Робертс Нора. Лицо в темноте

   Когда Эмма увидела имя, у нее по спине пробежал холодок. «Послание с того света», — подумала она, вынимая письмо.
   «Она так похожа на своего отца», — отметил Майкл. То же выражение лица, те же глаза, полные страдания, то же горестное молчание. Сложив письмо, Эмма вернула конверт Майклу:
   — Ты здесь поэтому?
   — Да.
   — А я думала, что ты не можешь без меня, — печально сказала она.
   — Не могу.
   — Ты веришь этому письму?
   — Дело не в том, верю или не верю, — осторожно начал Майкл.
   — А я верю. — Эмма вспомнила Джейн, какой видела ее в последний раз: стоящей в дверях грязного дома со злобной обидой на лице. — Она хотела причинить боль папе. Хотела заставить его страдать. Я до сих пор не забыла, как она смотрела на него, когда он забирал меня. Я была тогда совсем маленькой, но помню. — Эмма вздохнула. Слезы теперь бесполезны. — Как же можно так любить и ненавидеть человека? Как можно исказить эти чувства настолько, чтобы участвовать в убийстве маленького мальчика? Прошло почти двадцать лет, а она до сих пор заставляет папу страдать.
   Майкл опустился перед ней на корточки:
   — Возможно, Джейн задумала нечто такое, что позволит нам узнать, кто убил Даррена и почему.
   — Я знаю. — Эмма зажмурила глаза. — Это глубоко скрыто у меня внутри, но я знаю. И на этот раз собираюсь докопаться.

* * *

   Когда зазвучала музыка, она стояла в темном коридоре в своей любимой ночной рубашке, крепко прижимая к себе Чарли. Плакал Даррен. Она хотела вернуться в кровать, к свету ночника. Но она обещала заботиться о Даррене, а он плачет.
   Она вышла в коридор, хотя ее ноги не касались пола. Казалось, она плывет в темно-сером облаке, слышит злобное рычание тварей, которые любят темноту. Тварей, которые едят маленьких девочек, как говорила ей мама.
   Она не знала, куда идти. Было слишком темно, и отовсюду доносились звуки, накладываясь на музыку. Она шла к своему плачущему брату, стараясь быть совсем маленькой и незаметной, чтобы никто ее не увидел. У нее по спине струился пот.
   Она медленно повернула дверную ручку. Толкнула дверь. Открыла ее.
   Чьи-то руки больно стиснули ее шею.
   — Я говорил тебе: не пытайся от меня убежать, Эмма. — Дрю начал душить ее. — Я говорил, что найду тебя.
   — Эмма! — Майкл прижал ее к себе. — Проснись, Эмма, проснись! Это всего лишь сон.
   Она не могла отдышаться. Даже осознав, где находится и кто рядом с ней, она, казалось, еще чувствовала на своем горле пальцы Дрю.
   — Свет, — выдавила Эмма. — Пожалуйста, зажги свет.
   — Хорошо. Держись. Ну вот. А теперь посмотри на меня. Эмма, посмотри на меня.
   Майкл приподнял ее подбородок. Лицо у Эммы побелело и блестело от пота.
   — Это сон, — тихо сказал Майкл. — Я рядом.
   — Со мной все в порядке.
   — Сейчас я принесу тебе воды. — Он накинул на дрожащую Эмму одеяло и поспешил в ванную.
   Прижав колени к груди, она слушала, как льется вода. Она знала, где находится. В гостиничном номере с Майклом. Она захотела провести с ним ночь перед его возвращением в Штаты. Хотя Эмма понимала, что это всего лишь сон, она до сих пор ощущала хватку Дрю.
   — Выпей.
   Эмма сделала глоток, но вода не обожгла горло, как она боялась.
   — Извини, Майкл.
   К черту извинения. Он потрясен не меньше, чем она. Эмма кричала так, словно задыхалась во сне, пытаясь судорожно глотнуть воздух, застрявший в горле.
   — Часто это бывает?
   — Слишком часто.
   — Поэтому ты отказывалась провести со мной ночь? Она лишь пожала плечами.
   — Ты слишком красива для тупицы, Эмма. — Положив на место подушки, Майкл привлек ее к себе. — Расскажи об этом.
   Она уже закончила, а он все продолжал глядеть в пустоту. Теперь Эмма успокоилась, у него же нервы были натянуты до предела.
   — Вероятно, толчком послужило письмо. Раньше я молила бога, чтобы кошмары прекратились. Теперь не хочу. Я хочу войти в комнату и увидеть.
   — Ты веришь мне? — спросил Майкл, целуя ее волосы.
   — Да.
   — Я сделаю все, чтобы найти виновного в смерти твоего брата.
   — Это случилось так давно.
   — У меня есть кое-какие мысли. Посмотрим, сумею ли я Чего-то добиться.
   Эмма прижалась к нему, страстно желая всегда находиться рядом с ним, и положила голову ему на плечо.
   — Я сказала, что поеду с тобой, если ты хочешь, но мне не обходимо остаться. Я должна поговорить с Кэтрин. Потребуется несколько недель.
   Майкл помолчал, свыкаясь с мыслью, что ему снова придется жить без Эммы.
   — Пока ты здесь, подумай, сможешь ли ты быть женой полицейского. Хорошо подумай, ладно?
   — Да. — Эмма обвила его шею руками. — А сейчас люби меня, Майкл.

* * *

   Клуб был заполнен до отказа молодыми парнями в тесных джинсах и длинноногими девицами в узких мини-юбках. Громкая тяжелая музыка, выпивка, разбавленная водой, крутящиеся разноцветные прожектора, искажающие лица. Пары на танцплощадке вынуждены были кричать, чтобы слышать друг друга. Наркотики и деньги переходили из рук в руки так же просто, как бумажки с номерами телефонов.
   Он к этому не привык. И уж конечно, подобные заведения были не в его вкусе. Но он пришел, втиснулся за угловой столик, заказал виски.
   — Если тебе захотелось поговорить, мог бы найти место получше.
   Его собеседник, ухмыльнувшись, залпом проглотил виски.
   — Лучшее место для тайн — на людях. — Он поднес к сигарете зажигалку с монограммой. — Ходят слухи, что Джейн провела тебя?
   — Мне известно о письме.
   — И ты не счел нужным упомянуть об этом?
   — Точно.
   — Не забывай, что все касающееся тебя касается и меня.
   — В письме речь идет только о Джейн, а поскольку она мертва, письмо не имеет никакого значения. — Он замолчал, дожидаясь, пока официантка поставит его стакан. — Возможно, есть кое-что более неотложное. Эмме снятся неприятные сны.
   — Ее сны меня не волнуют.
   — А должны. Так как они касаются нас обоих. Эмма лечится у психиатра Стиви. — Пригубив виски, он решил, что оно пригодно даже для поливки цветов. — Она может начать вспоминать.
   На лице его собеседника отразился страх, который тут же сменился яростью.
   — Ты должен был позволить мне убить ее несколько лет назад.
   — Тогда в этом не было необходимости. Возможно, она появится сейчас.
   — На данном этапе, старина, я не собираюсь марать руки. Позаботься о ней сам.
   — Я разобрался с Джейн. А за Эммой пока достаточно следить. Если дело сдвинется с мертвой точки, решать тебе.
   — Хорошо. Но не потому, что ты приказываешь. Просто за ней должок.
   — Мистер Блэкпул, можно взять у вас автограф? Положив зажигалку, он улыбнулся рыжеволосой девице с пышными формами:
   — Конечно, дорогая. С радостью.

Глава 41

   Из окна гостиной Эмма видела, как на живой изгороди тает последний новогодний снег.
   — Майкл хочет, чтобы я вышла за него замуж.
   Кэтрин даже бровью не повела.
   — А что ты сама чувствуешь?
   Стандартный вопрос врача пациенту. Эмма чуть не засмеялась.
   — Много чего. Но только не удивление. Я давно знала, что он только и ждет подходящего момента. Когда мы вместе, я начинаю верить, что все у нас может получиться. Дом, семья. То, что я всегда хотела.
   — Ты любишь его?
   — О да.
   «Без колебания», — отметила Кэтрин.
   — Но относительно замужества ты не уверена?
   — У некоторых людей это получается. Чего не скажешь обо мне.
   — Между Майклом и Дрю есть что-нибудь общее?
   — В каком отношении? Оба мужчины. Привлекательные, решительные.
   — Еще что-нибудь?
   Эмма прошлась по комнате. В доме было тихо. Ежедневно в три часа ее оставляли дома одну для бесед с Кэтрин. Сегодня Эмма собиралась говорить не о Майкле, а о кошмарах, но думала в основном о нем.
   — Даже узнав буйный и жестокий характер Дрю, я не смогла их сравнить. Они совершенно разные. Дрю никогда не заботился о людях, ни к кому не чувствовал истинной привязанности. Он мог быть очень умным и очень романтичным, но за все требовал оплаты.
   — А Майкл?
   — Он заботится. О людях, о своей работе, о семье. Верность для него… ну, как цвет глаз. Неотъемлемая принадлежность. Я даже не предполагала, что после Дрю снова захочу быть с мужчиной. Заниматься сексом. Когда мы с Майклом впервые занялись любовью, я почувствовала то, к чему всегда стремилась, но испытать так и не смогла.
   — Отношения с Дрю ты назвала сексом. А с Майклом занималась любовью.
   — Правда?
   Эмма одарила Кэтрин одной из редких улыбок. Она вспомнила Джонно, который сидел однажды ночью в ее комнате на Мартинике. «Когда это происходит с кем-то, кого ты любишь, это становится почти святым».
   — Вряд ли для решения подобной загадки нужен медицинский диплом.
   — Да, — удовлетворенно сказала Кэтрин. — Тебе комфортно… в физическом смысле… вместе с Майклом?
   — Нет. Но это очаровательное неудобство.
   — Волнующее?
   — Да. Но я никак не могу… проявить инициативу.
   — А хочешь?
   — Не знаю. Думаю, мне хотелось бы, но, видимо, я боюсь сделать что-то не так.
   — В каком смысле?
   — Точно не знаю, — смутилась Эмма. — Ну сделаю что-то такое, а он рассердится или… — Недовольная собой, она отвернулась к окну. — Не могу отделаться от Дрю, его замечаний о том, насколько я тупа и никчемна в постели.
   Она ненавидела себя за то, что до сих пор позволяла Дрю вмешиваться в ее жизнь.
   — А ты не задумывалась, что в этом мог быть виноват твой партнер или обстоятельства?
   — Да. Тут, — показала Эмма на висок, — я знаю, что не холодная и не бесчувственная, что способна испытывать желание и страсть. Но боюсь сделать шаг навстречу Майклу, боюсь что-нибудь испортить. — Замолчав, она взяла хрустальную призму и стала глядеть на игру преломляющегося в ней света. — И еще кошмарные сны. Я боюсь Дрю почти так же сильно, как при его жизни. Мне почему-то кажется, что я смогу проявить инициативу в отношениях с Майклом, только если уберу из снов Дрю, сотру в подсознании его лицо и голос.
   — Тебе это так необходимо?
   — Разумеется. Неужели ты думаешь, я хочу, чтобы меня продолжали наказывать?
   — За что?
   — За то, что я исполняла его желания недостаточно быстро или неправильно. Что я надела не то платье. Что люблю Майкла. — Она заметалась по комнате, ломая руки. — Когда Дрю увидел нас на выставке, он все понял. И избил меня. Он заставил меня дать обещание, что я больше никогда не увижусь с Майклом, но все равно продолжал бить. Он знал, что я не сдержу обещание.
   — Обещание, данное под принуждением, не имеет силы.
   — Нет, я пыталась сдержать его, но не сдержала. Не смогла. Поэтому он наказал меня. — Эмма упала в кресло. — Я солгала. И Дрю, и самой себе.
   Кэтрин подалась вперед, однако ее голос оставался тихим и мягким:
   — Как ты думаешь, почему он присутствует в твоих снах о той ночи, когда умер Даррен?
   — Тогда я тоже солгала, — пробормотала Эмма. — Не сдержала обещания, не уберегла Даррена. Мы потеряли его. Папа и Бев потеряли друг друга. Я поклялась им всегда заботиться о нем. И нарушила свою клятву. Никто меня не наказывал. Никто не винил.
   — Это делала ты сама. Разве ты не винила себя? Не карала?
   — Если бы я не убежала… Даррен звал меня. Он был так напуган, но я не вернулась, хотя знала, что ему сделают больно. И он умер. Я должна была остаться. Я обязана была остаться.
   — Смогла бы ты помочь ему?
   — Я убежала потому, что испугалась за себя.
   — Ты была маленьким ребенком, Эмма.
   — Какая разница? Я дала обещание. Нельзя нарушать обещания, данные людям, которых любишь, независимо от того, насколько трудно их сдержать. Я дала обещание Дрю и оставалась с ним…
   — Почему?
   — Потому что заслуживала наказания. — Она закрыла глаза, объятая тупым, мучительным ужасом. — О господи, оставалась с ним в наказание за то, что потеряла Даррена?
   Кэтрин позволила себе лишь кратчайший миг удовлетворения. Это было именно то, на что она надеялась.
   — Я думаю, отчасти ты права. Ведь Дрю напоминал тебе отца. Ты винила себя в смерти Даррена, а по детской логике за виной следует наказание.
   — Выходя замуж за Дрю, я не знача о его характере.
   — Не знала. Тебя привлекало то, что ты увидела на поверхности. Красивый молодой мужчина с красивым голосом. Романтичный, очаровательный. Ты выбрала того, кого считала нежным и любящим.
   — Я ошиблась.
   — Да. Он обманул тебя и многих других. Но внешне он был таким привлекательным, таким любящим, поэтому ты убедила себя, что заслуживаешь подобного обращения. Дрю использовал твою уязвимость, эксплуатировал и углублял ее. Ты ведь не просила, чтобы тебя били. И ты не виновна в смерти брата. — Кэтрин взяла ее за руку. — Безоговорочно приняв это, ты все вспомнишь. А как только вспомнишь, кошмары прекратятся.
   — Я вспомню, — пробормотала Эмма. — И на этот раз не убегу.

* * *

   Квартира-студия почти не изменилась. Марианна лишь добавила несколько своеобразных штрихов. Фотография Годзиллы в натуральную величину, огромная пластмассовая пальма с рождественскими украшениями, хотя давно наступил январь, и чучело птицы на ветке перед окном. Стены увешаны преимущественно картинами Марианны, пейзажами, морскими видами, портретами и натюрмортами. В студии пахло красками, скипидаром и «Наваждением» Кельвина Кляйна.
   Эмма сидела в полосе солнечного света. На ней был свитер, спускающийся с одного плеча, и сапфировые с бриллиантами сережки, рождественский подарок отца.
   — Ты очень напряжена, — жаловалась Марианна, водя карандашом по листу ватмана.
   — Ты всегда так говоришь, когда рисуешь меня.
   — Нет, ты действительно не расслабилась.
   Марианна воткнула карандаш в волосы, которые теперь представляли собой беспорядочную массу завитушек, доходивших до плеч. Откинувшись назад, она изучала Эмму.
   — Из-за того, что ты снова оказалась в Нью-Йорке?
   — Не знаю. Возможно.
   Но Эмма провела в напряжении и два последних дня в Лондоне, не в силах избавиться от ощущения, что за ней подглядывают, следят. Крадутся.
   Глупо. Видимо, ее нервозность связана с тем, что она в конце концов признала свою вину и стыд. Но, сделав это, она испытала облегчение.
   — Ты хочешь, чтобы мы закончили? — Задавая свой вопрос, Марианна уже взяла карандаш и снова начала рисовать. Ей всегда хотелось поймать это спокойное выражение в глазах у Эммы. — Можно сбегать в центр, сходить в «Блуми» или к «Элизабет Арден». Я уже давно не была в косметическом салоне.
   — Да, ты такая уставшая, — улыбнулась Эмма, и в уголке рта появилась ямочка. — В чем дело? Витамины, микроэлементы, секс? Должна сказать, что, несмотря на явное переутомление, ты выглядишь отлично.
   — Полагаю, это любовь.
   — Дантист?
   — Кто? Ах, тот. Наши взаимоотношения стали жертвой разговоров о каналах в корнях. Нет, не он. Его зовут Росс. Мы познакомились месяцев шесть назад.
   — Шесть месяцев? — удивилась Эмма. — И ты молчала?
   — Я думала, вдруг меня опять постигнет неудача… Так… повернись немного, склони голову. Ага.
   — Я серьезно.
   Эмма взглянула из окна, и у нее свело все внутри. Внизу спешили люди, подгоняемые ветром, который грозил принести с собой дождь или мокрый снег. В дверях магазина курил мужчина. Эмма готова была поклясться, что он смотрит прямо на нее.
   — Что? — переспросила она, услышав голос Марианны.
   — Я сказала, может быть. Загвоздка в том, что он сенатор.
   — Настоящий американский сенатор?
   — Из Виргинии. Можешь представить меня шикарной вашингтонской супругой?
   — Могу, — улыбнулась Эмма.
   — Чаепития, протокольные встречи, — сморщила нос Марианна. — Как я смогу высидеть целую речь, посвященную огромному бюджету? Куда ты уставилась?
   — Да так, просто на улице стоит мужчина.
   — Надо же! Мужчина в жилом квартале Нью-Йорка! Ты снова напряглась.
   — Извини. — Сделав над собой усилие, Эмма отвернулась от окна и попробовала расслабиться. — Паранойя. Итак, предстоит ли мне встреча с политиком?
   — Он в Вашингтоне. — Двумя штрихами Марианна наметила брови Эммы. — Если бы ты не торопилась в Лос-Анджелес, мы съездили бы туда в следующие выходные.
   — Значит, это серьезно?
   — Наполовину. Эмма, ты увидела нечто особенное?
   — Да этот мужчина. Он смотрит прямо на меня.
   — Похоже, это не паранойя, а тщеславие. — Марианна тоже подошла к окну. — Наверное, хочет сбыть наркотики, — решила она и вернулась на место. — А теперь поговорим серьезно. Ты собираешься осчастливить Майкла и его собаку?
   — Мне нужно время.
   — Его у тебя было предостаточно с тринадцати лет, — заметила Марианна. — И каково заставлять мужчину нести перед собой факел в течение десяти лет?
   — Все не так.
   — Именно так. Знаешь, я удивлена, что он не сбежал с Западного побережья, когда ты собралась погостить здесь пару дней.
   — Он хочет жениться.
   — Ой, ты просто сбила меня с ног. Ну кто бы мог подумать?
   — Наверное, я не хотела размышлять о том, что может произойти дальше.
   — Поскольку вычеркнула слово на букву «м». Так что ты собираешься с ним делать?
   — С ним?
   — Даже с ними. «Муж» и «Майкл».
   — Не знаю. — Эмма снова выглянула из окна. Мужчина был на месте. — Дождусь следующей встречи. Может, теперь, когда все улеглось и наша жизнь возвращается в нормальное русло, чувства изменятся… Черт побери!
   — В чем дело?
   — Почему до меня раньше не дошло? Папа опять нанял телохранителя. Ты знала об этом?
   — Нет. — Снова подойдя к окну, Марианна выглянула на улицу. — Брайан ничего мне не говорил. Слушай, тип просто стоит. Зачем сразу же делать вывод, что он тут ради тебя?
   — Прожив с этим большую часть жизни, начинаешь чувствовать, когда за тобой следят. — Эмма выругалась и распахнула окно. — Эй! — Неожиданный окрик удивил ее не меньше, чем мужчину на улице. — Передай своему хозяину, что я сама позабочусь о себе. А если через пять минут ты еще будешь здесь, я вызову полицию.
   — Лучше стало? — пробормотала Марианна.
   — Намного.
   — Вряд ли он услышал тебя.
   — Услышал, — удовлетворенно кивнула Эмма. — Он уходит. А теперь нас ждет косметический салон.

* * *

   Майкл глядел на распечатку. Он много дней сопоставлял списки и перекрестные ссылки, погрузившись в дело об убийстве Даррена Макавоя, как его отец двадцать лет назад. Майкл прочел все досье, изучил протоколы всех допросов. Вспомнил, как они с Эммой ездили в особняк, и добавил свои заметки.
   На основе тщательного расследования, проведенного отцом, и воспоминаний Эммы он мысленно воссоздал ночь убийства Даррена.
   Музыка. Он представил себе «Битлз», «Роллинг стоунз», Джоплин, «Дорз».
   Наркотики. Там радушно делились всем — от травки до ЛСД.
   Разговоры о покупках, попойках, сплетни. Смех, яростные политические споры. Вьетнам, Никсон, эмансипация. Люди приходили и уходили. Кого-то пригласили, кто-то забежал на огонек. Никто не задавал вопросов, увидев незнакомое лицо. Официальных приглашений не требовали. На повестке дня любовь, мир, всеобщее братство. Звучало привлекательно, но копа начала девяностых выводило из себя.
   У Майкла был список гостей, составленный отцом, удручающе неполный, но от него можно отталкиваться. Следуя интуиции, Майкл несколько дней устанавливал, где находились в ночь смерти Джейн Палмер все указанные в списке лица. Выяснилось, что тогда в Лондоне было шестнадцать человек, включая группу «Опустошение», их менеджера и Бев Макавой. Он поборол желание вычеркнуть их из списка подозреваемых и несколько дней устанавливал алиби.
   Теперь в распечатке осталось двенадцать фамилий. Майкл надеялся, что если между двумя убийствами, разделенными двадцатью годами, действительно существовала связь, то она кроется именно здесь.
   — Это дает нам материал для работы. Я хочу копнуть поглубже и найти связь между оставшимися в списке и Джейн Палмер.
   — У тебя в списке Макавой. Думаешь, они могли убить собственного сына? — поинтересовался Лу.
   — Нет. Дело в связях.
   Майкл открыл папку. Имена на листе, соединенные пунктирными линиями, образовали некое генеалогическое древо во главе с Бев, Брайаном и Джейн. Под ними стояли имена Эммы и Даррена.
   — Я пытался связать их, используя протоколы допросов и информацию из досье. Возьмем Джонно. — Палец Майкла скользнул вниз. — Друг детства и соавтор всех песен Брайана. Они вместе основали группу. Джонно поддерживал связь с Бев во время ее долгого разрыва с мужем. Кроме того, он дольше всех был знаком с Джейн.
   — Мотив?
   — Только деньги и месть. И то и другое легко увязывается с Джейн Палмер, но для всех остальных из списка не подходит. Блэкпул. — Майкл опустил палец еще ниже. — Когда убили Даррена, он ничего особенного собой еще не представлял. Рывок произошел несколько месяцев спустя, когда он записал песню, сочиненную Брайаном и Джонно. И Пит Пейдж стал его менеджером.
   Майкл провел пальцем по линиям, соединяющим Блэкпула с Брайаном, Джонно, Питом и Эммой.
   — С Палмер никак не связан? — спросил Лу.
   — Пока не знаю.
   — В этом списке есть фамилии, известные даже мне.
   — Столпы рок-н-ролла. — Усевшись на край письменного стола, Майкл закурил. — Конечно, если мотивом похищения считать корысть, то большинство имен следует вычеркнуть. Вот здесь и появляется Джейн. Если идея принадлежит ей, она могла воспользоваться шантажом, сексом, наркотиками или чем-то еще, чтобы заставить кого-то подцепить Брайана на крючок с помощью Даррена. Когда-то она попыталась сделать это с помощью Эммы, но смогла получить только деньги. Ей захотелось большего. А что сработает лучше, чем похищение сына Брайана? — Майкл стал расхаживать по кабинету, рассуждая вслух. — Если бы Джейн могла попасть в дом, она сделала бы все сама. Но об этом нечего было и мечтать. Поэтому Джейн нашла исполнителя.
   — Кажется, ты очень хорошо понимаешь ее. Майкл вспомнил короткую связь с Энджи Парке.
   — Понимаю. Если принять на веру, что похищение задумала она, то мы обязательно найдем связь. Ей помогал кто-то из этого списка.
   — В детской были двое.
   — И один должен был хорошо знать дом, расположение комнат на личной половине Макавоев. Он должен был знать детей и их распорядок. Следовательно, нужно искать человека, связанного и с Джейн, и с Брайаном.
   — Ты кое о чем забываешь, Майкл. Если бы ты внес в список свое имя, сколько бы еще линий ты прочертил? Ничто так не осложняет расследование, как личная заинтересованность.
   — И ничто не продвигает его быстрее. Не знаю, стал бы я полицейским, если бы не Эмма. Она приходила к нам домой. Помнишь, перед Рождеством. Она пришла к тебе.
   — Помню.
   — Она искала помощи. И пришла к тебе. Может, главное не в том, чтобы заполнять бумаги и составлять отчеты, не в перестрелках и хватаниях за шиворот. Люди приходят к тебе с надеждой, поскольку ты знаешь, что делать. Мы поехали с Эммой в особняк в горах, и там я понял: должны быть люди, которые знают, что делать. Которым небезразличен маленький мальчик, и хотя они никогда его не видели, но не пожалеют ради него своих сил.
   Тронутый словами сына, Лу взглянул на лежащие перед ним бумаги:
   — Это продолжается уже двадцать лет, а я все еще не могу понять, что делать.
   — Какого цвета были глаза у Даррена Макавоя?
   — Зеленые, — ответил Лу. — Как у матери. Улыбнувшись, Майкл встал:
   — Ты никогда не переставал думать о нем. Мне нужно встретить Эмму в аэропорту. Можно оставить бумаги у тебя? Я не хочу, чтобы она их видела.
   — Хорошо. — Лу намеревался досконально изучить каждое слово в докладе сына. — Майкл, из тебя получился неплохой коп.
   — Как и из тебя.

Глава 42

   На протяжении всех трех тысяч миль полета до Калифорнии Эмма думала о Майкле. Она убеждала себя в необходимости сдерживаться. Ее отношения с Майклом развиваются слишком быстро, она должна мягко притормозить их. Скоро выйдет книга. Пора открывать студию, возможно, следует устроить еще одну выставку.
   Как же ей при этом разобраться в своих чувствах? В ее жизни произошел настоящий переворот, и очень легко принять за любовь признательность и дружбу. А она признательна Майклу. Всегда будет признательна. Он ее друг, постоянный и верный, хотя большую часть жизни находился вдали от нее. Если она чуть притормозит, так будет лучше для них обоих.
   Они увидели друг друга одновременно. Все здравые мысли, все сомнения, которые мучили Эмму на протяжении всего полета, улетучились в тот же миг, когда Майкл тут же сгреб ее в объятия. К радости остальных пассажиров, он молча целовал Эмму на глазах у всех.
   — Привет, — сказала она, когда ей удалось перевести дух, и погладила Майкла по щеке.
   — Привет. — Он снова поцеловал ее. — Рад видеть тебя.
   — Надеюсь, ты ждал не долго.
   — По-моему, больше одиннадцати лет. — И Майкл направился к выходу из аэровокзала.
   — Ты не собираешься меня опустить?
   — Нет. Как прошел полет?
   Засмеявшись, Эмма чмокнула его в щеку:
   — Не можешь же ты нести меня через весь зал.
   — Законом это не запрещено. Я узнавал. Наверное, у тебя есть багаж?
   — Есть.
   — Хочешь забрать его сейчас?
   — Не очень.

* * *

   Два часа спустя они лежали в постели и ели из одной вазочки мороженое.
   — До встречи с тобой у меня не было привычки есть в постели. — Зачерпнув полную ложку, Эмма протянула ее Майклу. — В пансионе мы с Марианной тайком приносили в комнату батончики «Херши» и, когда гасили свет, поедали их в постели, но это считалось совершенно недопустимым.