Пучков Владимир. Черти поневоле

   Костя взял удочку, сунул в карман кусок хлеба и вышел за калитку. И нос к носу столкнулся с Марианной. Так соседка Жульетта назвала свою козу. Увидев Костю, коза нехорошо ухмыльнулась и наклонила рога. В соседнем окне на мгновение мелькнуло лицо, и Костя понял, что зловредная Жульетта, затаив дыхание, наблюдает.
   – Марианна, – сказал Костя примирительно. – Ты это, того… потише!
   Продолжая скалить какие-то слишком уж человеческие зубы, коза стала потихоньку пятиться, чтобы взять разбег.
   – Хлебца хочешь? – Костя вынул из кармана кусок, понюхал его и аппетитно облизнулся. – На!
   – М-ме! – Коза недоверчиво склонила голову. Ее квадратные зрачки расширились.
   – Вкусно! – облизнулся Костя и, отломив кусочек, принялся жевать.
   Марианна сглотнула слюну и как загипнотизированная пошла навстречу.
   – Держи! – сказал Костя, отдавая хлеб и с облегчением чувствуя, что опасность миновала.
   – Марианна! Марианночка! – донеслось из окна. – А ну плюнь! Плюнь, солнышко, гадкий дядя тебе яду дал.
   – Что вы такое мелете, Жульетта Христофоровна, – не выдержал Костя, – какого яду? Это хлеб! А если не хотите, тогда держите вашу козу на цепи или намордник надевайте!
   – Я вот самому тебе сейчас надену намордник, – пробормотала Жульетта, и Костя услышал, как скрипнула дверь.
   Нужно было спасаться. Поэтому Костя сделал самое разумное, что мог, – шмыгнул в ближайший переулок.
   Здесь было тихо и зелено. Отчаянно пахло жасмином. Здоровенные кусты смыкались в воздухе, образуя зеленый, залитый солнечным золотом туннель. Увы, в конце переулка маячила медведеобразная фигура экскаваторщика Агафонова. Агафонов ловил прохожих и заставлял их позировать. У экскаваторщика была неукротимая страсть к художествам и монументальной скульптуре в стиле Мухиной. Народ это знал и пытался ему не попадаться.
   Костя хотел было повернуть назад, но, обернувшись, увидел глупую голову Марианны…
   – Как-нибудь выкручусь, – подумал он и смело пошел вперед.
   – Константин! – Агафонов еще издали замахал руками. – А я тебя тут с утра дожидаюсь. Зайди на минутку! – Небритое лицо экскаваторщика расплылось в самой что ни на есть добродушной улыбке. Только глаза лихорадочно блестели.
   – Некогда, – сказал Костя, пытаясь протиснуться между кустами и Агафоновым, – иду с инспекцией!
   – Какая инспекция? – удивился Агафонов. – Сегодня же воскресенье!
   – Вторник, – поправил его Костя.
   – Как это вторник? – испугался Агафонов. – А что же это я на работу не вышел? Это что же теперь, прогул будет? Ох! Ну все равно зайди. Мне с тобой посоветоваться надо. – Он приобнял Костю за плечи и потащил к калитке. Из дома выглянуло озабоченное лицо хозяйки.
   – Костя, хоть бы вы на него повлияли! Всю землю изрыл! В огороде живого места нет, одни ямы.
   – Не слушай ее, – сказал Агафонов, – мне глина нужна. Мрамора у нас нет, гранита тоже. Приходится из глины лепить. – Он протолкнул Костю в сад. – Ну как ты находишь мое новое творение, а?
   – А как оно называется? – спросил Костя, с ужасом глядя на огромную глиняную скульптуру, по всей видимости изображавшую неандертальца на охоте.
   – Это наш директор! – с гордостью сказал Агафонов.
   – Кхе-кхе! – закашлялся Костя, глядя на скульптуру. На мгновение ему захотелось проморгаться. – Захар Игнатьевич?
   – Он! – гордо сказал Агафонов. – Каков красавец? Исполин! Титан духа! Я решил его в манере Церетели. Ну как, нравится?
   Костя понял, что Агафонов спрашивает просто так, для порядка. На собеседника он даже не глядел. Ему достаточно было того, что зритель приобщился. Лицезрел, так сказать, великое произведение искусства.
   – Хочу выставить ее на площади. Чтобы на века! Пусть приходят и дивятся!
   «Точно, – подумал Костя, – еще как будут дивиться. Если такая морда приснится, заикание обеспечено».
   – Ну хорошо, – кивнул он, – пусть директор. Но почему у него в руках дубина?
   – Это? – Агафонов самодовольно рассмеялся. – Просто ты, Костя, не в курсе. Это не дубина, это жезл. Ну символ власти, понятно? Образ. Аллегория, так сказать. А что, что-нибудь не так? – Скульптор слегка забеспокоился.
   – Да все так, только сходства маловато. Лоб низкий, а челюсть уж очень большая.
   – А ты видел, как наш директор орехи грызет? – воспрянул духом Агафонов. – У него челюсть – во! Правда, тут я, может, и переборщил… Но зато какая экспрессия!
   – Насчет экспрессии не спорю, – сказал Костя. – Ну мне пора!
   – Не держу, – согласился Агафонов. – Главное, что ты увидел и одобрил. А то давай я и тебя увековечу, а? Конную статую хочешь? Будешь как Петр Первый!
   – Потом, – сказал Костя, – сейчас мне некогда.
   – Ну если что, заходи, – улыбнулся Агафонов. – Сам знаешь: кого-кого, а тебя я завсегда воплощу!
   Костя тихонько прошел мимо хозяйки, у которой на лице была изображена зубная боль, и поспешил к реке.
   Возле омута, на травяном бугре его поджидал кот Антуан. На шее у него болтался небольшой транзисторный приемник.
   – Где-то мы пропадаем, – проворчал Антуан, – где-то мы шляемся, понимаешь, а его тут ждут! Я уже все лапы обтоптал – тебя выглядывал. Думал: может, утонул?
   – И не думал, – сказал Костя, устраиваясь рядом. – А ты-то как здесь оказался? Ты же спал вроде?
   – Какой тут сон, если под окном механический мужик бегает, – пожаловался кот, – только и бьет по ушам: бух-бух-бух! Топ-топ-топ! Хорош экземплярчик! – Кот сардонически усмехнулся. – Он там уже две гряды начисто стоптал. Лучше уж рыбку ловить. Здесь вон как тихо!
   Он включил транзистор и разлегся, закинув лапу на лапу. Костя размотал лески, забросил удочки в воду.
   – Ну давай, приманивай!
   – Тьфу ты пропасть! – сплюнул с досады кот. – Только улегся! Нигде нет покоя. Ладно уж…
   Он вскочил на задние лапы и забегал по берегу, сосредоточенно бормоча:
   – Ловись, рыбка, большая и маленькая! Ловись, рыбка, большая и маленькая!
   Вскоре от этого мельтешения у Кости зарябило в глазах.
   – Хватит, – сказал он, – подманил. Теперь будем ждать.
   – Чего ждать, если не клюет? – возмутился Антуан и завопил еще громче: – Ловись, рыбка! А ну ловись, едрена корень, не то печенку вырву, ловись, кому сказал, ну!
   Костя хотел сказать, что таким способом вообще всю рыбу распугаешь, но тут, к его великому удивлению, поплавок дрогнул и ушел под воду. Причем ушел так стремительно, что стало ясно: клюнула не какая-нибудь плотва, а здоровенная рыбища. Костя схватил удилище и потянул его на себя. Вода в реке пошла бурунами. Было видно, что рыба не на шутку борется за свою жизнь. Но и Костя не думал упускать добычу. Он напряг все силы, рванул, леска оборвалась, и Костя полетел на траву.
   А через минуту из-под воды показалась голова аквалангиста. Он свирепо погрозил кулаком и снова нырнул.
   Костя сидел на траве, нелепо подвернув ноги, вытаращив глаза и сжимая удилище в руках. Зато Антуан исступленно бегал взад-вперед по берегу и истошно вопил:
   – Какая рыба! Какая рыба сорвалась! Ну куда ты, хорошенькая моя? Ау, вернись, я все прощу! Кис-кис-кис! Тьфу, рыб-рыб-рыб… Ну что ты расселся, – повернулся он к Косте, – ныряй, она ждет!
   – Кто – она? – обалдело переспросил Костя.
   – Рыба, – застонал кот, – я таких еще не видел! Наверно, это сом!
   – Уймись, – сказал Костя, поднимаясь на ноги, – у сома усы. Это аквалангист, а не рыба, только ума не приложу, что он здесь делает?
   – А разве ак… вак… лангуст – не рыба? Или это что-то вроде морского рака? Я читал, что лангустов тоже едят!
   – Аквалангист – это человек с аквалангом, – пояснил Костя. – Акваланг – это аппарат для подводного плавания. Иными словами, водолаз. Мы водолаза поймали на удочку, ясно?
   Теперь настала пора удивиться Антуану.
   – А разве у нас такие водятся? – спросил он шепотом, присев, как от испуга.
   – Значит, водятся, – пояснил Костя, – наверное, это дачники. Есть богатые люди, которые могут себе позволить такое развлечение. Они себя называют дайверами. Короче, это был дайвер!
   – Он тоже рыбу ловит? – ужаснулся Антуан. – Ну тогда нам ничего не останется!
   Костя задумался.
   – А ведь ты прав, – сказал он, – наверняка у него есть гарпунное ружье. А подводная ловля в реках запрещена, это я точно знаю. По крайней мере, с аквалангом. Эх, поймать бы этого типа!
   – Да как же ты его поймаешь, если он водолаз, да еще дайвер? – отмахнулся Антуан. – Небось лежит себе на дне и дразнится!
   – Жалко, моторки нет, – сказал Костя, – проехаться бы по реке, посмотреть… Наверняка он не один. Поймать с поличным, составить протокол, чтобы неповадно было!
   – А… м-ня-а… разве у тебя нет моторки? – спросил кот.
   – Откуда? – сокрушенно сказал Костя.
   – Вот и отлично! – оживился Антуан. – Может, еще половим?
   – Половим, – сказал Костя и вынул из кармана запасную леску.
   – Мне как, снова подманивать? – нехотя спросил Антуан.
   – Не надо, – отмахнулся Костя.
   – Это почему же не надо? – подозрительно осведомился Антуан. – Или я нехорош? Или рыбы жалко? Так ты так и скажи! Надоел, мол, глаза бы мои на тебя не смотрели. Скажи, скажи! Я не обижусь, я все пойму!
   – Глупости, – сказал Костя, – ни о чем таком я и не думал. Приманивай, пожалуйста, разве мне жалко?
   Антуан снова забегал по берегу.
   – Ловись рыбка, – запричитал он, – лови-ись! Маленькая и большая! Особенно большая… Клю-клю-клю… Рыб-рыб-рыб!
   Он бегал до тех пор, пока не охрип. Костя от этого концерта слегка обалдел, а потому и не среагировал вовремя на движение поплавка. А когда среагировал, леску уже тянуло на дно.
   – Ну погоди! – Костя осторожно подсек и не спеша потянул на себя. И снова поверхность реки забурлила, и над водой показалась еще одна голова в маске.
   Выплюнув загубник, аквалангист заорал благим матом:
   – Ты че, баклан, окосел, что ли? Больно же! Ну я тебе сейчас дам!
   Аквалангист отчаянно забарахтался, направляясь к берегу. Через минуту он уже стоял на песке, свирепо вращая глазами. Обрывок лески словно тоненький хвостик скорбно свисал с задницы водолаза.
   – Ну сейчас ты у меня попляшешь!
   – Это ты у меня попляшешь, – мрачно сказал Костя, извлекая из кармана служебное удостоверение и раскрывая его перед незнакомцем. Аквалангист остолбенел.
   – А? – посмотрел он на Костю, словно увидел привидение. – Что? Хто?
   – Вот сейчас и узнаешь, хто, – пообещал Костя, поднимая с травы папку. – Сейчас составим протокол…
   – Екарный бабай! – прошептал аквалангист, резво разворачиваясь к воде.
   – Стоять! – крикнул Костя, но не тут-то было.
   Крупными лягушиными прыжками незнакомец бросился обратно и с грохотом обрушился в воду, так что на берег выплеснулась волна. Гнаться за ним было бессмысленно.
   – Диверсант! – завопил Антуан, обхватив лапами голову.
   – Обыкновенный браконьер, – возразил Костя, – хотя многие из них не лучше диверсантов. Правда, у него не было подводного ружья. Может быть, они ставят сети?
   – Вот и поели рыбки! – вздохнул кот. – И зачем я их только приманивал?
   От расстройства он включил радиоприемник и принялся ловить что-нибудь веселое. Однако вместо музыки из радиоприемника донесся невнятный шум, затем простудный кашель, и наконец чей-то голос довольно явственно произнес:
   – Хана, шеф, нас застукали!
   – Какая хана? – тут же отозвался другой голос.
   Антуан хотел было крутануть колесико настройки, но Костя отнял у него приемник и прибавил звук.
   – Тут какой-то козел из леснадзора ошивается! Всю задницу мне растаранил и Коляну тоже!
   – Ты чего мелешь, как это растаранил?
   – Ну так… рыболовным крючком!
   – А вы что?
   – А чего? Еле крючки выдрали!
   – Дебилы! – сердито сказал голос. – Возвращайтесь назад, погуляли – и будет. Все, связь окончена.
   В ту же минуту эфир замолчал, и, сколько Костя ни вращал настройку, ничего, кроме музыки, не было слышно.
   – Это что же получается? – пробормотал Костя, – Значит, целая банда орудует? Надо идти к директору. Пусть дает моторную лодку. И Яге с Горынычем сказать. Возьмем бандитов, никуда они не денутся!
   – Ура! – закричал Антуан. – Вперед! – И, повесив на шею транзисторный приемник, припустил вслед за Костей.
 
   Стояла ясная полуденная тишина. Серебристые паутинки растворялись в воздухе, и от этого он становился еще чище и прозрачнее. Просвеченная солнцем листва словно замерла на мгновение, готовая в следующую минуту встрепенуться и зашелестеть, но мгновение все не кончалось, и ни единого звука не раздавалось вокруг. Только огромная удивленная стрекоза зависла в нерешительности над двумя колокольчиками, не зная, на который из них опуститься.
   Яга Степанидовна уселась на пенек в тени старого огромного дуба, раскрыла очередной том Жорж Санд и, шевеля губами, погрузилась в чтение.
   – Вы мерзавец! – прочитала она. – Вы опорочили славное имя герцогов Анжуйских!
   И тут на поляну упала чья-то огромная угловатая тень.
   – Ахти! Кого это несет? – прошептала бабка и тихонько спряталась за дерево. От обладателя такой тени хорошего ждать не приходилось.
   Действительно, через минуту из-за кустов появился здоровенный детина в коротких шортах и рубашке, расписанной попугаями. У него была бритая голова, заплывшее дрябловатым жирком лицо и маленькие воробьиные глазки, подозрительно поблескивающие из-под набрякших век. Это был Эдик собственной персоной. В руке он держал помповое ружье.
   Эдик огляделся и вытер пот со лба.
   – Класс! – пробормотал он. – Вот где пикничок надо было забацать!
   И тут он заметил берлогу, где предавался послеобеденному отдыху медведь Потапыч. Надо сказать, что Эдик представлял себе лес как некую декорацию для приятного времяпрепровождения и представления не имел, что здесь могут быть какие-то норы, берлоги и прочие лесные сюрпризы. Ему вдруг пришло в голову, что он наткнулся на клад.
   – Вот это дыра, в натуре! – восторженно прошептал он, становясь на колени и заглядывая внутрь.
   Яга услышала, как медведь вздохнул и насторожился, но детине было не до того.
   – Алмазы! – ахнул он, увидев горящие в темноте глаза Потапыча. – Клад, в натуре! – И, засунув руку в густую пахучую темь, вцепился медведю в глаз.
   Могучий рев и отчаянный вопль разом потрясли лес. Заснувшие было птахи бросились врассыпную кто куда. Только любительница скандалов – сорока – спряталась за ветвями, чтобы посмотреть, что будет дальше.
   Яга Степанидовна, замаскировавшись наспех сорванной веткой, подобралась на всякий случай поближе.
   Детина приплясывал на месте, тряся укушенной рукой и с ужасом глядя на берлогу. На жирном указательном пальце здоровяка появились характерные следы неправильного прикуса.
   – Змея! – истерически бормотал детина, разглядывая палец и судорожно подсчитывая минуты оставшейся жизни. В его памяти промелькнули кадры из фильма про Индиану Джонса и про змей, охраняющих сокровище.
   «Спасаться, спасаться! В медпункт!» – мелькнуло в его голове. Эдик подхватил ружье, но не успел сделать и шага, как из берлоги показалась сначала изумленная мохнатая башка, а следом за ней, охая и причитая, вывалился и весь медведь.
   Правый глаз Потапыча был красный и слезился.
   – Медведь! – взвизгнул детина.
   – Бандит! – ахнул Потапыч и сделал шаг назад. Под его тяжелой лапой хрустнула ветка, и медведь, словно куль муки, повалился в траву.
   Эдик судорожно дергал затвор ружья. На его лбу выступили капельки пота, а руки выполняли команду с точностью до наоборот.
   Яга Степанидовна поняла, что пора действовать. И хотя ружье в руке шефа тряслось и прыгало как живое, оно тем не менее могло выстрелить. Бабка отбросила ветку в сторону и предстала перед шефом во всей своей красе.
   – Ва-ва-ва-вах! – загадочно произнес Эдик, глядя на Ягу и переставая трястись.
   А Яга уже подняла правую руку вверх. Рука была сухая и тонкая, как картофельная плеть, и заканчивалась острыми тонкими коготками.
   – Чикатилло накатилло! – завывая, произнесла Яга. – Накатилло укатилло!
   В следующее мгновение поляна подернулась морозным туманом, земля вздрогнула, и где-то невдалеке, словно невидимый зверь, зашевелился гром.
   Яга подняла вторую руку, и туман, свиваясь кольцами, окружил Эдика непроницаемой молочной пеленой.
   – Чуфырь! – довольным голосом произнесла Яга, и туман, мгновенно съежившись, уполз в лопухи.
   Снова засияло солнце. Эдик все так же стоял на поляне, только вместо новенького помпового ружья у него в руках оказалась толстая суковатая палка, из которой он напрасно старался выстрелить.
   – Пу, пу, пу! – стрелял он то в Потапыча, то в Ягу Степанидовну. Старуха смотрела на него с жалостью.
   – Может, хватит пукать, – сказала она, одергивая ситцевый фартук, – а то, неровен час, штаны испоганишь.
   – Абзац! – прошептал детина, начиная шевелить ногами и переходя на бег на месте. – Мамочки! – Последнее слово он произнес странным, пищащим басом и неожиданно быстро ринулся через лес, оставляя за собой неширокую просеку.
   – Чертям лесным тебя отдать бы! – пробормотала Яга, мстительно глядя вслед Эдику.
   – Отдай, матушка еще не поздно! – Возле Яги словно из-под земли выросло несколько чертей. Их длинные хвосты от напряжения подергивались и нервно били по траве.
   – Страсть как кушать хочется! Давненько такого не едали!
   – Не видали! – поправил говоривших один из чертей, тот, что покрупнее. – Нам бы его на пе…
   – На перевоспитание! – хором закончили черти.
   – Знаю я ваше перевоспитание, – нахмурилась Яга. – Куда участкового дели, схарчили небось? А он ведь только за грибочками пошел прогуляться!
   Черти потупились, а один из них принялся стыдливо ковыряться в зубах.
   – Да мы его и не видели! – наконец произнес самый маленький.
   – Больно он нам нужен, костлявый такой! – отозвался самый длинный.
   – Ша! – сказал главный. – Кончай базар! А ты уж, матушка, в следующий раз нас понапрасну не вызывай, конфуз может выйти.
 
   Из полуоткрытой двери приемной директора доносился тихий настойчивый храп. От этого храпа воздух в приемной сгустился и сделался похожим на теплый, сладковатый кисель.
   – Может, окно открыть? – предложил Костя, поглядывая на огромную двойную раму. Ее не открывали, наверное, со дня строительства самого здания. Между двумя стеклами скопилось изрядное количество засохших мух, валяющихся просто так или запутавшихся в паутине. Колченогий тщедушный паучишка от нечего делать раскачивался на пыльной серой паутинке. Ему было скучно.
   Костя тоже скучал, несмотря на то что Евстигнеев с вечным пылом излагал свою новую гипотезу возникновения Вселенной. Эту гипотезу Евстигнеев выудил из журнала и, слегка подправив, выдавал теперь за свою.
   Костя протянул руку к окну, но так и не открыл.
   – Толку-то, – остановил его Евстигнеев, – открывай, не открывай, все равно будет душно. Ветра-то нет.
   – Штиль, – кивнул Полумраков, доставая платок и утирая лицо. – Интересно, долго он еще проспит? – Савелий имел в виду директора и его привычку предаваться послеобеденному сну.
   – Он не спит, а медитирует! – поправил его Евстигнеев. – Разницу чувствуешь?
   – Какая разница, кто смешит, кто дразнится, – проворчал Полумраков, и, словно в ответ на это, директор оглушительно рявкнул, и хрустальные подвески на люстре жалобно зазвенели.
   – Небось, Лисипицин приснился, – пробормотал Евстигнеев.
   – Не дай бог! – испугался Полумраков. – Мне тут вчера…
   Договорить он не успел. За дверью надсадно скрипнула скамья, послышался сладкий, с волчьим прискуливанием, зевок, и в дверь просунулось помятое лицо Захара Игнатьевича.
   – А, это вы, – буркнул он несколько разочарованно. – Ну заходите, заходите, только ничего не просите. – Последние слова директор произнес, изображая тихую зубную боль.
   Захар Игнатьевич уселся в кресло и положил на стол красные пудовые кулаки. Одним кулаком он придавил папку с делами, и Косте на мгновение показалось, что папка жалобно пискнула.
   Евстигнеев с Полумраковым переглянулись. Они тоже услышали писк. Захар Игнатьевич озадаченно посмотрел на кулак, потом на папку, приподнял ее и стряхнул на пол расплющенную мышь.
   – Слушаю, – смущенно сказал он, убирая папку в стол.
   – Мы к вам по поводу пришельца, – начал Евстигнеев. – Вы его знаете.
   – Тот, бомжеватый, который у Шлоссера?
   – Нет-нет, – Евстигнеев отрицательно покачал головой, – вы же помните, у нас в гостях был.
   – А, это тот, костистый… – Захар Игнатьевич кивнул головой.
   – Крян, – напомнил Полумраков, которому надоело находиться в роли статиста.
   – Армянин? – Захар Игнатьевич поднял кустистые брови. – Вы же говорили – пришелец!
   – Совершенно верно, – подтвердил Костя, – просто у него имя такое. По звучанию совпадает с армянским.
   – А может, они того? – насторожился директор. – Может, кавказцы уже космос захватили и оттуда теперь до нас добираются?
   – Ну что вы! – широко улыбнулся Евстигнеев. – Как можно?
   – Очень даже можно! – возразил Захар Игнатьевич. – Кавказцы – они такие. Давеча тоже вот приезжал один. У населения огурцы скупать. И ведь скупил по дешевке, а вы говорите – космос!
   – Ну наш-то натуральный пришелец, – спокойно оказал Евстигнеев. – У него даже документы есть. Удостоверение космической личности.
   При слове «документы» Захар Игнатьевич облегченно вздохнул и расслабился. Документы он любил и верил им безгранично. Благодаря этой любви он ни разу за все время своей работы не вошел в конфликт с вышестоящим начальством. Такое законопослушное поведение сначала всех удивляло, а потом Захар Игнатьевич получил кличку – «директор в законе». Об этой кличке он знал, и она ему нравилась.
   – Ну так что ваш пришелец, – осведомился он, – небось запчасти просит? Так у меня вон два комбайна стоят, комплектующих нет.
   – Что вы, что вы! – замахал руками Евстигнеев. – У него другое. Ему тут невесту нашли. Жениться хочет. Чтобы все по закону!
   У представительного Полумракова глаза на мгновение вспыхнули каким-то рыжим разбойничьим блеском и тут же погасли.
   – Это способствует сближению цивилизаций, – многозначительно добавил он.
   У Захара Игнатьевича на мгновение отвисла челюсть, но он быстро пришел в себя и вернул ее на место.
   – А как же…
   – Все по закону! – подчеркнул Евстигнеев. – Мало того: Крян хочет вступить в коллектив. Правда, он больше склоняется к фермерству.
   – Вот еще! – вскипел директор. – Ни дня в хозяйстве не проработал, а хочет фермером стать? Пусть сначала потянет лямку. Он механик?
   – Механик, механик! – закивал головой Евстигнеев.
   – Вот пусть и займется ремонтом. А землю мы ему выделим, пусть не переживает… На ком жениться-то решил?
   – На Матильде, – тихо отозвался Полумраков.
   – Так она ж старуха! – удивился Захар Игнатьевич. – Проку от нее…
   – Ему как раз такие нравятся, – сказал Евстигнеев. – А что? Баба румяная, дородная, у него на родине и таких нет! А то, что старуха, так это – пустяк. Как выйдет замуж, так враз помолодеет.
   – А сам-то он чего не пришел, – с добродушной ворчливостью в голосе спросил директор, – стесняется, что ли?
   – Он бы пришел, – сказал Костя, – но тут такое дело…
   – Простое дело, – перебил его Евстигнеев. – Крян служит в Галактической полиции и сейчас на задании. Они там кого-то ловят. Операция перехват называется.
   – Тогда я ничего не понимаю, – нахмурился Захар Игнатьевич. – Если он служит, то как же он собирается работать у нас?
   – Он уходит в отпуск! – хором сказали Евстигнеев и Полумраков.
   – Ну и…
   – А отпуск у них по нашему времени – пятьдесят лет, – добавил Костя.
   В кабинете воцарилась изумленная тишина. Директор побагровел, крякнул, но, глянув на спокойные лица друзей, вздохнул и кивнул головой.
   – Они что там, все долгожители?
   – Не особенно, – отмахнулся Евстигнеев. – Тыщи полторы живут, а там засыхают понемногу.
   – Как это – засыхают? – заинтересовался Захар Игнатьевич.
   – На корню, – веско сказал Полумраков.
   Директор откинулся на спинку стула.
   – С вами с ума сойдешь, – сказал он, жалостливо глядя на Костю. – Ну где это видано: пришельцы, драконы, черти какие-то… Как тут разберешься? Вы бы навели у себя порядок. Я так понимаю, у этих товарищей даже паспортов нет? Не по закону! Пусть товарищ Яга придет и оформится, как положено. И это… Другие тоже пусть приходят. Мы их проведем как актив. Кстати, этот ваш Крян, часом, не алкоголик? Может, он прогуливать начнет, если мы ему трудовую оформим? У нас так бывает: пока не работает – золото, а не человек, а как только трудоустроился, так и запил.
   – Пьет только чай, – сказал Евстигнеев, – вприкуску.
   – Все. Договорились! – Директор положил ладонь па стол, давая понять, что аудиенция окончена, но Костя его опередил:
   – Захар Игнатьевич, у меня к вам вопрос.
   – Ну? – с неудовольствием повернулся к нему директор.
   – Мне нужна лодка с мотором, – сказал Костя, – на один день. Я сегодня на реке видел двух аквалангистов. Есть подозрение, что они ведут запрещенную охоту!