Старухи сидели на лавочке и дружно щелкали семечки. От этого в воздухе стоял непрерывный шелест, словно неподалеку приземлилось небольшое облачко саранчи.
   Увидев приближающихся гостей, бабки разом спрятали семечки и заговорили о литературе.
   – Ты Толстого знала? – поинтересовалась одна.
   – А как же! – ответила Матильда. – Только никакой он не был толстой. Так себе, очень даже средний мужичонка, вот Достоевский, тот действительно был толстой!
   – Все ты путаешь! – возмутилась третья. – Достоевский еще худее был. Кожа да кости. Идет, бывало, бороденкой трясет, а у самого глаза мутные, чуть зазеваешься, а он тебя цоп за задницу!
   – Так то не Достоевский, – отмахнулась Матильда, – это Васька Кудыкин, он грузчиком работал, а потом уехал на Север. Завербовался.
   Евстигнеев откашлялся.
   – Здравствуйте, гости дорогие! – проворковала одна из старух. – С чем пожаловали?
   Матильда тоже хотела что-то добавить, но смутилась и прикрылась платочком.
   – Мы заезжие купцы, – торжественно начал Евстигнеев, – у вас есть товар, а у нас – покупатель!
   – Ах ты батюшки! – всплеснула руками Матильда. – Раз такое дело – прошу в избу, поговорим о цене.
   Она довольно быстро спроворила чай и, немного поколебавшись, выставила бутылку настойки. В бутылке плавали светло-фиолетовые хлопья неизвестного происхождения, а сама жидкость смутно напоминала об уроках химии в неполной средней школе.
   – Заветная! – сказала старуха, с жалостью посмотрев на бутылку.
   – Ветхозаветная, – поправил ее Евстигнеев, трепеща от одной мысли, что ему придется пробовать этот состав на вкус.
   Подумав немного и почесав квадратный подбородок, Матильда шмякнула на стол шмат сала килограмма на полтора, отмахнула от него несколько увесистых ломтей, подрезала хлеба и навалила все это на тарелку.
   При виде сала Крян непроизвольно дернулся и сложил тонкие лягушиные губы в дудочку. Все расселись вокруг стола. Старухи с интересом уставились на гостей, и у Евстигнеева от этих взглядов отчаянно зачесалась спина.
   «Выкатили зенки! – подумал он с неожиданной неприязнью. – Тоже мне, концерт нашли! Однако надо начинать…»
   – Итак! – рявкнул Евстигнеев, и бабки едва не попадали на пол. – Мы пришли к вам с миром! – Он простер руку над Матильдой, и старуха непроизвольно щелкнула челюстью.
   «Что я говорю?! – с ужасом подумал Евстигнеев. – Что несу? Не то надо, не так!»
   Нужно было выпутываться, и Евстигнеев выпутался. Не обращая внимания на оторопевшего Шлоссера, он продолжил:
   – Хотим ныне укрепить мы дружбу между двумя мирами, двумя, так сказать, Вселенными, и предлагаем нашего дорогого гостя и друга в мужья нашей Матильде! Вот он, жених! Мужчина в полном расцвете сил!
   – Точно так! – мягко подтвердил мелко трясущийся от волнения Крян. – Я есть многообразный специалист и крепко-сильный организм! Ты такой мягкий, теплый и красивый! Я тоже хочу так!
   Услышав такое своеобразное признание, старуха расчувствовалась и даже слегка прослезилась.
   – Куды мне! – махнула она рукой. – Стара я, уж и годов не считано, и силы не те! Вчера вон картошки-скороспелки накопала мешок, так еле доперла. А идти-то всего ничего, верст пять, не больше, да и картошки было всего шестьдесят кило…
   – Я тебе сильно помогать! – Крян вскочил и преданно стукнул себя кулаком в грудь. С потолка посыпалась мелкая известковая пыль. За стеной, в сарае, испуганно закудахтали куры.
   – Ахти, какой грозный! – прошептала одна из старух и мелко перекрестилась. – Ты уж, Матильдушка, лучше выходи за него, а то как бы чего не вышло!
   – Да уж! – вставил свое слово Шлоссер. – У меня прямое распоряжение от Захар Игнатьича! – И он помахал в воздухе сложенной вчетверо бумажкой. Старухи разом притихли.
   – Ну если так… – начала Матильда. – А, ладно, была не была! – Она разом отодвинула в сторону посуду и поставила руку локтем на стол. – Если перетянешь, выйду!
   – Армреслинг! – холодно констатировал Евстигнеев. – Ну, Кряша, не подведи!
   Крян уселся напротив, и старуха сгребла своей дланью маленькую лапку инопланетянина. Было похоже, что она зажала в руке несколько кленовых листьев.
   – Начали! – скомандовал Шлоссер, и на руках у Матильды взбугрились чудовищные мышцы.
   – Я должен сделать что? – осведомился инопланетянин. – Не пускать или повалить?
   – Повалить, естественно, – пожал плечами Шлоссер, – тут ничья не нужна.
   Матильда навалилась на руку Кряна всем телом, и дубовый стол стал потрескивать.
   – Элегантно не есть побеждать мадам, – изрек инопланетянин, – но если закон, тогда – вот! – И он без всяких усилий припечатал руку Матильды к столу.
   – Победил, победил! – захлопали в ладоши бабки. – Теперь женись!
   – Да ладно уж! – пробормотала разрумянившаяся Матильда. – Я согласна. Может, по рюмочке?
   – Ни в коем случае! – замахал руками Евстигнеев. – Теперь вам кольца нужны. Прошу всех закрыть глаза, сейчас будет сюрприз!
   Бабки дружно зажмурились, Евстигнеев выхватил камень и гаркнул:
   – Всем кольца по размеру!
   Полыхнул неяркий золотистый свет, окружающие ахнули. У всех присутствующих на всех пальцах, включая и пальцы ног, сверкали золотые кольца.
   – Идиот! – прошипел Шлоссер. – Когда работаешь с камнем, нужны точные формулировки!
   – Это подарки от инопланетного разума! – нашелся Евстигнеев и, улыбнувшись в сторону оторопевшей невесты, добавил: – Объявляю вас мужем и женой!
   – Официальная запись состоится в сельсовете в любое удобное для вас время, – добавил Шлоссер. – А нам пора, и так уж засиделись.
   Друзья пошли к выходу. Крян тоже потянулся было за ними, но Матильда поймала его за рукав:
   – А ты куда? Поможешь посуду вымыть. Или нет. Я вымою сама, а ты вот вынеси-ка поросятам. – И она вручила новобрачному здоровенную бадью, прикрытую чугунной крышкой.
   – Вот и кончилась холостяцкая жизнь Кряна! – сказал Евстигнеев, выходя на воздух.
   – Может, ему только этого и надо, – пожал плечами Шлоссер. – Глядишь, остепенится, а там определим голубчика на работу!
 
   Таким образом, судьба инопланетянина была решена. А когда на небо высыпали первые звезды, в переулке показалась кургузая фигура Эдика. На нем был просторный спортивный костюм, который делал бандита похожим на пингвина-переростка. Эдик шел настороженно, стараясь держаться в тени. Это было довольно трудно, потому что изо всех окон на улицу лился яркий свет, горели фонари, а на лавочках возле домов сидели тесные компании.
   Порой где-то в глубине двора вспыхивали сигаретные огоньки и, описав в воздухе замысловатые кривые, замирали. Эдик искал дом главного механика и шел, руководствуясь чутьем. Он был уверен, что оно его никогда не подведет. Время от времени Эдик принюхивался, настороженно озирался и двигался дальше. Братков он оставил дома, чтобы не испортили важного дела, а сам потихоньку смылся, сказав, что идет на рекогносцировку.
   Братки не знали, что означает это страшное слово, но сделали вид, что понимают, и важно закивали головами. Даже Серый кивнул, хотя ему из-за длинношеести этого бы делать не следовало. В результате он громко стукнулся лбом об столешницу и злобно заплакал.
   – Где-то здесь, – шептал Эдик, – где-то рядом! Я чую… – На самом деле он чуял запах подгорелых шкварок из кухонного окна Полумракова – и шел как по азимуту, пуская длинные слюни.
   – Доброго здоровьица! – послышался вдруг утробный бас, и Эдик увидел прямо перед собой мужичка в шапке-ушанке и в детской цигейковой шубе. Впрочем, мужичонка и сам был невелик ростом и доходил Эдику только до пояса. У шибздика была пшеничная, лопатой, борода, хитрющий вид и горящие глазки.
   «Вовремя недомерок попался, – вяло подумал Эдик, – сейчас я у него спрошу…»
   – Мне это… главный механик нужен, – сообщил браток, – ищу я его!
   Коротышка скорчил испуганную гримасу и зашептал:
   – А зачем он тебе, не к ночи будь помянут? Не советую! Мужик он лихой, чистый черт! Если кто ночью ему попадется, домой к себе тащит! Экспериментирует! Страсть! У нас половина села из-за него по фазе сдвинулась, а у другой половины крыша съехала, вот!
   – А что, нормальных совсем нет? – спросил Эдик, уловив в словах мужичка некую несообразность.
   – Нету! – зашептал коротышка. – Кто нормальный остался, так прячется, в подполе сидит, а кто и в леса подался, да. Потому как Шлоссер если увидит, что нормальный идет, так он его сразу к себе и там начинает в мозгах копошиться, проводки вставляет, антенны разные… Да ты разве не в курсе? Ай-яй-яй!
   – Как же быть-то? – автоматически спросил Эдик.
   – Как быть, как быть. К нормальным итить! Мало их, но есть! Я вот, например! – Мужичок осклабился, гордо выпятив грудь и задрав кверху пушистую бороду. – И окромя есть. Ты, чтобы в уме не повредиться, с нами дружбу води!
   В мозгу Эдика что-то щелкнуло и коротнуло, словно перегорел какой-то предохранитель. Эдик обалдело уставился на карлика:
   – А ты это… То есть вы поможете мне одно дело провернуть? Отвечаю, в долгу не останусь!
   – Поможем! – ухмыльнулся мужичок, для убедительности добавив: – Век Эллады не видать!
   Эдик удивился было такой фразе, но тут из темноты вынырнуло еще несколько таких же малышей. Они уставились на братка красными немигающими глазами. Завидев такую компанию, Эдик хотел было задать стрекача, но ноги его словно приросли к земле, а сам он помимо своей воли пробормотал.
   – Рад познакомиться. Эдик!
   – Шмыга! – ухмыльнулся первый коротышка.
   – Гига, – сказал другой.
   – Фига! – подмигнул третий.
   – А меня зовут Барыга! – сообщил четвертый мужичок и, ухватив Эдика за штаны, поволок его к реке.
   – Я не хочу-у! – выдавил из себя бандит, шагая походкой робота.
   – Захочешь! – хихикнул кто-то.
   – Не бойся, мы тебя развлечем, – пообещал Барыга, продолжая тащить Эдика.
   – Век не забудешь! – подхватил Гига.
   Как назло, улица впереди была пуста, и вскоре они оказались возле завода. Эдик похолодел. Над козырьком показалась голова обезьяны и испугано ойкнула. Барыга погрозил голове кулаком и втолкнул Эдика в какую-то подсобку. Вспыхнул слабый электрический свет.
   – Вот мы и на месте! – сказали мужички, устраиваясь вокруг замызганного стола. – Присаживайся, в ногах правды нет.
   – А где она есть, правда-то? – захихикал Шмыга.
   – Правда в картах, – весомо произнес Барыга и вытащил из кармана засаленную колоду. – Перекинемся?
   – Давай! – хриплым голосом сказал Эдик, чувствуя, что утратил всякую способность сопротивляться течению событий.
   – На деньги, – прищурился Барыга.
   – У меня нет… – растерялся Эдик, похлопав себя по карманам.
   – Есть, есть! – пропищал Гига. – В кармане у него золотой! Давай, не жадничай, не по-пацански это!
   Обалдевший Эдик вытащил из кармана золотую монету.
   – Это дело! – сказал Барыга и извлек точно такую же. – Моя ставка.
   – И моя! – сказал Шмыга, также швырнув монетку. Гига и Фига тоже извлекли по золотому.
   – Сдавай!
   Шмыга, лукаво подмигивая и ухмыляясь, быстро сдал карты.
   – А во что играем-то? – просипел Эдик.
   – В очко! – заявил Барыга и принялся считать. – Двадцать одно! – сказал он, победно оглядевшись.
   – Двадцать, – грустно сказал Шмыга.
   – Девятнадцать, – вздохнул Фига.
   Все поглядели на Эдика. Эдик раскрыл карты.
   – Одиннадцать… – сказал он севшим голосом.
   – Бывает! – похлопал его по плечу Барыга. – Еще конок?
   – Денег нет, – пожал плечами Эдик и беспомощно огляделся.
   – А мы в долг поверим! Поверим, пацаны? Под запись, а?..
   – Поверим! – закивали головами карлики.
   Барыга извлек откуда-то авторучку и листок бумаги.
   – Распишись, чтобы все было по правилам.
   Эдик тупо повиновался, и игра началась.
   Братку сразу повезло. Он выиграл кучку золотых, поставил снова и снова выиграл.
   – А он везучий! – захихикал Шмыга.
   Эдик выиграл в третий раз. Дрожащими руками он пересчитал золотые. Ставки все время удваивались, и потому кучка стала весьма внушительной.
   – На все! – зажмурившись, сказал Эдик. – Кто будет сдавать?
   – Ты и сдавай, – ухмыльнулся Барыга. Эдик медленно сдал карты.
   – Двадцать одно! – объявил Гига и выложил карты на стол.
   Эдик заглянул в свои и похолодел. У него было всего пятнадцать очков. Он раскрыл рот.
   – Можешь взять еще одну, – любезно предложил Барыга.
   – Но это же против правил! – возмутился Гига.
   – Заткнись, пусть возьмет.
   Все замерли. Наступила тишина. Эдик вынул дрожащими руками карту и раскрыл ее. Туз червей!
   – Перебор! – захохотали мужики. – Ерунда, не расстраивайся. Бывает! Еще конок?
   Сыграли еще кон. И еще… После очередного кона Эдик посмотрел на листок со своим долгом и начал медленно сползать со стула.
   – Чего это он, мужики? – снова захихикал Шмыга. – Может, потерял чего?
   Эдика водрузили на место.
   – Ну что, отыгрываться будешь? – спросил Барыга. – Или как? Расплатиться бы надо!
   – Сколько это… – спросил Эдик, заплетающимся языком. – По курсу…
   – Да сущие пустяки, – махнул рукой Барыга, – сто штук зеленых! Ну для тебя-то это пустяк!
   – Сто штук? Зеленых?! – повторил Эдик и снова попытался потерять сознание. – Это нечестно!
   – Нечестно?! – Барыга неожиданно вскочил на стол и сунул под нос Эдику бумажку. – Подпись твоя? Твоя! Не найдешь деньги, пеняй на себя!
   – В порошок разотрем! – потянулись к нему руки.
   – С костями съедим!
   – Голову отрежем! Отдадим на съедение Горынычу! Зальем ноги цементом и сбросим с моста в Калиновку!..
   Эдик увидел перед собой горящие как уголья глаза, торчащие бороды, скрюченные пальцы… Утробно ойкнув, он вскочил на ноги, перепрыгнул через стол и рванулся к двери.
   – Сроку тебе – три дня! – донеслось до него. – Иначе смотри!..
   Выскочив на улицу, Эдик помчался, не разбирая дороги. Он бежал, охваченный древним иррациональным ужасом, пока не ткнулся носом в чью-то широкую грудь. Отскочив, хотел было снова продолжить свой путь, обрастая по дороге новыми страхами, но тут, к своему счастью, поднял глаза и увидел невозмутимого Евстигнеева, а рядом с ним человека с пиратской бородкой, высокого и худого как жердь.
   – Ай-ва-вай! – сказал Эдик, подпрыгивая и тыча пальцем назад. – Авав! Вав, ававав!
   – Это что это с тобой? – нахмурился Евстигнеев. – Неужели укол так подействовал? Или все-таки Потапыч? Вот видишь, – повернулся он к Шлоссеру, – человека утром укусил медведь, а к вечеру он уже спятил. И никакая медицина не помогла!
   – Да не спятил я! – наконец-то отдышался Эдик. – На меня напали! Какие-то мужики! Маленькие такие, а ухватистые! Играть заставили в карты. Еле вырвался, во!
   – Маленькие? – прищурился Шлоссер. – Бородатые такие?
   – Во-во! – закивал головой Эдик. – Они! Бомжи какие-то!
   – Э, нет, – сказал Шлоссер, покачав головой, – не бомжи! Это домовые из пластмассового цеха. И много ты им проиграл?
   – Сто штук баксов! – как на духу признался Эдик.
   – Приличная сумма. А расписку давал?
   – Давал!
   – Плохо дело. Значит, придется отдавать…
   – А если закосить?
   – Карточный долг – дело серьезное, – заметил Шлоссер, – а заводские домовые – парни лихие. Им ведь закон не писан! Где хочешь достанут и с костями съедят.
   – Как это? – не поверил Эдик. – Так не бывает!
   – Ну не в буквальном смысле, конечно. Разорят. По миру пустят. Удачу отнимут, и вообще… Да у тебя ж деньги есть, отдай – и все дела.
   – Сто тонн баксов! – ужаснулся Эдик – Откуда я их возьму?
   – Ну не знаю, – пожал плечами Шлоссер. – Дело твое. Играть не надо было.
   – Они меня заставили! – застонал Эдик. – Гипнозом, век свободы не видать!
   – Это недоказуемо, – вмешался Евстигнеев. – И в конце концов, не так уж велика сумма. Ты здесь надолго? Ну так, может, повезет: клад найдешь! Здесь с древних времен кладов знаешь сколько зарыто? Не сосчитать!
   – Ты человека с пути не сбивай! – строго сказал Шлоссер. Он внимательно посмотрел на Эдика и покачал головой. – Не видишь, парня всего трясет. Нака, хлебни! – И он протянул плоскую фляжку.
   – Спирт? – с надеждой спросил Эдик.
   – Ха! – сказал Шлоссер. – Буду я с собой спирт таскать! Тут кое-что получше. «Громовержец»! Настойка особого назначения. Пей, только дыхание держи.
   Эдик выхватил из рук Шлоссера фляжку, в три глотка осушил ее… и тут же застыл как изваяние. Шлоссер взял у него фляжку.
   – Ишь как забрало! – позавидовал Евстигнеев. – Помню, первый раз меня тоже хорошо проняло. Эй, расслабься! – Он ткнул пальцем окаменевшего Эдика.
   – Ке-кере-ке-ке! – произнес Эдик, не разжимая челюстей.
   Внезапно глаза его вспыхнули беловатым огнем, волосы под майкой зашевелились и встали дыбом, отчего шеф сразу потолстел. Попытались встать дыбом волосы и на голове, но, поскольку Эдик был брит наголо, зашевелились только корни волос, отчего по лысине пошли волны наподобие цунами.
   – Привилось, – добродушно сказал Шлоссер, наблюдавший за Эдиком. – Сейчас отпустит…
   И в самом деле. Через минуту Эдик расслабился и глубоко вздохнул.
   – Вот это да! – сказал он. – Крепкая вещь! Забористая. Наверное, двойной перегонки?
   – Ни капли спирта, – строго сказал Евстигнеев. – Чистое растительное сырье!
   – Значит – дурь, – убежденно заявил Эдик. – Травка! Я так и подумал!
   – Он решил, что это наркотик, – улыбнулся Шюссер.
   – Вижу, – кивнул Евстигнеев и, повернувшись к Эдику, сказал: – Это не наркота. Это что-то вроде кофе или чая. Бодрит. Прочищает мозги. Тонизирует…
   – Точняк! – воскликнул Эдик. – Все прочистило! Вместе с мозгами! Здорово-то как!
   – Вот теперь ступай домой, – сказал Шлоссер, – и больше домовым не попадайся, не то совсем пропадешь.
   – Мне не домой надо, – неожиданно вспомнил Эдик. – Я главного механика ищу.
   – Главного механика? – переспросил Шлоссер. – Так это я! А что случилось? А… ты, наверное, по поводу вживления телевизионной аппаратуры в голову? Чтобы программы прямо в башку принимать? Это завтра.
   – Нет! – тихо сказал Эдик. – У меня конфиденциальный разговор!
   Шлоссер почесал затылок:
   – Ненадолго? Время-то уже за полночь!
   – Минут пятнадцать, – сказал Эдик. – Зуб даю!
   – Ну хорошо, – кивнул Шлоссер, – пойдем ко мне.
   Подойдя к дому, Шлоссер свистнул, и калитка немедленно распахнулась. На пороге стояло манекеноподобное существо и помахивало суковатой дубинкой.
   – Гаврила слушайся! Гаврила открывай! Сахарок дай!
   – Держи, – сказал Шлоссер, проходя во двор. Эдик ринулся следом. Гаврила с сомнением взвесил в руке дубину, но гостя пропустил.
   Эдик зашарил глазами по двору и тут же обнаружил летающую тарелку. От аппарата исходило чуть заметное фиолетовое свечение.
   – Не обращайте внимания, – сказал Шлоссер. – У меня здесь много всякого разного. Работа такая.
   – Вижу! – кивнул Эдик, облизываясь длинным шершавым языком.
   Шлоссер прошел на кухню. Эдик и Евстигнеев – вслед за ним.
   – Синхронизатор перегрелся, – объявил Шлоссер, открывая какую-то дверь и громко щелкая невидимым прибором. – Вы как к радиации относитесь?
   – Не знаю! – пожал плечами Эдик.
   – Ну и хорошо. Ни к чему такие вещи знать, – обрадовался механик. – Меньше знаешь, крепче спишь. Скажи я вам, что вы хватанули супердозу, так вы потом и не заснете.
   – А я что, хватанул? – побледнел Эдик, медленно поднимаясь со стула.
   – Чепуха! – махнул рукой Шлоссер – «Громовержец» пил? Значит, все в порядке! Подумаешь, пятьдесят рентген!
   – Скажите, а это много? – забеспокоился Эдик. – Я слышал, что радиация сказывается на мужском достоинстве!
   – Сплетни, – лениво возразил Евстигнеев. – На мужском достоинстве сказывается женское непостоянство.
   – Не понял? – сказал Эдик.
   – Это сложный вопрос, – пояснил Евстигнеев, – сразу не разберешься.
   – Радиация полезна, – вмешался Шлоссер, – она как фосфор. От нее организм светится. Получается экономия электроэнергии. Лампочки не надо.
   – Ну в смысле экономии, это я согласен, – кивнул Эдик, – но здоровье-то портится!
   – У современного человека, живущего в двадцать первом веке, не должно быть здоровья, – заявил Шлоссер. – Впрочем, и нездоровья тоже. Нужна функциональность!
   – Это как у робота, что ли? – догадался Эдик.
   – Правильно мыслишь! Какое у робота, к черту, здоровье? А живет себе и ни на что не жалуется, потому что болеть нечему.
   Шлоссер снова прошел в подсобку. Через минуту оттуда донесся его недовольный голос:
   – Все равно ускоритель греется, а выключать нельзя!
   – Подай охлаждение, – предложил Евстигнеев.
   – Точно! – обрадовался Шлоссер. – Тащи шланг!
   Евстигнеев сбегал в сарай за шлангом, один конец надел на водопроводный кран, другой просунул в подсобку.
   – Включай! – скомандовал Шлоссер.
   Евстигнеев до отказа отвернул вентиль. Из шланга на пол начала капать вода. Евстигнеев залепил дырку пластырем и крикнул:
   – Порядок!
   – Сам вижу, что порядок, – проворчал Шлоссер, возвращаясь на кухню. – Вовремя мы с тобой – если бы ускоритель проработал всухую еще час, представляешь, что было бы?
   – А что? – поинтересовался Эдик.
   – Об этом лучше не распространяться, – скромно сказал Шлоссер, – одно скажу: нашей планете такие катаклизмы не нужны!
   Эдик невольно поежился. «Точно – психи! – подумал он. – И правильно домовые сказали… Тьфу!» – Он некстати вспомнил домовых и схватился за голову.
   – У вас что, эксперимент? – через минуту поинтересовался он.
   – У меня там кухня, – сказал Шлоссер. – Ужин готовится. Рагу на быстрых нейтронах. Ты лучше скажи, чего я тебе понадобился?..
   – А! Точно! – оживился Эдик, но тут же и погрустнел.
   – Ну-ну?
   – Я по личному вопросу… А курить у вас можно? – Эдик опасливо огляделся.
   – Пожалуйста! – сказал Шлоссер. – Мне все равно. Меня уже давно ничего не берет.
   – А радиация?
   – Вот из-за радиации и не берет! – твердо заявил Шлоссер.
   Он придвинул к Эдику банку из-под «Несквика». В банке лежал сгорбленный окурок с характерными следами кошачьего прикуса.
   Эдик нервно чиркнул спичкой и глубоко затянулся.
   – Дело в том, что…
   Он не договорил. Откуда-то на стол запрыгнул здоровенный рыжий кот. Мазнув Эдика пушистым хвостом по лицу, он коготком извлек из пачки сигарету и хрипловатым голосом попросил:
   – М-не… Позвольте прикурить!
   – Йес! – неожиданно для самого себя произнес Эдик, не сводя с кота глаз. – Я все понял. Это тоже – радиация.
   – Какая тебе, к черту, радиация? – обиделся Антуан. – Разуй глаза, я конкретный пацан!
   – Ты? Пацан? – удивился Эдик, не замечая, что Шлоссер и Евстигнеев давятся от хохота.
   – А что, незаметно? – ехидно осведомился кот.
   Эдик стушевался.
   – Да нет, все путем, – сказал он и щелкнул зажигалкой.
   – Мерси, – сказал Антуан, грассируя, как коренной парижанин.
   – Боку! – автоматически ответил Эдик.
   Кот фыркнул, рассыпая искры.
   – Это Антуан! – сказал Евстигнеев.
   – Пацан? – уточнил Эдик. – В смысле, кот?
   – Так и сквозит этот вечный человеческий расизм! – обиделся Антуан. – Ты вот, к примеру, любишь колбасу?
   – Люблю! – облизнулся Эдик.
   – А шансон любишь?
   – Это рыба такая? – уточнил Эдик. – Не, рыбу не люблю. Особенно головы.
   – Ну вот! – развел лапами Антуан. – И кто из нас, спрашивается, кот?
   – Так какое дело-то? – напомнил Шлоссер.
   – Дело? Ах да! Мне сказали, что у вас есть летающая тарелка. Это правда?.. Ведь шутка, да?
   – Почему шутка? – удивился Шлоссер. – Вы же ее сами только что видели.
   – Тогда у меня такое предложение… – Эдик достал носовой платок и промокнул вспотевший лоб. – Пролайте ее!
   – Кранздец! – заявил Антуан и многозначительно покрутил лапой у виска. Евстигнеев с любопытством глянул на Шлоссера, но тот остался спокоен, как человек механического склада души.
   – Я не ослышался? – переспросил он, слегка наклоняя голову. – Только что вы попросили меня продать вам инопланетный транспорт, в просторечии именуемый «тарелкой»?
   – Ага! – сказал Эдик. – Я хорошо заплачу. Мы ее оформим как автомобиль. У меня знакомые в ментовке есть.
   – Н-да!.. – Шлоссер озадаченно посмотрел на Эдика. – Дело это пустое и ненужное. Во-первых, тарелка принадлежит Галактической полиции, а здесь она просто на ремонте. И отвечает за нее лицо инопланетной национальности. А во-вторых, зачем она вам? Возбуждать нездоровый интерес? Да и опасно, знаете ли! Скорость у тарелки огромная, чуть не справился с управлением – и каюк! Только обгорелые сандалии останутся. А потом на вас натравят шпионов, агентов всяких… Они вас укокошат в два счета, но сначала будут долго и больно пытать. Это пока тарелка здесь, в нее никто не верит. Но стоит вам прилететь в город, и такое начнется…
   – О-о! – мечтательно произнес Эдик и закатил глаза. – У моего кореша Гиви есть американский вертолет «Апачи». Дрянь вертолетишко, между нами говоря! А если он увидит у меня такую штуку… – Эдик причмокнул и закачался на стуле. – Мне денег не жалко, – продолжил он, – я как за вертолет заплачу. Вы на эти деньги… Да на эти деньги всю деревню можно отстроить заново!
   Шлоссер пожал плечами:
   – Деньги и для нас не проблема, если уж на то пошло.