Страница:
Он хотел поподробнее рассказать о сегодняшней рыбалке, но не успел. В дверь, рыча и неразборчиво ругаясь, ввалился детина в шортах и рубашке, разрисованной попугаями. В руке он держал суковатую дубинку.
– Где директор?! – закричал Эдик. – Директор где? – Неуклюжим движением он смахнул на пол квартальную отчетность.
– Вы бы, гражданин, положили свою палочку и объяснили спокойно, в чем дело, – сказал Евстигнеев, – а то так и до греха недалеко.
– А ты заткнись! – прошипел Эдик. – Развелось вас, начальников! – Он попытался отпихнуть Евстигнеева в сторону, но Евстигнеев, не говоря ни слова, схватил детину за шиворот, отнял палку и, повернувшись к Косте, спросил:
– Ну что с ним делать? Ведет себя, понимаешь, как мальчишка, хоть в угол ставь!
– Правильно, – поддержал Полумраков, – вот пусть и постоит в углу, и подумает!
Без видимых усилий Евстигнеев отвел детину в сторону и, как тот ни брыкался, поставил его в угол.
– Будешь дальше хулиганить, ремнем выпорю, – пообещал он.
Полушутя-полусерьезно Евстигнеев дотронулся до своего широкого ковбойского ремня, и Эдик, что-то неразборчиво пробормотав, уткнулся носом в стенку. Сначала он нетерпеливо дрыгал ногой, потом покорно принялся ковырять штукатурку, а через минуту капризным голосом сообщил:
– Я больше не буду!
– Слушаю вас! – рявкнул Захар Игнатьевич, и Эдик медленно отклеился от стены, опасливо поглядывая на друзей. – Какие у вас претензии, молодой человек? – Директор встал из-за стола и теперь нависал над детиной, требовательно и строго дыша ему в лицо.
Эдик вдохнул запах добротного калиновского борща, и глаза у него подернулись белесой куриной пеленой.
– Этого… Того… – начал он, оглядываясь в поисках палки.
– Конкретней, конкретней! – одернул его Евстигнеев.
– Что случилось-то?
– Вот! – жалобно заявил парень, поднимая вверх укушенный палец, – Медведь укусил! Ни с того ни с сего! Я шел, а он как тяпнет! Наверно, бешеный! А потом какая-то бабка напала, – перешел он на шепот. – Где такие только водятся? Лапы – во! Зубы, – тут Эдик помотал головой в поисках сравнения и не нашел, – во! – заключил он. – Ружье украли. Импортное. Или верните ружье, или пусть заплатят компенсацию. Я этого дела так не оставлю! – Последнюю фразу он произнес, гордо вскинув голову.
– Простите, – вмешался Костя, – а с какой стати вы разгуливаете с ружьем по лесу? Вы охотник? Билет с собой? Лицензия? На кого собирались охотиться?
– Да… Дело пахнет керосином, – произнес Евстигнеев в сторону, но Эдик услышал, и его лицо побагровело.
– Постойте, постойте! – продолжил Костя, видя, что Эдик собирается что-то сказать. – Что вы сделали с медведем? В наших лесах осталось две медвежьи семьи, и охота на них карается в уголовном порядке. Значит, так: сейчас составим протокол, а пока я сообщу в райотдел милиции.
– Нет! Нет у меня ружья! – испугался Эдик. – Я просто так сказал, пошутил! Обидно стало, что у вас медведи кусаются.
– Ну вот! – развел руками Костя. – Что же это получается? То – есть, то – нет. Так было у вас ружье или не было? А если не было, то все равно назовите калибр и марку.
– Ладно, – махнул рукой Захар Игнатьевич, – что мучить парня? Может, действительно у него травма, вот и болтает не разбери что. Ты, Евстигнеев, отведи человека в медпункт, пусть Надя посмотрит!
Сказав это, директор улыбнулся Эдику такой широкой улыбкой, что тому невольно вспомнился вылезший из берлоги Потапыч.
Через минуту Евстигнеев и Эдик шли по главной улице, потом свернули направо, потом налево и оказались в тихом зеленом уголке.
– Авторский переулок, – прочел Эдик и непонимающе уставился на Евстигнеева.
– Тут разные писатели жили, – лениво пояснил Евстигнеев, – много их было, вот и назвали.
– А какие писатели? – невольно полюбопытствовал Эдик, оглядывая курчавую, всю сплошь в акациях улочку.
– Ну Лев Толстой, – сказал Евстигнеев, осторожно обходя лежащего в пыли петуха. – Пушкин, Лермонтов…
– А Достоевский? – съязвил Эдик, демонстрируя начитанность.
– У Достоевского характер был вредный, – сварливо заметил Евстигнеев, – он жил на другой улице и с Толстым не здоровался. Принципиально. Ну вот мы и пришли. – Он показал на выкрашенный белой краской дом. На доме висело две таблички. На одной, с красным крестом, было написано «МЕДПУНКТ», а на другой, поменьше – «Дом-музей В. А. Жуковского».
– Ерунда какая-то получается, – возмутился Эдик. – У вас что, все писатели жили?
– Все! – невозмутимо ответил Евстигнеев.
– Не верю! – заупрямился парень.
– Значит, вы – атеист, – спокойно констатировал Евстигнеев. – Здешние жители, например, все верят… Да вы проходите, проходите! – И он подтолкнул Эдика к двери.
Внутри было тихо, бело и пахло йодом. Девушка в очках сидела за столом и что-то быстро писала в толстую конторскую книгу.
– Садитесь, – кивнула она головой, – я сейчас. – Наконец она закрыла свой гроссбух и холодно улыбнулась: – Что у вас?
– Да вот, – сказал Евстигнеев, решивший помочь незнакомцу, – парня укусил дикий зверь.
– Дикий? – вытаращила глаза девушка. – Какой зверь?
– Медведь, – промычал детина.
– Так… Ясно. Он на вас напал сам?
– Сам. – Эдик отвел глаза в сторону.
– А вам не бросились в глаза э… Ну, скажем, странности в поведении зверя?
– Еще как бросились! – пожаловался Эдик. – Он разговаривал!
– Ну что ж, – вздохнула девушка, – все ясно. Зверь бешеный. Придется делать прививку.
Не глядя, она достала с полки медицинскую карточку и принялась ее заполнять.
– Имя? – спросила медсестра, нацелившись авторучкой в чистую графу.
– Эдик! – представился парень. – Можно Эдуард.
Медсестра зарделась, но тут же взяла себя в руки и остекленевшим голосом поправилась:
– ФИО!
– Что? – не понял парень и приложил ладонь к уху.
– ФИО! – повторила девушка еще более стеклянным голосом. Казалось, он вот-вот разлетится на мелкие сверкающие осколки. – Фамилия, имя, отчество.
– Эдуард Васильевич Скоробогатов, – с расстановкой произнес Эдик. – У меня даже права где-то есть… – Он захлопал себя по карманам.
– Не нужно, – остановила его девушка. – Профессия?
– Новый русский! – осклабился Эдик, невольно расправляя плечи и набирая полную грудь воздуха.
«Ишь как надулся, вот-вот взлетит», – подумал Евстигнеев и придвинулся поближе, чтобы в случае чего успеть схватить нового русского за штаны. Но тут Эдик шумно выдохнул воздух и добавил:
– Место работы – «Флибустьербанк».
Девушка старательно записала анкетные данные и в упор посмотрела на Эдика. Теперь она смотрела на него как на вещь, как на сломанный механизм, который нужно отладить. Эдик такого взгляда не выдержал и, отвернувшись, нервно застучал ногой.
– Раздевайтесь, – сказала медсестра, равнодушно доставая стетоскоп. – Да нет… Только до пояса. Прилягте. Вот так. Теперь дышите!
Она прижала стетоскоп к розовой, младенческой груди Эдика и задумалась.
– Не дышите. Еще раз не дышите! Теперь дышите часто. Еще чаще! Вы что, быстрее не можете? Вот так…
Багровый Эдик работал, как поршневой насос.
– Теперь не дышите!
Эдик почувствовал, что поплыл. Ему вдруг стало хорошо и спокойно; в ушах стоял нежный мелодический звон, словно сотни серебряных колокольчиков вздрогнули вдруг.
– Что это вы такой слабый? – донеслось до него словно сквозь вату. – Вон побелели аж!
«Побелеешь тут», – с обидой подумал Эдик, пытаясь зацепиться за реальность.
– Все ясно, – четко сказала медсестра, – вчера вы приняли триста граммов «Жириновской» под малосольный огурец!
– Точно! – изумился Эдик. – А как вы догадались? Неужели видно?
– Работа такая, – рассеянно сказала медсестра и куда-то вышла.
Евстигнеев услышал, как она гремит банками и что-то бормочет себе под нос.
Наконец девушка вернулась, неся в руке литровую банку с темно-зеленой жидкостью. Жидкость тяжело колыхалась, и время от времени в ней вспыхивали ярко-желтые прожилки.
– Выпейте, – сказала медсестра строго, – перед уколами надо дезактивировать организм.
Эдик взял банку и обреченно посмотрел внутрь. Понюхав, он высунул язык и осторожно лизнул содержимое. Глаза его тут же разбежались в разные стороны, как испуганные тараканы.
– Горько! – пожаловался он.
– Естественно, – пожала плечами медсестра.
– А если я не выпью?
– Тогда не получите прививки. Да вы не бойтесь, у нас главврач это средство каждый день пьет. Как домой идти, так и пьет.
– Ну ладно! – решился Эдик и с мужеством отчаяния выдохнул воздух.
Пил он долго. И чем меньше жидкости оставалось в банке, тем круглее становились его глаза. Наконец он поставил банку на стол и тыльной стороной руки вытер позеленевшие губы. В животе у него довольно явственно послышалось шипение. Эдик беспокойно заерзал и начал оглядываться по сторонам.
– Туалет прямо по коридору, – не отрываясь от бумаг, сообщила девушка.
Эдик ринулся в коридор. Вернулся он тихий и ублаготворенный. На губах играла детская бессмысленная улыбка, руками он теребил край своей цветастой рубашки.
– Ну вот и хорошо, – вздохнула девушка, – теперь можно проводить вакцинацию. Десять уколов за сеанс.
– А не много? – забеспокоился Евстигнеев. – Смотри, Надька, не умори человека! Что ж так сразу-то? Сделай один, и хватит.
– Конечно, – обрадовался Эдик. – Хватит и одного. Зачем человека в решето превращать?
Медсестра задумалась.
– Ну ладно, – наконец решилась она, – хорошо. Уговорили. Сделаю один укол. Только будет немного больней… – и достала из стеклянного шкафчика здоровенный, рассчитанный, наверное, на быка, шприц.
Евстигнеев вывел Эдика на улицу и усадил на скамью.
– Отдышись, – сказал он участливо и уселся рядом.
Эдик медленно приходил в себя.
– Ты на меня зла не держи, – говорил Евстигнеев, срывая травинку и теребя ее в руках. – Не обижайся, что я тебя там, в администрации, приструнил. Сам посуди: врывается человек, машет палкой!
– Это я погорячился, – сказал Эдик, сглотнув сухую слюну, – тоже не прав был. Но силища у тебя, как у быка!
Евстигнеев загадочно усмехнулся:
– Экология у нас, брат, такая! Поневоле приходится быть в форме, иначе… К тому же и другие причины есть, – уклончиво добавил он. Не мог же Евстигнеев рассказать каждому встречному, что во всем этом заслуга камня чудес. Стоит проболтаться про волшебство, так повалят со всех концов страны, а кончится тем, что камень сопрут и будут использовать для каких-нибудь грязных дел! Поэтому Евстигнеев дипломатично пояснил: – Травы есть разные, цветочки… Они, например, очень способствуют.
Он хотел рассказать подробнее, чему способствуют травы и цветочки, но тут воздух наполнился почти неслышимым гулом, уплотнился, над соседним домом поднялся столб огня и рассыпался сухими фиолетовыми брызгами. В воздухе возникла летающая тарелка. Она висела, чуть-чуть покачивая серебристыми краями. Повисев с минуту неподвижно, она сделала скачок вправо и исчезла.
Евстигнеев хоть и насмотрелся, как взлетает космический корабль, но все равно не мог оторваться от этого зрелища. Это было очень красиво и таинственно. Он так увлекся, что не заметил, как Эдик вцепился ему в рукав.
– Это что за хрень?
– Сам видишь, – нехотя ответил Евстигнеев, – НЛО.
– Так надо же сообщить куда следует! – завопил Эдик. – Это же такое, блин, событие! Контакт!
– Зачем сообщать? – испугался Евстигнеев. – Толку от этого? А потом – рано. Не пришел еще срок, чтобы войти нам в Галактическое содружество. К тому же тарелка неисправная, ее наш главный механик до ума доводит. Видишь, обкатывает на разных режимах.
И действительно, тарелка снова завила над поселком, потом снизилась и на бреющем полете пошла в сторону магазина.
– Эх, мне бы такую, – завистливо выдохнул Эдик, – я бы на ней… Все мои друзья от зависти бы сдохли!
– Нет уж, пусть твои друзья живут и здравствуют, – возразил Евстигнеев. – Будет время – у каждого появится по летающей тарелке. А пока это можно сказать, экспериментальный образец.
Внезапно послышался немелодичный железный лязг, словно кто-то стучал половником о край кастрюли, и в конце переулка показалась внушительная фигура рыцаря в доспехах. Доспехи сверкали, как солнце, и Эдику показалось, что к ним приближается инопланетянин. Он хекнул и хотел было метнуться в кусты, но железная рука Евстигнеева схватила его за штаны.
– Не дрейфь, это Жора!
Несокрушимый, как сама судьба, Рыцарь Замшелого Образа стоял перед ними, сжимая в руках тяжелый меч.
– Приветствую тебя, храбрый рыцарь! – сказал Евстигнеев, поднимаясь со скамьи.
В непроницаемой глубине шлема зажглись два меланхолических глаза, и утробно-бочковой голос произнес:
– Приветствую вас, достопочтенные сэры! Сказано было мне оповестить тебя, сэр Евстигнеев, что благородное собрание состоится сегодня, не далее как через час, в доме нашего глубокочтимого друга сэра главного механика!
– А! Это хорошо, – сказал Евстигнеев, – как раз у меня к нему небольшое дело. Ты остальным-то сказал?
– Сэр Евстигнеев! Ты знаешь, как мне трудно передвигаться без машинного масла, – сообщил рыцарь, – но скоро, очень скоро я оповещу всех наших друзей.
Сказав эту фразу, он метнул в Эдика огненный взгляд, отсалютовал Евстигнееву мечом и двинулся дальше.
Когда железный скрип затих, Эдик уставился на Евстигнеева:
– У вас что, все жители такие чудные?
– А то, – приосанился Евстигнеев. – Мы особенные. Других таких, может, на всей земле нет!
Эдику хотелось ответить, что, мол, Евстигнеев крепко заливает, а что касается чудиков, то их хватает везде. Но сказать это он не успел, потому что аккурат в эту минуту над ними зависла летающая тарелка, и недолго думая Эдик рухнул в бурьян. Оттуда было гораздо удобнее вести наблюдения, а главное – не так страшно.
Опалив холодным фиолетовым огнем землю, неопознанный объект завис над Евстигнеевым на высоте нескольких метров. Раздался тихий стук, потом кто-то отчетливо произнес: «Заело, зараза!» – и наконец в распахнувшуюся дверцу высунулась голова Шлоссера.
Потряхивая остроконечной пиратской бородкой, главный механик закричал:
– Евстигнеев! Где тебя носит? Я уже весь поселок облетел! Давай садись, дело есть! – И тарелка медленно опустилась на землю.
Евстигнеев уже занес было ногу, но вспомнил о своем попутчике и остановился.
– Э! А где этот? Как его? Эдик, что ли?
– Кто там еще? – недовольно отозвался Шлоссер. – Никого нет.
– Ушел, наверно, – решил Евстигнеев, – ну и ладно. Доберется. Нас тоже кто только не кусал! – и захлопнул за собой дверцу.
Когда летающая тарелка растаяла в небе, Эдик выбрался из бурьяна и уселся на траву, выдирая из одежды жесткие колючки.
– Ну и ну! – пробормотал он. Затем достал пачку «Кэмела» и заметил, что руки дрожат. – Спокойно, спокойно, – сказал парень сам себе, прикуривая и с хрипом выдыхая дым. – И в самом деле – чертовщина! Скажи кому – не поверят.
Напротив Эдика остановился огромный, размером с небольшую собаку, рыжий кот. Он посмотрел на Эдика отчаянными желтыми глазами и беззвучно раскрыл рот.
– Что, киса, – сказал Эдик, – не скучно тебе здесь? Кот откашлялся.
– Дай закурить! – сказал он хриплым голосом и привстал на задние лапы.
– Что? – переспросил Эдик. – Нуда, к-конечно! – И протянул коту пачку. – Что-о?! – с ужасом повторил он через секунду, и ежик на его голове попытался встать дыбом. Отшвырнув пачку, словно это была гадюка, шеф взвыл и бросился бежать, не разбирая дороги, уже второй раз за этот день.
В минуту Эдик домчался до моста, сбежал вниз и уселся в кустах, переводя дух.
«Что творится, что творится! – думал он. – Все, как нес Кислый. Чертовщина с колдовством! Говорящие коты, черти и ведьмы».
Парень вынул из кармана золотую монетку с изображением дракона и задумался. Стало быть, братан, который рассказывал про здешние места разные небылицы, не врал и не двинулся умом! Стало быть, где-то здесь и впрямь прячется золотишко! Правильно он сделал, что приехал сюда, ох правильно! Теперь уже не было смысла тихариться, прикидываться отдыхающими.
Дрожащими руками Эдик достал из кармана миниатюрную рацию и нажал на кнопку.
– Серый, – сказал он севшим от волнения голосом, – это ты?
– Я, шеф! – ответил Серый.
– Вот что. Бери пацанов, все это чертово оборудование кидайте в машину и дуйте в село. Я вас буду ждать у моста. Ясно?
– Ясно, шеф. Все закинуть в машину и ехать в село!
– Действуйте! – сказал Эдик и отключил рацию.
«Теперь, главное, притулиться у какой-нибудь бабки и начать разработку по всем правилам. Кислый говорил о каком-то Лисипицине. Вот его и пустить в оборот. Эх, Кислого бы взять с собой! Он бы разом все мосты навел. Но брателло по кличке Кислый при одном упоминании о Калиновке терял сознание. Видать, сильно нервный. А как было бы здорово огрести золотишко! У них тут края непуганые, даже мента, и того нет!»
Эдик ошибался. Милиционер в деревне был. Плохонький и вдобавок страдающий раздвоением личности, но был. Правда, вот уж неделя прошла, как он отправился за грибами в лес, и с тех пор о нем не было ни слуху ни духу. Захар Игнатьевич, директор, об участковом не беспокоился.
– Места у нас тихие, – сказал он на планерке, – а милиционер Дуровой. Никуда он не делся. Либо в город сбежал, либо мозги проветривает.
Между тем Эдик до того размечтался, что едва не прозевал свою собственную машину. Он успел выскочить на дорогу в последний момент с криком:
– Стой, в натуре! Куда?
Сидевший за рулем Серый с испугу едва не вписался в пушку, но в последний момент вывернул руль и затормозил.
Шеф тяжело плюхнулся рядом. На заднем сиденье, тесно прижавшись друг к другу, потели Толян и Колян. Разместиться свободнее им мешало оборудование: два акваланга, резиновая лодка и три здоровенных осетра-мутанта, добытых при помощи подводного ружья.
Осетры были огромные, и один из них все время тыкался Серому в бритый затылок, целуя его в складчатую кожу полураскрытыми липкими губами. Серый злился, отпихивал наглую рыбину, а Колян и Толян балдели от удовольствия.
– Серый, дай ей в глаз! – пошутил Толян, сдерживая ухмылку.
– Я тебе сейчас дам! – пообещал Серый, и Толян заткнулся, зато захихикал Колян. Появление шефа внесло в их компанию видимость порядка.
– Короче, пацаны, все путем! Если не будем дураками, то рыжевье наше.
Это заявление произвело на братков глубокое впечатление. Они заткнулись и стали молча переваривать сказанное. Эдик вкратце описал свои похождения, выставив их в самом героическом свете.
– Нам надо затихариться, кой-кого найти и тряхнуть как следует! Останови здесь! Видишь, бабуля на нас пялится. Вот ее и опросим.
– А что спросим-то? – почему-то испугались братки.
– Деревня! – рассмеялся Эдик. – Спросим, у кого комнату снять можно.
«Мицубиси Паджеро» остановился возле бабки Маланьи.
Лучшего выбора они бы сделать не могли. Маланья держала весь Калиновский рынок в кулаке не хуже милиционера. Она отличалась отменным здоровьем и бесстрашием джентльмена удачи. Точнее – леди.
– Бабуля? – Эдик высунул в окно свою шишковатую голову.
– Что тебе, сынок? – кротко осведомилась Маланья, искоса поглядывая на лежащее рядом полено.
– Где бы квартиру снять? На недельку.
– Квартирку, говоришь? На недельку? – Бабка все еще поглядывала на полено, словно борясь с искушением проехаться суковатой дубиной по глянцевому черепу. И тут ее лицо просветлело. – За квартирку платить надо, – сурово заявила она.
– Да мы заплатим, нет проблем.
– Не знаю, не знаю… У нас чужих не любят. Вряд ли вы где место найдете. Разве что у меня. Так что, если есть желание, могу поспособствовать. Только вы уж цену назовите, а то грех старуху-то обижать.
– Ну что? – спросил Эдик, повернувшись к братве. – Годится?
– Годится! – легкомысленно заявили пацаны. После ночевки в палатке им страсть как захотелось в домашнюю обстановку. И чтобы все было по-деревенски, как в далеком-далеком детстве.
– Пятьсот за неделю! – сказал Эдик, демонстрируя Маланье щедрую улыбку. Маланья насупилась:
– Это что, рублей, что ли?
– А ты чего хотела? – заухмылялись братки.
– А коли так, поезжайте дальше. У нас нищим на паперти больше дают!
Эдик невольно засмеялся и почесал затылок.
– А ты сколько хочешь?
– Штуку! – сказала бабка, выпячивая вперед заросший жестким волосом подбородок. – Баксов, разумеется! А нет, так дуйте полегоньку, а я звякну по телефону куда следует! У нас браконьеров с ходу ловят!
Эдик понял, что въедливая бабка успела заметить убиенных осетров и, не ровен час, настучит в рыбохотнадзор. И тогда вся операция – коту под хвост. Эдик нахмурился, открыл дверцу и вылез наружу.
– Ты, бабуля, чего лепишь-то? – начал он, набычившись. – Ты фильтруй базар-то! Я ведь не посмотрю на то, что ты ста…
Он не договорил. Калитка тихо отворилась, и на улицу вышел четвероногий петух. Он ненавидящим взглядом уставился на бандита и поскреб правой передней лапой. Из-за своей четвероногости петух был похож на пернатую собаку.
При виде такого чуда природы Эдик замер, не произнеся больше ни звука, затем как загипнотизированный присел на корточки и уставился на петуха.
– Урод! – прошептал он восхищенно и ткнул в петуха пальцем.
Однако странная птица вместо того, чтобы убежать и спрятаться, раскрыла клюв, растопоршила крылья и недолго думая вспрыгнула Эдику на голову.
Все четыре петушиных лапы разом вцепились в лысый череп, сгребая кожу в глубокие тяжелые складки. Физиономия Эдика натянулась, глаза вылезли из орбит, рот оскалился, и он стал похож на ожившего мертвеца из фильма ужасов.
– Помогите! – горловым голосом завыл шеф, поднимаясь на ноги и растопыривая руки. Сидящая в машине братва окаменела от ужаса.
– Деньги! – сурово сказала Маланья и протянула к нему огромную мужицкую лапу.
– О-бо-бо-рзела! – прохрипел Эдик, пытаясь свести вместе окосевшие глаза. – От-тветишшь, в натуре!
Петух изогнул голову и посмотрел Эдику прямо в глаза, сверху вниз.
– Долбанет клювом, – сказала Маланья мстительно, – тогда не так запоешь! Без глаза-то оставшись!
– Баб… уля…
– Деньги?
– В кармане! – затрясся шеф.
Ни капельки не смущаясь, старуха обшарила детину и выгребла всю наличность.
– А вам что, особое приглашение? – нахмурилась она, глядя на братков.
Толян, Колян и Серый как по команде принялись рыться в карманах.
– Поживей! – торопила их бабка. – А то ваш командир, того и гляди, окочурится!
Собрав деньги, она сунула их в карман передника, даже не посчитав.
– Отомри! – сказала она петуху.
Тот протестующе заклекотал и забил крыльями, заехав Эдику в ухо.
– Отомри, а то жрать не дам! – пригрозила старуха, и петух, грязно ругаясь, соскочил с головы бандита. На черепе у того глубоко отпечатались следы куриных лап.
– За что? – всхлипнул Эдик.
– За то! – сурово пояснила Маланья. – А теперь неча тут рисоваться, загоняй машину.
Через минуту она уже показывала браткам предназначенную для них комнату. Комната была просторная и чистая.
– Спать будете на раскладушках, – заявила старуха, – столоваться у меня. И неча тут заливать, что, мол, отдыхать приехали! Я вашего брата за версту чую. Жулики вы! А потому сидите тише воды ниже травы! Чего там надумали – ваше дело. Но чтоб меня не подставлять, да и вам лучше будет. За жратву и квартиру считайте, что заплатили. А ежели какой совет нужон будет, так то за отдельную плату. Ясно?
– Ясно, бабуля! – миролюбиво сказал Эдик, поглаживая сморщенную голову.
– Вы, чай, с Лисипициным из одной банды, – предположила Маланья, глядя Эдику прямо в глаза. – Он себе тоже таких мордастых набирал в личную гвардию.
– Кхе-кхе! – закашлялся Эдик и отвел глаза.
– Вот-вот! Я так и подумала. Лисипицин нынче не при делах. Но кое-что я знаю…
– Это вы о чем? – Эдик сделал наивные глаза.
– А о том, – бухнула старуха. – Что я, не в курсе, что ли, что Евстигнеев полную кубышку золота в бухгалтерию сдал?
– Тише, бабуля, ти-ше! – простонал Эдик.
– Ладно, – сказала бабка, – мое дело – сторона. Но с вас – процент!
– Заметано! – закивали бандиты, отводя в сторону лживые глаза.
«Нам лишь бы узнать, где здесь золотишко водится, – подумал Эдик, – а уж там… А пока ничего не сделаешь, действительно, надо терпеть. Правильно тот брателло говорил – сумасшедшее село».
Костя подошел к дому Шлоссера позже всех, и калитка оказалась закрыта. Проклиная чрезмерную изобретательность главного механика, Костя попытался договориться с механическим запором. Договориться в прямом смысле этого слова. Механический запор был наделен зачатками интеллекта и вдобавок имел тяжелый, склочный характер.
– Сим-сим, – сказал Костя, – открой дверь!
– Чего? – сварливым бабьим голосом осведомилось устройство. – Всяким открывать – засов стешется.
– Сим-сим! – рассердился Костя. – Ты же меня знаешь! Открой, иначе я сам…
– Только попробуй, – зловеще процедил механизм. – Как две фазы пущу на ручку, так ты у меня запляшешь. Пароль давай!
– Где директор?! – закричал Эдик. – Директор где? – Неуклюжим движением он смахнул на пол квартальную отчетность.
– Вы бы, гражданин, положили свою палочку и объяснили спокойно, в чем дело, – сказал Евстигнеев, – а то так и до греха недалеко.
– А ты заткнись! – прошипел Эдик. – Развелось вас, начальников! – Он попытался отпихнуть Евстигнеева в сторону, но Евстигнеев, не говоря ни слова, схватил детину за шиворот, отнял палку и, повернувшись к Косте, спросил:
– Ну что с ним делать? Ведет себя, понимаешь, как мальчишка, хоть в угол ставь!
– Правильно, – поддержал Полумраков, – вот пусть и постоит в углу, и подумает!
Без видимых усилий Евстигнеев отвел детину в сторону и, как тот ни брыкался, поставил его в угол.
– Будешь дальше хулиганить, ремнем выпорю, – пообещал он.
Полушутя-полусерьезно Евстигнеев дотронулся до своего широкого ковбойского ремня, и Эдик, что-то неразборчиво пробормотав, уткнулся носом в стенку. Сначала он нетерпеливо дрыгал ногой, потом покорно принялся ковырять штукатурку, а через минуту капризным голосом сообщил:
– Я больше не буду!
– Слушаю вас! – рявкнул Захар Игнатьевич, и Эдик медленно отклеился от стены, опасливо поглядывая на друзей. – Какие у вас претензии, молодой человек? – Директор встал из-за стола и теперь нависал над детиной, требовательно и строго дыша ему в лицо.
Эдик вдохнул запах добротного калиновского борща, и глаза у него подернулись белесой куриной пеленой.
– Этого… Того… – начал он, оглядываясь в поисках палки.
– Конкретней, конкретней! – одернул его Евстигнеев.
– Что случилось-то?
– Вот! – жалобно заявил парень, поднимая вверх укушенный палец, – Медведь укусил! Ни с того ни с сего! Я шел, а он как тяпнет! Наверно, бешеный! А потом какая-то бабка напала, – перешел он на шепот. – Где такие только водятся? Лапы – во! Зубы, – тут Эдик помотал головой в поисках сравнения и не нашел, – во! – заключил он. – Ружье украли. Импортное. Или верните ружье, или пусть заплатят компенсацию. Я этого дела так не оставлю! – Последнюю фразу он произнес, гордо вскинув голову.
– Простите, – вмешался Костя, – а с какой стати вы разгуливаете с ружьем по лесу? Вы охотник? Билет с собой? Лицензия? На кого собирались охотиться?
– Да… Дело пахнет керосином, – произнес Евстигнеев в сторону, но Эдик услышал, и его лицо побагровело.
– Постойте, постойте! – продолжил Костя, видя, что Эдик собирается что-то сказать. – Что вы сделали с медведем? В наших лесах осталось две медвежьи семьи, и охота на них карается в уголовном порядке. Значит, так: сейчас составим протокол, а пока я сообщу в райотдел милиции.
– Нет! Нет у меня ружья! – испугался Эдик. – Я просто так сказал, пошутил! Обидно стало, что у вас медведи кусаются.
– Ну вот! – развел руками Костя. – Что же это получается? То – есть, то – нет. Так было у вас ружье или не было? А если не было, то все равно назовите калибр и марку.
– Ладно, – махнул рукой Захар Игнатьевич, – что мучить парня? Может, действительно у него травма, вот и болтает не разбери что. Ты, Евстигнеев, отведи человека в медпункт, пусть Надя посмотрит!
Сказав это, директор улыбнулся Эдику такой широкой улыбкой, что тому невольно вспомнился вылезший из берлоги Потапыч.
Через минуту Евстигнеев и Эдик шли по главной улице, потом свернули направо, потом налево и оказались в тихом зеленом уголке.
– Авторский переулок, – прочел Эдик и непонимающе уставился на Евстигнеева.
– Тут разные писатели жили, – лениво пояснил Евстигнеев, – много их было, вот и назвали.
– А какие писатели? – невольно полюбопытствовал Эдик, оглядывая курчавую, всю сплошь в акациях улочку.
– Ну Лев Толстой, – сказал Евстигнеев, осторожно обходя лежащего в пыли петуха. – Пушкин, Лермонтов…
– А Достоевский? – съязвил Эдик, демонстрируя начитанность.
– У Достоевского характер был вредный, – сварливо заметил Евстигнеев, – он жил на другой улице и с Толстым не здоровался. Принципиально. Ну вот мы и пришли. – Он показал на выкрашенный белой краской дом. На доме висело две таблички. На одной, с красным крестом, было написано «МЕДПУНКТ», а на другой, поменьше – «Дом-музей В. А. Жуковского».
– Ерунда какая-то получается, – возмутился Эдик. – У вас что, все писатели жили?
– Все! – невозмутимо ответил Евстигнеев.
– Не верю! – заупрямился парень.
– Значит, вы – атеист, – спокойно констатировал Евстигнеев. – Здешние жители, например, все верят… Да вы проходите, проходите! – И он подтолкнул Эдика к двери.
Внутри было тихо, бело и пахло йодом. Девушка в очках сидела за столом и что-то быстро писала в толстую конторскую книгу.
– Садитесь, – кивнула она головой, – я сейчас. – Наконец она закрыла свой гроссбух и холодно улыбнулась: – Что у вас?
– Да вот, – сказал Евстигнеев, решивший помочь незнакомцу, – парня укусил дикий зверь.
– Дикий? – вытаращила глаза девушка. – Какой зверь?
– Медведь, – промычал детина.
– Так… Ясно. Он на вас напал сам?
– Сам. – Эдик отвел глаза в сторону.
– А вам не бросились в глаза э… Ну, скажем, странности в поведении зверя?
– Еще как бросились! – пожаловался Эдик. – Он разговаривал!
– Ну что ж, – вздохнула девушка, – все ясно. Зверь бешеный. Придется делать прививку.
Не глядя, она достала с полки медицинскую карточку и принялась ее заполнять.
– Имя? – спросила медсестра, нацелившись авторучкой в чистую графу.
– Эдик! – представился парень. – Можно Эдуард.
Медсестра зарделась, но тут же взяла себя в руки и остекленевшим голосом поправилась:
– ФИО!
– Что? – не понял парень и приложил ладонь к уху.
– ФИО! – повторила девушка еще более стеклянным голосом. Казалось, он вот-вот разлетится на мелкие сверкающие осколки. – Фамилия, имя, отчество.
– Эдуард Васильевич Скоробогатов, – с расстановкой произнес Эдик. – У меня даже права где-то есть… – Он захлопал себя по карманам.
– Не нужно, – остановила его девушка. – Профессия?
– Новый русский! – осклабился Эдик, невольно расправляя плечи и набирая полную грудь воздуха.
«Ишь как надулся, вот-вот взлетит», – подумал Евстигнеев и придвинулся поближе, чтобы в случае чего успеть схватить нового русского за штаны. Но тут Эдик шумно выдохнул воздух и добавил:
– Место работы – «Флибустьербанк».
Девушка старательно записала анкетные данные и в упор посмотрела на Эдика. Теперь она смотрела на него как на вещь, как на сломанный механизм, который нужно отладить. Эдик такого взгляда не выдержал и, отвернувшись, нервно застучал ногой.
– Раздевайтесь, – сказала медсестра, равнодушно доставая стетоскоп. – Да нет… Только до пояса. Прилягте. Вот так. Теперь дышите!
Она прижала стетоскоп к розовой, младенческой груди Эдика и задумалась.
– Не дышите. Еще раз не дышите! Теперь дышите часто. Еще чаще! Вы что, быстрее не можете? Вот так…
Багровый Эдик работал, как поршневой насос.
– Теперь не дышите!
Эдик почувствовал, что поплыл. Ему вдруг стало хорошо и спокойно; в ушах стоял нежный мелодический звон, словно сотни серебряных колокольчиков вздрогнули вдруг.
– Что это вы такой слабый? – донеслось до него словно сквозь вату. – Вон побелели аж!
«Побелеешь тут», – с обидой подумал Эдик, пытаясь зацепиться за реальность.
– Все ясно, – четко сказала медсестра, – вчера вы приняли триста граммов «Жириновской» под малосольный огурец!
– Точно! – изумился Эдик. – А как вы догадались? Неужели видно?
– Работа такая, – рассеянно сказала медсестра и куда-то вышла.
Евстигнеев услышал, как она гремит банками и что-то бормочет себе под нос.
Наконец девушка вернулась, неся в руке литровую банку с темно-зеленой жидкостью. Жидкость тяжело колыхалась, и время от времени в ней вспыхивали ярко-желтые прожилки.
– Выпейте, – сказала медсестра строго, – перед уколами надо дезактивировать организм.
Эдик взял банку и обреченно посмотрел внутрь. Понюхав, он высунул язык и осторожно лизнул содержимое. Глаза его тут же разбежались в разные стороны, как испуганные тараканы.
– Горько! – пожаловался он.
– Естественно, – пожала плечами медсестра.
– А если я не выпью?
– Тогда не получите прививки. Да вы не бойтесь, у нас главврач это средство каждый день пьет. Как домой идти, так и пьет.
– Ну ладно! – решился Эдик и с мужеством отчаяния выдохнул воздух.
Пил он долго. И чем меньше жидкости оставалось в банке, тем круглее становились его глаза. Наконец он поставил банку на стол и тыльной стороной руки вытер позеленевшие губы. В животе у него довольно явственно послышалось шипение. Эдик беспокойно заерзал и начал оглядываться по сторонам.
– Туалет прямо по коридору, – не отрываясь от бумаг, сообщила девушка.
Эдик ринулся в коридор. Вернулся он тихий и ублаготворенный. На губах играла детская бессмысленная улыбка, руками он теребил край своей цветастой рубашки.
– Ну вот и хорошо, – вздохнула девушка, – теперь можно проводить вакцинацию. Десять уколов за сеанс.
– А не много? – забеспокоился Евстигнеев. – Смотри, Надька, не умори человека! Что ж так сразу-то? Сделай один, и хватит.
– Конечно, – обрадовался Эдик. – Хватит и одного. Зачем человека в решето превращать?
Медсестра задумалась.
– Ну ладно, – наконец решилась она, – хорошо. Уговорили. Сделаю один укол. Только будет немного больней… – и достала из стеклянного шкафчика здоровенный, рассчитанный, наверное, на быка, шприц.
Евстигнеев вывел Эдика на улицу и усадил на скамью.
– Отдышись, – сказал он участливо и уселся рядом.
Эдик медленно приходил в себя.
– Ты на меня зла не держи, – говорил Евстигнеев, срывая травинку и теребя ее в руках. – Не обижайся, что я тебя там, в администрации, приструнил. Сам посуди: врывается человек, машет палкой!
– Это я погорячился, – сказал Эдик, сглотнув сухую слюну, – тоже не прав был. Но силища у тебя, как у быка!
Евстигнеев загадочно усмехнулся:
– Экология у нас, брат, такая! Поневоле приходится быть в форме, иначе… К тому же и другие причины есть, – уклончиво добавил он. Не мог же Евстигнеев рассказать каждому встречному, что во всем этом заслуга камня чудес. Стоит проболтаться про волшебство, так повалят со всех концов страны, а кончится тем, что камень сопрут и будут использовать для каких-нибудь грязных дел! Поэтому Евстигнеев дипломатично пояснил: – Травы есть разные, цветочки… Они, например, очень способствуют.
Он хотел рассказать подробнее, чему способствуют травы и цветочки, но тут воздух наполнился почти неслышимым гулом, уплотнился, над соседним домом поднялся столб огня и рассыпался сухими фиолетовыми брызгами. В воздухе возникла летающая тарелка. Она висела, чуть-чуть покачивая серебристыми краями. Повисев с минуту неподвижно, она сделала скачок вправо и исчезла.
Евстигнеев хоть и насмотрелся, как взлетает космический корабль, но все равно не мог оторваться от этого зрелища. Это было очень красиво и таинственно. Он так увлекся, что не заметил, как Эдик вцепился ему в рукав.
– Это что за хрень?
– Сам видишь, – нехотя ответил Евстигнеев, – НЛО.
– Так надо же сообщить куда следует! – завопил Эдик. – Это же такое, блин, событие! Контакт!
– Зачем сообщать? – испугался Евстигнеев. – Толку от этого? А потом – рано. Не пришел еще срок, чтобы войти нам в Галактическое содружество. К тому же тарелка неисправная, ее наш главный механик до ума доводит. Видишь, обкатывает на разных режимах.
И действительно, тарелка снова завила над поселком, потом снизилась и на бреющем полете пошла в сторону магазина.
– Эх, мне бы такую, – завистливо выдохнул Эдик, – я бы на ней… Все мои друзья от зависти бы сдохли!
– Нет уж, пусть твои друзья живут и здравствуют, – возразил Евстигнеев. – Будет время – у каждого появится по летающей тарелке. А пока это можно сказать, экспериментальный образец.
Внезапно послышался немелодичный железный лязг, словно кто-то стучал половником о край кастрюли, и в конце переулка показалась внушительная фигура рыцаря в доспехах. Доспехи сверкали, как солнце, и Эдику показалось, что к ним приближается инопланетянин. Он хекнул и хотел было метнуться в кусты, но железная рука Евстигнеева схватила его за штаны.
– Не дрейфь, это Жора!
Несокрушимый, как сама судьба, Рыцарь Замшелого Образа стоял перед ними, сжимая в руках тяжелый меч.
– Приветствую тебя, храбрый рыцарь! – сказал Евстигнеев, поднимаясь со скамьи.
В непроницаемой глубине шлема зажглись два меланхолических глаза, и утробно-бочковой голос произнес:
– Приветствую вас, достопочтенные сэры! Сказано было мне оповестить тебя, сэр Евстигнеев, что благородное собрание состоится сегодня, не далее как через час, в доме нашего глубокочтимого друга сэра главного механика!
– А! Это хорошо, – сказал Евстигнеев, – как раз у меня к нему небольшое дело. Ты остальным-то сказал?
– Сэр Евстигнеев! Ты знаешь, как мне трудно передвигаться без машинного масла, – сообщил рыцарь, – но скоро, очень скоро я оповещу всех наших друзей.
Сказав эту фразу, он метнул в Эдика огненный взгляд, отсалютовал Евстигнееву мечом и двинулся дальше.
Когда железный скрип затих, Эдик уставился на Евстигнеева:
– У вас что, все жители такие чудные?
– А то, – приосанился Евстигнеев. – Мы особенные. Других таких, может, на всей земле нет!
Эдику хотелось ответить, что, мол, Евстигнеев крепко заливает, а что касается чудиков, то их хватает везде. Но сказать это он не успел, потому что аккурат в эту минуту над ними зависла летающая тарелка, и недолго думая Эдик рухнул в бурьян. Оттуда было гораздо удобнее вести наблюдения, а главное – не так страшно.
Опалив холодным фиолетовым огнем землю, неопознанный объект завис над Евстигнеевым на высоте нескольких метров. Раздался тихий стук, потом кто-то отчетливо произнес: «Заело, зараза!» – и наконец в распахнувшуюся дверцу высунулась голова Шлоссера.
Потряхивая остроконечной пиратской бородкой, главный механик закричал:
– Евстигнеев! Где тебя носит? Я уже весь поселок облетел! Давай садись, дело есть! – И тарелка медленно опустилась на землю.
Евстигнеев уже занес было ногу, но вспомнил о своем попутчике и остановился.
– Э! А где этот? Как его? Эдик, что ли?
– Кто там еще? – недовольно отозвался Шлоссер. – Никого нет.
– Ушел, наверно, – решил Евстигнеев, – ну и ладно. Доберется. Нас тоже кто только не кусал! – и захлопнул за собой дверцу.
Когда летающая тарелка растаяла в небе, Эдик выбрался из бурьяна и уселся на траву, выдирая из одежды жесткие колючки.
– Ну и ну! – пробормотал он. Затем достал пачку «Кэмела» и заметил, что руки дрожат. – Спокойно, спокойно, – сказал парень сам себе, прикуривая и с хрипом выдыхая дым. – И в самом деле – чертовщина! Скажи кому – не поверят.
Напротив Эдика остановился огромный, размером с небольшую собаку, рыжий кот. Он посмотрел на Эдика отчаянными желтыми глазами и беззвучно раскрыл рот.
– Что, киса, – сказал Эдик, – не скучно тебе здесь? Кот откашлялся.
– Дай закурить! – сказал он хриплым голосом и привстал на задние лапы.
– Что? – переспросил Эдик. – Нуда, к-конечно! – И протянул коту пачку. – Что-о?! – с ужасом повторил он через секунду, и ежик на его голове попытался встать дыбом. Отшвырнув пачку, словно это была гадюка, шеф взвыл и бросился бежать, не разбирая дороги, уже второй раз за этот день.
В минуту Эдик домчался до моста, сбежал вниз и уселся в кустах, переводя дух.
«Что творится, что творится! – думал он. – Все, как нес Кислый. Чертовщина с колдовством! Говорящие коты, черти и ведьмы».
Парень вынул из кармана золотую монетку с изображением дракона и задумался. Стало быть, братан, который рассказывал про здешние места разные небылицы, не врал и не двинулся умом! Стало быть, где-то здесь и впрямь прячется золотишко! Правильно он сделал, что приехал сюда, ох правильно! Теперь уже не было смысла тихариться, прикидываться отдыхающими.
Дрожащими руками Эдик достал из кармана миниатюрную рацию и нажал на кнопку.
– Серый, – сказал он севшим от волнения голосом, – это ты?
– Я, шеф! – ответил Серый.
– Вот что. Бери пацанов, все это чертово оборудование кидайте в машину и дуйте в село. Я вас буду ждать у моста. Ясно?
– Ясно, шеф. Все закинуть в машину и ехать в село!
– Действуйте! – сказал Эдик и отключил рацию.
«Теперь, главное, притулиться у какой-нибудь бабки и начать разработку по всем правилам. Кислый говорил о каком-то Лисипицине. Вот его и пустить в оборот. Эх, Кислого бы взять с собой! Он бы разом все мосты навел. Но брателло по кличке Кислый при одном упоминании о Калиновке терял сознание. Видать, сильно нервный. А как было бы здорово огрести золотишко! У них тут края непуганые, даже мента, и того нет!»
Эдик ошибался. Милиционер в деревне был. Плохонький и вдобавок страдающий раздвоением личности, но был. Правда, вот уж неделя прошла, как он отправился за грибами в лес, и с тех пор о нем не было ни слуху ни духу. Захар Игнатьевич, директор, об участковом не беспокоился.
– Места у нас тихие, – сказал он на планерке, – а милиционер Дуровой. Никуда он не делся. Либо в город сбежал, либо мозги проветривает.
Между тем Эдик до того размечтался, что едва не прозевал свою собственную машину. Он успел выскочить на дорогу в последний момент с криком:
– Стой, в натуре! Куда?
Сидевший за рулем Серый с испугу едва не вписался в пушку, но в последний момент вывернул руль и затормозил.
Шеф тяжело плюхнулся рядом. На заднем сиденье, тесно прижавшись друг к другу, потели Толян и Колян. Разместиться свободнее им мешало оборудование: два акваланга, резиновая лодка и три здоровенных осетра-мутанта, добытых при помощи подводного ружья.
Осетры были огромные, и один из них все время тыкался Серому в бритый затылок, целуя его в складчатую кожу полураскрытыми липкими губами. Серый злился, отпихивал наглую рыбину, а Колян и Толян балдели от удовольствия.
– Серый, дай ей в глаз! – пошутил Толян, сдерживая ухмылку.
– Я тебе сейчас дам! – пообещал Серый, и Толян заткнулся, зато захихикал Колян. Появление шефа внесло в их компанию видимость порядка.
– Короче, пацаны, все путем! Если не будем дураками, то рыжевье наше.
Это заявление произвело на братков глубокое впечатление. Они заткнулись и стали молча переваривать сказанное. Эдик вкратце описал свои похождения, выставив их в самом героическом свете.
– Нам надо затихариться, кой-кого найти и тряхнуть как следует! Останови здесь! Видишь, бабуля на нас пялится. Вот ее и опросим.
– А что спросим-то? – почему-то испугались братки.
– Деревня! – рассмеялся Эдик. – Спросим, у кого комнату снять можно.
«Мицубиси Паджеро» остановился возле бабки Маланьи.
Лучшего выбора они бы сделать не могли. Маланья держала весь Калиновский рынок в кулаке не хуже милиционера. Она отличалась отменным здоровьем и бесстрашием джентльмена удачи. Точнее – леди.
– Бабуля? – Эдик высунул в окно свою шишковатую голову.
– Что тебе, сынок? – кротко осведомилась Маланья, искоса поглядывая на лежащее рядом полено.
– Где бы квартиру снять? На недельку.
– Квартирку, говоришь? На недельку? – Бабка все еще поглядывала на полено, словно борясь с искушением проехаться суковатой дубиной по глянцевому черепу. И тут ее лицо просветлело. – За квартирку платить надо, – сурово заявила она.
– Да мы заплатим, нет проблем.
– Не знаю, не знаю… У нас чужих не любят. Вряд ли вы где место найдете. Разве что у меня. Так что, если есть желание, могу поспособствовать. Только вы уж цену назовите, а то грех старуху-то обижать.
– Ну что? – спросил Эдик, повернувшись к братве. – Годится?
– Годится! – легкомысленно заявили пацаны. После ночевки в палатке им страсть как захотелось в домашнюю обстановку. И чтобы все было по-деревенски, как в далеком-далеком детстве.
– Пятьсот за неделю! – сказал Эдик, демонстрируя Маланье щедрую улыбку. Маланья насупилась:
– Это что, рублей, что ли?
– А ты чего хотела? – заухмылялись братки.
– А коли так, поезжайте дальше. У нас нищим на паперти больше дают!
Эдик невольно засмеялся и почесал затылок.
– А ты сколько хочешь?
– Штуку! – сказала бабка, выпячивая вперед заросший жестким волосом подбородок. – Баксов, разумеется! А нет, так дуйте полегоньку, а я звякну по телефону куда следует! У нас браконьеров с ходу ловят!
Эдик понял, что въедливая бабка успела заметить убиенных осетров и, не ровен час, настучит в рыбохотнадзор. И тогда вся операция – коту под хвост. Эдик нахмурился, открыл дверцу и вылез наружу.
– Ты, бабуля, чего лепишь-то? – начал он, набычившись. – Ты фильтруй базар-то! Я ведь не посмотрю на то, что ты ста…
Он не договорил. Калитка тихо отворилась, и на улицу вышел четвероногий петух. Он ненавидящим взглядом уставился на бандита и поскреб правой передней лапой. Из-за своей четвероногости петух был похож на пернатую собаку.
При виде такого чуда природы Эдик замер, не произнеся больше ни звука, затем как загипнотизированный присел на корточки и уставился на петуха.
– Урод! – прошептал он восхищенно и ткнул в петуха пальцем.
Однако странная птица вместо того, чтобы убежать и спрятаться, раскрыла клюв, растопоршила крылья и недолго думая вспрыгнула Эдику на голову.
Все четыре петушиных лапы разом вцепились в лысый череп, сгребая кожу в глубокие тяжелые складки. Физиономия Эдика натянулась, глаза вылезли из орбит, рот оскалился, и он стал похож на ожившего мертвеца из фильма ужасов.
– Помогите! – горловым голосом завыл шеф, поднимаясь на ноги и растопыривая руки. Сидящая в машине братва окаменела от ужаса.
– Деньги! – сурово сказала Маланья и протянула к нему огромную мужицкую лапу.
– О-бо-бо-рзела! – прохрипел Эдик, пытаясь свести вместе окосевшие глаза. – От-тветишшь, в натуре!
Петух изогнул голову и посмотрел Эдику прямо в глаза, сверху вниз.
– Долбанет клювом, – сказала Маланья мстительно, – тогда не так запоешь! Без глаза-то оставшись!
– Баб… уля…
– Деньги?
– В кармане! – затрясся шеф.
Ни капельки не смущаясь, старуха обшарила детину и выгребла всю наличность.
– А вам что, особое приглашение? – нахмурилась она, глядя на братков.
Толян, Колян и Серый как по команде принялись рыться в карманах.
– Поживей! – торопила их бабка. – А то ваш командир, того и гляди, окочурится!
Собрав деньги, она сунула их в карман передника, даже не посчитав.
– Отомри! – сказала она петуху.
Тот протестующе заклекотал и забил крыльями, заехав Эдику в ухо.
– Отомри, а то жрать не дам! – пригрозила старуха, и петух, грязно ругаясь, соскочил с головы бандита. На черепе у того глубоко отпечатались следы куриных лап.
– За что? – всхлипнул Эдик.
– За то! – сурово пояснила Маланья. – А теперь неча тут рисоваться, загоняй машину.
Через минуту она уже показывала браткам предназначенную для них комнату. Комната была просторная и чистая.
– Спать будете на раскладушках, – заявила старуха, – столоваться у меня. И неча тут заливать, что, мол, отдыхать приехали! Я вашего брата за версту чую. Жулики вы! А потому сидите тише воды ниже травы! Чего там надумали – ваше дело. Но чтоб меня не подставлять, да и вам лучше будет. За жратву и квартиру считайте, что заплатили. А ежели какой совет нужон будет, так то за отдельную плату. Ясно?
– Ясно, бабуля! – миролюбиво сказал Эдик, поглаживая сморщенную голову.
– Вы, чай, с Лисипициным из одной банды, – предположила Маланья, глядя Эдику прямо в глаза. – Он себе тоже таких мордастых набирал в личную гвардию.
– Кхе-кхе! – закашлялся Эдик и отвел глаза.
– Вот-вот! Я так и подумала. Лисипицин нынче не при делах. Но кое-что я знаю…
– Это вы о чем? – Эдик сделал наивные глаза.
– А о том, – бухнула старуха. – Что я, не в курсе, что ли, что Евстигнеев полную кубышку золота в бухгалтерию сдал?
– Тише, бабуля, ти-ше! – простонал Эдик.
– Ладно, – сказала бабка, – мое дело – сторона. Но с вас – процент!
– Заметано! – закивали бандиты, отводя в сторону лживые глаза.
«Нам лишь бы узнать, где здесь золотишко водится, – подумал Эдик, – а уж там… А пока ничего не сделаешь, действительно, надо терпеть. Правильно тот брателло говорил – сумасшедшее село».
Костя подошел к дому Шлоссера позже всех, и калитка оказалась закрыта. Проклиная чрезмерную изобретательность главного механика, Костя попытался договориться с механическим запором. Договориться в прямом смысле этого слова. Механический запор был наделен зачатками интеллекта и вдобавок имел тяжелый, склочный характер.
– Сим-сим, – сказал Костя, – открой дверь!
– Чего? – сварливым бабьим голосом осведомилось устройство. – Всяким открывать – засов стешется.
– Сим-сим! – рассердился Костя. – Ты же меня знаешь! Открой, иначе я сам…
– Только попробуй, – зловеще процедил механизм. – Как две фазы пущу на ручку, так ты у меня запляшешь. Пароль давай!