— Но не позволишь же ты ему силком втянуть нас к себе?
   — Я могу сделать очень немного, — ответил барон. — Я уже стар. Я устал. У меня нет сил для новой схватки с кузеном.
   Роберт со злостью посмотрел на отца.
   — У тебя, может, и нет. Но у меня — есть! Я не могу позволить тебе продавать будущее моих детей лишь потому, что твое будущее уже кончилось! Я найду способ утихомирить этого голодного волка!
   Он вышел из кабинета, хлопнув в гневе дверью.
   Некоторое время барон сидел в неподвижности и смотрел на дверь. Затем на его устах начала медленно появляться улыбка. Долго же ему пришлось ждать этого момента! Наконец-то Роберт смог сказать, что дела банка заботят его не меньше, чем отца. Наконец-то он захотел передать дело в руки своего сына, точно так же, как хотел этого сам барон.
   Теперь со спокойной совестью можно уйти в сторону. Уйти и отдохнуть.

16

   Роберт медленно перелистывал странички в папке для конфиденциальных документов, пока не обнаружил то, что искал. Внимательно всмотрелся в ряды цифр. Возможно, ответ именно здесь. Все зависит от того, насколько в действительности жаден сэр Роберт.
   Капитал всегда был проблемой. Во всяком случае, для частного банка. Другие могли увеличить его тысячью различных способов. Они могли просто выпустить акции, если хотели повысить степень капитализации. Но «Банк де Койн» был банком частным, помимо членов семьи других держателей акций не было. Такова традиция: рассчитывать только на себя.
   Еще много лет назад его отец решил проблему положения с банковской наличностью, не прибегая к займам и не приглашая в компаньоны людей со стороны. Он начал продавать краткосрочные векселя с минимальной скидкой. Репутация банка была настолько высокой, что результаты не заставили себя ждать. Публика без всяких колебаний стала покупать векселя, предпочитая их другим ценным бумагам, пусть даже не обещавшим большую выгоду, они знали, что в данном случае им не грозит никакой риск. Ни разу за почти сто лет своего существования «Банк де Койн» не отказался от своих обязательств. Очень скоро эти векселя заработали себе репутацию более прочную, чем некоторые европейские валюты. Может, одной из причин этого было то, что за них всегда можно было получить доллары — в любой стране мира.
   Барон мудро предусмотрел возможность скупки векселей и для противодействия этому разработал целую программу возмещения денег. Десять процентов просроченных векселей ежегодно погашались новыми векселями или наличными. Чтобы гарантировать их погашение, проценты выплачивались лишь до определенной даты, после которой держатель векселя не получал прибыли.
   Система работала безукоризненно до тех пор, пока пять лет назад некоторое количество, не очень большой процент, векселей не было предоставлено для погашения или обмена. Это автоматически повлекло за собой перевод определенной суммы из наличных денег в резерв. С каждым годом резерв этот рос, и к настоящему времени на резервном счету без всякого движения лежало почти двадцать миллионов долларов.
   Роберт углубился в подсчеты. Эти неработающие деньги грозили возможным сокращением прибыли на три миллиона долларов — такова разница между тем, что могли бы эти двадцать миллионов заработать, и выплачиваемыми процентами. Но был тут и более важный момент. Лежащие мертвым грузом деньги ограничивали возможности банка в заключении новых сделок, понижали его конкурентоспособность на денежном рынке.
   Роберт смотрел на лежащий перед ним лист бумаги. Да, ответ был здесь. Если только он сработает. Кортегуанские инвестиции являлись самыми прибыльными из всех, которыми располагал банк. И хотя «Банк де Койн» вынужден делить прибыль пополам с банком сэра Роберта в Англии, их доля составляла почти девятнадцать миллионов, которые приносили ежегодную прибыль в пять миллионов долларов.
   Роберт сидел и крутил в пальцах карандаш. Прибыль неплоха. Она составляет почти две трети всей зарабатываемой банком прибыли за вычетом издержек. Но как было бы здорово, если бы удалось выцарапать принадлежащие им бумаги из цепких рук английского кузена! Однако проделать это нужно в высшей степени деликатно. Сэр Роберт должен заглотить наживку, не имея ни малейшего подозрения о том, кто держит в руках другой конец лески.
   Роберт потянулся к телефону.
   — Не попробуете ли вы разыскать мне мсье Ксеноса? — Он выслушал вопрос секретарши и добавил:
   — Где угодно. Хоть на дне моря. Мне необходимо переговорить с ним.
   Когда Дакс вошел в кабинет сэра Роберта, то увидел по обеим сторонам его стола двух молодых людей. Они поднялись, а сэр Роберт протянул ему руку.
   — Хорошо, что ты заглянул к нам, Дакс, мы давненько не виделись.
   Дакс с улыбкой пожал протянутую руку.
   — Да, сэр, давненько.
   — Познакомься с моими зятьями: Виктор Уодли и Джон Стонтон.
   — Мистер Уодли, мистер Стонтон. Дакс Ксенос.
   — Усаживайся, — предложил сэр Роберт, уютно устраиваясь в своем кресле. — Тебе, наверное, не терпится узнать, почему я вдруг захотел тебя видеть?
   — Да как сказать, — ответил Дакс, — кое-какие соображения у меня есть. — Он бросил вопросительный взгляд на молодых людей.
   — Можешь говорить совершенно открыто, — тут же решил его проблему сэр Роберт. — Они работают у меня в банке и посвящены во все дела, Дакс кивнул и улыбнулся.
   — Полагаю, это по поводу кортегуанских инвестиций?
   — Именно так, — ответил сэр Роберт. Он окинул взглядом зятьев, затем посмотрел на Дакса. — Нам стало известно, что ты начал переговоры с банком барона по вопросу приобретения им доли в Кортегуа?
   — Именно, — согласился Дакс.
   — Я не знал, что ты принимаешь такое активное участие в делах своей страны.
   — Я не принимаю в них никакого участия. Я представляю некий синдикат, желающий заключить такую сделку. — Дакс вытащил сигарету, и один из молодых людей тут же щелкнул зажигалкой. — После всего, что произошло со мной в жизни, я пришел к выводу, хотя, признаюсь, довольно поздно, что пора подумать о себе.
   Сэр Роберт кивнул. Такой язык был ему понятен.
   — Должен сказать, что своими делами ты заслужил лучшее к себе отношение. Дакс промолчал.
   — Эти люди, которых ты представляешь, — они американцы, как я полагаю?
   — На другие признания от меня не рассчитывайте.
   — Но не мог бы ты хотя бы намекнуть, кто они? Дакс покачал головой.
   — Даже вам я не могу этого сказать, сэр Роберт.
   — Тебе, безусловно, должно быть известно, что в Кортегуа у наших двух банков доли равные и что перед тем, как продать свою, барон должен заручиться нашим согласием.
   Дакс кивнул.
   — Роберт говорил мне об этом, но он не думает, что здесь возникнут какие-то трудности. Он сказал, что привык всегда рассчитывать на ваше сотрудничество.
   Сэр Роберт хранил молчание. Видимо, барона прижало, если он решился на такую сделку. Капиталы, помещенные в экономику Кортегуа, были самой выгодной финансовой операцией для обоих банков. Он также сознавал, что не сможет не дать согласия на сделку, если барон его попросит об этом. В противном случае тот никогда не согласится на объединение банков.
   Сэр Роберт почувствовал себя между молотом и наковальней. Если он одобрит сделку, с половиной будущей прибыли придется расстаться. Если воспротивиться ей, то это будет означать начало открытой войны между ним и бароном, а тогда нечего и помышлять о слиянии капиталов. Нет ли какого-нибудь третьего пути?
   Если, внезапно озарило его, есть третий вариант! Естественно, с объединением придется немного повременить. Но даже это было не так важно по сравнению с тем, какую выгоду сулило незначительное добавочное капиталовложение.
   Он окинул Дакса взглядом. В некотором смысле многое зависело от того, что имел Дакс в виду, когда говорил, что теперь настала пора позаботиться о самом себе. Какое-то мгновение сэр Роберт колебался, вспоминая о конфликте между ними, имевшим место много лет назад. Но только мгновение. Жадность тут же услужливо подвела его к мысли, что всеми можно управлять с помощью денег. Сэр Роберт начал быстро говорить.
   Роберт никак не мог поверить, что все удалось. Захлебываясь от восторга, он обильно приправлял свою речь американскими жаргонизмами.
   — Ты хочешь сказать, что он заглотил? Дакс улыбнулся.
   — Вместе с крючком, леской и грузилом. Барон смотрел на них ничего не понимающим взглядом.
   — Объясните же мне. Роберт обратился к отцу.
   — Когда наш уважаемый кузен узнал, что кортегуанские инвестиции могут уплыть в чужие руки, он решил купить их сам. Сначала он купил Дакса, предложив ему комиссионные в два раза больше, чем те, которые, как он думал, предложил ему мифический синдикат. А затем согласился и на основное предложение синдиката, то есть на цену в двадцать пять миллионов долларов, с единственной существенной поправкой: вместо наличных двадцати миллионов он заплатит ценными бумагами.
   Барон улыбался.
   — И как же мы поступили?
   — А как мы могли поступить? В конце концов кровь родная — не водица, я вынужден был принять его условия. Зятья кузена только что вернулись в Лондон с подписанным соглашением.
   Де Койн бросил выразнтельныый взгляд на Дакса.
   — Ты хорошо поработал.
   — Благодарю вас. Но честно говоря моей заслуги тут никакой. Я был просто мальчиком на посылках, идея принадлежит Роберту. Мне даже неловко принимать деньги.
   — Никакой неловкости, ты их заработал! — Барон повернулся к сыну. — Ты тоже молодец.
   Роберт улыбался. Отец был весьма скуп на похвалу.
   — Я тут принес тебе кое-что. Он раскрыл чемоданчик, с которым пришел в отцовский кабинет, и стал выкладывать на стол украшенные виньетками бумаги. — Вот они, двадцать миллионов.
   Барон бросил взгляд на свой стол, потянулся к ящику, выдвинул его и извлек на свет лист бумаги. В верхнем углу он поставил дату, затем с улыбкой повернулся к сыну.
   — И у меня есть для тебя сюрприз.
   Роберт всмотрелся в текст. Ниже даты на машинке было отпечатано следующее:
   «Банк де Койн» объявляет об отставке барона Анри Рафаэля Сильвестра де Койна с поста Президента банка и об избрании его сына Роберта Раймона Самуэля де Койна преемником на этот пост. Тем самым «Банк де Койн» имеет честь сообщить, что пост Президента передается непосредственно от отца к сыну на протяжении четвертого поколения".
   В глазах старика, когда он смотрел на Роберта, блестели слезы.
   — Самое сокровенное мое желание, — негромко сказал он, — чтобы однажды ты сделал то же для своего сына.
   Роберт склонился над креслом отца. Губы его ощутили соленый привкус, когда он прикоснулся к правой, а затем левой щеке барона.
   — Спасибо, отец, — почтительно произнес он. — Таково и мое желание.

17

   Ди-Ди вошла в спальню с газетой в руке.
   — Ты уже читал колонку Ирмы Андерсон? Дакс перевернулся с боку на бок.
   — Ты же знаешь, я не читаю никаких колонок.
   Этого Ди-Ди никак не могла понять. Будучи актрисой, она постоянно листала газеты в поисках информации о себе самой. Она заключила договора с тремя газетными фирмами, которые ежедневно поставляли ей вырезки из различных изданий, и не представляла себе завтрака без просмотра этих вырезок, как не представляла, что можно выйти из дома без макияжа.
   "Реактивные самолеты подарили обществу новый вид свободы. Свободы от скуки. Заела тоска? Садитесь в самолет — и завтра вы уже там, где пожелала быть истерзанная скукой душа. Это может оказаться Париж, где вместе с Робертом де Койном, новым молодым главой старого банковскою дома, его очаровательной супругой Денис и красавицей-сестрой Каролиной вам представится шанс посетить демонстрацию последней коллекции князя Никовича. А может, это будет Логдон, и, когда вы будете лакомиться ростбифом у «Клариджа», вашими соседями окажутся герцог Букингемский и Джереми Хедли с парой приехавших с визитом американских конгрессменов. В нынешнем году Лондон в большой моде у политиков. Так же запросто можно оказаться и в Риме, на Виа Венеция — в этой новоявленной киностолице мира, где вы прогуляетесь рука об руку с Ди-Ди Лестер или другой вашей любимой Голливудской звездой. А можно направиться на солнечные пляжи Ривьеры и растянуться там на песке, не подозревая о том, что лежащий неподалеку мужчина с великолепным загаром, — знаменитый американский плейбой Дакс Ксенос, а обворожительная молодая женщина в бикини рядом — Сью-Энн Дэйли, одна из богатейших наследниц мира.
   Авиалайнером можно отправиться хоть на край света! И для этого вовсе не обязательно быть кинозвездой, или родиться в семье английского аристократа, или прослыть известным политиком, или завоевать славу международного плейбоя. Для этого не обязательно даже быть богатым. Нужен только билет. Самолетам все равно когда летать — днем или ночью".
   Ди-Ди выпустила газету и посмотрела на Дакса.
   — Ну что ты скажешь?
   — Если все это так восхитительно, то какого же черта мы сидим в Нью-Йорке?
   — Я вовсе не это имела в виду.
   — Видимо, старая перечница нашла себе нового клиента — авиалинии.
   — Ты невыносимо глуп.
   — Глуп? Дай-ка мне газету. — Дакс впился глазами в страницу.
   — Не пойму, чем ты недовольна. Имя твое напечатано без ошибок, все верно.
   — Черт побери, ты прекрасно понимаешь, что я имею в виду! Я — в Риме, а ты — на Ривьере!
   — Вот тут она дала маху. — Дакс покачал родовой. — Мы-то в Нью-Йорке! Отвратительный репортаж.
   Ди-Ди вырвала у Дакса газету, свернула ее жгутом и несильно хлопнула его по голове.
   — Со Сью-Энн Дэйли — вот что я имею в виду! Старая сука сделала это нарочно, из желания показать, что мы были врозь!
   — И не ошиблась.
   — Значит, ты признаешь, что был на Ривьере вместе со Сью-Энн?
   — Конечно. Не могла же ты ожидать, что в эту проклятую жару я останусь в Риме, пока ты будешь заканчивать свою картину?
   — Ты приехал с ней в Нью-Йорк, поэтому-то мне и пришлось отправиться сюда, чтобы разыскать тебя. Дакс пожал плечами.
   — В Нью-Йорк я приехал бы в любом случае. Ди-Ди уселась.
   — Мне это не нравится.
   — Будь осторожнее, ты начинаешь вести себя как собственница.
   Ди-Ди с треворой посмотрела на Дакса.
   — Боюсь, что я начинаю в тебя влюбляться.
   — Не делай этого! Любовь — не политика, она в этом году не в моде, даже на борту реактивного лайнера.
   Вслед за метрдотелем Дакс прошел в бар. Как обычно, все места в «21» были заняты. Дакс приветливо кивнул нескольким знакомым, пока добрался до столики в углу.
   — Прошу извинить за опоздание, — сказал он поднимающемуся навстречу Джереми Хэдли.
   — Все в порядке, я сам только что пришел.
   Они сели, и Дакс заказал «кровавую Мэри». Выполнив заказ, официант удалился, и мужчины обменялись взглядами.
   — Ну?
   Джереми улыбнулся.
   — Меня немного удивило то, что, когда я предложил пообедать, ты выбрал «21», а не «Колони». Дакс засмеялся.
   — В «Колони» я вожу только дам.
   — Преклоняюсь перед лидером.
   — Лидером?
   — Ты что, не знаешь? Теперь тебя все так зовут. Дакс был сбит с толку.
   — Не понимаю.
   — По-моему, виноваты газеты. Ты стал любимцем обозревателей.
   Дакс усмехнулся.
   — Ах вон оно что! Видимо, этой шайке старух писать больше не о чем.
   — Не совсем так, — быстро ответил Джереми. — Они могут выбрать любую знаменитость. О тебе они пишут потому, что ты для них символизируешь новый стиль жизни. Получается так, что ты всегда оказываешься в нужном месте в нужное время с нужными людьми. Ты хоть имеешь представление о том, сколько раз в неделю твое имя появляется на газетных полосах?
   — Хочешь сказать, что я вошел в моду?
   — Куда больше! По воле этих обозревателей и миллионов их читателей Эйзенхауэр вместо Белого дома может оказаться где-нибудь в Топике, штат Канзас.
   Даксу принесли еще стакан коктейля, он попробовал его и одобрительно кивнул, отпуская официанта.
   — Собственно говоря, поэтому-то я и предложил пообедать вместе.
   — То есть ты хочешь взять у меня интервью? Джереми засмеялся.
   — А, по-твоему, эта идея никуда не годится? Может, как раз то, что нужно, чтобы расширить круг моих читателей.
   — У тебя и так неплохо получается.
   — Надеюсь. — Джереми подождал, пока Дакс поставит стакан. — Это не для публикации, — сказал он доверительным голосом, наклоняясь через стол к Даксу. — Мой друг сенатор собирается вступить в брак.
   — Знаю. Я видел его невесту, она очень красива. Джереми уставился на Дакса в немом изумлении.
   — Откуда? — наконец выговорил он. — Ведь все держится в секрете, в газетах ничего еще не было.
   — А чего ты так удивлен? Если, как ты говоришь, я вошел в моду, то совершенно естественно, что время от времени я слышу о подобных вещах. — Дакс улыбнулся. — Да все очень просто. В прошлом месяце на Капри я катался на водных лыжах с девушкой, которая, как у вас говорят, была его подружкой. Должен заметить, она философски восприняла готовящееся событие. Видимо, он хорошо позаботился о ней.
   — О, брат! Полагаю, тебе также известно и то, почему мы с тобой тут обедаем?
   — Пока еще нет.
   — Если ты знаешь, на ком собирается жениться сенатор, значит, ты имеешь представление о таком типе женщин. Из хорошей семьи, великолепное образование, жизнь дома и за границей. И впрямь ему под стать. Только вот несколько отрешена, излишне сдержана и прохладна. Средний американец назвал бы это снобизмом. — Джереми замолчал.
   — Понимаю, — задумчиво протянул Дакс. — Не совсем отвечает облику жены человека, который вынашивает планы стать президентом США.
   — Вот-вот, нечто в этом роде, — согласился Джереми.
   — А ко мне-то все это имеет какое-то отношение?
   — Теперь в самый раз об этом поговорить. У них появились некоторые разногласия по поводу ее туалетов. Свое приданное она хочет заказывать в Париже, а он против. Боится, что это может вызвать нежелательную политическую реакцию. Ясно, что я хочу сказать?
   Дакс кивнул. Он имел некоторое представление о проблемах американской политики.
   — Сенатор попросил меня как друга помочь в столь деликатном вопросе, — продолжал Дщжереми, — и мне пришла в голову мысль о князе Никовиче. В прошлом году, будучи в Париже, она купила у него кое-какие вещи, так что ей также нравится моя идея. И сенатор доволен, поскольку сейчас князь живет в Америке.
   — Как это, должно быть, приятно Сергею.
   — Без сомнения. Но есть маленькая оговорка. Сенатор считает, что все бы значительно упростилось, если бы еще до официальной помолвки князь объявил о своем намерении принять американское гражданство. В таком случае голоса недовольных смолки бы.
   — Я не вижу здесь проблемы. Уверен, что Сергей легко согласится.
   — Не поговоришь ли ты с ним от нашего имени? Сам я не могу, моя дружба с сенатором слишком широко известна.
   — С радостью.
   — И еще кое-что.
   — Да?
   — Но это может оказаться посложнее. Мой младший брат, Кевин, заканчивает в этом году Гарвард.
   — Бэби?!
   Джереми рассмеялся.
   — Бэби! Ты бы видел его — шести с лишним футов ростом. Как бы то ни было, он вместе с братом сенатора — они учатся в одной группе — едет на каникулы в Европу. И, насколько я этих парней знаю, они люди рисковые, пальца в рот им не клади, и уж слишком привязаны друг к другу.
   — Хорошая характеристика.
   — Если бы речь шла только о Кевине, — продолжал Джереми, — было бы проще, но брат сенатора обязательно привлечет к себе внимание репортеров.
   — Понимаю. — Дакс посмотрел на Джереми. — У твоего друга немало проблем.
   — Что правда, то правда. От наших младших братиков всего можно ожидать.
   — Что же ты хочешь, чтобы я сделал?
   — Подумай, нет ли какой возможности приглядеть за ними, так, чтобы они не попали в историю?
   — Это будет нелегко. Уж больно молодые люди быстро передвигаются.
   Некоторое время приятели сидели молча, потом Дакс сказал:
   — Нам бы здорово помогло, если бы мы знали, куда они направятся и кто их будет окружать. Джереми ничего не ответил.
   — Вот что может сработать. — Дакс посмотрел на друга. — Я свяжусь с одной своей старой знакомой. Она проследит за тем, чтобы мальчики сразу после приземления были заняты буквально каждую минуту.
   — Но каким образом? Дакс улыбнулся.
   — Ты не знаешь мадам Бланшетт. Она, конечно, давно на отдыхе, но уж мне-то окажет честь.
   — Только они ни в коем случае не должны знать, что все заранее обговорено и подготовлено. Если они догадаются — все рухнет.
   — Этого не произойдет. — Дакс громко расхохотался. — Риск только в том и состоит, что им может не захотеться возвращаться домой.

18

   Ди-Ди вошла в роскошный номер римского отеля в тот момент, когда Дакс завтракал.
   — Где ты был ночью?
   Нож, намазывающий масло на свежую булочку, остановился.
   — В городе.
   — Со Сью-Энн. — Ди-Ди швырнула на стол газету. — Ваши снимки на первой странице.
   Дакс посмотрел на газету, затем на Ди-Ди.
   — Эти писаки никак не научатся делать хорошие фотографии, правда?
   — Ты не говорил мне, что Сью-Энн здесь. Дакс откусил кусок булочки, отпил кофе.
   — Я и не знал, что она имеет для тебя значение.
   — Но мы же вчера должны были ужинать вместе!
   — Согласен. Я прождал тебя здесь до десяти, потом позвонил в студию. Мне сказали, что ты будешь занята на съемках до полуночи, и я решил, что ты так устанешь, что кроме сна и думать ни о чем не захочешь.
   Ди-Ди молча смотрела на Дакса. Он с невозмутимым видом принялся за вторую булочку.
   — А теперь будь паинькой, возвращайся к себе в номер и поспи еще. Ты ведь знаешь, как я не люблю спорить во время завтрака.
   — Мне до смерти надоело видеть, как Сью-Энн липнет к нам, куда бы мы ни отправились.
   — Но не могу же я приказывать ей, куда ехать. Это она решает сама.
   — Просто тебе нравится, что она увивается вокруг тебя.
   Дакс улыбнулся.
   — Не скрою, это тешит мое самолюбие.
   — Ненавижу тебя!
   — У меня есть одна теория, — тут же отозвался Дакс, — она преследует не меня, она преследует тебя. Я думаю, она влюблена в тебя.
   Ди-Ди рассердилась по-настоящему.
   — Придется тебе решать. С меня уже хватит!
   — Не дави. — Голос Дакса был холоден как лед. — Мне очень не нравится, когда на меня давят.
   — Не пойму, что ты в ней нашел. Она похожа на животное.
   — Вот-вот, — голос его был по-прежнему ледяным. — С ней можно появиться в обществе, повеселиться, а потом лечь в постель — и все. Никаких выяснений отношений, романов, никакой лжи о любви — завтрашний день принадлежит тебе, без всяких обещаний, без всяких требований. К тому же она не домогается аплодисментов всякий раз, когда ложится с тобой в постель.
   — А я домогаюсь?
   — Этого я не говорил. Ты спрашивала о Сью-Энн, вот я и рассказал. — Дакс протянул руку за третьей булочкой. — А теперь уходи. Я уже сказал, что не люблю спорить за завтраком.
   — Ты — самодовольный выродок! — Ди-Ди подняла руку, чтобы отвесить Даксу пощечину.
   Его рука инстинктивно взметнулась вверх, чтобы отразить удар, и задела ненароком щеку Ди-Ди. В изумлении она сделала шал назад.
   — Ты ударил меня! — Она обернулась к зеркалу. — Да еще в глаз! Будет синяк!
   Дакс поднялся из-за стола. Он не думал, что удар был такой уж сильный. К тому же ему была хорошо известна склонность Ди-Ди драматизировать даже самую пустячную ситуацию.
   — Позволь-ка взглянуть.
   Ди-Ди повернулась к нему лицом.
   — Ничего особенного. — Он не мог сдержать смеха. — Но синяк, похоже, действительно будет. Подожди, я найду тебе что-нибудь от него.
   — Отойди, ты, животное! Ты хочешь опять меня ударить!
   — Брось, Ди-Ди. Съемки закончились еще ночью, перестань играть!
   Повернувшись, она побежала к двери. Дакс успел поймать ее за руку. Она посмотрела ему в глаза.
   — Решай! Или она — или я!
   Смеясь, Дакс продолжал тянуть ее в номер. Она со злостью вырвала руку.
   — Больше ты не посмеешь меня ударить! — крикнула она и, широко распахнув дверь, вихрем вылетела в коридор. Со всех сторон заполыхали фотовспышки.
   Этот снимок обошел газеты всего мира.
   Когда Ди-Ди с пластырем над бровью выходила из самолета в нью-йоркском аэропорту, журналистов оказалось еще больше. Впервые в жизни она, как и мечтала, оказалась в центре всеобщего внимания. Но только неделей позже, когда какой-то борзописец сунул ей под нос газету с фотоснимком на первой странице и спросил:
   — Что вы на это скажете, мисс Лестер? — Ди-Ди поняла, что наделала.
   — Комментариев не будет, — ответила она, отворачивая лицо, чтобы журналист не успел заметить брызнувшие из глаз слезы.
   В это утро Дакс и Сью-Энн поженились в Шотландии.
   — Здесь темно.
   — Здесь спокойно.
   — И воняет. Опять ты куришь свои вонючие сигареты! — Президент пересек комнату и, разведя в стороны шторы, распахнул окно. В комнату ворвался напоенный ароматами свежий воздух. Минуту-другую он стоял, глубоко вдыхая его, затем повернулся к дочери.
   — Не пойму, что ты в них находишь. Ампаро сидела в кресле, вполоборота к окну. Медленным движением она погасила сигарету в пепельнице.
   — Они меня успокаивают, — ответила она с растяжкой. — Иногда мне все становятся отвратительным, и я видеть не могу ни себя, ни других, вот тогда-то они и приносят мне покой. Тогда все вокруг замедляет свои бег, и я могу отчетливо рассмотреть то, что мне нужно.
   — Это же наркотик. Это хуже, чем виски.