал старичка и старушку и, спохватившись, высоко подпрыгнул, чтоб показать им, что быстро иду я просто от избытка энергии, а вовсе не из-за опасности опоздать на электричку!
   ... В городе я вдруг почувствовал, что я один, что обычные заботы на время отпали.
   "Что-то я давно не не ночевал дома!" - бодро подумал я, впрыгивая в автобус.
   Автобус переехал мост. Я все собирался выйти, позвонить (кому?), но на первой остановке не вышел, подумав, что на следующей автоматы стоят прямо у автобуса... Но почему-то опять не вышел и так доехал до самого дома.
   "Ну, ничего, - бодро подумал я, - зато чаю сейчас попью! Хорошо попить горячего чаю с лимоном в холодный вечер!"
   Потирая руки, я отправился на кухню. Но заварки в коробке не оказалось. И лимона не было. И вечер, в общем-то, был не такой уж холодный.
   Я побродил по пустой квартире.
   Да-а-а... Помнится, два года назад, когда жена уехала в отпуск и через пять минут вернулась, забыв билет, квартира была уже полна моими гостями.
   - Вот ето да! - с изумлением, но и с некоторым восхищением сказала тогда жена. - В шкафу они у тебя были, что ли?
   Нет, они были не в шкафу - они прятались во дворе, за мусорными баками, ожидая момента! Да... теперь, конечно, не то! Видимо, возраст. Тридцать лет. Еще двадцать девять лет одиннадцать месяцев - ничего, но тридцать - это уже конец.
   Видимо, жизнь прошла. Не мимо, конечно, но прошла. С этой умиротворяющей мыслью я и уснул.
   Проснулся я необычно рано. По привычке я стал искать на стене пятно света, сквозящего между шторами, - по расположению этого пятна я определял время довольно точно. Но пятна на стене не было.
   "Значит, пасмурно, дождь!" - подумал я, и сразу же возникло почему-то ощущение вины.
   Потом пятно на стене стало проступать, сперва бледно, потом все ярче и ярче наливаясь солнцем.
   Я вскочил, отодвинул штору: на кусок ярко-синего высокого неба со всех сторон надвигались набухшие тучи. Я смотрел некоторое время на этот кусочек с надеждой, но потом задвинул штору, оделся, поел и, сдуваемый ветром, вышел на улицу.
   "Что за лето?" - с отчаянием думал я.
   С таким трудом, ценой таких унижений удалось пристроить дочку на шесть дней на дачу, на воздух, и надо же - пошел дождь, они с Катей даже не могут выйти погулять! Что я, метеоролог, что ли, виноват, что лето выдалось в этом году такое холодное?..
   - У тебя жена в отъезде? - спросил приятель на работе.
   - А что, есть хорошие девушки? - автоматически, думая о другом, спросил я.
   - Да нет... Я не к тому. Вид у тебя какой-то неухоженный.
   На следующий день, отпросившись с работы, я поехал к своим. Время в электричке промелькнуло в этот раз быстро, я соскочил с платформы, побежал по дорожке.
   Дочь выскочила из калитки, бросилась навстречу, стукнулась в живот головой. За оградой лаял щенок, выпрыгивая из высокой травы, чтобы посмотреть, кто это приехал.
   Я вошел в дом, обнял жену. Щеку мою защипало - я понял, что она плачет.
   - Ну, в чем дело?! - злобно спросил я.
   - Взвалили тут все на меня! - сжав свои маленькие кулачки, утирая ими щеки, рыдала она. - А магазины все закрыты, ничего нет. Вот, достала только это! - Она ткнула кулачком в маленькую синеватую курочку, которая лежала, поджав тоненькие лапки. Жена умела создавать жалобные картины, когда ей нужно было изобразить одинокую свою, печальную участь. - Лешка совершенно не разговаривает! - всхлипнула она.
   - Так... в лес-то хоть ходите? - обратился я к девочкам.
   - Нет. Холодно очень, - грустно вздохнув, сказала Катя.
   - Эх вы, мерзлячки! - бодро сказал я. - Быстро надевайте курточки, сапоги! А где папа твой? - спросил я у Кати.
   - Папа в городе, - вздохнув, сказала она.
   В лесу действительно было очень холодно. Подгоняемые мною, девочки дошли до ручья. Там было не только холодно, но и сыро. Свисающие из тугих трубочек белые шарики ландышей казались олицетворением зимы.
   Возвращаясь обратно, я увидел, что ворота в ограде широко распахнуты и посередине двора стоят "жигули". Леха, стоя на коленях у багажника, вынимал оттуда банки с краской, долго осматривая каждую, нюхал, подбрасывал.
   - Что это у тебя?
   Этого вопроса, видимо, Леха и дожидался.
   - Да краску вот купил, - ответил он. - Пол на кухне хочу покрасить к приезду Риммы, а то ворчать начнет, как всегда, что дача запущена.
   - Как же в комнаты придется входить? Через окно? - легкомысленным тоном спросил я.
   Леха молча покачал головой: "Ни за что!" - и с банкой ушел в дом. Уже в отчаянии я стал бегать с девочками, взбадривать щеночка (совершенно не справляется, сукин сын, со своими функциями!) и, когда смех и лай сделались практически непрерывными, пошел на кухню.
   - Что ж теперь, - не выдержав легкого тона, сорвался я. - Из-за твоей чертовой хозяйственности все должно рушиться?!
   - Что все? - пожав недоуменно плечами, спросил Леха.
   - Для чего ты дачу-то строил? Чтоб дочка была счастлива, верно? И конечная цель уже достигнута - посмотри в окно! А теперь ради какой-то промежуточной цели ты хочешь порушить цель конечную, понимаешь?! Взглянув в окно, я спросил у Кати:
   - Нравится тебе, Катенька, с собачкой играть?
   - Нравится, - робко пропищала она.
   Мне немало приходилось в жизни интриговать, но впервые я интриговал с помощью маленькой девочки и щеночка!
   И все зря!
   Не слушая меня, Леха опустился вдруг на колени и стал измерять пядями пол, что-то бормоча.
   Расстроившись, я ушел в лес.
   "Все ясно! - думал я, шагая по лесу. - Такой тип людей - и ничего им не объяснишь! Преодолевая трудности, так привыкают к ним, что забывают о конечной цели, упиваясь трудностями как таковыми! И главное, нет никакой возможности им доказать, что девяносто девять процентов проблем и несчастий создают они себе сами, своими же руками!.. Хотя, с другой стороны, несколько уже успокаиваясь, думал я, - будь Леха на каплю другим, не было бы дачи и вообще не о чем было бы дискутировать!"
   Я спустился вниз, перепрыгнул ручей.
   Да-а... Когда-то мы жили примерно в этих местах, посланные в студенческие каникулы на мелиорацию... Какое счастливое, безоблачное житье тогда было!
   Днем с друзьями бегали по болотам, опрыскивая химикалиями чахлые кусты, вечером веселились... Потом я, не чувствуя никакой усталости, шел за двадцать километров туда, где жила с яслями знакомая медсестра, и часа в четыре утра возвращался от нее обратно. Как раз тогда были белые ночи (как, впрочем, и сейчас, но сейчас я как-то их не заметил). Было светло, я шел напрямик по пружинистому глубокому мху, подходил к неподвижному озеру, спускался в гладкую холодную воду и плыл.
   ... Когда я вернулся на дачу, Катенька плакала, по лицу ее текли длинные слезы. Даша стояла молча. Жена спускалась с крыльца, толкая перед собой коленом набитую сумку.
   - Что, едете уже? - мимоходом спросил Леха, отрываясь от пола.
   Жена, не глядя на него, кивнула.
   - ... Ну, так позвоните? - не выдержав тишины, проговорил он.
   Я сунул руку в окно, мы молча обменялись рукопожатием.
   - Дашенька, бери Рикки, - светским тоном проговорила жена.
   Даша постояла неподвижно, потом сняла со стула поводок и пристегнула к ошейнику щеночка.
   Песик упирался, жена тащила его, ошейник сполз ему на уши...
   - Матери скажем, что он на машине нас до станции довез! - после долгого молчания сказала жена, когда мы шли уже по дороге.
   Я кивнул.
   - Ну, ничего! - говорила в электричке жена. - Зато пожили все-таки на свежем воздухе!
   - Мне не понравилось в этот раз, что погода холодная, - тараща для убедительности глаза, произнесла Даша.
   Домой мы приехали поздно, молча попили чаю и легли.
   - Ничего! Я уверена, все как-то устроится! - безмятежно сказала жена.
   "Конечно! - подумал я. - Обязательно! Как тут может устроиться-то?! Приучил ее в свое время ни в чем не видеть трагедии и сам теперь на этом горю!"
   "Что ж делать-то? - лежа ночью без сна, думал я. - Что Даше сказать, когда она утром проснется? Старалась, так хорошо закончила второй класс, удивив всех обстоятельностью и серьезностью; так мечтала интересно прожить каникулы, и вот из-за разболтанности родителей придется ей провести лето между мусорными бачками и пивным ларьком!"
   Утром я спустился по лестнице к почтовым ящикам посмотреть, нет ли какого-нибудь письма. В последнее время почему-то я все ждал какого-то письма, даже замочек на ящике сломал, чтобы быстрее можно было запустить руку, но письма не приходили.
   Я спустился... В одной из дырочек ящика что-то белело! Вынув, я сразу разорвал конверт. Письмо было от двоюродного брата Юры.
   Здравия желаем!
   Сим письмом спешу уведомить вас, что, спихнув наконец все дела, ослобонился душой и телом, поэтому готов принять вас с достопочтенным вашим семейством на берегах великой русской реки Волги. Следующие факторы дают основание предполагать, что может иметь место весьма насыщенный культурный отдых:
   1) Лодка с мотором "Вихрь-М".
   2) Польская трехкомнатная палатка (Сашок тоже собирается прибыть с семейством).
   3) Пропуск-разрешение на житье на малообитаемом острове-заповеднике.
   4) Огромный запас рыболовных снастей (некоторые из них на грани законности, но это - тайна!).
   Ждем! Надеюсь, ты не забыл наш зимний договор, хотя заключался он в состоянии некоторого подпития.
   Неоходимо взять:
   1) Одежду на случай холода и жары.
   2) Энное количество банок тушенки.
   3) Неограниченное количество огненной воды.
   4) Несколько флаконов ДЭТы (на Волге в этом году необыкновенный выплод комаров - мириады!).
   Мы все очень надеемся, что Дашу отпустят с вами, ее здесь ждут и Мишка, и Димочка.
   Все!
   Срочно звони.
   Твой друг и брат Юра.
   - От кого это? - спросила в прихожей Даша, как только я вошел.
   - От дяди Юры. Помнишь, к нам зимой приезжал? Приглашает нас на Волгу.
   - А что, поедем! - кивнув для убедительности головой, сказала Даша. А будут там какие-либо дети? - важно спросила она.
   - Мишка, сын его. И Димка, сын Сашка. В прихожую вышла из спальни жена.
   - Приснился мне сон, что мы плывем по какой-то реке.
   - Все правильно, - сказал я. - Вот, Юрка нас приглашает.
   - Ведь говорила же я, что все устроится! - сладко потягиваясь, сказала жена.
   Снова она со своей беспечностью неожиданно оказалась права!
   В тот же день я дозвонился в Саратов, потом, отстояв три часа в очереди, купил им билет на самолет (сам я, как выяснилось, мог освободиться на работе не раньше чем через неделю).
   И вот мы ехали уже на экспрессе в аэропорт Ржев-ска. За окном мелькали широкие проселки, холмы, речки, словно мы уже прилетели куда-то далеко. Аэропорт оказался маленький, сельский. В зале было душно, преобладали старухи с корзинами.
   Щеночек пугался шума самолетов, скулил... Хотели было оставить его у бабушки, но он так рвался с поводка и сипел, что решено было взять его.
   Скрепя сердце я оставил их в неказистой этой обстановке, вскочил на последний в этот день экспресс. Автобус отправился. Они, уменьшаясь, все так и сидели неподвижно в сквере, хотя начал вдруг накрапывать крупный дождь.
   Всю неделю меня мучила эта картина - как сидят они в сквере под дождем. Один раз вечером я даже поехал туда, чтобы посмотреть, так ли там действительно все печально? Оказалось, что так.
   И вот наконец с чемоданом и тяжелым рюкзаком я ехал туда как пассажир.
   В салоне самолета было сумрачно, слова из-за мягких кресел доходили глухо.
   На промежуточной посадке в Ижевске я вышел на воздух. Самолет стоят в пустом, глухом конце аэродрома возле каких-то вагончиков-мастерских. Было холодно и темно (я и забыл уж, что летом, оказывается, может быть такая тьма!).
   В Саратов прилетели под утро. Аэропорт его показался мне южным горячий воздух, колючие стриженые кусты, цикады.
   Я побродил по площади и в темноте еще уселся в автобус. Автобус тронулся, я задремал. Потом вздрогнул от ощущения какой-то громадной пустоты. Я придвинулся к стеклу... Автобус катился через знаменитый саратовский мост - огоньки пароходов внизу казались такими же далекими, как звезды.
   На рассвете я доехал до маленького заволжского городка Маркса и там вдруг впервые почувствовал, что оказался на Востоке - возле автобусной станции сидели несколько казахов в халатах.
   По спуску, отделанному серым камнем, я спустился к бензиновой воде, подошел к человеку, сидевшему в моторке, и договорился. Сначала мы промчались по узкой протоке, затемненной высокой землечерпалкой, потом вдруг выскочили на огромный простор, ограниченный лишь на горизонте высокими круглыми горами, словно срезанными острым ножом со стороны воды. Дальше по краю разлива горы поднимались еще выше. В долине между горами, совсем высоко, стоял маленький розовый домик.
   Последний раз я плавал по Волге давно и сейчас, окатываемый водной пылью, удивлялся - такого гигантского простора я не ожидал!
   - Амур! - кивнув головой в сторону шири, сказал водитель.
   - Как Амур? - изумился я.
   - Лодка типа "Амур", - усмехнулся водитель. - Со стационарным двигателем. Три тысячи.
   - А-а-а. - Я поглядел на большую лодку, идущую по фарватеру стремительно и мощно.
   Потом, слепя, мелькнула отмель, обсаженная чайками, дальше с этой же стороны (противоположной горам) потянулись низкие песчаные острова, узкие блестящие протоки. Изредка мелькали на берегах моторки, виднелись палатки. Я стал понимать, как нелегко будет в этом лабиринте найти своих. И вдруг увидел на длинном песчаном мысу, почти исчезающем в блеске воды на горизонте, крохотное черное пятнышко, быстро двигающееся туда-сюда, подпрыгивающее.
   - А это ведь песик наш! - обрадовался я. - Что еще может здесь быть такое быстрое и черное? И вот я уже выпрыгнул в воду, вышел на песок.
   - Ты самый заметный, самый видный на всем побережье!
   Я чесал опрокинувшемуся щеночку живот. Перекатываясь на спине, он довольно урчал.
   Потом откуда-то сбоку наскочила дочь, одетая в какой-то незнакомый свитер, в чьи-то ботинки.
   Я вдруг почувствовал, как лицо мое стало набрякшим, потным, плохо управляемым. Я вспомнил, что взрослые должны показывать детям пример, стал делать важные, серьезные рожи.
   С песчаного берега спускалась жена, почему-то в брезентовой куртке с нашивками полковника студенческих строительных отрядов.
   Потом, стряхивая с рук тесто, подошел Юра, саратовский брат.
   После из леса по тропинке вышел московский брат Саша.
   - Ха, Валя! Где это тебя так подстригли?
   Обцепленный со всех сторон сразу всеми, я выбрался на невысокий песчаный уступ, сел за стол.