— Нет. — Эмма сделала глубокий вдох. — Не опозорю.
   — Хорошо. — Ему предстояло сказать еще что-нибудь Дрю, к которому он сразу проникся неприязнью. — Пресса здесь. Они уже съели половину канапе. По-моему, твоего отца кто-то поймал.
   — Папа? Где он?
   — Вон там, — неопределенно махнул Раньян. — А теперь смешайся с толпой и держись увереннее.
   — Не думала, что он приедет, — шепнула Эмма мужу.
   — Конечно, приехал. — Дрю рассчитывал на это. — Он любит тебя, Эмма, и ни за что не пропустит столь важное событие. Пойдем искать его.
   — Я не…
   — Эмма, он твой отец. Не будь мелочной.
   Она шла рядом с Дрю сквозь толпу, машинально улыбалась, останавливалась, чтобы сказать кому-то пару слов. Было приятно слышать, как муж расточает ей похвалы. Его одобрение, которого пришлось ждать так долго, заставило Эмму светиться. А она-то по глупости думала, что Дрю неприятна ее работа. Принимая от него поздравления, она дала себе слово проводить с мужем больше времени.
   Ей всегда хотелось быть нужной ему. Улыбаясь Дрю, восторженно обсуждающему с другими гостями ее фотографии, Эмма чувствовала удовлетворение и от того, что ее работы нравятся людям.
   Пробираясь через зал, она увидела Брайана, стоящего в окружении посетителей выставки у портрета, на котором он был снят вместе с Джонно. Едва сдерживая улыбку, Эмма направилась к нему:
   — Папа.
   — Эмма. — Помедлив, Брайан взял дочь за руку. Она выглядела такой… далекой.
   — Как хорошо, что ты приехал.
   — Я горжусь тобой. — Он сжал ее пальцы, словно ища потерянную связь. — Очень горжусь.
   Эмма хотела ответить, но тут засверкали фотовспышки, и она не поняла, действительно ли заметила на его лице раздражение, до того как отец непринужденно улыбнулся.
   — Брайан, каково чувствовать себя, когда в свете прожекторов ваша дочь?
   Тот даже не взглянул на репортера, продолжая смотреть на Эмму.
   — Большей радости я не мог бы испытать. — Сделав усилие, он протянул руку Дрю.
   — Она великолепна, не правда ли? — Дрю нежно прикоснулся губами к волосам жены. — Не знаю, кто больше волновался по поводу сегодняшнего вечера, она или я. Надеюсь, вы зайдете к нам, посмотрите, как мы живем. Поужинаете с нами.
   — Боюсь, утром мне придется лететь в Лос-Анджелес, — ответил Брайан, взбешенный тем, что пригласил его Дрю, а не собственная дочь.
   — Эмма!
   Она обернулась, и натянутая улыбка тут же сменилась радостным удивлением.
   — Стиви! — воскликнула Эмма, обнимая его. — Ужасно рада тебя видеть. Ты хорошо выглядишь.
   Конечно, Стиви уже не тот холеный красавец, которого Эмма знала в детстве, но он поправился, исчезли безобразные мешки под глазами.
   — Я не знала, что ты… никто не сказал мне… Поняв, о чем она думает, Стиви усмехнулся:
   — Мне скостили срок за примерное поведение. Я даже обзавелся собственным врачом.
   Выпустив ее из объятий, Стиви положил руку на плечо стоящей рядом женщины. После краткого недоумения Эмма вспомнила маленькую брюнетку — психиатра.
   — Рада снова встретиться с вами.
   — Здравствуйте, — улыбнулась Кэтрин Хейнс. — И примите мои поздравления.
   — Спасибо.
   — Я ваш первый покупатель. Купила портрет Стиви и снимок его гитары. Он просто влюблен в нее. Я не могла удержаться.
   — И будет часами ее исследовать. — Стиви уловил запах виски и с трудом подавил пробудившееся желание. Наклонившись к Эмме, он прошептал: — Пи Эм тоже здесь, даже привел леди Аннабель.
   — В самом деле?
   — Кажется, они помолвлены. Но Пи Эм очень стесняется, когда об этом заходит речь. — Подмигнув, он взял Кэтрин под руку, и они удалились.
   — Думаю, мне надо посмотреть на него, — засмеялась Эмма, вопросительно глядя на отца.
   Что он мог сказать? Стиви она встретила с большей радостью и непринужденностью, чем его. Он хотел поговорить с дочерью, но сейчас едва ли это было уместно.
   — Ступай. Я еще подойду к тебе перед уходом.
   — Да, ступай, Эмма, — согласился Дрю. — А мы побродим с твоим отцом, поболтаем о тебе. Она потрясающая, да? — начал он, когда Эмма отошла.
   Она действительно чувствовала себя потрясающе. Столько посетителей, такой интерес к ее работе. Но внутренний голосок спрашивал, действительно ли она считает, что эти люди пришли смотреть на ее работы, а не на отца и его друзей. Эмма изо всех сил пыталась не обращать на него внимания.
   Она увидела Пи Эм. Очевидно, барабанщик не бегал от леди Аннабель, похоже, он нашел то, что искал всю жизнь. Леди Аннабель была в изумрудно-зеленом кожаном костюме и сапогах из змеиной кожи, упрямые рыжие волосы торчали во все стороны. После десятиминутного разговора Эмма поняла, что эта женщина влюблена по уши.
   Ну и хорошо. Пи Эм заслужил такую привязанность. Такое счастье.
   Люди приходили и уходили, но большинство задерживалось. Раньян поступил очень умно, дав в качестве музыкального фона ретроспективу «Опустошения». Эмма с изумлением обнаружила синие наклейки под десятком снимков. Проданы.
   Из угла, куда ее загнал претенциозный коротышка, желающий обсудить с ней форму и фактуру, Эмма увидела Марианну.
   — Извините, — начала она, но бывшая соседка по комнате уже схватила ее в объятия.
   — Вот звезда сегодняшнего вечера, — провозгласила она. — Ты своего добилась. Ты далеко ушла от Святой Екатерины, по дружка.
   — Ага.
   Эмма зажмурилась. Лишь так ей удалось почувствовать, что все происходит в действительности.
   — Смотри, кого я нашла.
   — Бев! — Эмма бросилась ей на шею. — Не думала, что тебе удастся выбраться.
   — Я не пропустила бы это ни за что на свете.
   —Мы вместе входили, и я узнала ее, — объяснила Марианна. — Мы великолепно провели время, расхваливая тебя, когда пробирались сквозь толпу. Настоящее сумасшествие. — Она схватила одно из немногих оставшихся канапе. — Помнишь снимок, где я в студии, в рабочей блузе и футбольных гетрах? Его только что приобрел какой-то ослепительный мужчина. Я собираюсь узнать, не хочет ли он познакомиться с оригиналом.
   — Нетрудно понять, почему ты любишь ее, — заметила Бев, когда Марианна исчезла в толпе. — Ну а как ты себя чувствуешь?
   — Невероятно. Жутко, — ответила Эмма, прижимая руку к бурлящему животу. — Я уже целый час пытаюсь попасть в туалет, чтобы хорошенько выплакаться. Как я рада тебя видеть. — Тут она заметила стоящего неподалеку Брайана. — Папа тоже здесь. Поговоришь с ним?
   Слегка повернув голову, Бев увидела Брайана. «После стольких лет, — подумала она, — все как прежде». Все ее чувства здесь.
   — Ну конечно, — небрежно сказала она.
   В толпе безопасно, а это ночь Эммы. По крайней мере, они смогут поделиться своей радостью за нее.
   «Неужели ему так же трудно, как и мне? Влажные ли у него от волнения ладони? Дрогнет ли его сердце?»
   Подошедший Брайан не посмел к ней прикоснуться. Лишь изо всех сил постарался, чтобы голос не выдал его смятения.
   — Рад видеть тебя.
   — Я тоже. — Бев силилась разжать пальцы, мертвой хваткой вцепившиеся в сумочку.
   — Ты выглядишь…. — «Прекрасно, восхитительно». — Неплохо.
   — Спасибо. У Эммы все замечательно, правда? — Бев оглянулась, но девушка уже исчезла. — Должно быть, ты очень ею гордишься.
   — Да. — Брайан сделал большой глоток из стакана, который держал в руке. — Тебе принести чего-нибудь выпить?
   «Как вежливо, как чертовски любезно», — подумала Бев.
   — Нет, спасибо. Я немного поброжу, возможно, сама что-нибудь куплю. — Но сначала она найдет туалет и поплачет там. — Очень приятно снова увидеть тебя, Брай.
   — Бев… — Глупо думать, что у нее еще остались какие-то чувства к нему. — До свидания.
   Эмма издали наблюдала за ними и готова была их убить. Неужели они слепы? Это же не плод ее воображения, она хорошо научилась понимать чувства людей по глазам, жестам, поведению. Оба по-прежнему любили друг друга. И по-прежнему боялись этого. Глубоко вздохнув, Эмма направилась к отцу. Возможно, если она поговорит с ним…
   — Эмма, милочка, — поймал ее за талию Джонно, — я собираюсь сбежать.
   — Ты не можешь уйти так рано. — Она разгладила лацканы его пиджака. В настоящее время Джонно предпочитал одежду в стиле ретро, и лацканы были шириной с ее ладонь. — Бев здесь.
   — Вот как? Тогда надо посмотреть, готова ли она удалиться со мной. А пока гляди, я встретил кое-кого из твоего прошлого.
   — У меня нет прошлого, — засмеялась Эмма.
   — А знойный день на пляже? А парень в спортивных трусах? — Джонно махнул рукой, словно фокусник, вытаскивающий из шляпы зайца. — Майкл!
   «Как странно видеть его здесь, — подумала Эмма, — такого красивого и неловкого в костюме, при галстуке». Темные густые волосы Майкла по-прежнему не поддавались расческе. Лицо стало более утонченным, а нос с горбинкой лишь добавлял очарования. Майкл стоял, засунув руки в карманы, и, похоже, предпочел бы оказаться подальше отсюда.
   — Я… э… был в городе и…
   Засмеявшись, Эмма бросилась ему на шею, и Майклу показалось, что у него остановилось сердце. Во всяком случае, его мозг перестал работать. Медленно вытащив руки из карманов, Майкл едва прикоснулся к ее спине, такой же, какой он ее запомнил и какой она будет всегда. Прямой, упругой и хрупкой.
   — Это замечательно. Не могу поверить, что ты действительно здесь.
   У нее в голове пронеслись воспоминания. День на пляже. Два дня на пляже. Чувства, которые она испытала в детстве и уже будучи взрослой девушкой, нахлынули на Эмму так стремительно, так неожиданно, что она прижала Майкла к себе и долго не отпускала. А когда наконец отодвинулась от него, у нее были влажные глаза.
   — Прошло столько времени.
   — Да. Года четыре, плюс-минус. — Он мог бы точно назвать количество лет, месяцев и дней. — Ты выглядишь великолепно.
   — Ты тоже. Я никогда не видела тебя в костюме.
   — Ну…
   — Ты в Нью-Йорке по делам?
   — Да-а, — соврал Майкл, озабоченный не собственной правдивостью, а тем, чтобы не показаться дураком. — Я прочел о выставке.
   Это правда, только он прочел об этом в Калифорнии и взял отпуск на три дня по семейным обстоятельствам.
   — Ну и что ты думаешь?
   — О чем?
   — О выставке. — Держа его за руку, Эмма медленно пошла по залу.
   — Великолепно. Я ничего не смыслю в фотографии, но твои работы мне нравятся. Более того…
   — Более того?
   — Я не имел понятия, что ты можешь делать такое. Например, вот это.
   Майкл остановился перед снимком двух мужчин в натянутых на самые глаза шерстяных шапочках и завернувшихся в рваные пальто. Один лежал на куске картона и спал. Другой смотрел прямо в объектив, и глаза у него были мрачные и усталые.
   — Очень„сильно и очень трогает.
   — Нью-Йорк — это не только Мэдисон-авеню.
   — Нужны талант и большая восприимчивость, чтобы передавать все стороны жизни.
   Эмма с удивлением взглянула на Майкла. Именно это она и пыталась сделать серией работ о городе, «Опустошении», людях.
   — Для человека, не смыслящего в фотографии, удивительно правильное замечание. Когда ты уезжаешь?
   — Рано утром.
   — О! — Эмма пошла дальше, удивляясь глубине своего разочарования. — А я надеялась, ты сможешь побыть здесь несколько дней.
   — Я даже не был уверен, что ты заговоришь со мной.
   — Это было так давно, Майкл. Я тогда отреагировала не столько на то, что происходило с тобой, сколько на то, что случилось в тот вечер со мной. Теперь это уже совершенно неважно. — Улыбнувшись, она поцеловала его в щеку. — Прощаешь меня?
   — Такой же вопрос хотел задать и я.
   Продолжая улыбаться, она провела рукой по его щеке.
   — Эмма!
   Она вздрогнула. Опять это чувство вины, как будто Дрю застал ее с Майклом в постели, а не в зале, полном людей.
   — О, ты напугал меня. Это Майкл Кессельринг, мой старый друг. Майкл, это Дрю, мой муж.
   Тот крепко обхватил жену за талию. Майклу он руки не протянул, ограничившись кивком.
   — Эмма, кое-кто хочет поговорить с тобой. Ты забыла про свои обязанности.
   — Виноват я, — быстро произнес Майкл, озабоченный тем, как стремительно потускнел взгляд Эммы. — Мы давно не виделись друг с другом. Еще раз поздравляю, Эмма.
   — Благодарю. Передавай привет родителям.
   — Передам.
   «Это ревность», — сказал себе Майкл. Откровенная ревность вызвала у него желание вырвать Эмму из рук мужа.
   — Майкл, — оглянулась она, когда Дрю уводил ее, — не пропадай.
   — Хорошо.
   Майкл схватил с подноса бокал и проводил взглядом удаляющуюся Эмму. Если это всего лишь ревность, почему же тогда все его инстинкты вопиют о том, чтобы он попортил смазливое лицо Дрю Латимера?
   «Потому что он получил ее, — безжалостно напомнил себе Майкл, — а ты — нет».
* * *
   Дрю не был пьян. Весь долгий нудный вечер он нянчил два бокала шампанского, желая сохранить ясную голову и полный контроль над собой. Он прямо-таки облизал Брайана Макавоя, что непременно принесет свои плоды. Каждый дурак отметил, как Дрю Латимер любит жену, исполняет все ее прихоти. За такое представление он должен получить «Оскар».
   А пока он разыгрывал любящего мужа, Эмма упивалась своим успехом, своими светскими связями.
   Дрю хотелось влепить ей затрещину на виду у всех.
   Но это не понравилось бы ее папочке. Ни ему, ни продюсерам, ни менеджерам, суетящимся вокруг великого Брайана Макавоя. «Ничего, скоро они будут суетиться вокруг Дрю Латимера», — пообещал себе Дрю. Тогда Эмма за все заплатит.
   Он почти разрешил ей насладиться своим торжеством, и тут у нее хватило наглости прицепиться к «другу». Просто необходимо преподать ей урок. И он — тот человек, который это сделает.
   По пути домой он молчал, но Эмму, похоже, это нисколько не беспокоило. Она дремала рядом. «Притворяется», — решил Дрю. Наверное, уже строит планы свидания с подонком Кессельрингом.
   Дрю представил их себе в каком-нибудь дорогом гостиничном номере на широкой кровати и чуть не засмеялся. Кессельринг был бы очень разочарован, обнаружив, что от малышки Эммы в постели нет никакого толка. Но Кессельрингу не представится такой возможности. Никто еще не обманывал Дрю Латимера, и сейчас он даст ей это понять.
   Когда лимузин остановился, Эмма почти засыпала. Вздохнув, она положила голову на плечо мужа, и они вошли в прихожую.
   — Я чувствую себя так, будто не спала всю ночь. И эта ночь кажется сном. Я не дождусь отзывов. Наверное, я…
   Он ударил ее. Так сильно, что Эмма скатилась по двум ступеням в гостиную и, застонав, прижала руку к лицу.
   — Дрю!
   — Сука. Лживая похотливая сука!
   — Дрю, не надо. Пожалуйста. Что я сделала? Он схватил ее за волосы и ударил по щеке.
   — Сама знаешь. Шлюха! — рявкнул он, с силой опуская на ее грудь кулак. Эмма, обмякнув, сползла на пол. — Всю ночь я вынужден был торчать там, улыбаться, притворяться, что мне нравятся твои дурацкие картинки. Ты думаешь, кто-нибудь пришел из-за них? — Он потянул ее за плечи вверх, оставляя на теле красные следы ногтей. — Ты думаешь, что нужна хоть кому-то? Люди пришли взглянуть на дочь Брайана Макавоя. На жену Дрю Латимера. А ты ничто.
   Дрю швырнул ее на пол.
   — О господи, пожалуйста, не бей меня больше.
   — Не указывай, что мне делать. — Чтобы усилить впечатление, он лягнул ее по ребрам, но, промахнувшись, больно ударил по бедру. — Думаешь, ты очень умная, необыкновенная? Я единственный, кого хотят видеть люди. И единственный, кто здесь командует. Запомни это.
   — Да. — Эмма попыталась свернуться клубком, моля бога, чтобы Дрю оставил ее в покое, пока не пройдет боль. — Да, я запомню.
   — Майкл пришел, чтобы встретиться с тобой? — Он опять схватил ее за волосы и перевернул на спину.
   — Майкл? — Эмма покачала головой. Внутри у нее волнами накатывала боль. — Нет. Нет.
   — Не лги. — На нее снова посыпались удары, и она перестала что бы то ни было чувствовать, — Все подстроили, да? «О, Дрю, я так устала. Я ложусь спать». А потом ускользнула бы к нему. Так?
   Эмма покачала головой, но он снова ударил ее.
   — Собиралась потрахаться с ним? Признавайся!
   — Да.
   — Вот почему ты надела это платье. Хотела показать свои ноги и бесполезные маленькие сиськи. — (Она вспомнила, что Дрю, кажется, сам выбрал это платье, однако уже не была уверена.) — Ты его облапала и позволила ему лапать себя на глазах у всех. Ты хотела его?
   Эмма кивнула. Она прижимала к себе Майкла. На какое-то мгновение, когда он прикасался к ней, она что-то ощутила. Что именно, она вспомнить не могла. Она ничего не могла вспомнить.
   — Больше не станешь встречаться с ним, да?
   — Да.
   — Никогда?
   — Да, я не буду встречаться с ним.
   — И никогда не наденешь это платье шлюхи. — Схватив за ворот, Дрю разорвал его до талии. — Ты заслуживаешь наказания, Эмма. Заслуживаешь?
   — Да.
   Сознание покидало Эмму, потом возвращалось. Она пролила мамины духи. Она не должна трогать маминых вещей. Она противная девчонка и должна быть наказана.
   — Это для твоего же блага.
   Она не кричала до тех пор, пока Дрю не ударил ее кулаком в живот и не начал хлестать своим ремнем. Эмма потеряла сознание задолго до того, как он остановился.

Глава 32

   Дрю больше не просил прощения. В этом не было необходимости. Десять дней Эмма пролежала в постели, и все десять дней он твердил, что она сама виновата, объясняя снова и снова, что действовал исключительно в ее интересах.
   Она ведь думала только о себе, не так ли, когда столько недель готовилась к выставке? Она ночь за ночью оставляла мужа одного, а затем насмехалась над их браком, публично флиртуя с другим мужчиной.
   Она вынудила наказать ее, заслужила это и виновата сама.
   Хотя несколько дней после выставки телефон звонил не переставая, Эмма ни с кем не разговаривала. Дрю прикладывал лед к ее распухшим губам, кормил бульоном, давал обезболивающие таблетки, чтобы она могла спать.
   Потом он сказал, что все звонят лишь для того, чтобы пообщаться с ним. А им необходимо побыть вдвоем, заняться семьей, сделать наконец ребенка.
   Она же хочет иметь семью, не так ли? Хочет быть счастливой, хочет, чтобы о ней заботились? Если бы она не отдавала столько времени работе, она уже давно бы забеременела. Разве не этого она хочет?
   И когда Дрю так спрашивал, постоянно сверля вопросами, Эмма соглашалась. Но ее согласия всегда было недостаточно.
   Она проснулась в темноте, разбуженная музыкой. «Это сон», — убеждала она себя, кутаясь в одеяло и силясь проснуться. Однако даже открыв глаза, Эмма продолжала слышать песню, которую пел давно умерший человек. Дрожащими пальцами, она потянулась к выключателю ночника, щелкала, щелкала и щелкала им, но свет не зажигался, не разгонял тьму.
   Музыка становилась все громче, Эмма зажала уши руками и все равно слышала ее, дрожащую, пульсирующую, пока музыка не потонула в ее крике.
   — Ну, Эмма, все хорошо. — Дрю гладил ее по голове. — Опять кошмар? Пора бы вырасти из кошмаров.
   Эмма вцепилась в него, спасителя, единственную прочную веревку, способную вытащить ее из моря страха и безумия.
   — Это было не во сне. Я слышала песню… которая звучала ночью, когда убили Даррена.
   — Никакой музыки не было.
   Дрю незаметно положил на столик пульт стереокомплекса.
   «Хороший урок», — думал он, прижимая к себе дрожащую жену. Хороший способ держать ее в зависимости и повиновении.
   — Я слышала ее, — всхлипывала Эмма. — И свет не зажигался.
   — Ты уже достаточно взрослая, чтобы не бояться темноты, — ласково произнес он, втыкая вилку ночника в розетку и Щелкая выключателем. — Так лучше?
   — Спасибо, — кивнула она. Ее затопила волна признательности. — Не оставляй меня одну, Дрю. Пожалуйста.
   — Я же сказал, что буду заботиться о тебе. — Улыбаясь, он продолжал гладить ее по голове. — Я не оставлю тебя одну, Эмма, не беспокойся.
   К Рождеству она думала, что все опять наладилось. Дрю освободил ее от житейских мелочей: сам выбирал для нее одежду, разговаривал за нее по телефону, занимался всеми денежными вопросами.
   Эмма должна была заботиться только о доме и муже. Не надо было больше принимать решения. Все фотопринадлежности и камера заперты, но они уже не интересовали Эмму. А когда она вспоминала о своей работе, ее охватывала депрессия.
   На Рождество Дрю подарил ей бриллиантовый кулон, и этот подарок вдруг вызвал у нее желание заплакать.
   Она сдала кучу анализов, чтобы выяснить причины своего бесплодия. Когда сведения об этом просочились в прессу, Эмма пережила унижение молча, затем вовсе перестала читать газеты. Для нее почти не имело значения то, что происходило за стенами дома. Ее мир заключался в семи комнатах, выходящих окнами на Центральный парк.
   Врачи подтвердили, что у Эммы нет физиологических причин для бесплодия, и она застенчиво намекнула, чтобы Дрю тоже сдал анализы.
   Он избил ее до потери сознания и на два дня запер в спальне.
   Кошмары продолжались. Иногда Дрю был рядом, гладил и утешал ее, пока она не успокаивалась. Но чаще называл дурой, жаловался, что она мешает ему спать, и оставлял дрожащую Эмму одну в темноте.
   Если Дрю неосмотрительно забывал пульт у изголовья кровати, поставив на проигрыватель «Эбби роуд», Эмма бывала слишком уставшей, чтобы обратить на это внимание.
   Смутно она уже начала осознавать, что Дрю с ней делает. В кого хочет превратить. Десять недель турне и мужчина, в которого она влюбилась, теперь казались ей лишь плодом фантазии. От прежнего Дрю ничего не осталось. Он был для нее лишь тюремщиком.
   Эмма стала думать о побеге. Дрю редко оставлял ее надолго одну, а если она выходила из дома, то всегда отправлялся с ней. Иногда по ночам Эмма, лежа без сна, обдумывала, как сбежать. Надо позвонить Марианне, Бев, отцу. Они помогут ей.
   Потом накатывали стыд и сомнения, которые так глубоко заронил в ее голову Дрю.
   Он не пользовался ремнем до того рокового дня, когда его и группу не обошли музыкальной премией года.
   Эмма не сопротивлялась, когда Дрю бил ее кулаками, лишь пряталась в себя, как в детстве пряталась под раковиной. Словно исчезала. И вот тогда, охваченный бешенством, Дрю совершил роковую ошибку.
   — Какой от тебя прок, черт возьми? — Он носился по комнате, круша все, что попадалось под руку. — Неужели ты думаешь, я мечтал провести всю жизнь рядом с испорченной безмозглой сучкой? — Он выместил на вазочке для орехов разочарование, которое испытал, глядя, как другой поднимался на сцену за наградой, его наградой. — Разве ты хоть чем-то помогла мне? И это после того, как я все сделал для тебя, окрасив романтикой твою однообразную, никчемную жизнь. Ты действительно поверила, что я не знал, кто ты такая, когда мы встретились?
   Устав бить посуду, он ухватил Эмму за остатки платья и встряхнул.
   Но та была уже за пределами страха. За пределами надежды. Она видела, как потемневшие глаза Дрю сузились до щелок.
   — Ты была такой дурой, Эмма, заикалась и краснела, чуть не уморила меня. Потом, черт возьми, я женился на тебе и хотел только одного: чтобы ты помогала мне двигаться вверх. Но попросила ли ты хоть раз своего отца нажать ради меня на пару кнопок? Нет.
   Эмма ничего не ответила. Молчание было единственным остававшимся у нее оружием.
   Преисполненный отвращения, Дрю опять швырнул ее на пол. Сквозь туман, застилавший глаза, она смотрела на мужа, метавшегося по разгромленной комнате, в которой она пыталась создать свой дом.
   — Тебе пора думать. Пора искать способы отплатить мне за все то время, которое я трачу на тебя.
   Эмма закрыла глаза. Она не плакала. Плакать было уже поздно. И она действительно начала обдумывать план.
   Надежда на побег появилась, когда она узнала о смерти Люка.
   — Он был моим другом.
   — Он был педиком!
   Дрю подбирал аккорды на рояле, купленном на деньги жены.
   — Он был другом, — повторила Эмма, силясь унять дрожь в голове. — Я должна поехать на похороны.
   — Ты не должна никуда ехать, — улыбнулся он. — Ты принадлежишь мне, и тебе незачем ехать к какому-то сдохшему гомику.
   Эмма возненавидела его за эти слова, поразившись, что способна испытывать такое чувство. Все остальные чувства умерли. Странно, но трагедия заставила ее наконец признать, что ее замужество оказалось неудачным. Она разведется. Эмма открыла рот, потом увидела длинные тонкие пальцы Дрю, перебирающие клавиши. Может, и тонкие, зато стальные. Однажды она уже молила его о разводе, и тогда он чуть не придушил ее.
   Не стоит его злить. Хотя оружие у нее все-таки есть.
   — Дрю, всем известно, что он был моим другом. Он был другом Джонно, папы и всех остальных. Если я не приеду, в прессе начнут говорить, что я отвернулась от Люка из-за СПИДа. Это навредит тебе, особенно сейчас, когда ты занимаешься благотворительностью вместе с папой.
   Дрю ударил по клавишам. Если сучка не перестанет ему надоедать, он заставит ее заткнуться.
   — Мне начхать на прессу. Я не собираюсь на похороны «голубого».
   Эмма сдержалась. Это было жизненно важно.
   — Я понимаю твои чувства, Дрю. Ты очень ранимый. — Она чуть не поперхнулась на этом слове. — Но благотворительный концерт будут передавать по телевидению здесь и по всей Европе. Это самое крупное событие со времени концерта в пользу голодающих Эфиопии. Деньги направят на создание лекарства от СПИДа. Я могу поехать вместе с Джонно. Представляя тебя, — быстро добавила она.
   Дрю оторвался от клавиатуры. Его глаза были пустыми. Эмма знала этот взгляд и боялась его.
   — Не терпится смыться от меня, дорогая?
   — Нет. — Она заставила себя подойти к нему, прикоснуться к его волосам. — С большей радостью я предпочла бы ехать с тобой. Потом мы смогли бы съездить куда-нибудь отдохнуть.