Страница:
Шарц потрогал засевшую в табурете арбалетную стрелу и покачал головой.
Шарц довольно кивнул своим мыслям и аккуратно поставил на пол тяжелый дубовый табурет. Пришлось, конечно, пробежаться по городу и кой-какой инструмент прикупить, зато все повреждения, нанесенные вонзившейся в табурет арбалетной стрелой, устранены полностью. Ни следа не осталось. Шарц даже подумывал, не выправить ли изначально присущую табурету кривобокость, но после раздумал, порешив не менять его уникальные природные свойства.
«Все ж таки какие бы мы, гномы, ни были мастера, у людей нам еще учиться и учиться, — размышлял он. — Ведь ни одному гному в голову бы не пришло сделать такой табурет. Даже не каждый человек способен до такого додуматься!»
Шарц устроился в полюбившемся ему за эти несколько дней уютном кресле и задумчиво уставился на пустую поверхность дубового стола. Покосился на лежащий в углу разобранный арбалет. Обычное оружие стражника. Не слишком качественное, конечно, оружие, но ведь стражникам не в тайных схватках секретных агентов участвовать, а расходившихся подвыпивших гуляк разгонять. Арбалет и короткий меч скорей для солидности. Обычное оружие стражника — увесистая дубинка, а то и просто увесистый кулак. Как правило, и того много — здешние горожане люди мирные.
Шарц достал сумку с лекарскими принадлежностями и принялся приводить в порядок свои инструменты. Хорошее занятие. Нервы успокаивает, думается под него хорошо, опять же — дело нужное. Можно сказать, наиважнейшее для лекаря дело — свои инструменты в порядке содержать.
Взять, к примеру, скальпель… это люди говорят: «наточено до блеска!» Говорят-говорят, а потом идут и покупают гномский, потому что своим, до блеска наточенным, только перья чинить, да и то неудобно. Ножом сподручнее. Гномские скальпели не блестят. Не блестят — потому что и в самом деле острые. Чем шире режущая кромка, тем больше она отражает свет, а значит, блестит, «зеркалит», чем уже, острее, тем меньше у нее возможности что-то отражать, а значит, и блеска не будет. Это человечьи лезвия проверяют на остроту, сбривая волосы на руке. Гномским достаточно прикоснуться… ну, а потом кровь останавливать.
К слову сказать, не каждый лекарь и вообще гномским скальпелем орудовать возьмется. Тому, кто всю жизнь человечьими оперировал, лучше даже и не пробовать. В последнее время молодые гномы изобрели для таких вот несчастных особый вид скальпеля. Сами гномы называют их «затупленными». Нужно сказать, что при всей их затупленности все равно они лучше и острей человеческих. Впрочем, справедливости ради следует отметить: тот лекарь из людей, кто сразу начинал учиться оперировать хорошим гномским скальпелем, никаких проблем не испытывает.
Шарц полюбовался на приведенные в порядок скальпели, аккуратно уложил их на свои места и взялся за иглы. Нет, если в чем гномы и превосходят людей, то в аккуратности, тщательности и методичности. А некоторые говорят — в занудстве. Что ж, может, оно и так, вот только гномам нравится быть занудами.
«Занудство — наше основное ремесло», — говорят гномы, недавно избравшие лорда-канцлера «почетным гномом». В отличие от Джориана Фицджеральда Безумного Книжника сэру Роберту не удалось сбежать по крышам. Шарц страшно жалел, что ему не довелось поучаствовать в этом издевательстве, то есть, простите, торжественной церемонии.
Приведенные в порядок иглы отправились на место. Настал черед зажимов.
«Бежать надо!» — в который раз бурчал лазутчик, нервно топтавшийся рядом.
«Бежать? Обычно ты командуешь: „Уходим!“ Откуда вдруг такая спешка?» — поинтересовался шут.
«Уходить два часа назад нужно было, — ответил лазутчик. — А теперь — бежать, да как следует! И хорошо еще, если просто бежать, а не прорываться с боем!»
«Ну так ведь прорвемся же!» — воскликнул шут.
«Прорвемся, если коротышка своими игрушками когда-нибудь налюбуется!» — буркнул лазутчик.
«Должен же я привести инструменты в порядок! — возмутился лекарь. — Вдруг кому помощь понадобится?»
«Помощь понадобится нам, если мы не уберемся отсюда!» — посулил лазутчик.
«Еще полчаса!» — решительно отрезал лекарь.
Шарц с грустью посмотрел на дубовый стол. Работать за ним было так удобно. А уж кресло-то! Почти как дома…
А вот о доме думать не стоило. Нельзя сейчас о доме думать. Очень уж туда хочется. Но нельзя. Нельзя, и всё тут. Не хватало еще всех этих мерзавцев на загривке притащить.
Шарц застегнул медицинскую сумку и встал. Пора.
— А нам знаешь, сколько задали… — донеслось до Шарца.
— Догадываюсь! Говорят, профессор Фраже — просто зверь!
— Зверь! Скажешь тоже! Зверей он глотает, не просыпаясь, вместо завтрака!
— А ты не щипайся! — услышал Шарц чуть погодя. Прозвучало это так, что вполне было ясно, девушка целиком и полностью одобряет поведение своего спутника, но надо же соблюдать ритуал!
— А ты задницей не крути! — последовал возмущенный ответ. Или восхищенный? Из лужи не разобрать, но похоже, парень еще не понял, что к чему, и ему совершенно не ясно, чем закончится сегодняшний вечер.
— Вот еще! Моя задница, что хочу, то и делаю! — Ничего, девушка ему быстро все объяснит.
Веселые молодые голоса, дружный топот ног. Стихло.
Шарц облегченно вздохнул. Спрятаться от охотящихся за ним лазутчиков — одно дело, а ты вот попробуй собственным стипендиатам и прочим знакомым профессорам и студентам на глаза не попасться.
Гуляют они, видите ли!
Это вместо того, чтоб старательно постигать науки и набираться знаний!
«Впрочем, должен признать, мы были не лучше, — подумав, был вынужден признать Шарц. — И если наука до сих пор не погибла, быть может, так и нужно? Если б еще не эта омерзительная, холодная, мокрая грязь, куда я угодил по их милости!»
Произнеся несколько слов, абсолютно неприличных для олбарийского лекаря, марлецийского доктора, сэра рыцаря, гросса и наставника, Шарц выбрался из лужи, которую успел возненавидеть. И тут же плюхнулся обратно.
— А теперь целуй меня! — решительно потребовал девичий голос. — И побыстрей! Мы и так от других отстали!
Дождавшись, пока отставшая парочка скроется с глаз, Шарц вновь выбрался из грязи. Неприличных слов у него уже не осталось.
Хорошо, что медицинская сумка рассчитана почти на все, в том числе и на падение в этакую грязь, хорошо, что книги упрятаны в кожаный футляр, а все остальное… все остальное нуждается в чистке, стирке и просушивании. В том числе и он сам. А еще он нуждается в бане. Горячей бане. Очень горячей. Но с этим придется потерпеть. Разве что он нарвется на рыскающих там и тут ледгундских и фаласских агентов. Тогда он и без бани отлично согреется. Может, стоит нарваться? А то ведь так и заболеть недолго. А болеть сейчас нельзя. Нельзя болеть.
Прислушиваясь к отдаленным голосам, Шарц перебегает улицу, скрываясь в темной подворотне. Нельзя, нельзя никому из знакомых показываться. Ни профессорам, ни студентам. Никому. Ведь достаточно кому-то одному что-то увидеть — завтра весь университет будет знать. А храбрые мальчишки и девчонки, самим Шарцем отобранные и подготовленные для учебы, немедля кинутся защищать, спасать и выручать горячо любимого наставника. Да только ли они! И разумеется, никто никаких доводов слушать не станет. Да как же это можно — учителя в беде бросить! А дальше… дальше ясно, что будет. Спасти сразу всех Шарц не успеет. Так для того ли он их отбирал и готовил, чтоб скормить жутким призракам, скрывающимся во мраке ночи? Нет уж! Это его обучали быть чудовищем, а значит, ему и разбираться.
Можно, конечно, кликнуть подмогу… она ведь рядом — подмога. Совсем рядом. Шарц время от времени даже слышит ее чуткое дыхание у себя за плечом, но…
«Как просто… как соблазнительно просто вручить это ядовитое сокровище, в прямом смысле слова — ядовитое, книжищу эту распроклятую, вручить ее людям сэра Роберта, открыто вручить, чтоб все эти мерзавцы видели… а дальше уже не его дело! Вот только… кто тогда займется противоядиями? Кто разработает лекарства, спасающие от всего этого? И еще… а всем ли людям лорда-канцлера можно доверять так, как ему самому? Слишком высока цена ошибки. Слишком».
«Хоть бы скорей, что ли, похолодало, да снег опять пошел», — думал Шарц бредя по темному переулку.
Сзади послышались осторожные крадущиеся шаги.
«Все равно ведь слышно! — усмехнулся Шарц. — Когда грязь под ногами чавкает, особо не потаишься».
Крадущийся неумело подстраивался под шаги самого Шарца, стараясь спрятать одно за другим.
«Слишком неумело! — мелькнула мысль. — Кто же это?»
Шарц замедлился, позволяя себя догнать.
«Ледгундцы с фалассцами куда лучше подкрадываются».
— А ну стой! — в спину Шарцу уперлось что-то острое. «Грабитель! — с восторгом подумал Шарц. — Грабитель! Грабитель! Надо же! Вот же повезло!»
— Кошелек или жизнь! — сказал грабитель.
Шарц испуганно пискнул, дернулся всем телом и замер, старательно играя испуг.
— Кошелек… вам нужен мой кошелек… сейчас… не убивайте только, — пролепетал он, доставая совершенно пустой кошелек и преспокойно вручая его грабителю.
Тот встряхнул кошелек, недоуменно нахмурился, развязал, заглянул, вывернул наизнанку, даже потряс для верности и уставился на Шарца с недоуменной обидой, из-под которой вот-вот собирался выплеснуться гнев.
— Ты что это? Издеваешься?!
«Ну, ты еще заплачь, дитятко обиженное!» — подумал Шарц.
— Издеваюсь? — переспросил Шарц.
— Деньги где?! — прошипел грабитель.
— Деньги? — удивился Шарц. — Так вы денег не просили, господин. Вы только кошелек потребовать изволили.
— Да я тебя сейчас… — начал грабитель и замолчал.
Левая рука Шарца перехватила нож, а правая легонько ткнула незадачливого короля подворотен в поддых. Почти нежно ткнула. Не чтоб чего нехорошее сотворить, а чтоб осознал. К чести грабителя нужно сказать, осознал он почти мгновенно. Как только понял, что руку с ножом вырвать не может.
— Ох и влип я… — только и пробормотал он.
— Не так сильно, как тебе кажется, — отозвался Шарц. — Мне стражу звать недосуг. А вот переодеться во что сухое ты мне найдешь прямо сейчас! Найдешь — и можешь забыть меня, как страшный сон.
— Понял, — облегченно вздохнул грабитель. — Что ж, не иначе что день такой. Мой черед быть ограбленным! И поделом мне, если честно. Нечего было святому Николя такую тощую свечку ставить. Это мне за грехи мои, точно говорю!
— Вот и искупай! — подтолкнул его Шарц. И, отпуская руку с ножом, добавил: — Не вздумай бежать. Поймаю — стукну!
— Сбежишь тут! — буркнул разбойник. — Эх, повезло же мне в темноте гнома с человеком перепутать. Ты из этих… из студентов, да?
— Все гораздо хуже, я почти профессор, — ответил Шарц, поспешая вслед за разбойником.
Откуда здесь столько подворотен? И закоулков? И дыр в заборах? И чердаков, и подвалов, и хитрых проходов по крышам, с перекинутыми мостками меж домов. И… и чего-то такого, для чего у меня слов не находится. А ведь я много языков знаю. Правда… А еще мне казалось, что эта часть города мне очень даже хорошо известна. Что я все здесь облазил. Ага. Как же. Мне бы и в голову не пришло, что если протиснуться здесь, сразу же перелезть сюда, а потом… это бревно меня чуть не убило! Нет, разбойник не мог этого замышлять! Вот он — рядом топчется. Замышлял бы, так давно бы сбежал!
— Господин… простите… не сообразил предупредить!
— Не сообразил? — держась за голову, промычал Шарц.
— Решил, что господину самому все известно. Виноват! — бормотал разбойник.
— А почему ты решил, что мне все известно? — удивился Шарц.
— Ну… а разве господин не архангел, посланный мне за грехи? — стыдливо пробормотал разбойник.
«Ох!»
Шарц фыркнул.
— Я его заместитель, — развеселяясь, ответил он. — Наставник сам прилететь не смог. А потому послал меня. Вот только я его всеведеньем пока не обладаю. Так что предупреждай меня, где нужно поберечь голову, ладно?
Через час, переодетый во все сухое, Шарц приступил к поискам очередного жилья.
«Что ж, теперь хоть что-то ясно, — пробурчал лекарь, захлопывая книгу. — Как время отмерять, как яды готовить. Все как на ладони. Пора и делом заняться».
«Самое время кого-нибудь отравить?» — хихикнул лазутчик.
«Не смешно, — покачал головой шут. — Меня тебе не переплюнуть, можешь даже не стараться!»
«От твоих натужных острот тоже не слишком весело!» — огрызнулся лазутчик.
«А ну заткнитесь оба! — рявкнул лекарь. — Нам предстоит интереснейшее дело!»
«Серьезно?» — обрадовался лазутчик.
«Шутит он, шутит!» — поддразнил его шут.
«Нам нужно раздобыть алхимическую лабораторию…» — начал лекарь.
«Лабораторию…» — разочарованно протянул лазутчик.
«И провести некоторое количество исследований…» — продолжил лекарь.
«Исследований… — еще больше опечалился лазутчик. — Опять эта твоя дурацкая возня со стеклышками и порошками, коротышка. А в результате ничего, кроме вони, все равно не выходит!»
«Уж извини, окровавленных трупов в процессе не получается! — ядовито огрызнулся лекарь. — До сих пор понять не могу, почему так выходит?»
«Тоже мне — исследователь… Как я делю с тобой одну голову — ума не приложу!» — пробурчал лазутчик.
«Попробуй увидеть смешную сторону во всем этом, — посоветовал шут. — Тебе никогда не приходило в голову, что лаборатория — это смешно? Ну, представь себе, все эти дурацкие стекляшки… Одним словом, если воспринимать всю эту лабораторию как одну большую шутку…»
«Ничего себе — шутки! — возмущенно оборвал его лазутчик. — Коротышка, значит, будет в своих стекляшках ковыряться, а мы сидеть и ждать, пока нас убивать придут?»
«Какие еще шутки? Я абсолютно серьезен, — откликнулся лекарь. — Более того, сидеть и ждать тебе не придется. Без твоих навыков лабораторию мне нипочем не раздобыть, я, видишь ли, намерен сохранить все это дело в тайне, так что… сам понимаешь».
«Так бы сразу и сказал!» — с облегчением отозвался лазутчик.
«А я что сделал?» — откликнулся лекарь.
«А мог бы и сам догадаться, краса и гордость старой Петрии», — присовокупил шут.
«Значит, немного передохнуть — и за дело!» — скомандовал лекарь.
«Отлично! — выдохнул лазутчик. — У кого стекляшки тащить будем?»
«Купим!» — отрезал лекарь.
«В лавке? — огорченно переспросил лазутчик. — Ты же говорил, что…»
«У стеклодува закажем», — непререкаемым тоном ответил лекарь.
«У стеклодува… скучища…» — зевнул лазутчик.
«Этого никто не должен видеть! — повысил голос лекарь. — Никто! Ни одна душа живая!»
«Стеклодув тоже?» — хихикнул шут.
«Не валяй дурака! — огрызнулся лекарь. — Этого не должен видеть никто, кроме стеклодува и его помощников. Так тебя устроит?»
«Устроит-устроит!» — примирительно откликнулся шут.
«А! — вновь обрадовался лазутчик. — Так бы сразу и говорил».
«Вы такие суровые, что я просто сейчас заплачу, — проговорил шут. — А отдохнуть немного — можно? Ну совсем немного, а? Просто пройтись по городу? Ни от кого не спасаясь — пройтись?»
«В принципе, даже обязательно, — пробурчал лекарь. — Здоровье беречь нужно. Не время сейчас болеть».
Лучше бы он отложил эту прогулку! Но про такое никогда заранее не знаешь…
— Я не прошу, чтоб ты отдал ее…
Опять фалассец. «Не просит он, видите ли!» Впрочем, теперь ему несомненно известно, кто такой Шарц. Так что и разговор выйдет совсем другой.
— Разумное решение, — усмехнулся Шарц. — Люди нашей профессии ни у кого ничего не просят. Они приходят и берут… если могут. Если мастерства хватает.
— Я не прошу, чтоб ты отдал ее, — повторил фалассец. — Мне будет достаточно увидеть, как она умирает.
«Умирает? Что он хочет этим сказать?»
— Я хочу увидеть, как эта книга умрет… — продолжал фалассец. — Сожги ее — и остаешься жив. Мы не убьем тебя, мы поможем тебе против остальных.
«Вот как! Не „будет уничтожена“, а именно „умрет“? Очень интересно!»
— Почему это я должен сжигать то, что мне подарили? — тихо спросил Шарц.
— Потому, что тебе подарили краденое, — ответил фалассец.
«Ах, вот оно в чем дело! Краденое, значит, мне подарили!»
— Обожаю краденое, — хищно ухмыльнулся петрийский лазутчик. — Есть какая-то неизъяснимая прелесть в том, чтобы похитить нож из руки убийцы, стащить удавку у душителя…
— Это не удавка и не нож! Это книга! — зарычал фаласский лазутчик.
— Некоторые книги пострашней, чем нож или удавка, — ответил Шарц.
— Ну так сожги ее! — гневно воскликнул фалассец.
— Что-то мне подсказывает, что она — не единственная, — зло ухмыльнулся Шарц. — Здесь-то я ее сожгу… но там-то она останется.
— Какое тебе дело до того, что происходит где-то там?
— Мне бы не было никакого дела до того, что происходит где-то там, если бы тебя не беспокоило то, что происходит где-то здесь! — ответил Шарц.
— А почему ты решил, что меня это беспокоит? — возмутился фалассетг. — Да плевать я хотел на вас, грязные северные варвары!
— Раз вам до такой степени не хочется, чтоб эти знания стали доступны людям отсюда, значит, вы сами собираетесь их здесь применять, — заметил Шарц. — Именно здесь. Хотя… какая разница где? Убийство остается убийством, где бы оно ни случилось, а отравление — одна из худших его разновидностей. Подлая, мерзкая, трусливая…
— Какое тебе дело до людей? Ты же… ты гном! — словно обвинение, выплюнул фалассец.
— Быть может, я еще больше человек… именно оттого, что гном, — ответил Шарц. — А как лекаря, меня не может не беспокоить содержание этой книги. И я со страхом жду того дня, когда какие-нибудь сволочи начнут применять заключенные в ней знания, а мне и моим коллегам будет нечего этому противопоставить!
— Это — наша книга, — настаивал фалассец. — Она принадлежит Безымянному Храму. Мы пришли за ней. Она должна вернуться… или умереть.
«Вот как, значит! Не просто лазутчики на службе у одного из южных государей, а храмовая стража, да еще и печально знаменитый Безымянный Храм! Так вот чемзанимаются просветленные монахи вместо поста и молитвы своим безымянным Богам!»
— Эти знания… не придут сюда, не будут использованы… здесь, — сказал наконец фалассец.
— Я должен верить тебе на слово? — будто хорошей шутке, обрадовался Шарц.
— Я поклянусь непроизносимыми именами своих Богов, — пообещал фалассец.
— Значит, я твоим Богам должен буду поверить на слово? — спросил Шарц.
— Боги не лгут, — сообщил фаласский лазутчик.
— Возможно, — ласково улыбнулся Шарц. — А вот о людях я этого не сказал бы… и вряд ли твои Боги придут сюда, чтоб засвидетельствовать твою правоту. Может объяснишь, почему столько шума, если вы все равно не собираетесь охотиться на этой территории?
— Это наше дело, зачем тебе знать лишнее? — откликнулся фалассец. — Знание, заключенное в этой книге, принадлежит нам, оно было у нас украдено и должно возвратиться. Само существование этой книги где-то помимо нашего Храма — грех, оскорбляющий Богов.
— Плохо ты врешь, — сказал Шарц. — Некрасиво, нескладно и без особого вдохновения.
— Клянусь непроизносимыми именами Бесконечных Богов… — начал лазутчик.
— Что все, сказанное мной, — ложь от начала и до конца, — закончил за него Шарц.
— Да как ты смеешь? — потрясение выдохнул фалассец, которого мерзкий коротышка прервал посреди клятвы, да еще и таким образом.
— Ну… ты же лазутчик! — ухмылялся Шарц. — Лгать — твой долг, твоя профессия и твоя честь! Как твой бывший коллега, могу сказать — плохо работаешь. Без огня, без вдохновения, боюсь, твои Боги недовольны…
— Тебе не нужна правда, тебе нужна жизнь. Сожги книгу — и останешься жив, — тупо повторил фалассец.
— Ты и в самом деле надеешься справится со мной… один? — лукаво улыбнулся Шарц.
— Мои Боги со мной, — ответил лазутчик. — Правда на моей стороне.
— Правда лазутчика — его ложь, недоучка! — вздохнул Шарц. — Ох и всыплют тебе твои Боги…
Шарц прислушался. Тишина вокруг. Полная тишина.
«Чисто», — сказал лазутчик.
«Неплохое место для операции», — согласился лекарь.
Шарц внимательно оглядел стоявшего перед ним воина.
«Да. Противник серьезный, — мелькнуло в мыслях лазутчика. — С таким шутки шутить нельзя. И не заметишь, как без головы останешься!»
«Именно с таким и нужно шутки шутить! — встрял вновь высунувшийся шут. — Иначе точно без головы останешься! Это, конечно, не самое сильное твое место, но, сколько я помню, Полли нравилась эта прическа…»
«Шутки, значит…» — задумчиво протянул лазутчик.
«А то ты не помнишь, как тарелками жонглировал?» — фыркнул шут.
«Вообще-то жонглировать всякой ерундой — твоя работа», — буркнул в ответ лазутчик.
«Верно. Но я, если помнишь, тогда еще не родился…» — усмехнулся шут.
«Напротив, именно тогда и был день твоего рождения, — вмешался лекарь. — Мне, как опытному акушеру, это совершенно очевидно! А теперь прекратите спорить и будьте настороже! На мой вкус, у этого серьезного человека слишком большой ланцет».
«Так значит, шутки… — вновь пробормотал лазутчик. — Что ж, можно…»
— Сожги книгу и останешься жив, — повторил фалассец.
— Убирайся отсюда — и останешься цел, — ответил Шарц.
— Я жду еще три удара сердца, — сказал фалассец.
— Твоих или моих? — ухмыльнулся Шарц.
— Ты сам выбрал свою судьбу, — промолвил фалассец, делая шаг вперед и выхватывая меч.
Так. Налево… направо… прямо… поворот… еще поворот… ныряем вот в эту подворотню, а теперь в эту… опять направо… направо, бестолочь! Налево… еще налево и прямо! Тут забор, не треснись лбом! Перелезаем, прыгаем, скользим, еще забор, налево и снова прямо…
«Ничего. Уже недолго… Ага! Вот оно».
Спасительная дыра в заборе. Ура!
За мной, прислужник Безымянных богов, за мной! Говорят, ваши жрецы умеют совершать настоящие чудеса, не знаю, все может быть, но, ручаюсь, такого чуда, как здешняя помойка, ты отродясь не видывал! Ты много чего повидал, враг мой, это сразу видно, боль и страх, страдания и пытки, обряды и ритуалы, демоны и боги, маги и чудеса… вот только ничто из этого не могло подготовить тебя к тому, что я собираюсь обрушить на твою несчастную голову.
Ты бежишь за мной, вооруженный мечом, ты уже считаешь себя победителем. У меня ведь нет меча, да и бегаю я похуже, у меня короткие ноги, мое дыхание тяжелей твоего, ты преследуешь меня спокойно, сберегая силы, пожалуй, ты и правда не сомневаешься в успехе… догнать и зарубить безоружного коротышку, забрать книгу, выполняя приказ жрецов… безоружный не может защищаться, не так ли? Станет ли тебе стыдно, если ты добьешься успеха? Или жрецы заранее отпустили тебе грехи? Или ты считаешь, что можно убивать безоружного?
Безоружного.
Ты даже представить себе не можешь, сколько у меня оружия! У тебя лишь твой меч — и всё… а у меня — у меня вся помойка! Всё, что валяется под ногами! Ты даже не догадываешься, что с тобой сейчас произойдет!
У Шарца не было меча, но к чему ему меч? В его распоряжении были все имеющиеся здесь отходы и нечистоты, кучи восхитительно сломанных предметов, изумительно испорченных вещей, словно самим Господом предназначенных для метания их во вражеских лазутчиков.
Шарц бежал, подхватывая с земли то один, то другой предмет, посылая его вверх и вперед, поспешая следом. Скоро он уже жонглировал грудой струдом поддающихся описанию предметов разной степени тяжести и свежести. Хотя «свежесть» не совсем верное слово, правильнее было бы сказать «вонючести».
«Достаточно! — тяжело выдохнул лекарь. — Мы ж его убивать не собирались!»
«Что, тяжело, коротышка? — ухмыльнулся лазутчик, подхватывая обломок тележного колеса. — Совсем ты засиделся, король припарок!»
Развернувшись, Шарц замер, поджидая преследователя. Тот тоже остановился, с опаской глядя на невероятную груду не-пойми-чего, вертящуюся вокруг его противника.
Проклятый карлик сотворил себе оружие из кучи мусора!
И подобраться к недомерку теперь не просто. Опытный воин, фалассец не мог не оценить всей опасности этого мерзкого оружия! Он стоял, выжидая, стоял, глядя, как вращается омерзительный хоровод из обломков и отходов, но так и не уловил момента, когда эта мерзость наклонилась и рухнула на него! Это ему только казалось, что он находится в безопасной зоне! Проклятый карлик умудрился швырнуть свое отвратительное оружие куда дальше, чем можно было предполагать при его росте. Фалассец едва успел отскочить, но точно посланный кусок кирпича выбил меч из его руки.
* * *
Дерево — такой хитрый материал! Это вам не послушный умница металл, не простодушный грубиян камень, это вам… дерево. Его понимать надо. Дело это непростое, не всякому гному доступное. Это с одной стороны. А с другой… нет таких дел, с которыми марлецийский доктор медицины не справится. Так-то вот. Подумаешь — дерево!Шарц довольно кивнул своим мыслям и аккуратно поставил на пол тяжелый дубовый табурет. Пришлось, конечно, пробежаться по городу и кой-какой инструмент прикупить, зато все повреждения, нанесенные вонзившейся в табурет арбалетной стрелой, устранены полностью. Ни следа не осталось. Шарц даже подумывал, не выправить ли изначально присущую табурету кривобокость, но после раздумал, порешив не менять его уникальные природные свойства.
«Все ж таки какие бы мы, гномы, ни были мастера, у людей нам еще учиться и учиться, — размышлял он. — Ведь ни одному гному в голову бы не пришло сделать такой табурет. Даже не каждый человек способен до такого додуматься!»
Шарц устроился в полюбившемся ему за эти несколько дней уютном кресле и задумчиво уставился на пустую поверхность дубового стола. Покосился на лежащий в углу разобранный арбалет. Обычное оружие стражника. Не слишком качественное, конечно, оружие, но ведь стражникам не в тайных схватках секретных агентов участвовать, а расходившихся подвыпивших гуляк разгонять. Арбалет и короткий меч скорей для солидности. Обычное оружие стражника — увесистая дубинка, а то и просто увесистый кулак. Как правило, и того много — здешние горожане люди мирные.
Шарц достал сумку с лекарскими принадлежностями и принялся приводить в порядок свои инструменты. Хорошее занятие. Нервы успокаивает, думается под него хорошо, опять же — дело нужное. Можно сказать, наиважнейшее для лекаря дело — свои инструменты в порядке содержать.
Взять, к примеру, скальпель… это люди говорят: «наточено до блеска!» Говорят-говорят, а потом идут и покупают гномский, потому что своим, до блеска наточенным, только перья чинить, да и то неудобно. Ножом сподручнее. Гномские скальпели не блестят. Не блестят — потому что и в самом деле острые. Чем шире режущая кромка, тем больше она отражает свет, а значит, блестит, «зеркалит», чем уже, острее, тем меньше у нее возможности что-то отражать, а значит, и блеска не будет. Это человечьи лезвия проверяют на остроту, сбривая волосы на руке. Гномским достаточно прикоснуться… ну, а потом кровь останавливать.
К слову сказать, не каждый лекарь и вообще гномским скальпелем орудовать возьмется. Тому, кто всю жизнь человечьими оперировал, лучше даже и не пробовать. В последнее время молодые гномы изобрели для таких вот несчастных особый вид скальпеля. Сами гномы называют их «затупленными». Нужно сказать, что при всей их затупленности все равно они лучше и острей человеческих. Впрочем, справедливости ради следует отметить: тот лекарь из людей, кто сразу начинал учиться оперировать хорошим гномским скальпелем, никаких проблем не испытывает.
Шарц полюбовался на приведенные в порядок скальпели, аккуратно уложил их на свои места и взялся за иглы. Нет, если в чем гномы и превосходят людей, то в аккуратности, тщательности и методичности. А некоторые говорят — в занудстве. Что ж, может, оно и так, вот только гномам нравится быть занудами.
«Занудство — наше основное ремесло», — говорят гномы, недавно избравшие лорда-канцлера «почетным гномом». В отличие от Джориана Фицджеральда Безумного Книжника сэру Роберту не удалось сбежать по крышам. Шарц страшно жалел, что ему не довелось поучаствовать в этом издевательстве, то есть, простите, торжественной церемонии.
Приведенные в порядок иглы отправились на место. Настал черед зажимов.
«Бежать надо!» — в который раз бурчал лазутчик, нервно топтавшийся рядом.
«Бежать? Обычно ты командуешь: „Уходим!“ Откуда вдруг такая спешка?» — поинтересовался шут.
«Уходить два часа назад нужно было, — ответил лазутчик. — А теперь — бежать, да как следует! И хорошо еще, если просто бежать, а не прорываться с боем!»
«Ну так ведь прорвемся же!» — воскликнул шут.
«Прорвемся, если коротышка своими игрушками когда-нибудь налюбуется!» — буркнул лазутчик.
«Должен же я привести инструменты в порядок! — возмутился лекарь. — Вдруг кому помощь понадобится?»
«Помощь понадобится нам, если мы не уберемся отсюда!» — посулил лазутчик.
«Еще полчаса!» — решительно отрезал лекарь.
Шарц с грустью посмотрел на дубовый стол. Работать за ним было так удобно. А уж кресло-то! Почти как дома…
А вот о доме думать не стоило. Нельзя сейчас о доме думать. Очень уж туда хочется. Но нельзя. Нельзя, и всё тут. Не хватало еще всех этих мерзавцев на загривке притащить.
Шарц застегнул медицинскую сумку и встал. Пора.
* * *
Шарц чертыхнулся и с размаху нырнул в холодную жидкую грязь. Веселая студенческая песня проплыла мимо.— А нам знаешь, сколько задали… — донеслось до Шарца.
— Догадываюсь! Говорят, профессор Фраже — просто зверь!
— Зверь! Скажешь тоже! Зверей он глотает, не просыпаясь, вместо завтрака!
— А ты не щипайся! — услышал Шарц чуть погодя. Прозвучало это так, что вполне было ясно, девушка целиком и полностью одобряет поведение своего спутника, но надо же соблюдать ритуал!
— А ты задницей не крути! — последовал возмущенный ответ. Или восхищенный? Из лужи не разобрать, но похоже, парень еще не понял, что к чему, и ему совершенно не ясно, чем закончится сегодняшний вечер.
— Вот еще! Моя задница, что хочу, то и делаю! — Ничего, девушка ему быстро все объяснит.
Веселые молодые голоса, дружный топот ног. Стихло.
Шарц облегченно вздохнул. Спрятаться от охотящихся за ним лазутчиков — одно дело, а ты вот попробуй собственным стипендиатам и прочим знакомым профессорам и студентам на глаза не попасться.
Гуляют они, видите ли!
Это вместо того, чтоб старательно постигать науки и набираться знаний!
«Впрочем, должен признать, мы были не лучше, — подумав, был вынужден признать Шарц. — И если наука до сих пор не погибла, быть может, так и нужно? Если б еще не эта омерзительная, холодная, мокрая грязь, куда я угодил по их милости!»
Произнеся несколько слов, абсолютно неприличных для олбарийского лекаря, марлецийского доктора, сэра рыцаря, гросса и наставника, Шарц выбрался из лужи, которую успел возненавидеть. И тут же плюхнулся обратно.
— А теперь целуй меня! — решительно потребовал девичий голос. — И побыстрей! Мы и так от других отстали!
Дождавшись, пока отставшая парочка скроется с глаз, Шарц вновь выбрался из грязи. Неприличных слов у него уже не осталось.
Хорошо, что медицинская сумка рассчитана почти на все, в том числе и на падение в этакую грязь, хорошо, что книги упрятаны в кожаный футляр, а все остальное… все остальное нуждается в чистке, стирке и просушивании. В том числе и он сам. А еще он нуждается в бане. Горячей бане. Очень горячей. Но с этим придется потерпеть. Разве что он нарвется на рыскающих там и тут ледгундских и фаласских агентов. Тогда он и без бани отлично согреется. Может, стоит нарваться? А то ведь так и заболеть недолго. А болеть сейчас нельзя. Нельзя болеть.
Прислушиваясь к отдаленным голосам, Шарц перебегает улицу, скрываясь в темной подворотне. Нельзя, нельзя никому из знакомых показываться. Ни профессорам, ни студентам. Никому. Ведь достаточно кому-то одному что-то увидеть — завтра весь университет будет знать. А храбрые мальчишки и девчонки, самим Шарцем отобранные и подготовленные для учебы, немедля кинутся защищать, спасать и выручать горячо любимого наставника. Да только ли они! И разумеется, никто никаких доводов слушать не станет. Да как же это можно — учителя в беде бросить! А дальше… дальше ясно, что будет. Спасти сразу всех Шарц не успеет. Так для того ли он их отбирал и готовил, чтоб скормить жутким призракам, скрывающимся во мраке ночи? Нет уж! Это его обучали быть чудовищем, а значит, ему и разбираться.
Можно, конечно, кликнуть подмогу… она ведь рядом — подмога. Совсем рядом. Шарц время от времени даже слышит ее чуткое дыхание у себя за плечом, но…
«Как просто… как соблазнительно просто вручить это ядовитое сокровище, в прямом смысле слова — ядовитое, книжищу эту распроклятую, вручить ее людям сэра Роберта, открыто вручить, чтоб все эти мерзавцы видели… а дальше уже не его дело! Вот только… кто тогда займется противоядиями? Кто разработает лекарства, спасающие от всего этого? И еще… а всем ли людям лорда-канцлера можно доверять так, как ему самому? Слишком высока цена ошибки. Слишком».
«Хоть бы скорей, что ли, похолодало, да снег опять пошел», — думал Шарц бредя по темному переулку.
Сзади послышались осторожные крадущиеся шаги.
«Все равно ведь слышно! — усмехнулся Шарц. — Когда грязь под ногами чавкает, особо не потаишься».
Крадущийся неумело подстраивался под шаги самого Шарца, стараясь спрятать одно за другим.
«Слишком неумело! — мелькнула мысль. — Кто же это?»
Шарц замедлился, позволяя себя догнать.
«Ледгундцы с фалассцами куда лучше подкрадываются».
— А ну стой! — в спину Шарцу уперлось что-то острое. «Грабитель! — с восторгом подумал Шарц. — Грабитель! Грабитель! Надо же! Вот же повезло!»
— Кошелек или жизнь! — сказал грабитель.
Шарц испуганно пискнул, дернулся всем телом и замер, старательно играя испуг.
— Кошелек… вам нужен мой кошелек… сейчас… не убивайте только, — пролепетал он, доставая совершенно пустой кошелек и преспокойно вручая его грабителю.
Тот встряхнул кошелек, недоуменно нахмурился, развязал, заглянул, вывернул наизнанку, даже потряс для верности и уставился на Шарца с недоуменной обидой, из-под которой вот-вот собирался выплеснуться гнев.
— Ты что это? Издеваешься?!
«Ну, ты еще заплачь, дитятко обиженное!» — подумал Шарц.
— Издеваюсь? — переспросил Шарц.
— Деньги где?! — прошипел грабитель.
— Деньги? — удивился Шарц. — Так вы денег не просили, господин. Вы только кошелек потребовать изволили.
— Да я тебя сейчас… — начал грабитель и замолчал.
Левая рука Шарца перехватила нож, а правая легонько ткнула незадачливого короля подворотен в поддых. Почти нежно ткнула. Не чтоб чего нехорошее сотворить, а чтоб осознал. К чести грабителя нужно сказать, осознал он почти мгновенно. Как только понял, что руку с ножом вырвать не может.
— Ох и влип я… — только и пробормотал он.
— Не так сильно, как тебе кажется, — отозвался Шарц. — Мне стражу звать недосуг. А вот переодеться во что сухое ты мне найдешь прямо сейчас! Найдешь — и можешь забыть меня, как страшный сон.
— Понял, — облегченно вздохнул грабитель. — Что ж, не иначе что день такой. Мой черед быть ограбленным! И поделом мне, если честно. Нечего было святому Николя такую тощую свечку ставить. Это мне за грехи мои, точно говорю!
— Вот и искупай! — подтолкнул его Шарц. И, отпуская руку с ножом, добавил: — Не вздумай бежать. Поймаю — стукну!
— Сбежишь тут! — буркнул разбойник. — Эх, повезло же мне в темноте гнома с человеком перепутать. Ты из этих… из студентов, да?
— Все гораздо хуже, я почти профессор, — ответил Шарц, поспешая вслед за разбойником.
Откуда здесь столько подворотен? И закоулков? И дыр в заборах? И чердаков, и подвалов, и хитрых проходов по крышам, с перекинутыми мостками меж домов. И… и чего-то такого, для чего у меня слов не находится. А ведь я много языков знаю. Правда… А еще мне казалось, что эта часть города мне очень даже хорошо известна. Что я все здесь облазил. Ага. Как же. Мне бы и в голову не пришло, что если протиснуться здесь, сразу же перелезть сюда, а потом… это бревно меня чуть не убило! Нет, разбойник не мог этого замышлять! Вот он — рядом топчется. Замышлял бы, так давно бы сбежал!
— Господин… простите… не сообразил предупредить!
— Не сообразил? — держась за голову, промычал Шарц.
— Решил, что господину самому все известно. Виноват! — бормотал разбойник.
— А почему ты решил, что мне все известно? — удивился Шарц.
— Ну… а разве господин не архангел, посланный мне за грехи? — стыдливо пробормотал разбойник.
«Ох!»
Шарц фыркнул.
— Я его заместитель, — развеселяясь, ответил он. — Наставник сам прилететь не смог. А потому послал меня. Вот только я его всеведеньем пока не обладаю. Так что предупреждай меня, где нужно поберечь голову, ладно?
Через час, переодетый во все сухое, Шарц приступил к поискам очередного жилья.
* * *
Серенький рассвет робко поскребся в приоткрытые ставни.«Что ж, теперь хоть что-то ясно, — пробурчал лекарь, захлопывая книгу. — Как время отмерять, как яды готовить. Все как на ладони. Пора и делом заняться».
«Самое время кого-нибудь отравить?» — хихикнул лазутчик.
«Не смешно, — покачал головой шут. — Меня тебе не переплюнуть, можешь даже не стараться!»
«От твоих натужных острот тоже не слишком весело!» — огрызнулся лазутчик.
«А ну заткнитесь оба! — рявкнул лекарь. — Нам предстоит интереснейшее дело!»
«Серьезно?» — обрадовался лазутчик.
«Шутит он, шутит!» — поддразнил его шут.
«Нам нужно раздобыть алхимическую лабораторию…» — начал лекарь.
«Лабораторию…» — разочарованно протянул лазутчик.
«И провести некоторое количество исследований…» — продолжил лекарь.
«Исследований… — еще больше опечалился лазутчик. — Опять эта твоя дурацкая возня со стеклышками и порошками, коротышка. А в результате ничего, кроме вони, все равно не выходит!»
«Уж извини, окровавленных трупов в процессе не получается! — ядовито огрызнулся лекарь. — До сих пор понять не могу, почему так выходит?»
«Тоже мне — исследователь… Как я делю с тобой одну голову — ума не приложу!» — пробурчал лазутчик.
«Попробуй увидеть смешную сторону во всем этом, — посоветовал шут. — Тебе никогда не приходило в голову, что лаборатория — это смешно? Ну, представь себе, все эти дурацкие стекляшки… Одним словом, если воспринимать всю эту лабораторию как одну большую шутку…»
«Ничего себе — шутки! — возмущенно оборвал его лазутчик. — Коротышка, значит, будет в своих стекляшках ковыряться, а мы сидеть и ждать, пока нас убивать придут?»
«Какие еще шутки? Я абсолютно серьезен, — откликнулся лекарь. — Более того, сидеть и ждать тебе не придется. Без твоих навыков лабораторию мне нипочем не раздобыть, я, видишь ли, намерен сохранить все это дело в тайне, так что… сам понимаешь».
«Так бы сразу и сказал!» — с облегчением отозвался лазутчик.
«А я что сделал?» — откликнулся лекарь.
«А мог бы и сам догадаться, краса и гордость старой Петрии», — присовокупил шут.
«Значит, немного передохнуть — и за дело!» — скомандовал лекарь.
«Отлично! — выдохнул лазутчик. — У кого стекляшки тащить будем?»
«Купим!» — отрезал лекарь.
«В лавке? — огорченно переспросил лазутчик. — Ты же говорил, что…»
«У стеклодува закажем», — непререкаемым тоном ответил лекарь.
«У стеклодува… скучища…» — зевнул лазутчик.
«Этого никто не должен видеть! — повысил голос лекарь. — Никто! Ни одна душа живая!»
«Стеклодув тоже?» — хихикнул шут.
«Не валяй дурака! — огрызнулся лекарь. — Этого не должен видеть никто, кроме стеклодува и его помощников. Так тебя устроит?»
«Устроит-устроит!» — примирительно откликнулся шут.
«А! — вновь обрадовался лазутчик. — Так бы сразу и говорил».
«Вы такие суровые, что я просто сейчас заплачу, — проговорил шут. — А отдохнуть немного — можно? Ну совсем немного, а? Просто пройтись по городу? Ни от кого не спасаясь — пройтись?»
«В принципе, даже обязательно, — пробурчал лекарь. — Здоровье беречь нужно. Не время сейчас болеть».
Лучше бы он отложил эту прогулку! Но про такое никогда заранее не знаешь…
* * *
— Стоило выйти пройтись — и на тебе! — недовольно пробурчал Шарц. — В этой Марлеции шагу ни ступи — обязательно на шпиона наткнешься! Такое впечатление, что их здесь на грядках выращивают, вместе с морковкой. Что я — воздухом подышать не могу? Он, между прочим, для здоровья полезный!— Я не прошу, чтоб ты отдал ее…
Опять фалассец. «Не просит он, видите ли!» Впрочем, теперь ему несомненно известно, кто такой Шарц. Так что и разговор выйдет совсем другой.
— Разумное решение, — усмехнулся Шарц. — Люди нашей профессии ни у кого ничего не просят. Они приходят и берут… если могут. Если мастерства хватает.
— Я не прошу, чтоб ты отдал ее, — повторил фалассец. — Мне будет достаточно увидеть, как она умирает.
«Умирает? Что он хочет этим сказать?»
— Я хочу увидеть, как эта книга умрет… — продолжал фалассец. — Сожги ее — и остаешься жив. Мы не убьем тебя, мы поможем тебе против остальных.
«Вот как! Не „будет уничтожена“, а именно „умрет“? Очень интересно!»
— Почему это я должен сжигать то, что мне подарили? — тихо спросил Шарц.
— Потому, что тебе подарили краденое, — ответил фалассец.
«Ах, вот оно в чем дело! Краденое, значит, мне подарили!»
— Обожаю краденое, — хищно ухмыльнулся петрийский лазутчик. — Есть какая-то неизъяснимая прелесть в том, чтобы похитить нож из руки убийцы, стащить удавку у душителя…
— Это не удавка и не нож! Это книга! — зарычал фаласский лазутчик.
— Некоторые книги пострашней, чем нож или удавка, — ответил Шарц.
— Ну так сожги ее! — гневно воскликнул фалассец.
— Что-то мне подсказывает, что она — не единственная, — зло ухмыльнулся Шарц. — Здесь-то я ее сожгу… но там-то она останется.
— Какое тебе дело до того, что происходит где-то там?
— Мне бы не было никакого дела до того, что происходит где-то там, если бы тебя не беспокоило то, что происходит где-то здесь! — ответил Шарц.
— А почему ты решил, что меня это беспокоит? — возмутился фалассетг. — Да плевать я хотел на вас, грязные северные варвары!
— Раз вам до такой степени не хочется, чтоб эти знания стали доступны людям отсюда, значит, вы сами собираетесь их здесь применять, — заметил Шарц. — Именно здесь. Хотя… какая разница где? Убийство остается убийством, где бы оно ни случилось, а отравление — одна из худших его разновидностей. Подлая, мерзкая, трусливая…
— Какое тебе дело до людей? Ты же… ты гном! — словно обвинение, выплюнул фалассец.
— Быть может, я еще больше человек… именно оттого, что гном, — ответил Шарц. — А как лекаря, меня не может не беспокоить содержание этой книги. И я со страхом жду того дня, когда какие-нибудь сволочи начнут применять заключенные в ней знания, а мне и моим коллегам будет нечего этому противопоставить!
— Это — наша книга, — настаивал фалассец. — Она принадлежит Безымянному Храму. Мы пришли за ней. Она должна вернуться… или умереть.
«Вот как, значит! Не просто лазутчики на службе у одного из южных государей, а храмовая стража, да еще и печально знаменитый Безымянный Храм! Так вот чемзанимаются просветленные монахи вместо поста и молитвы своим безымянным Богам!»
— Эти знания… не придут сюда, не будут использованы… здесь, — сказал наконец фалассец.
— Я должен верить тебе на слово? — будто хорошей шутке, обрадовался Шарц.
— Я поклянусь непроизносимыми именами своих Богов, — пообещал фалассец.
— Значит, я твоим Богам должен буду поверить на слово? — спросил Шарц.
— Боги не лгут, — сообщил фаласский лазутчик.
— Возможно, — ласково улыбнулся Шарц. — А вот о людях я этого не сказал бы… и вряд ли твои Боги придут сюда, чтоб засвидетельствовать твою правоту. Может объяснишь, почему столько шума, если вы все равно не собираетесь охотиться на этой территории?
— Это наше дело, зачем тебе знать лишнее? — откликнулся фалассец. — Знание, заключенное в этой книге, принадлежит нам, оно было у нас украдено и должно возвратиться. Само существование этой книги где-то помимо нашего Храма — грех, оскорбляющий Богов.
— Плохо ты врешь, — сказал Шарц. — Некрасиво, нескладно и без особого вдохновения.
— Клянусь непроизносимыми именами Бесконечных Богов… — начал лазутчик.
— Что все, сказанное мной, — ложь от начала и до конца, — закончил за него Шарц.
— Да как ты смеешь? — потрясение выдохнул фалассец, которого мерзкий коротышка прервал посреди клятвы, да еще и таким образом.
— Ну… ты же лазутчик! — ухмылялся Шарц. — Лгать — твой долг, твоя профессия и твоя честь! Как твой бывший коллега, могу сказать — плохо работаешь. Без огня, без вдохновения, боюсь, твои Боги недовольны…
— Тебе не нужна правда, тебе нужна жизнь. Сожги книгу — и останешься жив, — тупо повторил фалассец.
— Ты и в самом деле надеешься справится со мной… один? — лукаво улыбнулся Шарц.
— Мои Боги со мной, — ответил лазутчик. — Правда на моей стороне.
— Правда лазутчика — его ложь, недоучка! — вздохнул Шарц. — Ох и всыплют тебе твои Боги…
Шарц прислушался. Тишина вокруг. Полная тишина.
«Чисто», — сказал лазутчик.
«Неплохое место для операции», — согласился лекарь.
Шарц внимательно оглядел стоявшего перед ним воина.
«Да. Противник серьезный, — мелькнуло в мыслях лазутчика. — С таким шутки шутить нельзя. И не заметишь, как без головы останешься!»
«Именно с таким и нужно шутки шутить! — встрял вновь высунувшийся шут. — Иначе точно без головы останешься! Это, конечно, не самое сильное твое место, но, сколько я помню, Полли нравилась эта прическа…»
«Шутки, значит…» — задумчиво протянул лазутчик.
«А то ты не помнишь, как тарелками жонглировал?» — фыркнул шут.
«Вообще-то жонглировать всякой ерундой — твоя работа», — буркнул в ответ лазутчик.
«Верно. Но я, если помнишь, тогда еще не родился…» — усмехнулся шут.
«Напротив, именно тогда и был день твоего рождения, — вмешался лекарь. — Мне, как опытному акушеру, это совершенно очевидно! А теперь прекратите спорить и будьте настороже! На мой вкус, у этого серьезного человека слишком большой ланцет».
«Так значит, шутки… — вновь пробормотал лазутчик. — Что ж, можно…»
— Сожги книгу и останешься жив, — повторил фалассец.
— Убирайся отсюда — и останешься цел, — ответил Шарц.
— Я жду еще три удара сердца, — сказал фалассец.
— Твоих или моих? — ухмыльнулся Шарц.
— Ты сам выбрал свою судьбу, — промолвил фалассец, делая шаг вперед и выхватывая меч.
* * *
Шарц проворно отскочил от свистящей дуги падения меча и побежал вдоль забора. Фалассец последовал за ним.Так. Налево… направо… прямо… поворот… еще поворот… ныряем вот в эту подворотню, а теперь в эту… опять направо… направо, бестолочь! Налево… еще налево и прямо! Тут забор, не треснись лбом! Перелезаем, прыгаем, скользим, еще забор, налево и снова прямо…
«Ничего. Уже недолго… Ага! Вот оно».
Спасительная дыра в заборе. Ура!
За мной, прислужник Безымянных богов, за мной! Говорят, ваши жрецы умеют совершать настоящие чудеса, не знаю, все может быть, но, ручаюсь, такого чуда, как здешняя помойка, ты отродясь не видывал! Ты много чего повидал, враг мой, это сразу видно, боль и страх, страдания и пытки, обряды и ритуалы, демоны и боги, маги и чудеса… вот только ничто из этого не могло подготовить тебя к тому, что я собираюсь обрушить на твою несчастную голову.
Ты бежишь за мной, вооруженный мечом, ты уже считаешь себя победителем. У меня ведь нет меча, да и бегаю я похуже, у меня короткие ноги, мое дыхание тяжелей твоего, ты преследуешь меня спокойно, сберегая силы, пожалуй, ты и правда не сомневаешься в успехе… догнать и зарубить безоружного коротышку, забрать книгу, выполняя приказ жрецов… безоружный не может защищаться, не так ли? Станет ли тебе стыдно, если ты добьешься успеха? Или жрецы заранее отпустили тебе грехи? Или ты считаешь, что можно убивать безоружного?
Безоружного.
Ты даже представить себе не можешь, сколько у меня оружия! У тебя лишь твой меч — и всё… а у меня — у меня вся помойка! Всё, что валяется под ногами! Ты даже не догадываешься, что с тобой сейчас произойдет!
У Шарца не было меча, но к чему ему меч? В его распоряжении были все имеющиеся здесь отходы и нечистоты, кучи восхитительно сломанных предметов, изумительно испорченных вещей, словно самим Господом предназначенных для метания их во вражеских лазутчиков.
Шарц бежал, подхватывая с земли то один, то другой предмет, посылая его вверх и вперед, поспешая следом. Скоро он уже жонглировал грудой струдом поддающихся описанию предметов разной степени тяжести и свежести. Хотя «свежесть» не совсем верное слово, правильнее было бы сказать «вонючести».
«Достаточно! — тяжело выдохнул лекарь. — Мы ж его убивать не собирались!»
«Что, тяжело, коротышка? — ухмыльнулся лазутчик, подхватывая обломок тележного колеса. — Совсем ты засиделся, король припарок!»
Развернувшись, Шарц замер, поджидая преследователя. Тот тоже остановился, с опаской глядя на невероятную груду не-пойми-чего, вертящуюся вокруг его противника.
Проклятый карлик сотворил себе оружие из кучи мусора!
И подобраться к недомерку теперь не просто. Опытный воин, фалассец не мог не оценить всей опасности этого мерзкого оружия! Он стоял, выжидая, стоял, глядя, как вращается омерзительный хоровод из обломков и отходов, но так и не уловил момента, когда эта мерзость наклонилась и рухнула на него! Это ему только казалось, что он находится в безопасной зоне! Проклятый карлик умудрился швырнуть свое отвратительное оружие куда дальше, чем можно было предполагать при его росте. Фалассец едва успел отскочить, но точно посланный кусок кирпича выбил меч из его руки.