Резник Майк. Аванпост

   Макферсон покрутил мяч в ладонях, потер о штаны, поправил козырек бейсболки, изготовился и бросил. Я не увидел ни мяча в полете, ни встречного движения биты. Зато услышал, как первый встретился со второй, а мяч после этого контакта улетел в девятнадцатый ряд центральной трибуны. Тут уж я шепнул пару слов тренеру, и все стали выходить на поле с моей битой.
   Еще шесть наших бэттеров отбили мячи и сделали круговые пробежки, прежде чем тренер «Демонов» отправил Макферсона в раздевалку (впервые в сезоне), но мы к тому времени уже выигрывали 11:7. Я здраво рассудил, что против других питчеров моя бита уже не так и нужна, и забрал ее до того, как кто-нибудь успел ее сломать. Как выяснилось, не ошибся. Мы выиграли 11:8.
   На следующий день Макферсон вернулся в круг питчера и после его первых пяти бросков мы повели 5:0. Он ушел в раздевалку и больше мы его на поле не видели.
   Ту игру мы выиграли, потом две последующие и стали чемпионами. Я нашел Эйнштейна, чтобы поблагодарить его, но он сказал мне, что после трех поражений «Спики II» ставки на исход серии для ставящих на «Спику» составляли тридцать к одному. Он поставил несколько тысяч кредиток и теперь полагал, что получил достаточное вознаграждение за свои труды.
   Что же касается Макферсона Железная Рука, то ему в третий раз крупно не повезло на бейсбольном поле. Больше его не взяли ни в одну команду, несмотря на то что мяч после его броска летел со скоростью 303 мили в час.
   * * *
   — Что с ним стало? — спросил я.
   — Насколько мне известно, у него мойка космических кораблей на одной из орбитальных станций Дальнего Лондона, — ответил Большой Рыжий.
   — Так вот, значит, как тебе удавалось отбивать его мячи! — воскликнул Ставлю-Планету О’Грейди. — Будь я проклят!
   — Ты видел игру? — спросил Большой Рыжий.
   — Я принял ставку Эйнштейна тридцать к одному, — рассмеялся он. — Не сомневался, что твоей команде не выиграть.
   — Вот что происходит, когда ставишь против Эйнштейна.
   — То же самое обычно происходит, когда ставишь против меня, — ответил О’Грейди.
   — Готов спорить, тебе приходилось играть на большие деньги, — предположил Макс Три Ствола.
   — Случалось и такое, — согласился О’Грейди.
   — Я слышал, ты поставил три сельскохозяйственные планеты против Тамальских драгоценностей, — вставил Никодемий Мейфлауэр.
   — А я, помнится, читала, что ты проиграл в карты целую солнечную систему, а следующим вечером отыграл ее, — добавила Сахара дель Рио.
   — Истинная правда.
   — А где и когда ты сделал свою самую большую ставку?
   — Вы действительно хотите услышать об этом? — Слова эти О’Грейди произнес с видом человека, которому можно заткнуть рот, лишь вырубив его ударом свинцовой трубы по голове.
   — Потому и спрашиваем, — ответил за всех Макс.
   О’Грейди прошел к стойке, повернулся лицом к аудитории.
   — Тогда, пожалуй, я вам расскажу.

ВЕЧЕР, КОГДА СТАВЛЮ-ПЛАНЕТУ О’ГРЕЙДИ ВСТРЕТИЛСЯ С ЭДДИ ВЫСОКИЕ СТАВКИ

   Почти что пять лет (начал О’Грейди) люди пытались усадить меня за один карточный столик с Эдди Высокие Ставки, который считался лучшим игроком в карты во всем звездном скоплении Белладонна. Был момент, когда два банка соглашались субсидировать меня на очень крупную сумму, и, я слышал, что один корбелианский принц обещал Эдди компенсировать его проигрыш, если б такое случилось.
   Однако мы никак не могли встретиться. Он потратил почти три месяца, чтобы поставить на место выскочку по имени Флеш Нижняя Вольта, а когда освободился, я уже участвовал в игре на звездную систему Уиллоби, которая затянулась на десять недель.
   Наконец как-то утром я получил от него приглашение:
 
   Эдди Стронгбоу Высокие Ставки сочтет за честь считать Ставлю-Планету О’Грейди своим гостем, если последний соблаговолит прибыть на планету-казино Монте-Карло IV. Все расходы, за исключением карточных проигрышей, будут оплачены хозяином.
 
   — Вы полетите со мной? — спросила молодая женщина, доставившая мне приглашение.
   — Да, почему нет? — Решение я принял мгновенно. — Если уж нам предстоит решить, кто из нас лучший, почему бы не позволить вашему боссу оплатить мои транспортные расходы и выпивку.
   — Он надеялся, что вы примите такое решение, сэр, — ответила она.
   — Между прочим, а где находится эта Монте-Карло IV?
   — Неподалеку от Малого Магелланова Облака, — последовал ответ. — Мистер Стронгбоу выиграл звездную систему Кромвель и несколько месяцев тому назад официально переименовал ее. Позволите помочь вам собрать вещи?
   Я похлопал по карману, в котором лежал мой бумажник, и по другому, с приносящими удачу игральными костями.
   — Все необходимое при мне.
   — Может, возьмете с собой что-нибудь из одежды? — предложила она.
   — Новую одежду я куплю на Монте-Карло IV. Все равно платит ваш босс.
   Она пожала плечами и повела меня к своему кораблю. В экипаж входили еще три женщины и звались они Королевами Червей, Бубен, Треф и Пик, хотя, по правде говоря, я так и не понял, кто есть кто. Думаю, они меняли имена каждые несколько часов, чтобы запутать меня.
   Путь до Монте-Карло предстоял неблизкий, поэтому я воспользовался камерой Глубокого Сна, и они разбудили меня за час до прибытия. После Глубокого Сна мне всегда хочется есть, оно и понятно, в ней обмен веществ лишь замедляется, но не останавливается, так что калории продолжают расходоваться, поэтому я с жадностью набросился на еду.
   Только успел перекусить, как корабль приземлился и меня тут же доставили в пентхауз самого большого, самого сверкающего отеля планеты. С шестью спальнями, три уже с женщинами, восемью или девятью ванными комнатами, множеством каминов и головизоров, двумя набитыми бутылками барами, роботом-барменом (не такой дружелюбный, как Регги) и даже библиотекой с настоящими бумажными книгами, а не пленками, дисками и кубиками-кристаллами. Конечно, я бывал в пентхаузах и получше, но в Монархии, а не за ее пределами.
   Только я успел оглядеться и познакомиться с женщинами, как появилась Королева Червей (а может, Бубен) и сообщила, что мой хозяин ждет меня внизу. Я пожелал дамам спокойной ночи и последовал за ней. На первом этаже располагалось огромное, элегантное казино. Я увидел настоящие карты, настоящие кости, реальных, живых дилеров и питбоссов — никаких тебе компьютеризированных голографических дублей, как на Новом Вегасе или Маленьком Монако. Мы пересекли зал, направляясь к стальной двери, по сторонам которой стояли охранники, ростом и статью не уступающие Катастрофе Бейкеру.
   — За этой дверью игровая комната мистера Стронгбоу, — объяснила Королева Червей, когда охранники распахнули перед нами дверь. — Она зарезервирована для него самого и его персональных гостей.
   Эдди Высокие Ставки сидел на обитом кожей стуле у дальнего конца стола из красного дерева, поверхность которого обтягивало зеленое сукно высочайшего качества. Перед ним стоял наполовину пустой стакан, в левой руке он держал бездымную сигару с Брендиса VII. Ростом ниже, чем я ожидал, с лысой, как бильярдный шар головой, в костюме-трансформере, который то становился римской тогой, то генеральской формой, то бендорианским фраком (надеюсь, вы такие видели? Они светятся в темноте), чтобы опять превратиться в тогу.
   Возможно, костюм этот и был последним писком моды, но о самой комнате я такого сказать не мог. Стулья не принимали форму тела, стояли на полу, вместо того чтобы парить над ним, лампы светили с потолка, а не плавали над правым плечом. С другой стороны, комната принадлежала ему, так что интерьер определял он и никто другой.
   — Ставлю-Планету О’Грейди, — улыбнулся он. — Вы и представить себе не можете, как мне не терпелось познакомиться с вами. Иногда мне уже начинало казаться, что мы никогда не встретимся.
   — Я всегда полагал, что рано или поздно этого не избежать. — Я подошел к нему, пожал руку. — А потом получил ваше теплое приглашение. И решил не тянуть с приездом.
   — Ваше присутствие — большая честь для моего скромного заведения. Я надеюсь, что вы согласитесь сыграть со мной.
   — Для того я и прилетел.
   — Великолепно! Некоторые из местных знаменитостей выразили желание стать свидетелями нашего соперничества. Вы не будете возражать, если…
   — Приводите их, — прервал я его. — Я обожаю играть при зрителях.
   — Вы не только игрок, но и джентльмен, — просиял Эдди Высокие Ставки. — Я действительно рад, что вы согласились приехать.
   Он провел рукой над лежащим на столе кубиком, другая дверь растворилась в воздухе, в комнату вошли несколько мужчин и женщин. Эдди незамедлительно их представил: мэр, генерал, губернатор планеты… Я хорошо запомнил высокую толстуху — местную оперную приму.
   Они заняли свои места, и Эдди предупредил: после начала игры никто не должен произносить ни слова. Нарушителю надлежало тут же уйти.
   Женщина, которую в этот вечер звали Королева Бубен, принесла дюжину нераспечатанных карточных колод, полдюжины комплектов новеньких игральных костей и дала какие-то указания коренастому молодому человеку, который стоял у рулеточного колеса.
   — Что выбираете, Ставлю-Планету О’Грейди? — спросил Эдди Высокие Ставки.
   — Я всегда отдавал предпочтение покеру, — признал я.
   — Покер так покер, — кивнул он. — Сыграем в настоящие карты? Я терпеть не могу компьютеров.
   — Нет возражений.
   Он бросил мне колоду, подождал, пока я открою ее. Я проверил карты, убедился, что они не меченые.
   — По-моему, чистая колода, — объявил я. — Начнем?
   — Во что играем?
   — Пятикарточный покер.
   — Ставка? — осведомился он.
   — Какая вам угодно.
   — Как насчет миллиона кредиток? Поднимать можно на пять миллионов минимум. Предела нет.
   Шесть наших зрителей одновременно ахнули.
   — Согласен. — Я выдержал паузу. — Надеюсь, с кредитом у меня проблем нет?
   — До двадцати миллиардов, — ответил он. — Потом потребуется залог.
   — Это справедливо, — кивнул я. — Подснимете?
   Он сдвинул верхнюю треть колоды, и игра началась.
   Я выиграл первую сдачу на парах валетов и шестерок, он — вторую, тремя королями, потом я выиграл четыре подряд, один раз — полной мастью, три — какой-то ерундой, оказавшейся выше его ерунды. Когда осела пыль, я стал богаче на двести миллионов кредиток.
   — Вы действительно мастер. — Эдди Высокие Ставки отпил из своего стакана. — Продолжим?
   — Ваша сдача.
   Следующие шесть партий игра шла с переменным успехом, а потом я выиграл три партии подряд и мой выигрыш составил полмиллиарда кредиток.
   — Давайте оживим игру, — предложил он.
   — Готов вас выслушать, — ответил я.
   — Миллиард за партию.
   Коллективный «ах» зрителей я проигнорировал.
   — Согласен.
   Эту партию я тоже выиграл.
   — Как насчет двух миллиардов?
   — А потом четырех, восьми, шестнадцати и так до вашего выигрыша? — спросил я. — Это не игра. Математическая неизбежность.
   — Хорошо, — кивнул он. — А что вы предлагаете?
   — Вы действительно хотите оживить игру?
   Он оглядел комнату и кивнул, чего я от него, собственно, и ждал. Не мог он потерять лицо в присутствии друзей.
   — Сколько денег у вас под рукой? — спросил я.
   — В этой комнате?
   — Во всем казино.
   Он прикинул в уме.
   — Порядка восемнадцати миллиардов.
   — И вам принадлежит звездная система Монте-Карло, так?
   — Все четырнадцать планет.
   — Включая права на добычу полезных ископаемых?
   — Разумеется.
   — Хорошо. Это будет ваша ставка. Я поставлю все деньги, выигранные здесь, плюс пятнадцать миллиардов на моем счету в банке Делуроса и право собственности на девять планет звездной системы Танигучи. В прошлом месяце в тамошнем астероидном поясе нашли алмазы.
   — Во что играем? — подозрительно спросил он.
   — Одна партия, в открытый покер, победитель получает все.
   — Открытый покер? Никогда о таком не слышал.
   — Правила очень простые. Все карты выкладываются картинками вверх, мы выбираем по пять карт. Потом каждый имеет право сбросить четыре и взять четыре других. Вот и все.
   — Победителя не будет. Допустим, вы подберете себе стрит-масть, а я отвечу тем же.
   — Вот что я вам скажу. Если карты будут одинаковые, победа остается за вами. Для выигрыша мои карты должны быть выше ваших.
   — Повторите еще раз.
   Я повторил.
   — И никакого превосходства мастей, как в бридже? — не успокаивался он. — Тройка червей не старше тройки пик?
   — Само собой, — ответил я. — И вот что еще. Я возьму карты первым, чтобы вы видели мой выбор, прежде чем сделать свой.
   Он еще пять минут задавал вопросы, прежде чем мы подписали документ с предложенными мною условиями. Вот так я сорвал банк в Монте-Карло.
   * * *
   — Одну минуту! — возбужденно воскликнул Макс Три Ствола. — Ты, похоже, держишь нас за дураков.
   — Отнюдь. — О’Грейди самодовольно улыбнулся.
   — Ты просто не мог выиграть эту партию!
   — А ты не полагайся на мое слово, — ответил О’Грейди. — Кто в «Аванпосте» самый умный?
   — Эйнштейн.
   — Спроси его.
   — Он слепой, глухой и немой, — фыркнул Макс. — А если этого мало, еще и никогда в жизни не играл в покер.
   — Одну минуту, — Большой Рыжий повернулся ко мне. — Томагавк, твой Регги может передать все эти правила компьютеру, который Эйнштейн всегда держит в руке?
   — Почему нет? — пожал плечами я.
   — Ему потребуется не один час, чтобы овладеть только основами игры, — запротестовал Макс.
   — Плохо ты знаешь Эйнштейна. — В голосе Большого Рыжего слышался укор.
   Я отдал Регги соответствующие указания, он загудел и зажужжал, точно так же как и компьютер Эйнштейна, который потом начал что-то печатать на ладони левой руки владельца. Двадцать секунд спустя Эйнштейн улыбнулся, впервые за те несколько месяцев, что он провел в «Аванпосте», и его пальцы забегали по клавиатуре компьютера.
   Регги вновь загудел, а потом сообщил монотонным голосом: «Эйнштейн говорит, что О’Грейди не мог проиграть».
   — Что ж, если Эйнштейн не глупейший гений Пограничья, то я не знаю, кто может быть глупее его! — воскликнул Макс.
   — Ты абсолютно уверен, что мы с Эйнштейном ошибаемся? — спросил О’Грейди.
   — Именно так.
   — И готов поставить сотню кредиток?
   — Настоящие карты, как в Монте-Карло?
   — Да.
   — Новая колода, те же правила?
   — Новая колода, те же правила, — согласился О’Грейди.
   Макс вытащил из кармана сотенную, бросил на свой столик.
   — Играем.
   О’Грейди сел напротив него, я достал новую колоду, распечатал, принес им.
   — Ты набираешь карты первым, — напомнил Макс.
   — Знаю.
   — И при одинаковых картах победа за мной.
   О’Грейди разложил на столе пятьдесят две карты, картинками вверх. Я думал, он наберет стрит-масть или четырех тузов. Вместо этого он взял четыре десятки.
   Потом повернулся к Сахаре дель Рио, которая нависла над его плечом.
   — Выбери для меня пятую карту, дорогая.
   — Но я не знаю правил игры, — запротестовала она.
   — Это не имеет значения, — заверил ее О’Грейди. — Можешь брать любую.
   Она пожала плечами, протянула руку и взяла двойку бубен.
   — Спасибо, дорогая моя, — поблагодарил ее О’Грейди и посмотрел на Макса. — Твоя очередь.
   Макс тут же схватил четырех тузов и короля.
   — Значит, пустил в ход тяжелую артиллерию, — прокомментировал О’Грейди.
   — Посмотрим, чем ты сможешь их перебить, — задиристо ответил Макс.
   — Перебью, — пообещал О’Грейди. — Время сбрасывать карты и брать новые, не так ли?
   — Валяй.
   О’Грейди сбросил три десятки и двойку, а к оставшейся десятке подобрал стрит-масть, начиная с короля.
   — Твоя очередь, Макс.
   Макс посмотрел на свои карты, потом на карты О’Грейди, опять на свои.
   — Дерьмо! — проревел он.
   — Вот видишь. Моя стрит-масть бьет твоих четырех тузов, а поскольку десяток нет, ты не можешь набрать стрит-масть с картинками. Самой старшей твоей картой будет девятка.
   — А если бы я сразу начал со стрит-масти, а не с четырех тузов?
   — Какая разница? Все равно выше девятки ты бы не поднялся.
   — Минутку, — вмешался Адский Огонь ван Винкль. — Допустим, он взял бы четыре девятки. Ты не смог бы оставить четыре десятки, потому что при сбросе он бы мог взять четыре туза или собрать стрит-масть. Что бы ты сделал?
   — Сбросил бы три десятки и двойку и набрал бы королевскую стрит-масть, с тузом, — ответил О’Грейди. — Без десяток перебить ее ему бы не удалось. — Он протянул руку, взял сотенную, аккуратно сложил, сунул в карман. — Недорогой урок, учитывая, как часто каждый из вас, покинув «Аванпост», воспользуется им. — Он улыбнулся. — Только не в окрестностях Монте-Карло IV… С чувством юмора там не очень…
   — У тебя есть и другие трюки, о которых ты мог бы нам рассказать? — спросил Макс.
   — Только не за паршивую сотню кредиток. — Тут он заметил, что Вилли Бард торопливо заполняет очередную страницу блокнота. — Эй, вот этого записывать как раз и не надо.
   — Он — Бард, — заметил я. — И записывает все.
   — Записывает все? — переспросил Катастрофа Бейкер.
   — Да. Он — наш летописец. Когда-нибудь благодаря ему ты станешь знаменитым.
   — С этим у меня и так хорошо.
   — И я не хочу, чтобы миллионы людей узнали о том, что я провернул на Монте-Карло, — поддержал его О’Грейди. — Могу рассказать об этом горстке людей, собравшихся у черта на куличках, но вот в книге писать об этом незачем. Возможно, этот трюк мне еще понадобится.
   — Не волнуйтесь, — ответил Бард. — Пройдет двадцать, а то и тридцать лет, прежде чем я подготовлю книгу к публикации.
   — И как давно ты работаешь над своим шедевром? — спросил Бейкер.
   — С того дня, как Томагавк открыл «Аванпост».
   — Сколько страниц ты исписал?
   — Давно потерял счет. Но после правки надеюсь уложиться в четыре тысячи.
   — До половины уже дошел?
   — Еще нет.
   Бейкер улыбнулся.
   — И кто-то опубликует такую книгу?
   — Это не моя забота. — Бард пожал плечами. — Мое дело — написать ее.
   — Никогда не понимал людей искусства.
   — Эй, здравого смысла у нас ничуть не меньше, чем у остальных, — вмешался Маленький Майк Пикассо. — А то и побольше, чем у многих.
   — Возможно, — не стал спорить Бейкер. — По правде говоря, и среди моих знакомых был только один такой человек.
   — Художник? — спросил Маленький Майк.
   Бейкер покачал головой.
   — Оперная певица. Слышал когда-нибудь о Мелоди Дуве?
   — Скорее нет, чем да.
   — Дива Дува! — В голосе Никодемия Мейфлауэра слышалось восхищение. — Я видел несколько ее голофильмов. У нее был потрясающий голос. Что с ней случилось?
   — Она стала жертвой неудачного столкновения техники и искусства, — ответил Катастрофа Бейкер.
   — Похоже, нас ждет неплохая история, — предположил преподобный Билли Карма.
   — Да нет, рассказывать особо нечего, — качнул головой Бейкер. — Телосложением она не отличалась от других известных оперных певцов, другими словами, весила триста пятьдесят фунтов. Поэтому и любила планеты с низкой гравитацией, на которых могла передвигаться с грацией танцовщицы. В последний раз она выступила на Новом Самарканде, в возобновленной постановке «Тоски».
   — Я видел этот голофильм.
   — Должно быть, ты видел более раннюю постановку, — возразил Бейкер. — Эта прошла только один раз и записать ничего не успели.
   — А что произошло?
   — Новый Самарканд — теплая планета, поэтому все постановки идут у них в огромном амфитеатре под открытым небом. Тоска, как известно, кончает жизнь самоубийством, бросившись с высокой башни. Обычно они укладывали за сценой несколько воздушных матрасов, чтобы певица не разбилась. Но габариты Дивы Дувы заставили их заменить матрасы гидробатутом.
   — Гидробатутом? — хмурясь, переспросил Макс.
   Бейкер кивнул.
   — Она полетела вниз, ударилась о гидробатут и полетела вверх. Как я вам уже говорил, гравитация на Новом Самарканде низкая. Она набрала первую космическую скорость и столкнулась с грузовым кораблем около одной из лун планеты. — Он вздохнул. — На следующий день они убрали гидробатут и поставили водяной бассейн для ее дублерши. — Бейкер печально покачал головой, — Никто не удосужился спросить у бедной девушки, умеет ли она плавать.
   Они переваривали историю в гробовом молчании. Первым подал голос Макс.
   — Ты абсолютно уверен, что это правда?
   Бейкер воинственно вскинул челюсть.
   — Ты сомневаешься в моей честности?
   — Нет, что ты, — заверил его Макс. — Только в твоей памяти.
   — Конечно, некоторых память подводит. — Бейкер расслабился.
   И тут в «Аванпост» вошел Ахмед Альфардский, в светящихся одеяниях и сверкающем тюрбане. Над Катастрофой Бейкером и Большим Рыжим он возвышался минимум на фут, и куда больше над остальными.
   — Добрый вечер, господа, — поздоровался он, затем поклонился в сторону Золушки и Матери Земли. — И, разумеется, дамы. — Посмотрел на меня. — Война приближается, Томагавк.
   — Кому-нибудь удалось определиться, с кем предстоит воевать? — спросил я.
   Он пожал плечами.
   — Понятия не имею.
   — Тогда с чего ты решил, что началась война?
   — Они стреляют по кораблям Флота.
   — Да, это похоже на войну, — вздохнул Макс.
   — И сколь они далеко? — спросил я.
   — Кто знает? — неопределенно ответил Ахмед. — Все зависит от того, как часто и как точно стреляет Флот.
   — Я бы особо не беспокоился, — высказал свое мнение Могильщик Гейнс. — Ни одна война не забиралась в такую глушь.
   — И эта не заберется, — уверенно заявил Никодемий Мейфлауэр и даже кивнул в подтверждение своих слов.
   — А если заберется, они пожалеют о том, что не двинулись в каком-то другом направлении, — вставил Катастрофа Бейкер. — Пусть только посмеют помешать мне выпивать и общаться с друзьями. Я убивал людей за куда меньшие прегрешения.
   — А разве есть большее прегрешение? — полюбопытствовал Макс Три Ствола.
   — На ум вроде бы не приходит, — признал Катастрофа Бейкер.
   Вновь открылась дверь и вошли Сидящий Конь и Неистовый Бык* ^[4]. За стенами, как обычно, завывал ветер и их покрывала красная пыль, которая при тихой погоде толстым слоем лежит на поверхности Генриха II.
   Одежда из кожи плюс головные уборы с перьями не очень-то вязались с шарообразными, оранжевыми, покрытыми густой шерстью, трехногими инопланетянами, но за долгие годы мы к этому привыкли.
   — Эй, Томагавк… — начал Неистовый Бык.
   — Знаю, знаю, — оборвал я его. — Война надвигается.
   — Какая война? — спросил он.
   — Если б я знал, — ответил я. — Начнем еще раз.
   — Конечно, — дружелюбно согласился Неистовый Бык. — Эй, Томагавк, пару «Синих ангелов» для меня и моего напарника.
   — Занятное название, — отметил Бейкер. — Налей-ка и мне.
   — Тебе не понравится. — Сидящий Конь взял стакан. — Для людей это яд.
   — Правда?
   — Правда.
   — Отменяю заказ, Регги. Между прочим, с чего это трехногие оранжевые мохнатые мячи начали одеваться, как индейцы?
   — Мы с Велитаса IV, — ответил Сидящий Конь.
   — Никогда не слышал о такой планете.
   — Потому что теперь она называется иначе, — объяснил Сидящий Конь.
   — Нас колонизировали потомки великого племени сиу, — продолжил Неистовый Бык. — Но вместо того чтобы эксплуатировать нас, они разделили с нами свои знания и культуру, и в конце концов мы стали братьями по крови и взяли индейские имена. Мы даже переименовали планету. Теперь она называется Биг-Литтлхорн IV. — Он помолчал. — Сидящий Конь и я, мы стали завсегдатаями «Аванпоста», потому что нам нравится любой человек, называющий себя Томагавком.
   — Спрашиваю только из любопытства, — не унимался Бейкер, — кто-нибудь из вас видел лошадь или быка?
   — Нет, но мы видели много Неистовых людей и еще больше тех, кто проводил свое время сидя, когда следовало что-то делать.
   — Ну, это не про меня, — ответил Бейкер. — А будь моя воля, я бы стал Джеронимо* ^[5].
   — А я Джимом Торпом* ^[6], — вмешался Большой Рыжий.
   — А я — Покахинтас* ^[7], — вставила Золушка.
   — Так прилетайте на Большой Малый Рог и возьмите себе имена, какие хотите, — предложил Сидящий Конь.