Страница:
Якш и сам не понял, почему, избавившись наконец от уже окончательно охмелевших торговцев, он не отправился с бойкой служаночкой на поиски душистой горы благовоний, а увязался за беспрерывно болтающим историкусом, заткнуть которого не могла никакая сила, может быть, даже смерть не могла.
«Вот умрет он когда-нибудь и попадет к ихнему человечьему Богу, — ни с того ни с сего подумал Якш, и ему стало жаль человечьего Бога. — Этот ведь болтун никакой там Божьей воле внимать не станет. Зато Богу в точности сообщит все, что только можно узнать о способах заточки клинков и многом другом в том же роде! Вечности ему как раз хватит, чтоб как следует наговориться. Или все-таки не хватит? Так или иначе, а Богу и словечка вставить не удастся, это уж точно! Никакое всемогущество не поможет».
И с какой радости Якша за ним потянуло? Неужто так напился? Разочаровал бедную девочку. Едва ли она ему в следующий раз так улыбнется. Спасибо еще, если кружку пива в рожу не кинет. И ведь будет права. Тоже мне — герой-любовник! Напился и ушел с каким-то треплом! И почему, собственно?
Быть может, потому, что несносный историкус действительно неплохо разбирался в оружии, да и о металлах знал не так мало. Для человека — просто поразительно много знал. Якшу давно не доводилось побеседовать с кем-то о мастерстве. О родном, любимом, привычном для гнома мастерстве. Давно ему не встречался хоть кто-то, знающий эти вещи. Ох уж эти мне человечьи кузнецы с их дикими представлениями о собственном ремесле! А тут, наконец, тот, с кем и в самом деле можно поговорить. Правда, он тарахтит беспрерывно и ни словечка вставить не дает, но это не беда, свои реплики Якш и потом произнести может, хоть бы и на сон грядущий, хоть бы и в полном одиночестве, а вот чужих ему взять неоткуда, вот он и хватает, пока дают, чем больше — тем лучше, редкий это товар в верхнем мире, господа, ой какой редкий. Прознали б про это те же упившиеся господа торговцы — с руками бы оторвали, по словечку беседу распродавать стали бы, да только где им понять, для этого гномом уродиться нужно либо господином историкусом. Так-то вот. А служаночка… Да ладно, подождет служаночка, а вот интересно, что уважаемый коллега знает о потаенных гномских сплавах? Что, в самом деле? Ну-ка, ну-ка…
Проснулся Якш невесть где. Косые лучи солнца, пробиваясь сквозь узкую щель, попадали ему прямиком в левый глаз. Якш закрыл его и постарался осмотреться правым. Голова немилосердно болела, поворачивать ее приходилось осторожно, но через некоторое время он все же установил, что находится в круглом зале, с пола до потолка увешанном и уставленном оружием самого разного рода. Рядом послышался стон, и Якш обернулся на звук. Со стола, заваленного бумагами, подымал растрепанную голову вчерашний знакомец.
— А, историкус… — сказал Якш.
— Коллега… — прохрипел тот. — Ничего. Тут вчера… где-то оставалось…
— Пиво? — вопросил Якш, хотя к чему тут вопросы, тут пить надо, а не спрашивать, особенно когда так и кажется, что голова вот-вот отпадет.
Из-под стола выбрался еще один историкус, любитель пива. Еще один просто вошел в дверь. Вместе с кувшином пива вошел. Вот так. Теперь Якш и их вспомнил. И все, о чем они вчера говорили, — тоже. Этакий маленький кусочек счастья для одного старого гнома. Пиво и болтовня о любимом деле. Все ясно. Он в замке маркиза Нортхэмптона, страстного коллекционера оружия, пригласившего к себе на службу аж трех выпускников Марлецийского университета, дабы его оружейная коллекция была и в самом деле научно-организованной коллекцией, а не просто свалкой дорогущего железного лома. Хороший человек маркиз. Жаль, что его нет дома. Ну да что поделать — занятой человек, на королевской службе как-никак.
— Наливай! — сказал один из историкусов, и пиво полилось в кружки.
А за пивом почему бы и не поболтать? О способах закалки, например. Или…
Вот тут-то чудеса и шагнули вперед, словно опытный фехтовальщик, плавно и незаметно сокращая дистанцию.
— А я вам, коллега, сейчас такую вещь покажу! — бормотнул один из историкусов.
— Какую же?
— А вот человечью работу, да не хуже гномьей!
— Вот как? Любопытно взглянуть. По правде говоря, не слишком-то верится!
«Совсем не верится, вот только не оскорблять же хозяев!»
— А вот, извольте взглянуть, коллега!
И Якш задохнулся от удивления, глядя на оказавшуюся в его руках секиру.
Да разве такое бывает?
Да разве может быть?
«Как же вы не замечаете, люди?!»
— Я был не прав, — тихо сказал Якш.
«Ох, как не прав!»
Эх, вы, люди, слепые вы бестолочи! Тоже мне — историкусы! Умники, одним словом!
«А вот извольте обратить внимание, наша человечья работа, а не хуже гномьей!»
«Есть чем гордиться. Всем секирам секира!»
Да разве в томдело, что не хуже гномьей?
Да разве в том, что кузнец — мастер из мастеров, и гномам бы самим не худо у него поучиться?
Что ж вы, историкусы несчастные, до главного-то не Докопались? Где ж ваши глаза, уважаемые? Да ведь слепому же видно! К чему тогда вся ваша книжная историческая премудрость, если вы главного не поняли?
Да разве вы не видите, чьяэто секира?
Да разве вы не знаете, чьируки ее держали?
Что ж это вы так оплошали, господа хорошие?
А маркиз ваш куда смотрит? Тоже мне — рыцарь, воин из рода воинов!
Якш вздохнул.
Может, он слишком многого от них хочет? Ведь это он воочию видел руки, которые ее держали. Ведь это ему доводилось говорить с тем, для кого она была создана, кому служила верой и правдой до самого конца и лишь в посмертие с ним не отправилась — потому что нужна здесь. И не для того, чтоб валяться на пыльной полке или ржаветь на подставке. Не здесь ее место.
Не здесь.
Якш узнал секиру сразу. Не мог не узнать потрясающее творение одного из лучших человеческих кузнецов, созданное для одного из величайших королей Олбарии. Быть может, самого величайшего.
Якш уже хотел открыть рот и как следует огорошить недотеп историкусов нежданным экскурсом в ту самую историю, о которой они по роду своих занятий должны бы побольше его знать — эк у них у балбесов челюсти-то поотвиснут! — но тут чьи-то незримые ладони легли на его руки, держащие секиру, и все готовые сорваться с языка слова проглотились сами собой.
Потому что коснувшиеся его незримые руки принадлежали секире так же, как она принадлежала рукам. Потому что он понял, чьи это руки, а когда понял — увидел глаза.
Из ничего соткалось бледное лицо.
— Передай ее, — беззвучно произнесли бесплотные губы, и секира потяжелела в руках.
— Время самое подходящее, — добавил Эдмунд Доаделлин, повернулся и исчез, лишь метнулся напоследок, словно от сильного ветра, наискось выплеск плаща, словно взмах меча или крыло стремительной птицы, дохнуло морем и земляничной поляной в жаркий солнечный день.
Якш посмотрел на историкусов.
Видели?
Нет.
Слышали?
Опять — нет.
Неужто объяснять придется?!
Объяснять?
Попробуй тут — объясни!
«Передай ее!»
Хорошенькое дело — передай. Возьми вот и передай.
А как?
Это не его собственность. Не его.
Но и не их. Это тоже правда. Секира принадлежала, принадлежит и будет принадлежать лишь одному — Эдмунду Доаделлину… или тому, кому он сам захочет ее передать, а не этим остолопам от науки, паладинам музейной пыли, которые ее и от земли-то с трудом отрывают!
А передать-то ее кому?
Ау, Эдмунд, ты бы мне не о времени, ты бы мне о человеке хоть что-нибудь поведал.
Просьбу мертвеца, особенно если это король, да еще такой король, как Эдмунд Доаделлин, ясное дело, необходимо выполнить, вот только как?
Ох, уж эти мертвые! Нет бы прямо сказать, что, кому, как и когда! Может, им, конечно, и кажется, что все понятней понятного, с их посмертной мудростью трудно, наверное, опуститься до обычного сознания и сообразить, что тут такого может быть загадочного, сказано же: передай и все, а уж кому там передать, и вовсе говорить не стоит, ясно же, кому, другого кандидата просто нет и быть не может, вот только как же быть живым, оные наказы получившим, а посмертной мудростью в силу некоторых причин все еще не обладающим?
Якш вздохнул.
Ох, уж эти, с позволения сказать, покойнички! Один на вопрос, как на скрипке играть научиться, отвечает: «Тележку толкай!», другой просто бросает: «Передай ее!» и уходит, а дальше сам догадывайся.
Одно, по крайней мере, и в самом деле ясно — кому бы ни было нужно передать секиру, во всяком случае, не этим господам историкусам. Она и без того у них сколько лет провалялась. Им даже говорить ничего нельзя. Эдмунд не велел. Стоило только рот открыть — он так за руки взялся, что рот сам собой захлопнулся. Он хоть и не сказал ничего, но и без того ясно. Когда такие, как Эдмунд, чего-либо хотят или, наоборот, не хотят, им необязательно сообщать это окружающим. Те и без того угадывают высочайшую волю. Потому что она есть, эта воля. Якш и сам так умеет. Умел. Больше не умеет, потому что — зачем? К чему бродячему кузнецу и ремесленнику такие бесполезные навыки? Но он ничего не забыл и получше многих способен ощутить могучий посыл чужой воли.
Было б чего так орать, Доаделлин… я ж не глухой. Отнесу твою железяку, отнесу. Не трудно ведь. И передам, само собой, мне она все едино несподручна, а коль понадобится — сам себе скую, не хуже этой. Знать бы еще, куда нести да кому передавать. Вот это ты зря не сказал. Может, еще скажешь? Ладно. С этим успеется. А пока… да, это, наверное, и есть самое смешное.
Тебе смешно, Эдмунд?
Обернись, я хочу почувствовать твою улыбку!
Потому что придется, видать, бывшему владыке сделаться вором и разбойником. Придется, потому, как если он прямо сейчас, как того потребовал Эдмунд, унесет его секиру подальше от этих канделябров от науки и масляных ламп знания, выйдет, что он ее украл. Все будет выглядеть так, будто он честных людей ограбил.
А что делать, господа? Что делать?
Дожидаться хозяина коллекции? Пытаться что-то ему объяснить? Ну хорошо, допустим даже, что он и в самом деле поверит в то, чья это секира, допустим. И что с того? Почему он должен вручить ее неизвестно откуда взявшемуся коротышке, который собирается ее кому-то передать, вот только кому, сам пока не знает? А потом, если бы Эдмунд хотел именно этого, он бы сам маркизу и явился. Вот только он почему-то этого не сделал.
Так что же делать, господа? Что делать?
Вот-вот. Именно это. Брать секиру и уносить ее, а заодно и ноги.
Когда что-то делаешь, получай от этого удовольствие.
— Уважаемые господа историкусы, прошу обратить ваше просвещенное внимание на потолок, — очень значительным тоном проговорил Якш.
— Что? Что такое, коллега?! — в один голос удивились двое историкусов, а третий с безмолвным вопросом в глазах уставился на Якша.
— Там сидит одна весьма примечательная муха, — важно поведал Якш, повернулся и неторопливо зашагал к выходу, оставив ученое собрание в полнейшем недоумении. Один таращился на потолок, двое глядели Якшу в спину.
— Не знаете, куда он пошел, коллеги? — долетело до Якша, и он захлопнул за собой тяжелую дверь.
— Он же ушел с секирой! — вдруг спохватился кто-то.
— А, собственно, зачем? — вопросил другой.
— Осторожно, пиво не разлейте! — воскликнул третий.
— Он унес ее! — наконец вскричал самый сообразительный.
— Быть не может! — усомнился кто-то. — Такой почтенный…
Но Якш уже спускался по узкой винтовой лестнице замка.
«А все же хорошо, что хозяина нет дома!»
В воротах Якш попросту объяснил бдительному стражнику, что вот-де носил вашим историкусам секирку на погляд, продать хотел, да вот — не вышло, нехороша, говорят, секирка для маркизовой коллекции, работа, говорят, не та, у него все больше гномское оружие, а тут наше, человеческое…
— Не сошлись… — вздохнул хитрый Якш, разводя руками, и задохнулся, услышав ответную реплику стража:
— Дураки, — буркнул стражник. — Хороша секира. Сколько просишь?
«Надо же было так глупо попасться! — мелькнуло у Якша. — С минуты на минуту выскочат вопящие историкусы, а я тут стой с этим, торгуйся! Цен местных не знаю, продавать нельзя — ну и положение!» И тут его осенило.
— Два-три-пять-семь-надцать монет! — неразборчиво шепнул он, наклонясь к самому уху стража и косясь на дверь, из-за которой вот-вот появятся его обличители. — Бери, не прогадаешь!
— Всего-то? — услышавший что-то свое, поразился стражник. — И эти скряги пожадничали? Да у меня при себе столько найдется. Собирался обновку жене купить. Ну да подождет обновка. Куплю твою секиру да подарю сюзерену, пусть тогда эти жадюги университетские локти себе кусают!
Он ловко достал из привязного кошеля горсть монет и остановился.
— Да ты никак шутишь! — воскликнул он. — Не может такая вещь столько стоить! Или она краденая? — Взгляд его посуровел.
«В самую точку, — подумал Якш. — Краденая. Причем только что».
— Ну что ты, какая краденая! — возмущенно всплеснул руками бывший, владыка всех гномов. — Просто деньги нужны. Поиздержался я, вот и отдаю задешево.
— Ну… ладно. Давай, — недовольно буркнул стражник, протягивая горсть монет.
Якш словно бы ненароком задел его по руке обухом секиры, рассыпав монеты.
— Ах ты, раззява! — буркнул стражник, нагибаясь.
Якш тут же ухватил его за шкирку, крутанул, поддал коленом под зад, и стражник влетел в охраняемые им ворота.
Навстречу ему отворилась дверь, и выбежавшие историкусы в три голоса завопили:
— Держи его! Держи! Он секиру унес!
Тогда-то Якш и припустил во весь дух.
Он бежал, хохоча во все горло и размахивая секирой. Более нелепого происшествия он и представить себе не мог. Он, бывший владыка всех гномов, властитель подземного царства, украл секиру и теперь спасается бегством от стражи. В жизни он еще так не развлекался.
Это было так весело. Так не похоже на все, что с ним до этого было. Вот именно — было. Не случалось. Никогда не случалось, а лишь только было.
А теперь с ним ничего уже не будет, но зато столько всего еще может случиться. Это так здорово, когда случается.
«Так вот почему у людей есть такая профессия — разбойник! — неслось в голове у Якша. — Я-то думал, что в разбойники идут дураки или полные неумехи, а, оказывается, это очень весело — разбойничать!»
Этой лихой пробежкой, по всей видимости, и закончилась бы разбойничья карьера бывшего подгорного владыки — ну в самом деле, как может коротконогий гном убежать от человечьей погони? Да еще не в подгорных глубинах, где он у себя дома, а наверху, где ему все чужое и сам он всему чужой, да еще и поблизости от замка, где стража каждый камешек знает?
Его не могли не поймать. Его обязательно поймали бы. Но тут опять вмешалось чудо, ибо чудеса не желали оставлять бывшего владыку.
Внезапно он почувствовал, как земля ушла у него из-под ног. Коротко вскрикнув, он стремительно рухнул куда-то вниз, в темноту. Впрочем, секиру из рук не выпустил. Да и вообще невысоко упал.
Так. Теперь встать и осмотреться.
Якш обнаружил себя стоящим посреди узкого полузасыпанного хода, наклонно ведущего вглубь. Обнаружил и обрадовался. Ведь теперь удирать было куда легче. Это человек, попав в такой ход, почувствовал бы себя пойманным. Якш, напротив, ощутил себя в родной стихии и стремительно двинулся вперед.
Наверху лаяли собаки.
— Он туда побежал! — орал кто-то.
— Нет, туда! — вопил другой.
— Да нет же, не туда, а туда! Туда, тебе говорят, тупица!
— Тут ходы старые, обрушенные! — верещал еще кто-то. — Если провалился — все! С концами! Там ему и могила. Не найдем.
Якш только головой покачал. Тоже мне «обрушенные», «могила», не видали вы обрушенных ходов и могил подземных страшных, а тут… да тут танцевать можно!
Еще через час Якш вышел по другую сторону большого озера, рядом с которым, собственно, и стоял замок. Вышел, отряхнулся, полюбовался секирой и отправился обратно в город, где в уютной маленькой гостинице «Кот и Фазан», в крошечном номере, его ожидали смычок и скрипка.
Якш чувствовал себя полным и сокрушительным болваном, но он не мог этого не сделать. Вот просто не мог, и все тут. Он обязательно должен был показать Эдмундову секиру своей скрипке.
Зачем?
Спросите чего полегче!
Ему и самому хотелось бы это знать.
Показывать один неживой предмет другому неживому — деяние, достойное немедленного визита к лекарю. И лучше всего с сопровождением. Это чтоб не сбежал. Или не натворил чего. Вот только…
Это секира Эдмунда неживая?
Это волшебная скрипка старого барда мертвая?
Скажете тоже!
Аккуратно уложив скрипку на постели, Якш поднес к ней секиру.
«Вот. Смотри».
«Вижу».
— Ну и как тебе это? — полюбопытствовал Якш.
Скрипка не ответила.
Молча смотрела она на секиру, а та глядела на нее.
Якш аж головой потряс, до того полным и несомненным было ощущение этих взглядов. Скрипка и секира. Они просто молча смотрели друг на друга, а его, Якша, словно и не было здесь, в этой комнате. Просто молча смотрели…
Молча?
Смотрели?
Как бы не так! Они беседовали! Вовсю общались, просто Якш не сразу это почувствовал, просто не для него была эта беседа. Вот не для него — и все тут.
Ох, уж эти мне чудеса!
Якш вздохнул и отвернулся. А что тут скажешь? Ждать нужно. Вот наговорятся, тогда и…
Наконец безмолвный диалог прервался, и Якш почувствовал, что скрипка пристально на него смотрит.
— Ну? Наговорились? — спросил Якш.
— Наговорились, — усмехнулась скрипка.
— Тогда послушай, что я расскажу. — И Якш кратко, но красочно поведал историю о том, как ему удалось заполучить секиру, а заодно и разбойником сделаться.
«Как ты мне напоминаешь моего прежнего хозяина…» — вздохнула скрипка.
— Что, неужто такой же мастер? — недоверчиво буркнул Якш.
Он ожидал подвоха и все же не мог не спросить, ведь ему был чертовски важен ответ. Ну ладно, пусть он не стал пока скрипачом, но ведь разбойничать уже научился! Тоже кое-что, если подумать.
Что ж, ответ он получил.
«Такой же раздолбай!» безжалостно ответила скрипка.
Это было лестно.
Такой же, значит.
Так вот как скрипачами-то становятся.
— Ограбление! — дурным голосом взревел кто-то под окном. — Похищена драгоценная гномья секира из коллекции маркиза Нортхэмптона! Приметы преступника…
Якш вскочил.
Вот. Его уже ищут! Интересно, они уже окружили гостиницу? Почему они так орут? Вошли бы тихо, он и знать бы не знал, а так… Достаточно ему взять секиру и встать в дверях… Разве что они подожгут гостиницу со всем, что в ней есть, но и тогда он сможет прорубить себе дорогу…
«Обойдешься! — возмутился внутренний голос. — Хватит уже гномам людей убивать!»
— Ограбление! — голос затихал, он звучал уже гораздо дальше, чем в первый раз.
Они уходят? С чего бы это?
— Ограбление! — вторил ему другой, еще более далекий. — Похищена драгоценная…
— … приметы преступника: низкий рост, черная борода до колена… — выкликал кто-то совсем уж далеко.
— Ограбление! — эхом звучало с другой стороны.
Нет. Его не нашли. Его ищут. Бегают по улицам глашатаи и орут. Никто пока не знает, где он, вот только узнает его теперь первый же встречный — приметы даны точные, да и секиру в карман не спрячешь. Ее и вообще никуда не спрячешь, велика больно.
— Слыхал, чего орут? — услышал Якш голоса в коридоре.
— Чего?
— Какой-то гном спер драгоценности у маркиза.
— У какого еще маркиза?
— У какого-то, я недослышал.
— А откуда он взялся?
— Кто, маркиз?
— Да не маркиз, гном, говорю, откуда взялся? Гномы ж теперь все на острове! На этом, как его, Петрийском, кажись?
— А то ты гномов не знаешь, они, брат, откуда хочешь что хочешь тебе сопрут, даже не вылезая со своего острова!
— Да ну?
— Вот тебе и ну…
Голоса прошли мимо и затихли.
«Да. Ничего себе мнение о гномах», — подумал Якш.
— Да вот, говорят, какого-то маркиза ищут, — услышал он новые голоса, на сей раз с улицы.
— Маркиза?
— Имя не называли. Только приметы. Говорят, бородатый страсть…
— А что он такого сотворил?
— Да секиру какую-то похитил.
— Вот вздор! Ну сам подумай, зачем маркизу секира?
— Как зачем? Он на гнома собирался охотиться!
— На какого гнома?
— Не знаю. Не разобрал.
«Интересно, люди вообще умеют слушать или уши им нужны с какой-то совсем другой целью?» — подумал Якш.
— Ограбление! Ограбление… ограбление… — слышались совсем уж далекие голоса.
Якш подумал, что выбраться из города будет, конечно, сложно, но не до такой степени, как ему показалось с самого начала. Люди были, конечно, совершенно потрясающими созданиями, но вот гномьей дисциплины им не хватало. Должной внимательности у них не было. Достаточно обмануть городскую стражу, в чьи обязанности входит непосредственный поиск злоумышленника, буде он обретается в черте города, а остальные просто ничего не заметят или заметят что-то совсем другое, не то, о чем им кричали, а то, что они услышали.
Якш быстро собрался, уложил вещи, расплатился с хозяином гостиницы и, закинув секиру на плечо, вышел из гостиницы. Хозяин проводил его сонным взглядом. Зевнул. Дверь захлопнулась.
Якш шел совершенно спокойно, не обращая никакого внимания на бестолково мечущиеся людские фигуры. Ну, под ноги им он, конечно, старался не попадать, а в остальном…
Когда преследователи кого-нибудь ловят, им почему-то кажется, что этот самый некто обязательно должен убегать, прятаться, стараться унести ноги от их преследования. Так ведь обычно и бывает. Ну, а если некий коротышка с большим топором на плече куда-то себе топает, так это его дело, разве нет? Он-то ни от кого не бежит, не прячется, так как он может быть преследуемым? Многие его просто не замечали. Не обращали внимания. Впрочем, из всех правил есть исключения. Одно такое исключение Якшу все же встретилось, и вот его он бы обязательно пригласил в свою собственную секретную службу, если бы у него таковая имелась или была бы необходимость в ее создании.
— Ага! Стой! Стой, говорю! Ты ведь гном? — вопит неведомо откуда выскочивший незнакомец.
«Это не стража, не люди маркиза, просто доброволец».
— Гном, — ответил Якш.
— Тот самый гном?
«Хороший вопрос, приятель! Ничего, ответ на него тебе тоже понравится!»
— Тот самый! — горделиво наклонил голову бывший владыка. — Тот самый гном, которого похитили у маркиза.
— Так это тебя похитили? — изумился незнакомец. — А я слышал — секиру.
«Мало ли, что ты слышал! Поменьше верь слухам!»
— Ослышался, — властно пояснил Якш. — Это меня похитили у маркиза.
— Кто ж тебя такого похитил? — растерянно выдохнул незнакомец.
— Секира, — важно поведал Якш, и незнакомец выпучил от удивления глаза.
— Будто это и без того непонятно! — нахально добавил Якш. — Глашатаев слушать надо, а не воробьев ушами ловить!
«Нет, приятель, не взял бы я тебя в свою секретную службу, слишком уж тебя легко с толку сбить. Наблюдательность, конечно, качество важное, но ее одной все же недостаточно».
— А… да… ну, конечно… — пробормотал, окончательно потерявшись, преследователь. — И куда ты теперь?
— К маркизу, разумеется, — небрежно отмахнулся Якш. — Куда же еще? Раз уж я освободился и даже пленил своего похитителя! — он горделиво потряс секирой. — И лучше тебе меня не задерживать, а то мой господин, знаешь ли, крут.
— Ох, прости, ради всего святого! — испуганно воскликнул преследователь.
— Можешь всем, кто меня еще ищет, говорить, что все уже хорошо, я нашелся, — через плечо бросил Якш, направляясь в сторону городских ворот.
«Теперь бы еще со стражей у ворот договориться…»
«А может, просто перелезть стену?»
«Может».
Якш так и сделал.
Не самая неприступная на свете стена, даже ловкий человек одолеет. А для гнома все равно, что дорога ровная.
«Так. Что дальше? Ау, Эдмунд, кому отнести твой подарочек?! Молчишь? Экий ты вредный. Ладно. Раз так, пойдем покамест направо. Почему? А не знаю. Просто мне эта идея нравится. А захочешь меня поправить — милости просим!»
А вот и поправочка вышла! Именно с той стороны несутся, размахивая факелами. Надо же, как все-таки быстро стемнело. И ведь не заметил, как ночь подкралась. Увы, не только ночь. Еще и эти… Ловцы.
За мной, что ли? Или кого другого ловят? Да, как же, размечтался! Словно здесь с утра до ночи кого-то ловят! Будто этим людям и вовсе заняться нечем.
Ишь ты! Даже и с собаками! А шуму сколько! А топоту! И ведь они с минуты на минуту будут здесь.
Так. А чего это я, собственно, столбом-то стою? А ну бегом! И поживей!
Ничего, гномы тоже кони. И даже не просто кони, а самые быстрые кони. Быстрей гномов вообще никого не бывает. Им бы еще ноги подлинней — цены бы им не было! Гномам то есть. Ногам, впрочем, тоже.
Ну, Эдмунд… если это твоя «поправочка»… если это ты мне устроил… я ж тебе уши… при встрече оборву… можешь… не сомневаться… потому что бывшим… петрийским владыкам… вредно… так быстро бегать… и так долго… тоже…
Якш бежал изо всех сил, но их было явно недостаточно. Жаркие языки погони уже лизали его спину.
— Гномы тоже… кони… гномы… тоже… кони… — яростно бормотал он, упрямо швыряя свое тело вперед, а визгливый собачий лай уже свисал плащом с его сведенных от напряжения плеч.
— Гномы… тоже… гномы… — усталые ноги заплелись, и бывший владыка всех гномов рухнул ничком в мокрую от росы траву.
«Вот умрет он когда-нибудь и попадет к ихнему человечьему Богу, — ни с того ни с сего подумал Якш, и ему стало жаль человечьего Бога. — Этот ведь болтун никакой там Божьей воле внимать не станет. Зато Богу в точности сообщит все, что только можно узнать о способах заточки клинков и многом другом в том же роде! Вечности ему как раз хватит, чтоб как следует наговориться. Или все-таки не хватит? Так или иначе, а Богу и словечка вставить не удастся, это уж точно! Никакое всемогущество не поможет».
И с какой радости Якша за ним потянуло? Неужто так напился? Разочаровал бедную девочку. Едва ли она ему в следующий раз так улыбнется. Спасибо еще, если кружку пива в рожу не кинет. И ведь будет права. Тоже мне — герой-любовник! Напился и ушел с каким-то треплом! И почему, собственно?
Быть может, потому, что несносный историкус действительно неплохо разбирался в оружии, да и о металлах знал не так мало. Для человека — просто поразительно много знал. Якшу давно не доводилось побеседовать с кем-то о мастерстве. О родном, любимом, привычном для гнома мастерстве. Давно ему не встречался хоть кто-то, знающий эти вещи. Ох уж эти мне человечьи кузнецы с их дикими представлениями о собственном ремесле! А тут, наконец, тот, с кем и в самом деле можно поговорить. Правда, он тарахтит беспрерывно и ни словечка вставить не дает, но это не беда, свои реплики Якш и потом произнести может, хоть бы и на сон грядущий, хоть бы и в полном одиночестве, а вот чужих ему взять неоткуда, вот он и хватает, пока дают, чем больше — тем лучше, редкий это товар в верхнем мире, господа, ой какой редкий. Прознали б про это те же упившиеся господа торговцы — с руками бы оторвали, по словечку беседу распродавать стали бы, да только где им понять, для этого гномом уродиться нужно либо господином историкусом. Так-то вот. А служаночка… Да ладно, подождет служаночка, а вот интересно, что уважаемый коллега знает о потаенных гномских сплавах? Что, в самом деле? Ну-ка, ну-ка…
* * *
Проснулся Якш невесть где. Косые лучи солнца, пробиваясь сквозь узкую щель, попадали ему прямиком в левый глаз. Якш закрыл его и постарался осмотреться правым. Голова немилосердно болела, поворачивать ее приходилось осторожно, но через некоторое время он все же установил, что находится в круглом зале, с пола до потолка увешанном и уставленном оружием самого разного рода. Рядом послышался стон, и Якш обернулся на звук. Со стола, заваленного бумагами, подымал растрепанную голову вчерашний знакомец.
— А, историкус… — сказал Якш.
— Коллега… — прохрипел тот. — Ничего. Тут вчера… где-то оставалось…
— Пиво? — вопросил Якш, хотя к чему тут вопросы, тут пить надо, а не спрашивать, особенно когда так и кажется, что голова вот-вот отпадет.
Из-под стола выбрался еще один историкус, любитель пива. Еще один просто вошел в дверь. Вместе с кувшином пива вошел. Вот так. Теперь Якш и их вспомнил. И все, о чем они вчера говорили, — тоже. Этакий маленький кусочек счастья для одного старого гнома. Пиво и болтовня о любимом деле. Все ясно. Он в замке маркиза Нортхэмптона, страстного коллекционера оружия, пригласившего к себе на службу аж трех выпускников Марлецийского университета, дабы его оружейная коллекция была и в самом деле научно-организованной коллекцией, а не просто свалкой дорогущего железного лома. Хороший человек маркиз. Жаль, что его нет дома. Ну да что поделать — занятой человек, на королевской службе как-никак.
— Наливай! — сказал один из историкусов, и пиво полилось в кружки.
А за пивом почему бы и не поболтать? О способах закалки, например. Или…
Вот тут-то чудеса и шагнули вперед, словно опытный фехтовальщик, плавно и незаметно сокращая дистанцию.
— А я вам, коллега, сейчас такую вещь покажу! — бормотнул один из историкусов.
— Какую же?
— А вот человечью работу, да не хуже гномьей!
— Вот как? Любопытно взглянуть. По правде говоря, не слишком-то верится!
«Совсем не верится, вот только не оскорблять же хозяев!»
— А вот, извольте взглянуть, коллега!
И Якш задохнулся от удивления, глядя на оказавшуюся в его руках секиру.
Да разве такое бывает?
Да разве может быть?
«Как же вы не замечаете, люди?!»
— Я был не прав, — тихо сказал Якш.
«Ох, как не прав!»
Эх, вы, люди, слепые вы бестолочи! Тоже мне — историкусы! Умники, одним словом!
«А вот извольте обратить внимание, наша человечья работа, а не хуже гномьей!»
«Есть чем гордиться. Всем секирам секира!»
Да разве в томдело, что не хуже гномьей?
Да разве в том, что кузнец — мастер из мастеров, и гномам бы самим не худо у него поучиться?
Что ж вы, историкусы несчастные, до главного-то не Докопались? Где ж ваши глаза, уважаемые? Да ведь слепому же видно! К чему тогда вся ваша книжная историческая премудрость, если вы главного не поняли?
Да разве вы не видите, чьяэто секира?
Да разве вы не знаете, чьируки ее держали?
Что ж это вы так оплошали, господа хорошие?
А маркиз ваш куда смотрит? Тоже мне — рыцарь, воин из рода воинов!
Якш вздохнул.
Может, он слишком многого от них хочет? Ведь это он воочию видел руки, которые ее держали. Ведь это ему доводилось говорить с тем, для кого она была создана, кому служила верой и правдой до самого конца и лишь в посмертие с ним не отправилась — потому что нужна здесь. И не для того, чтоб валяться на пыльной полке или ржаветь на подставке. Не здесь ее место.
Не здесь.
Якш узнал секиру сразу. Не мог не узнать потрясающее творение одного из лучших человеческих кузнецов, созданное для одного из величайших королей Олбарии. Быть может, самого величайшего.
Якш уже хотел открыть рот и как следует огорошить недотеп историкусов нежданным экскурсом в ту самую историю, о которой они по роду своих занятий должны бы побольше его знать — эк у них у балбесов челюсти-то поотвиснут! — но тут чьи-то незримые ладони легли на его руки, держащие секиру, и все готовые сорваться с языка слова проглотились сами собой.
Потому что коснувшиеся его незримые руки принадлежали секире так же, как она принадлежала рукам. Потому что он понял, чьи это руки, а когда понял — увидел глаза.
Из ничего соткалось бледное лицо.
— Передай ее, — беззвучно произнесли бесплотные губы, и секира потяжелела в руках.
— Время самое подходящее, — добавил Эдмунд Доаделлин, повернулся и исчез, лишь метнулся напоследок, словно от сильного ветра, наискось выплеск плаща, словно взмах меча или крыло стремительной птицы, дохнуло морем и земляничной поляной в жаркий солнечный день.
Якш посмотрел на историкусов.
Видели?
Нет.
Слышали?
Опять — нет.
Неужто объяснять придется?!
Объяснять?
Попробуй тут — объясни!
«Передай ее!»
Хорошенькое дело — передай. Возьми вот и передай.
А как?
Это не его собственность. Не его.
Но и не их. Это тоже правда. Секира принадлежала, принадлежит и будет принадлежать лишь одному — Эдмунду Доаделлину… или тому, кому он сам захочет ее передать, а не этим остолопам от науки, паладинам музейной пыли, которые ее и от земли-то с трудом отрывают!
А передать-то ее кому?
Ау, Эдмунд, ты бы мне не о времени, ты бы мне о человеке хоть что-нибудь поведал.
Просьбу мертвеца, особенно если это король, да еще такой король, как Эдмунд Доаделлин, ясное дело, необходимо выполнить, вот только как?
Ох, уж эти мертвые! Нет бы прямо сказать, что, кому, как и когда! Может, им, конечно, и кажется, что все понятней понятного, с их посмертной мудростью трудно, наверное, опуститься до обычного сознания и сообразить, что тут такого может быть загадочного, сказано же: передай и все, а уж кому там передать, и вовсе говорить не стоит, ясно же, кому, другого кандидата просто нет и быть не может, вот только как же быть живым, оные наказы получившим, а посмертной мудростью в силу некоторых причин все еще не обладающим?
Якш вздохнул.
Ох, уж эти, с позволения сказать, покойнички! Один на вопрос, как на скрипке играть научиться, отвечает: «Тележку толкай!», другой просто бросает: «Передай ее!» и уходит, а дальше сам догадывайся.
Одно, по крайней мере, и в самом деле ясно — кому бы ни было нужно передать секиру, во всяком случае, не этим господам историкусам. Она и без того у них сколько лет провалялась. Им даже говорить ничего нельзя. Эдмунд не велел. Стоило только рот открыть — он так за руки взялся, что рот сам собой захлопнулся. Он хоть и не сказал ничего, но и без того ясно. Когда такие, как Эдмунд, чего-либо хотят или, наоборот, не хотят, им необязательно сообщать это окружающим. Те и без того угадывают высочайшую волю. Потому что она есть, эта воля. Якш и сам так умеет. Умел. Больше не умеет, потому что — зачем? К чему бродячему кузнецу и ремесленнику такие бесполезные навыки? Но он ничего не забыл и получше многих способен ощутить могучий посыл чужой воли.
Было б чего так орать, Доаделлин… я ж не глухой. Отнесу твою железяку, отнесу. Не трудно ведь. И передам, само собой, мне она все едино несподручна, а коль понадобится — сам себе скую, не хуже этой. Знать бы еще, куда нести да кому передавать. Вот это ты зря не сказал. Может, еще скажешь? Ладно. С этим успеется. А пока… да, это, наверное, и есть самое смешное.
Тебе смешно, Эдмунд?
Обернись, я хочу почувствовать твою улыбку!
Потому что придется, видать, бывшему владыке сделаться вором и разбойником. Придется, потому, как если он прямо сейчас, как того потребовал Эдмунд, унесет его секиру подальше от этих канделябров от науки и масляных ламп знания, выйдет, что он ее украл. Все будет выглядеть так, будто он честных людей ограбил.
А что делать, господа? Что делать?
Дожидаться хозяина коллекции? Пытаться что-то ему объяснить? Ну хорошо, допустим даже, что он и в самом деле поверит в то, чья это секира, допустим. И что с того? Почему он должен вручить ее неизвестно откуда взявшемуся коротышке, который собирается ее кому-то передать, вот только кому, сам пока не знает? А потом, если бы Эдмунд хотел именно этого, он бы сам маркизу и явился. Вот только он почему-то этого не сделал.
Так что же делать, господа? Что делать?
Вот-вот. Именно это. Брать секиру и уносить ее, а заодно и ноги.
Когда что-то делаешь, получай от этого удовольствие.
— Уважаемые господа историкусы, прошу обратить ваше просвещенное внимание на потолок, — очень значительным тоном проговорил Якш.
— Что? Что такое, коллега?! — в один голос удивились двое историкусов, а третий с безмолвным вопросом в глазах уставился на Якша.
— Там сидит одна весьма примечательная муха, — важно поведал Якш, повернулся и неторопливо зашагал к выходу, оставив ученое собрание в полнейшем недоумении. Один таращился на потолок, двое глядели Якшу в спину.
— Не знаете, куда он пошел, коллеги? — долетело до Якша, и он захлопнул за собой тяжелую дверь.
— Он же ушел с секирой! — вдруг спохватился кто-то.
— А, собственно, зачем? — вопросил другой.
— Осторожно, пиво не разлейте! — воскликнул третий.
— Он унес ее! — наконец вскричал самый сообразительный.
— Быть не может! — усомнился кто-то. — Такой почтенный…
Но Якш уже спускался по узкой винтовой лестнице замка.
«А все же хорошо, что хозяина нет дома!»
В воротах Якш попросту объяснил бдительному стражнику, что вот-де носил вашим историкусам секирку на погляд, продать хотел, да вот — не вышло, нехороша, говорят, секирка для маркизовой коллекции, работа, говорят, не та, у него все больше гномское оружие, а тут наше, человеческое…
— Не сошлись… — вздохнул хитрый Якш, разводя руками, и задохнулся, услышав ответную реплику стража:
— Дураки, — буркнул стражник. — Хороша секира. Сколько просишь?
«Надо же было так глупо попасться! — мелькнуло у Якша. — С минуты на минуту выскочат вопящие историкусы, а я тут стой с этим, торгуйся! Цен местных не знаю, продавать нельзя — ну и положение!» И тут его осенило.
— Два-три-пять-семь-надцать монет! — неразборчиво шепнул он, наклонясь к самому уху стража и косясь на дверь, из-за которой вот-вот появятся его обличители. — Бери, не прогадаешь!
— Всего-то? — услышавший что-то свое, поразился стражник. — И эти скряги пожадничали? Да у меня при себе столько найдется. Собирался обновку жене купить. Ну да подождет обновка. Куплю твою секиру да подарю сюзерену, пусть тогда эти жадюги университетские локти себе кусают!
Он ловко достал из привязного кошеля горсть монет и остановился.
— Да ты никак шутишь! — воскликнул он. — Не может такая вещь столько стоить! Или она краденая? — Взгляд его посуровел.
«В самую точку, — подумал Якш. — Краденая. Причем только что».
— Ну что ты, какая краденая! — возмущенно всплеснул руками бывший, владыка всех гномов. — Просто деньги нужны. Поиздержался я, вот и отдаю задешево.
— Ну… ладно. Давай, — недовольно буркнул стражник, протягивая горсть монет.
Якш словно бы ненароком задел его по руке обухом секиры, рассыпав монеты.
— Ах ты, раззява! — буркнул стражник, нагибаясь.
Якш тут же ухватил его за шкирку, крутанул, поддал коленом под зад, и стражник влетел в охраняемые им ворота.
Навстречу ему отворилась дверь, и выбежавшие историкусы в три голоса завопили:
— Держи его! Держи! Он секиру унес!
Тогда-то Якш и припустил во весь дух.
Он бежал, хохоча во все горло и размахивая секирой. Более нелепого происшествия он и представить себе не мог. Он, бывший владыка всех гномов, властитель подземного царства, украл секиру и теперь спасается бегством от стражи. В жизни он еще так не развлекался.
Это было так весело. Так не похоже на все, что с ним до этого было. Вот именно — было. Не случалось. Никогда не случалось, а лишь только было.
А теперь с ним ничего уже не будет, но зато столько всего еще может случиться. Это так здорово, когда случается.
«Так вот почему у людей есть такая профессия — разбойник! — неслось в голове у Якша. — Я-то думал, что в разбойники идут дураки или полные неумехи, а, оказывается, это очень весело — разбойничать!»
Этой лихой пробежкой, по всей видимости, и закончилась бы разбойничья карьера бывшего подгорного владыки — ну в самом деле, как может коротконогий гном убежать от человечьей погони? Да еще не в подгорных глубинах, где он у себя дома, а наверху, где ему все чужое и сам он всему чужой, да еще и поблизости от замка, где стража каждый камешек знает?
Его не могли не поймать. Его обязательно поймали бы. Но тут опять вмешалось чудо, ибо чудеса не желали оставлять бывшего владыку.
Внезапно он почувствовал, как земля ушла у него из-под ног. Коротко вскрикнув, он стремительно рухнул куда-то вниз, в темноту. Впрочем, секиру из рук не выпустил. Да и вообще невысоко упал.
Так. Теперь встать и осмотреться.
Якш обнаружил себя стоящим посреди узкого полузасыпанного хода, наклонно ведущего вглубь. Обнаружил и обрадовался. Ведь теперь удирать было куда легче. Это человек, попав в такой ход, почувствовал бы себя пойманным. Якш, напротив, ощутил себя в родной стихии и стремительно двинулся вперед.
Наверху лаяли собаки.
— Он туда побежал! — орал кто-то.
— Нет, туда! — вопил другой.
— Да нет же, не туда, а туда! Туда, тебе говорят, тупица!
— Тут ходы старые, обрушенные! — верещал еще кто-то. — Если провалился — все! С концами! Там ему и могила. Не найдем.
Якш только головой покачал. Тоже мне «обрушенные», «могила», не видали вы обрушенных ходов и могил подземных страшных, а тут… да тут танцевать можно!
Еще через час Якш вышел по другую сторону большого озера, рядом с которым, собственно, и стоял замок. Вышел, отряхнулся, полюбовался секирой и отправился обратно в город, где в уютной маленькой гостинице «Кот и Фазан», в крошечном номере, его ожидали смычок и скрипка.
* * *
Якш чувствовал себя полным и сокрушительным болваном, но он не мог этого не сделать. Вот просто не мог, и все тут. Он обязательно должен был показать Эдмундову секиру своей скрипке.
Зачем?
Спросите чего полегче!
Ему и самому хотелось бы это знать.
Показывать один неживой предмет другому неживому — деяние, достойное немедленного визита к лекарю. И лучше всего с сопровождением. Это чтоб не сбежал. Или не натворил чего. Вот только…
Это секира Эдмунда неживая?
Это волшебная скрипка старого барда мертвая?
Скажете тоже!
Аккуратно уложив скрипку на постели, Якш поднес к ней секиру.
«Вот. Смотри».
«Вижу».
— Ну и как тебе это? — полюбопытствовал Якш.
Скрипка не ответила.
Молча смотрела она на секиру, а та глядела на нее.
Якш аж головой потряс, до того полным и несомненным было ощущение этих взглядов. Скрипка и секира. Они просто молча смотрели друг на друга, а его, Якша, словно и не было здесь, в этой комнате. Просто молча смотрели…
Молча?
Смотрели?
Как бы не так! Они беседовали! Вовсю общались, просто Якш не сразу это почувствовал, просто не для него была эта беседа. Вот не для него — и все тут.
Ох, уж эти мне чудеса!
Якш вздохнул и отвернулся. А что тут скажешь? Ждать нужно. Вот наговорятся, тогда и…
Наконец безмолвный диалог прервался, и Якш почувствовал, что скрипка пристально на него смотрит.
— Ну? Наговорились? — спросил Якш.
— Наговорились, — усмехнулась скрипка.
— Тогда послушай, что я расскажу. — И Якш кратко, но красочно поведал историю о том, как ему удалось заполучить секиру, а заодно и разбойником сделаться.
«Как ты мне напоминаешь моего прежнего хозяина…» — вздохнула скрипка.
— Что, неужто такой же мастер? — недоверчиво буркнул Якш.
Он ожидал подвоха и все же не мог не спросить, ведь ему был чертовски важен ответ. Ну ладно, пусть он не стал пока скрипачом, но ведь разбойничать уже научился! Тоже кое-что, если подумать.
Что ж, ответ он получил.
«Такой же раздолбай!» безжалостно ответила скрипка.
Это было лестно.
Такой же, значит.
Так вот как скрипачами-то становятся.
— Ограбление! — дурным голосом взревел кто-то под окном. — Похищена драгоценная гномья секира из коллекции маркиза Нортхэмптона! Приметы преступника…
Якш вскочил.
Вот. Его уже ищут! Интересно, они уже окружили гостиницу? Почему они так орут? Вошли бы тихо, он и знать бы не знал, а так… Достаточно ему взять секиру и встать в дверях… Разве что они подожгут гостиницу со всем, что в ней есть, но и тогда он сможет прорубить себе дорогу…
«Обойдешься! — возмутился внутренний голос. — Хватит уже гномам людей убивать!»
— Ограбление! — голос затихал, он звучал уже гораздо дальше, чем в первый раз.
Они уходят? С чего бы это?
— Ограбление! — вторил ему другой, еще более далекий. — Похищена драгоценная…
— … приметы преступника: низкий рост, черная борода до колена… — выкликал кто-то совсем уж далеко.
— Ограбление! — эхом звучало с другой стороны.
Нет. Его не нашли. Его ищут. Бегают по улицам глашатаи и орут. Никто пока не знает, где он, вот только узнает его теперь первый же встречный — приметы даны точные, да и секиру в карман не спрячешь. Ее и вообще никуда не спрячешь, велика больно.
— Слыхал, чего орут? — услышал Якш голоса в коридоре.
— Чего?
— Какой-то гном спер драгоценности у маркиза.
— У какого еще маркиза?
— У какого-то, я недослышал.
— А откуда он взялся?
— Кто, маркиз?
— Да не маркиз, гном, говорю, откуда взялся? Гномы ж теперь все на острове! На этом, как его, Петрийском, кажись?
— А то ты гномов не знаешь, они, брат, откуда хочешь что хочешь тебе сопрут, даже не вылезая со своего острова!
— Да ну?
— Вот тебе и ну…
Голоса прошли мимо и затихли.
«Да. Ничего себе мнение о гномах», — подумал Якш.
— Да вот, говорят, какого-то маркиза ищут, — услышал он новые голоса, на сей раз с улицы.
— Маркиза?
— Имя не называли. Только приметы. Говорят, бородатый страсть…
— А что он такого сотворил?
— Да секиру какую-то похитил.
— Вот вздор! Ну сам подумай, зачем маркизу секира?
— Как зачем? Он на гнома собирался охотиться!
— На какого гнома?
— Не знаю. Не разобрал.
«Интересно, люди вообще умеют слушать или уши им нужны с какой-то совсем другой целью?» — подумал Якш.
— Ограбление! Ограбление… ограбление… — слышались совсем уж далекие голоса.
Якш подумал, что выбраться из города будет, конечно, сложно, но не до такой степени, как ему показалось с самого начала. Люди были, конечно, совершенно потрясающими созданиями, но вот гномьей дисциплины им не хватало. Должной внимательности у них не было. Достаточно обмануть городскую стражу, в чьи обязанности входит непосредственный поиск злоумышленника, буде он обретается в черте города, а остальные просто ничего не заметят или заметят что-то совсем другое, не то, о чем им кричали, а то, что они услышали.
Якш быстро собрался, уложил вещи, расплатился с хозяином гостиницы и, закинув секиру на плечо, вышел из гостиницы. Хозяин проводил его сонным взглядом. Зевнул. Дверь захлопнулась.
Якш шел совершенно спокойно, не обращая никакого внимания на бестолково мечущиеся людские фигуры. Ну, под ноги им он, конечно, старался не попадать, а в остальном…
Когда преследователи кого-нибудь ловят, им почему-то кажется, что этот самый некто обязательно должен убегать, прятаться, стараться унести ноги от их преследования. Так ведь обычно и бывает. Ну, а если некий коротышка с большим топором на плече куда-то себе топает, так это его дело, разве нет? Он-то ни от кого не бежит, не прячется, так как он может быть преследуемым? Многие его просто не замечали. Не обращали внимания. Впрочем, из всех правил есть исключения. Одно такое исключение Якшу все же встретилось, и вот его он бы обязательно пригласил в свою собственную секретную службу, если бы у него таковая имелась или была бы необходимость в ее создании.
— Ага! Стой! Стой, говорю! Ты ведь гном? — вопит неведомо откуда выскочивший незнакомец.
«Это не стража, не люди маркиза, просто доброволец».
— Гном, — ответил Якш.
— Тот самый гном?
«Хороший вопрос, приятель! Ничего, ответ на него тебе тоже понравится!»
— Тот самый! — горделиво наклонил голову бывший владыка. — Тот самый гном, которого похитили у маркиза.
— Так это тебя похитили? — изумился незнакомец. — А я слышал — секиру.
«Мало ли, что ты слышал! Поменьше верь слухам!»
— Ослышался, — властно пояснил Якш. — Это меня похитили у маркиза.
— Кто ж тебя такого похитил? — растерянно выдохнул незнакомец.
— Секира, — важно поведал Якш, и незнакомец выпучил от удивления глаза.
— Будто это и без того непонятно! — нахально добавил Якш. — Глашатаев слушать надо, а не воробьев ушами ловить!
«Нет, приятель, не взял бы я тебя в свою секретную службу, слишком уж тебя легко с толку сбить. Наблюдательность, конечно, качество важное, но ее одной все же недостаточно».
— А… да… ну, конечно… — пробормотал, окончательно потерявшись, преследователь. — И куда ты теперь?
— К маркизу, разумеется, — небрежно отмахнулся Якш. — Куда же еще? Раз уж я освободился и даже пленил своего похитителя! — он горделиво потряс секирой. — И лучше тебе меня не задерживать, а то мой господин, знаешь ли, крут.
— Ох, прости, ради всего святого! — испуганно воскликнул преследователь.
— Можешь всем, кто меня еще ищет, говорить, что все уже хорошо, я нашелся, — через плечо бросил Якш, направляясь в сторону городских ворот.
«Теперь бы еще со стражей у ворот договориться…»
«А может, просто перелезть стену?»
«Может».
Якш так и сделал.
Не самая неприступная на свете стена, даже ловкий человек одолеет. А для гнома все равно, что дорога ровная.
«Так. Что дальше? Ау, Эдмунд, кому отнести твой подарочек?! Молчишь? Экий ты вредный. Ладно. Раз так, пойдем покамест направо. Почему? А не знаю. Просто мне эта идея нравится. А захочешь меня поправить — милости просим!»
А вот и поправочка вышла! Именно с той стороны несутся, размахивая факелами. Надо же, как все-таки быстро стемнело. И ведь не заметил, как ночь подкралась. Увы, не только ночь. Еще и эти… Ловцы.
За мной, что ли? Или кого другого ловят? Да, как же, размечтался! Словно здесь с утра до ночи кого-то ловят! Будто этим людям и вовсе заняться нечем.
Ишь ты! Даже и с собаками! А шуму сколько! А топоту! И ведь они с минуты на минуту будут здесь.
Так. А чего это я, собственно, столбом-то стою? А ну бегом! И поживей!
Ничего, гномы тоже кони. И даже не просто кони, а самые быстрые кони. Быстрей гномов вообще никого не бывает. Им бы еще ноги подлинней — цены бы им не было! Гномам то есть. Ногам, впрочем, тоже.
Ну, Эдмунд… если это твоя «поправочка»… если это ты мне устроил… я ж тебе уши… при встрече оборву… можешь… не сомневаться… потому что бывшим… петрийским владыкам… вредно… так быстро бегать… и так долго… тоже…
Якш бежал изо всех сил, но их было явно недостаточно. Жаркие языки погони уже лизали его спину.
— Гномы тоже… кони… гномы… тоже… кони… — яростно бормотал он, упрямо швыряя свое тело вперед, а визгливый собачий лай уже свисал плащом с его сведенных от напряжения плеч.
— Гномы… тоже… гномы… — усталые ноги заплелись, и бывший владыка всех гномов рухнул ничком в мокрую от росы траву.