Страница:
— Господи Иисусе, — произнес Маккарти.
— Не пускай сюда никого.
Сняв куртку, Майкл укутал Эмму. Та продолжала стрелять из разряженного пистолета, и Майклу не удалось вытащить его из намертво сведенной руки.
— Эмма. Малышка. Все хорошо. Все уже позади, — говорил он, нежно погладив ее по голове.
Ему потребовалась вся его воля, чтобы не дать выход ярости. Лицо Эммы представляло собой кровавое месиво, один глаз полностью заплыл, второй остекленел от шока.
— Отдай мне пистолет, детка. Он больше не нужен. Все в порядке. — Майкл встал, чтобы Эмма могла видеть его лицо. — Это Майкл. Ты меня слышишь? Это Майкл. Все будет хорошо.
Он прижал ее к себе и начал укачивать. Рука у нее обмякла, и Майкл наконец вытащил пистолет. Животный вой, который вырвался у Эммы, когда он обнял ее, не был признаком горя.
— «Скорая» уже в пути. — Взглянув на тело Дрю, Маккарти сел рядом с напарником. — Изуродовал он ее изрядно, да?
Майкл продолжат укачивать Эмму, но обернулся и с ненавистью посмотрел на Дрю Латимера.
— Как жаль, что умереть можно только раз.
— Да, — покачал головой Маккарти. — Сукин сын еще сжимает ремень.
На месте, где покоился его сын, росли полевые цветы. Он предпочел их мраморной плите с именем и датами.
Рядом похоронены родители. Брайан знал их десятки лет, однако сына он помнил отчетливее.
С кладбища были видны поля, темно-коричневые лоскуты, прорезающие густую зелень, и пятнистые коровы. Утро в Ирландии — лучшее время для того, чтобы посидеть, помечтать. Свет мягкий, жемчужный, такого Брайан не видел нигде, кроме Ирландии. Единственными проносившимися звуками были собачий лай да отдаленное ворчание трактора.
Бев остановилась. Она не предполагала, что встретит здесь Брайана. Она приезжала сюда только тогда, когда была уверена, что он в другом месте. Она не хотела встречаться с ним у могилы, перед которой они стояли много лет» назад.
Бев собралась повернуть назад, но Брайан выглядел таким одиноким.
Они оба слишком одиноки.
Брайан не услышал шагов и обернулся, только когда на него упала тень. Бев молча положила букет сирени к мраморной плите и опустилась на колени.
Они молча слушали шелест ветра в высокой траве и далекий шум трактора.
— Хочешь, я уйду? — спросил Брайан.
— Нет. — Она нежно провела рукой по мягкой траве, укрывшей ее сына. — Он был красивым, правда?
— Да. — Брайан пытался сдержать слезы. Он уже давно не плакал здесь. — Он был так похож на тебя.
— Он взял лучшее у нас обоих, — тихо сказала она, глядя вдаль. Холмы почти не изменились. Жизнь продолжалась. Это самый трудный урок, который усвоила Бев. — Он был такой веселый, жизнерадостный. У него была твоя улыбка, Брай. И Эммы.
— Он всегда был счастлив. Думая о нем, я постоянно вспоминаю это.
— Больше всего я боялась, что когда-нибудь забуду его и память о нем со временем потускнеет. Но этого не произошло. Я помню, как он смеялся, как смех буквально выливался из него. Я никогда не слышала звука прекраснее. Я любила его слишком сильно, Брай.
— Нельзя любить слишком сильно.
— Можно. — Некоторое время Бев молчала. Раздавшееся мычание коровы почему-то заставило ее улыбнуться. — Ты думаешь, все ушло? Все, чем он был и чем мог быть, просто исчезло, перестало существовать, когда он умер?
— Не думаю. — Брайан посмотрел на нее. Его ответ все решил.
— А я думала… сначала. Возможно, именно поэтому я потеряла тебя. Было ужасно думать, что вся эта красота и радость существовали так недолго. Но со временем поняла, что это неправда. Он по-прежнему жив в моем сердце. И в твоем.
Брайан отвернулся к далеким холмам.
— Иногда я хочу забыть. Иногда делаю все, чтобы забыть. Худшая из мук — пережить своего ребенка.
— Когда это случается, понимаешь, что ничего уже столь мучительного больше не произойдет. Он был с нами почти три года, Брай. Вот что я хочу помнить. Ты был прекрасным отцом.
Бев взяла его за руки, и, когда он сжал ее пальцы, она не стала отнимать их.
— Жаль, что я не разделила с тобой боль, как делила радость. Я была эгоисткой, стараясь удержать боль, хотела, чтобы она принадлежала только мне. Но она наша, так же как нашим был Даррен.
Слезы сдавили Брайану горло. Поняв все, Бев повернулась к нему. Они обнялись и молча сидели, глядя, как поднимается солнце, высушивая росу на высокой траве.
— Я не должен был покидать тебя.
— Мы покинули друг друга.
— Почему? Почему?
— Я много думала об этом. Наверное, мы считали, что, если будем счастливы после того, как Даррена не стало, мы предадим его. Это неправильно.
— Бев. — Он уткнулся лицом в ее волосы. — Не уходи. Пожалуйста, не уходи.
— Нет, — тихо сказала она. — Не уйду.
Они вернулись на ферму, держась за руки. В комнате, залитой солнечным светом, они раздели друг друга, прерываясь только для долгих поцелуев и нежных ласк.
Брайан не был тем молодым мужчиной, который когда-то любил ее. И Бев не была той же женщиной. Оба стали более терпеливыми, уже не бросились на кровать, а медленно легли, сознавая, насколько дорог каждый момент после того, как столько времени упущено.
Но, изменившись, они не перестали понимать друг друга, и, когда Бев прильнула к нему, обоим показалось, что этих лет разлуки не было. Прижавшись губами к ее шее, Брайан впитывал знакомый запах.
Охваченные страстью, они скользили по ее краю, не желая слепо подчиняться ей, как прежде. Закрыв глаза, Бев ласкала его тело, вспоминая каждую впадинку, каждую выпуклость. Освобожденная страсть разливалась по их жилам выдержанным вином.
Бев приняла его с радостью и, когда они стали одним целым, заплакала. Прикоснувшись губами ко рту Брайана, она почувствовала вкус его слез.
Потом они лежали молча. Бев уткнулась лицом ему в плечо, дивясь, как же все просто. Минуло почти двадцать лет, половина жизни прожита без него. И вот он здесь, под ее ладонью стучит его сердце.
— Все как прежде, — сказал Брайан, Словно читая ее мысли. — И в то же время по-другому.
— Я не хотела этого, прилагала столько усилий, чтобы быть подальше от тебя. — Подняв голову, Бев заглянула ему в глаза. — Я не хотела любить так сильно.
— По-настоящему хорошо мне было только с тобой. Больше не проси отпустить тебя.
Она смахнула с его лба волосы, тронутые первой сединой.
— Я всегда боялась, что ты не очень нуждаешься во мне. Во всяком случае, не так, как я нуждаюсь в тебе.
— Ты ошибалась.
— Знаю. Мы потеряли много времени, Брай. Я хочу, чтобы ты вернулся домой.
Они провели ночь в этой старой кровати, разговаривая, занимаясь любовью. Когда зазвонил телефон, Брайан ответил только потому, что не было другого способа прервать звонки.
— Брайан Макавой?
— Слушаю вас.
— Это Майкл Кессельринг. Я давно пытаюсь связаться с вами.
— Кессельринг. — Он сразу пожалел, что произнес фамилию вслух, ибо лежащая рядом Бев напряглась. — В чем дело?
— Эмма.
— Эмма? — Брайан сел, чувствуя, как пересохло во рту. Бев сжала его плечо. — Что случилось?
Лучше говорить сразу. Майкл знал это по опыту, но сейчас было трудно подбирать слова.
— Она в больнице. Здесь, в Лос-Анджелесе. Она…
— Несчастный случай?
— Нет, ее очень сильно избили. Я объясню при встрече.
— Избили? Эмму избили? Ничего не понимаю.
— Врачи ею занимаются. Они сказали, что с ней все будет в порядке, но ей нужны вы.
— Мы выезжаем. Бев уже одевалась.
— Что случилось?
— Не знаю. Она в больнице в Лос-Анджелесе. — Брайан вы ругался, борясь с пуговицами рубашки.
— Вот. — Бев моментально справилась с ними. — Все будет в порядке, Брай. Она крепче, чем выглядит.
Он только кивнул и на мгновение прижал ее к себе.
Глава 37
— Не пускай сюда никого.
Сняв куртку, Майкл укутал Эмму. Та продолжала стрелять из разряженного пистолета, и Майклу не удалось вытащить его из намертво сведенной руки.
— Эмма. Малышка. Все хорошо. Все уже позади, — говорил он, нежно погладив ее по голове.
Ему потребовалась вся его воля, чтобы не дать выход ярости. Лицо Эммы представляло собой кровавое месиво, один глаз полностью заплыл, второй остекленел от шока.
— Отдай мне пистолет, детка. Он больше не нужен. Все в порядке. — Майкл встал, чтобы Эмма могла видеть его лицо. — Это Майкл. Ты меня слышишь? Это Майкл. Все будет хорошо.
Он прижал ее к себе и начал укачивать. Рука у нее обмякла, и Майкл наконец вытащил пистолет. Животный вой, который вырвался у Эммы, когда он обнял ее, не был признаком горя.
— «Скорая» уже в пути. — Взглянув на тело Дрю, Маккарти сел рядом с напарником. — Изуродовал он ее изрядно, да?
Майкл продолжат укачивать Эмму, но обернулся и с ненавистью посмотрел на Дрю Латимера.
— Как жаль, что умереть можно только раз.
— Да, — покачал головой Маккарти. — Сукин сын еще сжимает ремень.
* * *
Сидя у могилы Даррена, Брайан глядел на плывущие по небу облака. Каждый раз он надеялся, что обретет здесь успокоение. Но хотя этого не происходило, Брайан снова и снова возвращался сюда.На месте, где покоился его сын, росли полевые цветы. Он предпочел их мраморной плите с именем и датами.
Рядом похоронены родители. Брайан знал их десятки лет, однако сына он помнил отчетливее.
С кладбища были видны поля, темно-коричневые лоскуты, прорезающие густую зелень, и пятнистые коровы. Утро в Ирландии — лучшее время для того, чтобы посидеть, помечтать. Свет мягкий, жемчужный, такого Брайан не видел нигде, кроме Ирландии. Единственными проносившимися звуками были собачий лай да отдаленное ворчание трактора.
Бев остановилась. Она не предполагала, что встретит здесь Брайана. Она приезжала сюда только тогда, когда была уверена, что он в другом месте. Она не хотела встречаться с ним у могилы, перед которой они стояли много лет» назад.
Бев собралась повернуть назад, но Брайан выглядел таким одиноким.
Они оба слишком одиноки.
Брайан не услышал шагов и обернулся, только когда на него упала тень. Бев молча положила букет сирени к мраморной плите и опустилась на колени.
Они молча слушали шелест ветра в высокой траве и далекий шум трактора.
— Хочешь, я уйду? — спросил Брайан.
— Нет. — Она нежно провела рукой по мягкой траве, укрывшей ее сына. — Он был красивым, правда?
— Да. — Брайан пытался сдержать слезы. Он уже давно не плакал здесь. — Он был так похож на тебя.
— Он взял лучшее у нас обоих, — тихо сказала она, глядя вдаль. Холмы почти не изменились. Жизнь продолжалась. Это самый трудный урок, который усвоила Бев. — Он был такой веселый, жизнерадостный. У него была твоя улыбка, Брай. И Эммы.
— Он всегда был счастлив. Думая о нем, я постоянно вспоминаю это.
— Больше всего я боялась, что когда-нибудь забуду его и память о нем со временем потускнеет. Но этого не произошло. Я помню, как он смеялся, как смех буквально выливался из него. Я никогда не слышала звука прекраснее. Я любила его слишком сильно, Брай.
— Нельзя любить слишком сильно.
— Можно. — Некоторое время Бев молчала. Раздавшееся мычание коровы почему-то заставило ее улыбнуться. — Ты думаешь, все ушло? Все, чем он был и чем мог быть, просто исчезло, перестало существовать, когда он умер?
— Не думаю. — Брайан посмотрел на нее. Его ответ все решил.
— А я думала… сначала. Возможно, именно поэтому я потеряла тебя. Было ужасно думать, что вся эта красота и радость существовали так недолго. Но со временем поняла, что это неправда. Он по-прежнему жив в моем сердце. И в твоем.
Брайан отвернулся к далеким холмам.
— Иногда я хочу забыть. Иногда делаю все, чтобы забыть. Худшая из мук — пережить своего ребенка.
— Когда это случается, понимаешь, что ничего уже столь мучительного больше не произойдет. Он был с нами почти три года, Брай. Вот что я хочу помнить. Ты был прекрасным отцом.
Бев взяла его за руки, и, когда он сжал ее пальцы, она не стала отнимать их.
— Жаль, что я не разделила с тобой боль, как делила радость. Я была эгоисткой, стараясь удержать боль, хотела, чтобы она принадлежала только мне. Но она наша, так же как нашим был Даррен.
Слезы сдавили Брайану горло. Поняв все, Бев повернулась к нему. Они обнялись и молча сидели, глядя, как поднимается солнце, высушивая росу на высокой траве.
— Я не должен был покидать тебя.
— Мы покинули друг друга.
— Почему? Почему?
— Я много думала об этом. Наверное, мы считали, что, если будем счастливы после того, как Даррена не стало, мы предадим его. Это неправильно.
— Бев. — Он уткнулся лицом в ее волосы. — Не уходи. Пожалуйста, не уходи.
— Нет, — тихо сказала она. — Не уйду.
Они вернулись на ферму, держась за руки. В комнате, залитой солнечным светом, они раздели друг друга, прерываясь только для долгих поцелуев и нежных ласк.
Брайан не был тем молодым мужчиной, который когда-то любил ее. И Бев не была той же женщиной. Оба стали более терпеливыми, уже не бросились на кровать, а медленно легли, сознавая, насколько дорог каждый момент после того, как столько времени упущено.
Но, изменившись, они не перестали понимать друг друга, и, когда Бев прильнула к нему, обоим показалось, что этих лет разлуки не было. Прижавшись губами к ее шее, Брайан впитывал знакомый запах.
Охваченные страстью, они скользили по ее краю, не желая слепо подчиняться ей, как прежде. Закрыв глаза, Бев ласкала его тело, вспоминая каждую впадинку, каждую выпуклость. Освобожденная страсть разливалась по их жилам выдержанным вином.
Бев приняла его с радостью и, когда они стали одним целым, заплакала. Прикоснувшись губами ко рту Брайана, она почувствовала вкус его слез.
Потом они лежали молча. Бев уткнулась лицом ему в плечо, дивясь, как же все просто. Минуло почти двадцать лет, половина жизни прожита без него. И вот он здесь, под ее ладонью стучит его сердце.
— Все как прежде, — сказал Брайан, Словно читая ее мысли. — И в то же время по-другому.
— Я не хотела этого, прилагала столько усилий, чтобы быть подальше от тебя. — Подняв голову, Бев заглянула ему в глаза. — Я не хотела любить так сильно.
— По-настоящему хорошо мне было только с тобой. Больше не проси отпустить тебя.
Она смахнула с его лба волосы, тронутые первой сединой.
— Я всегда боялась, что ты не очень нуждаешься во мне. Во всяком случае, не так, как я нуждаюсь в тебе.
— Ты ошибалась.
— Знаю. Мы потеряли много времени, Брай. Я хочу, чтобы ты вернулся домой.
Они провели ночь в этой старой кровати, разговаривая, занимаясь любовью. Когда зазвонил телефон, Брайан ответил только потому, что не было другого способа прервать звонки.
— Брайан Макавой?
— Слушаю вас.
— Это Майкл Кессельринг. Я давно пытаюсь связаться с вами.
— Кессельринг. — Он сразу пожалел, что произнес фамилию вслух, ибо лежащая рядом Бев напряглась. — В чем дело?
— Эмма.
— Эмма? — Брайан сел, чувствуя, как пересохло во рту. Бев сжала его плечо. — Что случилось?
Лучше говорить сразу. Майкл знал это по опыту, но сейчас было трудно подбирать слова.
— Она в больнице. Здесь, в Лос-Анджелесе. Она…
— Несчастный случай?
— Нет, ее очень сильно избили. Я объясню при встрече.
— Избили? Эмму избили? Ничего не понимаю.
— Врачи ею занимаются. Они сказали, что с ней все будет в порядке, но ей нужны вы.
— Мы выезжаем. Бев уже одевалась.
— Что случилось?
— Не знаю. Она в больнице в Лос-Анджелесе. — Брайан вы ругался, борясь с пуговицами рубашки.
— Вот. — Бев моментально справилась с ними. — Все будет в порядке, Брай. Она крепче, чем выглядит.
Он только кивнул и на мгновение прижал ее к себе.
Глава 37
Темнота и боль. Она разливается по телу, теплым красным океаном накрывает ее, давит, не пропуская воздух и свет. Эмма старалась подняться над ней или опуститься под нее. Однако не могла обмануть эту ноющую боль. Ее она способна вытерпеть. Но не темноту, не тишину.
Эмма попыталась шевельнуться, но, когда осознала, что не имеет понятия, стоит она, сидит или лежит, ее охватила паника. Она не чувствовала ни рук, ни ног, только выматывающую боль. Она пыталась заговорить, позвать кого-нибудь, все равно кого. Мысленно кричала, но никто ей не отвечал.
Эмма знала, что ее били, помнила, как на нее смотрел Дрю. Возможно, он еще здесь, следит за ней, ждет в темноте. На этот раз он… Возможно, она уже мертва.
Теперь она чувствовала не только боль. Она чувствовала гнев. Ей не хотелось умирать. Застонав от отчаяния, Эмма напрягла все силы и волю, чтобы открыть глаза. Наверное, веки просто зашили.
Чья-то рука коснулась ее волос. Эмма ощутила это слабое прикосновение, и к боли тут же примешался ужас.
— Спокойно, Эмма. Все хорошо. Успокойся.
Это не Дрю. Не его голос, не его прикосновение.
— Ты в безопасности. Обещаю.
Майкл. Ей захотелось произнести имя вслух, поблагодарить за то, что она в темноте не одна. Что жива. Но Эмму опять накрыла темно-красная волна.
Большую часть ночи она тонула и всплывала. Майклу сказали, что она будет крепко спать, однако ее страх боролся со снотворным. Майкл чувствовал, что этот страх выплескивается из нее каждый раз, когда Эмма всплывает на поверхность.
Он разговаривал с ней, час за часом повторяя одни и те же заверения. Его голос или слова, кажется, успокаивали Эмму, поэтому он сидел рядом, смотрел на нее, держал за руку.
Ему хотелось сделать что-то еще. Ни его подготовка, ни годы службы в полиции не научили его терпению. Беспомощно сидеть рядом, когда любимая женщина ведет молчаливую борьбу. Ее нежное лицо изуродовано, стройное тело покрыто ссадинами.
Врачи заверили, что она не умрет. О тяжести повреждений можно будет судить позднее. А сейчас он может только ждать. И сожалеть.
Если бы он в нужный момент поднажал, то смог бы уговорить ее рассказать о том, насколько плохи дела. Ведь он же полицейский, черт возьми, и знает, как получить информацию.
Но он отступил, желая предоставить ей время и дать возможность успокоиться. Господи, он оставил ее, когда нужно было взять ее под охрану. Он далией время, когда нужно было немедленно запрашивать в Нью-Йорке ордер на арест.
И потому, что Майкл не выполнил свой долг, а позволил вмешаться чувствам, Эмма теперь лежит в больнице.
Он оставил ее только раз, когда из Нью-Йорка прилетели Марианна с Джонно.
— Майкл, что случилось?
Тот потер глаза руками. Свет в коридоре ослепил его.
— Латимер. Похоже, он проник в ее номер.
— О боже! — Марианна стиснула плюшевую собачку. — Насколько плохо обстоят дела?
— Очень плохо. Он сломал ей три ребра, вывихнул плечо. У нее травмированы внутренние органы, синяки и ссадины даже не берусь считать… Врачи говорят, что хирургического вмешательства не потребуется.
— Где этот ублюдок? — процедил Джонно, глядя на закрытую дверь.
— Мертв.
— Хорошо. Мы хотим взглянуть на нее.
Майкл уже и так надоел врачам, но, воспользовавшись своим значком, он все-таки уговорил их впустить Марианну и Джонно в палату.
— Идите к ней, а мы с сиделкой подождем в коридоре. — Он тоже посмотрел на закрытую дверь. — Эмме дали успокоительное.
Пока их не было, Майкл перебирал в памяти все дневные события, пытаясь определить, мог ли он что-нибудь изменить. Дело во времени. Если бы он взломал дверь на пять минут раньше, может, все было бы по-другому.
Увидев выходящих из палаты, Майкл встал и уступил Марианне свой стул. Глаза у нее покраснели, но он решил, что она справится.
— Я не должна была оставлять ее одну.
— Ты ни в чем не виновата, — сказал Джонно.
— Не виновата. Но я не должна была оставлять ее одну.
Не обращая внимания на запрещающую надпись, Джонно зажег сигарету и передал Марианне.
— В самолете Марианна рассказала мне все. Полагаю, ты знаешь, что этот Латимер больше года издевался над Эммой.
Майкл раздавил пластиковую чашку.
— Подробности мне неизвестны. Как только Эмма сможет говорить, ей придется дать показания.
— Показания? — удивилась Марианна. — Разве она обязана давать показания?
— Так положено. — Майкл снова взглянул на дверь. — Простая формальность.
— Но этим займешься ты, — вставил Джонно. — Мне бы не хотелось, чтобы Эмме пришлось говорить с чужим человеком.
— Я возьму у нее показания.
Марианна изучала Майкла. Он сильно повзрослел по сравнению с тем парнем на фотографии десятилетней давности. А сейчас, с темными кругами под глазами и усталыми морщинами, он выглядел даже постаревшим. Но Марианна решила, что на этого человека можно положиться. Что бы там ни заявляла ее подруга, Майкл Кессельринг абсолютно соответствовал образу полицейского, который сложился у Марианны. — Это вы убили Дрю?
Больше всего на свете Майклу хотелось ответить «да».
— Нет, я опоздал.
— Кто это сделал?
— Эмма.
— О господи, — только и сказал Джонно.
— Слушайте, я не хочу оставлять ее одну, а вы поезжайте в гостиницу, отдохните.
— Мы останемся. — Марианна взяла Джонно за руку. — И будем сидеть с ней по очереди.
Кивнув, Майкл вернулся к Эмме.
Она вынырнула на поверхность, и даже неяркий свет принес ей облегчение. Всю ночь снились бесконечные сны, причем такие странные. Большинство уже исчезло, как полночные миражи в лучах солнца. Но скоро опять начнутся кошмары. Эмма слышала отголоски музыки и шелест теней.
Она пыталась стряхнуть остатки сна, открыть глаза. Но открылся только один. Подняв руку, она нащупала повязку и сразу все вспомнила.
Страх, как дым, наполнил легкие, буквально задушив ее. Эмма повернула голову и увидела Майкла, который дремал на стуле у кровати, уронив голову на грудь и держа ее за руку. Она чуть пошевелила пальцами, и Майкл тотчас проснулся.
— Эй, — улыбнулся он, поднося ее руку к губам. — Доброе утро.
— Как… — Эмма закрыла глаза, негодуя на свой едва слышный шепот. — Как долго?
— Ты проспала целую ночь, только и всего. Больно? Очень. Но она отрицательно покачала головой. Это заставило ее поверить, что она жива.
— Это произошло на самом деле, правда?
— Все уже позади. — Желая успокоить ее не меньше, чем себя, он прижал руку Эммы к своей щеке. — Сейчас позову сиделку. Врачи просили сообщить, когда ты проснешься.
— Майкл… Я его убила?
Тот ответил не сразу. Лица Эммы он не видел, но рука у нее не дрогнула.
— Да. И я буду до конца жизни жалеть о том, что ты меня опередила.
Эмма не выпускала руки Майкла.
— Мне кажется, я ничего не чувствую. Ни горя, ни облегчения, ни сожаления. Только опустошенность.
Майкл знал, что такое держать оружие, целиться, стрелять в человеческое существо. Повинуясь долгу. Защищая себя. Но какой бы необходимой или жизненно важной ни была причина, этого уже не забыть никогда.
— Ты сделала единственно возможное. Помни только это. Об остальном сейчас не беспокойся.
— У него был такой прекрасный голос. Я влюбилась в него. Почему все так получилось?
Майкл не мог утешить ее, не мог ответить.
Оставив Эмму на попечение сиделки, он вышел в холл. Марианна дремала, положив голову на плечо Джонно. Комната была окрашена в мягкие пастельные тона. Видимо, они должны успокаивать и подбадривать близких, которым оставалось только сидеть и ждать. У стены — включенный телевизор, на столе — чайники, корзинки с пакетиками растворимого кофе и чая, в противоположных углах комнаты по телефону.
— Она проснулась, — сказал Майкл.
— Проснулась? — тотчас же встрепенулась Марианна. — Как она?
— С ней все в порядке. — Майкл налил себе кофе, машинально размешивая. — Она помнит случившееся и привыкает к этому. С ней сиделка, доктора уже вызвали. Скоро сможете с ней увидеться.
Все замолчали, когда на экране телевизора возникло лицо Эммы. Сообщение было кратким, показали фотографии Эммы и Дрю, затем последовали интервью с администратором гостиницы и двумя свидетелями, которые, услышав шум, вызвали полицию.
Говорил лысеющий мужчина средних лет, раскрасневшийся от возбуждения. Майкл вспомнил, что оттолкнул его, когда высаживал дверь.
— Я слышал ужасный грохот. И женщина кричала, умоляя мужчину остановиться. Мне показалось, дела плохи, и я начал стучать в дверь. У меня соседний номер. Затем появились копы. Один из них вышиб дверь. На секунду я увидел женщину, распростертую на полу, всю в крови. У нее был пистолет, она выстрелила, потом стреляла до тех пор, пока у нее не кончились патроны.
Выругавшись, Майкл бросился к телефону. А на экране уже появился вход в больницу. Репортер с важным видом сообщил, что Эмма Макавой-Латимер находится под охраной.
— Слушай, — бросил Майкл в трубку, — мне на это наплевать. Задержи их на время. Я хочу, чтобы у двери ее палаты круглосуточно дежурил полицейский в форме и гнал журналистов, которые вздумают пробраться к ней. После обеда я сделаю заявление.
— Ты не сможешь помешать, — сказал Джонно, когда Майкл бросил трубку.
— Я смогу на время задержать их.
Джонно встал. Не было смысла говорить ему, что Эмма знает цену популярности. Она платит ее всю свою жизнь.
— Марианна, сходи к Эмме, а я угощу копа завтраком.
— Я не хочу…
— Нет, хочешь, — заявил Джонно. — Не каждый день тебе представляется возможность делить омлет с рок-легендой. Марианна, иди к Эмме. Я скоро зайду. — И когда та ушла, он сказал Майклу: — Впервые я увидел Эмму трехлетней крошкой. Она пряталась под кухонной мойкой в грязной квартире Джейн. Ее уже успели достаточно побить. Она справилась тогда. Справится и на этот раз.
— Я обязан был получить ордер на его арест, — сказал Майкл. — Должен был надавить на Эмму и добиться ордера.
— Ты давно любишь ее?
— Большую часть жизни, — вздохнул Майкл. Он распахнул окно, чтобы глотнуть свежего воздуха, и, стиснув руками подоконник, свесился наружу. — Всего пять минут. Если бы ублюдок опоздал на пять минут или я пришел бы на пять минут раньше, я бы убил его. Я ворвался в номер с пистолетом в руке. Мне нужно было убить его… для нее.
— А, мужской эгоизм. — Джонно сохранял на лице саркастическую полуулыбку, когда Майкл резко обернулся к нему. — Представляю твои чувства, но не согласен с тобой. Я рад, что Эмма сама пришила этого подонка. Так справедливее. Жаль только, что она не сделала этого давно.
Майкл слишком устал, чтобы спорить. Они уже подошли к лифту, когда двери открылись и из кабины стремительно вышли Брайан и Бев.
— Где она? — спросил Брайан.
— Здесь. Не спеши, — взял его за руку Джонно. — С ней Марианна. А вам нужно сначала успокоиться. Эмме и так пришлось изрядно поволноваться.
— Джонно прав, Брай. Не нужно волновать ее. К тому же следует узнать, что… как это случилось. Вы можете рассказать, что произошло? — спросила Бев у Майкла. — После вашего звонка мы все время были в пути.
— Вчера Дрю Латимер нашел Эмму в гостинице.
— Нашел? — прервал Брайан. — Ты хочешь сказать, что они были не вместе?
— Она начала бракоразводный процесс и скрывалась от него.
— Бракоразводный процесс? — От недосыпания и тревоги Брайан плохо соображал и сделал медленный вдох-выдох, пытаясь прочистить мозги. — Я разговаривав с Эммой пару недель назад, и она ничего не говорила о разводе.
— Она не могла сказать, — ответил Майкл. — Потому что боялась. Латимер плохо обращался с ней.
— Бред какой-то. Он ее боготворил.
— Да. — Ярость, так долго сдерживаемая Майклом, выплеснулась наружу. — Он был любящим мужем. Принцем, мать его. Поэтому Эмма все время жила в страхе. Поэтому она лежит сейчас здесь с изуродованным лицом и сломанными ребрами. Он, черт возьми, едва не залюбил ее до смерти.
Губы у Брайана задрожали, и он до боли сжал руку Бев.
— Он бил ее? Ты хочешь сказать, Эмма здесь из-за него?
— Вот именно.
— Где он? — Брайан в ярости схватил Майкла за ворот.
— Мертв.
— Спокойно, Брай, — потрепал его по плечу Джонно, раздумывая, не встать ли между двумя разъяренными мужчинами. — Эмме нисколько не поможет, если ты сорвешься.
— Я хочу ее видеть. Мы с Бев хотим видеть ее немедленно.
Он подошел к двери в тот момент, когда Марианна выходила из палаты, и некоторое время молча смотрел на неподвижно лежащую дочь.
— Детка. — Рука об руку с Бев он вошел в палату. Эмма взглянула на них и попыталась прикрыть распухшую щеку, не желая, чтобы отец видел ее в таком состоянии. Брайан нежно отвел ее руки. — Эмма. — Нагнувшись, он поцеловал дочь в лоб. — Прости. Прости.
Тут она дала волю слезам, заикаясь, выпаливая извинения и объяснения. Потом откинулась на подушку, не выпуская руку отца.
— Я даже не знаю, как все случилось. И почему. Я хотела, чтобы меня кто-то любил, меня саму. Хотела иметь семью и решила… что он похож на тебя. — Эмма вздохнула.
Брайану хотелось положить голову на грудь дочери и дать волю слезам, но он только поднес ее руку к губам.
— Не тревожься об этом. Даже перестань об этом думать. Никто больше не причинит тебе зла. Клянусь.
— Сейчас важно только то, что ты в безопасности. — Бев нежно убрала ее волосы с перебинтованного лба. — Остальное не имеет для всех нас значения.
— Я убила его, — пробормотала Эмма. — Вам уже сказали?
— Все… сейчас все позади. — Брайан потрясенно взглянул на Бев.
— Я не слушала тебя. Не хотела слушать. Мне было обидно, ведь ты говорил, что он хочет жениться на мне, чтобы стать ближе к тебе.
— Не надо.
— Ты был прав. — За этими словами последовал долгий усталый вздох. — Он никогда меня не любил. А когда понял, что обладания мной недостаточно, чтобы получить желаемое, он возненавидел меня.
— Не думай об этом, — настаивал Брайан. — Отдохни, сосредоточься на том, чтобы выздороветь.
«Он прав», — решила Эмма. Она слишком устала.
— Я рада, что ты здесь. Извини, папа, я все время избегала тебя. Не впускала в свою жизнь.
— Мы оба были не правы, — наконец улыбнулся Брайан. — Но впереди у нас целая жизнь.
— Когда ты поправишься, мы бы хотели, чтобы ты вернулась домой. — Бев прикоснулась к щеке Брайана. — К нам.
— К обоим?
— Да. Нам многое предстоит наверстать. Всем.
— Сегодня утром я даже не представляла, что когда-нибудь снова буду счастливой, — сказала Эмма. — Но я счастлива за вас. Мне нужно подумать обо всем остальном.
— Не спеши. — Наклонившись, Бев поцеловала ее в щеку. — А сейчас мы дадим тебе немного поспать.
— Кофе?
— Нет, если от него я стану выглядеть так же, как ты. — Он бросил Майклу сумку. — Чистое белье и туалетные принадлежности. Твою собаку я покормил.
— Спасибо.
Маккарти передумал и, налив кофе, заворчал по поводу сливок в пакетике. По большей части он получал удовольствие, огорчая своего коллегу. Однако сейчас решил, что у старины Майкла и без него огорчений по горло.
— Как она?
— Страдает от боли.
— Дьюэр требует взять показания, — с издевкой в голосе упомянул он о заместителе капитана.
— Я займусь этим.
— Ему известно, что ты… дружишь с жертвой. Он хочет, чтобы их взял я.
— Я сам займусь этим, — повторил Майкл, накладывая в чашку сахар. Не для вкуса, а для поддержания сил. Ощущать вкус он уже давно перестал. — Ты привел стенографиста?
— Да. Он ждет.
— Я посмотрю, готова ли Эмма. — Проглотив кофе, словно лекарство, Майкл выбросил стаканчик. — Как пресса?
— Ждет какого-нибудь заявления к двум часам.
Взглянув на часы, Майкл ушел переодеваться и через пятнадцать минут заглянул в палату Эммы. У нее был Пи Эм. Как и все остальные, он выглядел измученным, потрясенным. Но заставил Эмму улыбнуться.
— Пи Эм готовится стать папой, — сказала она.
— Поздравляю.
— Спасибо.
Они летели из Лондона вместе со Стиви и в киоске аэропорта увидели газеты. Они не знали, что сказать друг другу, тем более что говорить Эмме.
— Ну я пойду. — Пи Эм поцеловал ее, затем, помедлив, добавил: — Мы зайдем вечером.
— Спасибо за фиалки. Они чудесные.
— Ну…
Постояв еще немного, Пи Эм ушел со щемящим сердцем.
— Он очень смущается. Они все смущаются, — пробормотала Эмма, теребя простыню, затем погладила Чарли. — Тяжело видеть их глаза, когда они приходят сюда первый раз. Наверное, я выгляжу ужасно.
— Впервые слышу, что ты ждешь комплиментов. — Майкл сел рядом. — Весь день у тебя народ, ты нисколько не отдыхаешь.
— Мне не хочется оставаться одной. Ты провел здесь всю ночь. Я слышала, как ты разговаривал со мной, и понимала, что еще жива. Спасибо.
— Я люблю тебя, Эмма. — Майкл уронил голову на их сплетенные руки. Эмма молчала. Вздохнув, он встал и начал расхаживать по палате. — Не то время, не то место. Наверное, тебе придется обдумать это, раз я признался. А теперь, если ты в состоянии, нам бы хотелось записать твои показания.
Эмма смотрела, как он беспокойно мечется, но сказать ничего не могла. Только не сейчас. Если бы все было по-другому… А сложилось бы по-другому, если бы она доверилась Майклу. Увы, теперь уже ничего вернуть нельзя.
Эмма попыталась шевельнуться, но, когда осознала, что не имеет понятия, стоит она, сидит или лежит, ее охватила паника. Она не чувствовала ни рук, ни ног, только выматывающую боль. Она пыталась заговорить, позвать кого-нибудь, все равно кого. Мысленно кричала, но никто ей не отвечал.
Эмма знала, что ее били, помнила, как на нее смотрел Дрю. Возможно, он еще здесь, следит за ней, ждет в темноте. На этот раз он… Возможно, она уже мертва.
Теперь она чувствовала не только боль. Она чувствовала гнев. Ей не хотелось умирать. Застонав от отчаяния, Эмма напрягла все силы и волю, чтобы открыть глаза. Наверное, веки просто зашили.
Чья-то рука коснулась ее волос. Эмма ощутила это слабое прикосновение, и к боли тут же примешался ужас.
— Спокойно, Эмма. Все хорошо. Успокойся.
Это не Дрю. Не его голос, не его прикосновение.
— Ты в безопасности. Обещаю.
Майкл. Ей захотелось произнести имя вслух, поблагодарить за то, что она в темноте не одна. Что жива. Но Эмму опять накрыла темно-красная волна.
Большую часть ночи она тонула и всплывала. Майклу сказали, что она будет крепко спать, однако ее страх боролся со снотворным. Майкл чувствовал, что этот страх выплескивается из нее каждый раз, когда Эмма всплывает на поверхность.
Он разговаривал с ней, час за часом повторяя одни и те же заверения. Его голос или слова, кажется, успокаивали Эмму, поэтому он сидел рядом, смотрел на нее, держал за руку.
Ему хотелось сделать что-то еще. Ни его подготовка, ни годы службы в полиции не научили его терпению. Беспомощно сидеть рядом, когда любимая женщина ведет молчаливую борьбу. Ее нежное лицо изуродовано, стройное тело покрыто ссадинами.
Врачи заверили, что она не умрет. О тяжести повреждений можно будет судить позднее. А сейчас он может только ждать. И сожалеть.
Если бы он в нужный момент поднажал, то смог бы уговорить ее рассказать о том, насколько плохи дела. Ведь он же полицейский, черт возьми, и знает, как получить информацию.
Но он отступил, желая предоставить ей время и дать возможность успокоиться. Господи, он оставил ее, когда нужно было взять ее под охрану. Он далией время, когда нужно было немедленно запрашивать в Нью-Йорке ордер на арест.
И потому, что Майкл не выполнил свой долг, а позволил вмешаться чувствам, Эмма теперь лежит в больнице.
Он оставил ее только раз, когда из Нью-Йорка прилетели Марианна с Джонно.
— Майкл, что случилось?
Тот потер глаза руками. Свет в коридоре ослепил его.
— Латимер. Похоже, он проник в ее номер.
— О боже! — Марианна стиснула плюшевую собачку. — Насколько плохо обстоят дела?
— Очень плохо. Он сломал ей три ребра, вывихнул плечо. У нее травмированы внутренние органы, синяки и ссадины даже не берусь считать… Врачи говорят, что хирургического вмешательства не потребуется.
— Где этот ублюдок? — процедил Джонно, глядя на закрытую дверь.
— Мертв.
— Хорошо. Мы хотим взглянуть на нее.
Майкл уже и так надоел врачам, но, воспользовавшись своим значком, он все-таки уговорил их впустить Марианну и Джонно в палату.
— Идите к ней, а мы с сиделкой подождем в коридоре. — Он тоже посмотрел на закрытую дверь. — Эмме дали успокоительное.
Пока их не было, Майкл перебирал в памяти все дневные события, пытаясь определить, мог ли он что-нибудь изменить. Дело во времени. Если бы он взломал дверь на пять минут раньше, может, все было бы по-другому.
Увидев выходящих из палаты, Майкл встал и уступил Марианне свой стул. Глаза у нее покраснели, но он решил, что она справится.
— Я не должна была оставлять ее одну.
— Ты ни в чем не виновата, — сказал Джонно.
— Не виновата. Но я не должна была оставлять ее одну.
Не обращая внимания на запрещающую надпись, Джонно зажег сигарету и передал Марианне.
— В самолете Марианна рассказала мне все. Полагаю, ты знаешь, что этот Латимер больше года издевался над Эммой.
Майкл раздавил пластиковую чашку.
— Подробности мне неизвестны. Как только Эмма сможет говорить, ей придется дать показания.
— Показания? — удивилась Марианна. — Разве она обязана давать показания?
— Так положено. — Майкл снова взглянул на дверь. — Простая формальность.
— Но этим займешься ты, — вставил Джонно. — Мне бы не хотелось, чтобы Эмме пришлось говорить с чужим человеком.
— Я возьму у нее показания.
Марианна изучала Майкла. Он сильно повзрослел по сравнению с тем парнем на фотографии десятилетней давности. А сейчас, с темными кругами под глазами и усталыми морщинами, он выглядел даже постаревшим. Но Марианна решила, что на этого человека можно положиться. Что бы там ни заявляла ее подруга, Майкл Кессельринг абсолютно соответствовал образу полицейского, который сложился у Марианны. — Это вы убили Дрю?
Больше всего на свете Майклу хотелось ответить «да».
— Нет, я опоздал.
— Кто это сделал?
— Эмма.
— О господи, — только и сказал Джонно.
— Слушайте, я не хочу оставлять ее одну, а вы поезжайте в гостиницу, отдохните.
— Мы останемся. — Марианна взяла Джонно за руку. — И будем сидеть с ней по очереди.
Кивнув, Майкл вернулся к Эмме.
Она вынырнула на поверхность, и даже неяркий свет принес ей облегчение. Всю ночь снились бесконечные сны, причем такие странные. Большинство уже исчезло, как полночные миражи в лучах солнца. Но скоро опять начнутся кошмары. Эмма слышала отголоски музыки и шелест теней.
Она пыталась стряхнуть остатки сна, открыть глаза. Но открылся только один. Подняв руку, она нащупала повязку и сразу все вспомнила.
Страх, как дым, наполнил легкие, буквально задушив ее. Эмма повернула голову и увидела Майкла, который дремал на стуле у кровати, уронив голову на грудь и держа ее за руку. Она чуть пошевелила пальцами, и Майкл тотчас проснулся.
— Эй, — улыбнулся он, поднося ее руку к губам. — Доброе утро.
— Как… — Эмма закрыла глаза, негодуя на свой едва слышный шепот. — Как долго?
— Ты проспала целую ночь, только и всего. Больно? Очень. Но она отрицательно покачала головой. Это заставило ее поверить, что она жива.
— Это произошло на самом деле, правда?
— Все уже позади. — Желая успокоить ее не меньше, чем себя, он прижал руку Эммы к своей щеке. — Сейчас позову сиделку. Врачи просили сообщить, когда ты проснешься.
— Майкл… Я его убила?
Тот ответил не сразу. Лица Эммы он не видел, но рука у нее не дрогнула.
— Да. И я буду до конца жизни жалеть о том, что ты меня опередила.
Эмма не выпускала руки Майкла.
— Мне кажется, я ничего не чувствую. Ни горя, ни облегчения, ни сожаления. Только опустошенность.
Майкл знал, что такое держать оружие, целиться, стрелять в человеческое существо. Повинуясь долгу. Защищая себя. Но какой бы необходимой или жизненно важной ни была причина, этого уже не забыть никогда.
— Ты сделала единственно возможное. Помни только это. Об остальном сейчас не беспокойся.
— У него был такой прекрасный голос. Я влюбилась в него. Почему все так получилось?
Майкл не мог утешить ее, не мог ответить.
Оставив Эмму на попечение сиделки, он вышел в холл. Марианна дремала, положив голову на плечо Джонно. Комната была окрашена в мягкие пастельные тона. Видимо, они должны успокаивать и подбадривать близких, которым оставалось только сидеть и ждать. У стены — включенный телевизор, на столе — чайники, корзинки с пакетиками растворимого кофе и чая, в противоположных углах комнаты по телефону.
— Она проснулась, — сказал Майкл.
— Проснулась? — тотчас же встрепенулась Марианна. — Как она?
— С ней все в порядке. — Майкл налил себе кофе, машинально размешивая. — Она помнит случившееся и привыкает к этому. С ней сиделка, доктора уже вызвали. Скоро сможете с ней увидеться.
Все замолчали, когда на экране телевизора возникло лицо Эммы. Сообщение было кратким, показали фотографии Эммы и Дрю, затем последовали интервью с администратором гостиницы и двумя свидетелями, которые, услышав шум, вызвали полицию.
Говорил лысеющий мужчина средних лет, раскрасневшийся от возбуждения. Майкл вспомнил, что оттолкнул его, когда высаживал дверь.
— Я слышал ужасный грохот. И женщина кричала, умоляя мужчину остановиться. Мне показалось, дела плохи, и я начал стучать в дверь. У меня соседний номер. Затем появились копы. Один из них вышиб дверь. На секунду я увидел женщину, распростертую на полу, всю в крови. У нее был пистолет, она выстрелила, потом стреляла до тех пор, пока у нее не кончились патроны.
Выругавшись, Майкл бросился к телефону. А на экране уже появился вход в больницу. Репортер с важным видом сообщил, что Эмма Макавой-Латимер находится под охраной.
— Слушай, — бросил Майкл в трубку, — мне на это наплевать. Задержи их на время. Я хочу, чтобы у двери ее палаты круглосуточно дежурил полицейский в форме и гнал журналистов, которые вздумают пробраться к ней. После обеда я сделаю заявление.
— Ты не сможешь помешать, — сказал Джонно, когда Майкл бросил трубку.
— Я смогу на время задержать их.
Джонно встал. Не было смысла говорить ему, что Эмма знает цену популярности. Она платит ее всю свою жизнь.
— Марианна, сходи к Эмме, а я угощу копа завтраком.
— Я не хочу…
— Нет, хочешь, — заявил Джонно. — Не каждый день тебе представляется возможность делить омлет с рок-легендой. Марианна, иди к Эмме. Я скоро зайду. — И когда та ушла, он сказал Майклу: — Впервые я увидел Эмму трехлетней крошкой. Она пряталась под кухонной мойкой в грязной квартире Джейн. Ее уже успели достаточно побить. Она справилась тогда. Справится и на этот раз.
— Я обязан был получить ордер на его арест, — сказал Майкл. — Должен был надавить на Эмму и добиться ордера.
— Ты давно любишь ее?
— Большую часть жизни, — вздохнул Майкл. Он распахнул окно, чтобы глотнуть свежего воздуха, и, стиснув руками подоконник, свесился наружу. — Всего пять минут. Если бы ублюдок опоздал на пять минут или я пришел бы на пять минут раньше, я бы убил его. Я ворвался в номер с пистолетом в руке. Мне нужно было убить его… для нее.
— А, мужской эгоизм. — Джонно сохранял на лице саркастическую полуулыбку, когда Майкл резко обернулся к нему. — Представляю твои чувства, но не согласен с тобой. Я рад, что Эмма сама пришила этого подонка. Так справедливее. Жаль только, что она не сделала этого давно.
Майкл слишком устал, чтобы спорить. Они уже подошли к лифту, когда двери открылись и из кабины стремительно вышли Брайан и Бев.
— Где она? — спросил Брайан.
— Здесь. Не спеши, — взял его за руку Джонно. — С ней Марианна. А вам нужно сначала успокоиться. Эмме и так пришлось изрядно поволноваться.
— Джонно прав, Брай. Не нужно волновать ее. К тому же следует узнать, что… как это случилось. Вы можете рассказать, что произошло? — спросила Бев у Майкла. — После вашего звонка мы все время были в пути.
— Вчера Дрю Латимер нашел Эмму в гостинице.
— Нашел? — прервал Брайан. — Ты хочешь сказать, что они были не вместе?
— Она начала бракоразводный процесс и скрывалась от него.
— Бракоразводный процесс? — От недосыпания и тревоги Брайан плохо соображал и сделал медленный вдох-выдох, пытаясь прочистить мозги. — Я разговаривав с Эммой пару недель назад, и она ничего не говорила о разводе.
— Она не могла сказать, — ответил Майкл. — Потому что боялась. Латимер плохо обращался с ней.
— Бред какой-то. Он ее боготворил.
— Да. — Ярость, так долго сдерживаемая Майклом, выплеснулась наружу. — Он был любящим мужем. Принцем, мать его. Поэтому Эмма все время жила в страхе. Поэтому она лежит сейчас здесь с изуродованным лицом и сломанными ребрами. Он, черт возьми, едва не залюбил ее до смерти.
Губы у Брайана задрожали, и он до боли сжал руку Бев.
— Он бил ее? Ты хочешь сказать, Эмма здесь из-за него?
— Вот именно.
— Где он? — Брайан в ярости схватил Майкла за ворот.
— Мертв.
— Спокойно, Брай, — потрепал его по плечу Джонно, раздумывая, не встать ли между двумя разъяренными мужчинами. — Эмме нисколько не поможет, если ты сорвешься.
— Я хочу ее видеть. Мы с Бев хотим видеть ее немедленно.
Он подошел к двери в тот момент, когда Марианна выходила из палаты, и некоторое время молча смотрел на неподвижно лежащую дочь.
— Детка. — Рука об руку с Бев он вошел в палату. Эмма взглянула на них и попыталась прикрыть распухшую щеку, не желая, чтобы отец видел ее в таком состоянии. Брайан нежно отвел ее руки. — Эмма. — Нагнувшись, он поцеловал дочь в лоб. — Прости. Прости.
Тут она дала волю слезам, заикаясь, выпаливая извинения и объяснения. Потом откинулась на подушку, не выпуская руку отца.
— Я даже не знаю, как все случилось. И почему. Я хотела, чтобы меня кто-то любил, меня саму. Хотела иметь семью и решила… что он похож на тебя. — Эмма вздохнула.
Брайану хотелось положить голову на грудь дочери и дать волю слезам, но он только поднес ее руку к губам.
— Не тревожься об этом. Даже перестань об этом думать. Никто больше не причинит тебе зла. Клянусь.
— Сейчас важно только то, что ты в безопасности. — Бев нежно убрала ее волосы с перебинтованного лба. — Остальное не имеет для всех нас значения.
— Я убила его, — пробормотала Эмма. — Вам уже сказали?
— Все… сейчас все позади. — Брайан потрясенно взглянул на Бев.
— Я не слушала тебя. Не хотела слушать. Мне было обидно, ведь ты говорил, что он хочет жениться на мне, чтобы стать ближе к тебе.
— Не надо.
— Ты был прав. — За этими словами последовал долгий усталый вздох. — Он никогда меня не любил. А когда понял, что обладания мной недостаточно, чтобы получить желаемое, он возненавидел меня.
— Не думай об этом, — настаивал Брайан. — Отдохни, сосредоточься на том, чтобы выздороветь.
«Он прав», — решила Эмма. Она слишком устала.
— Я рада, что ты здесь. Извини, папа, я все время избегала тебя. Не впускала в свою жизнь.
— Мы оба были не правы, — наконец улыбнулся Брайан. — Но впереди у нас целая жизнь.
— Когда ты поправишься, мы бы хотели, чтобы ты вернулась домой. — Бев прикоснулась к щеке Брайана. — К нам.
— К обоим?
— Да. Нам многое предстоит наверстать. Всем.
— Сегодня утром я даже не представляла, что когда-нибудь снова буду счастливой, — сказала Эмма. — Но я счастлива за вас. Мне нужно подумать обо всем остальном.
— Не спеши. — Наклонившись, Бев поцеловала ее в щеку. — А сейчас мы дадим тебе немного поспать.
* * *
— Кессельринг, ты переехал сюда? — осведомился Маккарти, увидев напарника в холле больницы.— Кофе?
— Нет, если от него я стану выглядеть так же, как ты. — Он бросил Майклу сумку. — Чистое белье и туалетные принадлежности. Твою собаку я покормил.
— Спасибо.
Маккарти передумал и, налив кофе, заворчал по поводу сливок в пакетике. По большей части он получал удовольствие, огорчая своего коллегу. Однако сейчас решил, что у старины Майкла и без него огорчений по горло.
— Как она?
— Страдает от боли.
— Дьюэр требует взять показания, — с издевкой в голосе упомянул он о заместителе капитана.
— Я займусь этим.
— Ему известно, что ты… дружишь с жертвой. Он хочет, чтобы их взял я.
— Я сам займусь этим, — повторил Майкл, накладывая в чашку сахар. Не для вкуса, а для поддержания сил. Ощущать вкус он уже давно перестал. — Ты привел стенографиста?
— Да. Он ждет.
— Я посмотрю, готова ли Эмма. — Проглотив кофе, словно лекарство, Майкл выбросил стаканчик. — Как пресса?
— Ждет какого-нибудь заявления к двум часам.
Взглянув на часы, Майкл ушел переодеваться и через пятнадцать минут заглянул в палату Эммы. У нее был Пи Эм. Как и все остальные, он выглядел измученным, потрясенным. Но заставил Эмму улыбнуться.
— Пи Эм готовится стать папой, — сказала она.
— Поздравляю.
— Спасибо.
Они летели из Лондона вместе со Стиви и в киоске аэропорта увидели газеты. Они не знали, что сказать друг другу, тем более что говорить Эмме.
— Ну я пойду. — Пи Эм поцеловал ее, затем, помедлив, добавил: — Мы зайдем вечером.
— Спасибо за фиалки. Они чудесные.
— Ну…
Постояв еще немного, Пи Эм ушел со щемящим сердцем.
— Он очень смущается. Они все смущаются, — пробормотала Эмма, теребя простыню, затем погладила Чарли. — Тяжело видеть их глаза, когда они приходят сюда первый раз. Наверное, я выгляжу ужасно.
— Впервые слышу, что ты ждешь комплиментов. — Майкл сел рядом. — Весь день у тебя народ, ты нисколько не отдыхаешь.
— Мне не хочется оставаться одной. Ты провел здесь всю ночь. Я слышала, как ты разговаривал со мной, и понимала, что еще жива. Спасибо.
— Я люблю тебя, Эмма. — Майкл уронил голову на их сплетенные руки. Эмма молчала. Вздохнув, он встал и начал расхаживать по палате. — Не то время, не то место. Наверное, тебе придется обдумать это, раз я признался. А теперь, если ты в состоянии, нам бы хотелось записать твои показания.
Эмма смотрела, как он беспокойно мечется, но сказать ничего не могла. Только не сейчас. Если бы все было по-другому… А сложилось бы по-другому, если бы она доверилась Майклу. Увы, теперь уже ничего вернуть нельзя.