– Экология? – удивилось существо. – Напротив!
   – Демография, – поправилась Яга, – оговорилась я.
   – Ничего, ничего, – сказал Костя, – сейчас разберемся.
   Существо низко поклонилось и показало рукой в сторону своего племени:
   – Прошу! Я познакомлю вас с моим народом.
   Костя кивнул и зашагал следом.
   – Лорд-хранитель волшебного леса! – торжественно провозгласил старший, подходя к толпе.
   Странные создания мигом расступились, но, очевидно, не так проворно, как следовало бы. Поэтому старший отвесил несколько быстрых затрещин и что-то рявкнул на гэльском наречии. Все угомонились и вежливо уселись на траву.
   – Повторюсь, – сказал старший, – у вас благословенные места! А какой вкусный валежник! Мы давно так сытно и сладко не ели! Однако позвольте представиться: мистер Дриблинг, старейшина сего многострадального народа!
   – Очень приятно, мистер Дриблинг, – сказал Костя, пожимая твердую мохнатую лапку. – Константин. А это – Яга Степанидовна, наш лучший общественник!
   Мистер Дриблинг церемонно поклонился:
   – Нам удивительно приятно такое знакомство! Мы, бедные гоблины, теперь всегда будем считать вас своими главными друзьями и наставниками! Скажу честно, мы хотели просить приюта у горных гномов, ибо соседство с человеком для нас слишком обременительно. Но гномам и самим приходится последнее время несладко. Рядом с их обиталищем проложили подземную дорогу, и теперь у них все время дрожат стены и потолок, угрожая в конце концов рухнуть!
   Кстати, Кощей намекал на некоего супостата, который грозит сему дивному краю. Твердо обещаю: ни один гоблин не пожалеет сил, чтобы примерно наказать злодея!
   А сейчас я хотел бы попросить прощения у достопочтенного лорда-хранителя и его помощника, но нам пора репетировать. Ибо мы не мыслим своего существования без чарующих звуков музыки.
   Мистер Дриблинг ещё раз поклонился и повернулся к толпе. Тролли быстро выстроились в две шеренги, откуда-то извлекли волынку, балалайку, бубен и гармонь. Старейшина взмахнул руками, тролли на мгновение замерли и через секунду со свистом и уханьем ударили по струнам. Самый шустрый тролль выскочил на середину и, сделав несколько прыжков, запел: «Калинка, калинка, калинка моя! В саду ягода малинка, малинка моя!..»
   – Э-эх! Калинка! – рявкнул хор, и с деревьев посыпалась птичья мелюзга.
   – Ну видишь, чего творится?! – ткнула Костю в бок Яга. – Пошли отседа, пока не оглохли!
   Они уже поднимались в гору, когда вслед им грянуло: «Ехал на ярмарку ухарь-купец!» Костя вздрогнул и прибавил шагу.
   Всю дорогу они молчали, почесывая в затылках и не зная, то ли сердиться, то ли смеяться.
   – Да! – наконец произнес Костя, присаживаясь на ступеньку своей сторожки. – Хороши эмигранты! Такого я еще не встречал.
   – Ты не встречал! – вскинулась Яга. – А я-то? Я-то вся обалделая! – Она села рядом.
   – Одно хорошо, – сказал Костя, – они валежником питаются. Глядишь, лес подчистят.
 
   Шеф спал так плохо, как еще никогда в своей жизни. И дело было не в раскладушке, хотя этот предмет только с большой натяжкой мог носить столь заслуженное и уважаемое имя. Скорее уж это была развалюшка. Ветхая, с растянутыми пружинами, она провисла сразу, и Эдику в поясницу больно уперлась алюминиевая перекладина. Через пять минут ему стало казаться, будто его пытаются переломить пополам. Вдобавок в головах уселся давешний мужик-маломерок и уставился на Эдика голодными глазами.
   – Тебе чего? – прохрипел шеф, с трудом борясь со сном.
   – Ты спи, – жутковато улыбнулся мужичок, – а я тебя посторожу, не то мало ли…
   Эдик хотел сказать, что никуда сбегать не собирается, но тут сон навалился на него, как огромный, душный медведь, и шеф, тихо пискнув, заснул.
   Всю ночь ему снились кошмары, содержание которых было столь же бессмысленным, сколь и тревожным. Вдобавок кто-то уселся ему на грудь, и стало так тяжко и скверно, что Эдик едва не заплакал чистыми детскими слезами. Увы, чистые слезы он выплакал еще в трехлетнем возрасте. С тех пор, сколько шеф себя помнил, плакали другие, чаще всего те, кто жил рядом. Раньше это доставляло Эдику угрюмую затхлую радость. Теперь же он хотел проснуться, но вместо этого провалился в еще более глубокий и глупый сон. Пробудился Эдик оттого, что кто-то крепко шлепнул его по лбу.
   – Что? А? Кто?! – вскрикнул шеф и уселся на раскладушке, с трудом переводя дыхание. Рядом, идиотически улыбаясь, стоял Колян.
   – Шеф, ты это, не обижайся. По тебе таракан полз! Хотел в ноздрю залезть, еле успел пришибить. – Колян показал изуродованный тараканий труп своему боссу.
   – Убью, змей! – зарычал Эдик и полез было с раскладушки, но, схватившись за поясницу, рухнул обратно. – Ой, болит! Шевельнуться не могу!
   – Это с непривычки, шеф! – жизнерадостно откликнулись Колян и Толян. – Сейчас мы тебя поднимем. – Они бережно подхватили Эдика и поставили его на ноги. – Порядок!
   В следующую минуту скрипнула дверь, и на пороге появился четвероногий петух. Он мрачно клекотнул и поскреб пол ногой, после чего удалился.
   – Змей пернатый! – проскрежетал Эдик. – Ну ты у меня получишь!
   – Это он нас завтракать приглашает, – смутившись, сказал Колян.
   – А ты откуда знаешь? – оскалился Серый. – Тоже в петухи записался?..
   – Почему в петухи? В курицы! – пошутил Эдик и тут же заржал кашляющим, истерическим смехом. Шефа поддержали все, кроме Коляна, который обиделся и отвернулся.
   Эдик открыл рот, чтобы добавить что-то еще, но дверь отворилась снова и в проеме показалась Маланья.
   – Вам что, одного приглашения мало? Дважды повторять не буду. Не успеете – ходите голодные, Авдотья только спасибо скажет! – И она гордо повернулась спиной. Бандиты шумно бросились следом.
   Старуха, вздыхая и покачивая головой, налила им по чашке баланды и, посмотрев на Эдика, не выдержала:
   – Что это с тобой, милок, никак, на тебе всю ночь черти катались?!
   – Так и было, – сказал Эдик, отведя глаза. – На такой-то раскладушке!
   – А чем, скажите, плоха моя раскладушка? – подбоченилась Маланья. – Для всех хороша, а тебе, видите ли, не годится?
   Шеф побагровел и хотел было уже высказать старухе все, что о ней думает, но из-под бабкиной юбки вынырнул мрачный, набыченный петух и, не мигая, уставился на братков.
   – Доброго здоровьичка вам, Маланья Несмеяновна! – неожиданно произнес Эдик, не веря собственным ушам. – Спасибо за хлеб-соль! Низкий вам поклон и массовый привет!
   Произнеся эту фразу, Эдик уставился на старуху, выпучив глаза и растянув синеватые губы в длинной резиновой улыбке.
   Он-то хотел сказать совсем другое и послать старуху по таким адресам, что и выговорить страшно. Но при виде «пернатого змея» язык Эдика помимо его воли произнес эти сладкие слова.
   Старуха слегка обалдела. Некоторое время она изучающе смотрела на шефа, затем осторожно произнесла:
   – Спасибо на добром слове! Нате-ка еще хлебца, а то без него пустовато будет. – И бабка скрылась за дверью.
   – Живем, пацаны! – сказал Эдик. – Все путем!
   – Здорово ты ей сказанул! – подольстился Колян. – Она аж припухла!
   – В натуре! – кивнул Эдик, впиваясь зубами в черствый хлеб и принимаясь вдумчиво жевать. Постепенно глаза его становились все теплее и теплее, словно оттаивали.
   – Хороший хлеб! – сказал он наконец, сплевывая на пол какую-то косточку.
   – Обыкновенный, – уныло отозвался Серый.
   – Ничего себе обыкновенный! – возразил Эдик, чем-то громко похрустывая. – Где ты видел, чтобы в обыкновенный хлеб мясо клали?
   – К-какое мясо? – испугался Серый.
   – Нормальное, – пожал плечами шеф. – Вкусное!
   – Мясо?!
   – Ну да! А что, тебе не попало?
   – Нет, – сказал Серый, внимательно разглядывая горбушку.
   – И у меня – ничего, – отозвался Колян.
   – И у меня… – сказал Толян.
   – А чего же это мне попалось? – забеспокоился шеф и принялся разглядывать выплюнутую косточку. При ближайшем рассмотрении косточка оказалась плохо обгрызенным мышиным хвостом. Шеф побледнел.
   – Убью! – прошептал он и поднялся из-за стола.
   – Плюнь на нее! – взмолились пацаны. – Потом разберемся, сам же говорил!
   – Убью! – прорычал шеф и резко распахнул дверь. У двери стоял петух.
   – Здравствуйте! – сказал Эдик паскудно-вежливым голосом.
   – Кудык-твою-ко! – выругался петух, и Эдик тут же захлопнул дверь.
   – Пацаны, где бы волыну достать, а? – тоскливо произнес он и сел на стул.
   – Слышь, шеф, – Серый подсел к нему поближе и изогнул длинную шею, – ты же говорил вроде, что вкусно?
   – Ну вкусно… С бабкиных харчей и не то сожрешь!
   – Провернем дело, мы ее саму мышами накормим, – сказал Серый, – а петуха – в суп!
   – Точно! – обрадовался Эдик. – Хрен с ним!
   – Слышь, пацаны, а кто это метлой шарит? – неожиданно произнес Толян, выглядывая в окно.
   – Лисипицин! – сказал Эдик, злобно покосившись на улицу. – Нас вызывает. Значит, есть новости. Выйти надо… – Он в нерешительности посмотрел на дверь. – Колян, погляди, этот пернатый все еще там?
   Колян выглянул и тут же прикрыл дверь.
   – Там, гад!
   – А ты поговори с ним – у тебя получается.
   – Чуть что, так я! – обиделся Колян.
   – Колян, это для общего дела, – миролюбиво сказал Эдик. – Будь другом!
   Колян поежился:
   – Ну ладно! Если для общего… – Он приоткрыл дверь и на цыпочках вышел в коридор.
   – Кукареку! – злобно крикнул петух, и дверь захлопнулась.
   – Сейчас он с ним разберется! – сказал Серый, потирая руки. – Сейчас он ему даст!
   – Кто кому? – уточнил Толян.
   – А кто его знает? Но кто-то кому-то точно наложит!
   – Ко-о-о! – услышали они из-за двери сиплый голос Коляна.
   – Кудак? – гаркнул петух.
   – Квох! – произнес Колян. – Куда коко?
   – Куда-куда?! Кудык-туда! – отчетливо выговорил петух, и братки услышали удаляющиеся шаги.
   – Ушли! – шепотом произнес Серый, и лицо его покрылось красными пятнами. – Куда он его повел? За сарай, что ли?
   – А тебе-то какое дело? – скривился Эдик. – Может, присоединиться хочешь? Так пожалуйста! Мне не жалко.
   – Ха-ха-ха! – развеселился Толян. – Серому не к петухам, а к жирафам надо! Он у них за своего сойдет!
   – Тебе чего, в лоб дать? – обиделся Серый.
   – Хватит трепаться, – разозлился Эдик, – быстро на улицу!
   Они открыли дверь и выскочили во двор. Ни петуха, ни Коляна нигде не было видно.
   – Действительно странно! – сказал Эдик, оглядываясь. – Ладно, никуда он не денется.
   Лисипицин стоял у калитки и делал им знаки метлой.
   – Ну наконец-то! – сказал он, утирая рукавом пот. – Битый час здесь толкаюсь, а вы не слышите! Кстати, а чем здесь так воняет? Не продохнуть!
   – Обедом, – мрачно сказал Эдик.
   – Так она вас что, помоями потчует? – удивился Лисипицин.
   – Откуда я знаю? – обозлился Эдик. – Там у нее селедочные головы и это…
   – Мыши в хлебе! – радостно заявил Серый.
   Эдик хотел было дать ему подзатыльник, но понял, что не дотянется, и обошелся устным замечанием:
   – Поменьше пасть раскрывай!
   – Безобразие! – сказал Лисипицин, зажимая нос,– но делать нечего, придется потерпеть. С Маланьей лучше не связываться. Склочная баба!
   – А мы и терпим!
   Лисипицин осторожно оглянулся:
   – Пошли-ка отсюда! Ну вон хоть за ту поленницу. Разговор есть. – Он сделал многозначительное лицо и похлопал себя по карману.
   – Что?! Ключ достал?! – обрадовался Эдик.
   – Тише! – прошептал Лисипицин. – Пошли куда сказал.
   Сзади сарая действительно возвышалась здоровенная, в несколько рядов, поленница. Небольшой, утоптанный пятачок с огромной дубовой плахой посередине окружали кусты. Здесь можно было разговаривать и не бояться, что тебя увидят. Они зашли за поленницу и остановились в изумлении.
   На поленьях сидел Колян. Рядом примостился петух. Оба мирно смотрели куда-то вдаль и тихо переговаривались.
   – Так-так-так! – говорил петух.
   – Квох коко! – грустно соглашался Колян. Увидев Лисипицина и своих товарищей, он слегка смутился и, покосившись на петуха, сказал: – Ко-ко. Лисипицин, квох-кудак!
   – Кудак! – согласно кивнул петух и, спрыгнув с поленницы, важно и неторопливо прошествовал мимо озадаченных бандитов.
   С минуту все молчали. Серый прямо-таки лучился детской радостью, зато Эдик побагровел от стыда за своего подчиненного.
   – Ты чего это с петухом шашни разводишь? – угрожающе сказал он.
   Колян состроил невинное лицо:
   – Какие шашни, шеф? Ты же сам приказал отвлечь внимание на себя!
   – Ну да… – Эдик потер затылок. – Но не до такой же степени!
   – А чего такого-то? Ну посидели, поговорили…
   – Мне такие разговоры не нравятся! – решительно заявил Эдик. – Сидят два голубка и любезничают!
   Он хотел что-то еще добавить, но тут вмешался Лисипицин:
   – Друзья мои, не надо ссориться! В нашем деле главное – доверие.
   – Точно! – согласился Эдик. – Доверяй, да проверяй!
   Лисипицин вздохнул, невольно подумав, что эти братки еще глупее прежних, но вслух сказал совсем другое:
   – Я достал ключи от цеха! – Вслед за этим он вытащил из кармана тяжелую связку и помахал ею перед носом шефа.
   – Ништяк! – сказал Эдик и, молниеносно перехватив руку Лисипицина, стал отбирать ключи.
   – Ты что? – испугался Лисипицин и вцепился в связку мертвой хваткой. – Ты чего? Мы же… договорились!
   – Ага! – радостно согласился Эдик, заворачивая Лисипицину руку за спину. – Отдай ключи!
   – Не отдам! – зашипел Лисипицин, отчаянно сопротивляясь. Ему даже удалось выкрутиться, но против целой банды он был бессилен.
   Через минуту ключи были отобраны, и Эдик, гнусно ухмыляясь, положил их себе в карман.
   – Теперь уже я буду диктовать условия, понял?! "Семьдесят процентов!» – передразнил он Рудольфа Адольфыча. – Будешь еще благодарить, если я десять дам!
   – Гад! Гад! Сволочь! – хрипел и ругался Лисипицин. – Ничего у тебя не выйдет! Ты с носом останешься, с носом! Вот увидишь, я тебе еще… – В этот момент на голову Лисипицина опустился здоровенный кулак Серого, и Рудольф Адольфыч замолчал, прикусив язык.
   – За гада и за сволочь сниму еще пять процентов, – пообещал шеф, тяжело дыша. – А будешь возникать, вообще урою! Закопаю вместе с метлой!
   Лисипицин встрепенулся. Отскочив в сторону, он показал браткам язык:
   – Вы еще сами ко мне приползете, подонки долбаные! Сами! – И, прихватив метлу, бывший замдиректора бросился бежать.
   – Здорово ты его, шеф! – ухмыльнулся Серый. – Нам лишних не надо!
   – Точняк! – кивнул Толян. – Самим мало!
   – А ты чего молчишь? – Эдик посмотрел на Коляна.
   – Я не молчу, – сказал Колян. – Только, может, мы его зря так? Он все-таки местный, настучит начальству.
   – Не настучит! – отмахнулся Эдик. – Он знает, что в случае чего… Короче, сегодня идем на дело.
   – Э-э, шеф, так мы же ничего не знаем! – забеспокоился Серый. – Где рыжевье искать? Может, прихватить все-таки этого метельщика, он наверняка в курсе.
   – Сами справимся, – отмахнулся Эдик. – У нас что, головы нет? А потом, я знаю, куда иду! – Шеф скорчил многозначительную гримасу. – Главное – мешки с собой захватить!
   А Лисипицин в это время, не разбирая дороги, бежал домой.
   – Сегодня же! – бормотал он вне себя от гнева. – Сегодня же вызову Брукбондскую ведьму! Мы еще посмотрим, чья возьмет! Вы у меня еще попляшете, сосунки, будете знать, с кем тягаться!..
 
   – Только сейчас о тебе вспоминал! – сказал Евстигнеев, пропуская Костю в дом. – Давай-ка чайку, а? «Громовержца»! И с яичницей!
   – Давай! – Костя махнул рукой и уселся за стол.
   Евстигнеев поставил чайник на плиту и принялся колдовать над омлетом.
   – Ты чего это такой всклоченный? – спросил он.
   – Будешь тут всклоченным! – проворчал Костя. – Сейчас все расскажу. Вот чаю только выпью!..
   – Я тоже не откажусь! – сладко промурлыкал Антуан, вылезая из-под стола.
   – А тебе – молока, – сказал Костя.
   – Вот еще! – фыркнул Антуан. – Я – как все!
   – Сахару побольше? – съехидничал Костя.
   Кот оскорбленно выгнул спину:
   – Что я, Гаврила, что ли? Это ему все сахарок подавай!
   – Ну вот и готово! – сказал Евстигнеев, разливая по чашкам странно пахнущий напиток и ставя сковородку с яичницей на стол. – А у меня к тебе разговор. Мне интересная мысль в голову пришла. Ты знаешь, что такое апельсин?
   – В каком смысле? – удивился Костя.
   – В прямом. Как переводится?
   – Ну… Что-то вроде соснового яблока, – подумав, сказал Костя.
   – Точно! – расцвел Евстигнеев. – Чувствуешь, какая мощь?! Сосновое яблоко! Вот где перспектива! И ведь никто бы не заметил, если б не я! Случайное словосочетание – это прямая подсказка к великому открытию. Сосна, ведь она – во! Ух! Сила! А если к ней яблоню привить? Да у нас все леса в сосновых яблоках будут! Кстати, это ведь по твоей части. Ты – лесник, тебе и карты в руки!
   Костя покачал головой:
   – Ничего не получится. Хотя… Черт! Интересная мысль!
   – Вот и я говорю, что интересная! Почему бы не попробовать? Если не выйдет, позовем Шлоссера. Пусть шарахнет своим излучением, и все будет о'кей! Как даст тысяч двести рентген, так все привьется!
   – Ладно, – сказал Костя, – обкумекаем. Ум хорошо, а три лучше.
   – Не понял, но согласен, – сказал Евстигнеев. – Ты лучше выкладывай, что у тебя за проблемы. По физиономии вижу, что проблемы!
   – Ну да, – сказал Костя нехотя. – Помнишь, мы на собрании говорили про бандитов? Я побывал там, в лесу, где они нагадили. Как Мамай прошел. А сейчас они в селе. Остановились у какой-то Маланьи.
   – Ну и пусть живут, – сказал Евстигнеев, – нам-то что? И… мы ведь не можем их выгнать?
   – Не можем, – согласился Костя. – Но вот скажи, чего им здесь делать?
   – Отдыхать, – сказал Евстигнеев, – водку пить.
   – А Степанидовна считает по-другому, – возразил Костя, – она уверена, что тут кроется преступный замысел!
   – Бред, – возразил Евстигнеев, – паранойя. Видел я их главного, он же дебил! Подумай только, завалился к Шлоссеру за полночь и давай просить, чтобы Семеныч ему кряновскую тарелку продал!
   – Что?! – Костя едва не разлил «Громовержец».
   – Этого мало. Он ее, паразит, чуть не угнал! – И Евстигнеев во всех подробностях изложил вчерашнее происшествие.
   – Вот видишь, – сказал Костя, – я прав. Что-то они замышляют. Может, сходить к ним и строго предупредить, а?
   – Глупый ход, – возразил Евстигнеев. – Ты их только встревожишь, и они затаятся. За этими бандюгами нужно установить постоянное наблюдение!
   – Кто может этим заняться? – сказал Костя. – Может, Жульетта?
   – Не смеши! Она сейчас в хлопотах, гнездо для Марианны делает.
   – Гнездо? – ахнул Костя.
   – Ну да, – кивнул Евстигнеев, словно речь шла о чем-то заурядном, – надоело, говорит, яйца за ней подбирать, пусть несется где положено!
   – Тогда, может, Петечкин и Васечкин?
   – Мальчишки все время пропадают то на свалке, то в живом уголке. Будут они этим делом заниматься! – возразил Евстигнеев.
   Неожиданно в разговор вмешался Антуан. Он вспрыгнул на стол, выгнул спину, потянулся, широко зевнул и, посмотрев сонными глазами на Костю, неожиданно предложил:
   – Э… Мняу! А почему бы не последить мне-эу? За пачку, скажем, Петра-у?
   – Вот! – в восторге воскликнул Евстигнеев. – Вот тебе готовый агент! Давай, подключайся, а хочешь, ещё кого-нибудь из своей братии пригласи. Установим круглосуточное наблюдение!
   – Отлично! – обрадовался Костя. – Кстати, бабка тоже хочет их приструнить, но не говорит как. Обещает показать им кузькину мать!
   – И это неплохо, – кивнул Евстигнеев, – нам чужие бандиты не нужны. У нас Лисипицин есть!
   И все-таки какое-то неприятное ощущение от одного только присутствия в селе братков у Кости осталось. Даже то, что Антуан вызвался вести за ними слежку, не принесло заметного облегчения. Словно темное облачко повисло на ясном небе и никак не хотело уходить.
   Антуана снаряжали в дозор добрых полчаса. Он капризничал, требовал колбасы и рыбы и долго вертелся перед зеркалом, представляя себя Джеймсом Бондом. Наконец кот ушел, и друзья вздохнули свободно.
   – Да! – сказал Костя, наливая новую чашку чая. – Твоя идея с сосной – хорошая. Но у меня встречная мысль. Что, если скрестить яблоню с лесным орехом? Что получится? – Он хитро прищурился и глянул на Евстигнеева.
   – Кокос! – воскликнул Евстигнеев. – Честное слово – кокос! Утрем нос селекционерам!
   – И вообще… с яблоней можно скрестить рябину. Кому нужна рябина? А вот если яблоки будут расти кистями…
   Тут оба друга замолчали, пораженные открывающимися перспективами. В этом блаженном состоянии их и застала Яга Степанидовна. Она вошла как всегда не постучавшись, и Евстигнеев при виде нее от неожиданности едва не сполз со стула.
   – Костянтин! Вовремя я тебя застала! У нас ЧП!
   – В смысле – частное предприятие? – уточнил Евстигнеев, с трудом преодолевая охватившее его странное обалдение.
   – Тьфу на тебя! – воскликнула бабка. – Чаво мирных людей пугаешь? ЧП – это чрезвычайное происшествие, ясно? Погоди-ка… – Тут она посмотрела на Евстигнеева, как доктор на пациента: с нехорошим подозрением. Евстигнеев замер.
   – Чаво это вы такие обдолбанные? Али съели не то? Вижу! Вижу яйца старые, сальмонеллезныя! Стало быть, скоро не так запрыгаете!
   – Как сальмонеллезные? – испугались друзья. – Не может быть!
   – Может… не может… Нат-ко съешьте скорей по пирожку, они у меня противояичные! Я как знала, с собой прихватила. Только уж не спрашивайте с чем.
   – Что с чем? – переспросил Костя, лихорадочно прожевывая пирожок.
   – С чем пирожки, – пояснила старуха, – а то испугаисси!
   – Не испугаемся, – пообещал Евстигнеев.
   – Тогда скажу… – Бабка самодовольно потупила взор. – А может, догадаетесь?
   – С мясом! – сказал Евстигнеев, облизывая пальцы.
   – Правильно! – обрадовалась бабка. – С прусаками печеными в ступе толченными!
   – С та… – Костя остановился, переводя дух.
   Яга смотрела на него, ласково кивая головой.
   – Ра… – еще тише продолжил он.
   – Канами! – бодро закончила бабка. – С ними, полезными! Я у печки свод медом смазала, а когда прусаки на сладкое-то полезли да увязли, слегка ее и протопила! Уж как они спеклись, как прожарились! И мне хорошо, и вам спасение. А, вишь, уже и действует!
   – В смысле? – обалдело спросил Евстигнеев, с каждым словом выдыхая клубы сизого дыма.
   – Ужель сам не видишь? Вон, вся хворь выгорает! Как прет! Кто ж вас такими ядреными яйцами накормил?
   – Люська-насос! – простонал Евстигнеев. – Ну я ей покажу!
   – Вот уж чего не надо, того не надо, – строго сказала Яга. – Ты-то ей просто покажешь, а ну как ей понравится?
   – Да я не в том смысле!
   – Да хошь бы и так, – хитро прищурилась бабка, – смысл-то он ведь поворотный!
   Наконец, когда хворь окончательно выгорела, Костя открыл окна, чтобы проветрить дом. Едкая гарь неохотно выползала из кухни, норовя залезть под шкафы, спрятаться в углах и за печкой, но Яга прочитала заклинание, и помещение моментально проветрилось.
   – Ну вот, а теперь я вас обрадую, – сказала бабка многозначительно, но Евстигнеев, привыкший мыслить конкретно, ее перебил:
   – Ближе к делу, товарищ Степанидовна. Что случилось?
   «Товарищ Степанидовна» вздрогнула, как от удара током, и неожиданно расцвела:
   – Полный кошмар! Как есть ужас! Страхотища!
   – Конкретнее, – попросил Костя, чувствуя, что начинает волноваться.
   – Да уж куда конкретнее – дракон сбег!
   – Какой дракон? – удивился Костя. – Неужели Горыныч?
   – Да Горынушка разве дракон? – всплеснула руками бабка. – Он уж давно окультуренный и присмиревший. Непротивленец! Сбег-то кощеевский, тот, что динамо крутит. Старый дурень выпустил его по травке попастись, а сам умотал куда-то. Ну а дракон – в бега! Боюсь, наделает дел, ох наделает!
   Косте представился дракон, свободно разгуливающий по селу, и он похолодел.
   – А он что? Кусается небось? – спросил Евстигнеев.
   Бабка махнула рукой:
   – И не говори! Не токмо кусается, а жреть все что ни попадя!
   – Так он вроде травоядный, – сказал Костя.
   – Знамо что травоядный. Дак ведь если курица подвернется али свинья какая, разве ж он удержится? Столько лет на диете! А тут мясо бегает… Знамо что сожреть!
   – А если… – со страхом предположил Костя.
   – Сожреть! – энергично закивала бабка. – Потому и прибежала. Ловить оглоеда нужно! Глядишь, всем миром и оприходуем.
   – А Кощей где? – возмутился Евстигнеев. – Почему не ловит?
   – Говорю же, подался куда-то, – сказала Яга, нетерпеливо пожав плечами. – А потом, ведь если эта скотина почует хозяина, то с перепугу такого натворит!
   – Все верно, – сказал Евстигнеев. – Кончать с этим делом надо. Бежим к Шлоссеру! Этого зверя лучше всего искать с воздуха. Пусть летающий «Запорожец» заводит, сверху мы дракона враз накроем!
   Эта мысль показалась друзьям настолько очевидной, что они тут же бросились к главному механику.
   Шлоссер угрюмо сидел за столом в своем кабинете и ковырял авторучкой в ухе. Вид у него был сосредоточенный и сердитый.
   – Ты чего это вытворяешь? – удивился Евстигнеев. – Детство вспомнил, без уха решил остаться?
   – Что? – переспросил Семеныч, поднося ладонь к другому уху.
   Евстигнеев постучал пальцем по лбу.
   – А-а! – обрадовался Шлоссер. – Понял! Погоди.