Страница:
— Ты — вот что… ты — идем со мной! — услышал он над собой знакомый голос.
— Ты… — прохрипел Якш, подымая голову.
— Я! — весело откликнулся старый бард.
— Тебе… опять кого-то спасать? — обреченно выдохнул Якш, понимая, что никак не годится нынче в спасители. Вот никак, и все тут. Его бы самого кто спас.
«Ну Эдмунд, ну я тебе!»
— Конечно, спасать! Стал бы я по пустякам тревожить такого занятого гнома, как ты! — прозвучало в ответ.
— Так. И кого тебе спасать? — отчаянно переспросил Якш, пытаясь наскрести в своем теле хоть немного сил, а в сердце хоть немного мужества.
— Как кого? Тебя, конечно! — весело откликнулся старый бард.
— Меня?! — растерялся Якш.
Ну вот и силы сразу куда-то делись, да и мужество…
— А разве ты не нуждаешься в спасении от погони?! — вопросом на вопрос ответил старый бард.
— Еще как! — выдохнул Якш. — Но…
— Никаких но! — отрезал скрипач. — За тебя просил один твой старый знакомый. Просил спасти тебя от преследователей и помочь доставить то, что должно, туда, где ему надлежит быть.
«Что-что?! Я не ослышался?! То, что должно, туда, куда надлежит?!»
— А… ты меня на руках понесешь… или на закорках потащишь?! — с истерическим смешком выдавил Якш.
— Твой хороший знакомый одолжил мне своего коня, — с улыбкой поведал скрипач. — Этот конь меня не боится. Да и тебя не испугается.
После чего едва уловимым движением руки открыл дверь в ночной темноте. Дверь, которой не было, Якш это чувствовал, но тем не менее она была, это он чувствовал так же ясно. Ночная тьма со скрипом распахнулась, а там, за этой загадочной дверью из темноты и тишины, из звезд и ночных шорохов, была другая тьма и другая ночь. И в ней царили другие звезды и шорохи.
— Идем скорей, — сказал скрипач, и тотчас по ту сторону двери боевой конь Эдмунда Доаделлина, лучший его конь, павший при Айнсвике вместе с хозяином, тихо заржал, словно приветствуя.
Якш тяжело с хрипом выдохнул и вслед за бардом решительно шагнул в загадочную дверь через ночь.
Дверь захлопнулась. Преследователи остались с носом.
— Садись, — сказал скрипач, указывая на хорошо знакомую тележку.
Хорошо знакомую? Ну конечно!
Вот только теперь ее украшали звезды. Торжествующие и радостные звезды.
— Садись, — повторил скрипач.
— А ты? — спросил Якш.
— Пойду рядом и буду играть тебе, — ответил скрипач.
— Дать тебе твою скрипку? — спросил Якш.
— Теперь это твоя скрипка.
— А ты?
— Мне не нужна скрипка, чтобы играть. Слушай. Я сыграю тебе дорогу.
— Это… мелодия такая? — выдохнул Якш.
— Нет, не мелодия.
— Ну… песня?
— Нет. Не песня. Это дорога, понимаешь? Если б я был кузнецом, я б тебе ее выковал, но я не кузнец. Был бы ваятелем — изваял. Танцором — сплясал. Сказителем — рассказал. Но я — музыкант, а значит, мне придется сыграть ее.
— А…
— Садись, — прервал его скрипач. — К рассвету мы должны быть на месте.
Якш благоговейно взгромоздился на тележку, которую почтили своим присутствием звезды, конь самого короля Эдмунда тряхнул гривой, а скрипач ласково погладил пространство вокруг себя. Погладил — и оно запело. В тот же миг перед ними соткалась серебристая дорога, и конь Эдмунда сделал первый шаг по ней. Тележка, в которую он был запряжен, покатилась следом.
Тележка катилась по земле, усеянной звездами. А впрочем — кто знает? — быть может, это были небеса, ведь, кажется, звездам положено обретаться именно там?
А потом земля или небеса кончились и началась вода. Вода, усеянная звездами, покачивающимися на ее поверхности, мерцающими из непроглядных глубин, вода…
— Ночь — это мост надо мной… — шептала вода могучим неутомимым шептанием. — Надо мной… мной…
Вокруг была вода, много воды, все вокруг полнилось ее дыханием и плеском, но все так же звучал мир под пальцами старого барда, все так же игралась и пелась дорога, и конь Эдмунда тащил и тащил тележку с Якшем и секирой, которую необходимо передать, тащил по тропе, которой не могло быть на глади вод, но она была, а старый бард шея рядом с тропой, шел по воде, как посуху, и только край плаща слегка замочил.
А потом кончилась ночь.
Она закончилась не так, как земля или небо. Не так, как вода, вновь ставшая сушей. Она закончилась так, что у Якша дух захватило. Словно он был маленькой строчной буквой в темноте огромной закрытой книги, ну и поделывал себе какие-то свои маленькие строчные делишки, как вдруг книгу рывком распахнули, да еще и на его странице! Метнувшись туда-сюда, он вмиг потерял гласность, затем согласность и сжался крохотной безгласной точкой в конце предложения.
Успел услышать:
— Удачи! — брошенное скрипачом… и тут же очутился на песчаном берегу.
Позади шумела вода. Был день.
«Так и не рассказал ему про учителя! Совсем из головы вылетело!»
Немудрено, когда вокруг такое творится. Впрочем, со скрипачами, похоже, всегда что-нибудь эдакое творится.
«Неужели и со мной будет?»
«А сейчас с тобой совсем ничего не происходит, болван!»
Якш стоял невесть где, ошеломленно озираясь по сторонам, одной ногой все еще там, среди воды и звезд. В правой руке тяжело качнулась секира, словно напоминая о том, для чего все это, собственно, и происходит.
Секира!
Да он почти забыл о ней за всеми этими чудесами.
И Якш сам себе напомнил нерадивого гонца, зазевавшегося на хорошеньких девушек, а ведь послание где-то ждут! Секира ведь не просто подарок, она — послание, письмо из прошлого… кому?
Знать бы.
Догадаться бы.
«Догадаться бы еще, где я нахожусь, — подумал Якш. — Очень бы нелишнее знание!»
«Кто это там так орет? Ну и глотка, должно быть! А теперь запели… красиво. Праздник там, не иначе. Пойти, что ли, поглядеть?»
Пойти, решил Якш, закинув секиру на плечо.
Первое, что заметил Якш, были спины. Такое множество, что ему на миг показалось, будто весь мир из них состоит, будто он порос ими. Пестрая, ярко наряженная толпа шумно кого-то чествовала.
— Слава победителю турнира! — донеслось до Якша.
Протолкавшись в толпе, он разглядел победителя, а разглядев, вдруг понял все.
«Так вот кому твой подарок, Эдмунд! Ведь ему, да? Молчишь? Смотри не промолчись, потому что я отдаю. И обратно забирать не стану. Все равно молчишь? Что ж, у людей молчание — знак согласия! Юноша получит твой подарок».
Подарок. Да нет, не подарок это, какое там…
Передача.
Послание.
Щит.
— Не соблаговолит ли победитель турнира, принц Джеральд, сын и наследник законного государя Олбарии, принять этот скромный дар? — промолвил Якш, вышагивая вперед и протягивая секиру.
— Постойте… но это секира из моей коллекции! — с удивленным возмущением воскликнул маркиз Нортхэмптон, и принц резко опустил поднявшиеся было руки.
Откуда-то из сопровождавшей принца свиты черной птицей возник Роберт де Бофорт. Черная птица распахнула могучие крылья, готовая прийти на помощь юноше, прикрыть его черными крыльями, защитить острыми когтями.
— Это моя секира! — возмущенно повторил маркиз, надвигаясь на Якша.
— Ваша? — обернувшись к нему, ехидно прищурился Якш. — Вот уж нет. С тем же успехом она могла бы быть моей! В конце концов, я ее у вас украл. Значит, она моя по праву кражи!
— Нет такого права! — взвыл выведенный из себя маркиз, выхватывая меч и бросаясь на похитителя.
Но Якш оказался быстрее. Заткнув секиру за пояс, он поднырнул под взмах меча, поймал замахнувшуюся руку и просто-напросто выкрутил из нее меч. Взвывший от боли маркиз был вынужден выпустить свое оружие. Он так и застыл — растерянный, обезоруженный…
Якшу отчего-то и в голову не пришло воспользоваться секирой Эдмунда. Впрочем, ее ведь ему для передачи давали, а не для пользования.
— Вот как? — холодно полюбопытствовал Якш, разглядывая отобранный меч. — Значит, права кражи нет? А какое право имеется? По какому праву эта секира — ваша? По праву несведущих дураков?!
— Я ее… купил, — ошарашенно выдохнул маркиз, держась за вывихнутую руку.
— Купил? Очень рыцарский поступок! — насмешливо откликнулся Якш. — Значит, если бы Его Величество Джеральд Олбарийский, потерял… ну, к примеру, корону, а я ее подобрал бы и продал вам — это сделало бы вас ее хозяином? — опасным голосом поинтересовался Якш. — Быть может, это сделало бы вас… королем?
— Что за чушь? — возмутился бледный от боли маркиз. — Я никогда не стал бы…
— Сэр, я попросил бы вас объясниться, — решительно потребовал принц. — Как вы посмели попытаться подарить мне не принадлежащую вам вещь? Ваша воинская умелость делает вам честь, но кража ее непоправимо пятнает!
Юный рыцарь грозно сверкнул очами, рука его легла на рукоять меча.
— Джерри, убери руку с меча, сначала ответ выслушай, — шепотом посоветовал Роберт де Бофорт.
— Я выслушаю, не убирая руки, — возразил принц.
Лорд-канцлер промолчал.
— Ваше Высочество, — промолвил Якш, — будь вы не сыном своего отца, а простым рыцарем, что бы сделали вы, обнаружив корону своего монарха в частном пользовании какого-либо другого рыцаря?
— Срубил бы мерзавцу голову и доставил корону законному владельцу, — не задумываясь, ответил принц.
— Да при чем здесь корона? — возопил маркиз.
— Я хотел бы спросить о том же, — кивнул принц.
— Я добрей вас, Ваше Высочество, — ответил Якш. — Быть может, дело в том, что я не принц? Я не стал сносить головы мер… то есть маркизу. Он, собственно, виновен лишь в неведении, а за это голов не сносят, тем более что беды никакой не вышло.
— То, что я держу в своих руках, — секира Эдмунда Доаделлина, Короля Олбарийского! — эти слова Якш произнес тем особым способом, который позволял опытным гномьим ораторам легко перекрывать многоголосые вопли собственных соотечественников на заседаниях Большого Совета.
Услышали все.
Толпа ахнула и смолкла.
Не все помнили имя легендарного Олбарийского монарха, но все сообразили, что произошло нечто значительное.
— И принадлежать она может лишь Олбарийскому королевскому роду, — тем же голосом продолжил Якш.
— Моему отцу, — уточнил Джерри, — не мне.
— Тебе, малыш, тебе, добродушно усмехнулся Якш. — Эдмунд так хотел.
Принц скривился от невероятно фамильярного в устах простолюдина «тебе», вспыхнул от «малыша», а потом и вовсе вытаращился от удивления, когда Якш произнес «Эдмунд».
— Король Эдмунд? Тот самый? — запинаясь, вымолвил он.
— Тот самый, малыш, тот самый… так и сказал, поди, дескать, и передай с его королевским благословением всем прочим, что у вас, у людей, положено.
— Но… как я могу… как я посмею… этот дар должен достаться отцу! Роберт, скажи хоть ты!
— Отец учил тебя владеть секирой? — вопросом на вопрос ответил Роберт де Бофорт.
— Учил, но…
— Вот и владей.
— Но… это же не просто секира, это символ власти, разве нет?
— Это — тоже символ власти, разве нет? — лорд-канцлер с усмешкой подергал свою канцлерскую цепь. — Никакая власть не может находиться в одних руках, и Эдмунду Доаделлину известно это получше многих. Твоему отцу — тоже.
Якш так и не понял, что же произошло, когда секира оказалась в руках у юного принца. Он просто почувствовал, что тот, кто бежал все эти долгие годы, наконец прибежал. То, что должно было случиться, наконец случилось.
Передача.
Послание.
Щит.
— А вот тебе и от меня подарочек, — решил прервать затянувшуюся паузу Якш. — От меня и от всех петрийских гномов.
И Якш протянул принцу ту самую кольчугу, сработанную последним его другом.
«Ну что, старый приятель? Одобряешь? Или скажешь — я не прав? Да нет, не скажешь, тебе никогда не нравились войны, а уж теперь и подавно не понравились бы. Так что пусть уж Олбария стоит крепко, а все ее враги полягут прахом, нашим с тобой гномам спокойней будет!»
И услышал внезапный безмолвный ответ.
«Да согласен я, согласен. А только что ж ты пивка-то выпить не зайдешь? Заходи, негоже забывать старых друзей! Мне-то к тебе теперь не подняться!»
«Обязательно зайду, — решительно пообещал Якш. — Вот только на скрипке играть выучусь, да эту жизнь доживу, и зайду! Обещаю!»
— Так вы… Якш?! — воскликнул принц, любуясь подарком.
— Когда-то меня называли именно так, — пожал плечами гном.
«Ничего, тебе еще объяснят, что именно я тебе подарил, юноша…»
И принц поклонился ему, как равному.
А Якш церемонно ответил.
И с этого момента никто уже на том турнире не замечал его простонародной одежды. Она просто перестала иметь значение.
А несчастный маркиз, внезапно сообразивший, что поднял руку на одну особу королевской крови в присутствии другой, упал в обморок.
— Морока с этими недотепами, — проворчал Якш.
— Когда об этом сложат песнь, все будет выглядеть куда значительнее, — улыбнулся Роберт де Бофорт.
— А лучше бы смешнее, — буркнул Якш. — И вообще… я этому шутнику Эдмунду все скажу, когда встречу… Ладно… я просто хочу знать, — тихо добавил он.
Была ночь. Звезды. Морской берег.
Звезды и ночь.
И никого, кроме одного старого, запутавшегося в чудесах и собственной вине гнома.
— Могу я получить ответ на свои вопросы? — спросил Якш у ночного неба.
Небо не ответило.
— Ладно, — сказал Якш. — Молчим, да? А я все-таки хочу знать…
Ты просто тележку тащи…
— Отлично, — ухмыльнулся Якш. — Уже впрягаюсь.
Тележка возникла сама собой. Ее, оказывается, совсем нетрудно позвать. Особенно тому, кто ее хоть раз уже тащил. Тележка везла звезды. Совсем другие звезды, не такие, как те, что недавно смотрели на Якша. А с виду вроде и такие же.
— Тебя опять спасать нужно? — улыбается скрипач.
Он идет, раздвигая ночь, по колено в звездах.
— Обязательно, — кивает Якш. — Обязательно спасать.
— И от какой на сей раз напасти?
— Очень нужно один вопрос задать, — говорит Якш.
— Причем именно ему? —качает головой скрипач.
— Только он имеет право на него ответить… или не ответить, — говорит Якш.
— Хорошо, — кивает скрипач. — Спрашивай. Он ответит. А ты — услышишь… или не услышишь. Обещаю.
Звезды падали, словно листья. Вот только падали они почему-то вверх. Быть может, потому, что они на земле растут? Или это мир перевернулся?
— Эдмунд, почему? — выдохнул Якш. — Почему сейчас, спустя столько лет? Почему Джерри, а не Джеральду? Почему я, а не кто-то другой?
— Якш, это целых три вопроса, — услышал он в ответ.
И звезды замерли.
— Это один вопрос, — с отчаянием прошептал Якш. — Просто у меня правильно спросить не получается!
И звезды вновь посыпались куда попало.
— Хорошо, отвечу, как есть. — Голос короля Эдмунда вновь остановил суматошное падение. — Почему сейчас? Да потому, что мальчик наконец до нее дорос. Сейчас она ему в самый раз по руке будет. Почему Джерри, а не Джеральду? Да потому, что Джеральд — дурак, такой же, как и я сам. Ну, ладно, не такой. Умней, опытней, сдержаннее… и все же… я с этой секирой погиб, так мог ли я передать ее королю-воину? Я передал ему корону, не просто как символ власти — как дар мудрости. Моя секира погубила бы его тогда, а сейчас… сейчас она ему просто не нужна. Что касается Джерри… со временем он станет лучшим правителем, чем мы с Джеральдом вместе взятые. Я знаю это. В его руках моей секире самое место. А что до тебя… во-первых, ты сам ее нашел, а во-вторых, ты кое-что задолжал Олбарии, подгорный владыка, не станешь ведь спорить?
— Не стану… — прохрипел Якш, и слезы побежали по его лицу. — Эдмунд… спасибо…
Упряжь тележки тает под судорожно стиснутыми руками, и звезды медленно возвращаются на свое место в небе.
Просто ночь. Просто звезды. Звезды и ночь на морском берегу.
Господин Жером Дидье был почтенный обыватель города Арселя, уважаемый член общества, живущий на свои средства, щедрый даритель и почетный жертвователь на все городские храмы и богадельни, любимец знатных горожанок и влиятельных людей, словом, всех, чье мнение хоти чего-то стоит. Не любили его лишь совсем маленькие дети и бродячие псы. Кто знает, почему? Кому интересно их мнение?
Господин Жером был вор.
По-своему он был человек весьма уникальный. Необычайный даже. Уже хотя бы потому, что, будучи вором всю свою жизнь, он умудрился при этом не только ни разу не попасться, что хоть и является крайней удачей, но все же среди воров случается, нет, господин Жером пошел куда дальше, он имел смелость не состоять ни в одной воровской гильдии, более того, кроме него самого, ни одна душа живая не знала, что он вор. А все благодаря невероятному чутью на опасность и фантастическому везению. Ну, и осторожности непомерной.
Господь наделяет талантами и удачей не одни лишь добродетельные души. Щедрой рукой он раздает свои подарки всем, всем без исключения. Вот только одним они даются в награду, другим — во испытание, а третьим — в наказание, хоть и могут показаться спервоначалу незаслуженной милостью. Господь словно ждет, когда же эта душа наконец раскроется, какой выбор сделает, а там в случае чего и талант отобраться может, и наказание не замедлит.
Пуще же многого другого Господь ненавидит деньги, данные в рост, ведь сказано же в Святой Книге, что «деньги только денег и стоят, данное же в долг не может от того умножиться». Словом, как говорит об этом же святой Амбруаз: «Деньги не скот, приплода не дают, те же, кто превращает деньги в подобие скота, сами скотине уподобляются!»
Господин Жером простился со своей удачей, когда одолжил денег под недурные проценты недавно ограбленному им старшине гильдии пекарей из города Иврон. Глядя, как несчастный, дважды ограбленный благодарит его за своевременную помощь, он еще не знал, что вскоре эта самая помощь понадобится ему самому.
Впрочем, наша повесть вовсе не о нем. Этот скучный господин попал в историю совершенно случайно. Просто чудеса еще менее разборчивы, чем Господь. Они просто хватают разных там подвернувшихся под руку господ и торопливо вставляют их в ту часть мозаики, где как раз одного такого похожего кусочка и не хватало. А то, что у этого кусочка были какие-то там свои планы, например ограбить кого, украсть там чего или еще что хорошее сотворить, совершенно не волнует этих непредставимых существ. Уж такие они есть — чудеса. Уж если они творятся, то такое творят, такое чудесят… тут даже многоточие не очень-то помогает, а точку прямо хоть и вовсе не ставь.
Господин Жером чувствовал, что не стоит сегодня выходить на улицу. Даже на улицу — не стоит, не то что на дело идти. Но как не выйти, как не пойти, когда именно сегодня через их город инкогнито проезжает бывший гномский владыка — изгнанник Якш. Властелин навсегда канувшей Петрии. Господин Жером славился умением узнавать такие вещи. Где проедет, как, когда, где остановится перекусить, где заночует… Господин Жером никогда не промышлял в собственном городе, равно как и не сбывал в нем краденое, но тут такой случай…
И как тут устоять, люди добрые, когда у гнома такая славная пузатенькая котомка, это ничего, что на вид невзрачная, знаем мы эти хитрости, ясно же, что там, внутри, если не золото, то каменья драгоценные понапиханы. Да одна такая котомочка, почитай, дороже всего города станет!
Ну и как тут усидеть дома честному опустошителю чужих карманов? Такое даже и Господь понять должен. Да разве же есть какая сила, кроме Господней, способная устоять перед таким искушением? А господин Жером даже и не ангел небесный, слаб человек, грешен, уж прости Господи, я тебе потом столько свечек пожертвую, сколько поднять смогу, пупка не надорвавши.
Похитить котомку оказалось на удивление легко. Раззява гном так и остался сидеть, прихлебывая пиво да болтая с таким же точно недотепой и ротозеем. Смех один.
А вот котомочка оказалась на удивление невесомой. Просто подозрительно легкой. Так. Золота там точно нет, да и каменьев негусто. Но, может, хоть работа чудесная? Что-нибудь воистину сказочное? Господин Жером даже задумался: не надул ли его проклятый гном? Очень непрофессионально себя повел. Очень. Он даже изменил своей привычной осторожности — открыл котомку в какой-то вонючей подворотне. И это в родном-то городе, где его каждая собака знает… и не любит. Собаки — не люди, их просто так не обманешь. Обо всем забыл. Открыл, наплевав на опасность, на неразумие этого поступка. Открыл. И что бы вы себе думали?
Там оказалась — скрипка! Вы представляете себе?!
У гнома — скрипка! У этого толсторожего валуна — музыка!
У бывшего короля — кусок дерева никчемный!
А брильянты с изумрудами где?!
Где, я вас спрашиваю?!
Дорожный припас, плащ запасной, крестьянский, такой и не продать никому — навозом воняет, скажут… носки теплые, домашней вязки, в деревне такие сами вяжут, а в городе они и даром не нужны… иголка с нитками… бред!
Господин Жером нарушил еще одно собственное правило. Он вернулся.
Вдруг у Якша еще одна котомка имеется? Вдруг он просто перепутал? Выбрал не ту? В этой всякая дрянь, а в той, другой — изумруды, брильянты, рубины и золото, гномское золото!
Другой котомки у Якша не было. Точно не было. Вот тебе и гномский король, сказочный богач и прочее… вот и верь после этого сказкам и прочим глупым россказням!
А и скрипка-то какая неказистая… старая вся, царапанная, лак потрескался… Дерево — местное. Видно, что эльфьей работы; ну так и что с того? Где вы найдете старую скрипку, да чтоб не эльфьей работы? Их таких — из десяти девять, а десятая тоже эльфом деланная, только пьяным.
Нет, господину Жерому играть на скрипке не доводилось. И делать их тоже. А вот красть и продавать украденные — случалось, а профессионал обязан знать свой товар, иначе как его оценишь? Облапошат как миленького. Все эти барды и прочие музыкантишки — такие жулики! Так и норовят обставить честного горожанина.
Вот так. И что теперь делать прикажете? Прямо хоть в канаву бросай. Время да силы потрачены — а толку? Поди еще продай таковой товар. Поди еще отыщи знатока, ценителя… Потому что продавать за гроши — обидно, а больше с ходу никто не даст. Искать надо человека.
Господину Жерому очень хотелось бросить скрипку в канаву и просто по-тихому смыться. Его воровские таланты в голос вопили об опасности. Обычный вор так бы и сделал, но человек, единожды давший ближнему грош и получивший с него два, просто не в состоянии отказаться от прибытка.
Котомка Якша со всем остальным припасом полетела в темный угол подворотни, скрипка перекочевала в потайную воровскую сумку, господин Жером стремительно шагнул в ночную темноту… и нам не очень интересно, куда он отправился потом. И пусть читатель не осудит нас за недостаточную любознательность, чрезмерное созерцание этого скучного во всех отношениях господина вызывает у нас реакции организма, не совместимые с понятием о благородных манерах.
Несчастный мерзавец не обладал духовным зрением, где ему было увидеть кривую ухмылку судьбы и стремительный прочерк, поставленный пером Господним против его имени в Книге Жизни.
Ангел поморщился и почесал крыло. Уж и горазд Создатель на лету перышки выщипывать! Тоже мне — гуся нашел!
Покупатель отыскался сразу. Невзрачный музыкантишка в потрепанной одежде — и кстати, тоже проездом! — едва завидев скрипку, вытаращил глаза и мигом выложил за нее сумму вдвое большую, чем господин Жером рассчитывал.
Это, конечно, не золото с каменьями, на которые он надеялся вначале, но хоть что-то…
И все тихо. Никто ничего не узнал и не узнает. В самом деле, ну кто заподозрит в вульгарной краже такого важного господина, как он? Такого всеми уважаемого, солидного…
Вот только почему так страшно-то? А как дом этого музыкантишки покинул — еще страшней стало. Странно, с чего бы это? Ведь теперь он совсем, совсем чист.
Когда тяжелая, словно замковый мост, рука внезапно опустилась на его плечо, он понял — почему. И понадеялся, что это, по крайности, — рука закона.
Ан нет.
За его спиной стоял Король Воров города Арселя собственной персоной, а воровская гильдия окружала его со всех сторон.
— Ты что ж это, любезный, у своих воруешь? — ласково поинтересовался тот, и у господина Жерома затряслись колени.
— Как… то есть… у своих?… — потея, задыхаясь от страха, проблеял он.
— А вот — в гильдию не платишь? Не платишь. Страшно сосчитать, сколько ты нам должен… Десятину с каждого дела, как у добрых людей заведено.
— Да я в первый раз только… раньше я никогда…
— В первый раз? С такими-то ухватками? Да ты, должно быть, самый ловкий вор в этом городе… а лучше меня в городе вора быть не должно! — с этим словами Король Воров внезапно выхватил тускло блеснувший в лунном свете нож и вонзил его в живот господина Жерома.
Тот взвыл, но не умер. Король Воров в последний миг перевернул руку, удар был нанесен рукоятью.
— Придешь домой, сядешь, успокоишься, вина выпьешь… а потом подсчитаешь свои долги и найдешь меня. Три дня тебе сроку… — Король Воров развернулся и шагнул в темноту. Свита последовала за своим монархом.
Отдать деньги? Отдать этим грабителям? Этим плутам? Этим проходимцам, на которых ни один уважающий себя человек дважды и не посмотрит?
Господин Жером не стал пить вино и расслабляться, вместо этого он собрал все самое ценное свое имущество и белым днем выехал из города.
«Это вам не по ночам честных людей грабить!»
— Ты… — прохрипел Якш, подымая голову.
— Я! — весело откликнулся старый бард.
— Тебе… опять кого-то спасать? — обреченно выдохнул Якш, понимая, что никак не годится нынче в спасители. Вот никак, и все тут. Его бы самого кто спас.
«Ну Эдмунд, ну я тебе!»
— Конечно, спасать! Стал бы я по пустякам тревожить такого занятого гнома, как ты! — прозвучало в ответ.
— Так. И кого тебе спасать? — отчаянно переспросил Якш, пытаясь наскрести в своем теле хоть немного сил, а в сердце хоть немного мужества.
— Как кого? Тебя, конечно! — весело откликнулся старый бард.
— Меня?! — растерялся Якш.
Ну вот и силы сразу куда-то делись, да и мужество…
— А разве ты не нуждаешься в спасении от погони?! — вопросом на вопрос ответил старый бард.
— Еще как! — выдохнул Якш. — Но…
— Никаких но! — отрезал скрипач. — За тебя просил один твой старый знакомый. Просил спасти тебя от преследователей и помочь доставить то, что должно, туда, где ему надлежит быть.
«Что-что?! Я не ослышался?! То, что должно, туда, куда надлежит?!»
— А… ты меня на руках понесешь… или на закорках потащишь?! — с истерическим смешком выдавил Якш.
— Твой хороший знакомый одолжил мне своего коня, — с улыбкой поведал скрипач. — Этот конь меня не боится. Да и тебя не испугается.
После чего едва уловимым движением руки открыл дверь в ночной темноте. Дверь, которой не было, Якш это чувствовал, но тем не менее она была, это он чувствовал так же ясно. Ночная тьма со скрипом распахнулась, а там, за этой загадочной дверью из темноты и тишины, из звезд и ночных шорохов, была другая тьма и другая ночь. И в ней царили другие звезды и шорохи.
— Идем скорей, — сказал скрипач, и тотчас по ту сторону двери боевой конь Эдмунда Доаделлина, лучший его конь, павший при Айнсвике вместе с хозяином, тихо заржал, словно приветствуя.
Якш тяжело с хрипом выдохнул и вслед за бардом решительно шагнул в загадочную дверь через ночь.
Дверь захлопнулась. Преследователи остались с носом.
— Садись, — сказал скрипач, указывая на хорошо знакомую тележку.
Хорошо знакомую? Ну конечно!
Вот только теперь ее украшали звезды. Торжествующие и радостные звезды.
— Садись, — повторил скрипач.
— А ты? — спросил Якш.
— Пойду рядом и буду играть тебе, — ответил скрипач.
— Дать тебе твою скрипку? — спросил Якш.
— Теперь это твоя скрипка.
— А ты?
— Мне не нужна скрипка, чтобы играть. Слушай. Я сыграю тебе дорогу.
— Это… мелодия такая? — выдохнул Якш.
— Нет, не мелодия.
— Ну… песня?
— Нет. Не песня. Это дорога, понимаешь? Если б я был кузнецом, я б тебе ее выковал, но я не кузнец. Был бы ваятелем — изваял. Танцором — сплясал. Сказителем — рассказал. Но я — музыкант, а значит, мне придется сыграть ее.
— А…
— Садись, — прервал его скрипач. — К рассвету мы должны быть на месте.
Якш благоговейно взгромоздился на тележку, которую почтили своим присутствием звезды, конь самого короля Эдмунда тряхнул гривой, а скрипач ласково погладил пространство вокруг себя. Погладил — и оно запело. В тот же миг перед ними соткалась серебристая дорога, и конь Эдмунда сделал первый шаг по ней. Тележка, в которую он был запряжен, покатилась следом.
Тележка катилась по земле, усеянной звездами. А впрочем — кто знает? — быть может, это были небеса, ведь, кажется, звездам положено обретаться именно там?
А потом земля или небеса кончились и началась вода. Вода, усеянная звездами, покачивающимися на ее поверхности, мерцающими из непроглядных глубин, вода…
— Ночь — это мост надо мной… — шептала вода могучим неутомимым шептанием. — Надо мной… мной…
Вокруг была вода, много воды, все вокруг полнилось ее дыханием и плеском, но все так же звучал мир под пальцами старого барда, все так же игралась и пелась дорога, и конь Эдмунда тащил и тащил тележку с Якшем и секирой, которую необходимо передать, тащил по тропе, которой не могло быть на глади вод, но она была, а старый бард шея рядом с тропой, шел по воде, как посуху, и только край плаща слегка замочил.
А потом кончилась ночь.
Она закончилась не так, как земля или небо. Не так, как вода, вновь ставшая сушей. Она закончилась так, что у Якша дух захватило. Словно он был маленькой строчной буквой в темноте огромной закрытой книги, ну и поделывал себе какие-то свои маленькие строчные делишки, как вдруг книгу рывком распахнули, да еще и на его странице! Метнувшись туда-сюда, он вмиг потерял гласность, затем согласность и сжался крохотной безгласной точкой в конце предложения.
Успел услышать:
— Удачи! — брошенное скрипачом… и тут же очутился на песчаном берегу.
Позади шумела вода. Был день.
«Так и не рассказал ему про учителя! Совсем из головы вылетело!»
Немудрено, когда вокруг такое творится. Впрочем, со скрипачами, похоже, всегда что-нибудь эдакое творится.
«Неужели и со мной будет?»
«А сейчас с тобой совсем ничего не происходит, болван!»
Якш стоял невесть где, ошеломленно озираясь по сторонам, одной ногой все еще там, среди воды и звезд. В правой руке тяжело качнулась секира, словно напоминая о том, для чего все это, собственно, и происходит.
Секира!
Да он почти забыл о ней за всеми этими чудесами.
И Якш сам себе напомнил нерадивого гонца, зазевавшегося на хорошеньких девушек, а ведь послание где-то ждут! Секира ведь не просто подарок, она — послание, письмо из прошлого… кому?
Знать бы.
Догадаться бы.
«Догадаться бы еще, где я нахожусь, — подумал Якш. — Очень бы нелишнее знание!»
«Кто это там так орет? Ну и глотка, должно быть! А теперь запели… красиво. Праздник там, не иначе. Пойти, что ли, поглядеть?»
Пойти, решил Якш, закинув секиру на плечо.
Первое, что заметил Якш, были спины. Такое множество, что ему на миг показалось, будто весь мир из них состоит, будто он порос ими. Пестрая, ярко наряженная толпа шумно кого-то чествовала.
— Слава победителю турнира! — донеслось до Якша.
Протолкавшись в толпе, он разглядел победителя, а разглядев, вдруг понял все.
«Так вот кому твой подарок, Эдмунд! Ведь ему, да? Молчишь? Смотри не промолчись, потому что я отдаю. И обратно забирать не стану. Все равно молчишь? Что ж, у людей молчание — знак согласия! Юноша получит твой подарок».
Подарок. Да нет, не подарок это, какое там…
Передача.
Послание.
Щит.
— Не соблаговолит ли победитель турнира, принц Джеральд, сын и наследник законного государя Олбарии, принять этот скромный дар? — промолвил Якш, вышагивая вперед и протягивая секиру.
— Постойте… но это секира из моей коллекции! — с удивленным возмущением воскликнул маркиз Нортхэмптон, и принц резко опустил поднявшиеся было руки.
Откуда-то из сопровождавшей принца свиты черной птицей возник Роберт де Бофорт. Черная птица распахнула могучие крылья, готовая прийти на помощь юноше, прикрыть его черными крыльями, защитить острыми когтями.
— Это моя секира! — возмущенно повторил маркиз, надвигаясь на Якша.
— Ваша? — обернувшись к нему, ехидно прищурился Якш. — Вот уж нет. С тем же успехом она могла бы быть моей! В конце концов, я ее у вас украл. Значит, она моя по праву кражи!
— Нет такого права! — взвыл выведенный из себя маркиз, выхватывая меч и бросаясь на похитителя.
Но Якш оказался быстрее. Заткнув секиру за пояс, он поднырнул под взмах меча, поймал замахнувшуюся руку и просто-напросто выкрутил из нее меч. Взвывший от боли маркиз был вынужден выпустить свое оружие. Он так и застыл — растерянный, обезоруженный…
Якшу отчего-то и в голову не пришло воспользоваться секирой Эдмунда. Впрочем, ее ведь ему для передачи давали, а не для пользования.
— Вот как? — холодно полюбопытствовал Якш, разглядывая отобранный меч. — Значит, права кражи нет? А какое право имеется? По какому праву эта секира — ваша? По праву несведущих дураков?!
— Я ее… купил, — ошарашенно выдохнул маркиз, держась за вывихнутую руку.
— Купил? Очень рыцарский поступок! — насмешливо откликнулся Якш. — Значит, если бы Его Величество Джеральд Олбарийский, потерял… ну, к примеру, корону, а я ее подобрал бы и продал вам — это сделало бы вас ее хозяином? — опасным голосом поинтересовался Якш. — Быть может, это сделало бы вас… королем?
— Что за чушь? — возмутился бледный от боли маркиз. — Я никогда не стал бы…
— Сэр, я попросил бы вас объясниться, — решительно потребовал принц. — Как вы посмели попытаться подарить мне не принадлежащую вам вещь? Ваша воинская умелость делает вам честь, но кража ее непоправимо пятнает!
Юный рыцарь грозно сверкнул очами, рука его легла на рукоять меча.
— Джерри, убери руку с меча, сначала ответ выслушай, — шепотом посоветовал Роберт де Бофорт.
— Я выслушаю, не убирая руки, — возразил принц.
Лорд-канцлер промолчал.
— Ваше Высочество, — промолвил Якш, — будь вы не сыном своего отца, а простым рыцарем, что бы сделали вы, обнаружив корону своего монарха в частном пользовании какого-либо другого рыцаря?
— Срубил бы мерзавцу голову и доставил корону законному владельцу, — не задумываясь, ответил принц.
— Да при чем здесь корона? — возопил маркиз.
— Я хотел бы спросить о том же, — кивнул принц.
— Я добрей вас, Ваше Высочество, — ответил Якш. — Быть может, дело в том, что я не принц? Я не стал сносить головы мер… то есть маркизу. Он, собственно, виновен лишь в неведении, а за это голов не сносят, тем более что беды никакой не вышло.
— То, что я держу в своих руках, — секира Эдмунда Доаделлина, Короля Олбарийского! — эти слова Якш произнес тем особым способом, который позволял опытным гномьим ораторам легко перекрывать многоголосые вопли собственных соотечественников на заседаниях Большого Совета.
Услышали все.
Толпа ахнула и смолкла.
Не все помнили имя легендарного Олбарийского монарха, но все сообразили, что произошло нечто значительное.
— И принадлежать она может лишь Олбарийскому королевскому роду, — тем же голосом продолжил Якш.
— Моему отцу, — уточнил Джерри, — не мне.
— Тебе, малыш, тебе, добродушно усмехнулся Якш. — Эдмунд так хотел.
Принц скривился от невероятно фамильярного в устах простолюдина «тебе», вспыхнул от «малыша», а потом и вовсе вытаращился от удивления, когда Якш произнес «Эдмунд».
— Король Эдмунд? Тот самый? — запинаясь, вымолвил он.
— Тот самый, малыш, тот самый… так и сказал, поди, дескать, и передай с его королевским благословением всем прочим, что у вас, у людей, положено.
— Но… как я могу… как я посмею… этот дар должен достаться отцу! Роберт, скажи хоть ты!
— Отец учил тебя владеть секирой? — вопросом на вопрос ответил Роберт де Бофорт.
— Учил, но…
— Вот и владей.
— Но… это же не просто секира, это символ власти, разве нет?
— Это — тоже символ власти, разве нет? — лорд-канцлер с усмешкой подергал свою канцлерскую цепь. — Никакая власть не может находиться в одних руках, и Эдмунду Доаделлину известно это получше многих. Твоему отцу — тоже.
Якш так и не понял, что же произошло, когда секира оказалась в руках у юного принца. Он просто почувствовал, что тот, кто бежал все эти долгие годы, наконец прибежал. То, что должно было случиться, наконец случилось.
Передача.
Послание.
Щит.
— А вот тебе и от меня подарочек, — решил прервать затянувшуюся паузу Якш. — От меня и от всех петрийских гномов.
И Якш протянул принцу ту самую кольчугу, сработанную последним его другом.
«Ну что, старый приятель? Одобряешь? Или скажешь — я не прав? Да нет, не скажешь, тебе никогда не нравились войны, а уж теперь и подавно не понравились бы. Так что пусть уж Олбария стоит крепко, а все ее враги полягут прахом, нашим с тобой гномам спокойней будет!»
И услышал внезапный безмолвный ответ.
«Да согласен я, согласен. А только что ж ты пивка-то выпить не зайдешь? Заходи, негоже забывать старых друзей! Мне-то к тебе теперь не подняться!»
«Обязательно зайду, — решительно пообещал Якш. — Вот только на скрипке играть выучусь, да эту жизнь доживу, и зайду! Обещаю!»
— Так вы… Якш?! — воскликнул принц, любуясь подарком.
— Когда-то меня называли именно так, — пожал плечами гном.
«Ничего, тебе еще объяснят, что именно я тебе подарил, юноша…»
И принц поклонился ему, как равному.
А Якш церемонно ответил.
И с этого момента никто уже на том турнире не замечал его простонародной одежды. Она просто перестала иметь значение.
А несчастный маркиз, внезапно сообразивший, что поднял руку на одну особу королевской крови в присутствии другой, упал в обморок.
— Морока с этими недотепами, — проворчал Якш.
— Когда об этом сложат песнь, все будет выглядеть куда значительнее, — улыбнулся Роберт де Бофорт.
— А лучше бы смешнее, — буркнул Якш. — И вообще… я этому шутнику Эдмунду все скажу, когда встречу… Ладно… я просто хочу знать, — тихо добавил он.
Была ночь. Звезды. Морской берег.
Звезды и ночь.
И никого, кроме одного старого, запутавшегося в чудесах и собственной вине гнома.
— Могу я получить ответ на свои вопросы? — спросил Якш у ночного неба.
Небо не ответило.
— Ладно, — сказал Якш. — Молчим, да? А я все-таки хочу знать…
Ты просто тележку тащи…
— Отлично, — ухмыльнулся Якш. — Уже впрягаюсь.
Тележка возникла сама собой. Ее, оказывается, совсем нетрудно позвать. Особенно тому, кто ее хоть раз уже тащил. Тележка везла звезды. Совсем другие звезды, не такие, как те, что недавно смотрели на Якша. А с виду вроде и такие же.
— Тебя опять спасать нужно? — улыбается скрипач.
Он идет, раздвигая ночь, по колено в звездах.
— Обязательно, — кивает Якш. — Обязательно спасать.
— И от какой на сей раз напасти?
— Очень нужно один вопрос задать, — говорит Якш.
— Причем именно ему? —качает головой скрипач.
— Только он имеет право на него ответить… или не ответить, — говорит Якш.
— Хорошо, — кивает скрипач. — Спрашивай. Он ответит. А ты — услышишь… или не услышишь. Обещаю.
Звезды падали, словно листья. Вот только падали они почему-то вверх. Быть может, потому, что они на земле растут? Или это мир перевернулся?
— Эдмунд, почему? — выдохнул Якш. — Почему сейчас, спустя столько лет? Почему Джерри, а не Джеральду? Почему я, а не кто-то другой?
— Якш, это целых три вопроса, — услышал он в ответ.
И звезды замерли.
— Это один вопрос, — с отчаянием прошептал Якш. — Просто у меня правильно спросить не получается!
И звезды вновь посыпались куда попало.
— Хорошо, отвечу, как есть. — Голос короля Эдмунда вновь остановил суматошное падение. — Почему сейчас? Да потому, что мальчик наконец до нее дорос. Сейчас она ему в самый раз по руке будет. Почему Джерри, а не Джеральду? Да потому, что Джеральд — дурак, такой же, как и я сам. Ну, ладно, не такой. Умней, опытней, сдержаннее… и все же… я с этой секирой погиб, так мог ли я передать ее королю-воину? Я передал ему корону, не просто как символ власти — как дар мудрости. Моя секира погубила бы его тогда, а сейчас… сейчас она ему просто не нужна. Что касается Джерри… со временем он станет лучшим правителем, чем мы с Джеральдом вместе взятые. Я знаю это. В его руках моей секире самое место. А что до тебя… во-первых, ты сам ее нашел, а во-вторых, ты кое-что задолжал Олбарии, подгорный владыка, не станешь ведь спорить?
— Не стану… — прохрипел Якш, и слезы побежали по его лицу. — Эдмунд… спасибо…
Упряжь тележки тает под судорожно стиснутыми руками, и звезды медленно возвращаются на свое место в небе.
Просто ночь. Просто звезды. Звезды и ночь на морском берегу.
* * *
Господин Жером Дидье был почтенный обыватель города Арселя, уважаемый член общества, живущий на свои средства, щедрый даритель и почетный жертвователь на все городские храмы и богадельни, любимец знатных горожанок и влиятельных людей, словом, всех, чье мнение хоти чего-то стоит. Не любили его лишь совсем маленькие дети и бродячие псы. Кто знает, почему? Кому интересно их мнение?
Господин Жером был вор.
По-своему он был человек весьма уникальный. Необычайный даже. Уже хотя бы потому, что, будучи вором всю свою жизнь, он умудрился при этом не только ни разу не попасться, что хоть и является крайней удачей, но все же среди воров случается, нет, господин Жером пошел куда дальше, он имел смелость не состоять ни в одной воровской гильдии, более того, кроме него самого, ни одна душа живая не знала, что он вор. А все благодаря невероятному чутью на опасность и фантастическому везению. Ну, и осторожности непомерной.
Господь наделяет талантами и удачей не одни лишь добродетельные души. Щедрой рукой он раздает свои подарки всем, всем без исключения. Вот только одним они даются в награду, другим — во испытание, а третьим — в наказание, хоть и могут показаться спервоначалу незаслуженной милостью. Господь словно ждет, когда же эта душа наконец раскроется, какой выбор сделает, а там в случае чего и талант отобраться может, и наказание не замедлит.
Пуще же многого другого Господь ненавидит деньги, данные в рост, ведь сказано же в Святой Книге, что «деньги только денег и стоят, данное же в долг не может от того умножиться». Словом, как говорит об этом же святой Амбруаз: «Деньги не скот, приплода не дают, те же, кто превращает деньги в подобие скота, сами скотине уподобляются!»
Господин Жером простился со своей удачей, когда одолжил денег под недурные проценты недавно ограбленному им старшине гильдии пекарей из города Иврон. Глядя, как несчастный, дважды ограбленный благодарит его за своевременную помощь, он еще не знал, что вскоре эта самая помощь понадобится ему самому.
Впрочем, наша повесть вовсе не о нем. Этот скучный господин попал в историю совершенно случайно. Просто чудеса еще менее разборчивы, чем Господь. Они просто хватают разных там подвернувшихся под руку господ и торопливо вставляют их в ту часть мозаики, где как раз одного такого похожего кусочка и не хватало. А то, что у этого кусочка были какие-то там свои планы, например ограбить кого, украсть там чего или еще что хорошее сотворить, совершенно не волнует этих непредставимых существ. Уж такие они есть — чудеса. Уж если они творятся, то такое творят, такое чудесят… тут даже многоточие не очень-то помогает, а точку прямо хоть и вовсе не ставь.
Господин Жером чувствовал, что не стоит сегодня выходить на улицу. Даже на улицу — не стоит, не то что на дело идти. Но как не выйти, как не пойти, когда именно сегодня через их город инкогнито проезжает бывший гномский владыка — изгнанник Якш. Властелин навсегда канувшей Петрии. Господин Жером славился умением узнавать такие вещи. Где проедет, как, когда, где остановится перекусить, где заночует… Господин Жером никогда не промышлял в собственном городе, равно как и не сбывал в нем краденое, но тут такой случай…
И как тут устоять, люди добрые, когда у гнома такая славная пузатенькая котомка, это ничего, что на вид невзрачная, знаем мы эти хитрости, ясно же, что там, внутри, если не золото, то каменья драгоценные понапиханы. Да одна такая котомочка, почитай, дороже всего города станет!
Ну и как тут усидеть дома честному опустошителю чужих карманов? Такое даже и Господь понять должен. Да разве же есть какая сила, кроме Господней, способная устоять перед таким искушением? А господин Жером даже и не ангел небесный, слаб человек, грешен, уж прости Господи, я тебе потом столько свечек пожертвую, сколько поднять смогу, пупка не надорвавши.
Похитить котомку оказалось на удивление легко. Раззява гном так и остался сидеть, прихлебывая пиво да болтая с таким же точно недотепой и ротозеем. Смех один.
А вот котомочка оказалась на удивление невесомой. Просто подозрительно легкой. Так. Золота там точно нет, да и каменьев негусто. Но, может, хоть работа чудесная? Что-нибудь воистину сказочное? Господин Жером даже задумался: не надул ли его проклятый гном? Очень непрофессионально себя повел. Очень. Он даже изменил своей привычной осторожности — открыл котомку в какой-то вонючей подворотне. И это в родном-то городе, где его каждая собака знает… и не любит. Собаки — не люди, их просто так не обманешь. Обо всем забыл. Открыл, наплевав на опасность, на неразумие этого поступка. Открыл. И что бы вы себе думали?
Там оказалась — скрипка! Вы представляете себе?!
У гнома — скрипка! У этого толсторожего валуна — музыка!
У бывшего короля — кусок дерева никчемный!
А брильянты с изумрудами где?!
Где, я вас спрашиваю?!
Дорожный припас, плащ запасной, крестьянский, такой и не продать никому — навозом воняет, скажут… носки теплые, домашней вязки, в деревне такие сами вяжут, а в городе они и даром не нужны… иголка с нитками… бред!
Господин Жером нарушил еще одно собственное правило. Он вернулся.
Вдруг у Якша еще одна котомка имеется? Вдруг он просто перепутал? Выбрал не ту? В этой всякая дрянь, а в той, другой — изумруды, брильянты, рубины и золото, гномское золото!
Другой котомки у Якша не было. Точно не было. Вот тебе и гномский король, сказочный богач и прочее… вот и верь после этого сказкам и прочим глупым россказням!
А и скрипка-то какая неказистая… старая вся, царапанная, лак потрескался… Дерево — местное. Видно, что эльфьей работы; ну так и что с того? Где вы найдете старую скрипку, да чтоб не эльфьей работы? Их таких — из десяти девять, а десятая тоже эльфом деланная, только пьяным.
Нет, господину Жерому играть на скрипке не доводилось. И делать их тоже. А вот красть и продавать украденные — случалось, а профессионал обязан знать свой товар, иначе как его оценишь? Облапошат как миленького. Все эти барды и прочие музыкантишки — такие жулики! Так и норовят обставить честного горожанина.
Вот так. И что теперь делать прикажете? Прямо хоть в канаву бросай. Время да силы потрачены — а толку? Поди еще продай таковой товар. Поди еще отыщи знатока, ценителя… Потому что продавать за гроши — обидно, а больше с ходу никто не даст. Искать надо человека.
Господину Жерому очень хотелось бросить скрипку в канаву и просто по-тихому смыться. Его воровские таланты в голос вопили об опасности. Обычный вор так бы и сделал, но человек, единожды давший ближнему грош и получивший с него два, просто не в состоянии отказаться от прибытка.
Котомка Якша со всем остальным припасом полетела в темный угол подворотни, скрипка перекочевала в потайную воровскую сумку, господин Жером стремительно шагнул в ночную темноту… и нам не очень интересно, куда он отправился потом. И пусть читатель не осудит нас за недостаточную любознательность, чрезмерное созерцание этого скучного во всех отношениях господина вызывает у нас реакции организма, не совместимые с понятием о благородных манерах.
Несчастный мерзавец не обладал духовным зрением, где ему было увидеть кривую ухмылку судьбы и стремительный прочерк, поставленный пером Господним против его имени в Книге Жизни.
Ангел поморщился и почесал крыло. Уж и горазд Создатель на лету перышки выщипывать! Тоже мне — гуся нашел!
Покупатель отыскался сразу. Невзрачный музыкантишка в потрепанной одежде — и кстати, тоже проездом! — едва завидев скрипку, вытаращил глаза и мигом выложил за нее сумму вдвое большую, чем господин Жером рассчитывал.
Это, конечно, не золото с каменьями, на которые он надеялся вначале, но хоть что-то…
И все тихо. Никто ничего не узнал и не узнает. В самом деле, ну кто заподозрит в вульгарной краже такого важного господина, как он? Такого всеми уважаемого, солидного…
Вот только почему так страшно-то? А как дом этого музыкантишки покинул — еще страшней стало. Странно, с чего бы это? Ведь теперь он совсем, совсем чист.
Когда тяжелая, словно замковый мост, рука внезапно опустилась на его плечо, он понял — почему. И понадеялся, что это, по крайности, — рука закона.
Ан нет.
За его спиной стоял Король Воров города Арселя собственной персоной, а воровская гильдия окружала его со всех сторон.
— Ты что ж это, любезный, у своих воруешь? — ласково поинтересовался тот, и у господина Жерома затряслись колени.
— Как… то есть… у своих?… — потея, задыхаясь от страха, проблеял он.
— А вот — в гильдию не платишь? Не платишь. Страшно сосчитать, сколько ты нам должен… Десятину с каждого дела, как у добрых людей заведено.
— Да я в первый раз только… раньше я никогда…
— В первый раз? С такими-то ухватками? Да ты, должно быть, самый ловкий вор в этом городе… а лучше меня в городе вора быть не должно! — с этим словами Король Воров внезапно выхватил тускло блеснувший в лунном свете нож и вонзил его в живот господина Жерома.
Тот взвыл, но не умер. Король Воров в последний миг перевернул руку, удар был нанесен рукоятью.
— Придешь домой, сядешь, успокоишься, вина выпьешь… а потом подсчитаешь свои долги и найдешь меня. Три дня тебе сроку… — Король Воров развернулся и шагнул в темноту. Свита последовала за своим монархом.
Отдать деньги? Отдать этим грабителям? Этим плутам? Этим проходимцам, на которых ни один уважающий себя человек дважды и не посмотрит?
Господин Жером не стал пить вино и расслабляться, вместо этого он собрал все самое ценное свое имущество и белым днем выехал из города.
«Это вам не по ночам честных людей грабить!»