* * *
   Веточка боярышника упала поперек страницы. Гусиное перо запнулось и остановилось на слове «отравление». Шарц поднял глаза. Из-за приоткрытого ставня на него смотрела ночь. Ночь, в которой кто-то был.
   — Добро пожаловать, — произнес Шарц, подымаясь из-за стола.
   Приоткрытый ставень скользнул в сторону. Давешний старик, хозяин гостиницы, шагнул в окно так же спокойно и непринужденно, как иные входят в дверь.
   — Благодарю, — произнес он.
   — Э-э-э… чему обязан столь неожиданным визитом? — напрямки произнес Шарц.
   «Какого черта ты приперся и мешаешь мне работать?»
   — Я пришел за нашимэкземпляром книги, — ответил старик. — От имени и по поручению Его Величества короля Джеральда и лорда-канцлера Роберта де Бофорта.
   «Какая расторопная в Олбарии секретная служба, — неприязненно подумал лекарь. — Хорошо, что я не доверил им книгу с самого начала!»
   — Понятно, — кивнул Шарц. — Это ничего, что для олбарийской и марлецийской секретных служб мы сделали копии без иллюстраций?
   — Ничего, — приятно улыбнулся старик. — Ее художественные достоинства нам безразличны.
   «Ну еще бы! Кто бы сомневался!»
   «Или свои отравители все же лучше ледгундских и фаласских?»
   «Лучше? Вот как?! Скажи на милость, а чем они лучше? Тем, что спасать отравленных придется не тебе? И глядеть на тела тех, кому не успел помочь, тоже — не тебе? Или надеешься, что олбарийская служба настолько хороша, что уберет лишь тех, кого надо? А кого надо? Сам-то ты можешь ответить на этот вопрос? И заслужил ли хоть кто-то такуюсмерть? Разумеется, кроме того, кто все эти проклятые яды выдумал!»
   Шарц напрягся. Собеседник внезапно стал ему неприятен. Черт, еще так недавно он восхищался этим профессионалом, а теперь… Теперь этот человек пришел за книгой ядов. И наплевать, что он свой, что у него работа такая…
   «Наплевать?! У тебя самого совсем недавно была точно такая же работа. Или забыл?»
   «Наплевать! Я тут над противоядиями работаю, да только ли я… весь университет ночами не спит, а эти… Тоже мне — олбарийцы! От имени и по поручению, видите ли!»
   — Берите, — сухо сказал Шарц, так и не сумев подавить неприязненные нотки в голосе. — Берите и…
   — И проваливайте! — восхищенно закончил старик и весело рассмеялся. — Ах, коллега, вы так молоды! Счастье, что вы стали лекарем. Наша работа — не для вас.
   Он взял книгу, быстро ее просмотрел, поднял глаза на Шарца и улыбнулся.
   Шарц вскипел, захотелось сказать что-то резкое, обидное. Но легкая старческая рука удержала его от высказываний. Одним касанием старый лазутчик успокоил его. Шарц выдохнул.
   — Идемте со мной, коллега, — кивая на окно, предложил старик.
   «Ходить куда-то с этим отравителем?» — вновь вскипел Шарц.
   — Я занят! — отрезал он. — Раз вы забираете книгу уже сейчас, значит, мне нужно поторопиться. Откуда мне знать — где, когда и кому понадобится помощь?
   — Помощь нужна вам, коллега, — заметил старик. — И мне приказанооказать ее.
   — Приказано? Кем?
   Гномы быстро вспыхивают и так же быстро остывают, т>не стоит злить гнома всерьез. Всерьез разозленный гном обычно останавливается тогда, когда вокруг него остаются одни лишь руины. Шарц усилием воли подавил в себе желание разнести все вокруг, в первую очередь голову собеседника.
   — Мой господин, лорд-канцлер Роберт де Бофорт приказал мне совершить одну акцию в вашем присутствии, — сказал старик.
   — Вот как?! — выдохнул Шарц, сражаясь с демонами собственного бешенства.
   — Именно, — словно не замечая этой борьбы, продолжал старик. — Он настоятельнотребовал вашего присутствия.
   — Приказать что-либо мнеможет только герцог Олдвик, — ехидно откликнулся Шарц, наконец совладавший с собственным гневом. — Я не являюсь вассалом вашего господина, и чего-либо настоятельно требовать он может, пока солнце не почернеет!
   — То есть до ближайшего солнечного затмения? — развеселился старик. — Это слишком долго, коллега!
   — Черт, я хотел сказать — никогда! — сердито фыркнул Шарц.
   — Мы предвидели эту ситуацию, — улыбнулся старик, доставая пергаментный свиток и протягивая его Шарцу.
   Свиток был запечатан печатью герцога. Шарц распечатал его и прочел: «Сэру рыцарю Хьюго Одделлу! От сэра рыцаря Руперта Эджертона, герцога Олдвика предписание. Дорогой сэр, вассал и брат! Прошу вас незамедлительно отправиться с подателем сего и узреть все, что он намерен вам показать. Сие важно для блага Олбарии и вашего душевного спокойствия. Сэр Руперт Эджертон. Герцог Олдвик».
   Размашистая подпись герцога не оставляла места для сомнений. А уж то, что герцог умудрился в почти официальном послании назвать его братом…
   — Я иду, — сказал Шарц.
   — Вот и отлично, — кивнул старик. — Ночь — замечательное время для прогулок на свежем воздухе… не правда ли, коллега?
   — Да, — сказал Шарц.
   — Я бы предложил вам одеться, — проговорил старик. — Зима все же. Холодно.
   Ни слова не говоря, Шарц натянул на себя зимнюю одежду.
   — Я готов, — сказал он.
   — Идем, — промолвил старик.
   Он повернулся и шагнул в окно. Шарц последовал за ним.
   Город остался позади, закрылся как книга, мелькнув переплетом крепостной стены. Как свиток свернулся пригород. Мелькнул неяркими огоньками и скрылся. Угрюмый ночной лес надвинулся уснувшей на дороге тучей, нахмурился непроглядной тьмой. Лишь снег скрипит под ногами да смотрит сверху огромная ночь.
   — Куда мы направляемся? — спросил Шарц.
   — Здесь неподалеку есть одно хорошее место, — ответил старик. — Уже недалеко.
   «И в этом-то „хорошем месте“ он нас тихонько прирежет!» — хихикнул лазутчик.
   «А смысл? — откликнулся шут. — Все тайны выплыли наружу. Поздно уже убирать кого бы то ни было! Да и не написал бы герцог такое письмо, если бы…»
   «Твоего герцога обманули, как маленького, — фыркнул лазутчик. — Его обмануть — раз плюнуть!»
   «Ты зато очень проницателен! — рассердился лекарь. — Вот и позаботься о том, чтоб мы остались живы!»
   «О чем здесь говорить? — удивился сэр рыцарь. — Как вассал герцога, я должен повиноваться его письму…»
   — Ну, вот и пришли, — заметил старик. — Нас отсюда никому не видно, я проверял.
   Выплывшая из-за туч луна бледным светом залила небольшую низину, в центре которой, рядом с ними, высился широкий и плоский камень.
   — Хорошее место, — довольно сказал старик.
   — Хорошее место для… чего? — спросил Шарц.
   — Для того, чтобы выполнить приказание моего господина, — ответил старик.
   Жуткое подозрение вновь посетило гнома. Именно так, с соблюдением всех формальностей, казнили предателей среди своих многие секретные службы. Не просто убить, но зачитать приговор и казнить с соблюдением тайного ритуала.
   «Но я же ни дня не состоял в олбарийской секретной службе! — возмутился лазутчик. — А кроме того, этот переросток, он что — и правда собирается справиться со мной один
   — От имени и по поручению Его Величества короля Джеральда, согласно приказанию лорда-канцлера Роберта де Бофорта… — звучали на морозе спокойные слова старика.
   «Да он и впрямь будто приговор зачитывает!» — мелькнуло у Шарца.
   А старик положил на камень книгу, ту самую книгу ядов, олбарийский список, одна штука. Положил — и выхватил из складок плаща небольшой стеклянный шар. И пока Шарц недоуменно таращился на все эти странные приготовления, старик одним коротким движением разбил шар о твердый кожаный переплет книги, олбарийский список, экземпляр один. Книгу охватило пламя! Шарц охнул. Фаласский негасимый огонь ни с чем нельзя перепутать. Жадное пламя будет гореть, пока не пожрет все, чего коснулось.
   — Пусть фаластымская зараза сгорит в фаластымском огне, — произнес старик. — Так повелел король, так приказал мой господин, и таковвыбор Олбарии перед лицом Господа!
   Шарц громко выдохнул.
   — Вам же, коллега, приказано передать, что Олбария с нетерпением ждет ваших противоядий, — добавил старик. — Мы все очень на вас рассчитываем, коллега.
   Жаркое пламя пожирало мерзкие тайны.
   — Я сейчас заплачу, — с благоговением глядя на огонь, прошептал Шарц.
   — Крепитесь, коллега, вы же профессионал! — утирая глаза платком, сказал старик.
   — А мне можно, я на пенсии, — откликнулся Шарц.
   — Везет же некоторым. Ну, тогда мне остается просить вас молчать о том, что видели, — старик спрятал платок. — А то испортите мне служебную характеристику.
   — Коллега? — позвал Шарц, когда от олбарийского списка не осталось и следа на оплавившемся камне.
   — Да? — улыбнулся старик.
   — Ничего, если доктор медицины пригласит хозяина гостиницы на пару кружек пива? — в ответ улыбнулся Шарц.
   — Ну, если пиво не отравлено… — с сомнением протянул старик.
   — Когда это в Марлеции делали неотравленное пиво? — возмутился Шарц. — Нет уж! Нормальное пиво умеют делать только на Петрийском острове.
   — Значит, петрийского и закажем! — решительно кивнул старик.
   — Здесь? В Марлеции?! — вполне искренне удивился Шарц.
   — Жизнь не стоит на месте, коллега! — подмигнул старик. — Знаю одно место. Даже гномы пока не пронюхали!
   — Ну так идем пронюхивать! — воскликнул Шарц.
* * *
   — В своей неизбывной мудрости Боги наставили меня, — начал командир фаласской храмовой стражи.
   — Ложь, — внезапно прозвучало от входа.
   Сказано было спокойно и с ледяным безразличием. Сказано было по-фаласски, сильным и звонким женским голосом. Фаласские храмовые стражи вскочили, хватаясь за оружие, и тут же, побросав его, пали ниц. В бесшумно открытую дверь медленно вступила женщина, с ног до головы закутанная в тонкое черное покрывало. За ее спиной на полу валялась сброшенная роскошная марлецийская зимняя накидка.
   — Карающая… — потрясенно прошептал командир фалассцев, падая на пол вслед за остальными.
   — Я объявляю ваш отряд не справившимся с заданием, — промолвила женщина, и храмовые стражи издали дружный стон горя и ужаса.
   — Отряду надлежит немедля отправиться в Храм для длительного покаяния.
   Новый стон отчаяния, горя, стыда.
   — Но, госпожа, а как же… книга? — прошептал командир отряда стражников.
   — Ты сам напомнил о себе, — сказала жрица. — Тебе не нужно возвращаться в Храм.
   — Не нужно, госпожа? — дрогнувшим голосом переспросил командир отряда фаласской храмовой стражи.
   — Не нужно, — ответила она. — Ты умрешь здесь. Сейчас. Твои прежние заслуги дают тебе право умереть от моего поцелуя.
   Жрица откинула покрывало, и водопад иссиня-черных волос обрушился на ее плечи, стекая едва не до полу. Фалассцы уткнулись в пол. Их командир поднялся на ноги.
   «Никто не смеет смотреть на Карающую, даже тот, кому она несет смерть», — учат послушников в храмах.
   Командир фаласских лазутчиков смотрел в сторону, но глаза закрывать не торопился.
   — Ты осужден Богами и Советом Высших Посвященных, — сказала жрица, подходя к командиру фаласской стражи. — Закрой глаза и подставь мне свои губы.
   Фалассец медленно выдохнул и закрыл глаза. Едва уловимым движением жрица достала что-то из складок своего одеяния, мазнула себя по губам и шагнула к нему. Властно ухватив его за подбородок, она привстала на цыпочки и… командир фаласской стражи открыл глаза.
   Тень тревоги, легкая нотка неуверенности на миг метнулись в глазах женщины, метнулись и тут же пропали. Восхитительная хищная улыбка расцвела на прекрасных чувственных губах.
   — Тебе это не поможет… — прошептала она.
   — Но и не помешает… — одними губами ответил он. — Перед смертью приятно посмотреть на что-то красивое…
   И первый поцеловал жрицу.
   На какой-то миг оба застыли, глядя друг на друга широко открытыми глазами. Она — недоуменно и чуть ли не испуганно. Он — спокойно и чуть насмешливо. А потом чудовищная судорога скрутила его тело, и он упал к ее ногам, задыхаясь от боли, неспособный даже кричать.
   Жрица применила яд, лишающий голоса.
   — Все прочие собираются и немедля покидают город, — промолвила она ледяным тоном и, вновь накинув покрывало, двинулась к выходу. Ловко набросила на себя марлецийскую накидку и вышла, тихо притворив дверь.
   Никто из храмовых стражей не подошел к умирающему в ужасных корчах бывшему командиру, никто не попытался как-то помочь ему, облегчить страдания или хоть добить, чтоб не мучился. Карающая ведь ясно сказала, что надлежит делать, верно? А воля жрицы непререкаема, через нее Боги говорят. Что тут еще думать-то? Раз покарали командира столь страшным образом, значит, так надо. Никто не подошел, не посмотрел, не помог. Никто? Мальчишка во все глаза смотрел на ужасные мучения наставника. Он один видел, как наставник, продолжая биться в корчах, выхватил из рукава крошечный пузырек. Раз за разом рука с пузырьком тянулась к губам, раз за разом корчи отбрасывали ее в сторону. Неприметной мышкой прошмыгнув к наставнику, мальчишка выхватил пузырек из его скорченных болью пальцев, открыл и приложил к губам. Нет, чуда не случилось, корчи не прошли, но они стали немного иными. Мальчишка выскользнул из дома и затаился, ожидая ухода остальных храмовых стражей…
   Взлетев обратно единым духом, он с ужасом уставился на безмолвно распростертое тело. Вытянутое, как струна, застывшее, страшное…
   Наставник открыл глаза.
   — Красивая, гадина… — выдохнул он. — Как считаешь, стоило почти совсем сдохнуть, чтоб на нее посмотреть?
   — Не знаю, учитель, — растерянно ответил мальчишка.
   — И я не знаю, — горько улыбнулся бывший командир фаласской храмовой стражи. — Да уж, если б мне не удалось утащить у этого Шарца несколько противоядий, ее глаза были бы последним зрелищем в моей жизни. Счастье еще, что мне посчастливилось утащить именно это противоядие.
   Застонав, он повернулся на бок, приподнялся и сел.
   — Учитель! — Мальчишка бросился к нему.
   — Ничего. Мне уже лучше. Собери все необходимое. Мы немедля уходим.
* * *
   Легкие шаги. Шелест одежды. Шарц дописал строку и удивленно поднял взгляд. Жрица откинула покрывало.
   — В Марлецийском университете теперь учатся студентки из Фалассы? — спросил он.
   — Сам же знаешь, что нет, — ответила женщина.
   Она была прекрасна странной, экзотической красотой. Она будила… что-то.
   «Но Полли все равно лучше!» — в один голос заявили шут, лекарь, лазутчик и прочие субъекты, населяющие сознание Шарца, а сэр рыцарь и вовсе не стал смотреть на незнакомку, разве это мыслимо — сравнивать кого-то со своей Возлюбленной?
   — Фаласские лазутчики набирают в свои отряды столь очаровательных красоток? — развеселился Шарц.
   — Теперь ты ближе к истине, — медленно кивнула жрица. — Я пришла за книгой.
   «А я-то подумал, что за медицинскими наставлениями!» — хихикнул шут.
   — И после того, как я отдам ее, мои старые приятели, фаласские храмовые стражи, перестанут беспокоить меня, лишая сна и послеобеденного отдыха? — спросил Шарц.
   — Они уже никогда не побеспокоят тебя, — пообещала жрица.
   — Вашим ребятам сразу следовало прислать вас, — заметил Шарц. — Разве фалассцам неведомо, что все гномы — жуткие подкаблучники и ни в чем не могут отказать прекрасным дамам? У нас даже владыка — женщина.
   Шарц облегченно вздохнул. Вот и не нужно придумывать, чего бы такого потребовать у фалассцев в обмен на книгу, чтоб не показалось подозрительным, что он так легко с ней расстается. Шарц встал, взял заранее приготовленную копию, над которой изрядно потрудился сэр Джориан со своими учениками.
   — Вот, прошу вас, — сказал он, протягивая жрице книгу.
   — Ты ничего не просишь взамен, — сказала она, проницательно глядя на Шарца.
   — Я не смею! Как можно! — патетически воскликнул он.
   — Здешние варвары потребовали бы «ночь любви», — сказала жрица, в упор глядя на него.
   «А ты, похоже, готова предложить, — подумал Шарц. — Вот только с чего бы это? Ты ведь, кажется, уже получила все, чего хотела? Или тебя, как и меня, тянет на экзотику, и низкорослый крепыш-гном показался тебе чем-то соблазнительным?»
   «Вот это и будет настоящая измена, — грустно сказал шут. — Эта фаласская красавица и в самом деле хороша, так что…»
   «Не будет никакой измены, — сказал сэр рыцарь. — А чтоб тебя не смущали всякие заезжие красавицы, натяни себе колпак с бубенцами на самые глаза, вот и полегчает».
   «Я бы предпочел дюжину змей под одеялом, — ехидно прокомментировал лазутчик. — Нашел, о ком вздыхать, дурья твоя голова!»
   «Дурья», — покорно согласился шут, натягивая незримый колпак с бубенцами предписанным образом.
   — Мое сердце навек отдано другой, — сказал Шарц.
   — Верность — это похвально, — промолвила жрица.
   «А у девушки, между прочим, — простуда, — заметил лекарь. — Ей бы не за книгами бегать и любовные утехи предлагать, а лежать под теплым одеялом и микстуры пить!»
   — И все же я не могу вовсе не отблагодарить тебя, — сказала жрица. — Боги разгневаются на меня, если я поступлю столь недостойно.
   — Право, я не знаю, что вам посоветовать, — растерянно ответил Шарц. — Кстати, вам известно, что у вас простуда?
   — Здешний климат вреден для меня, — ответила жрица. — Ничего, благодаря тебе я здесь не задержусь. Завтра же я возвращаюсь домой. Что, если я вознагражу тебя поцелуем? Твоя верность переживет это тяжкое испытание?
   «Много ты о себе понимаешь! — рассердился Шарц. — Да ты моей Полли и в подметки не годишься!»
   — Однажды все женщины моего народа поцеловали меня, — усмехнулся Шарц. — Я как-то выжил. Думаю, что не умру от поцелуя.
   Жрица быстро наклонилась к Шарцу и поцеловала его, будто клюнула. Ее одеяния взметнулись, как крылья хищной птицы. Короткое жаркое возбуждение плеснулось по телу, а потом неимоверная волна боли скрутила оное тело и с размаху бросила на пол.
   «Яд, — подумал лекарь, глядя, как исчезает за дверью развевающееся черное одеяние. — Яд. Я даже знаю, какой… Она отравила меня своим поцелуем. Надо же… вот тебе и „не умру от поцелуя“!»
   «А вот и нечего целоваться с кем попало!» — хихикнул шут.
   «Брысь под свой колпак! — прикрикнул на него сэр рыцарь. — Тебе, помнится, не только поцелуя хотелось!»
   «Но… как же она сама не травится?» — ошеломленно мыслил лекарь.
   «Боюсь, что этот вопрос ты очень скоро задашь своему Богу, коротышка, — грустно усмехнулся лазутчик. — Потому как, похоже, что на сей раз мы действительно влипли».
   «Нужно встать. Обязательно нужно встать. Я знаю этот яд. У меня есть противоядие. Здесь. Совсем рядом. Просто нужно подняться и…»
   Но тело не слушалось. Кажется, оно перестало быть телом, целиком превратившись в сосуд боли.
   Шарц успел еще подумать о Полли, о детях… Роджер… Джон… Кэт… Обнять и поцеловать их… Успел в мыслях своих вернуться в Олдвик… Герцог, герцогиня, Четыре Джона, старый доктор Грегори Спетт… он уже умер? Ну, так и я тоже… Полли, ты прости меня… я не хотел умирать… это я не нарочно… это случайно вышло… я не хотел целовать эту гадину, я всегда хотел целовать тебя… только тебя… тебя и детей… и никого больше. Так вышло, что последний поцелуй достался не тебе, но на самом-то деле Полли… Полли, я люблю тебя, слышишь? Кэт, Роджер, Джон… ваш папа дурак, но он любит вас… Шарц успел еще подумать о своих стипендиатах, о профессоре Брессаке, наставнике Хансе, короле Джеральде, сэре Роберте и утреннем солнце, освещающем горделивые башни Олдвика… а потом лошади герцога галопом понеслись по полю, превращаясь в звездное небо…
   — Живой? — выдохнул мальчишечий голос.
   — Успели, — негромко ответил… командир фаласских лазутчиков.
   «Быть того не может! Сами травим, сами спасаем?!»
   — Какого… дьявола? — тяжко выдохнул Шарц, открывая глаза.
   — Вот-вот. Именно этот вопрос мне хотелось задать тебе, когда ты спасал меня, — ухмыльнулся фалассец. — Я счастлив, что могу вернуть обратно то глубокое переживание, которое выпало на мою долю по твоей милости.
   — Ты же… собирался убить меня… каким-нибудь мучительным способом? — спросил Шарц, пытаясь приподняться и чувствуя, что даже шевельнуться сил нет.
   — Собирался, — кивнул фалассец. — Я долго выдумывал этот способ.
   — И?
   — Можешь мне поверить, я выдумал его, — гордо сообщил фаласский лазутчик.
   — Значит, ты вернул меня к жизни… лишь потому, что с твоей точки зрения… я умер недостаточно мучительно? — спросил Шарц. — Ты оживил меня… чтобы убить?
   — Разумеется, — безжалостно подтвердил фалассец. — Способ, который придумал я, абсолютно уникален и невероятно мучителен.
   — Ну? — Шарцу удалось приподняться и сесть. Может, ему удастся справиться с противником? Если заставить его поговорить еще немного… противоядие действует быстро. А как только к нему вернутся силы…
   — Я решил предоставить тебе право умереть от старости, — нахально улыбаясь, поведал фалассец.
   — От старости?
   — Вот именно. Что может быть более мучительно, чем медленно надвигающаяся старость? Чувствовать себя дряхлым, никчемным, ни на что не годным старикашкой — есть ли более жуткая и омерзительная казнь? Я оставляю тебя в руках наиболее беспощадного из палачей — в руках твоей собственной жизни, — ухмыльнулся фалассец, вставая. — Ладно, прощай, желаю тебе долгой мучительной смерти!
   — И тебе того же, — ответил Шарц. — Кто эта девушка? Она подчиняется тебе?
   — Вся храмовая стража подчиняется единому жесту этой… девушки, — ответил фалассец. — Постарайся больше никогда не встречаться с ней, и, быть может, тебе повезет умирать так долго и мучительно, как бы мне того хотелось.
   — Ты опять из-за меня что-то нарушил, — покачал головой Шарц.
   — Из-за тебя я выжил, — возразил фалассец. — Если б я не утащил у тебя несколько пузырьков с противоядием…
   «Так вот куда они делись!»
   — А с тобой-то что случилось?
   — Получил почетную отставку, — ответил фалассец.
   — Она… и тебя, да? — догадался Шарц.
   — У нее удивительно приятные губы, — ответил фалас-ский лазутчик. — Ты прости, друг, наши судьбы переплелись столь странным образом, что… думаю мы обязательно встретимся… где-нибудь, когда-нибудь… а теперь — прощай! Спешу.
   — Куда спешишь-то? — выдохнул Шарц, не слишком надеясь на ответ.
   Но получил его.
   — Рассчитываю вернуть жрице ее поцелуй, — ответил фаласский лазутчик. — У нее и правда удивительно приятные губы… одного поцелуя недостаточно для… счастья? — выдохнул он каким-то невероятным тоном.
   — Ты — псих, — констатировал Шарц.
   — А то я не знаю? — ухмыльнулся фалассец.
   Мальчишка ловко отодвинул ставень, и оба фаласских лазутчика выскользнули в ночь.
   — Хотел бы я знать, где эти хваленые марлецийские секретные агенты? — выдохнул Шарц, делая попытку подняться. — Когда не надо — они, как мошкара, толкутся, зато когда в кои-то веки в них образовалась надобность… вот честное слово, я им за это в ихнем экземпляре книги чертей голозадых нарисую заместо иллюстраций!
* * *
   В соседнем трактире играла музыка. Уверенный баритон певца легко вел сложную красивую мелодию. Марлецийская баллада сменилась зажигательной троаннской плясовой.
   «Ого! Не иначе из самого Реймена музыканты пожаловали!» — подумал Шарц, слыша, с какой легкостью справляется с труднейшими пассажами певец и как лихо, едва касаясь бренного мира, вторит его голосу скрипка. А яркая, как весенняя капель, дробь барабана, а звонкая радостная лютня, а хрипловато-насмешливый бас…
   Ледгундцы опаздывали. Шарц сидел в трактире под скромным названием «Марлецийские Сладости» уже десять лишних минут и съел ровно на два пирожных больше, чем собирался.
   «Смешней всего, если этих ледгундцев именно сегодня задержала стража!» — подумал Шарц, заказывая еще одно пирожное.
   «Эдак я и в самом деле растолстею!»
   Кто-то открыл дверь. Пение приблизилось, стало громче.
   «И повезу ее домой!» — победно долетело до Шарца.
   Дверь хлопнула, закрываясь, и Шарц спиной почувствовал — пришли. Вошли не через центральный вход, лицом к которому он сидел, через черный.
   Шарц повернулся и привстал, встречая гостей.
   Тот самый ледгундец, с которым Шарц договаривался, — командир, рядом с ним два крепких коренастых парня, по всему видать — воины, и тощий жилистый юноша, почти мальчишка, позади всех.
   — Прошу, присаживайтесь, — пригласил Шарц, указывая на свой столик.
   — Благодарю, — один за всех поклонился командир ледгундцев.
   Сели.
   — Это он, — командир ледгундцев кивком указал на парня.
   Тот, и без того напряженный, напрягся еще сильнее.
   — Это она, — сказал Шарц, выкладывая на стол книгу.
   Командир ледгундцев указательным пальцем пододвинул книгу мальчишке.
   — Это действительно она? — быстро спросил он на ледгундском.
   — Это она, — сказал мальчишка, быстро перелистав книгу.
   — Ты не ошибся? — спросил ледгундец.
   — Нет, учитель, — ответил мальчишка. — Это и в самом деле она.
   — А это и в самом деле — он? — вопросил Шарц, глядя на мальчишку.
   — Я еще не сошел с ума — врать такому, как вы, сэр, — ответил командир ледгундцев. — Но доказать…
   — Можно, — сказал Шарц. — Можно доказать. Мой опыт лазутчика говорит, что скопировать и подделать можно все, кроме…
   Шарц взял красиво свернутую салфетку, развернул, протянул мальчишке. Достал из кармана огрызок карандаша.
   — Будь добр, нарисуй мне… ну, меня например, — попросил он.