Страница:
Энтони вошел вслед за Саной в низкую дверь, спустился по узкой лестнице в подземелье. По виду, это был подвал купеческого дома – высокий, сводчатый, большой. По стенам горели два десятка факелов, в середине примерно столько же людей в темных балахонах, тоже с факелами в руках, отплясывали какой-то нелепый танец. Энтони со все возрастающим недоумением следил за ними. Они плясали, что-то выкрикивали перед деревянной статуей, изображающей козла, махали факелами – удивительно, что ни один балахон не загорелся.
– Они этим занимаются уже около часа! – шепнула Сана. – Сейчас закончат, и начнется избавление от запретов.
И в самом деле, вскоре танцующие воткнули факелы на места и принялись танцевать уже без них, постепенно срывая с себя одежду. Наконец, оставшись в чем мать родила, они кинулись друг на друга: мужчины на женщин, мужчины на мужчин, а то и женщины на женщин… Воздух наполнился стонами и вскрикиваниями. Энтони затошнило от омерзения. В юности он бывал в полевых борделях, где вдесятером в одной палатке, но с тех пор успел отвыкнуть от подобных зрелищ.
– Давайте уйдем, – шепнул он. – Я уже насмотрелся, благодарю…
Они вышли наружу, и Бейсингем с минуту стоял неподвижно, подставляя лицо ночному ветру.
– Какая гадость! – наконец, процедил он. – И ради этого все…
– Ну уж и все! Это лишь низший круг. Кто виноват, что у многих людей мечты не поднимаются выше грязной лужи? Поиметь чужую женщину нельзя, а хочется, а бывает так, что можно женщину, а хочется мужчину… Но запретить им воплотить свою мечту было бы несправедливо, ведь так, милорд? Если не запрещено собакам и свиньям, то почему запрещено людям?
– Ну, и какие же еще мечты у ваших… – Энтони замолк, подыскивая слова.
– У этих – как правило, одни и те же. Иногда так, иной раз в изысканной обстановке, с цветами и музыкой, но суть одна. Сами себя они называют рыцарями первого круга и надеются перейти во второй, – Сана коротко рассмеялась. – Ну, а мы зовем их козликами. Но все же и тут есть свой смысл: они проделывают это с теми, кто и сам не прочь, а не хватают на улицах прохожих, да и семью меньше тиранят, и с соседями ссорятся меньше…
– И этой мерзости я должен служить, – Энтони передернуло.
– Терпение, герцог. Впрочем, если хотите, можем сразу перейти к цветам, но тогда ваше знание будет неполным…
Бейсингем вспомнил Алана и взял себя в руки.
– Ну уж нет, леди. Знать – так все. И где в расположении штаб, и куда по нужде ходят. Простите, что я так приземленно, но и вы меня не в атласную подушку носом сунули…
– Ну вот, в самую грязь мы уже окунулись. А теперь начнем постепенное восхождение. К сожалению, второй круг будет для вас еще более неприятен, но что поделать: эти рыцари – люди занятые, кто сегодня может, тот и показывается. У них желания… скажем так, несколько особенные.
Энтони давно потерял представление о том, куда они идут. Снова вошли в какой-то дом, потом по длинному сводчатому проходу вышли в темный двор. Затем дверь, коридор, еще коридор… и Энтони стал как вкопанный. Свет факела выхватил из темноты выложенную кирпичами арку Ужас, охвативший его, был сильнее этикета, сильнее разума…
– Нет, – выдохнул он. – Нет! Леди Александра, за что?!
– Ступайте за мной, – коротко приказала Сана. – Не бойтесь, вам ничто не грозит…
Они зашли за поворот и услышали крики. Энтони слишком хорошо знал, что они означают. Вопль, еще вопль, и еще, перемежаемые страдальческим подвыванием, потом умоляющий стон:
– Господин капитан… господин капитан… я все уже сказал, все… не надо больше… не надо, господин капитан! – и снова крик.
Энтони, пользуясь тем, что Сана и провожатые ушли на два шага вперед, на мгновение прижался лицом к стене коридора, сжал рукой цепь так, что острые края какого-то знака впились в ладонь, и торопливо догнал их.
Они подошли к небольшой смотровой щели в стене. Комната следователя была почти такая же, как у Далардье, лишь в углу – не жаровня, а камин. На столе – привязанный вниз лицом человек, спина, зад, бедра – в багровых отметинах. Возле стола палач с железным прутом в руке и офицер в форме капитана стражи. Вот он поднял голову, свет упал на лицо, и Бейсингем едва не вскрикнул от неожиданности. Это был Шимони.
– Я верю, что ты все сказал, – негромко засмеялся капитан. – Верю, верю… но у нас еще огонь горит, не пропадать же дровам…
Энтони отвернулся, но продолжал все слышать: снова вопль, потом нетерпеливый голос: «Дай сюда, неуч!» – и крик перешел в пронзительный визг, – Энтони никогда не думал, что человек может кричать так долго. В лицо ударил запах жареного мяса.
– Леди Александра, – прошептал он, чувствуя, что внутренности поднялись уже к самому горлу, – я вас оставлю…
– Вы что, герцог, никогда пленных не допрашивали? – иронично осведомилась Александра, когда Бейсингем догнал ее.
– Не испытывал желания, знаете ли. Их допрашивали другие…
– А к вам приводили уже разговорчивыми?
– Да, да, разговорчивыми! – сорвался Энтони. – Спасибо, что просветили, леди… Я без этих знаний просто жить не мог.
– Я привела вас сюда, – сухо сказала Александра, – чтобы вы поняли, как вам повезло, что вами занимался Далардье. Рядом с этой мразью он ягненок, милорд.
– Непременно при встрече пожму ему руку. С самой горячей благодарностью. Знаете, леди Александра, если я должен служить этим… Может быть, я и не смогу уехать, но уж покончить с собой точно сумею…
– Не спешите, милорд. Все эти уроды, которых Господь Бог в великом милосердии своем наплодил и пустил в мир – мы их собираем, как… как падаль в овраге, чтобы не воняла и не заражала город… Если бы он не занимался этим, то выжигал бы глаза детям какого-нибудь купца, чтобы родители сказали, где они держат деньги, или устроил бы застенок у себя в имении. А так он, по крайней мере, пытает разбойников. Это был разбойник и убийца, милорд, и не такой, как вы, а настоящий!
– И все же я жалею, что не застрелил тогда Шимони, – мрачно сказал Энтони.
– Так и надо было застрелить! – крикнула Сана. – Одним смрадным гадом на земле было бы меньше! Хотели иметь чистые руки, милорд? Вот теперь мы с ним и возимся. Он ведь просился вас допрашивать – к вашему счастью, отец не позволил…
– Хорошо, хорошо, я понял… Каковы же ваши рыцари третьего круга? Какие ужасы ждут меня там?
– Ужасы кончились, милорд. В третьем круге проще. Там власть и деньги. Многих из этих людей вы ежедневно видите во дворце, они управляют жизнью высшего общества, другие ведают жизнью города, третьи торгуют…
– А ваш отец тоже один из них?
– Да, он рыцарь третьего круга, хотя и не только…
– А вы, Сана? К какому кругу принадлежите вы?
– Ни к какому из этих, герцог. В третий круг женщин не допускают. Я – магистр… Вы уже полностью избавились от ужина, или хотите повторить? Если нет, то пойдемте. Навоз вы уже видели, а теперь увидите цветы…
– …Есть и другие, – говорила Сана, когда они снова шли по темным улицам спящего города. – Есть те, кто мечтает о знаниях. Может ли быть более чистая мечта, чем желание знать, как устроено мироздание? Но это стремление преследуется в нашем мире куда более жестоко, чем желание совокупиться с соседкой. Мы даем им приют. Первый круг магистров – это все больше шарлатаны. Алхимики возятся со своими свинцовыми бляшками – ну и пусть возятся. Золота они все равно не получат, но зато они изобрели, например, порох. Это ведь вам близко, милорд, не так ли? Астрологи составляют гороскопы, колдуны плетут свои смешные заклинания и искренне верят, что от них есть толк. К ним мы не пойдем, это утомительно и нелепо. Мы увидим второй круг. Там – философы и маги. Настоящие маги, а не те, кто на базаре за серебряную монету несет околесицу.
– Мой перстень тоже из этих рук? – хмуро спросил Бейсингем.
– Да. Но к магам мы не пойдем. Им могут не понравиться кое-какие из ваших знаков.
«Уф! – вздохнул про себя Энтони. – Спасибо тебе, отец Максимилиан, за твою звездочку. Еще не хватало, чтобы какой-нибудь маг обнаружил, что у меня перстень не действует…»
– Мы пойдем к философу, – тем временем продолжала Сана. – Он один из тех, кого церковь называет еретиками и преследует за то, что они думают о мире не так, как попы. Только за мысли, милорд, ни за что другое. Вы уже способны есть? Он ждет нас к ужину…
– К ужину? – удивился Энтони.
– Для него это самое время. Магистр Алессандро Лори – ночной человек. Ночью лучше думается…
Они остановились у порога обычного городского домика, двухэтажного, с черепичной крышей, вошли во двор и по наружной лестнице поднялись на второй этаж. Сана постучала…
Энтони именно так и представлял себе кабинет философа: комната с низким потолком, книжные шкафы, заваленный книгами стол. Лишь хозяин не стоял у окна в задумчивой позе, а сидел в высоком кресле, и не поднялся при виде гостей, только лицо осветилось внутренним светом.
– Леди Александра, – радостно проговорил он, – пришли все-таки. А я жду, жду… спасибо вам, что не забываете старика…
– Ну какой же вы старик, мейстер Лори, – ласково улыбнулась Александра.
– Старик, старик, – покачал тот головой. – Дело не в годах…
– Позвольте вам представить, герцог, – Энтони никогда не думал, что лицо Саны может быть таким нежным и светлым, – это мой учитель, мейстер Алессандро Лори, философ и богослов.
Она запнулась, но тот неожиданно твердым голосом продолжил:
– …Объявлен еретиком, прошел казематы Священного Трибунала, приговорен к пожизненному заключению в монастырской тюрьме. Спасибо его светлости герцогу Монтазьену вытащил меня оттуда, дал этот дом, доверил учить свою дочь… Эй, Томазо, бездельник, – вдруг закричал он куда-то вглубь дома, – как там ужин?
На крик появился пресловутый Томазо – бледный рыхлый парень, доложил, что все готово. Хозяин подхватил стоявшую рядом палку и, опираясь на нее и на плечо слуги, тяжело потащился в другую комнату.
– Что с ним? – прошептал Энтони.
– Он же сказал – Священный Трибунал. Шимони рядом с церковниками – цыпленок. А ведь этот человек никому в своей жизни не сделал зла… Если хотите, у меня есть их наставление следователям – интересное чтение, но тем, из второго круга, мы не показываем, это им вредно…
– Леди Александра, умоляю вас… Хватит! – буквально взвыл Энтони. – Или ужинайте без меня…
За ужином мейстер и Сана оживленно разговаривали, а Энтони слушал. Но потом, замученный рассуждениями о природе божества, о каком-то дуализме, по которому получалось, что добра и зла то ли нет вовсе, то ли они суть одно и то же – утомившись от всего этого, он незаметно задремал, благо у мейстера были не стулья, а удобные кресла.
Проснулся он от наступившей тишины, тихонько приоткрыт глаза – свечи стояли на другом конце стола, Сана проглядывала какие-то бумаги, старик с нескрываемым любопытством рассматривал Бейсингема.
– Это кого же вы ко мне привели, леди Александра? – вдруг ясным и совершенно четким голосом сказал философ.
– А ваши глаза, мейстер, ничего вам не говорят?
– Вижу ли я прекрасного рыцаря? – спросил он.
– Это самый красивый мужчина во всех известных нам землях, – отозвалась Сана, – и он воин, а значит, и рыцарь.
– Стало быть, пророчества исполняются?
– Вы что-то знаете, мейстер? – встрепенулась Сана.
– Увы, увы… Я знаю только то, что когда соединятся прекрасная королева и прекрасный рыцарь, пророчества начнут исполняться. А какие – не знаю.
– Отец знает, – немного сердито сказала Сана, – но не рассказывает. Иногда отмалчивается, а иногда говорит, что моего второго круга для этого мало. А Рауль только смеется… Они там, в третьем круге, женщин ни во что не ставят. Единственное, что мне удалось понять, – то, что это каким-то образом связано с Аркенайном. Я пересмотрела все книги о замке, о братьях – никакого пророчества там нет и в помине… Знаете, мейстер, – она вдруг засмеялась, – а у нас цыган появился. Прямо как в сказке. Крутится вокруг королевы, как муха, купил себе черного жеребца. Осталось обзавестись волшебным лучником, и будет полный набор…
Все еще смеясь, она подошла к Энтони, склонилась над ним и легонько потрясла за плечо:
– Милорд, проснитесь. Пойдемте…
И снова они шли вслед за факельщиками по улочкам каменного города, поднимаясь к стене. Погода окончательно испортилась, пошел мелкий нудный дождь. Сана старательно обходила лужи, Бейсингем же, поддерживая ее, честно шлепал по грязи.
– А все же вы не ответили на мой главный вопрос, – когда они вышли в верхний город и дорога стала почище, сказал Энтони. – Зачем я вам нужен? У меня нет мечтаний, которые нужно исполнить, я не философ, не маг, даже не палач. Зачем я вам, леди Александра? И что это за пророчество, о котором вы говорили с вашим учителем?
– Я знаю не больше того, что сказала, – вздохнула Сана. – Существует какое-то пророчество. Там говорится о самой прекрасной женщине и самом красивом мужчине в мире, причем она – королева, а он – рыцарь, и что-то должно произойти. А что и когда – непонятно. У меня была старшая сестренка.
Двадцать лет назад она умерла, тогда отец привез откуда-то маленькую девочку и выдал ее за мою сестру…
– А вы-то откуда знаете?! – поразился Энтони.
– Нянька рассказала, а потом и отец признался. Он сказал, что эта девочка вырастет самой прекрасной женщиной в мире и что она должна стать королевой, поэтому ее и взяли к нам. А что касается вас… ну, вы ведь все слышали…
– Мне, конечно, лестно, леди Александра… – слегка смутился Энтони. – Но вы уверены, что это так? Может статься, где-нибудь в Аркенберге есть военный и получше, северяне вообще красивый народ…
– Для вас это не имеет значения. Они все уверены, что вы и есть тот самый прекрасный рыцарь из пророчества. Так что свободу вы получите не раньше, чем выполните то, что должны… Единственный совет, который я могу дать – терпите и ждите…
«Ну, ждать-то недолго, – подумал Энтони. – Я мог бы и сам сказать девочке, когда все это состоится – в мае. Вот только что именно состоится?»
Во дворец они вернулись, когда часы били четыре. Наскоро раздевшись, Энтони бросился в постель, – но сон не шел. Он лежал и размышлял о том, что увидел и услышал. Нельзя сказать, чтобы все это произвело на него какое-то особенное впечатление. Очень уж оно напоминало… как ни странно, армию Балиа. Бакалейщика с копьем.
«Ну и как тебе мои верные слуги?» – Он даже вздрогнул от неожиданности. Молчавший с самого дня ареста невидимый голос вдруг заговорил так, словно они расстались только вчера.
– Никак! – недовольно ответил Бейсингем. – Грубо и глупо.
«Ты прав! – засмеялся голос. – Их верно прозвали козликами. Они по сути таковы и есть… А хочешь, скажу тебе, зачем это все?»
– Ну и зачем? – машинально поинтересовался Энтони. Интересно, знают ли его хозяева, что их прекраснейший на земле мужчина – сумасшедший?
«В прекрасном мае, – все так же весело продолжал голос, – лучшем из месяцев в году самые прекрасные мужчина и женщина, королева и рыцарь, должны встретиться и зачать ребенка. Он вырастет великим и могучим королем, вновь объединит разрозненные земли, разгромит всех своих врагов. Он будет мудр и справедлив, и под его рукой наступят мир и изобилие. И этот мужчина – ты. Ты должен дать жизнь будущему великому королю и воспитать его достойным, потому что Элизабет способна воспитать лишь конюха, да и то не очень хорошо».
– И почему я должен тебе верить?
«Можешь не верить, – засмеялся голос. – Можешь проверить. Это ведь знаешь не только ты. Пойди завтра к Бетти, дай ей понять, что тебе известно сказанное мною, – и посмотри, как она себя поведет».
«А это мысль!» – подумал Энтони.
…Наутро – ну, по правде говоря, несколько за полдень, – Бейсингем, готовый для выезда, отправился к королеве и выставил одним движением руки из ее кабинета всех присутствовавших там придворных.
– Что вы себе позволяете, маршал? – нахмурилась та.
– Потому что я хочу, чтобы вы кое-что поняли и запомнили. Вы – а не весь ваш курятник. А теперь слушайте меня, Элизабет. Я знаю, кто вы и кто я, и что мы должны сделать. Не беспокойтесь, то, что должен, я выполню легко. Тем более что спать с вами мне уже приходилось.
– Откуда? – как ни была велика выдержка Элизабет, но сейчас она смотрела на него расширившимися от изумления глазами, приоткрыв рот – Откуда ты знаешь?
– Сон вещий приснился! – фыркнул Энтони. – Так что успокой своих друзей, все будет в порядке, я никуда не убегу и постараюсь сделать вам вашего короля.
Он с удовольствием увидел, что лицо королевы по цвету сравнялось с белой занавеской.
– Но я хочу, чтоб ты знала и еще кое-что, – продолжал он. – Я – военный, а не кукла в кружевном платьице. Сейчас я поеду осматривать казармы. Если хочешь посылать за мной своих серых мышей – посылай. Но служить мне будут денщики, а не твои кружевные лакеи, и в моих покоях всегда будут водка, карты и те женщины, которых я захочу. На этих условиях я согласен. А иначе… теперь ведь мне все известно, так что и Далардье тебе не поможет, я уж как-нибудь найду возможность испортить вам игру. Ясно?
– Да пожалуйста, кто бы спорил?! – зло выкрикнула королева.
…В казарме кавалеристов его встретили восторженным ревом. Здесь не задавались вопросами, что происходит. Их обожаемый генерал сначала – естественно, совершенно ни за что – сидел в тюрьме, затем их обожаемая королева во всем разобралась, освободила его, отыскала, приблизила к себе. Потом он зачем-то все время торчал в этом дурацком дворце – говорили, что быт болен. Но, судя по здоровой сияющей физиономии, все неприятности в прошлом. Если у кавалеристов и быта какая-то там муть в глазах, то лишь у офицеров и совсем немного.
Он заставил пройти перед собой эскадрон за эскадроном, проверил состояние коней и сбруи, заглянул в бумаги, потом пообедал с офицерами и к вечеру почувствовал себя человеком. Даже необходимость возвращаться во дворец испортила ему настроение не так сильно, как обычно.
Во дворе казармы уже ждали двое из его денщиков и рыжий унтер с висячими усами.
– А ты куда собрался? – спросил Энтони.
– Как куда, ваша светлость? – флегматично удивился Артона. – Во дворец, с вами.
– Мне там ординарец ни к чему, – хохотнул Энтони. – Там всяких адъютантов, как блох на собаке.
– Так я и денщиком могу, – не смущаясь, ответил усач. – Нехитрая наука.
Денщики сзади прыснули.
– Ваша светлость, – не отставал Артона. – Возьмите с собой. Ну что мне тут болтаться, пехотинцу среди кавалеристов. А вам я пригожусь, вот увидите…
И по внезапно сузившимся глазам капрала Энтони понял, что тот видит куда больше, чем говорит. Бодрым видом его не обманешь.
– …Ну и как тебе помещеньице? – спросил Энтони, когда они вошли в опочивальню. – Помоги-ка мне…
– Красиво… – ответил Артона. – Но темно. И душновато. Надо бы проветрить. А что это вы делаете, ваша светлость?
– Этой духоте открытым окном не поможешь. – Энтони взгромоздил на стол кресло, сверху пристроил резной табурет и критически оглядел получившуюся конструкцию. – Не видишь – хочу снять этот ковер.
– Я там не удержусь… – чуть подумав, изрек Артона.
– Тогда я попробую, а ты, если что, меня внизу поймаешь.
– А может, просто дернуть?
– Если так не снимем, то дернем. Но вообще-то я бы не хотел. Я однажды так дома дернул… Картину. Она мне не нравилась.
Тирада была несколько отрывистой, поскольку одновременно Энтони взбирался на сооружение, получившееся в результате его усилий. Влез, удержался, заглянул за край ковра.
– Ну, и…? – поинтересовался Артона.
– Получил по голове. Два раза. Сначала рамой. Потом куском штукатурки. Ага, вижу! Раз, два… четыре штуки. Держи, держи!!! Ах, чтоб тебя! А, ладно, я не люблю балдахинов. Тащи сюда стол, сейчас будем гобелен снимать… О, еще две… А теперь… там, в будуаре, вино. Открой три бутылки…
Артона оглядел сотворенный ими разгром и осторожно спросил:
– Может, прибрать сначала?
– Слуги приберут, им королева за это платит… Да куда ты бутылки тащишь, мне только пробки нужны…
С помощью винных пробок Энтони накрепко забил все шесть отверстий для подглядывания, обнаруженных им в спальне, потом вызвал слуг и велел унести ковер, гобелен и то, что осталось от балдахина, а также заменить поломанную мебель. Затем взял бутылку вина, кивком указал на другую ординарцу и присел на постель.
– Садись и ты… – мотнул он головой, показывая на место рядом с собой.
Артона с сомнением взглянул на свои штаны, на белое атласное одеяло и устроился на полу у соседней стены.
– Знаешь, что? – принял внезапное решение Энтони. – Я хочу, чтобы ты спал не в комнате для слуг, а где-нибудь здесь…
– Перед дверью, что ли? – уточнил капрал. – И то верно. Она без замка.
– Нет, перед дверью – это слишком вызывающе. Где-нибудь не на виду, но так, чтобы я мог тебя позвать, или ты бы смог, если что…
– Понял, – кивнул капрал и улыбнулся со смыслом. Артона облюбовал для себя гардеробную. Энтони дал ему одну из перин с кровати, и капрал, сложив ее вдвое, изготовил отличный тюфяк, который легко можно было засунуть в бельевой шкаф. Они проверили стены, обнаружив еще один глазок. Дверь в гардеробную вела из спальни, и, пока Энтони находился в постели, никто туда не входил, так что при определенном везении можно было надеяться, что об Артона и не узнают.
В тот же день Бейсингема пригласили к королеве.
– Тони, что ты сделал со спальной комнатой? – укоризненно проговорила Элизабет.
– Ваше Величество, я не хочу, чтобы кто-то посторонний видел, как я сижу на стульчаке или развлекаюсь с женщиной. У себя в спальне я предпочел бы обходиться без чужих глаз.
– Ну, а балдахин тебе чем помешал?
– Ничем. Просто я на него упал. Это были наименьшие потери – боюсь, иначе я проломил бы кровать. Ваше Величество, я могу спать без балдахина. По правде сказать, мне случалось обходиться и без кровати…
В общем, день прошел замечательно. Энтони был очень доволен собой.
Артона оказался прав – он пригодился, и еще как. С его появлением Энтони сразу задышал свободней, просто потому, что рядом быт верный человек. А еще Артона каждый день ходил с бумагами в казармы, в комендатуру, в интендантство, заглядывая по пути в кабаки и публичные дома. Проследить за ним было трудно, а уходить от слежки этот потомок ольвийского наемника и династии трогарских рыночных торговцев умел виртуозно. Он смотрел, слушал, носил письма, а также подсматривал и подслушивал, пил с дворцовыми стражниками и лакеями, из всего делал выводы и обо всем честно докладывал хозяину. Только одно в жизни капрала оставалось для Бейсингема тайной – Артона часто встречался с Галеном. И чем дальше, тем более озабоченными казались оба во время этих встреч…
– …Да знаю я все это… – поморщился Алан. – Церковь воплощенной мечты, церковь свободы, братство порванных цепей… Они вездесущи, как тараканы, и их так же невозможно вывести. Только что не было – и опять полный город.
– А кто придумал средство от тараканов – монахи или алхимики? – внезапно пришла Энтони в голову причудливая мысль.
– Полагаю, монахи, – отозвалась Эстер.
– Почему, матушка? – удивился Алан.
– Потому что кухонный мужик два дня лежал в постели. Алхимики бы такого не допустили, костра побоялись, – сердито поморщилась герцогиня. – Кстати, на тараканов эта штука совершенно не действует…
– Как и Священный Трибунал на дьяволопоклонников, – засмеялся Энтони.
Он был в превосходном настроении. Как раз накануне Сана, выполнив обещание, прислала ему снотворное, а сегодня, проходя через сад к конюшне, он заметил, что на кустах набухают почки. Как же ему надоела эта зима!
– Но самое интересное в том, – отсмеявшись, продолжал мальчик, – что эта церковь воплощенных надежд не имеет ни малейшего отношения к Аркенайну. Она просто собирает всех, кого не устраивает существующий порядок вещей, какими бы причинами это ни было вызвано. Чаще там собираются, как вы сказали, козлики, но встречаются звери и поопасней.
– Так, может быть, и хорошо? Как говорит леди Александра, они удовлетворяют свои желания и менее опасны для других.
– Вся беда в том, что они при этом не становятся лучше, – сказала Эстер. – Человек либо борется с пороком, и тот отступает, либо потакает ему, и тот растет, как сорняк на грядке. Знаете, что будет с садом, если его не пропалывать? Милорд, приходилось ли вам встречать человека, который сумел бы удержаться на одном и том же уровне порока?
– Я, например! – снова рассмеялся Энтони. – Я не борюсь со своими пороками, но не вижу, чтобы они увеличивались.
– Они этим занимаются уже около часа! – шепнула Сана. – Сейчас закончат, и начнется избавление от запретов.
И в самом деле, вскоре танцующие воткнули факелы на места и принялись танцевать уже без них, постепенно срывая с себя одежду. Наконец, оставшись в чем мать родила, они кинулись друг на друга: мужчины на женщин, мужчины на мужчин, а то и женщины на женщин… Воздух наполнился стонами и вскрикиваниями. Энтони затошнило от омерзения. В юности он бывал в полевых борделях, где вдесятером в одной палатке, но с тех пор успел отвыкнуть от подобных зрелищ.
– Давайте уйдем, – шепнул он. – Я уже насмотрелся, благодарю…
Они вышли наружу, и Бейсингем с минуту стоял неподвижно, подставляя лицо ночному ветру.
– Какая гадость! – наконец, процедил он. – И ради этого все…
– Ну уж и все! Это лишь низший круг. Кто виноват, что у многих людей мечты не поднимаются выше грязной лужи? Поиметь чужую женщину нельзя, а хочется, а бывает так, что можно женщину, а хочется мужчину… Но запретить им воплотить свою мечту было бы несправедливо, ведь так, милорд? Если не запрещено собакам и свиньям, то почему запрещено людям?
– Ну, и какие же еще мечты у ваших… – Энтони замолк, подыскивая слова.
– У этих – как правило, одни и те же. Иногда так, иной раз в изысканной обстановке, с цветами и музыкой, но суть одна. Сами себя они называют рыцарями первого круга и надеются перейти во второй, – Сана коротко рассмеялась. – Ну, а мы зовем их козликами. Но все же и тут есть свой смысл: они проделывают это с теми, кто и сам не прочь, а не хватают на улицах прохожих, да и семью меньше тиранят, и с соседями ссорятся меньше…
– И этой мерзости я должен служить, – Энтони передернуло.
– Терпение, герцог. Впрочем, если хотите, можем сразу перейти к цветам, но тогда ваше знание будет неполным…
Бейсингем вспомнил Алана и взял себя в руки.
– Ну уж нет, леди. Знать – так все. И где в расположении штаб, и куда по нужде ходят. Простите, что я так приземленно, но и вы меня не в атласную подушку носом сунули…
– Ну вот, в самую грязь мы уже окунулись. А теперь начнем постепенное восхождение. К сожалению, второй круг будет для вас еще более неприятен, но что поделать: эти рыцари – люди занятые, кто сегодня может, тот и показывается. У них желания… скажем так, несколько особенные.
Энтони давно потерял представление о том, куда они идут. Снова вошли в какой-то дом, потом по длинному сводчатому проходу вышли в темный двор. Затем дверь, коридор, еще коридор… и Энтони стал как вкопанный. Свет факела выхватил из темноты выложенную кирпичами арку Ужас, охвативший его, был сильнее этикета, сильнее разума…
– Нет, – выдохнул он. – Нет! Леди Александра, за что?!
– Ступайте за мной, – коротко приказала Сана. – Не бойтесь, вам ничто не грозит…
Они зашли за поворот и услышали крики. Энтони слишком хорошо знал, что они означают. Вопль, еще вопль, и еще, перемежаемые страдальческим подвыванием, потом умоляющий стон:
– Господин капитан… господин капитан… я все уже сказал, все… не надо больше… не надо, господин капитан! – и снова крик.
Энтони, пользуясь тем, что Сана и провожатые ушли на два шага вперед, на мгновение прижался лицом к стене коридора, сжал рукой цепь так, что острые края какого-то знака впились в ладонь, и торопливо догнал их.
Они подошли к небольшой смотровой щели в стене. Комната следователя была почти такая же, как у Далардье, лишь в углу – не жаровня, а камин. На столе – привязанный вниз лицом человек, спина, зад, бедра – в багровых отметинах. Возле стола палач с железным прутом в руке и офицер в форме капитана стражи. Вот он поднял голову, свет упал на лицо, и Бейсингем едва не вскрикнул от неожиданности. Это был Шимони.
– Я верю, что ты все сказал, – негромко засмеялся капитан. – Верю, верю… но у нас еще огонь горит, не пропадать же дровам…
Энтони отвернулся, но продолжал все слышать: снова вопль, потом нетерпеливый голос: «Дай сюда, неуч!» – и крик перешел в пронзительный визг, – Энтони никогда не думал, что человек может кричать так долго. В лицо ударил запах жареного мяса.
– Леди Александра, – прошептал он, чувствуя, что внутренности поднялись уже к самому горлу, – я вас оставлю…
– Вы что, герцог, никогда пленных не допрашивали? – иронично осведомилась Александра, когда Бейсингем догнал ее.
– Не испытывал желания, знаете ли. Их допрашивали другие…
– А к вам приводили уже разговорчивыми?
– Да, да, разговорчивыми! – сорвался Энтони. – Спасибо, что просветили, леди… Я без этих знаний просто жить не мог.
– Я привела вас сюда, – сухо сказала Александра, – чтобы вы поняли, как вам повезло, что вами занимался Далардье. Рядом с этой мразью он ягненок, милорд.
– Непременно при встрече пожму ему руку. С самой горячей благодарностью. Знаете, леди Александра, если я должен служить этим… Может быть, я и не смогу уехать, но уж покончить с собой точно сумею…
– Не спешите, милорд. Все эти уроды, которых Господь Бог в великом милосердии своем наплодил и пустил в мир – мы их собираем, как… как падаль в овраге, чтобы не воняла и не заражала город… Если бы он не занимался этим, то выжигал бы глаза детям какого-нибудь купца, чтобы родители сказали, где они держат деньги, или устроил бы застенок у себя в имении. А так он, по крайней мере, пытает разбойников. Это был разбойник и убийца, милорд, и не такой, как вы, а настоящий!
– И все же я жалею, что не застрелил тогда Шимони, – мрачно сказал Энтони.
– Так и надо было застрелить! – крикнула Сана. – Одним смрадным гадом на земле было бы меньше! Хотели иметь чистые руки, милорд? Вот теперь мы с ним и возимся. Он ведь просился вас допрашивать – к вашему счастью, отец не позволил…
– Хорошо, хорошо, я понял… Каковы же ваши рыцари третьего круга? Какие ужасы ждут меня там?
– Ужасы кончились, милорд. В третьем круге проще. Там власть и деньги. Многих из этих людей вы ежедневно видите во дворце, они управляют жизнью высшего общества, другие ведают жизнью города, третьи торгуют…
– А ваш отец тоже один из них?
– Да, он рыцарь третьего круга, хотя и не только…
– А вы, Сана? К какому кругу принадлежите вы?
– Ни к какому из этих, герцог. В третий круг женщин не допускают. Я – магистр… Вы уже полностью избавились от ужина, или хотите повторить? Если нет, то пойдемте. Навоз вы уже видели, а теперь увидите цветы…
– …Есть и другие, – говорила Сана, когда они снова шли по темным улицам спящего города. – Есть те, кто мечтает о знаниях. Может ли быть более чистая мечта, чем желание знать, как устроено мироздание? Но это стремление преследуется в нашем мире куда более жестоко, чем желание совокупиться с соседкой. Мы даем им приют. Первый круг магистров – это все больше шарлатаны. Алхимики возятся со своими свинцовыми бляшками – ну и пусть возятся. Золота они все равно не получат, но зато они изобрели, например, порох. Это ведь вам близко, милорд, не так ли? Астрологи составляют гороскопы, колдуны плетут свои смешные заклинания и искренне верят, что от них есть толк. К ним мы не пойдем, это утомительно и нелепо. Мы увидим второй круг. Там – философы и маги. Настоящие маги, а не те, кто на базаре за серебряную монету несет околесицу.
– Мой перстень тоже из этих рук? – хмуро спросил Бейсингем.
– Да. Но к магам мы не пойдем. Им могут не понравиться кое-какие из ваших знаков.
«Уф! – вздохнул про себя Энтони. – Спасибо тебе, отец Максимилиан, за твою звездочку. Еще не хватало, чтобы какой-нибудь маг обнаружил, что у меня перстень не действует…»
– Мы пойдем к философу, – тем временем продолжала Сана. – Он один из тех, кого церковь называет еретиками и преследует за то, что они думают о мире не так, как попы. Только за мысли, милорд, ни за что другое. Вы уже способны есть? Он ждет нас к ужину…
– К ужину? – удивился Энтони.
– Для него это самое время. Магистр Алессандро Лори – ночной человек. Ночью лучше думается…
Они остановились у порога обычного городского домика, двухэтажного, с черепичной крышей, вошли во двор и по наружной лестнице поднялись на второй этаж. Сана постучала…
Энтони именно так и представлял себе кабинет философа: комната с низким потолком, книжные шкафы, заваленный книгами стол. Лишь хозяин не стоял у окна в задумчивой позе, а сидел в высоком кресле, и не поднялся при виде гостей, только лицо осветилось внутренним светом.
– Леди Александра, – радостно проговорил он, – пришли все-таки. А я жду, жду… спасибо вам, что не забываете старика…
– Ну какой же вы старик, мейстер Лори, – ласково улыбнулась Александра.
– Старик, старик, – покачал тот головой. – Дело не в годах…
– Позвольте вам представить, герцог, – Энтони никогда не думал, что лицо Саны может быть таким нежным и светлым, – это мой учитель, мейстер Алессандро Лори, философ и богослов.
Она запнулась, но тот неожиданно твердым голосом продолжил:
– …Объявлен еретиком, прошел казематы Священного Трибунала, приговорен к пожизненному заключению в монастырской тюрьме. Спасибо его светлости герцогу Монтазьену вытащил меня оттуда, дал этот дом, доверил учить свою дочь… Эй, Томазо, бездельник, – вдруг закричал он куда-то вглубь дома, – как там ужин?
На крик появился пресловутый Томазо – бледный рыхлый парень, доложил, что все готово. Хозяин подхватил стоявшую рядом палку и, опираясь на нее и на плечо слуги, тяжело потащился в другую комнату.
– Что с ним? – прошептал Энтони.
– Он же сказал – Священный Трибунал. Шимони рядом с церковниками – цыпленок. А ведь этот человек никому в своей жизни не сделал зла… Если хотите, у меня есть их наставление следователям – интересное чтение, но тем, из второго круга, мы не показываем, это им вредно…
– Леди Александра, умоляю вас… Хватит! – буквально взвыл Энтони. – Или ужинайте без меня…
За ужином мейстер и Сана оживленно разговаривали, а Энтони слушал. Но потом, замученный рассуждениями о природе божества, о каком-то дуализме, по которому получалось, что добра и зла то ли нет вовсе, то ли они суть одно и то же – утомившись от всего этого, он незаметно задремал, благо у мейстера были не стулья, а удобные кресла.
Проснулся он от наступившей тишины, тихонько приоткрыт глаза – свечи стояли на другом конце стола, Сана проглядывала какие-то бумаги, старик с нескрываемым любопытством рассматривал Бейсингема.
– Это кого же вы ко мне привели, леди Александра? – вдруг ясным и совершенно четким голосом сказал философ.
– А ваши глаза, мейстер, ничего вам не говорят?
– Вижу ли я прекрасного рыцаря? – спросил он.
– Это самый красивый мужчина во всех известных нам землях, – отозвалась Сана, – и он воин, а значит, и рыцарь.
– Стало быть, пророчества исполняются?
– Вы что-то знаете, мейстер? – встрепенулась Сана.
– Увы, увы… Я знаю только то, что когда соединятся прекрасная королева и прекрасный рыцарь, пророчества начнут исполняться. А какие – не знаю.
– Отец знает, – немного сердито сказала Сана, – но не рассказывает. Иногда отмалчивается, а иногда говорит, что моего второго круга для этого мало. А Рауль только смеется… Они там, в третьем круге, женщин ни во что не ставят. Единственное, что мне удалось понять, – то, что это каким-то образом связано с Аркенайном. Я пересмотрела все книги о замке, о братьях – никакого пророчества там нет и в помине… Знаете, мейстер, – она вдруг засмеялась, – а у нас цыган появился. Прямо как в сказке. Крутится вокруг королевы, как муха, купил себе черного жеребца. Осталось обзавестись волшебным лучником, и будет полный набор…
Все еще смеясь, она подошла к Энтони, склонилась над ним и легонько потрясла за плечо:
– Милорд, проснитесь. Пойдемте…
И снова они шли вслед за факельщиками по улочкам каменного города, поднимаясь к стене. Погода окончательно испортилась, пошел мелкий нудный дождь. Сана старательно обходила лужи, Бейсингем же, поддерживая ее, честно шлепал по грязи.
– А все же вы не ответили на мой главный вопрос, – когда они вышли в верхний город и дорога стала почище, сказал Энтони. – Зачем я вам нужен? У меня нет мечтаний, которые нужно исполнить, я не философ, не маг, даже не палач. Зачем я вам, леди Александра? И что это за пророчество, о котором вы говорили с вашим учителем?
– Я знаю не больше того, что сказала, – вздохнула Сана. – Существует какое-то пророчество. Там говорится о самой прекрасной женщине и самом красивом мужчине в мире, причем она – королева, а он – рыцарь, и что-то должно произойти. А что и когда – непонятно. У меня была старшая сестренка.
Двадцать лет назад она умерла, тогда отец привез откуда-то маленькую девочку и выдал ее за мою сестру…
– А вы-то откуда знаете?! – поразился Энтони.
– Нянька рассказала, а потом и отец признался. Он сказал, что эта девочка вырастет самой прекрасной женщиной в мире и что она должна стать королевой, поэтому ее и взяли к нам. А что касается вас… ну, вы ведь все слышали…
– Мне, конечно, лестно, леди Александра… – слегка смутился Энтони. – Но вы уверены, что это так? Может статься, где-нибудь в Аркенберге есть военный и получше, северяне вообще красивый народ…
– Для вас это не имеет значения. Они все уверены, что вы и есть тот самый прекрасный рыцарь из пророчества. Так что свободу вы получите не раньше, чем выполните то, что должны… Единственный совет, который я могу дать – терпите и ждите…
«Ну, ждать-то недолго, – подумал Энтони. – Я мог бы и сам сказать девочке, когда все это состоится – в мае. Вот только что именно состоится?»
Во дворец они вернулись, когда часы били четыре. Наскоро раздевшись, Энтони бросился в постель, – но сон не шел. Он лежал и размышлял о том, что увидел и услышал. Нельзя сказать, чтобы все это произвело на него какое-то особенное впечатление. Очень уж оно напоминало… как ни странно, армию Балиа. Бакалейщика с копьем.
«Ну и как тебе мои верные слуги?» – Он даже вздрогнул от неожиданности. Молчавший с самого дня ареста невидимый голос вдруг заговорил так, словно они расстались только вчера.
– Никак! – недовольно ответил Бейсингем. – Грубо и глупо.
«Ты прав! – засмеялся голос. – Их верно прозвали козликами. Они по сути таковы и есть… А хочешь, скажу тебе, зачем это все?»
– Ну и зачем? – машинально поинтересовался Энтони. Интересно, знают ли его хозяева, что их прекраснейший на земле мужчина – сумасшедший?
«В прекрасном мае, – все так же весело продолжал голос, – лучшем из месяцев в году самые прекрасные мужчина и женщина, королева и рыцарь, должны встретиться и зачать ребенка. Он вырастет великим и могучим королем, вновь объединит разрозненные земли, разгромит всех своих врагов. Он будет мудр и справедлив, и под его рукой наступят мир и изобилие. И этот мужчина – ты. Ты должен дать жизнь будущему великому королю и воспитать его достойным, потому что Элизабет способна воспитать лишь конюха, да и то не очень хорошо».
– И почему я должен тебе верить?
«Можешь не верить, – засмеялся голос. – Можешь проверить. Это ведь знаешь не только ты. Пойди завтра к Бетти, дай ей понять, что тебе известно сказанное мною, – и посмотри, как она себя поведет».
«А это мысль!» – подумал Энтони.
…Наутро – ну, по правде говоря, несколько за полдень, – Бейсингем, готовый для выезда, отправился к королеве и выставил одним движением руки из ее кабинета всех присутствовавших там придворных.
– Что вы себе позволяете, маршал? – нахмурилась та.
– Потому что я хочу, чтобы вы кое-что поняли и запомнили. Вы – а не весь ваш курятник. А теперь слушайте меня, Элизабет. Я знаю, кто вы и кто я, и что мы должны сделать. Не беспокойтесь, то, что должен, я выполню легко. Тем более что спать с вами мне уже приходилось.
– Откуда? – как ни была велика выдержка Элизабет, но сейчас она смотрела на него расширившимися от изумления глазами, приоткрыв рот – Откуда ты знаешь?
– Сон вещий приснился! – фыркнул Энтони. – Так что успокой своих друзей, все будет в порядке, я никуда не убегу и постараюсь сделать вам вашего короля.
Он с удовольствием увидел, что лицо королевы по цвету сравнялось с белой занавеской.
– Но я хочу, чтоб ты знала и еще кое-что, – продолжал он. – Я – военный, а не кукла в кружевном платьице. Сейчас я поеду осматривать казармы. Если хочешь посылать за мной своих серых мышей – посылай. Но служить мне будут денщики, а не твои кружевные лакеи, и в моих покоях всегда будут водка, карты и те женщины, которых я захочу. На этих условиях я согласен. А иначе… теперь ведь мне все известно, так что и Далардье тебе не поможет, я уж как-нибудь найду возможность испортить вам игру. Ясно?
– Да пожалуйста, кто бы спорил?! – зло выкрикнула королева.
…В казарме кавалеристов его встретили восторженным ревом. Здесь не задавались вопросами, что происходит. Их обожаемый генерал сначала – естественно, совершенно ни за что – сидел в тюрьме, затем их обожаемая королева во всем разобралась, освободила его, отыскала, приблизила к себе. Потом он зачем-то все время торчал в этом дурацком дворце – говорили, что быт болен. Но, судя по здоровой сияющей физиономии, все неприятности в прошлом. Если у кавалеристов и быта какая-то там муть в глазах, то лишь у офицеров и совсем немного.
Он заставил пройти перед собой эскадрон за эскадроном, проверил состояние коней и сбруи, заглянул в бумаги, потом пообедал с офицерами и к вечеру почувствовал себя человеком. Даже необходимость возвращаться во дворец испортила ему настроение не так сильно, как обычно.
Во дворе казармы уже ждали двое из его денщиков и рыжий унтер с висячими усами.
– А ты куда собрался? – спросил Энтони.
– Как куда, ваша светлость? – флегматично удивился Артона. – Во дворец, с вами.
– Мне там ординарец ни к чему, – хохотнул Энтони. – Там всяких адъютантов, как блох на собаке.
– Так я и денщиком могу, – не смущаясь, ответил усач. – Нехитрая наука.
Денщики сзади прыснули.
– Ваша светлость, – не отставал Артона. – Возьмите с собой. Ну что мне тут болтаться, пехотинцу среди кавалеристов. А вам я пригожусь, вот увидите…
И по внезапно сузившимся глазам капрала Энтони понял, что тот видит куда больше, чем говорит. Бодрым видом его не обманешь.
– …Ну и как тебе помещеньице? – спросил Энтони, когда они вошли в опочивальню. – Помоги-ка мне…
– Красиво… – ответил Артона. – Но темно. И душновато. Надо бы проветрить. А что это вы делаете, ваша светлость?
– Этой духоте открытым окном не поможешь. – Энтони взгромоздил на стол кресло, сверху пристроил резной табурет и критически оглядел получившуюся конструкцию. – Не видишь – хочу снять этот ковер.
– Я там не удержусь… – чуть подумав, изрек Артона.
– Тогда я попробую, а ты, если что, меня внизу поймаешь.
– А может, просто дернуть?
– Если так не снимем, то дернем. Но вообще-то я бы не хотел. Я однажды так дома дернул… Картину. Она мне не нравилась.
Тирада была несколько отрывистой, поскольку одновременно Энтони взбирался на сооружение, получившееся в результате его усилий. Влез, удержался, заглянул за край ковра.
– Ну, и…? – поинтересовался Артона.
– Получил по голове. Два раза. Сначала рамой. Потом куском штукатурки. Ага, вижу! Раз, два… четыре штуки. Держи, держи!!! Ах, чтоб тебя! А, ладно, я не люблю балдахинов. Тащи сюда стол, сейчас будем гобелен снимать… О, еще две… А теперь… там, в будуаре, вино. Открой три бутылки…
Артона оглядел сотворенный ими разгром и осторожно спросил:
– Может, прибрать сначала?
– Слуги приберут, им королева за это платит… Да куда ты бутылки тащишь, мне только пробки нужны…
С помощью винных пробок Энтони накрепко забил все шесть отверстий для подглядывания, обнаруженных им в спальне, потом вызвал слуг и велел унести ковер, гобелен и то, что осталось от балдахина, а также заменить поломанную мебель. Затем взял бутылку вина, кивком указал на другую ординарцу и присел на постель.
– Садись и ты… – мотнул он головой, показывая на место рядом с собой.
Артона с сомнением взглянул на свои штаны, на белое атласное одеяло и устроился на полу у соседней стены.
– Знаешь, что? – принял внезапное решение Энтони. – Я хочу, чтобы ты спал не в комнате для слуг, а где-нибудь здесь…
– Перед дверью, что ли? – уточнил капрал. – И то верно. Она без замка.
– Нет, перед дверью – это слишком вызывающе. Где-нибудь не на виду, но так, чтобы я мог тебя позвать, или ты бы смог, если что…
– Понял, – кивнул капрал и улыбнулся со смыслом. Артона облюбовал для себя гардеробную. Энтони дал ему одну из перин с кровати, и капрал, сложив ее вдвое, изготовил отличный тюфяк, который легко можно было засунуть в бельевой шкаф. Они проверили стены, обнаружив еще один глазок. Дверь в гардеробную вела из спальни, и, пока Энтони находился в постели, никто туда не входил, так что при определенном везении можно было надеяться, что об Артона и не узнают.
В тот же день Бейсингема пригласили к королеве.
– Тони, что ты сделал со спальной комнатой? – укоризненно проговорила Элизабет.
– Ваше Величество, я не хочу, чтобы кто-то посторонний видел, как я сижу на стульчаке или развлекаюсь с женщиной. У себя в спальне я предпочел бы обходиться без чужих глаз.
– Ну, а балдахин тебе чем помешал?
– Ничем. Просто я на него упал. Это были наименьшие потери – боюсь, иначе я проломил бы кровать. Ваше Величество, я могу спать без балдахина. По правде сказать, мне случалось обходиться и без кровати…
В общем, день прошел замечательно. Энтони был очень доволен собой.
Артона оказался прав – он пригодился, и еще как. С его появлением Энтони сразу задышал свободней, просто потому, что рядом быт верный человек. А еще Артона каждый день ходил с бумагами в казармы, в комендатуру, в интендантство, заглядывая по пути в кабаки и публичные дома. Проследить за ним было трудно, а уходить от слежки этот потомок ольвийского наемника и династии трогарских рыночных торговцев умел виртуозно. Он смотрел, слушал, носил письма, а также подсматривал и подслушивал, пил с дворцовыми стражниками и лакеями, из всего делал выводы и обо всем честно докладывал хозяину. Только одно в жизни капрала оставалось для Бейсингема тайной – Артона часто встречался с Галеном. И чем дальше, тем более озабоченными казались оба во время этих встреч…
– …Да знаю я все это… – поморщился Алан. – Церковь воплощенной мечты, церковь свободы, братство порванных цепей… Они вездесущи, как тараканы, и их так же невозможно вывести. Только что не было – и опять полный город.
– А кто придумал средство от тараканов – монахи или алхимики? – внезапно пришла Энтони в голову причудливая мысль.
– Полагаю, монахи, – отозвалась Эстер.
– Почему, матушка? – удивился Алан.
– Потому что кухонный мужик два дня лежал в постели. Алхимики бы такого не допустили, костра побоялись, – сердито поморщилась герцогиня. – Кстати, на тараканов эта штука совершенно не действует…
– Как и Священный Трибунал на дьяволопоклонников, – засмеялся Энтони.
Он был в превосходном настроении. Как раз накануне Сана, выполнив обещание, прислала ему снотворное, а сегодня, проходя через сад к конюшне, он заметил, что на кустах набухают почки. Как же ему надоела эта зима!
– Но самое интересное в том, – отсмеявшись, продолжал мальчик, – что эта церковь воплощенных надежд не имеет ни малейшего отношения к Аркенайну. Она просто собирает всех, кого не устраивает существующий порядок вещей, какими бы причинами это ни было вызвано. Чаще там собираются, как вы сказали, козлики, но встречаются звери и поопасней.
– Так, может быть, и хорошо? Как говорит леди Александра, они удовлетворяют свои желания и менее опасны для других.
– Вся беда в том, что они при этом не становятся лучше, – сказала Эстер. – Человек либо борется с пороком, и тот отступает, либо потакает ему, и тот растет, как сорняк на грядке. Знаете, что будет с садом, если его не пропалывать? Милорд, приходилось ли вам встречать человека, который сумел бы удержаться на одном и том же уровне порока?
– Я, например! – снова рассмеялся Энтони. – Я не борюсь со своими пороками, но не вижу, чтобы они увеличивались.