Робертс Нора. Лицо в темноте

   — Я справился с этим. — Вытряхнув из пачки сигарету, Майкл набросился на ящики буфета в поисках спичек. — Думал, что справился. Но ты вернулась. Я стриг газон, и вдруг передо мной появилась ты. У меня просто дух захватило. Черт возьми, это было не просто мальчишеское увлечение.
   Эмма снова испугалась, но теперь по другой причине:
   — Ты почти не знал меня. Майкл посмотрел ей в глаза:
   — Тебе известно, что это не так, Эмма. Вспомни, как мы сидели на берегу, как я впервые поцеловал тебя. Единственный раз, который я не забыл. Не смог забыть. А потом ты ушла.
   — Мне пришлось.
   — Возможно. — Швырнув сигарету за дверь, Майкл с грохотом закрыл ее. — Неподходящий момент, говорил я себе. Господи, я говорил это много лет. — Он взял ее руки, почувствовал ее дрожь, но не отпустил. Только не в этот раз. — Когда настанет подходящий момент, Эмма?
   — Не знаю, что ты хочешь от меня услышать.
   — Вздор. Ты знаешь, чего именно я жду.
   — Я не могу.
   — Не хочешь, — поправил Майкл. — Из-за него. Черт возьми, ты разбила мне сердце, выйдя за него замуж, и я вынужден был с этим жить. Кажется, я полжизни старался забыть тебя. Возможно, это бы мне и удалось, но ты вернулась.
   — Я… — Эмма облизала пересохшие губы. — Я тоже ничего не могла поделать.
   — Я решил, что на этот раз все будет по-другому. Но потом… когда узнал, что он с тобой сделал, я чуть не сошел с ума. Все эти месяцы я боялся прикоснуться к тебе. «Дай ей время», — твердил я себе. Дай ей время преодолеть это. К черту!..
   Он привлек Эмму к себе и закрыл ей рот поцелуем.

Глава 39

   Такого Эмма не ожидала. Она попала в настоящий плен его сильных рук, прижимающих ее к упругому мускулистому телу, в плен его губ, обжегших ей рот. Эмма готовилась к отвращению или ужасу, которые охватят ее, как она ожидала, в объятиях мужчины. Но ощущала лишь тепло, удовольствие и леденящую остроту страсти.
   Эмма не хотела поддаваться этим чувствам. И Майклу. Это означало снова оказаться в чьей-то власти. Но она не успела ничего предпринять, ибо Майкл уже отпустил ее.
   Он молча смотрел на нее широко раскрытыми глазами, а Эмма стояла неподвижно. Да, она попала в плен, но это уже не имело значения. Потому что она вновь обрела способность чувствовать, хотя уже перестала надеяться, что это когда-нибудь произойдет.
   Гнев покинул Майкла так же быстро, как и вспыхнул.
   — Я не хочу, чтобы ты боялась меня.
   Выбор за ней. Эмма прочла это в его глазах. Если она в плену, то в плену своих желаний, своих грез.
   — Я не боюсь.
   Эмма не стала возражать, когда Майкл приподнял ее лицо. Не попыталась отпрянуть, когда его губы прикоснулись к ее рту. Нежные, мягкие. Выбор за ней. Майкл ощутил перемену, неуверенный отклик. Ее рот приоткрылся, тело, прильнувшее к нему, словно таяло, затем нежные руки обвили его, а губы приоткрылись.
   Он поднял ее на руки и, продолжая целовать то легко и дразняще, то крепко и опьяняюще, понес в спальню.
   Окна были занавешены, и Майкл пожалел, что у него нет свечей.
   Когда он осторожно положил ее на кровать, Эмма постаралась расслабиться. Дальше все произойдет быстро, а ей хотелось, чтобы Майкл продолжал свои ласки. Но она знала, что будет дальше. Полагала, что знает.
   Майкл лег рядом. Он не стал тут же бросаться на нее, срывая одежду. Его губы снова ласкали, соблазняя и успокаивая. Хотя тело Эммы напряглось как струна, она казалась такой хрупкой. Майкл уткнулся лицом в ее волосы, впитывая нежный запах, и ее чуть дрожащие пальцы слегка погладили его по груди, едва не сведя с ума.
   Застонав от удовольствия, он начал дразнить языком губы Эммы, смущая и соблазняя ее. Она ждала, что он будет только брать, но он продолжал отдавать.
   Руки легко пробежали по ее телу, вызвав у нее волнение. Но страха не было. К ней проявили наконец великодушие. И сочувствие. Ее вдруг пронзило наслаждение столь глубокое и столь непонятное, вызвавшее необъяснимую жажду, и она прижалась к Майклу. Неужели она способна испытывать такое к мужчине? Сжав руками голову Майкла, она притянула ее к себе, чтобы снова утонуть в горячих влажных поцелуях.
   Когда он чуть отстранился, Эмма протестующе застонала.
   — Я хочу смотреть на тебя, — сказал Майкл. — Я так долго этого ждал.
   Он ласкал ее волосы, глядя, как они стекают с его пальцев на подушку, затем, не сводя с нее глаз, медленно расстегнул блузку. На лице Эммы появились смятение и легкая тень страсти.
   Когда она прикрылась рукой, Майкл коснулся губами ее пальцев и медленно опустился к груди. Она была маленькая и упругая. Любимая до боли.
   Ее кожа вспыхивала от малейшего прикосновения. Майкл наслаждался ее вкусом, мягкой шелковистостью. Он слышал частое неровное дыхание Эммы. Ее тело изогнулось, когда он снял с нее блузку.
   Его губы, казалось, были везде. Майкл покрывал быстрыми поцелуями ее лицо и плечи, затем медленно начал спускаться по груди вниз. Эмма почувствовала его зубы, но боли не ощутила. Только исступление. Он стянул с нее брюки дюйм за дюймом, неотступно следуя за ними губами, сводя Эмму с ума.
   Ее переполняло желание. Никогда прежде она не хотела близости столь страстно. Только мечтала об этом. Эмма дрожала от переполнявших ее чувств, но Майкл продолжал целовать и ласкать, так что ей пришлось вцепиться руками в простыню.
   Жар стал невыносимым, но она хотела продолжения. Когда пальцы Майкла скользнули по ее бедрам, тело отозвалось судорогой наслаждения, стало невозможно дышать, голова наполнилась шумом, отозвавшимся внутри и ужаснувшим ее. В безумстве страха и удовольствия Эмма рванулась навстречу Майклу. Экстаз восторга оглушил ее, когда она достигла вершины, заставив без сил упасть на кровать.
   — О господи, как ты прекрасна!
   Майкл, едва переведя дух, снова начал целовать ее. Эмме захотелось выкрикнуть его имя, но она смогла только прошептать:
   — Пожалуйста.
   Она дышала со всхлипами, чувства, сменяя друг друга, сливались в огромную лихорадочную радость. И все же ей было этого недостаточно.
   — Я хочу…
   Она вскрикнула, взмахнув рукой, и что-то с грохотом упало на пол.
   — Говори.
   Майкл решил, что сошел с ума, услышав свой голос. Возбуждение достигло небывалой степени, но он все-таки удержался.
   — Смотри на меня и говори.
   Эмма видела только лицо Майкла и свое отражение у него в глазах.
   — Я хочу тебя, — выдохнула она.
   —
   Эмма проспала час, обессиленно растянувшись поперек кровати. Майкл долго сидел рядом, гладя ее по голове и думая, как удержать ее. Все эти годы он бесконечное число раз представлял себя возлюбленным Эммы. Но в своих фантазиях он опирался на опыт близости с другими женщинами.
   А ни одна из них не похожа на Эмму.
   Если ему придется умолять, он будет умолять. Если придется драться, будет драться. Терять ее он больше не собирается.

* * *

   Когда Эмма проснулась, Майкла не было. Лежа на животе, она пыталась осознать, что произошло с ее телом. Неужели она действительно чувствовала все это, делала все это? А ведь несколько часов назад она была уверена, что никогда не захочет ощутить чьих-то прикосновений. Возможно, к ней впервые прикоснулись по-настоящему. Улыбнувшись, Эмма перевернулась на спину и лениво подумала о необходимости одеться и поискать Майкла.
   Тут она увидела его пистолет в кобуре, висящей на стуле в нескольких футах от кровати. Хотя воспоминания об ужасной последней встрече с Дрю сохранились только как смутные обрывки, Эмма помнила отчетливо, как она держала в руках пистолет и нажимала на курок.
   Меньше чем за два года она успела влюбиться, выйти замуж и убить. Теперь до конца жизни ей предстоит гадать, как она смогла все это сделать.
   Когда дверь спальни распахнулась, Эмма натянула на себя одеяло.
   — Уже проснулась, — одобрил Майкл. — Я решил, что ты, наверное, проголодалась.
   Он был в джинсах и футболке с надписью «Департамент полиции Лос-Анджелеса», но без обуви и показался Эмме скорее пляжным ловеласом, чем человеком, способным выстрелить из пистолета. Майкл наклонился, и от его поцелуя у нее закружилась голова.
   — Я подумал, что можно устроить пикник.
   — Пикник? Где?
   — Здесь. — Он бросил на кровать принесенных цыплят. — Тогда соседи не будут шокированы твоей наготой.
   — Я могу одеться, — засмеялась Эмма.
   — Ни в коем случае, — возмутился он, открывая банку колы. — Ты не против музыки?
   Линда Ронстадт запела «Голубой ручей», а Майкл перешел к делу и распечатал упаковку.
   — Хочешь?
   Эмма смотрела, как он впился в кусок.
   — Я не могу есть раздетая.
   — Можешь.
   Майкл протянул ей ножку. Она неуверенно откусила и засмеялась:
   — Правда не могу.
   Отложив цыпленка, он стянул с себя футболку и надел на Эмму:
   — Так лучше?
   — Намного. — Футболка хранила его запах, отчего Эмма вдруг ощутила зверский голод. — Я никогда еще не устраивала пикник в кровати.
   — На пляжном полотенце или в кровати — разница небольшая. Будем есть, слушать музыку, а потом займемся любовью. Но здесь нам не помешает песок.
   — Не понимаю, как все это произошло.
   — Ничего. Буду рад повторить это специально для тебя.
   — Тебе… — Она умолкла, недовольная собой.
   — Ты ведь не хотела спросить, было ли мне хорошо?
   — Нет… Что-то вроде того. — Эмма снова принялась за цыпленка. — Не бери в голову.
   Радуясь ей, себе, всему на свете, Майкл погладил ее по обнаженной руке:
   — Желаешь оценку по десятибалльной системе?
   — Майкл, заткнись.
   — Разумеется. Потому что ты не вписываешься в нее. — Но он только возбудил ее.
   — Я никогда… Я не думала, что смогу… — пробормотала Эмма и выпалила: — Я думала, что я фригидна.
   Майкл чуть не захохотал, но по ее лицу понял, что она не шутит. «Опять Латимер», — подумал он.
   —Ты ошиблась.
   Его небрежный ответ попал в точку. Подняв глаза, Эмма улыбнулась:
   — Если бы тогда на пляже я подчинилась инстинкту, то уже давно убедилась бы в обратном.
   — Почему бы тебе не подчиниться ему сейчас?
   Эмма колебалась, но потом обняла Майкла за шею и поцеловала. Тот бросил через плечо недоеденного цыпленка, и оба со смехом упали на кровать.
   —Останься на ночь, — попросил он, когда Эмма начала одеваться.
   — Не сегодня. Мне нужно подумать.
   — Вот этого я и боялся. — Майкл прижал ее к себе. — Я люблю тебя, Эмма. Почему бы тебе не подумать об этом? Ты должна мне поверить.
   — Я хочу поверить. Но сейчас не верю даже себе. Не так давно я считала, что Дрю любит меня, а я люблю его, однако ошибалась и в том, и в другом.
   — Черт тебя побери, Эмма! — Оборвав себя; Майкл отошел к окну, поднял шторы, и в комнату вползли сумерки.
   — Я вас не сравниваю.
   — Точно?
   — Да. — Майкл не сможет понять, какой это для нее прогресс — самой подойти к нему и прижаться щекой к его спине. — Я в себе не уверена. Мои проблемы начались не с Дрю, поэтому мне необходимо уяснить, чего же я хочу. За один день, проведенный с тобой, этого не поймешь. — Вздохнув, Эмма поцеловала его в плечо. — Бев с папой скоро возвращаются в Лондон.
   — Если ты собираешься уехать с ними, то прежде подумай хорошенько, — яростно блеснул глазами Майкл.
   — Ты меня не запугаешь. Я уже справилась со страхом. — Произнеся эти слова, Эмма осознала, насколько они верны. — Я думаю о том, чтобы остаться здесь. Им необходимо разобраться со своей жизнью, а я должна решить, что мне делать с моей.
   — Ты хочешь, чтобы я отошел в сторону?
   — Но не слишком далеко. — Эмма снова обняла его. — Я не хочу потерять тебя. В этом я уверена, только не знаю, как себя вести. Не могли бы мы еще повременить?
   — Хорошо. Но я не собираюсь ждать вечно.
   — И я тоже.

Глава 40

   Пытаясь сохранить терпение, Майкл закинул ноги на стол и уставился в потолок. Взволнованный голос в трубке не смолкал. Ничего, рано или поздно они привлекут доносчика как свидетеля. Просто Майклу очень хотелось, чтобы это случилось как можно раньше.
   — Слушай, парень, — наконец оборвал он собеседника. — Кажется, Спрингер был твоим другом? Ну да, слова ничего не стоят. Возможно, он никчемный бродяга, но, если нас задевают, мы принимаем дело близко к сердцу.
   Майкл выслушал новый поток бульканий. Как правило, менее всего склонен к сотрудничеству человек, обладающий важной информацией.
   — Прекрасно. А не хочешь приходить, мы сами найдем тебя. — Он взглянул на сержанта, бросившего ему на стол документы и почту. — Будь повнимательнее на улице. У нас в морге полно свободных мест. — Майкл слушал, перебирая документы. — Хорошее решение. Спроси детектива Кессельринга.
   Положив трубку, он хмуро взглянул на бумаги. Он надеялся выкроить пять минут, чтобы позвонить Эмме, но обстоятельства против него. Вздохнув, Майкл занялся почтой.
   — Эй, Кессельринг, с тебя десять баксов на рождественскую вечеринку.
   Если он еще раз услышит слово «Рождество», то кого-нибудь пристрелит. Желательно самого Сайта-Клауса.
   — Маккарти должен мне двадцатку. Возьми у него.
   — Эй! — Услышав свою фамилию, тот подошел к ним. — Где твое праздничное настроение?
   — В твоем бумажнике, — ответил Майкл.
   — Все грустишь, что твоя дама будет встречать Рождество в Лондоне? Улыбнись, Кессельринг, на свете полно блондинок.
   — Отвяжись.
   Маккарти прижал руку к сердцу:
   — Должно быть, это любовь.
   Не обращая на него внимания, Майкл разглядывал конверт из плотной бумаги. Странно, в тот момент, когда он думал о Лондоне, ему пришло оттуда письмо. «Адвокатская контора», — подумал Майкл, глядя на обратный адрес. Что понадобилось от него лондонской адвокатской конторе? Вскрыв конверт, Майкл обнаружил сопроводительное письмо и еще один розово-голубой конверт, надписанный затейливой вязью. Джейн Палмер.
   Хотя Майкл не был суеверен, но все же некоторое время провел в размышлениях о послании с того света. Наконец он вскрыл конверт, а через пять минут уже стоял в кабинете отца, глядя, как тот читает письмо:
   «Дорогой детектив Кессельринг! Вы расследовали убийство сына Брайана Макавоя. Я уверена, вы помните это дело. Если оно по-прежнему вас интересует, приезжайте в Лондон. Мне все известно. Это была моя идея, но они все испортили. Если вы заплатите за информацию, мы придем к соглашению.
   С уважением, Джейн Палмер».
   — Что ты об этом думаешь? — спросил Майкл.
   — Возможно, она что-то знала. Правда, в ночь убийства Палмер находилась за шесть тысяч миль отсюда, и мы никак не связывали ее с этим делом. Однако…
   — На первом штемпеле стоит дата, когда Джейн была еще жива. По утверждению адвокатов, письмо долго болталось на почте из-за неполного адреса, а затем его приобщили к остальным бумагам покойной. В результате прошло больше восьми месяцев, — с отвращением сказал Майкл.
   — Восемь месяцев или восемь дней, какая разница. Она все равно была уже мертва.
   — Если Палмер говорила правду и действительно знала, кто убил мальчика, то с ней, видимо, расправились. Причем этот человек не догадывался, что она успела отправить письмо. Я хочу изучить материалы, поговорить со следователем.
   Лу вертел письмо в руках. Оно адресовано следователю, который вел дело, но вряд ли Майкл примет это во внимание.
   — Согласен. Впервые за двадцать с лишним лет у нас появилась какая-то зацепка. — Вспомнив фотографию мальчика, Лу посмотрел на сына: — Полагаю, ты летишь в Лондон?

* * *

   Эмма раскатывала тесто. Она всегда любила Рождество, а в этом году впервые с детских лет будет встречать его в кругу семьи. Пахло корицей и жженым сахаром, по радио звучали праздничные мелодии, за окном падал легкий снежок.
   Но сердце Эммы не радовалось празднику. Кажется, оно сейчас за шесть тысяч миль отсюда, рядом с Майклом.
   — Я так рада, что ты с нами. Это много значит для меня и твоего отца, — обняла ее Бев.
   — И для меня. — Выдавив печенье в форме снежинки, Эмма положила его на противень. — В детстве ты позволяла мне делать это. Если бы здесь оказался Джонно, то обязательно стащил бы несколько сырых печений.
   — Как ты думаешь, почему я отослала его вместе с Браем? — Бев смотрела, как Эмма посыпает готовое печенье разноцветной пудрой. — Ты скучаешь по Майклу, а?
   — Ужасно. — Она задвинула противень в духовку, включила таймер. — Это глупо. Ведь прошло всего две недели. — Эмма снова принялась за тесто. — Наверное, хорошо, что я уехала. Не стоит так быстро давать волю чувствам.
   — Кэтрин говорит, у тебя поразительные успехи.
   — Надеюсь. И я вернулась к работе, заканчиваю книгу. Год назад Рождество было кошмарным. — Эмма повернулась к открывшейся двери кухни, и форма с тестом упала на пол. — Майкл!
   — Служанка разрешила мне пройти.
   Радостно вскрикнув, Эмма бросилась ему на шею и закрыла рот поцелуем.
   — Не могу поверить, что ты здесь. — Оторвавшись от Майкла, она принялась счищать с него сахарную пудру. — Я тебя всего обсыпала.
   — Извините, у меня куча дел. — Бев вытерла руки и торопливо выскользнула за дверь.
   — Ты говорил, что не сможешь приехать, — начала Эмма.
   — Изменился график.
   Майкл привлек ее к себе. Теплые губы дрогнули, прижимаясь к его губам, будя в нем страсть.
   — С Рождеством.
   — Ты надолго?
   — На пару дней. — Майкл посмотрел в сторону духовки. — Что это за звук?
   — Ой, мое печенье. — Выключив таймер, Эмма бросилась спасать его. — Я готовила, думая о тебе. Если хочешь, я вернусь с тобой, Майкл.
   — Конечно, хочу. Но тебе нужно побыть с родными. Я буду ждать твоего возвращения.
   — Я люблю тебя.
   Слова так быстро прошли от сердца до языка, что Эмма поразилась.
   — Скажи еще раз.
   Глаза Майкла потемнели, и она успокаивающе погладила его по щеке:
   — Я люблю тебя. Извини, что мне потребовалось столько времени, чтобы произнести это. — Он лишь молча прижал ее к себе. — Я поняла это, как только увидела тебя в Нью-Йорке на моей выставке. — С облегчением и радостью Эмма уткнулась ему в шею. — И испугалась. Кажется, я прожила в страхе много лет. А сейчас, когда ты вошел в эту дверь, все встало на свои места.
   — Теперь уж ты от меня не избавишься.
   — Хорошо. — Эмма подняла голову. — Как насчет печенья?

* * *

   Было неприятно лгать Эмме, но Майкл решил, что лучше пока не открывать ей причину, которая привела его в Лондон. Он обнаружил, что британские коллеги вежливы и полны желания помочь, хотя английская бюрократическая машина столь же неповоротлива, как и американская.
   Через два часа Майкл выяснил, что для ознакомления с делом ему надо опять прийти завтра.
   Свободное время он провел замечательно. Эмма с восторгом провела его от Тауэра к Пиккадилли, показала смену часовых, отвезла в Вестминстерское аббатство. Хотя Майкла уговорили остаться в доме Макавоев, он сохранил за собой номер в гостинице. После экскурсии по городу они с Эммой провели несколько часов в постели.
   Материалы дела мало чем помогли ему. Заключение безоговорочно: смерть от несчастного случая. Дактилоскописты обнаружили лишь отпечатки пальцев самой Джейн, ее последней служанки и торговца, обнаружившего тело. Но эти двое имели железное алиби. Соседи не могли сказать о покойной ничего хорошего, но в день смерти они никого и ничего подозрительного не видели.
   Майкл посмотрел снимки. «И меня еще считают неряхой», — думал он, глядя на запечатленную фотографом мерзость, в которой жила и умерла Джейн, и сожалея о том, что в квартире давно все убрали.
   Инспектор Карлсон, занимавшийся делом Палмер, терпеливо ждал.
   — Это был какой-то свинарник, — заметил он. — Никогда не видел ничего подобного. И не нюхал. Старуха пролежала там пару дней.
   — На шприце только ее отпечатки?
   — Да. Она все делала сама. Мы подумали о самоубийстве, но оно не подходит по всем параметрам. Видимо, она раздобыла героин, будучи в невменяемом состоянии, забыла развести его и отправилась в последний полет.
   — Где она достала зелье? У этого Хитча? Инспектор сжал губы:
   — Он только иногда балуется. У него нет связей, чтобы купить столь качественный товар.
   — Если не он, то кто?
   — Этого мы не смогли установить. Наверное, она купила его сама. В свое время она была известной личностью, и у нее оста вались знакомства.
   — Вы видели ее письмо, отправленное к нам в департамент?
   — Поэтому мы и хотим снова открыть дело. Если действительно речь идет о преступлении, которое связано с убийством в вашей стране, можете рассчитывать на сотрудничество. — Инспектор поправил очки на горбатом носу. — Прошло двадцать лет, а никто из нас не забыл, что случилось с маленьким Дарреном Макавоем.
   «Да, никто не забыл». Сидя в кабинете Брайана, обитом дубом, Майкл наблюдал за тем, как тот читает письмо бывшей возлюбленной.
   В камине весело потрескивал огонь, перед ним стояли уютные кресла. Стены и полки были украшены призами, наградами и фотографиями. Но нераспакованные коробки свидетельствовали о том, что сюда переехали совсем недавно. Заваленный бумагами и фотографиями письменный стол принадлежал скорее бизнесмену, а не рок-звезде. У стены красовались синтезатор «Ямаха» и огромный катушечный магнитофон. В баре стояли только минеральная вода и прохладительные напитки. Майкл подождал, когда Брайан закончит чтение, и сказал:
   — Мы с отцом решили, что вы должны знать.
   — Вы считаете его подлинным?
   — Да.
   Брайан нервно суетился с зажигалкой. В нижнем ящике стола лежала нераспечатанная бутылка ирландского виски. За шесть недель и три дня с тех пор, как Брайан отказался от алкоголя, ему никогда так не хотелось выпить, как сейчас.
   — Господи Иисусе, я думал, что знаю, на что она способна, но этого не могу понять. — Он втянул дым, словно утопающий глоток воздуха. — Если она… почему она захотела навредить ему? Нет, она хотела сделать больно мне.
   — Мы по-прежнему считаем, что смерть мальчика — случайность. По логике, мотивом являлось похищение с целью выкупа.
   «Едва ли это утешение», — подумал Майкл.
   — Я уже платил ей за Эмму. — Брайан потер лицо руками, затем уронил их на стол. — Она готова была убить Эмму прямо у меня на глазах. В порыве ярости она способна на все, но замыслить нечто подобное… Не могу поверить.
   — Ей помогли.
   Брайан сорвался с места и забегал по комнате, наполненной многочисленными доказательствами его успеха. Золотые и платиновые диски, премии «Грэмми», все американские музыкальные награды. Знаки того, что его музыка имеет значение.
   Борясь с ними за место в интерьере, на стенах пестрели фотографии. «Опустошение» вчера и сегодня. Брайан с другими певцами, музыкантами, политиками, знаменитостями. Среди них фотография Эммы и Даррена, сидящих на берегу ручья и щурящихся на солнце.
   Двадцать лет растаяли в одно мгновение, и Брайан снова очутился на залитой солнцем траве, услышал смех своих детей.
   — Я думал, это осталось позади, — сказал он, отворачиваясь от фотографии. — Я не хочу, чтобы узнала Бев… пока. Я скажу ей сам в подходящий момент.
   — Решать вам. Но вы должны знать, что я собираюсь открыть дело снова.
   — Такой же упрямый, как и твой отец?
   — Хочу надеяться.
   — А как насчет Эммы? Ты собираешься допрашивать ее? — Брайан взял бутылку имбирного пива. Жалкая замена виски. — Бев считает, что ты любишь ее.
   — Люблю. — Майкл качнул головой, отказываясь от пива. — И собираюсь жениться на ней, как только она будет готова.
   — Я не хотел, чтобы она связалась с Дрю, но вел себя неправильно. Если бы я не возражал, если бы не давил на нее, возможно, Эмма подождала бы?
   — Латимер хотел приблизиться к вам, рассчитывал на то, что вы можете для него сделать. А мне нужна только Эмма.
   — Она всегда была самой незаменимой и прекрасной частью моей жизни. То, что я бездумно сотворил, оказалось необыкновенно хорошим. — С подобием улыбки, так похожей на улыбку дочери, Брайан посмотрел на Майкла. — Ты заставил меня понервничать, когда Эмма привела тебя в тот жуткий особняк Пи Эм в Беверли-Хиллз. Взглянув на тебя, я подумал: «Этот парень отберет у меня Эмму». Должно быть, ирландская кровь. Многие из нас — поэты, пьяницы и прорицатели.
   — Я могу сделать ее счастливой.
   — Полагаюсь на твое слово. — Брайан опять взял письмо. — Как для меня ни важно узнать, кто убил моего сына, но еще важнее, чтобы Эмма была счастлива.
   — Папа, у Пи Эм и Аннабель родился ребенок. Ой, извини те. — Эмма застыла у двери. — Майкл, я не знала, что ты здесь.
   — Тебя не было, когда я вернулся. — Майкл забрал у Брайана письмо и небрежно сунул в карман.
   — Что случилось?
   — Ничего. — Выйдя из-за стола, Брайан поцеловал дочь. —Я допекал Майкла. Похоже, у него есть кое-какие мысли насчет моей дочери.
   Эмма улыбнулась, но тут увидела глаза отца:
   — В чем дело?
   — Я же сказал тебе.
   Брайан обнял ее за плечи и собрался увести, но Эмма стряхнула его руку и обратилась к Майклу:
   — Ты мне покажешь тот конверт?
   — Да, но я предпочел бы сделать это позже.
   — Папа, оставь нас на минутку. Пожалуйста.
   — Эмма…
   — Пожалуйста.
   Брайан неохотно закрыл за собой дверь.
   — Я тебе верю, Майкл, — начала Эмма. — Если ты скажешь, что вы с папой говорили здесь только обо мне, я поверю тебе.
   Как бы ему хотелось сказать это.
   — Нет, мы говорили не о тебе. Сядь.
   Сейчас будет плохо. Эмма стиснула руки на коленях, как делала еще со школьных времен, когда боялась услышать то, что ей предстояло услышать. Майкл достал конверт и молча протя-щит ей.