— Входи, голубчик. Сколько лет, сколько зим.
   — Я пришел не в гости.
   «Жирная грязная Свинья», — подумал он.
   — Входи, мы ведь старые друзья. Выпьем. Джин у меня в комнате. Всеми делами я занимаюсь в будуаре.
   Джейн игриво положила руку на лацкан его пиджака, и он стерпел, зная, что потом сожжет костюм.
   — Где тебе угодно, но давай быстрее покончим с этим.
   — Ты вечно спешишь.
   Джейн стала подниматься, ее слоновьи ляжки заколыхались. Он видел, как ее рука стиснула перила, слышал хриплое дыхание. «Один толчок», — подумал он. Никто не усомнится, что это был несчастный случай. Он уже протянул руку, но передумал. Есть лучший способ. Более надежный.
   — Ну, вот мы и пришли, дорогой. — Джейн упала на кровать.
   Он чуть не задохнулся от смрада. Комнату освещала единственная лампа, и в полумраке виднелись кучи грязной одежды и посуды, коробки, бутылки и консервные банки. В углах паутиной висело зловоние. Он буквально видел его, стараясь поменьше дышать.
   И внимательно следил за тем, чтобы ни к чему не прикасаться. Теперь уже не только из-за отпечатков пальцев, но и из боязни испачкаться.
   — Устраивайся поудобнее. Что ты мне принес?
   Он поставил чемоданчик рядом с Джейн, набрал комбинацию цифр. Потом он его тоже сожжет.
   — Здесь часть денег.
   — Я же сказала…
   — Невозможно за одну ночь достать миллион наличными. Зато я принес тебе еще кое-что. В знак дружбы.
   Джейн увидела туго набитый пакетик, лежащий на ровных пачках банкнот. Сердце у нее забилось, рот наполнился слюной.
   — Приятно посмотреть.
   Но прежде чем она успела схватить пакетик, он отодвинул чемоданчик:
   — Ну а теперь кто спешит?
   Он с наслаждением издевался, видя капли пота, выступившие у нее на лице. Он уже имел дело с наркоманами и знал, как себя вести.
   — Это лучший героин, какой можно достать. Одна доза, и ты направишься прямо в рай. — «Или в ад, если веришь в подобные вещи». — Ты его получишь, Джейн. Весь. Но ты должна мне кое-что отдать.
   — Что ты хочешь?
   — Письмо. Ты даешь мне письмо, несколько дней, чтобы собрать остальные деньги, — и это все твое.
   — Письмо?
   Джейн совершенно забыла про него, глядя на пакетик с белым порошком и представляя, как он заструится по ее венам.
   — Никакого письма нет. — Она хитро взглянула на него. — Пока Я еще не написала, но обязательно напишу. Дай мне заправиться, тогда поговорим.
   — Сначала поговорим.
   «О, убить ее будет удовольствием», — думал он. Мальчик стал жертвой несчастного случая, о чем он искренне сожалеет. Он не сторонник насилия и никогда им не был. Но Джейн Палмер он задушил бы собственными руками. Причем с огромным удовольствием.
   — Я уже начала писать. — Смущенная и озабоченная, Джейн бросила взгляд на стол. — Потом решила дождаться тебя. Если мы договоримся, я не стану его заканчивать.
   «Она не посмеет солгать», — думал он, изучая ее лицо. Недостаточно умна.
   — Мы договоримся, — сказал он, подвигая к ней чемодан чик. — Принимай.
   Джейн схватила пакетик обеими руками. Казалось, она разорвет его зубами и проглотит, словно карамель. Однако с максимальной скоростью, какую ей позволял громадный живот, она Добралась до шкафа и начала искать в ящиках нужные принадлежности.
   Он ждал, полный отвращения. Джейн больше не обращала на него внимания. Руки у нее дрожали, и она просыпала немного порошка, готовя первую ложку. Ей не хотелось вкалывать первую дозу куда попало. Эта пойдет только в вену.
   Облизываясь, словно в предвкушении восхитительного обеда, Джейн наполнила шприц. Пока она искала вену, у нее даже выступили слезы. Наконец она закрыла глаза и, привалившись спиной к шкафу, ждала удара.
   Внутри у нее взмыла какая-то стремительная, неистовая, разбухающая волна, от которой вылезли из орбит глаза, а тело забилось в конвульсиях. Джейн вскрикнула только раз, оказавшись на чудовищном гребне.
   Он смотрел на ее агонию и почему-то не испытывал удовольствия. Омерзительное зрелище. В смерти Джейн Палмер выглядела так же недостойно, как и в жизни. Повернувшись к ней спиной, он натянул перчатки, взял недописанное письмо, убрал его в чемоданчик. Затем, переборов отвращение, начал обыскивать комнату. Он должен быть уверен, что здесь не осталось ничего, способного навести на его след.
* * *
   Брайан застонал, попытался сесть, но от похмелья в голове у него гудело, словно включили бензопилу. Прикрывая глаза одной рукой, он схватил трубку:
   — Да?
   — Брай, это Пи Эм.
   — Перезвони мне, когда не буду умирать.
   — Брай… по-моему, ты не читал утренних газет.
   — Попал в самую точку. Я прочту завтрашнюю утреннюю газету. Как только проснусь.
   — Джейн умерла.
   — Джейн? — Секунд десять мозг Брайана не реагировал. — Умерла? Как умерла?
   — Передозировка наркотиков. Ее нашел вчера бывший любовник, торговец или кто-то еще. Она была мертва уже два дня.
   Брайан попытался вытереть ладонями глаза.
   — Господи!..
   — Я решил, ты должен подготовиться к этому, пока на тебя не обрушилась пресса. Возможно, ты захочешь сообщить Эмме.
   — Эмме. — Брайан прислонился к спинке кровати. — Да-да. Я позвоню ей. Спасибо, что дал мне знать.
   — Брай…— Пи Эм собрался было выразить сожаление по поводу смерти Джейн, но тут же усомнился в том, что стоит это делать. — Увидимся.
   — Хорошо.
   Некоторое время Брайан лежал, думая о случившемся. С Джейн он был знаком дольше, чем с кем бы то ни было, за исключением Джонно. Когда-то любил ее, потом ненавидел. Но не мог представить, что она умерла.
   Встав с кровати, он подошел к окну, и солнечный свет больно ударил по глазам. Брайан налил себе виски и залпом проглотил его. Он почти сожалел, что не. может ощущать ничего, кроме головной боли.
   Джейн была его первой женщиной.
   Обернувшись, Брайан взглянул на брюнетку, спящую в его кровати под смятым атласным одеялом. К ней у него тоже не было никаких чувств. Он всегда тщательно выбирал женщин, которые не искали серьезных связей, а довольствовались несколькими ночами секса. Опасного, беззаботного секса, не имеющего ничего общего с любовью.
   Он совершил ошибку, выбрав однажды женщину, которая желала большего. Джейн так и не дала ему насладиться тем, что у него было.
   Затем он нашел Бев. Она тоже хотела от него большего, как и он от нее. О господи, Бев так и не позволила ему жить без нее. За все семнадцать лет не было дня, чтобы он не думал о ней. Не хотел ее.
   Джейн омрачила его жизнь, отказавшись уйти. Бев разрушила его жизнь, отказавшись разделить ее.
   Теперь у него есть музыка, куча денег и сменяющие друг друга женщины, которые абсолютно ничего не значат для него. И вот Джейн умерла.
   Брайану хотелось расшевелить свое сердце, ощутить хоть малейшую жалость к любимой когда-то девчонке. Отчаянной пылкой девчонке, утверждавшей, что она любила его больше всех на свете. Но чувств не было. Та девчонка и тот парень давным-давно умерли.
   Ладно, он позвонит Эмме. Пусть она услышит это от него, хотя вряд ли дочь станет печалиться. Если он позвонит и убедится, что не нужен ей, то отправится в Ирландию. К Даррену. Проведет несколько тихих дней, сидя в высокой зеленой траве.

Глава 34

   — Ты уверена, что все будет в порядке?
   — Да. — Эмма сжала руку подруги, и они направились к вы ходу на посадку. — Со мной все будет хорошо. Я просто собираюсь провести здесь еще несколько дней, чтобы успокоиться.
   — Знаешь, я бы предпочла остаться.
   — Знаю. — Рукопожатия уже было недостаточно, и Эмма обняла Марианну. — Одна я ни за что не смогла бы пройти через это.
   — Смогла бы. Ты сильнее, чем думаешь. Разве ты не приостановила действие кредитных карточек, не закрыла банковские счета, не заставила своего поверенного отказывать в выдаче денег?
   — Это твои идеи.
   — Просто ты забыла о практических вещах, а я не могла допустить, чтобы этот ублюдок получил еще хоть пенни. Я по-прежнему считаю, что ты должна обратиться в полицию.
   Эмма покачала головой. Она только-только начинала верить, что сможет вернуть свою гордость. Вмешивать полицию, газеты, широкую публику — значит пережить еще одно унижение.
   — Ну хорошо, подождем, — сказала Марианна, хотя очень надеялась на то, что ублюдку Дрю не удастся выпутаться из всего этого без ощутимых потерь. — Поверенный будет держать язык за зубами по поводу твоего местонахождения?
   — Да. В конце концов, он ведь мой поверенный. Когда я сказала, что развожусь, он сразу приступил к делу. Видимо, после многих лет скукоты с попечительством и всем прочим он с восторгом отнесся к, предстоящему шумному разводу.
   «К разводу, — подумала Эмма. — Какое громадное слово. Такое веское».
   Некоторое время они шли молча, потом Марианна сказала:
   — Рано или поздно он тебя найдет.
   — Знаю, но пусть лучше позже, когда я буду уверена, что никакие его слова или действия не заставят меня вернуться к нему.
   — Повидайся с адвокатом, — настаивала Марианна.
   — Как только взлетит твой самолет.
   Марианна нервно сунула в рот таблетку аэрона. Ну и времена настали, в аэропорту даже нельзя курить.
   — Слушай, Эмма, мы приехали сюда только пару недель назад. Ты уверена, что не хочешь, чтобы я задержалась на несколько дней?
   — Я хочу, чтобы ты вернулась к своей живописи, — и быстро добавила, пока Марианна не успела возразить: — если тебе поступает заказ от члена семьи Кеннеди, твоя карьера обеспечена. Торопись закончить работу, вдруг Каролина передумает.
   — Звони мне, — сказала Марианна, услышав, как объявляют ее вылет. — Каждый день.
   — Хорошо. — Эмма цеплялась за последнюю минуту. — Когда все останется позади, думаю, я опять буду претендовать на свою половину нашей квартиры.
   — Она твоя. Если, конечно, я не выйду замуж за дантиста и не перееду на Лонг-Айленд.
   — Какого дантиста?
   — Который хочет сровнять мне корни.
   Губы у Эммы дрогнули, и Марианна подумала, как хорошо видеть, что подруга снова улыбается.
   — У него такие большие карие глаза, хотя руки волосатые.
   Не знаю, смогу ли я полюбить волосатые руки.
   — Особенно если он сует их тебе в рот. Последний раз объявляют посадку на твой рейс.
   — Позвони мне.
   — Непременно.
   Эмма обещала себе не плакать. Но ревели обе. Еще раз обняв подругу, Марианна унеслась прочь.
   Эмма наблюдала в окно, как самолет выруливает на полосу. Теперь она одна и могла полагаться только на себя. Это пугало. Хотя не так уж давно она тоже была в Лондоне одна. Тогда она испытывала такое волнующее чувство свободы. И она любила.
   Теперь она не любит. Одно небольшое утешение.
   Эмма пошла к выходу, настороженно и испуганно вглядываясь в толпу. Мгновение назад она была совершенно незаметной среди толчеи аэропорта, а теперь, оставшись в одиночестве, чувствовала себя уязвимой.
   Эмма не могла избавиться от ощущения, что Дрю притаился где-то за спинами людей, улетающих в Феникс, или среди бизнесменов, ожидающих посадку на рейс в Чикаго. Не поднимая головы, она прошла мимо сувенирного магазинчика. Возможно, он здесь, коротает время у россыпи журналов и сейчас шагнет вперед, окликнет по имени, а затем вопьется пальцами ей в плечо. Эмма заставила себя идти дальше, а не бежать к выходу на посадку, умоляя задержать самолет Марианны, чтобы та снова оказалась рядом.
   — Эмма! — Ноги у нее подкосились, сердце остановилось. — Это ты?
   Побледнев от ужаса, она глядела на Майкла, видела, как шевелятся его губы, но слышала только рев у себя в голове.
   Радость на его лице померкла, и он увлек Эмму к креслу. Пожалуй, ее можно просто уложить в него, такой она казалась безжизненной. Майкл ждал, пока она придет в себя.
   — Лучше?
   — Да. Со мной все в порядке.
   — Ты всегда падаешь в обморок, когда встречаешь в аэропорту друзей?
   Эмме удалось выдавить нечто вроде улыбки:
   — Дурная привычка. Но ты действительно напугал меня.
   — Вижу.
   «Напугал — не то слово», — подумал Майкл. На ее лице был написан самый настоящий ужас. Так она выглядела, когда он вытащил ее из воды больше десяти лет назад.
   — Обождешь минутку? Я только скажу родителям, почему сбежал от них. — Эмма кивнула, и он повторил: — Жди.
   — Да, я подожду.
   Выполнить обещание было просто, так как она сомневалась, что сможет подняться на ноги. Эмма начала медленно, глубоко дышать. Она уже и так опозорилась, поэтому ей не хотелось выглядеть лепечущей идиоткой, когда вернется Майкл. Он отсутствовал всего несколько минут, но Эмма была уверена, что уже вновь обрела самообладание.
   — Куда ты летишь? — спросила она.
   — Я? Никуда. Это мать отправляется на конгресс, а отец потащился вместе с ней. Он не любит оставлять машину у аэропорта, и я подбросил их. Ты только что прилетела?
   — Нет. Я здесь недели две. Сейчас провожала подругу.
   — Ты здесь по делам?
   — Нет. В общем, и да, и нет.
   Прибыл еще один самолет, и мимо двинулись новые потоки людей. Эмма опять стала вглядываться в них, борясь с охватившей ее паникой.
   — Мне пора.
   — Я провожу тебя. Майк не предложил ей руку, интуитивно чувствуя, что она избегает прикосновений. — Значит, ты здесь с мужем?
   — Нет. Он в Нью-Йорке. Мы… — Ей нужно почаще произносить это вслух, чтобы привыкнуть. — Мы разошлись.
   — О… Извини. — Майкл чуть не улыбнулся, но тут вспомнил ее реакцию в аэропорту. — Полюбовно?
   — Надеюсь. — Эмма поежилась— Господи, как здесь холодно.
   Майкл открыл было рот. «Не твое дело, — напомнил он себе, — каким был этот брак и чем завершился».
   — Долго собираешься пробыть в городе?
   — Еще не знаю.
   — Как насчет того, чтобы пообедать или выпить вместе?
   — Не могу. Через час у меня встреча.
   — Тогда поужинай со мной.
   — Здесь я стараюсь особенно не высовываться, в рестораны не хожу.
   — Как насчет жареного мяса во дворе моего дома?
   — Ну…
   — Вот мой адрес. — Достав визитную карточку, Майкл быстро записал, — Заедешь к семи, и мы приготовим пару кусочков. Не волнуйся, тебя никто не увидит.
   Эмма внезапно поняла, как ей было бы страшно сидеть в номере, уткнувшись в принесенный ужин и переключая телевизионные каналы в надежде отвлечься от дум.
   — Согласна.
   Майкл хотел предложить ей свои услуги, но увидел у тротуара белый лимузин.
   — В семь часов, — напомнил он.
   Эмма улыбнулась на прощание, и они разошлись в разные стороны. Майкл гадал, сможет ли найти уборщицу днем да еще в пятницу. А Эмма прошла мимо лимузина, встала в очередь на такси и машинально перевернула карточку.
   Детектив М. Кессельринг
   Отдел по расследованию убийств
   Вздрогнув, Эмма уронила ее в сумочку. Странно, она забыла, что Майкл полицейский. Как и его отец.
* * *
   Кипу газет за две недели Майкл запихнул в шкаф. Взглянув на забитые до отказа баки, он не мог поверить, что столько мусора способны оставить после себя один человек и одна собака. Но больше всего Майкла возмущало то, что в Лос-Анджелесе в пятницу вечером нельзя найти уборщицу.
   Сначала он разлил на кухне целый флакон «Топ джоб», одолженный у соседки, и теперь здесь пахло, как в сосновом бору. Потом он заманил Конроя в ванную, помахивая у него перед носом колбасой, и закрыл стеклянные двери.
   — Улыбнись и терпи, парень, — сказал Майкл ощетинившемуся от негодования псу.
   Он истратил на Конроя полфлакона шампуня, но тот снес все как солдат. Пробовал, конечно, подвывать, но, возможно, это было ответом на пение хозяина. Когда оба завернулись в махровые полотенца, Майкл стал искать в бельевом шкафу фен, заодно отыскал и сковороду, которую давно считал потерянной.
   В первую очередь он высушил Конроя.
   — Ты должен благодарить своего хозяина, — возвестил Майкл. — Твоя приятельница понюхает тебя и больше не взглянет в сторону этого заносчивого кобеля немецкой овчарки.
   Еще полчаса ушло на то, чтобы устранить следы потопа и собачью шерсть. Майкл уже готовился испробовать свои силы в приготовлении салата, когда подъехала машина. Он ожидал, что Эмма приедет в своем лимузине или в шикарном автомобиле, взятом напрокат, но увидел, как она расплатилась с таксистом.
   Ветерок ерошил ее волосы и раздувал хлопчатобумажную рубашку, в которой девушка казалась еще миниатюрнее и женственнее. Она смахнула волосы с лица и посмотрела на дом. Она похудела, как Майкл заметил еще в аэропорту, причем сильно. Из стройной превратилась в невыносимо хрупкую.
   В ней появилась какая-то неуверенность, чего он раньше никогда не замечал: в походке, в испуганных взглядах через плечо. Майкл уже достаточно прослужил в полиции и много раз наблюдал такую безотчетную панику. У подозреваемых. И у жертв. Судя по ее виду, Эмма готова была удрать, поэтому он быстро распахнул дверь:
   — Нашла, значит?
   Она замерла, потом, узнав его, расслабилась.
   — Да. Ты купил себе дом, — сказала она и тут же почувствовала себя глупо. — Приятный район.
   Не успела она войти, как к двери подбежал Конрой. Он рвался на свободу, желая поваляться в грязи и на траве, чтобы избавиться от недостойного и слишком человеческого запаха шампуня.
   — Стой! — приказал Майкл.
   Но окрик не подействовал бы на пса — его остановило нежное воркование Эммы.
   —О, у тебя есть собака. — Нагнувшись, она потрепала Конроя по голове. — Ты хороший пес, да? — Тот не склонен был возражать, сел и позволил Эмме почесать его за ухом. — Да, хороший пес. Такой милый пес.
   Еще никто не обвинял его в том, что он милый. Конрой уставился на Эмму одним глазом, скрытым космами, и, повернувшись к Майклу, ухмыльнулся.
   — Что ты наделала, теперь он будет дожидаться регулярной похвалы.
   — Я всегда хотела иметь собаку.
   Конрой прижался к ее ногам, выражая преданность.
   — Я дам тебе пятьдесят баксов, если ты заберешь у меня эту.
   Эмма рассмеялась, и Майкл увлек ее в дом.
   — Как мило.
   Она обошла комнату, ей нравилось слышать за спиной звук собачьих шагов.
   Большое серое кресло выглядело таким удобным. Длинная низкая кушетка будто приглашала вздремнуть после обеда. На полу лежало одеяло в серую и красную полоску — одновременно ковер и подстилка для Конроя. Вертикальные жалюзи впускали в комнату полосы света.
   — А я думала, ты живешь в каком-нибудь коттедже на побережье. О, «Ноги Марианны».
   Обрадованная, Эмма подошла к фотографии, висящей над кушеткой.
   — Я купил ее на твоей выставке.
   — Почему? — удивилась она.
   — Почему купил? — Майкл задумчиво сунул в карманы большие пальцы. — Она мне понравилась. Если ты хочешь поговорить со мной о полутонах и технике, забудь. Все дело в том, что это великолепные ноги, снятые с умом.
   — Твое мнение гораздо приятнее рассуждений о технике. Улыбнувшись, Эмма снова повернулась к снимку. Чтобы сделать снимок, ей потребовалось больше двух часов. В нем не было чего-то технически сложного, просто они с Марианной не могли сойтись во взглядах на туфли. В конце концов выбрали простые черные тапочки.
   — Тебе не обязательно было покупать фотографию. Я знаю, какие умопомрачительные цены выставил Раньян. По крайней мере один снимок я тебе должна.
   — Один ты мне уже дала.
   Эмма вспомнила фотографию Майкла с отцом, которую она сделала давным-давно.
   — Ну, тогда я еще не была профессионалом.
   — Полагаю, ранняя Макавой будет стоить приличных денег, если я вздумаю продать снимок.
   Эмма быстро инстинктивно отдернула руку, когда он коснулся ее. «Пугливая и недоверчивая», — машинально отметил Майкл. Впрочем, это естественно, когда распадается брак.
   — Пойдем на кухню. Я как раз начинал готовить ужин.
   Конрой последовал за ними и, когда Эмма села за стол, влюбленно положил голову на ее ногу. Майкл налил вино в бокалы, одолженные у соседки, затем включил радио.
   — Давно ты живешь здесь? — спросила Эмма, лениво поглаживая собаку ногой.
   — Почти четыре года.
   Майкл разложил на столе овощи и недоуменно взглянул на них. Жаль, что он не поинтересовался у соседки, как готовится салат. Ополоснув латук, он взялся за соседский нож для разделки мяса.
   — Что ты делаешь? — спросила Эмма.
   — Готовлю салат. — От ее взгляда Майкл замер с ножом в Руке, занесенным над головкой чеснока. — Может, салат тебе не нравится?
   — Я предпочла бы пломбир с орехами, но салат мне тоже нравится.
   Встав, Эмма отобрала четыре крупных помидора, несколько перцев разных цветов и формы, лук, грибы, какую-то тыкву, цветную капусту и пучок моркови.
   — Этого более чем достаточно, — заключила она.
   — Я всегда готовлю много, — сымпровизировал Майкл. — Конрой настоящий истребитель салатов.
   — Понятно, — улыбнулась Эмма и отобрала у него нож. — Давай я займусь этим, а ты приготовишь мясо.
   — Ты умеешь готовить?
   — Да, — засмеялась она. — А ты?
   — Нет.
   Она пахла, как дикие цветы, свежо и нежно. Майклу захотелось прижаться губами к ее шее. Но он лишь коснулся волос на затылке, и в глазах Эммы появилась тревога.
   — Я даже не представлял, что ты умеешь готовить.
   — Мне это нравится.
   Майкл стоял близко, но не настолько, чтобы она испугалась. Возможно, это было неловко, но не страшно.
   — У тебя хорошо получается.
   — Пять лет я завоевывала призы за резку овощей. А теперь уходи.
   Когда салат был готов, Эмма поставила его на круглый деревянный стол у симпатичной клумбы с петуниями. Увидев, что Майкл неплохо справляется с мясом, она вернулась в дом. Упаковка бумажных тарелок поставила Эмму в тупик. Кроме нее, в буфете были три пустые бутылки из-под пива, ящик, заполненный кетчупом и пакетиками с горчицей, а также целые залежи консервированной пасты; в посудомоечной машине оказалось постельное белье, а в микроволновой печи — две симпатичные фарфоровые тарелки с бутончиками роз по краям, такие же блюдца, пара ножей и вилок.
   К тому времени, как Майкл пожарил мясо, Эмма уже накрыла на стол.
   — Салатницу я не нашла, — сказала она.
   — Ага, салатница, — глубокомысленно произнес он, ставя мясо.
   Сейчас, когда Эмма здесь, улыбается ему, а ее рука лежит на голове собаки, глупо делать вид, что он знает, как готовить. Если им суждено познакомиться друг с другом по-настоящему, пусть она с самого начала узнает, куда попала.
   — Позаботься, чтобы у Конроя не возникло никаких мыслей по поводу моего бегства, — сказал Майкл и перемахнул через проволочную ограду. Вскоре он вернулся с бутылкой «Вишбон» и толстой синей свечой. Засмеявшись, Эмма оглянулась и увидела женщину, стоящую у двери соседнего дома. Так как это показалось ей совершенно естественным, она помахала соседке рукой.
   — Миссис Петровски тебя приветствует, — сказал Майкл.
   — Это ее посуда?
   — Ага.
   — Очень милая.
   — Я хотел, чтобы на этот раз было лучше, чем бутерброд на пляже.
   Эмма пододвинула ему салат.
   — Я рада, что ты пригласил меня. В Нью-Йорке мы не смог ли тогда поговорить и посмотреть город. Извини.
   — В следующий раз, — ответил Майкл, разрезая мясо.
   Они сидели за столом почти до темноты. Эмма уже забыла, что можно болтать о пустяках, смеяться за ужином под негромкую музыку при свете мерцающей свечи. Конрою перепала часть жаркого Эммы, и теперь пес храпел у ее ног. Впервые за много месяцев она почувствовала, что дикое напряжение и страх покидают ее.
   Майкл заметил перемену в настроении гостьи, словно мышцы У Эммы постепенно расслаблялись одна за другой. Она не упоминала о своем браке, и Майклу это казалось странным. У его знакомых мужчин и женщин, прошедших через развод, это было излюбленной темой.
   Когда из радиоприемника донесся вкрадчивый голос Розмари Клуни, Майкл поднял Эмму на ноги.
   — Под старые вещи танцевать лучше всего, — сказал он.
   — Вообще-то я не…
   — И мы доставим такую радость миссис Петровски.
   Он мягко привлек ее к себе, и Эмма машинально начала двигаться в такт музыке, закрыв глаза и сосредоточившись на том, чтобы игнорировать чувства, заползающие в душу. Она не хотела чувствовать ничего, кроме умиротворенности.
   Они танцевали на траве. Ветерок стих до еле заметного шелеста, и когда Эмма открыла глаза, то увидела пламенеющее на западе небо.
   —Дожидаясь тебя, я прикинул, что мы знакомы около восемнадцати лет.
   Он провел пальцем по ее руке. На этот раз Эмма не отпрянула, но застыла на месте.
   — Восемнадцать лет, — повторил Майкл. — А дни, проведенные с тобой, можно сосчитать на пальцах одной руки.
   — В первую нашу встречу ты совершенно не обратил на меня внимания, — улыбнулась Эмма. — Тебя ошеломило «Опустошение».
   — Одиннадцатилетние мальчишки не замечают девочек. Это приходит к тринадцати годам, в редких случаях к двенадцати.
   Прыснув, Эмма не стала возражать, когда Майкл привлек ее чуть ближе.
   — Я это где-то вычитал. Полностью развитыми они становятся лишь тогда, когда юная особь мужского пола ждет номер «Иллюстрированного спорта» с купальными костюмами так же нетерпеливо, как и футбольное обозрение.
   — Ты много потерял. Я тогда безоглядно влюбилась в тебя.
   — Неужели?
   — По уши. Твой отец рассказал мне, как ты свалился с крыши, катаясь по ней на роликовых коньках. Я хотела спросить тебя об ощущениях.
   — До или после того, как я пришел в сознание?
   — В полете.
   — По-моему, я провел в воздухе около трех секунд. Лучшие три секунды моей жизни.
   Эмма надеялась, что он скажет именно это.
   — Твои родители живут там же?