Попов Валерий. В городе Ю (Рассказы и повести)

   Ехали из одной деревни в другую - и вдруг за кустами мелькнул длинный деревянный дом с заколоченными ржавым железом окнами.
   Сердце екнуло: то! Не скажу, чтобы радостное было чувство, скорее наоборот... Тишина. Зной. Мухи бубнят. Паутина светится на кладбищенских крестах.
   - Выходим.
   Бывший дом попа, как Коля-Толя объяснил. Поп сбежал отсюда лет десять назад - и не по политическим там мотивам, а просто семья не захотела здесь жить... И епархия почему-то отказалась от этой церкви. Уже полуразрушенная - в глубине, в зарослях, краснеет кирпичом. Вокруг нее витые чугунные кресты в крапиве. Ближе к дому сменяются современными деревянными, простыми, обходят дом с флангов. Тишина. Зной.
   Здесь!
   Что - здесь?
   ... С сельсоветом по поводу дома не возникло проблем...
   Однако часто не приходилось там бывать: проклятая работа - заказ Щ-427, "Нырок". Замаскированная под обычный шельфоразведчик. Но обладающая одним неожиданным свойством: умением нырять на шестьсот метров. И "рогом", которым берет пробы грунта, нечаянно зацепляться за трансатлантический корабль. Любопытно все же: о чем они там говорят?
   Все просто вроде бы, если не считать, что прошлая, Щ-426, зацепилась "рогом" за кабель, да так и не отцепилась. А вклиниваться в разговоры по кабелю, просить помощи - нет такого приказа.
   Обычной лодке проще: выкинул на кабеле радиобуй, и пошел через спутник на гигагерцах! А с шестисот метров не выкинешь!
   Так и задохнулись!
   Какую же связь им поставить? Нет такой связи!
   Ночью, вернувшись, сидел на крыльце, смотрел на темную долину, волнами спускающуюся к далекому поселку Плодовому. Вдруг оттуда замаячил зеленый огонек и, то исчезая, то появляясь, стал вроде бы ко мне приближаться.
   Печень екнула... Кто бы это ко мне?
   Она?
   Кто-то круто едет - таксисту велел не мелочиться, счетчик не включать, и видно - из города едет: у нас тут нет такси...
   Она?
   Вывернув из-за последнего бугра, такси осветило фарами дом...
   Геныч!
   Геныч пожаловал!
   После крушения Последнего Оплота Социализма - все сюда! Ромка тут уже давно, хирургом.
   Обнялись с Генычем.
   - Ты, говорят, шале купил? - Геныч хмуро спрашивает.
   - Смотри!
   - Рухнуть есть где?
   - Найдем!
   Таксист, недовольный, уехал. А Геныч действительно рухнул.
   На следующий день была пыльная, скучная суббота. Покидали в автоприцеп гулкие бидоны, поехали на реку за водой. Геныч долго удивлялся моей жизни, потом сказал:
   - Ну ты, Санчо, даешь! Пыль! Слепни! Глухомань! Кладбище! Только такой толстокожий, как ты, здесь может жить!
   Всегда бесчувственным меня считал. Он - чувственный!
   Привезли, естественно, не только воду. Тут и пошел душевный разговор.
   Про то, как в Африке на пули напоролся, я рассказал.
   - И ты мог подумать, что это я?! - Геныч вспылил. - Что я могу своего друга... - Вскочил, забегал по избе. - Видеть тебя действительно не хотел. Специально в горы уехал! Но чтобы...
   - Ну, извини.
   - Надо же - с нефом перепутал! - все повторял.
   Чтобы Геныча успокоить, раз пять гонял машину в лабаз за новыми порциями. Все казалось, этого-то хватит?! Но не хватало!
   - Ты мог подумать, что я могу?! - Снова поехало. - В друга стрелять!..
   - Ну... один-то раз было... вроде бы... - не выдержал я.
   - Когда?! - Геныч взвился.
   - Ну... на Троне Генсека...
   - ... Ты мог подумать?! Эта сука бешеная в тебя палила! Еле потом обезоружил ее! Как гремучая змея - всех ненавидит!.. Кстати, тут видел ее!
   - Где?
   - На станции - где же еще? На поезд садилась! Вся расфуфыренная - не узнает! Спросил, как к тебе проехать, и не ответила!
   - Так она ж и не знает! - радостно вскричал я.
   - Да... - Геныч презрительно на меня поглядел. - Она тебя таких подлянок накидала...
   - Когда?!
   - А ты все к ней неровно дышишь!
   - Погоди.
   Выскочил в темные сени и там бешеный танец сплясал: все-таки никто на этом свете так ее не чувствует, как я!
   Потом снова на станцию помчался... видимо, за выпивкой? Или зачем?
   Душа как-то летела впереди машины, мысли все были о Ней... опомнился вдруг над самым обрывом, вдарил по тормозам. Тело удержал на самом краю, а душа от страха улетела. Высота... простор... далекое сипенье флейты... Приближается...
   Стоп! Мне туда не надо! Она - здесь!
   С высоты вижу лучики: такие же пьяницы, как я, едут в Плодовое за вином. Рывком возвращаюсь. Понимаю, что снова на земле, потому что слышу, как забытая бутылка, скатившись с заднего сиденья, разбилась и теперь, булькая, льется.
   Фу!
   Потом услышал, как тихо камешки струятся с обрыва из-под колеса. Медленно, осторожно попятился, развернулся... Во! На краю ходим!
   На бешеной скорости ворвался в Плодовое. Встречный грузовик мне фарами помигал: мол, сбавь скоростянку! Засада! ГАИ!
   Дикое ликование охватило меня. Жизнь идет!
   В общем, укушались с Генычем крепко! И воскресенье под тем же флагом прошло...
   В понедельник утром Геныч заходит ко мне наверх.
   - Слушай, Санчо, не обижайся, но только такой толстокожий, как ты, может среди покойников жить! Я лучше на базе в общагу попрошусь!
   - Ладно.
   Вывел свой драндулет, поехали на базу. На площадке у стадиона работяги демонтируют какой-то ангар: много чего пришло в ветхость в связи с конверсией. Сдирают тонкие, светлые, словно поющие листы меркурина и швыряют в канаву, в грязь! Не выдержал, подошел.
   - Мужики!
   Отличная кровля на мою избу!
   - Договоримся! - говорит бригадир. - А лестница не нужна тебе?
   - Какая лестница?
   - Винтовая. Из того же материала. На второй этаж.
   - Покажите!
   Геныч, махнув рукой, убыл.
   А я с помощью товарищей начал грузить.
   Стали с Колей-Толей крыть дом. После работы - и до темноты. Какая-то кулацкая жилка у меня все же оказалась! И лестницу установили: точно из прихожей на второй этаж, в будуар!
   Но этим наша дружба с Колей-Толей не ограничилась.
   В субботу - только вздремнул после обеда - радостный голос:
   - Принимай, хозяин, гостей!
   Выхожу на крыльцо. Коля-Толя в строгом костюме. За ним торжественно одетые люди стягивают с кузова грузовика гроб!
   Странно как-то вышло: словно я, поселившись тут, сам священником сделался и кладбище заработало. Но я - то чем виноват? Открыл, конечно, окно, поставил им Бетховена.
   Все родственники покойного оказались, естественно, у меня - и постепенно нажрался я с ними так, что ничего не помню!
   Проснулся среди ночи от ужаса. Выхожу в сени и вижу, как ступени винтовой лестницы проседают по очереди: Он поднимается!
   Просыпаюсь - снова солнце. Тишина. В избе - никого. Выползаю на крыльцо, и вдруг - с пыльной дороги сворачивает черная "волга". Алехин вылезает. Сам пожаловал!
   Загорелый, в белом костюме. Смеется:
   - Вы что - и отпевать уже начали? Оборачиваюсь - и цепенею: гроб с покойником стоит на козлах! Так отметили - похоронить забыли.
   - Извините, - говорю, - мелкие погрешности. Заходите, если есть время.
   Стоит, щурится. Любуется моей крышей.
   - Должен вас порадовать: ваша крыша во всех сводках иностранных разведок уже числится как военный объект!
   Развел я ручонками: а что делать? Объясняю ему: разбирали на базе огромный ангар из меркурина, мужики прямо бросают листы в полынь - и тут подхожу я, весь в белом!..
   - Ясно, - улыбается. Заходим внутрь.
   - О! Винтовая лестница оттуда же!
   - Может быть, вы скажете... - С похмелья злоба колотит. - Где в наших краях можно добыть что-нибудь не стратегическое?
   - Полностью с вами согласен, - смеется. - Но не беспокойтесь: я не из ОБХСС.
   "А откуда же ты? - думаю. - ГРУ? КГБ? Да нет, как-то они мелкими сошками перед собою выглядят! С чем приехал?"
   Ого! С коньяком!
   - У меня к вам серьезный разговор...
   Ну что ж, самое время! И обстановка подходящая...
   - Надеюсь, вы понимаете, что все, что было прежде, - лишь подход к настоящему вашему предназначению? Даже не увертюра?
   - Да знаете ли... мне как-то и предыдущего вполне хватило!
   Шутливо махнул рукой.
   - Да нет, то все было несерьезно.
   - Да?
   Вдруг вспомнил свое недавнее "состояние клинической смерти", когда чуть не гробанулся с обрыва. Не они ли начали "настоящую работу"?
   Пронзительная догадка! И чувствую - верная!
   Алехин только усмехается.
   - Вас не проведешь!
   - Так чем... мы занимаемся?
   - Пока еще рано об этом говорить... вдруг не получится.
   Ну! Мастер замечательных фраз этот Алехин! Чем-то мы уже занимаемся на грани смерти моей, но говорить об этом еще рано! После смерти, что ли, будет пора?
   - Кстати, вы знаете, что это кладбище самоубийц?
   Так! Удар обухом по голове! И в то же время, как бы тонкий намек мол, не случайно я на кладбище оказался, часть их сложного плана, о котором рано еще пока говорить!
   - Самоубийц?
   Тонкий намек? Действительно - вспомнил я, что особой любви и сожаления родственники недохороненного не выражали. Говорили, более того: явился с отсидки, тут же, нажравшись, стал гоняться за родичами с ружьем, потом, видимо, обиделся и...
   - Значит - все это - конспирация? - оглядываю окружающий меня деревенский храм.
   - Вроде да, - улыбаясь, Алехин говорит. - Теперь уж, глядя на вас, никто не скажет, что вы гений!
   Подошел я к осколку зеркала на бревне, увидел свою физиономию, дико захохотал.
   - А я - гений?
   - Безусловно. Кто же еще три раза может вернуться с того света?
   Тишина. В углу двора, где он спускается к умывальнику, уже стало темнеть, комары полетели...
   - Надеюсь, вы понимаете, - Алехин говорит, - что мы с вами служим не войне, а Высшим Загадкам?
   Тишина. Он повернулся и вышел.
   А я остался.
   И в тот же день еще я встретил Ее!
   Поехал в Плодовое за продуктами... Идет народ с железнодорожной станции. И она! Сколько лет уже ее не видал! И не помнит меня.
   - Подвезти?
   Молча села, не глянув даже. Мыслями далеко.
   - Звероферма.
   Ах, звероферма! Понятно! Тогда еще, в общежитии когда жила, на портниху училась, училась и - выучилась! Говорили, она в Африке пропадает, а она уже здесь цветет! Звероферма! Там командует Хорь, известный своим гаремом из зверовщиц - без личной проверки никого не принимает! Ясно! Жены начальства - и тут, и в городе - ходили, ходят и будут ходить в шубах из его куниц! Хорь вечен! Значит - и она? Да, неплохо причалила!
   Молча едем. От нее - никакой реакции: не узнает. И мыслями далеко. Словно издалека мой голос доносится:
   - Слышала, лето дождливое будет сей год. От волнения даже перепутал свой пол! Нет ответа. Что же еще сказать? Очередную глупость: "Мы были с вами в предыдущей жизни?"
   Она молчит и задумчиво гладит свои дивные ноги.
   - А можно, я вам ноги поглажу? - вдруг говорю. Тут она вроде вырвалась из сна.
   - С какой стати? - удивилась.
   - Но вам же приятно?
   Молчит. Нет протеста. Вырубил скорость. От глянцевого ее колена рука неудержимо скользит все выше. Зажала мою ладошку ногами, застонала! Разжал.
   Страсть - и ярость: ведь это же она с кем попало, не узнала меня. А все - точно как когда-то со мною... вплоть до отключки в конце! Водой ее, помню, отливал!.. Сейчас, правда, сама очнулась. Посмотрела наконец на меня... Узнала?
   Неизвестно! Снова погрузилась в задумчивость. Молча доехали до ворот зверофермы - я от волнения не мог ничего сказать, она, видимо, не хотела. И, лишь выходя, потрогала меня рукой за плечо... словно на ощупь собиралась вспомнить!
   Умчался. Зачем-то опять приехал на станцию. Может, еще одного выгодного клиента подцеплю?
   И точно! Геныча встретил в магазине в его макси-шубе! Что-то меховщики меня обступили со всех сторон!
   И сразу после этого - словно пробило уши, забитые прежде водой - всюду стал слышать только про нее!
   В Доме офицеров, где кучковался бомонд:
   - Теперь лучше к ней и не суйтесь! После того, как она шила принцессе Анне, лучше и не суйтесь! В магазине:
   - Демьяныч мой ночь провел у нее. Еле вызволила его. Весь искусанный! Ай да Демьяныч!
   Старушки у магазина на завалинке одобрительными взглядами провожали ее:
   - Нелька-то у на вся точеная!
   Лучший друг - Коля-Толя с его партнерами, оказывается, в массовом порядке давно уже занимались добычей дикой нутрии для нее!
   - Трех штук не доловили до обещанного! Кимовна убьет!
   Она и убить может?.. Мне ли не знать!
   А еще, говорят, они с Ромкой какое-то хитрое дело затеяли...
   В воскресенье с какой-то тайной, даже мне смутно понятной целью ладил с Колей-Толей террасу... чаи распивать? Подпирал доски снизу, пол закрепляли - и Коля-Толя прямо мне в руку гвоздь вогнал! Пока что не был готов я к такой роли - реагировал неадекватно.
   Бесшумно подруливает "фольксваген", из-за темных стекол выныривает Ромка.
   Я пью из раны собственную кровь, с удивлением смотрю. Все это время Рома холоден был - и вдруг!
   - Здорово, пузырь!
   Неужто слух о моем таинственном предназначении и до него донесся? Да нет! Просто - сделал шаг! Хватит кукситься! Собрались мы наконец все вместе тут: пузырь, соломинка и лапоть!
   Улыбается таинственно. Сердце екнуло... Ну?!
   И вылезает из машины она! Все вылезает и вылезает с руками-ногами разобраться не может. Каким же клубочком она свернута была там! Толчок ревности.
   Смотрим с ней друг на друга. "Жизнь вернулась так же беспричинно, как когда-то странно прервалась". Пастернак. Помню, за его книжку Ромка чего мне только не предлагал! Возобновилось наше прежнее хобби - книги на баб?
   - Вот... приказала! - Ромка, как всегда, в обиде на всех. - Говорит, что в процессе вспомнила тебя. А признаться стесняется! А кто есть у вас для неблагодарной работы? Я - кто же еще? Привез.
   Она неожиданно вдруг зарделась. Большой успех!
   - Думаю, досадные мелочи не время вспоминать, - добавил Ромка.
   Конечно! Какие мелочи? Что, например, она палила в меня? Глядя на нее сейчас - не хочу верить!.. Так кто же тогда? А - какая разница!
   Да... Автора детективов из меня явно не получится - для этого надо мелочным быть.
   Ромка тогда стрелял? "Смерть врагам капитала?"
   Да какая разница - если он сейчас Ее ко мне привез?
   Она приникает ко мне, закрывает глаза, втягивает носом воздух из-под рубашки.
   - Не могу... Как ты пахнешь! Этот горький запах кинопленки. Откуда он у тебя?!
   - Как говорится, чем богаты!..
   - Ну, долго будете стоять, как засватанные? - Ромка куражится. Отведи даму в лесок. Говорят, грибки нонче! Награди даму грибком!
   Курсантский юмор! Гляжу на него, на нее... Как же я их люблю!
   - Ну... - сделал рукой неуверенный жест в сторону рощи. И только вошли в чахлые осины, наглая красная головка - гриб!
   - О! - Нелли присела, свои длинные ноги согнув, одной рукой заправила прядку за ушко, а другой ухватилась за гриб, вниз голой рукой по извилистому стволу повела, делая все более изумленные глаза... явно имея в виду, не гриб!.. Когда мы вернулись, Нелли, поту-пясь, стряхивала иголочки с юбки.
   Ромка, поглядев на нас, хлопнул дверцей - и стремительно унесся.
   Мы вошли в избу - и кинулись друг на друга! И потом - словно не рассветало. Не знаю, в какое время дня вдруг Коля-Толя закашлял под окном.
   - Петрович!
   - А?!
   - Тебе рыба нужна?
   - Какая рыба?
   - Живая, какая!!
   - Ладно...
   - Деньги давай!
   Так мы с ней впервые разлиплись за двое суток.
   Потом вдруг Ромка появился, слегка обиженный:
   - Друзей, значит, теперь не существует для тебя?
   Нелли таинственно молчала, положив ногу на ногу.
   Безвольно потащился за ним - на царскую, как он обещал, рыбалку. Тем более Коля-Толя, хоть и обещал, так ни с какой рыбой не появился - ни с живой, ни с мертвой.
   Царская рыбалка началась с того, что мы, два блестящих гвардейца, пятясь, осклизываясь, сползли в узкий овраг в Плетневке, куда все помои выплескивали. Та-ак? Это что? Выдернули из засохшей грязи спрессованный веками зипун. Отлично! Посмотрим теперь, что у них в Зазипунье... как в ближнем, так и дальнем. Тут оба в скелет дивана провалились, в острые пружины, засели, развесившись в стороны, как в капкане! Отлично. Давай теперь ту гнилую досочку отвалим! Отлично! Вот это черви! Возьми вот эту ржавую банку - кидай туда. Колоссально! Ничто не могло порушить наш восторг - даже когда баба выплеснула на нас сверху помои и картофельные очистки закачались у нас на ушах!
   Потом на его "резинке" выплыли на середину озера - по берегам уже сумрак, а гладь сияет!
   Ромка огляделся, счастливо сощурился.
   - Ну, как ты думаешь? Вроде перезимовали? Ясное дело, он не просто зиму имел в виду, а как бы тяжелое время!
   - Надеюсь, надеюсь!
   Ромка выдернул пестрого окунечка, отцепил! Вдруг видим - к нам красная кастрюля, дымясь супом, плывет на доске. Нелли не забыла про нас! Стало темнеть и на озере. Ромка вдруг говорит:
   - Кстати, что ты затемнился-то так: ничего не рассказываешь мне, чем занимаешься. Что, этих уж очень полюбил, с ними теперь? Мог бы хоть что-то рассказать другу!
   Та-ак! Так вот какая "книга на обмен" интересует его! Книга, которую сразу после работы я кладу в сейф, запечатываю, а ключ сдаю. И, выходя за КП, стараюсь забыть, что в ней написано. Так вот какая книга! Ясно, для чего и рыбалка эта!
   Интересно - по его "заданию" кастрюля приплыла?
   А Нелли - тоже по его?..
   Тут, к счастью, пошел дикий клев - и рассеял черные мысли!
   - Вот! Чисти! - бросил ей королевских окуньков.
   Даже не посмотрела!
   Сидит, сложив свои ноги, на тахте и смотрит телевизор - с крышей из меркурина отлично стало видно! Каналов уже в телеке не хватает - куча запретных станций: С-н-н, НТЛ... на экране какой-то африканский колдун (за свое пребывание в Африке полно таких повидал) прибыл в Шотландию. Его Дух ему сообщил, что где-то здесь череп его предка, великого колдуна. Приплясывая, какой-то метлой помахивая, по дорогам Шотландии идет: длинный, ногастый, с приплюснутым лицом, и целым лесом тугих косичек.
   - О! Это же ты! - Нелли говорю. Серьезно отвечает:
   - Может быть!
   Уже шептала мне в прошедшие ночи о борении в бездне высших сил мужского вихря Янь с женским Инь. Янь настойчиво входил в Инь, Инь яростно отвечала - и снова поехало: на всю ночь!
   Временами я, полностью уже себя забыв, слыша лишь ее шепот, ползал по болотам, ловил водяных крыс, приползал к ней, и тут же сдирали шкуры, тут же набрасывались друг на друга!
   Утро вообще наступит когда-то? Все длится ночь - и снова: крик раненой оленихи несется над озером!
   И - трусливая мысль во время полета где-то под потолком:
   "Что же это она делает? Рассекретит же базу!"
   И снова - крик.
   И снова шаманила, нашептывала о непонятном, но знакомом откуда-то: символизм человеческого тела, рыбий символ Христа, кабала, космогония, дерево Исирот!
   Еле вырвался на любимую работу из этой кабалы!
   Вхожу в проходную. Геныч мрачно кивает в сторону - пройди, надо поговорить. Сам же я в охрану и устроил его - вот он и "охраняет" теперь!
   Сели на железные стулья.
   - Есть тема, - Геныч сурово произносит.
   - Слушаю тебя.
   - Если этот твой дружок... Рома... будет продолжать интересоваться тем... что абсолютно его не касается... мы его с орлятами так отволохаем век не забудет! Так и передай.
   Подслушали наш разговор на озере?.. Как? Может - через кастрюлю, может - кастрюля была микрофоном? Дикие мысли.
   Потрясенно смотрю на Геныча. Потрясен.
   Во-первых - его жестокостью: отволохаем! Своего же друга!
   Во-вторых - его же мягкостью: отволохаем! За вражескую деятельность всего лишь?
   Все тут перевязаны между собой, надо понимать?
   - И вообще со своим окружением разберись! - поглядывая на экраны, Геныч говорит.
   - Ты... о ком?
   - Не понимаешь будто? А кто сейчас... особенно ногами, окружает тебя?
   - Думаешь?
   - Случайных тут не бывает! Обычной бабе позволят шкуры драть здесь, в центре укрепрайона?
   - Обычной я и не считаю ее...
   - И не считай! - Геныч усмехается.
   Вечером возвращаюсь домой - Ромкин "фольксваген" стоит! Может, и не только "фольксваген"?
   Врываюсь в избу: она сидит на диване, голые ноги сложив... Наездница! Задрыга!
   - Ну, что? Дружок твой проинструктировал тебя? - нагло спрашивает Ромка, развалясь в кресле.
   "Да-а!.. - Гляжу на них. - За такую ли свободу мы боролись?!"
   - Ну, что? Вернулся забрать ее? "Такая корова нужна самому"? Или "книга" важней? - начал я выступление.
   - Угадал - я уезжаю, - говорит Нелли. Срывает с распялок вонючие шкуры, запихивает в мешок.
   - Петрович! Принимай гостей! - Коля-Толя является с очередным покойником.
   Только он нас и "примирил"! Ромка сразу же брезгливо уехал.
   Она в светелку по лесенке поднялась, закрылась, а я после поминок рухнул внизу.
   Просыпаюсь в полной тьме - она трясет меня за плечо.
   - А?.. Что?!
   - Он ходит.
   - Кто он?
   - Он... По лесенке ко мне поднимался. Ступени прогибались.
   - Деформация металлов...
   - Они поочереди прогибаются! О! - схватила меня за плечо.
   И я вижу, как Он спускается по винтовой лестнице вниз: верхняя ступенька просела, за ней - вторая... ну... ну! С нетерпением уже ждешь... Третья! Не видно никого, лишь - ступеньки.
   Причем так медленно это происходит, что ясно - нечеловеческое это существо... и в то же время что-то еще явно человеческое в этой "походке"! Предпоследняя ступенька... последняя... и какой-то леденящий холод прошел сквозь нас - и ушел.
   Медленно - почти так же, как Он - поднялись по лестнице, осторожно легли. И только чуть пригрелись, успокоились, что-то громко брякнуло внизу! Сердце сразу оборвалось.
   - Лежи, - шепнул ей. - Я посмотрю.
   Осторожно выглянул из окна: сияние! В кухне на первом этаже свеча горит!
   Спускаюсь по винтовухе... так же медленно, как Он. Стою, затаив дыхание, потом резко распахиваю дверь в кухню.
   В качнувшемся свете свечи - тени прыгнули - сидят за столом двое: один знакомый, другой - вовсе незнакомый! Причем - иностранец! Объяснить это трудно, но отличить их легко! Ну, хотя бы по тому, как этот - высокий, рыжий - пружинисто вскочил, вежливо поклонился... Иностранец в центре укрепрайона! Ни фига себе! Вот они - шаги прогресса, разрядка! Второй, как и положено нашему, сидит, развалясь, и на мое появление практически не реагирует. Мальчик Богдан. Новый местный миллионер. Родители - агрономы, скромнейшие люди! Откуда взялось? Начал с того, что у местных старушек скупал лечебную траву пижму, увозил ее в город. Теперь построил каменный особняк и торгует уже не пижмой, а чем-то другим. Международные, стало быть, контакты?
   - Мистер Карпентер! - Рыжий вежливо представляется.
   ... Плотник, стало быть, по-нашему? Ну что же, плотники нам нужны!
   Богдан - будка, как кирпич - снисходительно мне объясняет, что мистер Карпентер - гинеколог, а поскольку Люська его беременна, привез гинеколога. Из Америки - ближе как-то ему уже неловко.
   Ясно. А теперь как бы развлекает его, показывает ночную местную жизнь на моем примере. Правда, как-то моего согласия забыл попросить, но это мелочь.
   - Я ему сказал, что ты стихов знаешь, кучу - прочти парочку! - Богдан говорит.
   Как-то такая смесь поэзии с гинекологией возмутила меня.
   - А может быть, все-таки лучше завтра утром? - говорю. - И желательно - предварительно договорившись.
   - Так уже, да? - Богдан даже приподнялся. - Ты знаешь, кому это говоришь?
   - Да приблизительно знаю. Так что - пойдите вон!.. Надеюсь, он не понимает по-русски?
   - Хи из крези! - Богдан, усмехаясь, Карпентеру говорит, и они выходят. Богдан с кривой улыбкой, мистер Карпентер - с абсолютно счастливой.
   Богдан подсаживает Карпентера в свой бандитский броневичок, забирается сам в кабину и оттуда кричит:
   - Учти, это тебе не пройдет! Я тебя достану! И блядь твою!
   Иллюминация на его кузове пару раз меняется, и он отъезжает.
   Я стою, оцепенев, медленно соображаю: кого же это он блядью назвал? Наконец, сообразив, прыгаю на своего "ослика", врубаю скорость, вылетаю на дорогу. Его задние огни далеко уже! Хорошая у него машина для труса! Я яростно хохочу.
   За горбом он вообще скрывается. Вылетаю на горб!.. Скрылся! Медленно еду... такого звездного неба давно не видал! Метеорит чиркнул, как спичкой.
   Ага! Вынырнул он! Лечу туда, на дикой скорости влетаю в Плодовое - и в упор ослепляет свет его фар. С выключенными поджидал! Желтые галогенные фары, одна яркая, другая чем-то залепленная, словно гноящаяся... уже не свернуть!
   Перед фарами тускло светится высокий бампер - как бы изогнутая никелированная толстая кроватная спинка.
   Бэмц!
   Последнее, что вижу в упор, - лбом моим окровавленные разбитые часы на щитке: 23.28. Совсем не поздно еще!
   Сияние. Простор. А где же флейта?.. Засипела наконец - на этот раз ближе! Сердце как бы заколотилось - хотя тела нету! Сипение будто бы приближается... Неужели встретимся?
   А как же она? Делаю резкий рывок, непонятно какими органами, и пикирую с какой-то страшной высоты к моей избушке, влетаю в сенцы. Что-то не то!..
   Понятно, что не то: не чувствую запахов! И еще мелочь - меня нет! Поднимаюсь наверх, меня нет - только тончайшие, чувствительнейшие ступени из меркурина слегка проседают по очереди... первая... вторая... третья... четвертая... Дверь. Дергаю. Закрыто! И явственно чувствую: за ней - ужас. Прохожу сквозь нее. Нелли нет. Вот - отскочив в ужасе, дрожит в углу, в коротенькой рубашке в горошек. И только губы шевелятся, и я чувствую произносят: "Ты?.." И последнее потрясение - на будильнике 23.25! На три минуты раньше.
   И - долгая тьма. Открываю глаза. В машине. Авто мое завалилось набок по тому чувствую, что голова моя налилась. С трудом поворачиваю ее, шевелю губами... осторожно сплевываю изо рта острые дребезги. Резко вверх перед глазами, как Александрийский столп в Питере, поднимается освещенная задранной фарой сосна. Вырулил?... Как? Когда?
   Вылезаю, ссыпаю с себя стекла... очухиваюсь. Соленый вкус на губе... Значит - жив!?