Страница:
«Боже, какое счастье, что я ничего тебе не сказала! Не попыталась признаться! Я не причинила тебе хотя бы этой боли!»
— Ты хотел отомстить? — тихо спросила она.
— Больше всего на свете, — тихо ответил он.
И такая тоска прозвучала в его голосе… такая тоска…
— Что мне сделать, что сделать, чтоб облегчить эту муку?! — не удержавшись, хватая его за руку, проговорила владыка.
Он вздрогнул и отдернул руку, словно ее коснулось раскаленное железо.
— Тебе… — он поглядел на нее непонимающим взглядом, словно разбуженный.
— Ты их всех ненавидишь, а их нет… — вновь хватая его за руку, прошептала владыка. — Ты их всех ненавидишь, а их нет… ты бы хотел их всех убить, а их нет… осталось глупое, никчемное, ни на что не способное старичье, а их нет… нет их… остальные уже другие… тех… их нигде нет, совсем нигде… а тебе они нужны… тебе нужны именно они… тебе очень нужно, чтоб они были… чтоб ты мог их ненавидеть… и убить… всех убить… что мне сделать, чтоб они были?!
— Пусти! — прошипел Фицджеральд, вновь выдергивая руку. — Сумасшедшая…
— Сумасшедшая? Да, наверное. Я и правда сумасшедшая, потому что их нет! Их совсем-совсем нет, навсегда нет, на веки вечные! Их нет и нет, это и в самом деле способно свести с ума! Их нет, понимаешь? Их нет, а я — есть. Я — тоже гном, разве нет? Самый настоящий, чем я лучше других? А ничем! Ничем не лучше! Я такая же, вот! Так и зачем тебе дожидаться тех, кого нет и не будет? Изнасилуй меня! Гном изнасиловал твою мать — отомсти нам — изнасилуй гномку!
— Да?! — яростно прошипел он. — Так вот что ты предлагаешь?! Вот так вот все просто?! Самому превратиться в мерзкого насильника?! В гнома?! Фицджеральды недаром выбирали лук и стрелы! Чтоб ни одного гнома даже пальцем не коснуться! Ни одного! Только стрела… только насмерть…
— Да?! — выдохнула она, невольно заражаясь его настроением. — А ведь смерть не равновесна насилию!
— И правда! — отрубил он. — Насилие страшнее! Смерть еще можно пережить!
«Смерть еще можно пережить! Ну ты сказал, комендант! Так кто здесь из нас двоих — больший цверг — читай, больший псих?»
— Тебе нужно убить хотя бы одного цверга, — горько сказала владыка. — Хотя бы одного. Может быть, это бы тебя успокоило. Вот только… единственный цверг на этом острове — это ты сам.
Он замер. На миг ей показалось, что его сразило какое-то древнее сказочное проклятие и он превратился в камень. Потом ему удалось выдохнуть. Медленно вдохнуть и выдохнуть вновь.
— Я сам… — осторожно повторил он. — Единственный цверг на острове.
Она молча кивнула.
— Ну, перерезать себе глотку я всегда успею, — криво ухмыльнулся Фицджеральд, руки у него дрожали. — И… спасибо тебе. Я понял. Нельзя ненавидеть то, чего нет. С чего-то несуществующего ненависть может перекинуться на что-то существующее.
— Или вернуть к жизни несуществующее, — кивнула гномка.
И Фицджеральд пожал ей руку.
— Как чему-то существующему! — сказала она.
— Как чему-то, что меня спасло, — выдохнул он. — Как кому-то, кто умнее меня. Нельзя все время жить ненавистью. Ты не знаешь, Гуннхильд, кто-нибудь из ваших играет в шашки?
«Уф-ф-ф!»
Якш шел по человечьему городу и дивился всему, что видел. До сих пор ему удавалось или обходить города стороной, или проскакивать их, почти не останавливаясь. По правде говоря, он их немного побаивался. Они его пугали своей непривычностью, непонятностью и величиной. Они были ужасно неправильные. Вот если бы он взялся мастерить город… а так — одно только безобразие и возмущение выходит. Человечьи села выглядят гораздо разумнее. Там, конечно, тоже все далеко не так, как следует, но города — это нечто… Однако для того, чтоб как следует заработать, нужно попасть именно в город, недаром же люди сами говорят: «В город, на заработки». Так что ничего не попишешь. Надо так надо. Придется потерпеть.
Якш шел по человечьему городу и дивился всему, что видел. В особенности — человечьим домам. Это не были уютные гномьи жилища, разрастающиеся вширь и углубляющиеся вниз, человечьи дома росли вверх, так и казалось, что они вот-вот упадут, причем на голову, причем именно ему. Дома, однако, не падали. Даже ему на голову — не падали. Больше всего они походили… нет, они совсем не были похожи на горы! Ни капельки не были! Но с чем их еще сравнить?
Нет, Якш нипочем не позволил бы строить столь опасные для жизни сооружения и позволять подданным жить в них!
«А может, я чего-то не понимаю? В конце концов это нам „крыша мира“ на голову рухнуть пыталась, а с их домами пока ничего такого не происходит».
Якш шел все дальше и дальше, все глубже шел… погружался… человечий город будто бы обнял его, человечьи дома окружали его со всех сторон. Странные, причудливые, словно вставшие на цыпочки дети, надевшие на какой-то неведомый праздник самые причудливые одежды, которые нашли. Дома большие и малые окружали Якша со всех сторон, но он не боялся заблудиться, как может заблудиться тот, кому безразлично, куда идти, тот, кого нигде не ждут, кто абсолютно свободен? Он всего лишь работу ищет, а работы тут непочатый край, это сразу видать. Ведь просто жалость берет, как плохо сложены эти замечательно-красивые дома, даже самый скверный мастер из гномов не смог бы уложить камень столь грубо и отвратительно, даже начинающего сопляка побили бы за такую работу. Якш вновь подумал о том, что дома похожи на вставших на цыпочки детей.
«А тому, кто так плохо детей делает, надо бы причинное место оторвать, чтоб неповадно было над детьми издеваться!»
Впрочем, люди не торопились заняться немедленной переделкой собственных жилищ, так что Якшу пришлось поискать себе другую работу.
Работа и в самом деле отыскалась быстро. В одном из городских переулков перекладывали мостовую. Конечно, к самой укладке камня — ровненько, камешек к камешку, рядок к рядку — Якша никто и не думал подпускать. На такое дело первого встречного коротышку не поставишь. Работа для мастера. А вот камни таскать — почему бы и нет? Тоже нужное дело, а он вон какой здоровый, даром что коротышка!
— Может, и подойдешь, — кивнул хмурый помощник распорядителя работ. — У нас сейчас обед, а ты — поработай пока. Вон ту кучу камней видишь? Сюда перетаскать надо.
Помощник распорядителя ткнул пальцем себе под ноги.
— Вот сюда вот, понял?
Якш кивнул.
— Управишься, пока я обедаю, считай, что принят. — Якш окинул цепким взглядом кучу камней.
— И все? — удивленно спросил он.
— Хвастун. Справься сначала, — буркнул помощник распорядителя работ. — И смотри, если я закончу обедать, а ты все еще будешь таскать эти камни, — прогоню и ни гроша за твою работу не дам, понял?
— А ты пережевывай помедленней, — посоветовал Якш, нагибаясь за первым камнем. — Не то ведь подавишься ненароком…
— Типун тебе на язык, болтун! — проворчал помощник распорядителя работ и пошел прочь.
Таскать камни — что может быть легче?!
Ну, это как для кого, конечно. Люди нашли бы, что возразить, а вот гномы… Рукам гнома просто приятно касаться камней, а уж силой гномы никогда не были обижены.
Так что не успела ложка помощника распорядителя работ толком зачерпнуть вкусной наваристой похлебки, а Якш уже утвердил последний камень на вершине перенесенной им кучи.
Есть. Сделано. Тут, наверху, так просто заработать, что это даже смешно.
«Что-то долго этот болван обедать изволит!» — невежливо подумал Якш о собственном нанимателе.
Становилось скучно. Заняться было решительно нечем.
Якш еще раз оглядел проделанную работу. Порядок. Все как надо, как следует. Поди ж ты, как давно уже ничем подобным не занимался, а вот не забыл же! Правда, и наука нехитрая — камни в кучку складывать. К слову сказать, мостовую из этих камней сложить — тоже не абы весть какое великое дело.
Грамоту гильдейскую им подавай! Надо же!
И нечего здешним мастерам нос драть, словно они не мостовые кладут, а рыб летать учат. Смотрят ну прямо с таким видом, будто им секрет бессмертия известен. А вот он сейчас пойдет и глянет, как они свое дело знают. Надо же чем-то заняться.
Якш смотрел на уложенную мостовую и не верил своим глазам.
И это — мостовая?
И это — укладка?
Да за такую работу он велел бы казнить на месте, потому что почел бы ее сознательным вредительством.
Он отогнал бредовую мысль о том, что все здешние мастера поголовно, во главе с помощником распорядителя работ и самим распорядителем — тайные заговорщики. Выбросил из головы видение переворачивающейся на полном скаку королевской кареты.
«В этом переулке негде разогнаться, да и нечего королю здесь делать!»
«Они не гномы, они люди!» — напомнил он сам себе.
Такая мостовая, устроенная руками гномов, означала бы попытку заговора, заговора сложного, растянутого на годы… Такая мостовая, сотворенная руками людей, скорей всего, вовсе ничего не означала. У людей ведь постоянно то тут, то там что-нибудь не так, как следует, сделано. Якш уже успел смириться с этим прискорбным фактом и даже отыскать в нем некое очарование, например, заборы у людей неожиданно хлипкие — и это приятно, но есть же всему предел!
Нет, Якш не мог оставить все как есть. Просто не мог. Эта мостовая оскорбляла его глаза, ему было противно ступать по столь худо уложенным камням.
«Да они просто оскорбили камни такой отвратительной укладкой! Это безобразие и тридцати лет не простоит!»
Несчастный изуродованный кусок переулка свербел в мозгу Якша, взывая о помощи. Якш, конечно, ушел от гномов, от всех гномов, кроме одного. От себя он не мог уйти. Где-то глубоко внутри него жил все тот же гном, как две капли воды похожий на своих соплеменников.
Камни вопили. Камни взывали о помощи. Гном не мог не откликнуться на этот призыв.
Когда ложка помощника производителя работ заскребла по дну, Якш разогнулся и довольно оглядел дело рук своих. Никакой мостовой больше не было и в помине. Вдоль всего переулка на равных расстояниях друг от друга возвышались аккуратные горки камней.
«Так. Хорошо. Вот теперь можно начать все сначала и на сей раз сделать как следует!» — думал Якш.
За этими мыслями и застали его вернувшиеся с обеда рабочие во главе с помощником распорядителя работ.
Помощник распорядителя работ окинул Якша довольным взглядом хорошо пообедавшего человека.
— Справился, значит. Молодец. Хвалю. Можешь считать, что принят.
Он бросил взгляд себе под ноги и вздрогнул так, будто перед ним внезапно разверзлась пропасть. Тихо ахнул кто-то из подошедших вслед за ним работников. И в самом деле было от чего растеряться — того куска мостовой, над которым они три дня трудились, не было. Вот просто не было — и все!
— Что… здесь… произошло? — помертвевшими от ужаса губами, запинаясь, вымолвил помощник распорядителя работ.
— Ой, мама… вот это да! — присвистнул кто-то из работников.
— Как корова языком… — подхватил другой.
— Ровно украл кто… — добавил третий.
— Так… ты… ты здесь был… — Голос помощника распорядителя работ был дрожащим и жалким.
Помощник распорядителя работ ухватил Якша за плечо.
— Что здесь было, отвечай?! Что здесь произошло?!
— Да ничего, собственно, — удивленно ответствовал Якш, прикидывая, с чего же начинать работу.
Тряхнув плечом, он освободился от чужой судорожной хватки.
— Ничего себе — «ничего»… — протянул кто-то из работников.
— Как это — ничего?! — почти взвизгнул помощник распорядителя работ. — Ведь она же была! Была же!!!
Он уже прикидывал, что с минуты на минуту должен наконец явиться сам господин распорядитель, и именно его многострадальному помощнику придется держать ответ за все то, что тут произошло. Даром, что он в этот момент обедал и ничего не видел. Ничегошеньки.
«А может, я сошел с ума?!» — вдруг подумалось ему.
«Ага. И вся мои люди тоже рехнулись», — пришел на помощь голос разума.
— Ах, ты о мостовой вашей, — усмехнулся Якш, размышлявший о том, как бы получше все сделать, и вдруг сообразивший, как должен себя чувствовать тот, у кого мостовая из-под ног пропала. Вот только что была — раз и нет ее!
«Люди, небось, долго ее укладывали. Им и невдомек, что ее так быстро разобрать можно! — сообразил он. — Она для них просто исчезла, вот в чем все дело!»
— Она же была… — жалобно выговорил помощник распорядителя работ. — Была ведь… от того угла и досюда вот.
Он словно пытался убедить в этом себя и окружающее мироздание заодно.
«А господин распорядитель скажет — не было. Скажет, мы тут все три дня дурака валяли!»
— Она же была… — повторил он, словно надеясь этими словами что-то изменить.
— Была, — подтвердил Якш.
— Так куда делась?! — помощник распорядителя работ ухватился за Якшев ответ, как утопающий за все, что ему протягивают.
«Может, все-таки есть какой-то нормальный вменяемый ответ на то, что здесь случилось? Он найдет этот ответ, и господин распорядитель его не выгонит».
И он получил этот ответ.
— Я снял ее, — просто ответил Якш.
— Ты? Бреши больше! — мигом откликнулся кто-то из работников. — Тут всем нам на день работы, а ты — один — за час управился? Врешь!
— Сущее безобразие была это ваша мостовая, — продолжал меж тем Якш. — Разве ж можно так работать? Совести у вас нет, что ли?
— Совести… — одними губами прошелестел помощник распорядителя работ.
«Так вот оно что! Гнусный коротышка задумал лишить его такого теплого, с таким трудом отвоеванного местечка!»
Он уже поверил Якшу, но работники еще сомневались.
— Вот чешет, а?!
— Один он разобрал, ты прикинь?
— Разобрал один такой… долго его потом собирали…
— А чем чужую работу хаять, ты сперва сам работать научись!
— Да я-то умею, — спокойно возразил Якш. — Вот вас хочу маленько обучить. Нехитрое дело ведь. Тут главное — работать по совести.
— Совести… — еще раз выдохнул доведенный до белого каления помощник распорядителя работ и вдруг, не выдержав, заорал во все горло:
— Ах ты, скотина! Он еще о совести рассуждает! Столько труда уничтожить! Да как ты нам всем в глаза смотреть-то можешь?! Да знаешь ли ты, что все эти люди по твоей милости теперь за эти три дня вовсе денег не получат?! А им семьи кормить надо! Об этом ты, сволочь, подумал?!
«А меня и вовсе в шею выгонят!» — добавил помощник распорядителя работ мысленно.
Услышав о том, что они не получат денег, работники глухо загудели.
— Зато их не накажут за худую работу, — возразил Якш, чувствуя, что аргумент получился так себе, слабенький. Ему и вовсе не хотелось спорить. Хотелось поскорей взяться за дело.
— Может, и в сам деле — он? — высказался один из работников.
— За обед? Иди ты! — откликнулся другой. — Никто не управится.
Но общее мнение уже поменялось.
Деньги — волшебное слово для любого трудящегося. Именно ради них он трудится, и если когда узнает, что он их вдруг по какой-либо причине не получит… вот только не становитесь этой причиной! Даже не пробуйте! Коней красть и ульи ногами пинать — занятия гораздо более безопасные.
Работники выяснили, что не получат денег за свою работу, а причина — вот она, рядом, сама назвалась, да еще и нарывается, наглеет!
— Он все сделает! — вдруг вразнобой заорали работники. — Все-все поправит! Как же! Поправит! Мастер выискался! Да вы на рожу-то эту бородатую гляньте! Как есть разбойник сбольшой дороги!
— Аон и есть разбойник! Грабитель! — воскликнул один из работников. — На три дня нас ограбил!
— Ворюга проклятый! — крикнул другой.
— Ишь, ухмыляется! — зло добавил третий.
— И поступать с ним надо как с разбойниками! — тут же присовокупил четвертый.
Угрожающе гудя, работники надвинулись на Якша.
Тот вздохнул. Ну не хотелось ему драться. Работать хотелось. Он уже все продумал. Замечательная мостовая должна выйти. И чего им всем неймется? Он же сказал, что все сделает. Тут и работы-то не то чтоб слишком много.
— Лупи его, гада! — скомандовал кто-то.
— Нет, братцы, стойте! — вскричал помощник распорядителя работ, соображая, что, кроме всех прочих бед, на его участке еще и смертоубийство может произойти. А с кого потом спросят, если не с него?
Привычные подчиняться его распоряжениям работники остановились.
А быть может, они остановились еще и потому, что в глубине души очень хотели, чтоб их хоть кто-нибудь остановил. Потому что им вовсе не хотелось того, что могло сейчас с ними произойти. В конце концов, они были работниками, а не душегубами.
— Бить мы его не станем, — воодушевившись, продолжал помощник распорядителя работ. — Много чести. Он еще тогда жалобу на нас подаст. Нам это надо? А вот кликнем-ка мы стражу, и пусть его за вредительство городу упекут. Он ведь не только нам, он и городу вред нанес! Вот пусть с ним господин судья и разбирается! Уж господин судья ему спуску не даст, можете быть уверены!
— Не понимаю, — устало объявил старший наряда городской стражи. — Нет, если бы ты украл чего или там ограбил кого — я бы понял. Это бывает. Ну или лицо кому набил. Это бывает. Положим, я бы даже понял, убей ты кого, это очень плохо, за такое у нас казнят, но и это бывает. А ты — мостовую разобрал. Зачем? Может, ты — дурак? Тогда скажи прямо.
— Это была скверная, плохая работа, — стоял на своем Якш.
— Ну… это, знаешь ли, не тебе судить! Плохая, не плохая… Ты что — мастер?
— Мастер, — твердо ответил Якш.
— А покажь гильдейскую грамоту, если мастер, — велел главный стражник.
Якш только плюнул с досады.
«Грамоту ему! Да он сам мог бы выдать грамоту любому из тех, что здесь ведают их раздачей, или — не выдать. Скорей всего — не выдать. Потому как если эти самые гильдейские заправилы поощряют такое вот, с позволения сказать, „мастерство“… Вот только как это докажешь бдительному стражу порядка? Как объяснишь? Он ведь и вовсе в мастерстве укладки камня ничего не разумеет. И не должен разуметь. Не обязан. Не его это дело. Его дело — порядок охранять, а не камни укладывать. А порядок нарушен. Неким субъектом по имени Якш. А грамоты у означенного Якша нету. Да если б и была… разве это дело — чужую работу без спросу рушить? Тут грамотой не отделаешься. Постановление какое-нибудь нужно. Письменное постановление, с печатями всякими да подписями, а не устное решение одинокого сумасброда. Как есть произвол».
«Это ты по старой привычке сморозил, — сам себе сказал Якш. — Привык, что владыка ни перед кем не отчитывается!»
— Нет у меня грамоты, — буркнул Якш, еще возмущенный, но уже виноватый. Уже виноватый, но еще возмущенный.
— Ах, нету? Тогда извини… Пойдешь в кутузку тогда. Посидишь там вот, пока наш судья с тобой разберется.
— Он разбирается в мостовых? — с надеждой спросил Якш.
— Нет, — ответил стражник. — Он разбирается в таких болванах, как ты.
Якш вздохнул. Проще простого отобрать алебарды у этих здоровенных ухмыляющихся лбов — тоже мне, стража называется! — но ему ведь не нужно доказывать, что он сильнее, ему требуется доказать, что он прав. Так что придется бывшему владыке всех гномов подчиниться и отправиться в ту самую «кутузку» и подождать встречи с местным судьей, вдруг да он окажется неглупым человеком, вдруг да он поймет, на чьей стороне правда?
Якш осмотрел помещение, в котором его заперли, и остался весьма недоволен. А посему он немедля призвал охранника, коему не повезло дежурить поблизости от того места, где обретался арестованный бывший владыка.
— Немедля принеси мне песку, извести, а еще чтобы яйца, мед, волос конский рубленый… — Якш перечислял необходимые ингредиенты еще довольно долго.
— Что? — выдохнул наконец оторопело выслушавший всю эту ахинею охранник. — Но зачем?
— Как зачем? — возмутился Якш. — Раствор сделать.
— Какой раствор? — охраннику явно казалось, что кто-то из них свихнулся.
— Обыкновенный. Меня ведь тут держат, чтоб я не сбежал, верно?
— Ну… да.
— Решетка на окне добрая, гномская, — продолжал Якш. — А вот вмурована она хуже некуда. Переделать надо. Так что тащи все, что сказано!
— Врешь ты все, — убежденно объявил охранник. — Нормальная решетка. И ставили ее мастера. Ничего ты с ней не сделаешь, нечего тут придумывать!
— Ах, придумывать? — осерчал Якш. — Ну, тогда смотри — вот!
Якш подошел к окну и одной рукой вырвал оконную решетку.
Охранник сдавленно охнул.
— Видал? — вопросил Якш, небрежно бросая выдранную решетку на пол. — Живо беги за песком, известью, яйцами, медом и конским волосом. Надо же тут все как следует наладить.
— Ты… ты что это сделал, сволочь?! — возопил охранник.
— Пока ничего, — раздраженно фыркнул Якш. — Вот когда ты принесешь мне все, что я сказал, тогда и сделаю. А то настроили тут… тюрьма называется!
— Принесешь?! Да ведь ты прежде того сбежишь, скотина!
— Вот уж нет. С чего это мне сбегать? Я намерен серьезно поговорить с вашим судьей.
— Ага. Как же! Ври больше! С судьей он побеседовать рвется! Ишь ты рожа бандитская! — прошипел стражник и вызвал подмогу.
— На колени! — взревели двое здоровенных стражников, вбегая в камеру и замахиваясь алебардами.
И Якш упал на колени. Упал, подхватил выдранную оконную решетку и одним рывком припер обоих стражников к стене, вместе со всеми их алебардами.
— Вы мне тут работать не мешайте! — строго сказал он. — Не то за уши оттаскаю!
Короткий меч охранника уперся ему в шею.
— Немедленно отпусти их! — приказал он.
— Ты еще тут? — удивился Якш. — Я же ясно сказал, что тебе следует делать.
— Я тебя понял, — кивнул охранник. — А теперь просто опусти решетку.
— Отодвинь меч, — с деланым испугом попросил Якш. — Порезаться боюсь.
Охранник отодвинул меч, и решетка в руках Якша моментом выбила его из рук, после чего вернулась на место с невероятной скоростью.
— Вы плохие воины, дорогие мои, — сообщил Якш всем присутствующим. — Очень плохие. Если бы я захотел, я бы уже убил всех троих. Но я не хочу. Я хочу установить это решетку так, как должно.
— Принеси все, что этот придурок требует, — пропыхтел один из прижатых стражников.
Уже поднявший было меч охранник застыл в глубокой задумчивости, а потом, неловко сунув свой клинок в ножны и пожав плечами, отправился за указанными Якшем материалами.
— А пока он туда-сюда ходит, давайте покажу вам, как алебарду правильно держать, — предложил Якш, опуская решетку.
— Вот так! — гордо объявил Якш, отойдя на два шага и созерцая проделанную работу. — За такой решеткой и посидеть не стыдно!
— Сколько лет в страже — первый раз такое вижу! — потрясение промолвил один из стражников. — Чтобы арестант сам тюрьму ремонтировал: расскажи — не поверят!
— Ничего, мы сейчас еще и дверью вашей займемся, — посулил Якш. — Мне ее тоже вынести или на слово поверите, что плохо держится?
Судья ле Пеллетье находился в крайнем недоумении. Вот уже полчаса незнакомец, назвавшийся Джоном из Реймена, расхваливал самого господина судью. На все лады расхваливал, так подробно и старательно, что аж странно делалось. И ведь со знанием дела расхваливал. Что он — на всех его процессах умудрился побывать, что ли?
— Подождите, уважаемый, к чему все эти восхваления? — наконец перебил его судья, чувствуя, что в противном случае придется ему ночевать в своем судейском кресле. Поздно уж будет домой возвращаться.
— Я в затруднительном положении, — ответил незнакомец.
— То есть вы никак не можете перейти к сути дела? — спросил судья.
— Я слишком уважаю вас, чтоб предлагать взятку, — ответил его собеседник.
— А вы собирались дать взятку?
— Несомненно. Но не могу. Рука не подымается.
— И правильно делает. Я имею в виду, рука ваша правильно делает. Не то пришлось бы заковать ее в кандалы. Взятка уголовно наказуема. А что вам, собственно, от меня надо?
— Да помочь одному чудаку хочется, — откликнулся незнакомец.
Прозвучало это небрежно, но под небрежностью таилось напряжение; чувствовалось, что некий чудак очень важен этому странному незнакомцу, столь многое вызнавшему о самом господине судье.
— Помочь? — переспросил судья. — А что с ним?
— Да у вас в кутузке обретается, — обронил незнакомец.
— Кутузка не моя собственная, она городу принадлежит, — с усмешкой заметил судья. — Кстати, правильно будет говорить не «кутузка», а городская тюрьма.
— Думаете, для того, кто в ней находится, есть разница?
— Не знаю, — пожал плечами судья. — Правда, не знаю.
— А он, думается, уже знает, — вздохнул незнакомец. — Вот я и хотел бы ему помочь.
— Вот как? И что же он совершил?
— Да мостовую в переулке разобрал.
— Что, серьезно? — удивился судья.
— Я и сам удивляюсь, — развел руками незнакомец.
— Ничего об этом не слышал. Какое странное преступление.
— А это вот только что вот произошло. Вам, вероятно, еще не доложили, — промолвил незнакомец.
— Так вы хотите заступиться за него? — спросил судья.
— Вовсе нет. Всего лишь поторопить слушание дела, — ответил незнакомец.
— Даже так? А заступиться совсем-совсем не хотите? — судье стало окончательно интересно.
— Не вижу необходимости.
— Вот как? А почему?
— Потому что он прав.
— Ты хотел отомстить? — тихо спросила она.
— Больше всего на свете, — тихо ответил он.
И такая тоска прозвучала в его голосе… такая тоска…
— Что мне сделать, что сделать, чтоб облегчить эту муку?! — не удержавшись, хватая его за руку, проговорила владыка.
Он вздрогнул и отдернул руку, словно ее коснулось раскаленное железо.
— Тебе… — он поглядел на нее непонимающим взглядом, словно разбуженный.
— Ты их всех ненавидишь, а их нет… — вновь хватая его за руку, прошептала владыка. — Ты их всех ненавидишь, а их нет… ты бы хотел их всех убить, а их нет… осталось глупое, никчемное, ни на что не способное старичье, а их нет… нет их… остальные уже другие… тех… их нигде нет, совсем нигде… а тебе они нужны… тебе нужны именно они… тебе очень нужно, чтоб они были… чтоб ты мог их ненавидеть… и убить… всех убить… что мне сделать, чтоб они были?!
— Пусти! — прошипел Фицджеральд, вновь выдергивая руку. — Сумасшедшая…
— Сумасшедшая? Да, наверное. Я и правда сумасшедшая, потому что их нет! Их совсем-совсем нет, навсегда нет, на веки вечные! Их нет и нет, это и в самом деле способно свести с ума! Их нет, понимаешь? Их нет, а я — есть. Я — тоже гном, разве нет? Самый настоящий, чем я лучше других? А ничем! Ничем не лучше! Я такая же, вот! Так и зачем тебе дожидаться тех, кого нет и не будет? Изнасилуй меня! Гном изнасиловал твою мать — отомсти нам — изнасилуй гномку!
— Да?! — яростно прошипел он. — Так вот что ты предлагаешь?! Вот так вот все просто?! Самому превратиться в мерзкого насильника?! В гнома?! Фицджеральды недаром выбирали лук и стрелы! Чтоб ни одного гнома даже пальцем не коснуться! Ни одного! Только стрела… только насмерть…
— Да?! — выдохнула она, невольно заражаясь его настроением. — А ведь смерть не равновесна насилию!
— И правда! — отрубил он. — Насилие страшнее! Смерть еще можно пережить!
«Смерть еще можно пережить! Ну ты сказал, комендант! Так кто здесь из нас двоих — больший цверг — читай, больший псих?»
— Тебе нужно убить хотя бы одного цверга, — горько сказала владыка. — Хотя бы одного. Может быть, это бы тебя успокоило. Вот только… единственный цверг на этом острове — это ты сам.
Он замер. На миг ей показалось, что его сразило какое-то древнее сказочное проклятие и он превратился в камень. Потом ему удалось выдохнуть. Медленно вдохнуть и выдохнуть вновь.
— Я сам… — осторожно повторил он. — Единственный цверг на острове.
Она молча кивнула.
— Ну, перерезать себе глотку я всегда успею, — криво ухмыльнулся Фицджеральд, руки у него дрожали. — И… спасибо тебе. Я понял. Нельзя ненавидеть то, чего нет. С чего-то несуществующего ненависть может перекинуться на что-то существующее.
— Или вернуть к жизни несуществующее, — кивнула гномка.
И Фицджеральд пожал ей руку.
— Как чему-то существующему! — сказала она.
— Как чему-то, что меня спасло, — выдохнул он. — Как кому-то, кто умнее меня. Нельзя все время жить ненавистью. Ты не знаешь, Гуннхильд, кто-нибудь из ваших играет в шашки?
«Уф-ф-ф!»
* * *
Якш шел по человечьему городу и дивился всему, что видел. До сих пор ему удавалось или обходить города стороной, или проскакивать их, почти не останавливаясь. По правде говоря, он их немного побаивался. Они его пугали своей непривычностью, непонятностью и величиной. Они были ужасно неправильные. Вот если бы он взялся мастерить город… а так — одно только безобразие и возмущение выходит. Человечьи села выглядят гораздо разумнее. Там, конечно, тоже все далеко не так, как следует, но города — это нечто… Однако для того, чтоб как следует заработать, нужно попасть именно в город, недаром же люди сами говорят: «В город, на заработки». Так что ничего не попишешь. Надо так надо. Придется потерпеть.
Якш шел по человечьему городу и дивился всему, что видел. В особенности — человечьим домам. Это не были уютные гномьи жилища, разрастающиеся вширь и углубляющиеся вниз, человечьи дома росли вверх, так и казалось, что они вот-вот упадут, причем на голову, причем именно ему. Дома, однако, не падали. Даже ему на голову — не падали. Больше всего они походили… нет, они совсем не были похожи на горы! Ни капельки не были! Но с чем их еще сравнить?
Нет, Якш нипочем не позволил бы строить столь опасные для жизни сооружения и позволять подданным жить в них!
«А может, я чего-то не понимаю? В конце концов это нам „крыша мира“ на голову рухнуть пыталась, а с их домами пока ничего такого не происходит».
* * *
Якш шел все дальше и дальше, все глубже шел… погружался… человечий город будто бы обнял его, человечьи дома окружали его со всех сторон. Странные, причудливые, словно вставшие на цыпочки дети, надевшие на какой-то неведомый праздник самые причудливые одежды, которые нашли. Дома большие и малые окружали Якша со всех сторон, но он не боялся заблудиться, как может заблудиться тот, кому безразлично, куда идти, тот, кого нигде не ждут, кто абсолютно свободен? Он всего лишь работу ищет, а работы тут непочатый край, это сразу видать. Ведь просто жалость берет, как плохо сложены эти замечательно-красивые дома, даже самый скверный мастер из гномов не смог бы уложить камень столь грубо и отвратительно, даже начинающего сопляка побили бы за такую работу. Якш вновь подумал о том, что дома похожи на вставших на цыпочки детей.
«А тому, кто так плохо детей делает, надо бы причинное место оторвать, чтоб неповадно было над детьми издеваться!»
Впрочем, люди не торопились заняться немедленной переделкой собственных жилищ, так что Якшу пришлось поискать себе другую работу.
Работа и в самом деле отыскалась быстро. В одном из городских переулков перекладывали мостовую. Конечно, к самой укладке камня — ровненько, камешек к камешку, рядок к рядку — Якша никто и не думал подпускать. На такое дело первого встречного коротышку не поставишь. Работа для мастера. А вот камни таскать — почему бы и нет? Тоже нужное дело, а он вон какой здоровый, даром что коротышка!
— Может, и подойдешь, — кивнул хмурый помощник распорядителя работ. — У нас сейчас обед, а ты — поработай пока. Вон ту кучу камней видишь? Сюда перетаскать надо.
Помощник распорядителя ткнул пальцем себе под ноги.
— Вот сюда вот, понял?
Якш кивнул.
— Управишься, пока я обедаю, считай, что принят. — Якш окинул цепким взглядом кучу камней.
— И все? — удивленно спросил он.
— Хвастун. Справься сначала, — буркнул помощник распорядителя работ. — И смотри, если я закончу обедать, а ты все еще будешь таскать эти камни, — прогоню и ни гроша за твою работу не дам, понял?
— А ты пережевывай помедленней, — посоветовал Якш, нагибаясь за первым камнем. — Не то ведь подавишься ненароком…
— Типун тебе на язык, болтун! — проворчал помощник распорядителя работ и пошел прочь.
Таскать камни — что может быть легче?!
Ну, это как для кого, конечно. Люди нашли бы, что возразить, а вот гномы… Рукам гнома просто приятно касаться камней, а уж силой гномы никогда не были обижены.
Так что не успела ложка помощника распорядителя работ толком зачерпнуть вкусной наваристой похлебки, а Якш уже утвердил последний камень на вершине перенесенной им кучи.
Есть. Сделано. Тут, наверху, так просто заработать, что это даже смешно.
«Что-то долго этот болван обедать изволит!» — невежливо подумал Якш о собственном нанимателе.
Становилось скучно. Заняться было решительно нечем.
Якш еще раз оглядел проделанную работу. Порядок. Все как надо, как следует. Поди ж ты, как давно уже ничем подобным не занимался, а вот не забыл же! Правда, и наука нехитрая — камни в кучку складывать. К слову сказать, мостовую из этих камней сложить — тоже не абы весть какое великое дело.
Грамоту гильдейскую им подавай! Надо же!
И нечего здешним мастерам нос драть, словно они не мостовые кладут, а рыб летать учат. Смотрят ну прямо с таким видом, будто им секрет бессмертия известен. А вот он сейчас пойдет и глянет, как они свое дело знают. Надо же чем-то заняться.
Якш смотрел на уложенную мостовую и не верил своим глазам.
И это — мостовая?
И это — укладка?
Да за такую работу он велел бы казнить на месте, потому что почел бы ее сознательным вредительством.
Он отогнал бредовую мысль о том, что все здешние мастера поголовно, во главе с помощником распорядителя работ и самим распорядителем — тайные заговорщики. Выбросил из головы видение переворачивающейся на полном скаку королевской кареты.
«В этом переулке негде разогнаться, да и нечего королю здесь делать!»
«Они не гномы, они люди!» — напомнил он сам себе.
Такая мостовая, устроенная руками гномов, означала бы попытку заговора, заговора сложного, растянутого на годы… Такая мостовая, сотворенная руками людей, скорей всего, вовсе ничего не означала. У людей ведь постоянно то тут, то там что-нибудь не так, как следует, сделано. Якш уже успел смириться с этим прискорбным фактом и даже отыскать в нем некое очарование, например, заборы у людей неожиданно хлипкие — и это приятно, но есть же всему предел!
Нет, Якш не мог оставить все как есть. Просто не мог. Эта мостовая оскорбляла его глаза, ему было противно ступать по столь худо уложенным камням.
«Да они просто оскорбили камни такой отвратительной укладкой! Это безобразие и тридцати лет не простоит!»
Несчастный изуродованный кусок переулка свербел в мозгу Якша, взывая о помощи. Якш, конечно, ушел от гномов, от всех гномов, кроме одного. От себя он не мог уйти. Где-то глубоко внутри него жил все тот же гном, как две капли воды похожий на своих соплеменников.
Камни вопили. Камни взывали о помощи. Гном не мог не откликнуться на этот призыв.
Когда ложка помощника производителя работ заскребла по дну, Якш разогнулся и довольно оглядел дело рук своих. Никакой мостовой больше не было и в помине. Вдоль всего переулка на равных расстояниях друг от друга возвышались аккуратные горки камней.
«Так. Хорошо. Вот теперь можно начать все сначала и на сей раз сделать как следует!» — думал Якш.
За этими мыслями и застали его вернувшиеся с обеда рабочие во главе с помощником распорядителя работ.
Помощник распорядителя работ окинул Якша довольным взглядом хорошо пообедавшего человека.
— Справился, значит. Молодец. Хвалю. Можешь считать, что принят.
Он бросил взгляд себе под ноги и вздрогнул так, будто перед ним внезапно разверзлась пропасть. Тихо ахнул кто-то из подошедших вслед за ним работников. И в самом деле было от чего растеряться — того куска мостовой, над которым они три дня трудились, не было. Вот просто не было — и все!
— Что… здесь… произошло? — помертвевшими от ужаса губами, запинаясь, вымолвил помощник распорядителя работ.
— Ой, мама… вот это да! — присвистнул кто-то из работников.
— Как корова языком… — подхватил другой.
— Ровно украл кто… — добавил третий.
— Так… ты… ты здесь был… — Голос помощника распорядителя работ был дрожащим и жалким.
Помощник распорядителя работ ухватил Якша за плечо.
— Что здесь было, отвечай?! Что здесь произошло?!
— Да ничего, собственно, — удивленно ответствовал Якш, прикидывая, с чего же начинать работу.
Тряхнув плечом, он освободился от чужой судорожной хватки.
— Ничего себе — «ничего»… — протянул кто-то из работников.
— Как это — ничего?! — почти взвизгнул помощник распорядителя работ. — Ведь она же была! Была же!!!
Он уже прикидывал, что с минуты на минуту должен наконец явиться сам господин распорядитель, и именно его многострадальному помощнику придется держать ответ за все то, что тут произошло. Даром, что он в этот момент обедал и ничего не видел. Ничегошеньки.
«А может, я сошел с ума?!» — вдруг подумалось ему.
«Ага. И вся мои люди тоже рехнулись», — пришел на помощь голос разума.
— Ах, ты о мостовой вашей, — усмехнулся Якш, размышлявший о том, как бы получше все сделать, и вдруг сообразивший, как должен себя чувствовать тот, у кого мостовая из-под ног пропала. Вот только что была — раз и нет ее!
«Люди, небось, долго ее укладывали. Им и невдомек, что ее так быстро разобрать можно! — сообразил он. — Она для них просто исчезла, вот в чем все дело!»
— Она же была… — жалобно выговорил помощник распорядителя работ. — Была ведь… от того угла и досюда вот.
Он словно пытался убедить в этом себя и окружающее мироздание заодно.
«А господин распорядитель скажет — не было. Скажет, мы тут все три дня дурака валяли!»
— Она же была… — повторил он, словно надеясь этими словами что-то изменить.
— Была, — подтвердил Якш.
— Так куда делась?! — помощник распорядителя работ ухватился за Якшев ответ, как утопающий за все, что ему протягивают.
«Может, все-таки есть какой-то нормальный вменяемый ответ на то, что здесь случилось? Он найдет этот ответ, и господин распорядитель его не выгонит».
И он получил этот ответ.
— Я снял ее, — просто ответил Якш.
— Ты? Бреши больше! — мигом откликнулся кто-то из работников. — Тут всем нам на день работы, а ты — один — за час управился? Врешь!
— Сущее безобразие была это ваша мостовая, — продолжал меж тем Якш. — Разве ж можно так работать? Совести у вас нет, что ли?
— Совести… — одними губами прошелестел помощник распорядителя работ.
«Так вот оно что! Гнусный коротышка задумал лишить его такого теплого, с таким трудом отвоеванного местечка!»
Он уже поверил Якшу, но работники еще сомневались.
— Вот чешет, а?!
— Один он разобрал, ты прикинь?
— Разобрал один такой… долго его потом собирали…
— А чем чужую работу хаять, ты сперва сам работать научись!
— Да я-то умею, — спокойно возразил Якш. — Вот вас хочу маленько обучить. Нехитрое дело ведь. Тут главное — работать по совести.
— Совести… — еще раз выдохнул доведенный до белого каления помощник распорядителя работ и вдруг, не выдержав, заорал во все горло:
— Ах ты, скотина! Он еще о совести рассуждает! Столько труда уничтожить! Да как ты нам всем в глаза смотреть-то можешь?! Да знаешь ли ты, что все эти люди по твоей милости теперь за эти три дня вовсе денег не получат?! А им семьи кормить надо! Об этом ты, сволочь, подумал?!
«А меня и вовсе в шею выгонят!» — добавил помощник распорядителя работ мысленно.
Услышав о том, что они не получат денег, работники глухо загудели.
— Зато их не накажут за худую работу, — возразил Якш, чувствуя, что аргумент получился так себе, слабенький. Ему и вовсе не хотелось спорить. Хотелось поскорей взяться за дело.
— Может, и в сам деле — он? — высказался один из работников.
— За обед? Иди ты! — откликнулся другой. — Никто не управится.
Но общее мнение уже поменялось.
Деньги — волшебное слово для любого трудящегося. Именно ради них он трудится, и если когда узнает, что он их вдруг по какой-либо причине не получит… вот только не становитесь этой причиной! Даже не пробуйте! Коней красть и ульи ногами пинать — занятия гораздо более безопасные.
Работники выяснили, что не получат денег за свою работу, а причина — вот она, рядом, сама назвалась, да еще и нарывается, наглеет!
— Он все сделает! — вдруг вразнобой заорали работники. — Все-все поправит! Как же! Поправит! Мастер выискался! Да вы на рожу-то эту бородатую гляньте! Как есть разбойник сбольшой дороги!
— Аон и есть разбойник! Грабитель! — воскликнул один из работников. — На три дня нас ограбил!
— Ворюга проклятый! — крикнул другой.
— Ишь, ухмыляется! — зло добавил третий.
— И поступать с ним надо как с разбойниками! — тут же присовокупил четвертый.
Угрожающе гудя, работники надвинулись на Якша.
Тот вздохнул. Ну не хотелось ему драться. Работать хотелось. Он уже все продумал. Замечательная мостовая должна выйти. И чего им всем неймется? Он же сказал, что все сделает. Тут и работы-то не то чтоб слишком много.
— Лупи его, гада! — скомандовал кто-то.
— Нет, братцы, стойте! — вскричал помощник распорядителя работ, соображая, что, кроме всех прочих бед, на его участке еще и смертоубийство может произойти. А с кого потом спросят, если не с него?
Привычные подчиняться его распоряжениям работники остановились.
А быть может, они остановились еще и потому, что в глубине души очень хотели, чтоб их хоть кто-нибудь остановил. Потому что им вовсе не хотелось того, что могло сейчас с ними произойти. В конце концов, они были работниками, а не душегубами.
— Бить мы его не станем, — воодушевившись, продолжал помощник распорядителя работ. — Много чести. Он еще тогда жалобу на нас подаст. Нам это надо? А вот кликнем-ка мы стражу, и пусть его за вредительство городу упекут. Он ведь не только нам, он и городу вред нанес! Вот пусть с ним господин судья и разбирается! Уж господин судья ему спуску не даст, можете быть уверены!
* * *
— Не понимаю, — устало объявил старший наряда городской стражи. — Нет, если бы ты украл чего или там ограбил кого — я бы понял. Это бывает. Ну или лицо кому набил. Это бывает. Положим, я бы даже понял, убей ты кого, это очень плохо, за такое у нас казнят, но и это бывает. А ты — мостовую разобрал. Зачем? Может, ты — дурак? Тогда скажи прямо.
— Это была скверная, плохая работа, — стоял на своем Якш.
— Ну… это, знаешь ли, не тебе судить! Плохая, не плохая… Ты что — мастер?
— Мастер, — твердо ответил Якш.
— А покажь гильдейскую грамоту, если мастер, — велел главный стражник.
Якш только плюнул с досады.
«Грамоту ему! Да он сам мог бы выдать грамоту любому из тех, что здесь ведают их раздачей, или — не выдать. Скорей всего — не выдать. Потому как если эти самые гильдейские заправилы поощряют такое вот, с позволения сказать, „мастерство“… Вот только как это докажешь бдительному стражу порядка? Как объяснишь? Он ведь и вовсе в мастерстве укладки камня ничего не разумеет. И не должен разуметь. Не обязан. Не его это дело. Его дело — порядок охранять, а не камни укладывать. А порядок нарушен. Неким субъектом по имени Якш. А грамоты у означенного Якша нету. Да если б и была… разве это дело — чужую работу без спросу рушить? Тут грамотой не отделаешься. Постановление какое-нибудь нужно. Письменное постановление, с печатями всякими да подписями, а не устное решение одинокого сумасброда. Как есть произвол».
«Это ты по старой привычке сморозил, — сам себе сказал Якш. — Привык, что владыка ни перед кем не отчитывается!»
— Нет у меня грамоты, — буркнул Якш, еще возмущенный, но уже виноватый. Уже виноватый, но еще возмущенный.
— Ах, нету? Тогда извини… Пойдешь в кутузку тогда. Посидишь там вот, пока наш судья с тобой разберется.
— Он разбирается в мостовых? — с надеждой спросил Якш.
— Нет, — ответил стражник. — Он разбирается в таких болванах, как ты.
* * *
Якш вздохнул. Проще простого отобрать алебарды у этих здоровенных ухмыляющихся лбов — тоже мне, стража называется! — но ему ведь не нужно доказывать, что он сильнее, ему требуется доказать, что он прав. Так что придется бывшему владыке всех гномов подчиниться и отправиться в ту самую «кутузку» и подождать встречи с местным судьей, вдруг да он окажется неглупым человеком, вдруг да он поймет, на чьей стороне правда?
Якш осмотрел помещение, в котором его заперли, и остался весьма недоволен. А посему он немедля призвал охранника, коему не повезло дежурить поблизости от того места, где обретался арестованный бывший владыка.
— Немедля принеси мне песку, извести, а еще чтобы яйца, мед, волос конский рубленый… — Якш перечислял необходимые ингредиенты еще довольно долго.
— Что? — выдохнул наконец оторопело выслушавший всю эту ахинею охранник. — Но зачем?
— Как зачем? — возмутился Якш. — Раствор сделать.
— Какой раствор? — охраннику явно казалось, что кто-то из них свихнулся.
— Обыкновенный. Меня ведь тут держат, чтоб я не сбежал, верно?
— Ну… да.
— Решетка на окне добрая, гномская, — продолжал Якш. — А вот вмурована она хуже некуда. Переделать надо. Так что тащи все, что сказано!
— Врешь ты все, — убежденно объявил охранник. — Нормальная решетка. И ставили ее мастера. Ничего ты с ней не сделаешь, нечего тут придумывать!
— Ах, придумывать? — осерчал Якш. — Ну, тогда смотри — вот!
Якш подошел к окну и одной рукой вырвал оконную решетку.
Охранник сдавленно охнул.
— Видал? — вопросил Якш, небрежно бросая выдранную решетку на пол. — Живо беги за песком, известью, яйцами, медом и конским волосом. Надо же тут все как следует наладить.
— Ты… ты что это сделал, сволочь?! — возопил охранник.
— Пока ничего, — раздраженно фыркнул Якш. — Вот когда ты принесешь мне все, что я сказал, тогда и сделаю. А то настроили тут… тюрьма называется!
— Принесешь?! Да ведь ты прежде того сбежишь, скотина!
— Вот уж нет. С чего это мне сбегать? Я намерен серьезно поговорить с вашим судьей.
— Ага. Как же! Ври больше! С судьей он побеседовать рвется! Ишь ты рожа бандитская! — прошипел стражник и вызвал подмогу.
— На колени! — взревели двое здоровенных стражников, вбегая в камеру и замахиваясь алебардами.
И Якш упал на колени. Упал, подхватил выдранную оконную решетку и одним рывком припер обоих стражников к стене, вместе со всеми их алебардами.
— Вы мне тут работать не мешайте! — строго сказал он. — Не то за уши оттаскаю!
Короткий меч охранника уперся ему в шею.
— Немедленно отпусти их! — приказал он.
— Ты еще тут? — удивился Якш. — Я же ясно сказал, что тебе следует делать.
— Я тебя понял, — кивнул охранник. — А теперь просто опусти решетку.
— Отодвинь меч, — с деланым испугом попросил Якш. — Порезаться боюсь.
Охранник отодвинул меч, и решетка в руках Якша моментом выбила его из рук, после чего вернулась на место с невероятной скоростью.
— Вы плохие воины, дорогие мои, — сообщил Якш всем присутствующим. — Очень плохие. Если бы я захотел, я бы уже убил всех троих. Но я не хочу. Я хочу установить это решетку так, как должно.
— Принеси все, что этот придурок требует, — пропыхтел один из прижатых стражников.
Уже поднявший было меч охранник застыл в глубокой задумчивости, а потом, неловко сунув свой клинок в ножны и пожав плечами, отправился за указанными Якшем материалами.
— А пока он туда-сюда ходит, давайте покажу вам, как алебарду правильно держать, — предложил Якш, опуская решетку.
* * *
— Вот так! — гордо объявил Якш, отойдя на два шага и созерцая проделанную работу. — За такой решеткой и посидеть не стыдно!
— Сколько лет в страже — первый раз такое вижу! — потрясение промолвил один из стражников. — Чтобы арестант сам тюрьму ремонтировал: расскажи — не поверят!
— Ничего, мы сейчас еще и дверью вашей займемся, — посулил Якш. — Мне ее тоже вынести или на слово поверите, что плохо держится?
* * *
Судья ле Пеллетье находился в крайнем недоумении. Вот уже полчаса незнакомец, назвавшийся Джоном из Реймена, расхваливал самого господина судью. На все лады расхваливал, так подробно и старательно, что аж странно делалось. И ведь со знанием дела расхваливал. Что он — на всех его процессах умудрился побывать, что ли?
— Подождите, уважаемый, к чему все эти восхваления? — наконец перебил его судья, чувствуя, что в противном случае придется ему ночевать в своем судейском кресле. Поздно уж будет домой возвращаться.
— Я в затруднительном положении, — ответил незнакомец.
— То есть вы никак не можете перейти к сути дела? — спросил судья.
— Я слишком уважаю вас, чтоб предлагать взятку, — ответил его собеседник.
— А вы собирались дать взятку?
— Несомненно. Но не могу. Рука не подымается.
— И правильно делает. Я имею в виду, рука ваша правильно делает. Не то пришлось бы заковать ее в кандалы. Взятка уголовно наказуема. А что вам, собственно, от меня надо?
— Да помочь одному чудаку хочется, — откликнулся незнакомец.
Прозвучало это небрежно, но под небрежностью таилось напряжение; чувствовалось, что некий чудак очень важен этому странному незнакомцу, столь многое вызнавшему о самом господине судье.
— Помочь? — переспросил судья. — А что с ним?
— Да у вас в кутузке обретается, — обронил незнакомец.
— Кутузка не моя собственная, она городу принадлежит, — с усмешкой заметил судья. — Кстати, правильно будет говорить не «кутузка», а городская тюрьма.
— Думаете, для того, кто в ней находится, есть разница?
— Не знаю, — пожал плечами судья. — Правда, не знаю.
— А он, думается, уже знает, — вздохнул незнакомец. — Вот я и хотел бы ему помочь.
— Вот как? И что же он совершил?
— Да мостовую в переулке разобрал.
— Что, серьезно? — удивился судья.
— Я и сам удивляюсь, — развел руками незнакомец.
— Ничего об этом не слышал. Какое странное преступление.
— А это вот только что вот произошло. Вам, вероятно, еще не доложили, — промолвил незнакомец.
— Так вы хотите заступиться за него? — спросил судья.
— Вовсе нет. Всего лишь поторопить слушание дела, — ответил незнакомец.
— Даже так? А заступиться совсем-совсем не хотите? — судье стало окончательно интересно.
— Не вижу необходимости.
— Вот как? А почему?
— Потому что он прав.