Попов Валерий. В городе Ю (Рассказы и повести)

   - Ну, знаете! - Я встал. - Эта работа не по мне! Даже если бы я и знал что-то - все равно бы не сказал!.. Значит - завтра? Огромное вам спасибо! Я поклонился.
   - Кстати, - проговорил вдруг он. - Не советую вам в вашем докладе... очень уж заострять некоторые вопросы - есть люди более компетентные, которые сделают это лучше вас!
   - Спасибо, разберусь как-нибудь! - Я ушел.
   Выскочил я оттуда с ощущением счастья - как хорошо, что все это кончилось!
   Но оказалось - нет! Я быстро шел по коридору к номеру - вдруг какая-то дверка распахнулась, оттуда пар повалил, высунулась голова. Я испуганно шарахнулся... Леха!
   - Заходь!
   Я зашел (это оказался предбанник), сел.
   - Ну как? - кутаясь в простыню, Леха усмехнулся. - Златоперстцы эти... уже выспались на тебе?
   - В каком смысле?
   - Ну, заставили уже что-нибудь делать для них?
   - Абсолютно нет!
   - Ладно, это мы будем глядеть! Раздевайся! Я задумчиво стал раздеваться. Появилась старуха в грязном халате, с темным лицом.
   - Слышь, Самсонна! - мелко почесываясь, Леха заговорил. - Дай-ка нам с корешом пивка!
   - Где я тебе его возьму? - рявкнула она. Леха подмигнул мне: "Во дает!"
   - Слышь, Самсонна! - куражился он. - Веников дай!
   - Шваброй счас как тресну тебя! - отвечала Самсонна.
   Я огляделся... Собственно - из роскоши тут имелась одна Самсонна, но большего, видимо, и не полагалось.
   Мы вошли в мыльную. Тут были уже голые Лехины союзники - Никпесов, Щас, Малодранов, Елдым, Вислоплюев, Темяшин.
   Леха быстро соорудил себе из мыла кудри и бородку.
   - Можешь одну штукенцию сделать? - наклоняясь к моему тазу, проговорил он.
   - Какую именно?
   - Выступить против Златоперстского. А то из наших кто вякнет, сразу смекнут, откуда ветер, а так - вроде как объективно...
   - Да я совсем не знаю его... - я пробормотал.
   - Ну и что? - Леха проговорил.
   - Да нет... не хочу! - Стряхивая мыло, я стал пятиться к выходу.
   - Крепконосов за нас... Ухайданцев подъедет! выкрикивал Леха.
   - Нет!
   - Чистеньким хочет остаться! - крикнул Елдым.
   Я вдруг увидел, что они окружают меня.
   Пока не стали бить меня шайками, я выскочил.
   Тяжело дыша, я подходил к номеру... Ну, дела!
   Следующие три часа я работал, писал свое выступление и по привычке, автоматически уже жевал бумагу и плевал в стену перед собой... такая привычка! В конце концов - опомнился, увидел присохшие комки, ужаснулся: ведь я же не дома! И не отковырнуть - для прочности я добавляю туда немного цемента.
   Раздался стук в дверь. Я вздрогнул... Леха.
   - Ну, а для переговоров с ними ты пойдешь? Ведь, надеюсь, ты не против переговоров?
   - Нет.
   Оделся, пошли. Спустился в бельэтаж, постучались. Долгая тишина, потом:
   - Да-да!
   Открыли дверь, вошли.
   Златоперстский, величественный, седой, сидит в кресле. Вокруг него суетятся его ученики: Здецкий мелким ножичком нарезает плоды дерева By, Скуко-Женский, мучительно хватаясь за виски, варит какой-то особый кофе.
   Златоперстский долго неподвижно смотрел на нас, потом вдруг вспомнил почему-то:
   - Да! Колбаса!
   Стал лихорадочно накручивать диск, договариваться о какой-то колбасе... Наконец договорился, повернулся к нам.
   - Слушаю вас!
   Я открыл рот и тут внезапно страшно чихнул, чихом был отброшен к стене.
   - Дело в том... - заговорил. И снова чихнул. Третьим чихом был вышвырнут за дверь. Потом меня кидало по всей гостинице, с этажа на этаж, потом оказался в своем номере, прилег отдохнуть.
   Некоторое время спустя Леха явился, тоже весь растерзанный - но не физически, а духовно.
   - Я запутался! - застонал.
   - Так распутайся! - говорю. - Моральные изменения, в отличие от физических, не требуют абсолютно никакого времени!
   - Ты не прав! - снова заметался. - Они думают - купили меня! Заткнули мне рот икрой! Не выйдет!
   - Ты о ком? - удивленно говорю.
   - Блинохватова с Носией купили меня! Вернее, пытались! Дешево дают! Куда-то выбежал.
   Только сел я за статью - является толпа маляров под предводительством Блинохватовой, выносят мебель.
   - Я готовлюсь к выступлению... я участник! - пытался выкрикивать, вцепившись в стол, пока меня вместе со столом по коридору несли. Вынесли в зимний сад, превращенный в склад.
   - Это возмутительно, что вы творите! - Блинохватовой сказал.
   - И до меня доберемся! - гордо, во весь голос Блинохватова ответила. Надменно ушла.
   Работал полночи, потом уснул. Рано утром проснулся, умылся из фонтана... К назначенному часу вошел в зал заседаний... Ни души! Куда же все делись? Выглянул в окно: все, празднично одетые, садились в автобусы... Снова пикник?
   - Ты вне игры, старик, вот в чем беда! - сказал Леха, когда я подошел.
   - А ты?
   - Я? Я продался! - Леха рубаху рванул, но не порвал. - Сейчас все едут в горы, закапывать капсулу с посланием в тридцатый век, а потом в ресторан "Дупло" и съедят все живое в округе! Я подлец! Подлец!..
   Леха бросил надменный взгляд в автобусное зеркальце. - Понимаю - ты выше этого! - уже нетерпеливо проговорил он.
   - А разве можно быть ниже?.. - удивился я. - Ну, а что Златоперстский?.. - для вежливости поинтересовался я. - Надеюсь - удалось произвести отталкивающее впечатление?
   - Тебе удалось! - горестно Леха вздохнул. - А мне - нет! - Он снова в отчаянии рванул рубаху.
   Вечером я подкрался по оврагу к ресторану "Дупло", прильнул к щели... В "Дупле" оказались все: и Носия, и Златоперстский, и Скуко-Женский, и Ида Колодвиженская, и Хехль, и Здецкий, и Джемов, и Щас, и Никпесов, и Елдым, и Весплюев, и Слегкимпаров, и Ухайданцев, и Крепконосов, и Яка Лягушов, и Пуп. Леха, рыдая, опускал в котел с кипящей водой раков, давая перед этим каждому раку укусить себя. Все пели песню о загубленной жизни. Златоперстский брезгливо подпевал. Блинохватова танцевача на столе - но в строгой, сдержанной манере. На горячее был сыч запеченный.
   - Еще сыча! - протягивая руку, воскликнул Елдым.
   И тут на пороге появился я.
   - Как вы нас нашли? - воскликнули сразу же несколько голосов.
   - По запаху! - ответил я, и в ту же секунду меня уже били.
   - Вам бы немножко амбы! - успел только выкрикнуть я.
   ... Очнувшись, я увидел перед глазами комки земли... вдруг один ком зашевелился... скакнул... лягушка! Я стал прыгать за ней, потом распрямился, потом побежал. Впереди меня по ущелью гнался Леха за испуганной лисой, рвал на груди рубаху, кричал:
   - Ну - куси! Куси!
   Потом я выбрался в долину. Было светло. Магазины уже открывали свои объятия.
   Я подошел к гостинице. Ее уже не было - Носия уже успел разобрать ее. Все участники сидели под небом на стульях, поставив тарелки с супом на головы, осторожно зачерпывали ложками, несли ко рту. Потом ставили на головы стаканы, лили из чайников кипяток, размешивали ложечками.
   Оказалось: вчера на пикнике, скушав все вокруг, они захотели отведать белены - и это сказалось. Красивые белые машины подъезжали к ним, люди в белых халатах помогали войти...
   Вот на тропинке показался Леха. Видимо, он все-таки уговорил лису укусить его. Сначала он шел по тропинке абсолютно ровно - потом вдруг метнулся в курятник, раздался гвалт. Через минуту санитары повели и его. Он шел с гордо поднятой головой, пытаясь сдуть с верхней губы окровавленную пушинку.
   - А ты говоришь - почему седеют рано! - скорбно произнес он, поравнявшись со мной.
   Все уехали. А я пошел в степь. И вот вокруг уже не было ничего только заросший травой колодец. Я заглянул туда - отражение закачалось глубоко внизу.
   - Господи! Что же за жизнь такая?! - крикнул я.
   - ... Все будет нормально! - послышалось оттуда.
   В ГОРОДЕ Ю
   - А все с того началось, что я Генку Хухреца встретил. - Леха пересел на свободное место на моей полке и, горячо дыша, начал исповедь. - До того, ты знаешь, я всего лишь сменным мастером был, газгольдеры, то-се, и вдруг Геха мне говорит: "Хочешь мюзик-холлом командовать? Какие девочки там видал?" Говорю: "Только на афишах!" Ржет: "Увидишь вблизи!" А все со школы еще началось: там Геха, по правде говоря, слабовато тянул, никто не водился с ним, один я. И вот результат! "Только усеки, - говорит. - За кордон с ними поедешь - чтобы ни-ни! С этим строго у нас! Но зато - как приедете в какую-нибудь Рязань!.. Любую в номер! Они девочки вышколенные, команды понимают!"
   - Это ты говоришь или Геха? - слегка запутавшись и смутившись, пробормотал я, пытаясь увести разговор в сторону, запутать его в филологических тонкостях.
   - Он. И я это тебе говорю! Приезжаешь в какую-нибудь Рязань...
   - Почему именно в Рязань-то?
   - Ну - в Рязань, в Казань... - миролюбиво проговорил Леха.
   - А... ясно. И почему ж ты не с ними сейчас?
   - Сорвался я! - скорбно воскликнул он.
   - В Рязани? - изумился я.
   - При чем здесь Рязань? Как в Рязани можно сорваться? В этом гадском Париже все произошло!
   - В гадском?
   - Ну, а в каком же, по-твоему, еще?! - уязвленно воскликнул он. Разве ж это город? Бедлам! Легко там, думаешь, коллективом руководить?
   - А... тяжело?
   - Дурочку изображаешь, да? Днем вместо репетиций по улицам шастают, после спектакля для близиру в гостиницу зайдут и на всю ночь - опять! У меня нервы тоже, понимаешь, не железные - пробегал четыре ночи в квартале Сант-Дени, гадостей всяких насмотрелся, наших никого не нашел - и под утро уже пятой, кажется, ночи, часа в четыре, к одной нашей артисточке в номер зашел - проверить, работает ли у нее отопление. И ведь точно знал - с жонглером нашим живет, а тут фу-ты ну-ты - на дыбы!
   - А как - на дыбы?
   - Сковородкой жахнула меня!
   - Сковородкой?.. А откуда у них в номере сковородки?
   - Ты что, с крыши свалился, что ли? - перекривился он. - Известно ведь: хоть и запрещено, а они все равно жратву в номере готовят, чтоб валюту не тратить! Примуса, керосинки - как в коммуналке какой-нибудь! Суп в бидэ кипятильником варят!
   - И... что? - по возможности нейтрально спросил я.
   - И все! - Леха тяжело вздохнул. - С той сковороды и начался в моей голове какой-то сдвиг! Тут же, этой артистке ни слова не сказав, пошел в номер к себе, вынул из наволочки всю валюту - всей группы, я имею в виду, и рванул в казино (неизвестно еще, откуда я дорогу туда знал!). Не сворачивая, пришел, сел в рулетку играть и с ходу выиграл пятьсот тысяч не иначе, как специально мне подстроили это! В общем, когда дождливым утром выходили все на авеню Мак-Магон, чтобы в автобусы садиться, на репетицию ехать, вдруг громкие звуки джаза раздались, и с площади Этуаль процессия появилась... Впереди джаз шел... из одного кабака... за ним девушки с Пляс Пигаль маршировали, а за ними, - Леха стыдливо потупился, - четыре нубийца меня на паланкине несли... я в пуховом халате, скрестив ноги, сидел и в чалме! - Леха прерывисто вздохнул.
   - Ясно... - сказал я. - И после этого, значит, тебя сюда?
   - Да нет, не сразу сюда, - после долгой паузы проговорил Леха. - После этого я еще симфоническим оркестром руководил. Не то, конечно! - с болью выкрикнул он. - И в самолете на Нью-Йорк с гобоистом подрался одним. В океан хотел выкинуть его! - Леха всхлипнул. - И все после той проклятой сковороды - то и дело заскоки случаются у меня! А артистке той - хоть бы что, в Москве уже работает, говорят! - он снова всхлипнул.
   "Да-а-а... зря я связал с этим затейником свою судьбу! - в который уже раз подумал я. - Вряд ли получится из этого что-то хорошее. Но так надоела неопределенность, скитания по редакциям, халтура на телевидении, так хотелось чего-то твердого и определенного!"
   - А что тебе... Геха обещал? - уже не в первый раз стыдливо поинтересовался я.
   - Да уж крупное что-нибудь, не боись! - с ходу приободрившись, ответил Леха. - Раз уж Геха за главного тут - без работы, не боись, не останусь! А где я - там уж и ты! Старый кореш, что ни говори!
   Да, действительно, дружим мы с Лехой давно, вместе учились еще в институте... как скромно мы когда-то начинали - и как нескромно заканчиваем!
   - Для начала обещал управляющим театрами меня назначить! - веско проговорил он.
   - Но ведь в Ю., насколько я знаю, один театр, - засомневался я. Может - директором театра тебя? В лице его неожиданно появилась надменность.
   - Я, кажется, ясно сказал - управляющий театрами! Ради одного театра, мелочевки такой, я бы не поехал сюда - не тот случай!
   - А где тебе остальные театры возьмут? Построят, что ли? - Я все не мог поверить в осмысленность поездки.
   - Это пусть тебя не колышет! - высокомерно ответил он. - А уж только заступлю, на первое свободное место - тебя. А не будет - так освободим! Как-никак - опыт руководства есть!
   Я хотел было спросить, имеет он в виду случай со сковородой или что-то еще, но вовремя удержался: все-таки теперь я зависел от него, а шуток, насколько мне известно, он не любил.
   - Ну ладно... спать давай... утро вечера мудренее! - зевнул он.
   - Мудрёнее! - усмехнулся я.
   - Ну, ладно. Это твое дело - словами играть! - снисходительно проговорил он и начал раздеваться.
   Спал он бурно, метался, хрипло требовал ландышей. С трудом удалось разбудить его за полчаса до вокзала - он дышал прерывисто, по лицу его текли слезы.
   - Видел поленницу до неба, старик! - взволнованно проговорил он. - К большой судьбе!
   Я хотел осторожно сказать, что поленница - сооружение шаткое, но промолчал. Поезд, притормаживая, стал крупно дрожать, наши щеки затряслись.
   Судорожно зевая, размазывая слезы, мы вошли в освещенный голубым призрачным светом вокзал. Прилечь или даже присесть в этом зале, напоминающем диораму Бородинской битвы, было негде... почему такому количеству народа необходимо было находиться на вокзале в четыре утра было неясно!
   Правда, какой-то услужливый старичок, оказавшийся рядом, сразу же стал услужливо объяснять мне, что по прихоти купца Харитонова вокзал выстроен в пятидесяти верстах от города, на горе, а с транспортом в городе нынче туго - поэтому все, приехавшие ночью, сидят здесь. Не знаю, чего ждал от меня услужливый старичок, - я сказал ему "спасибо" и пошел дальше. Леха вышел на холод, во тьму, и вернулся торжествуя.
   - Ну, ты! Надолго тут расположился? Машина ждет!
   "Вот это да! - ликуя, подумал я. - Не зря, действительно, я приехал в этот город!"
   Правда, в гостинице оказался абонирован двухместный номер, не два отдельных, как Леха предполагал, - это как-то сразу надломило его, он начал зевать.
   - Ладно... поспим малехо, - злобно проговорил он и начал раздеваться.
   - Слушай, - не удержался я. - А почему ты все время в ушанке спишь? Ну, в поезде - более-менее понятно еще, мороз был, а здесь-то зачем?
   Он оглянулся по сторонам, глаза его блеснули безумным огнем.
   - А потому, - прошептал он. - Что в шапке у меня... шестьдесят пять тысяч зашито... заработанных честным, беспробудным трудом! - добавил он.
   Я хотел спросить, считает ли он честной работой свои подвиги в Париже, но промолчал.
   Поспать так и не удалось. Тут же зазвонил телефон, Леха схватил трубку.
   - Геха, ты? - Он радостно захохотал. Дальше он слушал, только крякая и кивая, надуваясь восторгом все больше. - Ну, есть! Ну, все! - проговорил он повесил трубку. - Управляющий всей культурой, старик! - радостно проговорил он и погляделся в зеркало.
   - Поздравляю от души! - сказал я. "А есть тут культура?" - хотел спросить я, но не спросил.
   Тут же раздался еще звонок - от каждой фразы второго разговора распирало его еще сильней.
   - Тэк... тэк... - только приговаривал он. - Тэк! - Он повесил трубку. - Женщина, старик! - ликующе воскликнул он. - Говорит, полюбила с первого взгляда! Вот так! - Он бросил горделивый взгляд в зеркало.
   "А когда ж был этот первый взгляд?" - хотел спросить я, но не спросил.
   - Все! Уходи! - Он зашагал по крохотному номеру. - Сейчас во всех церквах заутрени идут - дуй туда!
   Я хотел спросить - что, церквами он тоже заведует? - но не спросил.
   Я вышел во тьму и мороз. Из темноты на меня волнами шла какая-то энергия. Приглядевшись, я увидел толпы людей, пересыпавшиеся с угла на угол, - но автобусы с прижатыми дверями проходили не останавливаясь.
   Я решил пойти пешком. Спешить мне было абсолютно некуда. Дело в том, что в городе Ю. я родился и не был тут уже тридцать лет. Светало. Город производил нехорошее впечатление. Старые дома еще разрушались, новые дома разрушались уже. Чувствовалось, что десятилетиями никто не думал про город, потом недолгое время кто-то думал, воздвигал какой-то дом, характерный для той эпохи, и снова шли десятилетия запустения. Нехорошо для города оказаться не в моде, в стороне от всяческих фестивалей, когда на город наводится свежий - пусть даже и поверхностный - блеск. Здесь этого не было и следа.
   "Хорошо, что я отсюда уехал! - мелькнуло ликование. - Но ведь вернулся же!" - придавила тяжелая мысль.
   Собираясь сюда лет уже десять (правда, не думая, что навсегда), я с волнением думал, что не узнаю тех мест, где ездил в коляске. И вдруг я словно попал в сон, который периодически снился мне, - я снова оказался в том самом месте, которое помнил только во сне: те же деревянные двухэтажные дома, те же "дровяники" на краю оврага... Ничего не изменилось за тридцать лет! Тяжелый, темный сон про мое детство в чахлом квартале оказался не таким уж далеким - действительность не отличалась от него!
   Еще одно обстоятельство - правда, не такое важное - тревожило меня. Ни в поезде, ни в гостинице я не успел зайти в туалет... осквернить родные места я, конечно, не мог... Я схватил такси и помчался в центр - но там все интересующие меня учреждения оказались закрыты - правда, по веским, уважительным причинам: в одном туалете проходила политинформация, в другом - профсоюзное собрание, в третьем - персональное дело. Казалось бы, надо радоваться столь бурной общественной жизни - но что-то удерживало меня.
   Номер был закрыт изнутри, а на дверях туалета в коридоре висела малооригинальная табличка: "Закрыто по техническим причинам". Как насыщенно, интересно здесь живут!
   - Закрыто по техническим причинам! - горделиво проговорил администратор, сверкая очками.
   - Ну, понятно, - пробормотал я.
   - Кстати, - продолжил он (что же тут может быть "кстати", подумал я), - вашего друга (он сумел произнести эти слова с презрением и в мой адрес, и в его) дожидается тут какой-то товарищ (снова презрение), однако на стук и телефонные звонки ваш приятель не реагирует. Может быть, он вас устроит? - еще более пренебрежительно кивнул на меня администратор, обращаясь к гостю.
   Со скамеечки поднялся мешковатый, бородатый мужик.
   - Синякова, - ткнув мне руку, пробормотал он. - Главный режиссер театра драмы и комедии.
   - Очень приятно, - пробормотал я. Не скрою, меня изумило, что он назвался женской фамилией. Я подумал, что ослышался, но после оказалось, что нет.
   - Разумеется, - заговорил администратор, подходя с ключом, - у нас имеется возможность открыть номер своими средствами, но - раз уж вы пришли...
   - Разумеется... извините... подождите здесь! - Я взял у администратора ключ, открыл, просунулся в узкую щель... мало ли что там?
   В номере было пусто, на постели были видны следы борьбы... за занавеской - я задрожал - темнел какой-то силуэт.
   - Эй... кто там? - выговорил я.
   - Это ты, что ли? - прохрипел голос, и высунулась Лехина башка.
   - Ну, ты даешь! - с облегчением опускаясь в кресло, проговорил я. Чего прячешься-то, выходи!
   - Не могу! - заикаясь, проговорил он. - Я голый! Эта - дождалась, пока я впал в забытье, и всю одежду увела, даже белье! Неужто Геха ее подослал? Ну, друг! Хорошо, что хоть шапка цела! - Он внезапно захихикал. - Откуда ей знать, что в такой лабуде такие деньги! Умен! - Леха погладил себя по шапке. - Отцепи меня - не могу больше! - свободолюбиво воскликнул Леха.
   Я отцепил. Кутаясь в занавеску, как Цезарь в тогу, Леха пошел по номеру.
   - Жалко, шмоток больше не захватил! - воскликнул Леха.
   - Там тебя главный режиссер театра ждет, - проговорил я.
   - Мужик, баба? - испуганно вскрикнул Леха. На всякий случай я уклонился от ответа.
   - Сейчас позову.
   - Зови! - произнес Леха, перекидывая лишнюю материю через плечо.
   Появился режиссер. Набычившись, он смотрел на Леху. Тот, надо сказать, держался неплохо. Можно было подумать, что последняя мода диктует именно такой стиль: тога и ушанка.
   - Слушаю вас! - величественно проговорил Леха.
   - Синякова, - пробормотал тот.
   - Машина, надеюсь, у подъезда? - поинтересовался Леха.
   Синякова кивнул. Перекинув конец материи через себя, Леха двинулся из номера - мы последовали за ним.
   В машине я спросил режиссера, не японец ли он. Он ответил, что нет. Просто, когда его назначили главным, он решил вместо своей неблагозвучной взять фамилию жены, и написал соответствующее заявление в соответствующие инстанции. Когда он получил паспорт, там было написано: Синякова. "Но ведь вы просили фамилию жены?" - сказали ему. С тех пор он вынужден ходить с этой фамилией. Случай, в общем-то, обычный, но чем-то он растрогал меня.
   В театре Леха держался отменно. Прямо с порога завел речь, что всякий истинно интеллигентный человек должен ходить в помещении в ушанке. Всюду замелькали ушанки. Народ тут оказался сообразительный. На площадке второго этажа попался и скромно поклонился молодой человек в шапке с накрепко завязанными ушами. Леха благосклонно подозвал его к себе, расспросил, кто он такой, к чему стремится. Тот скромно отвечал, что фамилия его Ясномордцев, он уже два года после института числится режиссером, но самостоятельной работы пока не получил (Синякова с ненавистью глянул на него).
   - Талантливую молодежь надо выдвигать! - строго глянув на главного, проговорил Леха. Синякова молча поклонился. Мы последовали далее. Кстати - ваш новый заведующий литературной частью! - вдруг вспомнив обо мне, проговорил Леха. Синякова с ненавистью глянул на меня и поклонился также молча.
   Когда мы, оглядев буфет, снова спустились в холл, над гардеробом уже появилась молодецкая надпись: "Головных уборов гардероб не принимает!"
   - Я думаю, мы сработаемся! - благожелательно глянув на главного, произнес Алексей.
   Где все взяли столько ушанок - было неясно, видно, разорили какой-то спектакль о войне. Я, единственный вне шапки, выглядел нонсенсом, но моя близость к Лехе оберегала меня. Синякова тоже надел ушанку, но из пижонистой замши, и уши принципиально не завязал, чтобы выглядеть независимо. Мы проследовали в ложу.
   - "Отелло" - наш лучший спектакль! - наклонившись к Лехе, прокричал Синякова. Поскольку все были ушанках, приходилось кричать.
   Мне, как новому заведующему литературной частью, было интересно, выйдет ли Отелло в ушанке, но Ясномордцев, назначенный сопостановщиком, нашел оригинальное и тактичное решение - Отелло, разминая пальцы, все время мял ушанку в руках. В минуты душевных потрясений он чуть ли не раздирал ушанку на части. Я, как верный уже царедворец, покосился на Леху: не покажется ли ему это крамолой? - но тот взирал на происходящее благосклонно, и я успокоился.
   Перед самым удушением Отелло с треском порвал ушанку, оттуда вывалилась серая вата (режиссерская находка!). Леха, видимо, потрясенный, неподвижно смотрел на сцену, потом вдруг сорвал с себя ушанку и тоже разорвал ее пополам. Окаменев, Отелло стал смотреть в ложу - решив, видимо, что Леха отнял у него главную роль для себя. Сообразительный осветитель перевел луч с Отелло на Леху - но Леха, не обращая внимания ни на кого, в отличие от Отелло, весь белый, терзал свою шапку на куски. Клочки ваты он кидал в изумленный зал - но вот вата кончилась, и премьер, ссутулившись, удалился во тьму. Я нашел его в бархатном закутке. Постаревший лет на сто, он сидел в кресле, держа пустую шапкину кожуру.
   - А... деньги где? - выговорил я.
   Он, неподвижно глядя в точку, ничего не ответил. Видно, дама, похитившая его одежду, заодно произвела и трепанацию шапки.
   - Ну - если это они устроили! - Леха, налившись вдруг ненавистью, рванулся на сцену.
   - Ты что - сбрендил? - остановил я его. - Откуда они про содержимое твоей шапки могли знать?
   - А почему же они тогда... тоже шапки надели? Я пожал плечом.
   - А эта... откуда могла знать? - обессиленно проговорил он.
   - Интуиция... опыт, - предположил я.
   Занавес на сцене медленно опустился, действие заглохло само собой, не в силах выдержать соперничества с реальными трагедиями реальной жизни.
   Мы побрели из театра. Он нес ненужную уже шапку в ненужной (или нужной?) руке.
   - Вот так вот проходит слава! - скорбно произнес он. Я, впрочем, не совсем понял, когда была слава, у кого и какая.
   Все понуро шли за нами с шапками на головах - хотя шапки в данном случае, может, уместнее было бы снять? Леху, естественно, это раздражало, Лехе, естественно, мерещилось, что в шапках у них полно денег.
   - А ну - геть отсюда! - рявкнул он. Лицедеи отстали. - Гехе звоню пусть разбирается! - Он рванулся к телефонной будке.
   Через четверть часа мы сидели в приемной Хухреца. Прежде я не видел его, поэтому, естественно, волновался. Я старался вспомнить, что слышал от Лехи. Конечно, не только тяжелое школьное детство объединяло их - кроме того, они служили вместе во флоте, а главное, оба занимались спортом, а именно спорт отбирает людей, жаждущих любым путем сделаться первыми.
   Мы вошли.
   - ... А я ее за человека держал! - выслушав бессвязный рассказ Лехи, произнес Хухрец. - Дай, думаю, с корешом познакомлю, чтобы не скучал - а она, значит, за старое! - Хухрец потемнел лицом. - Ну что же, как говорится, будем карать! - Он нажал кнопку на одном из телефонов. - Машину к подъезду! - обронил он.
   Поездка эта отпечаталась в моем мозгу крайне неотчетливо - события были настолько странными, что плохо укладывались в голове. Шофер на секунду притормозил перед чугунными воротами какой-то усадьбы - через мгновение ворота были распахнуты. Скрипя тормозами, резко сворачивая, мы мчались среди каких-то бледно-желтых флигелей.