Попов Валерий. В городе Ю (Рассказы и повести)

   - Прощайте, с-с-с-скалистые горы, на подвиг н-н-н-нас море зовет!
   Я внимательно дослушал песню, потом все же сдвинул дверь в купе проводника.
   - Чего надо? - резко поднимая голову от стола, спросил проводник.
   В купе у них было если не тепло, то по крайней мере угарно, на столике громоздились остатки пиршества. Стены были утеплены одеялами, одеялом же было забрано и окно.
   - Где... начальник поезда? - слипшимся от мороза губами произнес я.
   - Я начальник поезда. Какие вопросы? - входя в купе, бодро проговорил морячок.
   - ... Вопросов нет.
   Я вернулся в купе, залез на верхнюю полку - все-таки перед ней было меньше холодного окна, - закутался в одеяло (оно не чувствовалось) и стал замерзать. Какие-то роскошные южные картины поплыли в моем сознании... правильно говорят, что смерть от замерзания довольно приятна... И лишь одна беспокойная мысль (как выяснилось потом, спасительная) не давала мне погрузиться в блаженство...
   А ведь я ушел из ресторана, не заплатив! А ведь - ел хлеб, при этом намазывал его горчицей! Как знать, может, именно эти копейки сыграют какую-то роль в их деле? Конечно, тут встает вопрос: надо ли перед ворюгами быть честным, но думаю, что все-таки надо - исключительно ради себя!
   Скрипя, как снежная баба, я слез с полки и снова по завьюженным лязгающим переходам двинулся из вагона в вагон.
   Меня встретил в тамбуре контролер контролеров контролеров - это можно было понять по трем повязкам на его рукаве.
   Я вошел в вагон. Все сидели за столами и пели. Контролеры пели дискантами, контролеры контролеров - баритонами, контролеры контролеров контролеров - басами, - получалось довольно складно. Тут же, робко подпевая, сидели официанты в кандалах и метрдотель - за неимением остановки они пока что все были тут.
   - Что вам? - быстро спросил контролер контролеров контролеров, давая понять, что пауза между строчками песни короткая, желательно уложиться.
   - Вот, - я выхватил десять копеек, - ел хлеб, горчицу. Хочу уплатить!
   - Да таким, как он, - проникновенно, видимо, пытаясь выслужиться, произнес метрдотель, - памятники надо ставить при жизни! - Он посмотрел на контролеров, видимо, предлагая тут же заняться благородным этим делом.
   - Ладно - я согласен на памятник... но только чтобы в ресторане! пробормотал я и пошел обратно.
   Тут я заметил, что поезд тормозит - вагоны задрожали, стали стукаться друг о друга, переходить стало
   еще сложней...
   В нашем тамбуре я встретил проводника: в какой-то грязной рванине, с мешком на спине, он спрыгнул со ступенек и скрылся - видимо, отправился в поисках корма для кур...
   Это уже не задевало меня... свой долг перед человечеством я выполнил... можно ложиться в мой саркофаг. Я залез туда и сжался клубком. Поезд стоял очень долго. Было тихо. Освободившееся сознание мое улетало все дальше. Ну, действительно, чего это я пытаюсь навести порядок на железной дороге, с которой и соприкасаюсь-то раз в год, когда в собственной моей жизни царит полный хаос, когда в собственном доме я не могу навести даже тени порядка! Три года назад понял я вдруг, что за стеной моей - огромное пустующее помещение, смело стал добиваться разрешения освоить это пространство, сделать там гостиную, кабинет... Потом прикинул, во что мне это обойдется, - стал добиваться запрещения... Любой, наблюдающий меня, вправе воскликнуть: "Что за идиот!" Написал массу заявлений: "В просьбе моей прошу отказать!", настрочил кучу анонимок на себя... Как бы теперь не отобрали, что есть!..
   Я погружался в сон... вдруг увидел себя в каком-то дворе... меня окружали какие-то темные фигуры... они подходили все ближе... сейчас ударят! "Зря стараются, - мелькнула ликующая мысль. - не знают, дураки, что это всего лишь сон!" Двор исчез. Я оказался в вагоне-ресторане, он был почему-то весь в цветах, за окнами проплывал знойный юг. Появился мой друг метрдотель в ослепительно белом фраке.
   - Кушать... не подано! - торжественно провозгласил он.
   Через минуту он вышел в оранжевом фраке.
   - Кушать... опять не подано! - возгласил он.
   - Может быть - можно что-нибудь? - попросил я.
   - Два кофе по-вахтерски! - распахивая дверь в сверкающую кухню, скомандовал он.
   Я вдруг почувствовал, что лечу в полном блаженстве, вытянувшись на полке в полный рост, откинув ногами тяжелое одеяло... Тепло? Тепло!
   Значит, проводник, когда я его встретил на остановке, ходил не за кормом для кур, а за углем? Замечательно! Тогда лучше так и не просыпаться - сейчас должны начаться приятные сны!
   В следующем сне я оказался в красивом магазине игрушек в виде лягушонка, которого все сильнее надували через трубочку.
   ... Все неумолимо ясно!.. Надо вставать!
   Проводник сидел в тамбуре на перевернутом ведре, блаженно щурясь на оранжевый огонь в топке.
   - Ну, как? - увидев меня, повернулся он (после взгляда на пламя вряд ли он различал меня).
   - Замечательно! - воскликнул я. - А раз уж так... в туалет заодно нельзя сходить?
   - Ладно уж! - Он подобрел в тепле. - Только кур не обижай! - он протянул ключ.
   - Зачем же мне их обижать?! - искренне воскликнул я.
   Я ворвался в туалет. Куры, всполошившись сначала, потом успокоились, расселись, своими бусинками на склоненных головках разглядывая меня. Кем, интересно, я кажусь этим представителям иной, в сущности, цивилизации? Достойно ли я представляю человечество? Не оскорбит ли их жест, который я собираюсь тут сделать?.. Нет. Не оскорбил.
   Абсолютно уже счастливый, я забрался к себе на полку, распрямился... Какой же последует сон?.. Солнце поднималось над морем... я летел на курице, приближаясь к нему. Вблизи оно оказалось огромной печкой. Рядом сидел проводник.
   - Плохо топить - значит, не уважать свою Галактику! - строго проговорил он, орудуя кочергой.
   ТИХИЕ РАДОСТИ
   - Кто там?
   - Я.
   - Ты, Николай?
   - А кто же еще?
   - Действительно, кто же еще может притащиться в такую рань - в выходной, без предварительного звонка!
   - Главное - отпуск сегодня начался, а встал все равно - ни свет, ни заря!
   - Видимо, должен тебя пожалеть? Ну, ладно - заходи! Только извини - у меня не прибрано!
   - Да-а-а... это мягко еще сказано! Что это у тебя?
   - А что такого? Один живу!
   - А где жена?
   - Уехала. На соревнования. По забрасыванию чепцов за мельницу. И дочь там же. В общем - "я дал разъехаться домашним... и даже собственной мамаше".
   - Ну - отлично! Тогда, может быть, промочим горло?
   - Ну, давай... Но у меня, к сожалению, только безалкогольные, на диких травах - саспареловка, могикановка, оробеловка. Отлично тонизирует!
   - ... Ну, давай! А пожрать нету?
   - Ну, естественно, нету! Откуда? Один живу!.. Можем попробовать вот эти банки пятилитровые сдать, купить на эти деньги чего-нибудь.
   - Да не примут, наверное!
   - Примут!
   - А как нести?
   Придумали наконец - надели по две банки пятилитровые на руки, на ноги, по одной - на головы. Медленно, как водолазы, побрели.
   В овраге в зарослях боярышника, бересклета, бузины нашли сырой сарайчик - приемный пункт.
   - У вас банка на голове с трещиной!
   - Где?
   - Вот, посмотритесь в зеркало.
   - Да-а, действительно! Но остальные хоть примете?
   - Примем.
   - Ура!
   Получили деньги, треснувшую банку оттащили домой, стали собираться.
   - Чего такие брюки плохие надел?
   - Чтобы отрезать себе пути к наступлению. А то, сам понимаешь!.. А в этих брюках я далеко не уйду. А вечером надо дома быть - статью заканчивать.
   - Ясно... А свитер где такой раскопал?
   - А что? Разве плох? Двадцать лет уже ношу. Два раза с третьего этажа в нем падал. На двадцатилетие нашей свадьбы жена выплеснула на него красное вино - и хоть бы что, отстирался, выглядит как новенький!
   - Ты так считаешь?
   - Считаю!
   - А зимнюю шапку зачем надел?
   - Это раньше, в далекой молодости, я ходил без шапки даже зимой... теперь, из осторожности, хожу в зимней шапке даже летом!
   - Ясно... Ну - вперед? Вышли на улицу.
   - Ну... пойдем в гниль-бар? - Николай заносчиво говорит.
   - Ты что, сдурел? - Николаю говорю. - Ты знаешь, например, сколько простая спичка там стоит? Четыре рубля!.. Гниль-бар! В каком-нибудь кафе бы подхарчиться - и то хорошо!
   Зашли в ближайшее кафе "Шторм". Оно, надо сказать, соответствовало своему названию - посетителей кидало от стены к стене, многие травили.
   Скромно сели за крайний столик, долго ждали, пока подойдет официант, но официанты у себя на полубаке вели неторопливую беседу - иногда кто-нибудь из них кинет взгляд в нашу сторону и дальше разговаривает, как ни в чем не бывало.
   - Что же такое? - Николаю говорю. - Почему же они не видят нас? Может, мы невидимки? Точно!
   - А раз мы невидимки, - Николай говорит, - пойдем прямо на кухню, схватим там что-нибудь, когда повар отвернется!
   - Правильно!
   Схватили по пути вилки, ворвались в кухню, стали терзать куренка на сковороде - и тут все официанты сразу бросаются на нас, приемами самбо выбивают вилки, закручивают руки, куда-то тащат.
   - Ну, сейчас мы вам устроим! - с каким-то ликованием один говорит. Серега, скорей милицию вызывай!
   Словно специально этого ждали.
   Через минуту уже в зал вбежали два милиционера, вытаскивая револьверы.
   - Вот это оперативность! Должен вам заявить, что работой вашей доволен! - милиционерам говорю.
   - Пытались куренка утащить! - повар заявляет. - А мы бы потом из-за них план бы не выполнили!
   - Мы думали, мы невидимки! - Николай вздохнул.
   - Невидимость не освобождает от уголовного наказания! - строго милиционер говорит. - Прошу пройти!
   Вывели нас, усадили в машину с маленьким окошечком, повезли.
   - Запоминай дорогу! - на всякий случай Николаю сказал.
   Высадили нас аккуратно у дверей, отвели к дежурному.
   Ни "как поживаете?", ни "здрасьте!" - ничего.
   - Фамилия! - сразу же дежурный говорит.
   - ... Траффолд!
   - Грегори!
   Поднял наконец-то на нас глаза.
   - Ах, вы порезвиться хотите? Ну что ж - поможем! Червяченко, отведи.
   Отвел нас Червяченко за железную дверь, замкнул.
   - Вот так погуляли! - Николай вздохнул.
   Огляделись: тесное помещение, окошечко под потолком, и к тому же стремянка стоит, банки с краской валяются, стены грязные, осыпающиеся ремонт.
   - Могли хотя бы ремонт к нашему появлению закончить! - Николай говорит.
   - Видимо, не рассчитывали так скоро нас увидеть. Ну ничего! Как выберемся отсюда - поднимемся с тобой на Эверест! Вот где чистота! А простор!.. Раз в сто больше обычного пейзажа!
   - Ух ты! - воскликнул Николай. Тут же дверь с лязганьем отворилась.
   - Прекратите уханье! - Червяченко говорит.
   - Ух ты! - поглядев на него, я не удержался.
   - Не успокоились, значит? Пожалуйте на беседу! - Червяченко говорит.
   Вышли мы снова в зало.
   - Кем работаешь? - глядя на Николая тяжелым взглядом, дежурный спрашивает.
   - Аспирант, - Николай отвечает.
   - ... Не понял! - дежурный говорит.
   - Аспирант, - почему-то шепотом Николай произнес.
   - Громче говори!
   - Слушаюсь! - Николай каблуками прищелкнул. - Аспи-рант, рант, рант, аспи-рант, рант, рант! - печатая шаг, по помещению пошел.
   - Стоять! - рявкнул дежурный. Николай, притопнув, окаменел.
   -... А ты кто? - Дежурный повернулся ко мне.
   - Аспи-рант, рант, рант! - печатая шаг, я пошел.
   - Стоять!
   Мы рядом с Николаем застыли.
   - Червяченко!
   - Есть!
   - Что - есть?
   - Я!
   - Отведи их обратно, - видать, не охладились еще.
   - Так точно! - Червяченко говорит. - А ну, пошли!
   - Аспирант, рант, рант, аспи-рант, рант, рант! - Дошли с Николаем до нашей двери, резко повернулись, зашли.
   - Вот - правильно мы себя ведем! - Николаю говорю. - Начальство порядок любит! Чтобы все четко, организованно - как у нас! Ты заметил когда мы отвечали ему, у него даже слезинка счастья блеснула?
   - А точно - слезинка счастья? Может - просто слезинка? - с некоторым сомнением Николай говорит.
   - Точно! - говорю. - Я-то уж знаю, как с начальством себя вести! Ты, я думаю, начальника моего знаешь, Шаповалова? Казалось бы, трудный объект. И ничего! Обошел по всем статьям! Шаповалистей самого Шаповалова стал! Теперь меня уже - неофициально, конечно - все Шаповаловым зовут, а самого Шаповалова - почему-то Ушатов, - видимо, по жене. Вот так вот. А ты говоришь!
   - Но тем не менее мы почему-то здесь - в тесном, сыром помещении, а начальство - там!
   - А давай, раз уж мы здесь, сделаем тут ремонт! Отлично будет! Гляди и масляной краски две банки, и олифа, и кисти!.. Вперед?
   - Вперед!
   Развели краску олифой - олифы не жалели, чтобы был блеск, залезли с двух сторон на стремянку и с любимой песней нашей "Ёлы-палы" начали малевать. Потолок чистым маслом обдали, в стены для колера берлинской лазури добавили - красота!
   - Мне кажется, - Николай говорит, - что слишком мы радостным это помещение делаем, неверно это - с точки зрения педагогической!
   - Зато с малярной верно! - отвечаю ему.
   Вдруг - распахивается дверь, на пороге - дежурный и Червяченко.
   - Ах, вот вы чего притихли! - дежурный говорит.
   - Мы не притихли! - говорю ему. - Мы поем!
   - Ну, хорошо, хоть нормальные люди нашлись! - дежурный говорит. - А то маляры эти - как ушли неделю назад, так и сгинули!
   - Скоро кончаем уже! - Николай говорит. - Только учтите - в свежеокрашенном помещении, да еще с дверью закрытой, находиться опасно!
   - Намек понял! - Дежурный усмехнулся. - Ладно, докрасите - пойдете. А кафе то известно нам своими номерами - с ними разберемся!
   - Только учтите - в течение суток никого нельзя сюда запускать! - я говорю.
   - Это уж вы учтите! - усмехнувшись, дежурный говорит.
   Закончили, выскочили на воздух.
   На пыльной вывеске "Следственный отдел" Николай написал пальцем: "Ура!"
   Помчались. На замусоренном пустыре валялась пластом собака, словно часть этого мусора, но решила вдруг отделиться - вскочила, резко залаяла, обозначила себя - и снова рухнула.
   - Туда-то на машине нас везли - а обратно пешком! - Николай проговорил на ходу.
   - А что ты - еще не наездился? - удивился я.
   - Вообще-то да! - согласился Николай.
   - И-и-и-диные карточки! - пронзительно кричали у метро.
   - Эх, жаль, не по карману пока! - вздохнул я. Мы бежали вдоль больницы. Больной с третьего этажа кричал что-то через газетный рупор своей жене.
   Между тем уверенно вечерело.
   Радостные, мы ворвались в наше любимое кафе.
   - Здравствуйте! Вы нас еще не забыли? Наступила некоторая пауза.
   - Не забыли! - нервно повар ответил. - Но скоро уже закрываемся. Ничего нет. Только макароны с лапшой.
   - Отлично! - воскликнул я. - Макарончики с лапшой - любимая моя еда! А если обсыпать еще поверху вермишелкой - полное объедение!
   Повар ушел, загремел баками.
   - Все съели! - вернувшись, угрюмо сообщил.
   - Как же так? - воскликнули мы. - Нас же не было? Кто же съел? Разве кто-нибудь это любит, кроме нас?
   Понуро побрели.
   - Ну ничего! - сказал я. - А давай вместо физической - духовной пищей питаться! Вот - афиша, гляди! Вера Зазнобина. Популярные песни! Пошли?
   Сели в девятом ряду, долгое время крепились, но когда запела она нашу любимую "Ёлы-палы" - не удержались, стали -с Николаем подпевать.
   Тут дежурный администратор по проходу к нам подполз по-пластунски, зашептал:
   - В милицию захотели, да?
   - Нет, - вздохнули. - Нет... Второй раз уже не потянуть!
   Пришлось уйти. Примчались ко мне домой.
   - Хотелось бы пожать немного плодов! - Николай говорит. - Я имею в виду: за духовной пищей обязательно физическая должна идти!
   - Так ничего ж нет! - воскликнул я. - Вот - только коробочка какая-то... написано "Кекс"... внутри почему-то порошок.
   - Знаю! - вскричал Николай. - Это надо в формочке печь!
   - Так долго, наверное... - Жадность душила меня. - Ночь уже...
   - Ну и что? Хорошее дело! Ночной кекс! Думаю, - Николай говорит, - что можно даже традиционным это сделать: "Ночной кекс". Единомышленников на это дело приглашать - спорить, хохотать! - Возбужденно по кухне заметался, нашел формочку, засыпал порошок.
   - Думаю, - я сказал, - что в эти ночные часы... более близкого нам человека, чем дежурный милиции, не найти!
   - Точно! - Николай говорит. Узнали телефон нашего отделения, набрали номер... Знакомый голос!
   - Алле! - взволнованно Николай залопотал, - Это дежурный?! А это мы!.. Не забыли еще нас?.. Ну да!.. Хотим вас пригласить - в смысле, когда освободитесь - на ночной кекс!.. Адрес какой? - На меня посмотрел, потом вдруг неожиданно трубку повесил. - Ишь, хитренький какой - адрес ему!..
   Кекс почему-то слегка сгорел. Пожевали кекса, запили оробеловкой. Помолчали.
   - Ну... чего такой грустный? - Николая спрашиваю.
   - Я не грустный, я - надменный! - Николай отвечает.
   - Вот - так и спи давай! - говорю. - Очень тебе идет.
   Утром я проснулся, вскочил, крякнув, принял ледяной душ, гикнув, выпил чашечку кофе... Кран вдруг распелся - то же, певец!
   Выскочили на улицу.
   - Ну все - я пойду! - Николай говорит.
   - Давай. Я буду тебе махать.
   - А я буду постепенно уменьшаться.
   - Договорились! - Руки пожали.
   - Только должен сперва понюхать розу - давно не нюхал роз! - Николай говорит. Решительно, прямо по газону, пошел к кустам. Какой-то общественник погнался за ним - но Николай, нюхнув розу, увернулся от него, выскочил на проезжую часть. Мимо с ужасным почему-то грохотом мчалась телега, Николай боком вскочил на нее, помахал общественнику (и мне, надеюсь?) рукой и унесся вдаль.
   Прощай, милый! Гуляй, веселись - запасайся легкомыслием на черный день!..
   Часть ласточек реяла высоко, часть на всякий случай низко. Я сел в автобус.
   ТРЕТЬИ БУДУТ ПЕРВЫМИ
   В последний день перед отлетом на конференцию вдруг решено было взять вместо меня уборщицу. Ну, что ж, это можно понять: от меня какой толк? Ну отбубню я свое сообщение, и все, а та и уберет, и постирает, к тому же молодая очаровательная женщина - это тоже немаловажно!
   Но, к счастью для меня, уборщица от поездки отказалась - то ли муж ей не разрешил, то ли ребенок, точное не известно. Таким образом, один я поехал такой, остальные - начальники, хотя они к теме конференции ни малейшего отношения не имели.
   Правда, в самолете я вдруг старого друга своего Леху встретил - давно не виделись.
   - А ты откуда здесь взялся? - я удивился.
   - Не было б счастья, да несчастье помогло! - Леха усмехнулся. - У шефа теща заболела - так что я вместо нее!
   С самолета нас в элегантнейший отель привезли - правда, нас с Лехой сунули в каморки на последнем этаже. Вышел я на балкон - на соседнем балконе Леха стоит.
   - Вот так вот! - горестно говорит. - А ты как думал? Ну, ничего! злобно усмехнулся. - Мне сверху видно все - ты так и знай!
   - Наверное, - говорю, - надо уже в холл спускаться, все, наверное, уже там?
   Долго до нас лифт не доходил, наконец поймали, спустились в холл.
   Вскоре вслед за нами сам Златоперстский спустился со своими питомцами - Трубецкой, Скукоженский, Ида Колодвиженская, Здецкий, Хехль.
   - Да... дружная команда! - исподлобья глядя на них, Леха пробормотал.
   Тут маленький человек появился в огромной кепке, с некоторыми здоровался, некоторых пропускал.
   - А это кто? - испуганно я Леху спросил.
   - С луны, что ли, свалился? - Леха говорит. - Это ж сам директор гостиницы, товарищ Носия! От него все здесь зависит!
   - Неужто все?
   Леха в ответ только рукой махнул, злобно отошел. А я на доске объявлений маленькое объявленьице увидел: "Не получившие командировочные могут получить их здесь, в комнате 306".
   Радостно поднялся. Но Блинохватова, начальница оргкомитета, железная женщина, ни копейки мне не дала. Сказала, что вместо меня в списках значится уборщица, с женской фамилией, так что мне с моей мужской денег вовек не видать, причем с торжеством это сказала, даже с какой-то радостью - вот странно!
   Спустился, снова в холле Леху нашел, все ему рассказал.
   - А ты как думал? - Леха говорит. - С нами только так! Кстати, вся головка сейчас на пикник приглашена - почему-то на насыпи, - а про нас с тобой не вспомнил никто.
   - Неужели никто? - Я огорчился.
   - А к тебе обращался кто-нибудь? - Леха вздохнул. - Вот то-то и оно!
   - Да-а! - горестно говорю. - Кстати - странно: когда шел я по этажу, горничные дорожки убирали, за ними рабочие в заляпанных спецовках линолеум сдирали. К чему бы это?
   - А ты не понимаешь? - Леха говорит. - Товарищ Носия хочет одновременно с нашей конференцией ремонт провести - поэтому он так и задабривает наше начальство!
   - А зачем ремонт-то? И так аккуратно. - Я огляделся.
   - Не понимаешь, что ли? - Леха разозлился. - После каждого ремонта у него еще одна дача появляется - как же не ремонтировать?
   - А как же нам конферировать? - говорю. - Никуда будет не пройти - все разрушается!
   - А это уже, как говорится, дело десятое! - Леха усмехнулся.
   Потом мыс Лехой ползли по горам песка к железнодорожной насыпи. Все приглашенные уже там собрались: и Златоперстский, и Трубецкой, и Блинохватова, и Ида Колодвиженская, и Здецкий, и Крепконосов.
   Златоперстский, покровительственно улыбаясь, рассказывал про Париж для пикника, конечно, лучшей темы не найти:
   - И вот приезжаем мы на Сант-Дени... и как бы уже путешествуем во времени!
   "Главное - что ты в пространстве можешь путешествовать!" - злобно подумал я.
   Все сползают по песку, но сразу же снова карабкаются вверх.
   В центре, естественно, Носия возвышается. Вдруг звонок. Носия поднял свою большую кепку, лежащую на песке, - под ней оказался телефон.
   - Слушаю! - надменно проговорил.
   Смотрел я на этот праздник, и слезы душили: "Что же такое! Что у меня за судьба? Всегда я как-то в стороне, на отшибе обоймы!"
   Приползли обратно в гостиницу - Леха говорит:
   - Все! Хватит дураками быть!
   - Думаешь - хватит?
   - Надо что-то предпринимать!
   - Думаешь - надо?
   - А, ты вообще - вне времени и пространства! - Леха махнул рукой, стремительно ушел.
   Вечером уже я робко ему постучал. Он долго не отзывался, наконец глухо откликнулся:
   - Кто?
   - Я - кто же еще?
   Леха высунул в коридор взлохмаченную голову, бдительно огляделся.
   - ... Заходь!
   Зашел я - и даже не сразу понял, что живет он в таком же номере, как и я: на столе стояли мокрые сапоги, кровать застилал какой-то зипун, пол был покрыт каким-то темным распластанным телом.
   - Кто это? - испуганно глянул я на тело.
   - Да это Яка Лягушов. Отличный, кстати, мужик. Пущай пока полежит... Выйдем-ка! Мы вышли.
   - Зайдем тут... здоровье поправим, - Леха сказал.
   - Да я денег не получил!
   - Ладно! С деньгами и дурак может. Пошли! Из соседнего номера доносился стук машинки.
   - Машинки у них есть! - проговорил Леха. - А я свою должен был продать, чтобы внуку порты купить!
   До этого у него и детей не было - и вдруг сразу внук!
   Мы спустились в уютный, тускло освещенный бар, и Леха сказал бармену, указывая на бутылку:
   - По двести нам нацеди... под конференцию! Бармен безмолвно нацедил.
   - Колоссально! А я и не знал! - обрадовался я.
   - Ты много еще чего не знаешь! - зловеще Леха сказал.
   Я испуганно поставил фужер.
   - Насчет этого не сомневайся! - Леха положил мне руку на плечо. - Есть указание: под конференцию - наливать! Только этим не говори...
   - Кому - этим?
   - Ты что, не понимаешь, что ли? И так Златоперстский с компанией своей все захватил - теперь еще и это им отдавать? - Леха бережно загородил мощной рукой хрупкий фужер.
   - А, ну ясно! - Я повторил его жест.
   - Есть нашенские ребятки тут, есть! - радостно прихлебывая, заговорил он. - Иду это по коридору я - навстречу мне - Генка Хухрец! "Ты?" - "Я!" "Здорово!" - "Здорово!" Обнялись. "Ну что, - говорит, - я могу сделать для тебя?" И - вот!.. - Леха гордо обвел рукой тускло освещенные стены. Кстати - ты с нами, нет?
   - А вы кто?
   - А! - Леха с отчаянием рукой махнул. - Ну что надо тебе? Скажи сделаем!
   - Да я даже как-то не знаю... - забормотал я.
   - Не знаешь ничего - потому и не хочешь! - Леха сказал. - Ну, хочешь тренером в Венесуэлу устроим тебя? Момент! - Леха прямо в фужере набрал пальцем телефонный номер. - Алле! Генаха, ты? Тут со мной один чудило сидит - можем в Венесуэлу его послать? Говоришь: "О чем речь?" - Леха захохотал. - Ну, ясно! Он свяжется с тобой!.. Только-то и делов! поворачиваясь ко мне, Леха сказал. - А может, ты, наоборот... - Он окинул меня орлиным взором. - В глубинку куда-нибудь желаешь? Это мы мигом! - Он быстро рванулся к бару, принес фужер размером с торшер. - Алле! Генаха? Снова я. Тут куражится наш-то - может, в порт Находка его пошлем? Сделаешь? Ну, хоп!
   В течение получаса я довольно холодно уже наблюдал за стремительными своими взлетами и падениями - в конце концов я уже ехал в Боготу через Бугульму... но тут Леха устал.
   - Ладно, - проговорил он. - Договорились, в общих чертах! Пойду гляну, как Яка Лягушов там лежит.
   В этот момент в бар вошел Скукоженский, подошел к стойке и, явно не зная самого главного, заказал себе скромный кофе.
   Леха злорадно подтолкнул меня локтем, подмигнул.
   - Эй ты, Скукоженский! Не признал, что ли? Чего не здороваешься? внутренне ликуя, привязался Леха
   к нему.
   - Я уже, кажется, говорил вам, что моя фамилия Скуко-Женский! надменно дернув плечом, проговорил тот.
   - Ой, извини, подзабыл маленько! - юродствуя, завопил Леха и, потрепав Скуко-Женского по спине и заговорщически подмигнув мне, ушел.
   - Можно вас - буквально на долю секунды? - с изысканной вежливостью обратился вдруг ко мне Скуко-Женский.
   - Пожалуйста, пожалуйста! - Я торопливо пересел к нему.
   - Сначала - о деле, - сухо проговорил он. Как будто потом мы с ним часами будем говорить о душе!
   - ... Ваш доклад поставлен на завтра.
   - Ну?! Это хорошо! - Я обрадовался.
   - Теперь - мелочи. Как вы считаете... этот, - он пренебрежительно кивнул вслед ушедшему Лехе, - окончательно потерял человеческий облик или еще нет?