* * *
   Спасо-Ефимьевский монастырь был знаменит не только своей подземной тюрьмой. Именно в нем с 1836 года хранились архивы Десятого присутствия Святейшего Синода – засекреченного подразделения, отпочковавшегося в том году от Канцелярии розыскных раскольнических дел Синода.
   До декабря 1917 года в монастырские хранилища исправно поступали папки с самыми различными делами: материалы по розыску ересиархов и мистиков, практикующих крайне опасные, порой кровавые ритуалы, соседствовали с историями людей, облыжно и нелепо обвиненных кликушами в богопротивных и колдовских делах2… Зачастую попадались и дела заведомых сумасшедших, чей бред имел религиозную окраску и был признан опасным для православной церкви.
   В самом начале 1918 года в обитель заявился отряд матросов, шумных, пьяных, – черная форма перекрещена пулеметными лентами, винтовки с примкнутыми штыками, красные ленточки на бескозырках, ручные бомбы у пояса.
   Монастырь затих в тревожном ожидании. Сокровища ризницы и самые ценные иконы были надежно припрятаны, но ожидать можно было всего… Однако незваные гости заинтересовались тем, что никто и не думал прятать – старыми бумагами. Пожелтевшие папки паковали в брезентовые тюки, грузили на монастырские подводы – тех не хватало, матросики быстренько реквизировали в окрестных деревнях подвернувшийся под руку гужевой транспорт.
   Командовавший матросами человек выглядел на их фоне более чем нелепо: невысокий, худощавый, в элегантнейшем «буржуйском» костюме под бобровой шубой, в бобровой же шапке и с тростью. Оружия человек не носил, по крайней мере на виду.
   Настоятелю лицо странного командира показалось смутно знакомым. Но ни имя, ни обстоятельства встречи отец Елиозар так и не сумел вспомнить, пораженный внезапным беспамятством…
   И потом, спустя полтора года, на допросе в ЧК, – поведал следователям, весьма интересующимся личностью статского советника Буланского, о своих встречах с Богданом Савельевичем в Синоде, и о его визитах в обитель. Но о последнем приезде, состоявшемся в морозном январе восемнадцатого, напрочь позабыл.
* * *
   Папка, лежавшая на столе Богдана Буланского в сентябре 1927 года, поступила на хранение в Спасо-Ефимьевский архив одной из последних. И содержала документы о деле, по видимости малозначительном, не представляющем никакого интереса сейчас, десять лет спустя. Расследование касалось религиозного помешательства матроса Черноморского флота Прохора Цигулина (в двух документах дела он именовался отчего-то Цегулиным).
   Суть дела была проста: Цигулин, поднявшийся из кубрика на палубу глубокой ночью с 5 на 6 октября, узрел не кого-нибудь, а шествующую в направлении бака Богородицу. По какой-такой надобности оказался в неурочное время и в неурочном месте полуодетый матрос, выяснить так и не удалось. Потрясенный увиденным, Цигулин ни о чем ином говорить не желал, упорно игнорируя все не относящиеся к делу вопросы.
   Утром, вскоре после шестичасовой побудки, Цигулина обнаружили стоящим на четвереньках и исступленно целующим палубу. Покинуть место, ставшее святым после прикосновения стоп Богородицы, моряк наотрез отказался – был насильно доставлен в судовой лазарет, а спустя три часа – паровым катером в гарнизонный госпиталь.
   Резолюция без подписи, начертанная на подшитом в дело рапорте капитан-лейтенанта Вязовского о происшествии, гласила: «По излечении подвергнуть дисциплинарному наказанию, ибо Уставом военно-морской службы предписано поднять тревогу при обнаружении на корабле посторонних, будь то хоть сама Богородица».
   Но Цигулин так и не излечился… Напротив, бред усиливался, в рассказе появлялись все новые детали, явно досочиненные позже. Из первоначальных же слов матроса следовало немногое: лик у Богородицы был невыразимо прекрасен, кожа светилась словно бы собственным светом, волосы, казалось, парили в воздухе невесомо…
   Но главная деталь рассказа – никогда не позволившая бы бедолаге перейти из разряда помешанных в категорию узревших-таки чудо – оказалась чрезвычайно пикантной: Богородица шла по палубе обнаженной! Совершенно голой! Ни единой ниточки!
   Цигулин умер от мозговой горячки в конце января 1917 года. Банальная история банального сумасшествия…
   Интерес Буланского вызывало лишь одно – место службы несчастного матроса. Служил он на флагмане черноморского флота – на линкоре «Императрица Мария».
   Спустя сутки после обнаружения лобзающего палубу Цигулина линкор был уничтожен серией страшных взрывов, унесших жизни нескольких сотен матросов и офицеров. Причину взрывов следственная комиссия так и не установила.

Глава 7. ПУТЬ МЕСТИ – I
Ирина, г. Великие Луки, 30 июня 1999 года

1.

   Ира проснулась на рассвете. Она привыкла к ранним подъемам за последние шесть месяцев. Встала, прошлепала босыми ногами по прохладному полу, направляясь в ванну.
   Дверь в теткину комнату плотно прикрыта, но Ира все равно старалась не шуметь в коридоре. Поезд уходит сегодня ночью. Впереди целый день, чтобы не торопясь собраться и ничего не забыть. У нее есть дело, которое она должна сделать. И она выполнит то, что задумала. Когда вернется. Главное, чтобы ее не обманули. Чтобы дали то, что обещают. А уж она сумеет распорядиться подарком достойно.
   Теплые струи воды ударили из душа, и она замерла, наслаждаясь каждой секундой. Многие вещи изменились. Казалось бы, что удивительного в том, что она набирает в ладонь шампунь, потом втирает в коротко стриженые волосы остро пахнущую цветами жидкость? Роскошь, бывшая ей недоступной почти полгода.
   Вода смывала пену с ее тела. Она должна смыть все. Должна. Но не смывает. Вода может смыть грязь с кожи, но ведь есть еще душа. Кто или что смоет грязь с нее?
   Ирина протерла запотевшее зеркало. На нее смотрело чужое лицо. Худое, хотя она уже успела поправиться на четыре килограмма, с бледной кожей. Загар словно перестал приставать к ней. Загар – для живых, а она не жила последние полгода. Она выживала… Глаза смотрят из зеркала чужие, безжалостные. Не ее.
   Сможет ли измениться ее взгляд? Сможет ожить душа?
   Сможет. Она точно знала. Сможет. Когда она сделает то, что задумала. Когда отомстит. Тем, кто унижал и топтал ее шесть долгих месяцев.

2.

   День, когда прежняя Ира Величко навсегда исчезла, ничем не отличался от других.
   Лекции, семинары – второй курс факультета дошкольного воспитания. Кажется, после занятий они сходили в кино. На какой фильм – Ира потом вспомнить не могла. Хотя старалась. Одно время ей казалось, что если она вспомнит, что смотрела в тот вечер – будет легче.
   Возвращалась домой одна, зимой темнело рано… Шла безбоязненно, время детское, девять вечера…
   Тень, отделившаяся от стены, ее не испугала. Мало ли кто выходит из парадной? Знакомая улица, знакомые дома.
   Крепкие руки ухватили ее за плечи и буквально зашвырнули в неосвещенный подъезд – и она поняла, что попала в беду. «Шапку сорвут!» – мелькнула мысль. Но мужчину интересовала не шапка. Когда грубые ладони зашарили по ее телу, а она вдохнула чужой запах: острый, неприятный, – пришел ужас.
   Нападавший, наверное, не ожидал такого бешеного сопротивления…
   Что она орала ему в лицо? Несколько человек потом добросовестно показали, что слова «козел», «мудак» и «пидор» оказались самыми цензурными.
   Ирина сама не предполагала, что сможет так ругаться. И драться насмерть со здоровенным мужиком, сдиравшим с нее одежду.
   Драка, впрочем, не затянулась. Ира успела пару раз пройтись ногтями по лицу насильника – тут же получила удар в живот, заставивший скорчиться, согнуться. Куртки на ней уже не было, мужчина пытался разорвать свитер, ничего не получалось, шерстяные нити растягивались, но не рвались… Тогда он начал стягивать свитер через ее голову – и в этот момент Ирина вцепилась в чужую ладонь зубами.
   Тут же получила удар по лицу, еще один… Затем ей заломили руку, закрутили за спину, она не удержалась на ногах, упала, впечатавшись лицом в бетонный пол. Насильник навалился сверху. Боль в заломленной руке была дикой, нестерпимой – такой, что Ира почти не почувствовала, как кулак бил по ее ребрам – раз, второй, третий…
   Почему же никто не выйдет на шум? Не спасет ее от кошмара?
   Жильцы, как выяснилось впоследствии, всё слышали. Но двери своих квартир не открыли… И только один человек набрал номер милиции.
   В какой-то момент она решила прекратить сопротивление – тем более что возможностей для него не осталось. На любую попытку пошевельнуться или закричать мужик выворачивал руку чуть сильнее. Совсем чуть-чуть, но этого хватало, чтобы не кричать и не дергаться…
   Слабый свет сочился с площадки второго этажа, Ирина могла разглядеть валяющуюся у самого лица шкурку банана – потемневшую, подгнившую. Она вдыхала гнилостный запах, она сосредоточилась на этой шкурке, словно ничего иного в мире не осталось – ничего нет, и нет руки, содравшей с нее джинсы и грубо вторгшейся в промежность. Всё кончится, всё так или иначе кончится…
   Потом она все-таки не удержалась от крика. Мужчина никак не мог возбудиться в нужной степени – и повернул ее набок, одним и тем же движением содрал и бюстгальтер, и обрывки блузки, затем грубо вцепился в грудь, стиснул двумя пальцами сосок, с доворотом, очень сильно, очень больно…
   Она заорала.
   Казалось, истошный вопль вырвется из подъезда, и разнесется над всей улицей, и над всем городом… И помощь придет.
   Помощь к ней не пришла. Кое-что пришло к насильнику. Долгожданная эрекция…
   Ира не была девственницей и даже не чуралась анального секса – но сейчас показалось, что сзади в нее вошел напильник – жесткий, грубый, вспарывающий плоть… И добела раскаленный. Она закричала снова.
   А чуть позже произошло странное… Боль никуда не исчезла, стала сильнее, – но одновременно с ней Ирина начала чувствовать возбуждение. Да что там говорить – просто-напросто удовольствие. Извращенное удовольствие – густо замешанное на боли, страхе, отвращении и ненависти… Она уже не кричала – негромко вскрикивала в такт толчкам мужчины.
   Похоже, он понял, что с ней происходит. Прохрипел что-то одобрительное, отпустил ее руку, перевернул на спину, раздвинул коленями ноги… Вошел спереди так же грубо и больно. Огненный ком болезненного наслаждения разрастался внутри Ирины, и готовился взорваться ослепительной вспышкой, но тут…
   Но тут насильник издал блаженный стон и прекратил движения. Расслабился, навалился на нее всей тяжестью, потянулся губами к губам…
   Она вцепилась в его нос зубами и изо всех сил стиснула челюсти. Струя горячей крови хлынула в рот. Мужчина отдернулся с диким воплем. Отдернулся, оставив в ее зубах кусок своей плоти.
   Того, что случилось дальше, Ирина вспомнить не могла… Может быть, он снова бил ее, или катался по полу, обезумев от дикой боли, или милиция в тот момент уже входила в подъезд… Нет, нет, вроде бы милиция приехала позже…
   Ира не помнила. Все перекрыло ощущение бесподобного, феерического оргазма.
   Потом она как-то оказалась наверху – на третьем этаже? на четвертом? – полуголая, окровавленная, колотила в одну дверь, в другую, оставляя кровавые следы кулаков. Потом оплыла на пол, бессильно прислонилась к косяку, закрыла глаза. Почти всё, кошмар почти закончился, осталось потерпеть совсем немного…
   Кошмар не закончился. Кошмар входил в новую стадию. Потому что послышался топот и чей-то голос яростно и ликующе проорал:
   – Вот она, сучка!!!
   Ирина подняла веки.
   Это о ней? О НЕЙ?
   Конечно, вид у нее тот еще: почти голая, в крови, в сперме… и в блевотине – в своей, в чужой? – не понять, не вспомнить… Но она ведь ни в чем не виновата! Почему ей надевают наручники?
   Надо просто объяснить, что на нее напали, тот, здоровый тип, который орет, лишь сейчас Ира разглядела его при свете…
   На самом деле кричал, тыкая в нее обличающим жестом, вовсе не насильник – один из здешних жильцов-доброхотов. Нападавший к тому моменту потерял сознание от болевого шока и кровопотери.
   Но Ирина не смогла возвести напраслину на мирного обывателя. Вообще не смогла ничего сказать, из глотки вырывались рыдания – то громкие, истеричные, то переходящие в тихое всхлипывание…
   Ира рыдала, когда ее вели вниз под любопытными взглядами жильцов, наконец-таки выползших из-за своих бронированных дверей… Рыдала, когда ее запихнули в задний, зарешеченный отсек милицейского «уазика»… Рыдала всю дорогу… Рыдала в отделении милиции, сидя на жесткой лавке «обезьянника» – так и не смогла ничего произнести, даже своего имени…
   Дар речи вернулся спустя двое суток, и первой собеседницей Ирины стала пьяная в стельку бомжиха, норовившая назвать ее дочкой и отчего-то Лизанькой…

3.

   Ира выключила воду и вылезла из ванны, чувствуя, что ее всю трясет.
   Все. Тихо. Хватит.
   Она отомстит.
   Нет, не подонку, изнасиловавшему ее. Нет, не тупым и равнодушным жильцам, и не наряду, доставившему ее в отделение. Один из них, кстати говоря, соизволил позвонить ее тетке, у которой Ирина жила. Толку, правда, звонок тот не принес. Ни связей, ни денег у тетки не было. Да и желания выручать попавшую в беду племянницу тоже не оказалось.
   Нет… Она отомстит следователю, возбудившему уголовное дело по обвинению ее, Ирины Сергеевны Величко по статье 111 УК РФ – причинение тяжкого вреда здоровью. От двух до восьми лет лишения свободы – о чем ее проинформировали на первом же допросе.
   Дело же по факту изнасилования следователь возбуждать отказался. Адвокату Ирины, правда, быстро удалось добиться этого… Однако жертва изнасилования продолжала сидеть в СИЗО, а ее насильник с обезображенным лицом лежал в частной клинике и поправлял здоровье. Следователь упорно отказывался изменить меру пресечения студентке двадцати лет от роду, ранее ни в чем криминальном не замешанной. Мотивируя лишь одним – тяжестью содеянного. Хобби у нее, очевидно, такое – ходить по темным улицам и мужикам носы откусывать. Выпустишь маньячку на свободу – и тут же в районе всплеск тяжких телесных…
   «Тебе, дура, – снисходительно объяснял следователь, – надо было орать погромче. По роже ему съездить… А зубы в ход пускать ни к чему. У тебя все давно зажило, синяки рассосались, – а мужика на всю жизнь уродом оставила. Или хотя бы не глотала откушенное – глядишь, докторишки и пришили бы на место. Теперь вот ему – хе-хе! – новый нос из собственной задницы выкроить пытаются. Знаешь, сколько баксов такая операция стоит? Ничего, скоро узнаешь…»
   И прокурору, поддерживавшему обвинение в суде, она тоже отомстит.
   За что? Есть за что…
   Суд ведь вынес оправдательный приговор. После шести месяцев заключения в следственном изоляторе, после методичных отказов в изменении для нее меры пресечения… – Ира в такое чудо уже не верила.
   Адвокату противной стороны достаточно было показать фотографию с нынешним обликом насильника – и сочувствие к Ирине моментально испарялось. Можно подумать, она выбирала, куда кусать. Тем не менее суд ее оправдал, вспомнив о необходимой самообороне.
   Но прокурор подал на кассацию! Ира читала прокурорское представление, чувствуя, как немеет сердце, как слезы снова застилают глаза. Обвиняемая, дескать, имела возможность не причинять пострадавшему столь тяжкие повреждения. И действия ее были направлены не на то, чтобы защититься от изнасилования, – ибо «в момент нанесения травмы указанное действие закончилось и у потерпевшего произошло семяизвержение; соответственно, поступок обвиняемой оказался несоразмерен действиям потерпевшего, поскольку тот не имел умысла на причинение тяжкого вреда ее здоровью». Короче говоря, столь опасную личность необходимо изолировать от общества на пять лет, не больше и не меньше.
   Ирина поклялась: если ее не лишат свободы, если приговор оставят в силе – она отомстит. Если посадят – отомстит позже.
   Как именно это сделать – она тогда не знала. Понимала лишь, что для мести понадобятся все силы, какие у нее есть или будут.
   Приговор не изменился.
   А потом она узнала, где взять силу.

4.

   В ее купе зашел парень в синих джинсах и черной футболке, – высокий, темноволосый; поздоровался, широко улыбнулся. Наверное, он бы понравился ей сразу… Нет, не ей – той, другой, прежней Ире Величко… Сейчас она поглядывала настороженно, изучающе, – и не торопилась ответить улыбкой.
   Александр (так представился попутчик) закинул сумку на багажную полку, оставив внизу ноутбук. Поезд еще не отъехал от перрона, а ее сосед по купе уже раскрыл компьютер и полностью углубился в работу.
   «На бизнесмена не похож, – размышляла Ирина. – Студент? Нет, вроде бы постарше студенческой братии. Стрижка аккуратная, короткая, почти военная. Надеюсь, не из органов…»
   Ирина передернулась. Вот будет номер, – губы ее искривились в злой усмешке. Хотя, собственно, какая разница? Завтра утром, когда она сойдет с поезда, он будет спать сладким сном. Такие молодые люди не выходят на деревенских полустанках, наверняка едет в большой город…
   Словно почувствовав ее мысли, Александр захлопнул ноутбук и посмотрел на нее. Ирина встретилась с ним взглядом, и… И неожиданно подумала, что такой парень – сколько бы ни выпил – не станет затаскивать девушек в неосвещенные подъезды. А потом, тоже неожиданно для себя, Ире захотелось с ним заговорить.
   Получилось не очень удачно… Она совсем разучилось начинать разговор с мужчинами, последние месяцы они оставляли инициативу за собой – в комнатах для допросов.
   – Срочная работа? – спросила Ирина.
   Вопрос прозвучал натужно… Надуманно.
   – Что-то вроде того.
   – Всегда хотела иметь такую игрушку. – Ирина кивнула на ноутбук. – Можно посмотреть?
   Парень нахмурился.
   – Там ничего интересного, если честно. В основном документы.
   – Я на саму машинку хочу взглянуть. Что это за фирма?
   – Это… – Александр кинул взгляд на лицевую панель, – это «ТТМ».
   Вот так. Получила по носу? Правильно. Если там коммерческая информация – то никто ничего не покажет. Не те времена.
   – Не слышала про такую фирму…
   – У них нет бытовых моделей, лишь профессиональные, узкоспециализированные… Если хочешь выбрать ноутбук – могу дать пару советов юзера-«чайника». Но лучше поискать того, кто разбирается в этих игрушках.
   – Да я просто так… Извини.
   Александр встал и убрал компьютер в сумку. Ира подумала – всё, разговор окончен, отправится курить, или в вагон-ресторан… Ошиблась. Сосед тут же продолжил беседу:
   – Ты куда едешь? – спросил он.
   – До Плюссы.
   – А я…
   – А ты до Питера.
   – Откуда узнала?
   – Догадалась. Правильно?
   – Правильно… Ты обиделась?
   – Нет.
   Прозвучало короткое словечко куда более сухо, чем хотела Ирина.
   – Обиделась, – констатировал парень. – Будем исправлять. Как насчет ужина в вагоне-ресторане?
   – Рановато ужинать, – нерешительно ответила Ира. Действительно, чего она надулась? Прямо как пятилетняя – не дали поиграть игрушкой. И добавила:
   – Может попозже? Не хочется пока есть.
   – Попозже так попозже. Хорошо бы больше никого в купе не подсаживали, верно?
   Ира испуганно взглянула на него. И тут же обругала себя. Что ж она теперь – так и будет шарахаться от каждого слова и взгляда? Хотя намек оказался более чем прозрачным.
   Александр нахмурился, внимательно разглядывая ее лицо.
   – Что-то не так?
   – Все так. Почему ты спрашиваешь?
   – У тебя лицо… какое-то странное стало. Если ты решила, что я сексуальный маньяк – то не волнуйся, я сейчас не буйный. Честное слово. До осеннего обострения еще долго. Так что приставать не буду.
   – Вот еще, – буркнула Ирина, чувствуя, что ведет себя как полная дура. – Попробуй только.
   – Попробую – и что?
   Ирина понимала, что парень поддразнивает ее, стараясь шутливой словесной игрой снять напряжение, повисшее в воздухе.
   – Увидишь, – попыталась она поддержать веселый тон.
   Получилось совсем не весело. Пожалуй, даже злобно. Даже угрожающе – наверное, все мужчины, знакомые с материалами ее уголовного дела, вздрогнули бы от внешне безобидной реплики.

Глава 8. ПЕРЕСЕЧЕНИЕ ПУТЕЙ – I
Поезд Великие Луки – Санкт-Петербург, 30 июня – 01 июля 1999 года

1.

   Вагона-ресторана в поезде не оказалось. Имелся лишь буфет, где шумная компания воздавала должное обильному ассортименту выпивки и неаппетитно выглядевшим закускам.
   И ужин состоялся в купе, Ира поделилась захваченными из дому припасами. Затем они устроились рядом, на верхней полке, забравшись на нее с ногами.
   Разговор начался тяжело – для Ирины. С трудом подбирала слова, с трудом выдерживала интонацию – не угрюмую, не угрожающую. Но постепенно всё наладилось, к её удивлению. Под конец они оживленно болтали – беспредметно, перескакивая с темы на тему…
   Оказалось, что парень и Ирина имеют много общего. Они вспоминали прочитанные книги, просмотренные фильмы, места, где бывали… «Жаль, что бывали порознь…» – подумала Ирина. Что думал Александр, она не знала.
   За окнами сгустился вечерний сумрак, поезд мчался, и Ирине казалось, что сквозь темноту он уносит ее далеко от проблем, забот и замыслов.
   Завтра будет новый день и все вернется, но сейчас, именно сейчас не осталось ничего, кроме ощущения полной свободы и довольства жизнью.
   Ирина изумлялась себе. Словно и не было тянувшегося полгода кошмара, словно не шарахалась она еще вчера (да что там, еще сегодня утром…) от любого встречного мужчины, словно здесь, в купе, сидит прежняя Ира Величко… Неужели все дело в ее случайном попутчике? С каждой минутой он все больше и больше нравился ей…
   Забавным оказалось, что последние шесть месяцев и он, и она несколько выпали из жизни. Александр объяснил, что проходил стажировку от своей фирмы, и ему стало не до путешествий и книг, – Ирина в ответ выдала экспромтом вполне правдоподобную историю о болезни матери и вынужденном академическом отпуске…
   Потом в разговоре повисла пауза. Они молчали, глядя друг на друга.
   Спустя секунду Александр наклонился и осторожно поцеловал ее в губы. Потом отстранился и взглянул с немым, но красноречивым вопросом… Наверное, растерянность и страх, заплескавшиеся в ее глазах, сбивали его с толку.
   Да… Да! Она хочет его! – поняла Ирина. Растерянность исчезла, появилась решимость.
   Она сама потянулась к Александру. Несколько минут они целовались, забыв обо всем на свете. По крайней мере, так казалось Ире…

2.

   У-ф-ф… – мысленно вздохнул Светлов. Вздохнул с облегчением. А то какая-то неприятная тенденция наметилась – сначала Соня, потом… как же она представилась, эта замороженная до ледяного звона снежная баба? Наташа? Ира? Пусть будет Ира, не в том проблема…
   Проблема состояла в потере уверенности – самого, пожалуй, главного качества для суггестора. Достаточно порой такого банального жизненного совпадения: двух девушек на твоем пути, обладающих повышенной сопротивляемостью внушению, – чтобы что-то сбилось в хрупком внутреннем механизме… Мельник, всегда любивший грубоватые аналогии, сравнивал подобные ситуации с потерей мужской потенции: раз не получилось, два не получилось, и пошло-поехало – физически всё в норме, а никак…
   Но Светлову, слава Богу, до такого далеко. Сумел ведь преодолеть несчастливое стечение обстоятельств! Полтора часа кропотливой, тщательной раскачки – и снежная баба растаяла, потекла… И прямо-таки мечтает отдаться…
   В общем, с потенцией все у господина суб-аналитика в порядке – в переносном смысле. Что и требовалось доказать. В самом прямом смысле тоже в порядке – он сейчас докажет и это. Не единственно же для проверки суггестивных способностей так долго старался…
   От немедленных доказательств удержал стук в дверь купе. Пришлось откинуть защелку-блокиратор.
   Мужичок затрапезного вида оказался новым попутчиком – и тут же развил бурную деятельность по распихиванию многочисленного своего багажа и по выкладыванию на столик многочисленных свертков с домашней снедью… Да еще и говорлив оказался не в меру – тараторил и тараторил, не смущаясь их односложными ответами.
   Светлов вышел в коридор, сходил к проводнику. Тот разочаровал: только что в купейный вагон подсели аж одиннадцать человек, так что осталось лишь одно свободное место – как раз в их купе. В плацкартных дела еще хуже – понимать надо: лето, папы-мамы детишек на отдых везут… Опять же дорога здесь не электрифицированная, электрички не ходят, вот многие в питерский поезд и набиваются, чтоб три-четыре остановки проехать, а кроме того…