Страница:
– Одно из двух, – помедлив, проговорил генерал. – Или этот бред – правда. Или… или ты изменник и добываешь себе корону!
– Вы знаете меня много лет, – тихо сказал Энтони, – и я Бейсингем. Вот и судите сами, могу ли я быть изменником. А что касается короны, то я предпочел бы, чтобы королем стал тот, кто должен им быть. Надеюсь, что он не откажется.
Гровер снова заходил по комнате, наконец, остановился.
– А если откажется? – спросил он, ни на кого не глядя.
– Я постараюсь его уговорить. Если же нет, тогда… – Энтони выпрямился и поднял голову, глаза в свете свечей блеснули стальной синевой. – Генерал, вы их не знаете, а я знаю. И я растопчу свою честь, я нарушу любую присягу, я силой возьму корону, но Трогармарк я этим тварям не отдам! Но давайте пока что об этом говорить не будем.
– Будем говорить о деле, – все так же хмуро согласился Гровер. – Что ты намерен делать?
– Не забывайте, – усмехнулся Энтони, – я все же маршал Трогармарка. Это не лучшая рекомендация, согласен, но дает кое-какие права. И если я имею право поднять без королевского приказа войска, то почему бы мне своей властью не привести их к присяге Господу Богу? Хотел бы я видеть того, кто публично откажется ее принести! – он задумался. – Вот что, господин генерал… Я сейчас напишу приказ. Поднимите самые надежные части гарнизона, постройте их во дворе кавалерийской казармы, вызовите туда же надежных офицеров из других частей и на основании моего приказа пусть приносят присягу Господу Богу. Я отправлюсь во дворец, а потом приду туда – и надеюсь, что приведу с собой нового короля. Затем я рассказываю всем то, что рассказал вам, и мы приводим войска к присяге королю.
– И ты получаешь десяток пуль от тех, кто и присягнув Господу Богу, останется верным Элизабет, – оборвал его Гровер. – Не забывай, что звание маршала Трогармарка, как ты сам только что сказал, не самая лучшая рекомендация.
– Господин генерал прав, – неожиданно вмешался в разговор настоятель. – Если начать с гарнизона, будет много шума, а нам надо сделать все быстро и тихо. Поэтому я думаю, что начинать надо с городской стражи. Во-первых, там нет дворян, а во-вторых, там на милорда смотрят почти как на ангела-хранителя. А кроме того, мы, церковники, тоже не даром хлеб едим. Среди дворян наш авторитет невелик, что верно, то верно, но о простом народе этого не скажешь.
– Вы прочтете им проповедь? – мрачно спросил Энтони.
– Нет, проповеди я буду читать завтра, – настоятель, не удержавшись, лукаво улыбнулся. – Есть ведь и другие способы. Отсюда до здания Священного Трибунала четверть часа неспешного ходу. Перед тем как идти в казармы, мы направимся туда, и через полчаса у нас будет вердикт об отлучении от церкви королевы Элизабет и ее приближенных, которых нам сейчас поименно назовет лорд Бейсингем. Я думаю, имея на руках эту бумагу, разговаривать будет гораздо проще, особенно со стражниками. Простой народ мало заражен безбожием, это все барские забавы…
Энтони вспыхнул и быстро взглянул на настоятеля.
– Простите, милорд, но разве я не прав?
– Правы, конечно… Просто вы облекаете свою правоту в такие слова… Ну да не будем придираться. Вы абсолютно правы, отец Максимилиан. Сперва стражников – только как можно тише, чтобы никто не заподозрил, что происходит, – потом, поочередно, гарнизон. Сначала офицеров – тех, кто не принесет присягу, немедленно арестовывать, – затем солдат… Впрочем, не мне учить генерала Гровера. Если к часу ночи я не появлюсь в казармах, начинайте без меня. Надеюсь, с помощью стражи к утру вы справитесь со всем остальным.
– Не только стражи, – сказал по-прежнему тихонько сидевший в уголке максимус. – Как только будет готов вердикт об отлучении, я поднимаю городское ополчение – у нас полторы тысячи бойцов, и безбожников среди них нет. Приведу их к казармам стражи и отдам в ваше распоряжение.
Бейсингем кивнул и вопросительно посмотрел на Гровера. Генерал все так же хмурился, но уже, скорее, по инерции. Он еще несколько раз прошелся по гостиной и, наконец, остановился напротив Бейсингема, остро и внимательно взглянул ему в глаза.
– Ну и история… Знаешь, Тони, если бы ты пришел с этим ко мне один, я бы отправил тебя или в Тейн, или в сумасшедший дом. Но я слишком уважаю отца Максимилиана и господина максимуса… – он замялся.
– …И не слишком уважаете ту компанию, что собирается в тронном зале, – закончил за него Бейсингем.
Гровер нахмурился, но Энтони тоже смотрел ему прямо в глаза, и генерал, наконец, кивнул.
– Леон был настоящим королем, – нехотя сказал он. – Года не прошло, как он умер, а в армии черт знает что творится. Летом мы влезем в Корунну и нам придет конец. Если ты соврал мне, Тони, – Бог тебя судья. Но даже если ты изменник, то я согласен, чтобы корона была на твоей голове – хуже, по крайней мере, от этого не будет.
– Итак, вы с нами? – улыбнулся отец Максимилиан и, поскольку вопрос не требовал ответа, тут же продолжил: – Совесть ваша может быть спокойна, лорд Бейсингем сказал правду. Вы даже должностного проступка не совершите – по кодексу Трогара, отлученные от церкви не могут занимать государственных должностей, – он повернулся к Энтони и снова улыбнулся. – Поэтому, кстати, компании галантных паладинов так легко сходили с рук все их художества. Вы можете не знать, милорд, но именно Мартин и его компания после каждого вашего пасквиля требовали отлучить вас – но у кого из членов Священного Трибунала поднялась бы рука оставить Трогармарк без генерала Бейсингема? А карать второстепенных участников, не трогая вдохновителя, было бы несправедливо.
Энтони молча поклонился настоятелю и, подойдя к столу, принялся наливать вино.
– Так что вы скажете о нашем плане, генерал? – спросил он, не отрываясь от своего занятия.
Этот вопрос был именно тем, что нужно Гроверу. Комендант сразу перестал хмуриться, морщиться, расхаживать из угла в угол, стал спокойным и собранным.
– Пока выглядит убедительно. Самое слабое место во всем этом – твоя прогулка во дворец. Может быть, возьмешь с собой охрану?
– Ага! Чтобы дворцовая стража решила, что начался мятеж, а кто-нибудь из посвященных под шумок прирезал нашего короля. Не забывайте, он находится на положении заложника. Нет, во дворец я пойду один.
Артона хмыкнул и придвинулся поближе.
– Я пойду один! – повторил Энтони, и в его голосе прорезался металл. – Генерал, обещайте мне одну вещь. Если я не вернусь, отправьте солдат в Аркенайн. Они должны прибыть туда не позже рассвета тринадцатого мая, запомните – не позже. Артона покажет, как попасть в замок, и вы легко его захватите, со всеми, кто там будет. Генерал… что бы ни случилось со мной, вы должны спасти Теодора. Я ему обещал…
– Хорошо, Тони, – кивнул Гровер. – Я сделаю все, что возможно…
– И невозможное тоже!
– И невозможное…
– Ну что ж… Если все решено – вперед! – Энтони встал и поднял стакан с вином. – Пойду по стопам прадеда Леопольда. Пусть и обо мне спорят, уронил я этой ночью в грязь честь своего рода или, наоборот, возвысил ее.
– А на самом деле? – спросил Рене, поднимая свой стакан.
– На самом деле я ее продал. За пенни, – Энтони засмеялся и вытащил висящую на шее монету. – Хорошая сделка, я ею доволен…
Он поцеловал монетку, убрал ее обратно и залпом выпил вино.
Легкомысленный сиреневый камзол с еще более легкомысленным топазовым ожерельем, принадлежавшим матери Рене, и прическа «под юного барашка» сделали свое дело. Энтони прошел во дворец, никого не удивив и не насторожив. Лишь дежурный офицер дворцовой охраны, гвардейский капитан, воскликнул:
– Герцог, что у вас с волосами? И где ваша борода?
– Я ввожу новую моду! – засмеялся Бейсингем.
– Вас привели дела? А как же Ее Величество?
– Ее Величество находится на расстоянии двух дневных переходов от Трогартейна. Я приехал известить о ее возвращении.
– Что-нибудь случилось?
– Ужасная вещь! – склонившись к капитану, прошептал Энтони. – Она просыпается ночью, а на ее ночном столике – крыса! И ест ее притирания…
– Разве крысы едят притирания? – удивился гвардеец.
– Право, не знаю, – пожал плечами Бейсингем. – Полагаю, достаточно крысы как таковой. Завтра с утра пусть гонят служанок готовить покои.
– Вы к себе? – поинтересовался капитан.
– Да, разумеется, – небрежно ответил Энтони. – Устал как собака. Целый день в седле. Только сейчас въехал в столицу.
Он взял с места в галоп и промчался через ворота, сообразив, что лошадь под «только что въехавшим в столицу» маршалом слишком свежая, а одежда у него чистая, и надеясь, что гвардеец в темноте этого не заметит.
«Паршивый из меня шпион получается, – подумал он. – Недалеко бы я ушел без Артона!»
…От конюшни Энтони пошел через сад – так было ближе и незаметней. Сначала к себе. В передней двое стражников, игравших в кости, вскочили при его приближении. Так: небрежно махнуть им рукой, улыбнуться – продолжайте, мол… Прихватив одну из их свечей, он влетел в гардеробную, мгновенно скинул дурацкий сиреневый камзол, надел парадный маршальский мундир, пурпурный, с золотым шитьем, перевязь с парадной шпагой. Затем взял обычный полевой мундир, саблю, кавалерийские сапоги, завернул все это в плащ и связал. Все заняло не больше десяти минут.
Взяв скатку и маршальский жезл и еще раз махнув рукой так и пребывавшим в ошалении стражникам, он вышел в коридор. Куда теперь? А, проклятье! Ведь Себастьян наверняка пьян, как возчик. Энтони задумался. Пожалуй что… Да, чем тащить пьяницу на себе через весь дворец, лучше рискнуть…
Он спустился на первый этаж, прошел по двору и вышел к правому жилому крылу дворца. В покинутых покоях короля Леона не держали ни слуг, ни стражи. Зачем стеречь пустую раковину? Бейсингем переступил порог гостиной Леона, задел портьеру и невольно чихнул – столько пыли поднялось из бархатных складок. На мгновение больно сжалось сердце. Свет свечи выхватывал из темноты то брошенную колоду карт, то вазу с высохшим цветком. Проклятие, да здесь что – с тех пор даже не убирали? Впрочем, если не убирали, то ему же лучше…
В спальне короля все было так же, как и раньше, словно ее хозяин вышел всего час назад – если б не пыль. Пыль лежала толстым слоем на полу, на каминной доске, видная даже при свете одинокой свечи. Когда Энтони взялся за дверцу шкафчика, резные завитки, которых он касался, заблестели, все остальное было по-прежнему матовым. Так… черная бутылка… она тут одна…
Всей кожей ощущая, как идет время, Энтони выбрался в сад и пошел, заглядывая в окна, пока не увидел того, кто был ему нужен.
…Ну конечно же, Себастьян оказался пьян, и даже через окно было видно, что не просто пьян, а до полного умопомрачения. Брат короля сидел в кресле, точнее, пытался сидеть, то откидываясь на спинку, то тяжело опираясь о стол. Вот он попытался налить еще… не получилось, опрокинул стакан. И эта пьяная тварь будет королем Трогармарка?
Пожалуй, он и дверь отпереть не сумеет. Впрочем, кто сказал, что она заперта? Себастьян через раз забывал это сделать, возвращаясь с прогулки. Энтони толкнул дверь, выходившую в сад, и та легко отворилась. Он вошел, кинул скатку на свободное кресло, повернулся было к Себастьяну…
– Добрый вечер, герцог! Рад видеть вас в добром здравии.
Голос абсолютно трезвый, спокойный, знакомый. Бейсингем, вздрогнув всем телом, обернулся. Позади него, в проеме двери, стоял герцог Монтазьен.
– …Присядьте, милорд, на вас лица нет! Не ждали меня так скоро? Я хоть и не военный, но тоже умею держаться в седле. Вина или, может быть, генеральской, двойной можжевеловой?
Энтони, онемевший от неожиданности, лишь отрицательно покачал головой.
– Как угодно. Тогда не обижайтесь, я буду пить один… – Монтазьен налил вина, удобно расположился за небольшим столиком. – Наши думают, что вас надо искать где-нибудь в Ольвии, а то и в Аркенберге. А я почему-то решил, что вы можете отправиться сюда. Удобно: в столице почти никого нет, самое время поднять войска и захватить власть. В этом случае вам понадобились бы две вещи: маршальский жезл и это существо… – Монтазьен мотнул головой в сторону Себастьяна.
– С-сам ты с-существо… – незамедлительно отозвался тот.
Монтазьен поднялся, подошел к Себастьяну, поднял лежавший на боку стакан и наполнил его. Затем снова обернулся к Бейсингему:
– Когда караульный гвардеец доложил мне о вашем возвращении, я решил, что сначала вы пойдете к себе за жезлом, а потом – сюда. И, как видите, не ошибся.
Энтони понимал, что герцог конечно же не один. В коридоре наверняка ждет стража – но это мелочи, пусть только попробуют взять его в тесном помещении с саблей в руке. А вот арбалетчики, которые караулят у секретных бойниц или в темноте за портьерами – совсем другое дело. Во рту пересохло, он протянул руку и взял стакан, из которого пил Монтазьен.
– Опасаетесь? – засмеялся герцог и налил себе вина в другой стакан. – Совсем вас запугали, как я погляжу. Успокойтесь, я не собираюсь ни травить вас, ни околдовывать. Мне просто нужно с вами поговорить, милорд. Вы уже взяли себя в руки? Можете слушать?
Энтони молча кивнул, не сводя глаз с герцога. В крайнем случае, он успеет достать его кинжалом, даже арбалетная стрела не убивает мгновенно. Впрочем, послушать стоит, умереть он всегда успеет…
– Тогда я хотел бы услышать ответ на один вопрос. Все было так хорошо, мы обо всем договорились. Какая дурная муха вас укусила? Почему вы вдруг удрали из Аркенайна?
– Я прочел конец пророчества, – голос звучал хрипло, Энтони ругнулся про себя, кашлянул и глотнул вина – стало легче. – Мы так не договаривались. Вы обещали мне корону, а не путешествие к Хозяину в зубы. Я не люблю, когда меня дурачат, герцог, и имею привычку платить долги.
– С процентами! – усмехнулся Монтазьен. – С процентами, дорогой мой Бейсингем. Это ж надо: столько лет мои козлики составляли гороскопы, ждали, готовились. А вы одним ударом порушили здание, строившееся все эти годы. Мало того, что удрали сами, так еще и подставили нам этого своего цыгана. Кстати, как вам удалось уговорить его на такое самопожертвование? Поделитесь секретом. У меня нечто подобное получается только с дураками, а он ведь далеко не дурак… Энтони как можно небрежнее пожал плечами:
– Я его не уговаривал. Он сам остался. В конце концов, если человек готов заплатить жизнью за то, чтобы провести ночь с женщиной – это его дело. Не связанным же мне его было вытаскивать из Аркенайна. Отчасти, конечно, и я виноват – рассказывал ему, как хороша Бетти в постели. Но не более того, право…
– Не очень-то вы сожалеете о своем дружке, – хмыкнул Монтазьен. – Ну и правильно. Знали бы вы, что он о вас за вашей спиной говорил. Могу сообщить: он получил то, что хотел, а теперь получит и то, что ему причитается.
– Ну и ладно, – махнул правой рукой Энтони. Левой он изо всех сил стискивал верхушку жезла, так, что острые края маршальского знака впивались в ладонь. – Если не секрет… теперь, наверное, уже не секрет… расскажите мне, что на самом деле должно было произойти, если бы я сделал то, что должен был сделать.
– Ну что ж, правду так правду. Вы, как и написано в пророчестве, отправились бы к Хозяину. Бетти сразу же по возвращении из Аркенайна вышла бы замуж за этого красавца, – Монтазьен мотнул головой в сторону Себастьяна.
– О-очень она мне н-нужна, – поднял тот голову.
– …Потом она родила бы ребенка, – продолжал герцог так, словно брата короля тут и не было. – По всей вероятности, королева не перенесла бы родов, а муж ее через некоторое время умер от неумеренного пьянства. Я стал бы регентом при малолетнем короле.
– А что вам мешает сделать то же самое теперь?
– Огласка, дорогой мой милорд. Слишком много народу знает, что на самом деле произошло. И я не думаю, что представители знатнейших родов королевства – и в первую очередь небезызвестный вам герцог Монтазьен, то есть я – согласятся, чтобы на трон уселся плод любви цыгана и дочери лесоруба. Да и у меня нет ни малейшего желания состоять регентом при подобном ублюдке. Поэтому я здесь и поэтому я хочу удержать вас от безумных поступков, которые будут стоить вам жизни.
– Вы о чем?
– О намерении воспользоваться маршальским званием, поднять войска и посадить на трон Себастьяна. Уж эту-то возможность мы предусмотрели. Вы не поднимете войска, милорд, и никто их не поднимет. Нет такой силы, которая заставила бы их нарушить присягу королеве Элизабет, поверьте мне, я знаю, что говорю…
– Они в-все п-п-предусмотрели, да… – снова заговорил Себастьян.
– Простите, герцог, я больше так не могу! – вскочил Энтони. – С вашего разрешения, я заткну ему глотку!
Он взял черную бутылку, принесенную из спальни короля, налил четверть стакана, разбавил водой и принялся вливать напиток в королевского брата. Тот отплевывался и невнятно ругался. Монтазьен снисходительно смотрел на них.
– Что это у вас? Сонное зелье? А впрочем, какая разница! Я хочу сказать вам, что вы проиграли, Бейсингем. Вы потерпели полное поражение и должны это понять.
– Но и вы не выиграли! – зло бросил Энтони, занятый борьбой с Себастьяном. – Вы тоже…
– Правильно. Я тоже. Мы оба проиграли. И поэтому я предлагаю вам не сводить счеты. Давайте забудем все пакости, которые мы сделали друг другу, и подумаем о будущем. Потому что теперь наши интересы совпадают.
– Ну-ну… – усмехнулся Энтони. – Это на каком же направлении они совпадают?
– Ага! Заинтересовались! Тогда послушайте, как я вижу будущее Трогармарка. Бетти недолго просидит на троне. Правящая королева, знаете ли, весьма экзотическое блюдо, много его не съешь. После чего начнется долгая кровавая борьба за трон, или королем станет этот красавец и начнется такая же грызня возле трона. Что вам больше нравится, милорд?
Энтони снова взял стакан Монтазьена и принялся пить. Герцог покачал головой и налил себе еще один.
– Ничего, продолжайте, здесь целый шкаф посуды… Так вот: кто бы ни победил в этой борьбе – ни вашего, ни моего положения это не изменит. Я останусь, как я есть, а вы… надеюсь, вы понимаете, что жить в Трогармарке не сможете. Вам предстоит незавидная судьба беглеца, пугающегося каждой тени, ибо наша церковь не из тех, что исповедуют всепрощение. Между тем есть вариант, который устроил бы нас обоих, а также всех граждан Трогармарка, от генерала до последнего мужика. Если уж на трон должен сесть кто-то из лордов, то почему бы королем не стать вам, милорд?
– Это я уже слышал! – усмехнулся Бейсингем. – И даже поверил.
– Да, но тогда у меня не было в этом настоящего интереса. А теперь он есть. Ведь блистательного младенца не будет, значит, можно подумать и о себе. Мы низложим Бетти – слишком много чести для нее быть королевой. Не думаю, что кто-то станет особо цепляться и за Себастьяна. Если мы объявим королем вас, все – и знать, и народ – примут это с воплями восторга. А наших козликов я утихомирю, это я вам обещаю.
– А что с этого будете иметь вы? – разглядывая вино на свет, отстраненно поинтересовался Энтони.
– Вы сделаете меня первым министром. А еще… Бетти мне никто – полагаю, вам это известно. Но у меня есть и родная дочь, которую я люблю и которой горжусь. Она не так красива, как Элизабет, зато куда умнее, аристократка до мозга костей и будет великолепной королевой. И она – ваша невеста, Энтони! Если я буду первым министром, а моя дочь – королевой, меня это устроит…
– Почему я должен вам верить? – все так же не глядя на Монтазьена, спросил Бейсингем.
– Вы ведь военный, милорд. Я никогда не считал, что военные глупы, наоборот. Подумайте, просчитайте варианты, и вы поймете, что это наилучший выход для нас обоих.
Бейсингем краем глаза посмотрел на Себастьяна. Брат короля лежал головой ни столе и, казалось, спал. Знать бы, сохранило зелье Леона свое действие, или оно испортилось за полтора года? И еще знать бы… Эх, был бы у него хрустальный шар, он бы сейчас перенесся в казармы, посмотрел – получается ли хоть что-то у Гровера с настоятелем. Или прав Монтазьен, и околдованные войска не пойдут против королевы?
– А если я откажусь? – поинтересовался Энтони. – Тогда вы дадите знак, и ваши люди пристрелят меня через смотровую щель? Или снова отправят в Тейн, в объятия капитана Шимони?
– Фу, как вы грубо о нас думаете, – поморщился Монтазьен. – Если откажетесь, вы будете нам не нужны, ни для чего. Арбалетчики охраняют меня, и пока на меня никто не нападает, стрелять не станут. Тем более во дворце, где ничего нельзя скрыть. Нет, милорд, если откажетесь, вас попросту предоставят собственной судьбе. Вас убьют военные, которых вы попытаетесь поднять, или найдет и прикончит кто-нибудь из мстителей-козликов, буде вам удастся пережить эту ночь.
Энтони ни на мгновение не сомневался, что Монтазьен врет, и что если он откажется, ему не выйти из дворца. Впрочем, ему в любом случае отсюда не выйти. Согласись он, и его все равно будут стеречь, как узника, но если у Гровера с настоятелем все получится, то завтра дворец возьмут штурмом и можно попытаться уцелеть. По крайней мере, будет шанс. Да, но с чего он взял, что его оставят во дворце? А если Монтазьен захочет немедленно отправиться обратно в Аркенайн? Надо выторговать отсрочку…
– От ночи уже ничего не осталось, – сказал Бейсингем, мельком взглянув на Себастьяна. Подействовало? Не подействовало? – Я не собираюсь принимать такие решения наспех, особенно когда с ног валюсь от усталости. Завтра, на свежую голову, я подумаю над вашими словами, и мы вернемся к этому разговору. Идемте спать, герцог…
– Спа-ать… Ид-демте с-спать! – снова послышался пьяный голос, и Себастьян зашевелился. Неужели средство потеряло действие? Брат короля поднялся, подошел к камину и принялся гасить свечи в бра: сначала в одном, потом во втором. – С-свет пог-гасить и с-спа-ать!
Перед тем как потушить последнюю свечу, Себастьян быстро оглянулся: взгляд у него был острый и совершенно трезвый. Неужели? Энтони едва удержался, чтобы не вскрикнуть. И едва огонек на стене погас, он швырнул на пол стоявший на столе подсвечник, наступил на все три свечи разом и схватил Монтазьена за горло.
– … Себастьян, – выдохнул Энтони в кромешную тьму, – быстро, веревку.
Через несколько секунд у него в руках очутился шнур – похоже, от звонка, которым вызывали слуг. Бейсингем мгновенно скрутил руки Монтазьена и встал, продолжая локтем прижимать шею герцога.
– Имейте в виду, – громко сказал он в темноту, – если вздумаете стрелять: мы прикрываемся вашим хозяином.
– Не будьте дураком, Бейсингем, – прохрипел Монтазьен. – Выходы из дворца перекрыты. Все, в том числе и потайные ходы.
– Ну что ж, значит, вашей дочери не повезло, – зло усмехнулся Энтони. – Она потеряет сегодня и отца, и жениха.
Он ощупью нашарил свою скатку и сунул ее в руки Себастьяну, а сам взял маршальский жезл и кинул взгляд на окно. Ночь была пасмурной, безлунной, тьма в саду кромешная. Продолжая держать Монтазьена, Бейсингем подошел к двери в сад, пинком открыт ее, и они вывалились наружу.
– За мной! – шепнул Себастьян и, схватив Энтони за руку, потащил его куда-то в глубь сада.
Брат короля почти бежал, хотя двигался абсолютно бесшумно. Бейсингем тоже изо всех сил старался не шуметь, лихорадочно соображая, куда они идут. Умнее всего было бы закрыться в каком-нибудь подвале и подождать завтрашнего дня. Завтра дворец возьмут… он хотел надеяться, что возьмут, хотя Гроверу без него будет куда труднее. Все-таки к Бейсингему в войсках относятся по-особому.
– Куда мы идем? – едва слышным шепотом спросил он Себастьяна.
– Забыл, поросенок? – хохотнул тот.
И тут Энтони вспомнил. Да, немудрено забыть, если этим путем они не пользовались лет двадцать пять – с тех пор, как принцы получили право выходить из дворца, когда им вздумается. Там, в дальнем углу сада, рос старый уродливый вяз. Его перекрученный ствол накренился в сторону сада, но одна ветвь подходила совсем близко к дворцовой ограде. Когда они были мальчишками, они часто выбирались из дворца этим путем. Ограда выходила в небольшой пустынный переулок, а неподалеку жил огородник, который за небольшую плату предоставлял беглецам свою лестницу, чтобы те могли вернуться обратно.
– Неужели там все по-прежнему? – прошептал Энтони.
– Два дня назад было в порядке, – так же тихо ответил Себастьян. – Я видел. Я иногда проверяю нашу лесенку – вдруг придется ею воспользоваться? Вот только Монтазьена мы туда не затащим.
– Да черта нам в Монтазьене! – нетерпеливо воскликнул Энтони. – По ту сторону стены он нам не нужен.
Герцог покорно перебирал ногами, даже не пытаясь вырваться – должно быть, совсем оцепенел от страха. Себастьян легко взобрался на дерево, Энтони передал ему свою скатку и жезл – и тут, когда он весь тянулся вверх, приподнявшись на цыпочках… Монтазьен ударил, как мог – локтем с разворота, не сильно, зато прямо под ложечку. Пока Бейсингем стоял, хватая ртом воздух и созерцая разноцветные круги перед глазами, его пленник кинулся в кусты, и через несколько секунд, уже на порядочном отдалении, послышался его крик: «Сюда!»
– Тони! Что с тобой? – звал сверху Себастьян.
– Помоги! – выдохнул Энтони и, ухватившись за протянутую руку, кое-как взобрался на дерево. Они одновременно спрыгнули за ограду и метнулись в ближайший переулок. Бейсингем, задыхаясь, привалился к стене, яростно растирая место удара, словно это могло помочь. Себастьян обхватил его и потащил, не давая упасть. Они свернули раз, еще раз, нырнули в какой-то тесный проход и затаились. Энтони прислушался: все было тихо.
– Вы знаете меня много лет, – тихо сказал Энтони, – и я Бейсингем. Вот и судите сами, могу ли я быть изменником. А что касается короны, то я предпочел бы, чтобы королем стал тот, кто должен им быть. Надеюсь, что он не откажется.
Гровер снова заходил по комнате, наконец, остановился.
– А если откажется? – спросил он, ни на кого не глядя.
– Я постараюсь его уговорить. Если же нет, тогда… – Энтони выпрямился и поднял голову, глаза в свете свечей блеснули стальной синевой. – Генерал, вы их не знаете, а я знаю. И я растопчу свою честь, я нарушу любую присягу, я силой возьму корону, но Трогармарк я этим тварям не отдам! Но давайте пока что об этом говорить не будем.
– Будем говорить о деле, – все так же хмуро согласился Гровер. – Что ты намерен делать?
– Не забывайте, – усмехнулся Энтони, – я все же маршал Трогармарка. Это не лучшая рекомендация, согласен, но дает кое-какие права. И если я имею право поднять без королевского приказа войска, то почему бы мне своей властью не привести их к присяге Господу Богу? Хотел бы я видеть того, кто публично откажется ее принести! – он задумался. – Вот что, господин генерал… Я сейчас напишу приказ. Поднимите самые надежные части гарнизона, постройте их во дворе кавалерийской казармы, вызовите туда же надежных офицеров из других частей и на основании моего приказа пусть приносят присягу Господу Богу. Я отправлюсь во дворец, а потом приду туда – и надеюсь, что приведу с собой нового короля. Затем я рассказываю всем то, что рассказал вам, и мы приводим войска к присяге королю.
– И ты получаешь десяток пуль от тех, кто и присягнув Господу Богу, останется верным Элизабет, – оборвал его Гровер. – Не забывай, что звание маршала Трогармарка, как ты сам только что сказал, не самая лучшая рекомендация.
– Господин генерал прав, – неожиданно вмешался в разговор настоятель. – Если начать с гарнизона, будет много шума, а нам надо сделать все быстро и тихо. Поэтому я думаю, что начинать надо с городской стражи. Во-первых, там нет дворян, а во-вторых, там на милорда смотрят почти как на ангела-хранителя. А кроме того, мы, церковники, тоже не даром хлеб едим. Среди дворян наш авторитет невелик, что верно, то верно, но о простом народе этого не скажешь.
– Вы прочтете им проповедь? – мрачно спросил Энтони.
– Нет, проповеди я буду читать завтра, – настоятель, не удержавшись, лукаво улыбнулся. – Есть ведь и другие способы. Отсюда до здания Священного Трибунала четверть часа неспешного ходу. Перед тем как идти в казармы, мы направимся туда, и через полчаса у нас будет вердикт об отлучении от церкви королевы Элизабет и ее приближенных, которых нам сейчас поименно назовет лорд Бейсингем. Я думаю, имея на руках эту бумагу, разговаривать будет гораздо проще, особенно со стражниками. Простой народ мало заражен безбожием, это все барские забавы…
Энтони вспыхнул и быстро взглянул на настоятеля.
– Простите, милорд, но разве я не прав?
– Правы, конечно… Просто вы облекаете свою правоту в такие слова… Ну да не будем придираться. Вы абсолютно правы, отец Максимилиан. Сперва стражников – только как можно тише, чтобы никто не заподозрил, что происходит, – потом, поочередно, гарнизон. Сначала офицеров – тех, кто не принесет присягу, немедленно арестовывать, – затем солдат… Впрочем, не мне учить генерала Гровера. Если к часу ночи я не появлюсь в казармах, начинайте без меня. Надеюсь, с помощью стражи к утру вы справитесь со всем остальным.
– Не только стражи, – сказал по-прежнему тихонько сидевший в уголке максимус. – Как только будет готов вердикт об отлучении, я поднимаю городское ополчение – у нас полторы тысячи бойцов, и безбожников среди них нет. Приведу их к казармам стражи и отдам в ваше распоряжение.
Бейсингем кивнул и вопросительно посмотрел на Гровера. Генерал все так же хмурился, но уже, скорее, по инерции. Он еще несколько раз прошелся по гостиной и, наконец, остановился напротив Бейсингема, остро и внимательно взглянул ему в глаза.
– Ну и история… Знаешь, Тони, если бы ты пришел с этим ко мне один, я бы отправил тебя или в Тейн, или в сумасшедший дом. Но я слишком уважаю отца Максимилиана и господина максимуса… – он замялся.
– …И не слишком уважаете ту компанию, что собирается в тронном зале, – закончил за него Бейсингем.
Гровер нахмурился, но Энтони тоже смотрел ему прямо в глаза, и генерал, наконец, кивнул.
– Леон был настоящим королем, – нехотя сказал он. – Года не прошло, как он умер, а в армии черт знает что творится. Летом мы влезем в Корунну и нам придет конец. Если ты соврал мне, Тони, – Бог тебя судья. Но даже если ты изменник, то я согласен, чтобы корона была на твоей голове – хуже, по крайней мере, от этого не будет.
– Итак, вы с нами? – улыбнулся отец Максимилиан и, поскольку вопрос не требовал ответа, тут же продолжил: – Совесть ваша может быть спокойна, лорд Бейсингем сказал правду. Вы даже должностного проступка не совершите – по кодексу Трогара, отлученные от церкви не могут занимать государственных должностей, – он повернулся к Энтони и снова улыбнулся. – Поэтому, кстати, компании галантных паладинов так легко сходили с рук все их художества. Вы можете не знать, милорд, но именно Мартин и его компания после каждого вашего пасквиля требовали отлучить вас – но у кого из членов Священного Трибунала поднялась бы рука оставить Трогармарк без генерала Бейсингема? А карать второстепенных участников, не трогая вдохновителя, было бы несправедливо.
Энтони молча поклонился настоятелю и, подойдя к столу, принялся наливать вино.
– Так что вы скажете о нашем плане, генерал? – спросил он, не отрываясь от своего занятия.
Этот вопрос был именно тем, что нужно Гроверу. Комендант сразу перестал хмуриться, морщиться, расхаживать из угла в угол, стал спокойным и собранным.
– Пока выглядит убедительно. Самое слабое место во всем этом – твоя прогулка во дворец. Может быть, возьмешь с собой охрану?
– Ага! Чтобы дворцовая стража решила, что начался мятеж, а кто-нибудь из посвященных под шумок прирезал нашего короля. Не забывайте, он находится на положении заложника. Нет, во дворец я пойду один.
Артона хмыкнул и придвинулся поближе.
– Я пойду один! – повторил Энтони, и в его голосе прорезался металл. – Генерал, обещайте мне одну вещь. Если я не вернусь, отправьте солдат в Аркенайн. Они должны прибыть туда не позже рассвета тринадцатого мая, запомните – не позже. Артона покажет, как попасть в замок, и вы легко его захватите, со всеми, кто там будет. Генерал… что бы ни случилось со мной, вы должны спасти Теодора. Я ему обещал…
– Хорошо, Тони, – кивнул Гровер. – Я сделаю все, что возможно…
– И невозможное тоже!
– И невозможное…
– Ну что ж… Если все решено – вперед! – Энтони встал и поднял стакан с вином. – Пойду по стопам прадеда Леопольда. Пусть и обо мне спорят, уронил я этой ночью в грязь честь своего рода или, наоборот, возвысил ее.
– А на самом деле? – спросил Рене, поднимая свой стакан.
– На самом деле я ее продал. За пенни, – Энтони засмеялся и вытащил висящую на шее монету. – Хорошая сделка, я ею доволен…
Он поцеловал монетку, убрал ее обратно и залпом выпил вино.
Легкомысленный сиреневый камзол с еще более легкомысленным топазовым ожерельем, принадлежавшим матери Рене, и прическа «под юного барашка» сделали свое дело. Энтони прошел во дворец, никого не удивив и не насторожив. Лишь дежурный офицер дворцовой охраны, гвардейский капитан, воскликнул:
– Герцог, что у вас с волосами? И где ваша борода?
– Я ввожу новую моду! – засмеялся Бейсингем.
– Вас привели дела? А как же Ее Величество?
– Ее Величество находится на расстоянии двух дневных переходов от Трогартейна. Я приехал известить о ее возвращении.
– Что-нибудь случилось?
– Ужасная вещь! – склонившись к капитану, прошептал Энтони. – Она просыпается ночью, а на ее ночном столике – крыса! И ест ее притирания…
– Разве крысы едят притирания? – удивился гвардеец.
– Право, не знаю, – пожал плечами Бейсингем. – Полагаю, достаточно крысы как таковой. Завтра с утра пусть гонят служанок готовить покои.
– Вы к себе? – поинтересовался капитан.
– Да, разумеется, – небрежно ответил Энтони. – Устал как собака. Целый день в седле. Только сейчас въехал в столицу.
Он взял с места в галоп и промчался через ворота, сообразив, что лошадь под «только что въехавшим в столицу» маршалом слишком свежая, а одежда у него чистая, и надеясь, что гвардеец в темноте этого не заметит.
«Паршивый из меня шпион получается, – подумал он. – Недалеко бы я ушел без Артона!»
…От конюшни Энтони пошел через сад – так было ближе и незаметней. Сначала к себе. В передней двое стражников, игравших в кости, вскочили при его приближении. Так: небрежно махнуть им рукой, улыбнуться – продолжайте, мол… Прихватив одну из их свечей, он влетел в гардеробную, мгновенно скинул дурацкий сиреневый камзол, надел парадный маршальский мундир, пурпурный, с золотым шитьем, перевязь с парадной шпагой. Затем взял обычный полевой мундир, саблю, кавалерийские сапоги, завернул все это в плащ и связал. Все заняло не больше десяти минут.
Взяв скатку и маршальский жезл и еще раз махнув рукой так и пребывавшим в ошалении стражникам, он вышел в коридор. Куда теперь? А, проклятье! Ведь Себастьян наверняка пьян, как возчик. Энтони задумался. Пожалуй что… Да, чем тащить пьяницу на себе через весь дворец, лучше рискнуть…
Он спустился на первый этаж, прошел по двору и вышел к правому жилому крылу дворца. В покинутых покоях короля Леона не держали ни слуг, ни стражи. Зачем стеречь пустую раковину? Бейсингем переступил порог гостиной Леона, задел портьеру и невольно чихнул – столько пыли поднялось из бархатных складок. На мгновение больно сжалось сердце. Свет свечи выхватывал из темноты то брошенную колоду карт, то вазу с высохшим цветком. Проклятие, да здесь что – с тех пор даже не убирали? Впрочем, если не убирали, то ему же лучше…
В спальне короля все было так же, как и раньше, словно ее хозяин вышел всего час назад – если б не пыль. Пыль лежала толстым слоем на полу, на каминной доске, видная даже при свете одинокой свечи. Когда Энтони взялся за дверцу шкафчика, резные завитки, которых он касался, заблестели, все остальное было по-прежнему матовым. Так… черная бутылка… она тут одна…
Всей кожей ощущая, как идет время, Энтони выбрался в сад и пошел, заглядывая в окна, пока не увидел того, кто был ему нужен.
…Ну конечно же, Себастьян оказался пьян, и даже через окно было видно, что не просто пьян, а до полного умопомрачения. Брат короля сидел в кресле, точнее, пытался сидеть, то откидываясь на спинку, то тяжело опираясь о стол. Вот он попытался налить еще… не получилось, опрокинул стакан. И эта пьяная тварь будет королем Трогармарка?
Пожалуй, он и дверь отпереть не сумеет. Впрочем, кто сказал, что она заперта? Себастьян через раз забывал это сделать, возвращаясь с прогулки. Энтони толкнул дверь, выходившую в сад, и та легко отворилась. Он вошел, кинул скатку на свободное кресло, повернулся было к Себастьяну…
– Добрый вечер, герцог! Рад видеть вас в добром здравии.
Голос абсолютно трезвый, спокойный, знакомый. Бейсингем, вздрогнув всем телом, обернулся. Позади него, в проеме двери, стоял герцог Монтазьен.
– …Присядьте, милорд, на вас лица нет! Не ждали меня так скоро? Я хоть и не военный, но тоже умею держаться в седле. Вина или, может быть, генеральской, двойной можжевеловой?
Энтони, онемевший от неожиданности, лишь отрицательно покачал головой.
– Как угодно. Тогда не обижайтесь, я буду пить один… – Монтазьен налил вина, удобно расположился за небольшим столиком. – Наши думают, что вас надо искать где-нибудь в Ольвии, а то и в Аркенберге. А я почему-то решил, что вы можете отправиться сюда. Удобно: в столице почти никого нет, самое время поднять войска и захватить власть. В этом случае вам понадобились бы две вещи: маршальский жезл и это существо… – Монтазьен мотнул головой в сторону Себастьяна.
– С-сам ты с-существо… – незамедлительно отозвался тот.
Монтазьен поднялся, подошел к Себастьяну, поднял лежавший на боку стакан и наполнил его. Затем снова обернулся к Бейсингему:
– Когда караульный гвардеец доложил мне о вашем возвращении, я решил, что сначала вы пойдете к себе за жезлом, а потом – сюда. И, как видите, не ошибся.
Энтони понимал, что герцог конечно же не один. В коридоре наверняка ждет стража – но это мелочи, пусть только попробуют взять его в тесном помещении с саблей в руке. А вот арбалетчики, которые караулят у секретных бойниц или в темноте за портьерами – совсем другое дело. Во рту пересохло, он протянул руку и взял стакан, из которого пил Монтазьен.
– Опасаетесь? – засмеялся герцог и налил себе вина в другой стакан. – Совсем вас запугали, как я погляжу. Успокойтесь, я не собираюсь ни травить вас, ни околдовывать. Мне просто нужно с вами поговорить, милорд. Вы уже взяли себя в руки? Можете слушать?
Энтони молча кивнул, не сводя глаз с герцога. В крайнем случае, он успеет достать его кинжалом, даже арбалетная стрела не убивает мгновенно. Впрочем, послушать стоит, умереть он всегда успеет…
– Тогда я хотел бы услышать ответ на один вопрос. Все было так хорошо, мы обо всем договорились. Какая дурная муха вас укусила? Почему вы вдруг удрали из Аркенайна?
– Я прочел конец пророчества, – голос звучал хрипло, Энтони ругнулся про себя, кашлянул и глотнул вина – стало легче. – Мы так не договаривались. Вы обещали мне корону, а не путешествие к Хозяину в зубы. Я не люблю, когда меня дурачат, герцог, и имею привычку платить долги.
– С процентами! – усмехнулся Монтазьен. – С процентами, дорогой мой Бейсингем. Это ж надо: столько лет мои козлики составляли гороскопы, ждали, готовились. А вы одним ударом порушили здание, строившееся все эти годы. Мало того, что удрали сами, так еще и подставили нам этого своего цыгана. Кстати, как вам удалось уговорить его на такое самопожертвование? Поделитесь секретом. У меня нечто подобное получается только с дураками, а он ведь далеко не дурак… Энтони как можно небрежнее пожал плечами:
– Я его не уговаривал. Он сам остался. В конце концов, если человек готов заплатить жизнью за то, чтобы провести ночь с женщиной – это его дело. Не связанным же мне его было вытаскивать из Аркенайна. Отчасти, конечно, и я виноват – рассказывал ему, как хороша Бетти в постели. Но не более того, право…
– Не очень-то вы сожалеете о своем дружке, – хмыкнул Монтазьен. – Ну и правильно. Знали бы вы, что он о вас за вашей спиной говорил. Могу сообщить: он получил то, что хотел, а теперь получит и то, что ему причитается.
– Ну и ладно, – махнул правой рукой Энтони. Левой он изо всех сил стискивал верхушку жезла, так, что острые края маршальского знака впивались в ладонь. – Если не секрет… теперь, наверное, уже не секрет… расскажите мне, что на самом деле должно было произойти, если бы я сделал то, что должен был сделать.
– Ну что ж, правду так правду. Вы, как и написано в пророчестве, отправились бы к Хозяину. Бетти сразу же по возвращении из Аркенайна вышла бы замуж за этого красавца, – Монтазьен мотнул головой в сторону Себастьяна.
– О-очень она мне н-нужна, – поднял тот голову.
– …Потом она родила бы ребенка, – продолжал герцог так, словно брата короля тут и не было. – По всей вероятности, королева не перенесла бы родов, а муж ее через некоторое время умер от неумеренного пьянства. Я стал бы регентом при малолетнем короле.
– А что вам мешает сделать то же самое теперь?
– Огласка, дорогой мой милорд. Слишком много народу знает, что на самом деле произошло. И я не думаю, что представители знатнейших родов королевства – и в первую очередь небезызвестный вам герцог Монтазьен, то есть я – согласятся, чтобы на трон уселся плод любви цыгана и дочери лесоруба. Да и у меня нет ни малейшего желания состоять регентом при подобном ублюдке. Поэтому я здесь и поэтому я хочу удержать вас от безумных поступков, которые будут стоить вам жизни.
– Вы о чем?
– О намерении воспользоваться маршальским званием, поднять войска и посадить на трон Себастьяна. Уж эту-то возможность мы предусмотрели. Вы не поднимете войска, милорд, и никто их не поднимет. Нет такой силы, которая заставила бы их нарушить присягу королеве Элизабет, поверьте мне, я знаю, что говорю…
– Они в-все п-п-предусмотрели, да… – снова заговорил Себастьян.
– Простите, герцог, я больше так не могу! – вскочил Энтони. – С вашего разрешения, я заткну ему глотку!
Он взял черную бутылку, принесенную из спальни короля, налил четверть стакана, разбавил водой и принялся вливать напиток в королевского брата. Тот отплевывался и невнятно ругался. Монтазьен снисходительно смотрел на них.
– Что это у вас? Сонное зелье? А впрочем, какая разница! Я хочу сказать вам, что вы проиграли, Бейсингем. Вы потерпели полное поражение и должны это понять.
– Но и вы не выиграли! – зло бросил Энтони, занятый борьбой с Себастьяном. – Вы тоже…
– Правильно. Я тоже. Мы оба проиграли. И поэтому я предлагаю вам не сводить счеты. Давайте забудем все пакости, которые мы сделали друг другу, и подумаем о будущем. Потому что теперь наши интересы совпадают.
– Ну-ну… – усмехнулся Энтони. – Это на каком же направлении они совпадают?
– Ага! Заинтересовались! Тогда послушайте, как я вижу будущее Трогармарка. Бетти недолго просидит на троне. Правящая королева, знаете ли, весьма экзотическое блюдо, много его не съешь. После чего начнется долгая кровавая борьба за трон, или королем станет этот красавец и начнется такая же грызня возле трона. Что вам больше нравится, милорд?
Энтони снова взял стакан Монтазьена и принялся пить. Герцог покачал головой и налил себе еще один.
– Ничего, продолжайте, здесь целый шкаф посуды… Так вот: кто бы ни победил в этой борьбе – ни вашего, ни моего положения это не изменит. Я останусь, как я есть, а вы… надеюсь, вы понимаете, что жить в Трогармарке не сможете. Вам предстоит незавидная судьба беглеца, пугающегося каждой тени, ибо наша церковь не из тех, что исповедуют всепрощение. Между тем есть вариант, который устроил бы нас обоих, а также всех граждан Трогармарка, от генерала до последнего мужика. Если уж на трон должен сесть кто-то из лордов, то почему бы королем не стать вам, милорд?
– Это я уже слышал! – усмехнулся Бейсингем. – И даже поверил.
– Да, но тогда у меня не было в этом настоящего интереса. А теперь он есть. Ведь блистательного младенца не будет, значит, можно подумать и о себе. Мы низложим Бетти – слишком много чести для нее быть королевой. Не думаю, что кто-то станет особо цепляться и за Себастьяна. Если мы объявим королем вас, все – и знать, и народ – примут это с воплями восторга. А наших козликов я утихомирю, это я вам обещаю.
– А что с этого будете иметь вы? – разглядывая вино на свет, отстраненно поинтересовался Энтони.
– Вы сделаете меня первым министром. А еще… Бетти мне никто – полагаю, вам это известно. Но у меня есть и родная дочь, которую я люблю и которой горжусь. Она не так красива, как Элизабет, зато куда умнее, аристократка до мозга костей и будет великолепной королевой. И она – ваша невеста, Энтони! Если я буду первым министром, а моя дочь – королевой, меня это устроит…
– Почему я должен вам верить? – все так же не глядя на Монтазьена, спросил Бейсингем.
– Вы ведь военный, милорд. Я никогда не считал, что военные глупы, наоборот. Подумайте, просчитайте варианты, и вы поймете, что это наилучший выход для нас обоих.
Бейсингем краем глаза посмотрел на Себастьяна. Брат короля лежал головой ни столе и, казалось, спал. Знать бы, сохранило зелье Леона свое действие, или оно испортилось за полтора года? И еще знать бы… Эх, был бы у него хрустальный шар, он бы сейчас перенесся в казармы, посмотрел – получается ли хоть что-то у Гровера с настоятелем. Или прав Монтазьен, и околдованные войска не пойдут против королевы?
– А если я откажусь? – поинтересовался Энтони. – Тогда вы дадите знак, и ваши люди пристрелят меня через смотровую щель? Или снова отправят в Тейн, в объятия капитана Шимони?
– Фу, как вы грубо о нас думаете, – поморщился Монтазьен. – Если откажетесь, вы будете нам не нужны, ни для чего. Арбалетчики охраняют меня, и пока на меня никто не нападает, стрелять не станут. Тем более во дворце, где ничего нельзя скрыть. Нет, милорд, если откажетесь, вас попросту предоставят собственной судьбе. Вас убьют военные, которых вы попытаетесь поднять, или найдет и прикончит кто-нибудь из мстителей-козликов, буде вам удастся пережить эту ночь.
Энтони ни на мгновение не сомневался, что Монтазьен врет, и что если он откажется, ему не выйти из дворца. Впрочем, ему в любом случае отсюда не выйти. Согласись он, и его все равно будут стеречь, как узника, но если у Гровера с настоятелем все получится, то завтра дворец возьмут штурмом и можно попытаться уцелеть. По крайней мере, будет шанс. Да, но с чего он взял, что его оставят во дворце? А если Монтазьен захочет немедленно отправиться обратно в Аркенайн? Надо выторговать отсрочку…
– От ночи уже ничего не осталось, – сказал Бейсингем, мельком взглянув на Себастьяна. Подействовало? Не подействовало? – Я не собираюсь принимать такие решения наспех, особенно когда с ног валюсь от усталости. Завтра, на свежую голову, я подумаю над вашими словами, и мы вернемся к этому разговору. Идемте спать, герцог…
– Спа-ать… Ид-демте с-спать! – снова послышался пьяный голос, и Себастьян зашевелился. Неужели средство потеряло действие? Брат короля поднялся, подошел к камину и принялся гасить свечи в бра: сначала в одном, потом во втором. – С-свет пог-гасить и с-спа-ать!
Перед тем как потушить последнюю свечу, Себастьян быстро оглянулся: взгляд у него был острый и совершенно трезвый. Неужели? Энтони едва удержался, чтобы не вскрикнуть. И едва огонек на стене погас, он швырнул на пол стоявший на столе подсвечник, наступил на все три свечи разом и схватил Монтазьена за горло.
– … Себастьян, – выдохнул Энтони в кромешную тьму, – быстро, веревку.
Через несколько секунд у него в руках очутился шнур – похоже, от звонка, которым вызывали слуг. Бейсингем мгновенно скрутил руки Монтазьена и встал, продолжая локтем прижимать шею герцога.
– Имейте в виду, – громко сказал он в темноту, – если вздумаете стрелять: мы прикрываемся вашим хозяином.
– Не будьте дураком, Бейсингем, – прохрипел Монтазьен. – Выходы из дворца перекрыты. Все, в том числе и потайные ходы.
– Ну что ж, значит, вашей дочери не повезло, – зло усмехнулся Энтони. – Она потеряет сегодня и отца, и жениха.
Он ощупью нашарил свою скатку и сунул ее в руки Себастьяну, а сам взял маршальский жезл и кинул взгляд на окно. Ночь была пасмурной, безлунной, тьма в саду кромешная. Продолжая держать Монтазьена, Бейсингем подошел к двери в сад, пинком открыт ее, и они вывалились наружу.
– За мной! – шепнул Себастьян и, схватив Энтони за руку, потащил его куда-то в глубь сада.
Брат короля почти бежал, хотя двигался абсолютно бесшумно. Бейсингем тоже изо всех сил старался не шуметь, лихорадочно соображая, куда они идут. Умнее всего было бы закрыться в каком-нибудь подвале и подождать завтрашнего дня. Завтра дворец возьмут… он хотел надеяться, что возьмут, хотя Гроверу без него будет куда труднее. Все-таки к Бейсингему в войсках относятся по-особому.
– Куда мы идем? – едва слышным шепотом спросил он Себастьяна.
– Забыл, поросенок? – хохотнул тот.
И тут Энтони вспомнил. Да, немудрено забыть, если этим путем они не пользовались лет двадцать пять – с тех пор, как принцы получили право выходить из дворца, когда им вздумается. Там, в дальнем углу сада, рос старый уродливый вяз. Его перекрученный ствол накренился в сторону сада, но одна ветвь подходила совсем близко к дворцовой ограде. Когда они были мальчишками, они часто выбирались из дворца этим путем. Ограда выходила в небольшой пустынный переулок, а неподалеку жил огородник, который за небольшую плату предоставлял беглецам свою лестницу, чтобы те могли вернуться обратно.
– Неужели там все по-прежнему? – прошептал Энтони.
– Два дня назад было в порядке, – так же тихо ответил Себастьян. – Я видел. Я иногда проверяю нашу лесенку – вдруг придется ею воспользоваться? Вот только Монтазьена мы туда не затащим.
– Да черта нам в Монтазьене! – нетерпеливо воскликнул Энтони. – По ту сторону стены он нам не нужен.
Герцог покорно перебирал ногами, даже не пытаясь вырваться – должно быть, совсем оцепенел от страха. Себастьян легко взобрался на дерево, Энтони передал ему свою скатку и жезл – и тут, когда он весь тянулся вверх, приподнявшись на цыпочках… Монтазьен ударил, как мог – локтем с разворота, не сильно, зато прямо под ложечку. Пока Бейсингем стоял, хватая ртом воздух и созерцая разноцветные круги перед глазами, его пленник кинулся в кусты, и через несколько секунд, уже на порядочном отдалении, послышался его крик: «Сюда!»
– Тони! Что с тобой? – звал сверху Себастьян.
– Помоги! – выдохнул Энтони и, ухватившись за протянутую руку, кое-как взобрался на дерево. Они одновременно спрыгнули за ограду и метнулись в ближайший переулок. Бейсингем, задыхаясь, привалился к стене, яростно растирая место удара, словно это могло помочь. Себастьян обхватил его и потащил, не давая упасть. Они свернули раз, еще раз, нырнули в какой-то тесный проход и затаились. Энтони прислушался: все было тихо.