Страница:
Кротолов не обратил на его слова внимания. Высоко подняв здоровенную корзину, подкрадывался к рыбине. И – набросил снасть резким движением! Метнулся к корзине, в которой вновь мощно плеснуло, и тут…
И тут произошло нечто странное. На следующем шаге Федька ухнул в топь аж по плечи. Угораздило наступить на невидимую под илом яму. Мало того, парень начал тонуть! Шлепал руками, разбрызгивая грязь во все стороны, орал благим матом, – и погружался все глубже!
Тут уж стало не до шуток. Мужики ринулись на помощь. Успели: набежали, ухватили вчетвером за шкирку, за руки, даже за волосы – моментом выдернули, как репку из грядки.
Спасенный лицом был белее снега, беззвучно разевал рот, пытался что-то сказать, – и не мог. При этом норовил отодвинуться подальше от илистой топи.
А «чушка», послужившая причиной происшествия, в опрокинутой впопыхах корзине не обнаружилась. Уплыла, видать…
Через несколько минут Кротолова малость отпустило. И он дрожащим голосом поведал, что не просто провалился, не просто тонул – кто-то ТАЩИЛ его в глубину! Тащил за ногу!
Бригада грохнула дружным хохотом.
– Энто чушка тебя, Федян, чушка ухватила! За всех сродственниц сожранных сквитаться решила!
– Лобаста, про которую Милчеловек толковал! Точно она!
– Не-е-е, пиявица присосалась! А Федька в портки-то и наложил с перепугу!
– Знаю, знаю! Старик-Водяник его присмотрел, заместо бабы попользовать, гы-гы-гы…
Кротолов, не отвечая на подколки, стянул сапог, задрал повыше измаранную штанину. Ржание как ножом обрезало. Под коленом ногу украшал огромный кровоподтек – густо-багровый, словно от кровососной банки… На фоне его с трудом различались две дуги, состоящие из маленьких кровоточащих ранок. След зубов.
Бригада в тот момент готовилась закрыть аккорд. Дно пруда в угоду председателю чуть не вылизали: все коряги, весь хлам, набросанный в воду за долгие годы, – все вывезли. Не говоря уж про илистую жижу.
Оставалось закрыть аккорд и получить денежки.
Но тут нагрянула наука.
Слухи про откопанную трубу потихоньку таки распространялись – и достигли слуха ученых мужей. Те и прикатили: ну-ка, где тут у вас старинное и уникальное техническое устройство? Покажите-ка!
Работяги, пряча ухмылки, объяснили с пролетарской простотой: ну да, откопали какую-то железную хреновину, ну да, валялась тут в канаве, а куда делась – бог его знает… Сторожей у нас нету. Лопаты, тачки по акту принимали – по акту и сдадим. А иных устройств за нами не числится.
Врали, понятно. В стране бешеными темпами шла индустриализация, цветного металла не хватало катастрофически. И пункты по его приему работали повсюду… Туда «уникальное свинцовое устройство» и перекочевало по частям по миновании в нем надобности. (Надпись, исполненную странными, ни на что не похожими знаками на оголовке трубы, выходящем в пруд, не заинтересовала ни работяг, ни приемщика. Да и то сказать, сдавали в тот год в переплавку много вещей старинных и непонятных…)
Так ни с чем наука и укатила.
Федьку-Кротолова ученые мужи не встретили, и странный рассказ о его злоключениях не выслушали. Федька до их приезда, не дожидаясь аккордной выплаты, ушел из бригады. Не мог себя заставить подойти к той топкой луже. Снова занялся кротами…
Но слухи и легенды отличаются редкостной живучестью. И в фактах для своего существования не нуждаются.
Прошел год, другой, третий – и вновь пополз слушок.
Дескать, вывозя со дна пруда накопившийся ил, нашли-таки кое-что ценное. Но хитрован-председатель, недреманным оком надзиравший за работами, тут же наложил на добычу лапу, не позволив вскрыть не то сундук, не то ящик, не то засмоленную бочку… И замылил втихаря золотишко.
Разгулу домыслов поспособствовало случившееся еще пару лет спустя бесследное исчезновение означенного председателя.
Как в воду канул: поехал в райцентр на совещание и больше домой не вернулся.
Но, с другой стороны, время тогда было такое… Руководители всех уровней и рангов исчезали постоянно, только и успевали их портреты со стен снимать, да статьи из энциклопедий вымарывать.
А вскоре грянула война.
И про помещичий клад позабыли…
Глава 2. ПУТЬ ПРОФЕССИОНАЛА – VI
1.
2.
3.
4.
Глава 3. ПУТЬ МЕСТИ – III
1.
И тут произошло нечто странное. На следующем шаге Федька ухнул в топь аж по плечи. Угораздило наступить на невидимую под илом яму. Мало того, парень начал тонуть! Шлепал руками, разбрызгивая грязь во все стороны, орал благим матом, – и погружался все глубже!
Тут уж стало не до шуток. Мужики ринулись на помощь. Успели: набежали, ухватили вчетвером за шкирку, за руки, даже за волосы – моментом выдернули, как репку из грядки.
Спасенный лицом был белее снега, беззвучно разевал рот, пытался что-то сказать, – и не мог. При этом норовил отодвинуться подальше от илистой топи.
А «чушка», послужившая причиной происшествия, в опрокинутой впопыхах корзине не обнаружилась. Уплыла, видать…
Через несколько минут Кротолова малость отпустило. И он дрожащим голосом поведал, что не просто провалился, не просто тонул – кто-то ТАЩИЛ его в глубину! Тащил за ногу!
Бригада грохнула дружным хохотом.
– Энто чушка тебя, Федян, чушка ухватила! За всех сродственниц сожранных сквитаться решила!
– Лобаста, про которую Милчеловек толковал! Точно она!
– Не-е-е, пиявица присосалась! А Федька в портки-то и наложил с перепугу!
– Знаю, знаю! Старик-Водяник его присмотрел, заместо бабы попользовать, гы-гы-гы…
Кротолов, не отвечая на подколки, стянул сапог, задрал повыше измаранную штанину. Ржание как ножом обрезало. Под коленом ногу украшал огромный кровоподтек – густо-багровый, словно от кровососной банки… На фоне его с трудом различались две дуги, состоящие из маленьких кровоточащих ранок. След зубов.
* * *
А под самый конец работ из города заявились ученые.Бригада в тот момент готовилась закрыть аккорд. Дно пруда в угоду председателю чуть не вылизали: все коряги, весь хлам, набросанный в воду за долгие годы, – все вывезли. Не говоря уж про илистую жижу.
Оставалось закрыть аккорд и получить денежки.
Но тут нагрянула наука.
Слухи про откопанную трубу потихоньку таки распространялись – и достигли слуха ученых мужей. Те и прикатили: ну-ка, где тут у вас старинное и уникальное техническое устройство? Покажите-ка!
Работяги, пряча ухмылки, объяснили с пролетарской простотой: ну да, откопали какую-то железную хреновину, ну да, валялась тут в канаве, а куда делась – бог его знает… Сторожей у нас нету. Лопаты, тачки по акту принимали – по акту и сдадим. А иных устройств за нами не числится.
Врали, понятно. В стране бешеными темпами шла индустриализация, цветного металла не хватало катастрофически. И пункты по его приему работали повсюду… Туда «уникальное свинцовое устройство» и перекочевало по частям по миновании в нем надобности. (Надпись, исполненную странными, ни на что не похожими знаками на оголовке трубы, выходящем в пруд, не заинтересовала ни работяг, ни приемщика. Да и то сказать, сдавали в тот год в переплавку много вещей старинных и непонятных…)
Так ни с чем наука и укатила.
Федьку-Кротолова ученые мужи не встретили, и странный рассказ о его злоключениях не выслушали. Федька до их приезда, не дожидаясь аккордной выплаты, ушел из бригады. Не мог себя заставить подойти к той топкой луже. Снова занялся кротами…
* * *
Клад, естественно, в ходе прудовой эпопеи не отыскали.Но слухи и легенды отличаются редкостной живучестью. И в фактах для своего существования не нуждаются.
Прошел год, другой, третий – и вновь пополз слушок.
Дескать, вывозя со дна пруда накопившийся ил, нашли-таки кое-что ценное. Но хитрован-председатель, недреманным оком надзиравший за работами, тут же наложил на добычу лапу, не позволив вскрыть не то сундук, не то ящик, не то засмоленную бочку… И замылил втихаря золотишко.
Разгулу домыслов поспособствовало случившееся еще пару лет спустя бесследное исчезновение означенного председателя.
Как в воду канул: поехал в райцентр на совещание и больше домой не вернулся.
Но, с другой стороны, время тогда было такое… Руководители всех уровней и рангов исчезали постоянно, только и успевали их портреты со стен снимать, да статьи из энциклопедий вымарывать.
А вскоре грянула война.
И про помещичий клад позабыли…
Глава 2. ПУТЬ ПРОФЕССИОНАЛА – VI
Лесник, Псковская область, райцентр Плюсса, 06 июля 1999 года
1.
– С вас восемнадцать рублей за ксерокопии, – сказала девушка. И зачем-то начала объяснять извиняющимся тоном, хотя Лесник ничего не спрашивал:
– Дело в том, что нам самим бумагу покупать приходится, и картриджи заправлять, и…
Он уже протягивал сторублевую купюру – и девушка сбилась, замолчала. Выдвинула ящик стола, тут же задвинула обратно, затем порылась в крохотной дамской сумочке.
– Подождите минуточку, я сейчас схожу, разменяю. Только не уходите, ладно?
Лесник молча кивнул и она выпорхнула за дверь. Ему хотелось сказать «Сдачи не надо!» – сдержался, дешево получилось бы, в стиле рыночного торговца мандаринами. Хотя девчонке не помешает даже такое скромное вознаграждение. Какая зарплата может быть у хранительницы запасников здешнего краеведческого музея? Кошкины слезы, а не зарплата…
Он быстро просмотрел ксерокопии. Неплохо, неплохо… Всё по теме, ничего лишнего. Несколько страниц из мемуаров, никогда не публиковавшихся – почерк старинный, с завитушками, орфография дореволюционная… Заметка из районной газеты, напечатанной в далеком 1961 году… Отрывок из рукописи книги, которую до самой своей смерти писал известный здешний краевед, да так и не закончил…
Умеет девочка работать, что ни говори. Компьютеризация сюда не добралась, наверняка пришлось вручную перерыть кучу архивных документов.
Появилась хранительница – запыхавшаяся, раскрасневшаяся. И весьма симпатичная. Протянула деньги, Лесник сунул в карман, не считая. С удивлением отметил, что кофточка девушки за время отсутствия украсилась бэйджем, из которого следовало: зовут музейную работницу Екатериной Воронцовой. Прямо как княгиню Дашкову в девичестве, машинально отметил Лесник.
– А по Опочке вас материалы не интересуют? – сказала тезка и однофамилица княгини, когда Лесник совсем уж было собрался распрощаться.
– Опочка? – переспросил он словно бы удивленно. Но где-то глубоко внутри тренькнул сигнал тревоги. Опочка… Неужели потянется какой-то след от нынешнего их дела к той давней мрачной истории?
– Городок так называется, у нас, в Псковской области, – охотно пояснила девушка. – В прошлом веке был знаменит частным музеем купца Плюшкина.
– Прямо как у Гоголя… – сказал Лесник, чтобы хоть что-нибудь сказать. А сам напряженно прокачивал варианты. В семьдесят втором году Кати Воронцовой и на свете-то не было, значит… Значит, либо Контора небрежно зачистила концы и имела место утечка, либо этот поворот разговора – лишь случайное совпадение…
Девушка рассказывала с энтузиазмом, понятия не имея, что обрела вполне реальные шансы угодить в разработку безпеки.
– Есть версия, что Гоголь мог знать про этого человека и использовать его фамилию в своей поэме. Хотя реальный Федор Михайлович Плюшкин был не помещиком, а купцом. Но характером напоминал гоголевского персонажа – скуп был неимоверно. И, как хомяк в нору, натаскал в свой дом огромную кучу всякой дребедени. Причем искренне полагал натасканное антиквариатом и предметами искусства…
Лесник слушал внимательно. Катя рассказывала известные факты – про то, как в навозной куче, собранной коллекционером-профаном, сыскались-таки жемчужины, попавшие в экспозиции Эрмитажа и Русского музея. Ни слова не прозвучало о трагедии тридцатилетней давности – о событиях, сопутствующих похищению из запасников Опочкинского музея аляповатой статуи неизвестного скульптора девятнадцатого века. Статуя, впрочем, нашлась быстро – валялась в окрестных кустах. Бесследно пропал служивший ей постаментом кубический каменный монолит угольно-черного цвета, к тому же обладавший кое-какими неприятными свойствами… С ним вместе исчезли два оперативника Конторы – элита, полевые агенты. Никто и никогда их больше не видел, ни живыми, ни мертвыми. А по тем, кто занимался расследованием исчезновений, прокатилась вдруг волна загадочных «случайных» смертей – загадочных даже для Новой Инквизиции, оставшихся загадкой по сей день… Пожалуй, эту часть разговора в рапорте упоминать не стоит. Дабы не забивать начальственные головы ненужными ассоциациями.
Он сказал:
– Насколько я помню, про музей Плюшкина писали не раз, в том числе в центральной прессе…
Катя попыталась что-то возразить (да она ведь просто не хочет, чтобы я уходил, понял вдруг Лесник) – но не успела. В полуподвальном помещении появились два новых персонажа. Молодые, здоровенные, коротко стриженные парни в кожаных куртках. Не братки, нет, – такие мозолистые грабки могли принадлежать лишь пролетариям.
Один, не обращая на Лесника ни малейшего внимания, тут же устремился к Кате – не совсем твердыми шагами, широко раскинув руки и явно намереваясь обнять. Пола его куртки тяжело мотнулась, в кармане что-то стеклянно звякнуло… Второй стоял у дверей, глуповато улыбаясь.
– Катюха! – радостно завопил первый персонаж. – Хватай мешки, вокзал отходит! Колян прикатил, обмываем! Давай-давай, запирай халабуду – и почапали!
Девушка как-то умудрилась выскользнуть из объятий.
– Подожди, у меня же посетитель Завтра зайдет! – не смутился верзила. – Рабочий день-то того… Пошли-пошли!
Его приятель – еще более плечистый – решил, что пора и ему сказать веское рабочее слово. Сделал шаг к Леснику, произнес, набычившись:
– Завтра зайдешь, поня́л?! – но тут же громко рыгнул, слегка подпортив впечатление.
Верзила, игнорируя робкие попытки сопротивления, буквально тащил девушку к вешалке, где висел ее легкий летний плащ. Катя посмотрела на Лесника молящим взглядом.
Надо уходить, понял он. Дело сделано – ни к чему светиться и впутываться в совершенно ненужные истории. Что с того, что девчонка училась на том же факультете, что и Лесник, тогда еще не называвший себя Лесником? Теоретически могли встретиться в коридорах университета, он как раз писал диплом, когда она поступала… Однако – не повод. Ну вступится он, и что дальше? Всё равно ведь ей от судьбы не сбежать, и принца на белом "мерседесе" в здешней проспиртованной глуши не дождаться, рано или поздно природа своё возьмет – и выйдет интеллигентная барышня замуж за этакого вот троглодита, выйдет, никуда не денется, убедив себя, что сможет перевоспитать да приохотить к разумному-доброму-вечному… Выйдет, и будет детей рожать, и увязнет в домашних хлопотах, и сама не заметит, как погрузится с головой в трясину провинциальной беспросветной жизни… А Леснику надо сейчас уйти и выбросить из головы только что увиденное.
Он не ушел. Вместо этого шагнул к верзиле – плавно, скользяще, стоявший рядом индивид попытался было ухватить за рукав, но отчего-то промахнулся. Зато не промахнулся Лесник: аккуратно взялся за кисть руки, украшенную татуировкой «ГОША» – большой палец тут же попал в захват, со стороны незаметный, но чрезвычайно болезненный.
Гоша издал приглушенный, шипящий звук. Лицо его искривилось.
– На выход! – коротко приказал Лесник. Кивнул второму: – И ты тоже!
Катя широко распахнула глаза, но никак не комментировала происходившее. Верзила пошагал к двери – торопливо, продолжая издавать невнятное шипение. Его компаньон ничего не понял, но двинулся следом, сжимая на ходу кулаки.
То, что проделал Лесник в последнюю минуту, инструкции Конторы, мягко говоря, не приветствовали. Но его последовавшие действия запрещались теми же инструкциями прямо и недвусмысленно – потому что в коридоре Лесник резко-отрепетированным движением выдернул из кармана удостоверение ФСБ.
Поднес к глазам верзилы, развернул, подержал недолго, схлопнул, убрал – всё проделал молча и с некоей властной небрежностью в движениях, лучше любых грозных слов говорящей: обладателю этакой красной книжечки лучше без споров подчиниться… Целее будешь.
Гоша сразу ссутулился, стал словно ниже ростом и у́же в плечах.
– Документы! – Тон Лесника оказался вполне под стать движениям.
За паспортами друзья-приятели полезли с какой-то угодливой готовностью. Паспорта оказались отнюдь не старого образца, не с гербом СССР на обложке – новенькие, российские, один выдан семь месяцев назад, другой несколько ранее.
Все понятно. Интуиция не подвела – обоим довелось топтать зону, скорее всего недолго и скорее всего по статье, карающей за пьяное хулиганство. Оба до смерти боятся вернуться за колючку, однако перед более мелкой шпаной старательно лепят блатных-крутых-бывалых… А Гоша еще и решил, что переспать с выпускницей питерского университета – круче уж не бывает.
– Завтра, к одиннадцати – в райотдел, – коротко рубил Лесник фразы. – К капитану Смурову. Напишите объяснительные – что делали за дверью, куда посторонним входа нет. Тогда получите корочки. Может быть. Свободны.
Приятель Гоши попытался было что-то вякнуть – достаточно робко, впрочем. Лесник изобразил самую пакостную из своих улыбок, неторопливо вытащил из кармана мобильник. Процедил:
– Не хочешь, значит, по-хорошему…
Гоша торопливо потянул другана за рукав…
Придется проинструктировать капитана Смурова, здешнего агента влияния Конторы, чтобы занялся непрофильной работой. Остается лишь надеяться, что начальство про эту самодеятельность не узнает. Равно как и про использование удостоверения – доставать которое предписывалось исключительно при прямой угрозе провала. Но не калечить же щенков, в самом деле?
– Дело в том, что нам самим бумагу покупать приходится, и картриджи заправлять, и…
Он уже протягивал сторублевую купюру – и девушка сбилась, замолчала. Выдвинула ящик стола, тут же задвинула обратно, затем порылась в крохотной дамской сумочке.
– Подождите минуточку, я сейчас схожу, разменяю. Только не уходите, ладно?
Лесник молча кивнул и она выпорхнула за дверь. Ему хотелось сказать «Сдачи не надо!» – сдержался, дешево получилось бы, в стиле рыночного торговца мандаринами. Хотя девчонке не помешает даже такое скромное вознаграждение. Какая зарплата может быть у хранительницы запасников здешнего краеведческого музея? Кошкины слезы, а не зарплата…
Он быстро просмотрел ксерокопии. Неплохо, неплохо… Всё по теме, ничего лишнего. Несколько страниц из мемуаров, никогда не публиковавшихся – почерк старинный, с завитушками, орфография дореволюционная… Заметка из районной газеты, напечатанной в далеком 1961 году… Отрывок из рукописи книги, которую до самой своей смерти писал известный здешний краевед, да так и не закончил…
Умеет девочка работать, что ни говори. Компьютеризация сюда не добралась, наверняка пришлось вручную перерыть кучу архивных документов.
Появилась хранительница – запыхавшаяся, раскрасневшаяся. И весьма симпатичная. Протянула деньги, Лесник сунул в карман, не считая. С удивлением отметил, что кофточка девушки за время отсутствия украсилась бэйджем, из которого следовало: зовут музейную работницу Екатериной Воронцовой. Прямо как княгиню Дашкову в девичестве, машинально отметил Лесник.
– А по Опочке вас материалы не интересуют? – сказала тезка и однофамилица княгини, когда Лесник совсем уж было собрался распрощаться.
– Опочка? – переспросил он словно бы удивленно. Но где-то глубоко внутри тренькнул сигнал тревоги. Опочка… Неужели потянется какой-то след от нынешнего их дела к той давней мрачной истории?
– Городок так называется, у нас, в Псковской области, – охотно пояснила девушка. – В прошлом веке был знаменит частным музеем купца Плюшкина.
– Прямо как у Гоголя… – сказал Лесник, чтобы хоть что-нибудь сказать. А сам напряженно прокачивал варианты. В семьдесят втором году Кати Воронцовой и на свете-то не было, значит… Значит, либо Контора небрежно зачистила концы и имела место утечка, либо этот поворот разговора – лишь случайное совпадение…
Девушка рассказывала с энтузиазмом, понятия не имея, что обрела вполне реальные шансы угодить в разработку безпеки.
– Есть версия, что Гоголь мог знать про этого человека и использовать его фамилию в своей поэме. Хотя реальный Федор Михайлович Плюшкин был не помещиком, а купцом. Но характером напоминал гоголевского персонажа – скуп был неимоверно. И, как хомяк в нору, натаскал в свой дом огромную кучу всякой дребедени. Причем искренне полагал натасканное антиквариатом и предметами искусства…
Лесник слушал внимательно. Катя рассказывала известные факты – про то, как в навозной куче, собранной коллекционером-профаном, сыскались-таки жемчужины, попавшие в экспозиции Эрмитажа и Русского музея. Ни слова не прозвучало о трагедии тридцатилетней давности – о событиях, сопутствующих похищению из запасников Опочкинского музея аляповатой статуи неизвестного скульптора девятнадцатого века. Статуя, впрочем, нашлась быстро – валялась в окрестных кустах. Бесследно пропал служивший ей постаментом кубический каменный монолит угольно-черного цвета, к тому же обладавший кое-какими неприятными свойствами… С ним вместе исчезли два оперативника Конторы – элита, полевые агенты. Никто и никогда их больше не видел, ни живыми, ни мертвыми. А по тем, кто занимался расследованием исчезновений, прокатилась вдруг волна загадочных «случайных» смертей – загадочных даже для Новой Инквизиции, оставшихся загадкой по сей день… Пожалуй, эту часть разговора в рапорте упоминать не стоит. Дабы не забивать начальственные головы ненужными ассоциациями.
Он сказал:
– Насколько я помню, про музей Плюшкина писали не раз, в том числе в центральной прессе…
Катя попыталась что-то возразить (да она ведь просто не хочет, чтобы я уходил, понял вдруг Лесник) – но не успела. В полуподвальном помещении появились два новых персонажа. Молодые, здоровенные, коротко стриженные парни в кожаных куртках. Не братки, нет, – такие мозолистые грабки могли принадлежать лишь пролетариям.
Один, не обращая на Лесника ни малейшего внимания, тут же устремился к Кате – не совсем твердыми шагами, широко раскинув руки и явно намереваясь обнять. Пола его куртки тяжело мотнулась, в кармане что-то стеклянно звякнуло… Второй стоял у дверей, глуповато улыбаясь.
– Катюха! – радостно завопил первый персонаж. – Хватай мешки, вокзал отходит! Колян прикатил, обмываем! Давай-давай, запирай халабуду – и почапали!
Девушка как-то умудрилась выскользнуть из объятий.
– Подожди, у меня же посетитель Завтра зайдет! – не смутился верзила. – Рабочий день-то того… Пошли-пошли!
Его приятель – еще более плечистый – решил, что пора и ему сказать веское рабочее слово. Сделал шаг к Леснику, произнес, набычившись:
– Завтра зайдешь, поня́л?! – но тут же громко рыгнул, слегка подпортив впечатление.
Верзила, игнорируя робкие попытки сопротивления, буквально тащил девушку к вешалке, где висел ее легкий летний плащ. Катя посмотрела на Лесника молящим взглядом.
Надо уходить, понял он. Дело сделано – ни к чему светиться и впутываться в совершенно ненужные истории. Что с того, что девчонка училась на том же факультете, что и Лесник, тогда еще не называвший себя Лесником? Теоретически могли встретиться в коридорах университета, он как раз писал диплом, когда она поступала… Однако – не повод. Ну вступится он, и что дальше? Всё равно ведь ей от судьбы не сбежать, и принца на белом "мерседесе" в здешней проспиртованной глуши не дождаться, рано или поздно природа своё возьмет – и выйдет интеллигентная барышня замуж за этакого вот троглодита, выйдет, никуда не денется, убедив себя, что сможет перевоспитать да приохотить к разумному-доброму-вечному… Выйдет, и будет детей рожать, и увязнет в домашних хлопотах, и сама не заметит, как погрузится с головой в трясину провинциальной беспросветной жизни… А Леснику надо сейчас уйти и выбросить из головы только что увиденное.
Он не ушел. Вместо этого шагнул к верзиле – плавно, скользяще, стоявший рядом индивид попытался было ухватить за рукав, но отчего-то промахнулся. Зато не промахнулся Лесник: аккуратно взялся за кисть руки, украшенную татуировкой «ГОША» – большой палец тут же попал в захват, со стороны незаметный, но чрезвычайно болезненный.
Гоша издал приглушенный, шипящий звук. Лицо его искривилось.
– На выход! – коротко приказал Лесник. Кивнул второму: – И ты тоже!
Катя широко распахнула глаза, но никак не комментировала происходившее. Верзила пошагал к двери – торопливо, продолжая издавать невнятное шипение. Его компаньон ничего не понял, но двинулся следом, сжимая на ходу кулаки.
То, что проделал Лесник в последнюю минуту, инструкции Конторы, мягко говоря, не приветствовали. Но его последовавшие действия запрещались теми же инструкциями прямо и недвусмысленно – потому что в коридоре Лесник резко-отрепетированным движением выдернул из кармана удостоверение ФСБ.
Поднес к глазам верзилы, развернул, подержал недолго, схлопнул, убрал – всё проделал молча и с некоей властной небрежностью в движениях, лучше любых грозных слов говорящей: обладателю этакой красной книжечки лучше без споров подчиниться… Целее будешь.
Гоша сразу ссутулился, стал словно ниже ростом и у́же в плечах.
– Документы! – Тон Лесника оказался вполне под стать движениям.
За паспортами друзья-приятели полезли с какой-то угодливой готовностью. Паспорта оказались отнюдь не старого образца, не с гербом СССР на обложке – новенькие, российские, один выдан семь месяцев назад, другой несколько ранее.
Все понятно. Интуиция не подвела – обоим довелось топтать зону, скорее всего недолго и скорее всего по статье, карающей за пьяное хулиганство. Оба до смерти боятся вернуться за колючку, однако перед более мелкой шпаной старательно лепят блатных-крутых-бывалых… А Гоша еще и решил, что переспать с выпускницей питерского университета – круче уж не бывает.
– Завтра, к одиннадцати – в райотдел, – коротко рубил Лесник фразы. – К капитану Смурову. Напишите объяснительные – что делали за дверью, куда посторонним входа нет. Тогда получите корочки. Может быть. Свободны.
Приятель Гоши попытался было что-то вякнуть – достаточно робко, впрочем. Лесник изобразил самую пакостную из своих улыбок, неторопливо вытащил из кармана мобильник. Процедил:
– Не хочешь, значит, по-хорошему…
Гоша торопливо потянул другана за рукав…
Придется проинструктировать капитана Смурова, здешнего агента влияния Конторы, чтобы занялся непрофильной работой. Остается лишь надеяться, что начальство про эту самодеятельность не узнает. Равно как и про использование удостоверения – доставать которое предписывалось исключительно при прямой угрозе провала. Но не калечить же щенков, в самом деле?
2.
Шпионские страсти смотрелись в декорациях заштатного городка нелепо – но Лесник шел на рандеву, свято соблюдая все правила конспирации: появился в скверике вполне замотивированно – посадил Катю в автобус, тут же, на остановке, купил в ларьке бутылку пива, поводил взглядом вокруг: где бы, дескать, распить спокойно и без помех? – и наконец опустился на лавочку рядом с Костоправом. Тот тоже, согласно предварительной договоренности, сидел и попивал пивко. Так отчего бы не пообщаться двум родственным душам, случайно пересекшимся в одной точке пространства-времени?
Хотя, конечно, толковую наружку таким примитивом со следа не собьешь – тут же возьмут в разработку новый объект, и не успокоятся, пока не убедятся: случайная встреча действительно была случайной…
Но никаких признаков наружного наблюдения самые тщательные проверки не выявили. Да и Костоправ сделал условный знак: всё чисто. Лесник вздохнул. Его не оставляло чувство, что за всеми их действиями кто-то внимательно наблюдает. Незаметно, но пристально. Дурное, иррациональное чувство – вроде ощущения взгляда, направленного в затылок…
– С девушками гуляешь…– констатировал Костоправ. Видно было, что пиво он пьет с видимым удовольствием, не просто конспирации ради.
– Гуляю, – подтвердил Лесник очевидное.
– А у меня двадцать семь эксгумаций за день… Каждому своё…
– И что?
– Попахивает дело… И в прямом, и в переносном смысле.
– Постой… – спохватился Лесник. – У тебя же было разрешение вскрыть пятнадцать могил?
– То-то и оно. Двойные захоронения.
– Та-а-а-к… Рассказывай.
Костоправ рассказал. Вскрытые сегодня могилы не украшали кресты, надгробные памятники и оградки, – лишь таблички с номерами: на дальней окраине кладбища хоронили неопознанные трупы, вылежавшие свой срок в морге районной больницы. В основном бомжей, не имевших документов. И мало того, что тел под пятнадцатью табличками оказалось двадцать семь – девятнадцать из них имели несомненные признаки насильственной смерти, никак не отраженные в документах. Еще три случая можно было отнести к сомнительным…
– Например, по бумажкам лежит там бомж, – рассказывал Костоправ. – Шестьдесят семь лет, куча патологий, причина смерти – сердечная недостаточность. Раскопали – нет бомжа! Двое. Мужчина и женщина. Упитанные, уж никак не бомжевали… У мужика конкретная ОЧТМ – череп буквально всмятку. У женщины – перелом шейных позвонков.
– Возраст?
– Ну, точно сказать трудно, мужчина… – начал было Костоправ.
– Меня интересует женщина, – перебил Лесник.
– На вскидку: сорок пять, плюс-минус пять лет.
– Молодые нашлись? Девушки?
– Две. С точки зрения статистики даже меньше, чем можно бы ожидать.
Лесник задумался. Выстрел наугад угодил-таки в цель, да только дичь свалилась под ноги совсем не та, на которую он рассчитывал. Он-то надеялся обнаружить захоронения молодых женщин…
Совпадение? Кто-то тихо и аккуратно хоронит жертвы криминальных разборок? Многовато что-то жертв для заштатного района в глубинке. Да и криминал тут настолько серьезный не водится, предел фантазии мафиози здешнего разлива – вывезти свежеобразовавшийся труп в лес да присыпать землей.
– Что предпринял Смуров? – спросил Лесник.
– А что он мог предпринять? – ответил вопросом на вопрос Костоправ. – Директор кладбища божится, что ни сном, ни духом, – хоронили, дескать, там сами морговские, их же санитары и могилки копали. Я ему верю, кладбищенские могильщики, сам знаешь, какие зажравшиеся, для бомжей трудиться не станут… Заведующая моргом в отпуске, в Египте, косточки греет, легкие от трупного запаха проветривает. Наш бравый капитан клянется из нее душу по возвращении вытрясти. Если вернется, понятно, не получит тревожный звоночек от доброхота. Ну а санитары… Этих долго протрезвлять-похмелять придется, да и то без гарантий, что толковую информацию выдадут.
– Не могла завморгом всё в одиночку крутить. Есть рядом по меньшей мере еще одно звено цепочки.
– Поставщики трупов?
– Они самые. А значит…
– Значит, будут теперь искать новый канал, – подхватил Костоправ. – Что здесь всё утихнет, нечего и надеяться. Слишком большая буча поднялась в районе. Сейчас нас со Смуровым убирать бесполезно. Вернее, поздно…
– А жаль… Могли бы половить на живца.
– Не получится… – вздохнул Костоправ с притворным сожалением. Роль живца его не привлекала.
Хотя, конечно, толковую наружку таким примитивом со следа не собьешь – тут же возьмут в разработку новый объект, и не успокоятся, пока не убедятся: случайная встреча действительно была случайной…
Но никаких признаков наружного наблюдения самые тщательные проверки не выявили. Да и Костоправ сделал условный знак: всё чисто. Лесник вздохнул. Его не оставляло чувство, что за всеми их действиями кто-то внимательно наблюдает. Незаметно, но пристально. Дурное, иррациональное чувство – вроде ощущения взгляда, направленного в затылок…
– С девушками гуляешь…– констатировал Костоправ. Видно было, что пиво он пьет с видимым удовольствием, не просто конспирации ради.
– Гуляю, – подтвердил Лесник очевидное.
– А у меня двадцать семь эксгумаций за день… Каждому своё…
– И что?
– Попахивает дело… И в прямом, и в переносном смысле.
– Постой… – спохватился Лесник. – У тебя же было разрешение вскрыть пятнадцать могил?
– То-то и оно. Двойные захоронения.
– Та-а-а-к… Рассказывай.
Костоправ рассказал. Вскрытые сегодня могилы не украшали кресты, надгробные памятники и оградки, – лишь таблички с номерами: на дальней окраине кладбища хоронили неопознанные трупы, вылежавшие свой срок в морге районной больницы. В основном бомжей, не имевших документов. И мало того, что тел под пятнадцатью табличками оказалось двадцать семь – девятнадцать из них имели несомненные признаки насильственной смерти, никак не отраженные в документах. Еще три случая можно было отнести к сомнительным…
– Например, по бумажкам лежит там бомж, – рассказывал Костоправ. – Шестьдесят семь лет, куча патологий, причина смерти – сердечная недостаточность. Раскопали – нет бомжа! Двое. Мужчина и женщина. Упитанные, уж никак не бомжевали… У мужика конкретная ОЧТМ – череп буквально всмятку. У женщины – перелом шейных позвонков.
– Возраст?
– Ну, точно сказать трудно, мужчина… – начал было Костоправ.
– Меня интересует женщина, – перебил Лесник.
– На вскидку: сорок пять, плюс-минус пять лет.
– Молодые нашлись? Девушки?
– Две. С точки зрения статистики даже меньше, чем можно бы ожидать.
Лесник задумался. Выстрел наугад угодил-таки в цель, да только дичь свалилась под ноги совсем не та, на которую он рассчитывал. Он-то надеялся обнаружить захоронения молодых женщин…
Совпадение? Кто-то тихо и аккуратно хоронит жертвы криминальных разборок? Многовато что-то жертв для заштатного района в глубинке. Да и криминал тут настолько серьезный не водится, предел фантазии мафиози здешнего разлива – вывезти свежеобразовавшийся труп в лес да присыпать землей.
– Что предпринял Смуров? – спросил Лесник.
– А что он мог предпринять? – ответил вопросом на вопрос Костоправ. – Директор кладбища божится, что ни сном, ни духом, – хоронили, дескать, там сами морговские, их же санитары и могилки копали. Я ему верю, кладбищенские могильщики, сам знаешь, какие зажравшиеся, для бомжей трудиться не станут… Заведующая моргом в отпуске, в Египте, косточки греет, легкие от трупного запаха проветривает. Наш бравый капитан клянется из нее душу по возвращении вытрясти. Если вернется, понятно, не получит тревожный звоночек от доброхота. Ну а санитары… Этих долго протрезвлять-похмелять придется, да и то без гарантий, что толковую информацию выдадут.
– Не могла завморгом всё в одиночку крутить. Есть рядом по меньшей мере еще одно звено цепочки.
– Поставщики трупов?
– Они самые. А значит…
– Значит, будут теперь искать новый канал, – подхватил Костоправ. – Что здесь всё утихнет, нечего и надеяться. Слишком большая буча поднялась в районе. Сейчас нас со Смуровым убирать бесполезно. Вернее, поздно…
– А жаль… Могли бы половить на живца.
– Не получится… – вздохнул Костоправ с притворным сожалением. Роль живца его не привлекала.
3.
Трудно ожидать, что граждане, случайно разговорившиеся в процессе совместного распития пива, так вот сразу начнут демонстрировать друг другу папки с документами – и Лесник устно изложил коллеге самую суть информации, раскопанной Катей в архивной пыли.
– Новацкий – Навицкий, – произнес Костоправ медленно, словно пробуя фамилии на вкус. – К тому же польское имечко… Думаешь, потомок?
– Вполне вероятно. Могла фамилия трансформироваться – случайно, сразу после революции, когда вместо чиновников-контриков в присутствиях сели полуграмотные строители новой жизни… Вписали на слух в какую-то бумажку – и пошло-поехало. Или преднамеренный трюк. Чем не способ затаиться, не меняя место жительства? Соседи и не заметят, что по документам ты уже другой человек.
– А если Новацкий – тот самый Навицкий?.. – предположил вдруг Костоправ. – Ничего ведь достоверного о его смерти не известно…
Лесника предполагаемое долгожительство шляхтича не смутило. Знал – встречаются среди не совсем людей долгожители и старше, отнюдь не спешащие радовать сенсационными открытиями ученых-геронтологов. Тем не менее он отверг догадку:
– Непохоже… Тип характера другой. Не стал бы Владислав Навицкий сидеть долгие десятилетия тише мыши в псковской глуши. Авантюрист тот еще был…
– Может, поуспокоился с годами? Всяко на исходе второй сотни дедуля…
Лесник пожал печами. И сменил тему, поделившись новостями (привез их Алладин, прикативший утром в Плюссу).
– Наша бизнес-русалка, Матрена-Инга, угодила-таки в Три Кита. В центральную лабораторию. Северо-Западные рвали и метали, но операцию проводило Оперативное управление по личному приказу обер-инквизитора. Исследования идут полным ходом, первые результаты уже появились.
– Как же они сумели… Ведь дамочки эти нежные, чуть тронешь – тут же мрут и разлагаются на глазах… Даже быстрая и глубокая заморозка не помогает.
– Поможет… Если заморозить заживо.
Помолчали. Оба понимали, что Лесник озвучил самый очевидный вариант, наверняка пришедший в голову и специалистам Трех Китов. Но Костоправ не стал комментировать далекие от гуманизма методы работы коллег. Сказал после паузы:
– Значит, дело идет к развязке. Взять старика и тех, кто за его спиной – дело техники. А если кто-то ускользнет и начнет дело сначала, в новом месте – все филиалы, все резидентуры получат ориентировки на русалок… Чуть позже и тест-системы появятся, и оптимальные средства уничтожения, – Закончил он неожиданно грустно: – Еще одной красивой легендой меньше.
Лесник изложил свое видение грядущих событий:
– У нас – тут, на Псковщине – развязка наступит, когда наш орел-суггестор расправит крылья, к вящей радости Алладина. Не нравится мне этот Светлов, если честно…
– Новацкий – Навицкий, – произнес Костоправ медленно, словно пробуя фамилии на вкус. – К тому же польское имечко… Думаешь, потомок?
– Вполне вероятно. Могла фамилия трансформироваться – случайно, сразу после революции, когда вместо чиновников-контриков в присутствиях сели полуграмотные строители новой жизни… Вписали на слух в какую-то бумажку – и пошло-поехало. Или преднамеренный трюк. Чем не способ затаиться, не меняя место жительства? Соседи и не заметят, что по документам ты уже другой человек.
– А если Новацкий – тот самый Навицкий?.. – предположил вдруг Костоправ. – Ничего ведь достоверного о его смерти не известно…
Лесника предполагаемое долгожительство шляхтича не смутило. Знал – встречаются среди не совсем людей долгожители и старше, отнюдь не спешащие радовать сенсационными открытиями ученых-геронтологов. Тем не менее он отверг догадку:
– Непохоже… Тип характера другой. Не стал бы Владислав Навицкий сидеть долгие десятилетия тише мыши в псковской глуши. Авантюрист тот еще был…
– Может, поуспокоился с годами? Всяко на исходе второй сотни дедуля…
Лесник пожал печами. И сменил тему, поделившись новостями (привез их Алладин, прикативший утром в Плюссу).
– Наша бизнес-русалка, Матрена-Инга, угодила-таки в Три Кита. В центральную лабораторию. Северо-Западные рвали и метали, но операцию проводило Оперативное управление по личному приказу обер-инквизитора. Исследования идут полным ходом, первые результаты уже появились.
– Как же они сумели… Ведь дамочки эти нежные, чуть тронешь – тут же мрут и разлагаются на глазах… Даже быстрая и глубокая заморозка не помогает.
– Поможет… Если заморозить заживо.
Помолчали. Оба понимали, что Лесник озвучил самый очевидный вариант, наверняка пришедший в голову и специалистам Трех Китов. Но Костоправ не стал комментировать далекие от гуманизма методы работы коллег. Сказал после паузы:
– Значит, дело идет к развязке. Взять старика и тех, кто за его спиной – дело техники. А если кто-то ускользнет и начнет дело сначала, в новом месте – все филиалы, все резидентуры получат ориентировки на русалок… Чуть позже и тест-системы появятся, и оптимальные средства уничтожения, – Закончил он неожиданно грустно: – Еще одной красивой легендой меньше.
Лесник изложил свое видение грядущих событий:
– У нас – тут, на Псковщине – развязка наступит, когда наш орел-суггестор расправит крылья, к вящей радости Алладина. Не нравится мне этот Светлов, если честно…
4.
– По-моему, отлично парень справился, – сказал Алладин. – И от силовых решений не уклоняется, и сразу четверых в поле суггестии удерживал, не напрягаясь…
– Удерживать-то удерживал… – протянул Лесник с сомнением. Взял пульт, промотал запись назад, снова включил на воспроизведение. – Увидят в безпеке эти вот кадры – и отсеют твоего Светлова по восьмому пункту. Вето СВБ на моей памяти лишь раз нарушали, да и то…
Он не стал продолжать.
– А стоит ли им видеть? – Алладин внимательно посмотрел на Лесника. – Светлов тут уже не фигурирует…
Действительно, будущая звезда суггестии и сыска не принимала участие в действии, что разворачивалось в декорациях оскверненной часовни. Трое парнишек, сидя прямо на земле, длинными глотками пили портвейн из горлышек – движения механические, на лицах ни удовольствия, ни отвращения. Выпив, закусывали – поднимали с земли засохшие фекалии, так же механически подносили ко рту, жевали… По подбородкам стекала коричневая слюна. Потом одного стошнило…
Лесник отвел взгляд от экрана. Вздохнул:
– Может и не стоит… – И сменил тему. – У тебя псковская резидентура внештатниками полностью укомплектована?
– Вообще-то да… – настороженно сказал Алладин. – А в чем проблема?
– Да пропадает тут один ценный кадр в архивной пыли… Чутье у девчонки хорошее, и хватка есть, вот-вот до Опочкинского дела доберется… Пусть уж на нас работает, хоть и втемную.
Он вновь перевел взгляд на экран – демонстративно. Там уже всю троицу корчили рвотные судороги – однако, чуть отдышавшись, парнишки вновь пили и закусывали, пили и закусывали…
Алладин ответно вздохнул:
– Думаю, если поискать хорошенько, найдется уж место… Пристроим на работу.
– И жильем в Пскове обеспечите, – напомнил Лесник.
Алладин опять вздохнул, вовсе уж уныло. И сказал:
– Знаешь, кого ты мне напоминаешь, Лесник?
– Наверное, молодого Шона Коннори?
– Нет… Серого Волка.
– Того, который Красной Шапочкой подкрепился?
– Который Ивану-царевичу помогал… Помнишь сказку про яблочки молодильные? Я в детстве, когда ее услышал, задумался: а на хрена ж он царевичу за спасибо служит? В чем его профит?
– Нашел загадку… Не Серым Волком он был, а вервольфом в последней стадии. Скорей всего предыдущий муж Василисы Премудрой, та любила мудрить-экспериментировать. Вот он и доставил ей к крылечку всё в полном комплекте: царевич – одна штука, яблоки молодильные – три штуки, вода живая – одна склянка… Сдал-принял, опись, про́токол… Недаром о судьбе Ивана-царевича после свадьбы сказка умалчивает. Только я-то здесь причем?
– Вот и ты так же, вроде и с нами, а сам как тот Серый Волк…
Лесник сказал, сохраняя невозмутимо-серьезное лицо:
– Подозреваешь меня в ликантропии – напиши рапорт и отправь по инстанции.
Алладин посмотрел задумчиво, словно не знал, посмеяться шутке или нет. Потом все-таки рассмеялся.
– Удерживать-то удерживал… – протянул Лесник с сомнением. Взял пульт, промотал запись назад, снова включил на воспроизведение. – Увидят в безпеке эти вот кадры – и отсеют твоего Светлова по восьмому пункту. Вето СВБ на моей памяти лишь раз нарушали, да и то…
Он не стал продолжать.
– А стоит ли им видеть? – Алладин внимательно посмотрел на Лесника. – Светлов тут уже не фигурирует…
Действительно, будущая звезда суггестии и сыска не принимала участие в действии, что разворачивалось в декорациях оскверненной часовни. Трое парнишек, сидя прямо на земле, длинными глотками пили портвейн из горлышек – движения механические, на лицах ни удовольствия, ни отвращения. Выпив, закусывали – поднимали с земли засохшие фекалии, так же механически подносили ко рту, жевали… По подбородкам стекала коричневая слюна. Потом одного стошнило…
Лесник отвел взгляд от экрана. Вздохнул:
– Может и не стоит… – И сменил тему. – У тебя псковская резидентура внештатниками полностью укомплектована?
– Вообще-то да… – настороженно сказал Алладин. – А в чем проблема?
– Да пропадает тут один ценный кадр в архивной пыли… Чутье у девчонки хорошее, и хватка есть, вот-вот до Опочкинского дела доберется… Пусть уж на нас работает, хоть и втемную.
Он вновь перевел взгляд на экран – демонстративно. Там уже всю троицу корчили рвотные судороги – однако, чуть отдышавшись, парнишки вновь пили и закусывали, пили и закусывали…
Алладин ответно вздохнул:
– Думаю, если поискать хорошенько, найдется уж место… Пристроим на работу.
– И жильем в Пскове обеспечите, – напомнил Лесник.
Алладин опять вздохнул, вовсе уж уныло. И сказал:
– Знаешь, кого ты мне напоминаешь, Лесник?
– Наверное, молодого Шона Коннори?
– Нет… Серого Волка.
– Того, который Красной Шапочкой подкрепился?
– Который Ивану-царевичу помогал… Помнишь сказку про яблочки молодильные? Я в детстве, когда ее услышал, задумался: а на хрена ж он царевичу за спасибо служит? В чем его профит?
– Нашел загадку… Не Серым Волком он был, а вервольфом в последней стадии. Скорей всего предыдущий муж Василисы Премудрой, та любила мудрить-экспериментировать. Вот он и доставил ей к крылечку всё в полном комплекте: царевич – одна штука, яблоки молодильные – три штуки, вода живая – одна склянка… Сдал-принял, опись, про́токол… Недаром о судьбе Ивана-царевича после свадьбы сказка умалчивает. Только я-то здесь причем?
– Вот и ты так же, вроде и с нами, а сам как тот Серый Волк…
Лесник сказал, сохраняя невозмутимо-серьезное лицо:
– Подозреваешь меня в ликантропии – напиши рапорт и отправь по инстанции.
Алладин посмотрел задумчиво, словно не знал, посмеяться шутке или нет. Потом все-таки рассмеялся.
Глава 3. ПУТЬ МЕСТИ – III
Ирина, озеро Улим, 06 июля 1999 года
1.
Наступил день. Лучи солнца вонзались в толщу воды, будто клинки – но клинки короткие, не способные пройти насквозь, глубина рассеивала солнечный свет…
Если смотреть со дна вверх – то солнца не видно. Почти совсем. И тепло не ощущается. А вот давление – запросто. И дышать на глубине не так легко, как у поверхности. Вода холодная, но это как раз и не страшно… Тело не ощущает холода, телу все равно. Но воды много и она давит, давит, давит…
Нужно контролировать подачу воды в… новый орган. Даже мысленно ей было трудно назвать орган жабрами. Это слово ассоциировалось исключительно с чем-то мерзким, слизистым, пахнущим рыбой… Хотя ее орган… органы, да, жабры – совсем не такие: тонкие длинные щели ниже подмышек, ближе к грудям. Она не видела их. Пока еще нет. Но ощупала неоднократно. Щели мягкие и в то же время сильные. Они приоткрывались, втягивали в себя воду, чтобы потом выпустить ее обратно. Какая биохимия тут работала – Ирина не знала. Да и не хотела знать.
Зато она поняла, что вверху нужно захватывать воды побольше. А внизу наоборот, следить, чтобы плотной, давящей воды не попадало в жабры слишком много. Наверное, со временем ей не нужно будет контролировать почти каждый вдох и выдох. Дышала же она раньше – совершенно не задумываясь о работе легких.
Если смотреть со дна вверх – то солнца не видно. Почти совсем. И тепло не ощущается. А вот давление – запросто. И дышать на глубине не так легко, как у поверхности. Вода холодная, но это как раз и не страшно… Тело не ощущает холода, телу все равно. Но воды много и она давит, давит, давит…
Нужно контролировать подачу воды в… новый орган. Даже мысленно ей было трудно назвать орган жабрами. Это слово ассоциировалось исключительно с чем-то мерзким, слизистым, пахнущим рыбой… Хотя ее орган… органы, да, жабры – совсем не такие: тонкие длинные щели ниже подмышек, ближе к грудям. Она не видела их. Пока еще нет. Но ощупала неоднократно. Щели мягкие и в то же время сильные. Они приоткрывались, втягивали в себя воду, чтобы потом выпустить ее обратно. Какая биохимия тут работала – Ирина не знала. Да и не хотела знать.
Зато она поняла, что вверху нужно захватывать воды побольше. А внизу наоборот, следить, чтобы плотной, давящей воды не попадало в жабры слишком много. Наверное, со временем ей не нужно будет контролировать почти каждый вдох и выдох. Дышала же она раньше – совершенно не задумываясь о работе легких.