Страница:
— Едва я найду преступника, мне тут же станут известны и его соучастники…
— Ах бросьте! И зачем токмо Великий князь содержит такую прорву бездельников…
— Белояр! — предостерегающе воскликнула княгиня.
Свет включил Зрение.
В ауре Белояра Нарышки сияли те самые цвета, что переполняли вчера ауру его старшей дочери. Глава рода Нарышек ненавидел сейчас чародея Смороду всей душой и, похоже, не собирался скрывать от оного чародея своей ненависти.
Но тут на защиту волшебника бросилась княжна Снежана:
— Папочка, вы не правы! Чародей все время работает! Или вы полагаете, сегодня на погосте он упал в обморок от безделья?!
Она снова стрельнула в Света шустрыми глазками, и он выразил ей свою благодарность легким кивком.
Князь Белояр непонимающе посмотрел на дочь, потом тряхнул головой:
— Извините, чародей! Не ведаю, что на меня нашло. Наверно, переволновался на похоронах…
И в самом-то деле, подумал Свет. С какой это стати великородный опустится до упреков какому-то колдуну. Пусть даже чародею… Разве лишь на оного великородного действительно «что-то нашло».
Он сотворил С-заклинание и прощупал ментальную атмосферу в трапезной. Однако чужих заклятий не обнаружил. Правда, ему показалось, что от Снежаны исходят к отцу какие-то токи. Словно тоненькие серебристые ниточки протянулись по-над столом. Впрочем, продолжалось это всего лишь мгновение. А может, ему и в самом деле показалось.
И тут же Белояр Нарышка встал:
— Кхм, извините, чародей! Я, с вашего разрешения, оставлю вас. У меня еще есть дела.
Свет, в свою очередь, встал и учтиво поклонился хозяину. Однако учтивых слов произносить не стал. Обойдутся…
Белояр Нарышка покинул трапезную.
Снежана смотрела на Света с таким откровенным восторгом, что мать встревожено кашлянула и уставилась на дочь, пытаясь поймать ее взгляд.
Свет решил, что самое время и ему покинуть великолепное общество. А то как бы буйный восторг великородной девицы не поставил всех присутствующих в неудобное положение. Учтивые слова на этот раз он произнес.
Размышления шли по замкнутому кругу, но он ничего не мог с собой поделать. Вроде бы он уже отказался от той, главной мысли… А она снова и снова возвращалась.
Все-таки нынешнее поведение Снежаны было слишком уж странным. Неужели обыкновенная — пусть и великородная — девица способна так быстро изменить свое отношение к столичному чародею?! Вчера — откровенная ненависть, сегодня — буде не любовь, то уж явный интерес. Конечно, у женщин часто бывают семь пятниц на седмице. Взять хотя бы ту же Забаву — Додола и не в такое введет! Но чтобы произошла столь резкая перемена — да еще у великородной, — должны существовать очень веские причины… А потому странно все это, судари мои, ой как странно!.. Да еще те серебристые ниточки. И чем бесы не шутят, может, настоящая Снежана давным-давно мертва, а ничего не подозревающие Нарышки пестуют в своем доме варяжского альфара, прикидывающегося их дочерью! В Институте великородных девиц было бы не трудно произвести подстановку. И даже какие-либо перемены в поведении дочери не показались бы Нарышкам странными — дочь растет, характер ломается… Правда, история ввек не знала таких подстановок, но кто ведает, на что способен Талант, с легкостью убивший мужа-волшебника?.. Нет, пора определиться с этой красой однозначно!
И тут мысли вырвались из круга.
Проверить сию красу отнюдь не столь трудно, как кажется на первый взгляд. Во всяком случае, странное нынешнее поведение княжны само по себе изрядно облегчает чародею Смороде эту задачу. А прикинуться-то чародей Сморода сумеет. И буде окажется прав в своих подозрениях… Что ж, как ни крути, рано или поздно ему все равно придется столкнуться с супротивником нос к носу.
Стоп!.. А буде он окажется не прав, и в придачу его застукают возле Снежаниной комнаты?.. Тогда княжна окажется скомпрометированной в глазах домочадцев… Нет, такого «подарка» от судьбы, при всех своих выходках, она не заслужила. Придется потратить силы на невидимость…
Свет произвел необходимые волшебные манипуляции, вышел из гостевой и отправился к комнате девицы. Силы оказались потраченными зря — никто ему по дороге не встретился. Чародей снял с двери охранное заклятье Лутовина Кузнеца (значит, внутри посторонних нет), вошел и тут же сотворил формулу отвращающего. А потом снял с себя невидимость.
Обои цвета весенней травы, неразобранная постель с откинутым пологом. Княжна в желтом платье — одуванчик на лугу!.. — сидела в кресле, держала на коленях толстую книгу. И похоже, была совершенно не потрясена появлением чародея.
— Добрый вечер, сударыня! — сказал Свет.
Сударыня встала, выпрямила рамена. Перси ее отчетливо прорисовались под платьем.
— Чему обязана, чародей? — Лицо княжны на миг осветилось радостью, но она тут же взяла себя в руки, разыграла удивление и неудовольствие. — С каких это пор чародеи взяли моду заявляться к девице да еще ночью?
— По-моему, сейчас еще не ночь, — бодро сказал Свет. — А если вы опасаетесь, что нас застукает ваша матушка, то весьма ошиблись. Я — достаточно квалифицированный волшебник, чтобы избежать оной оказии.
Удивление и неудовольствие тут же исчезли, остались тщательно скрываемые радость и ожидание. Однако великородная есть великородная.
— А почему вы решили, чародей, что у вас вообще есть какое-то право приходить ко мне и предупреждать мои опасения?
Свет не ответил — он искал следы волшебной манипуляции, способной изменить внешность. Вестимо, он не знал, какой бывает подобная манипуляция, но любое неизвестное заклятье враз оказалось бы подозрительным.
— Ну? — Княжна быстро превращалась в кикимору. — Или вы от собственной наглости язык проглотили?
Следов на ней не было.
Тем не менее Свет продолжал поиски — кто ведает, каким оно вообще должно быть, это гипотетическое заклятье!..
— Сие уже неслыханно! — Голос княжны налился гневом. — Пришел незваным и молчит! Ужель пара слов требует от вас таких усилий?
Свет почувствовал, как по лицу заструился пот. И тут усилия увенчались успехом.
Подозрительное заклятье имелось. Правда, располагалось оно совершенно в неожиданном секторе ментальности — там, где обычно никакие заклятья вовсе не работали.
Свет облегченно вздохнул и шагнул к девице. Положил руки ей на рамена.
Княжна словно того и ждала, прильнула к нему стремительно, повисла на шее. Перси ее оказались упругими, как резиновые мячи. Но это еще ничего не значило — они вполне могли оказаться именно резиновыми мячами.
Свет привычно приблизил уста к ее лицу.
Забава в этот момент обычно закрывала глаза.
Снежана глаз не закрыла, смотрела на чародея — снова удивленно и радостно. Вздохнула бурно, потянулась к нему губами.
Пора, подумал Свет. Коснулся мягких губ и тут же пустил десницу в путешествие по девичьему телу.
Разочарование постигло его незамедлительно — левая персь Снежаны оказалась настоящей. Даже сквозь платье чувствовалось, сколь она горяча и упруго-податлива. Через мгновение такой же оказалась и правая. А когда Свет вклинил ногу меж стегон предполагаемой лже-девицы, все стало ясным окончательно. Низ живота Снежаны ничем не отличался от Забавиного — перунова корня там не было и в помине.
Нет, перед Светом стояла стопроцентная девица — корень от прикосновения не спрячешь никакими заклинаниями. Да и прижималась она к чародею — по-девичьи — с явным удовольствием.
А вот это было уже лишнее. Мало ему в жизни других забот!.. Но отталкивать княжну ужасно не хотелось.
Именно по этой причине он ее и оттолкнул.
— Что вы, чародей?
Радость в глазах девицы исчезла, удивление осталось. Однако это было уже совсем другое удивление.
И когда Свет, вернув себе невидимость, сбегал из ее комнаты, он сбегал и от оного удивления.
Вернувшись в гостевую, он снова задумался.
Ладушки-оладушки, княжна оказалась настоящей. Может, она все-таки ведьма? Да нет, непохоже… Что ж, по-видимому, серебристые ниточки в трапезной создало его буйное воображение.
Ужель бы варяги использовали в качестве своего лазутчика ведьму — слишком уж просто лишить ее Семаргловой Силы. Хотя бы применив испытанное в веках средство, называемое изнасилованием…
А с другой стороны, знавала Колдовская Дружина ведьм, коим перунов корень не приносил ни малейшего вреда. И даже паче того — полноценное удовольствие… Да, знавала Дружина подобных ведьм. Мать Ясну, к примеру.
Словом, понятно одно — если на чародея Смороду был расставлен капкан и если оный чародей в оный капкан угодил, то никакого прояснения в результате не случилось. А значит, самое времечко сконструировать собственную западню. Уже не на дочь Белояра Нарышки.
Конструированием этой западни он и занялся.
Пришлось поднять голову, прислушаться. Почему стучат, а не звонят в колокольчик?.. Стук повторился. Пришлось встать с кровати, зажечь ночник — странно, вроде бы он его не гасил — и подойти к двери.
— Кто там?
— Откройте, сударь волшебник, — донесся умоляющий шепот. — Это я… Пожалуйста, откройте!
Нельзя назвать шепот знакомым, если ты ввек его не слышал. Однако Свет сразу понял, кто находится за дверью. Включил Зрение. Вгляделся.
Она стояла в коридоре одна-одинешенька. Аки луна на небе без звезд. В ее ауре не было ни толики угрозы. Или ненависти. Лишь знакомые розоватые всполохи — цвет Додолы.
— Зачем? — шепотом же спросил Свет. И подивился глупости своего вопроса.
— Откройте, чародей! — снова взмолилась она. — Я прошу вас. Мне нужно кое-что вам сказать.
Лучше всего было бы посоветовать незваной гостье отправляться прочь, в собственную постель. Еще вчера чародей Сморода именно так бы и поступил. Но не теперь.
К тому же, она вообще не должна была стоять возле гостевой — отвращающее заклятье цепным псом охраняло дверь. И потому стоило разобраться, каким образом девице удалось справиться с оной животиной.
Была, правда, и другая причина излишней покладистости, но ее Свет отмел сразу. Чушь какая!..
Он выключил Зрение. И отодвинул щеколду замка.
Княжна Снежана несмело, бочком перешагнула порог, замерла, прижав к груди покрытые гусиной кожей руки — ночная рубашка у нее оказалась без рукавов.
— Это я, чародей — сказала она и переступила босыми ногами.
— Да, я заметил, — сказал Свет.
Она снова переступила с ноги на ногу. Даже в свете ночника было видно, как горят ее ланиты.
— А больше вы ничего не заметили? — спросила она.
— Заметил, — сказал Свет. — Заметил, что вы раздеты. И что находитесь там, где ни в коем случае не должны находиться опосля нашего последнего разговора. Вот если бы вы были Забавой…
— Я вам не забава! — Княжна сверкнула очами. — Я девица серьезная!
— Это я тоже заметил, — сказал Свет. — И потому не верю, что ваша недавняя пылкая ненависть столь скоро превратилась в безрассудную любовь.
Она вся как-то сразу угасла, сжалась, уронила руки. И стало видно, что рубашка у нее на груди почти прозрачна. И что за этой полупрозрачностью скрывается нечто очень и очень усладительное. Как только что истопленная печь морозным сеченским вечером…
И Свет понял, что ему жутко хочется попробовать эту усладу. Что их с Забавой ночи стали для него чем-то совершенно необходимым, без чего жизнь уже не полна своего смысла. И что не заменишь ни активными фехтовальными упражнениями, ни сочинительством небылей…
— Да какая там ненависть! — сказала она голосом Забавы и рассмеялась. Смехом Забавы. — Я же вас люблю, чародей! Без вас — хоть в петлю…
И тут в дверь снова постучали — осторожно, несмело, тайно.
Княжна ни капельки не испугалась. Шагнула к нему, колыхнула персями, взялась руками за подол ночной рубашки.
С прошлого лета это сугубо женское движение стало Свету хорошо знакомым. И чтобы воспрепятствовать оному движению, Свет схватил ее за талию.
С таким же успехом он мог попытаться остановить смерч. Рубашки на талии уже и в помине не было, пальцы коснулись обжигающе-холодной упругой плоти. А коричневые пуговки на персях уже нацелились в него пистолетными дулами. Вот-вот раздадутся выстрелы из обоих стволов…
В дверь опять постучали, уже громче, уверенней и настойчивей. По-хозяйски постучали, прекрасно зная, что именно ждет их в защищенной отвращающим заклятьем гостевой.
— О боги, — сказал Свет шепотом.
И проснулся.
Поднял голову от подушки. Конечно же, никаких пистолетных стволов рядом с ним и в помине не было. Как духу не было и предстоящего опосля таких дел скандала.
— О боги! — повторил он облегченно. Уже в голос.
Однако стук вместе со сном не исчез, он жил в реальности. Как жесткая постель под боком. Или привычное охранное заклятье на двери. Впрочем, стучали, оказывается, вовсе не в заклятую дверь, стучали в окно.
Угрозы не ощущалось.
— Велес вас подери! — сказал Свет. Встал, достал из шкафа свечу, зажег ее от ночника.
Стук повторился.
Свет подошел к окну, отдернул тяжеленную штору.
Из-за стекла на него смотрела жуткая образина. Мертвое черное, как у африканца, лицо, безо рта и носа, обрамленное пшеничными волосами. Из двух глубоких ям светят блестящие глаза, живые, человеческие. Карие… Больше ничего не видно, потому что луна уже убралась за угол дома.
И только тут Свет осознал, что окно находится на втором этаже, в семи аршинах от земли.
Видимо, напуганное его осознанием лицо исчезло.
Свет тут же бросился открывать створку. К счастью, задвижка оказалась справно смазанной. Поэтому он успел заметить, как оседлавшая помело, наряженная в черный балахон светловолосая фигура растворяется в лунном сиянии, бьющем из-за угла башенки.
В воздухе прозвенел тонкий смех.
Увы, в гостевой было только одно окно. Поэтому Свет не смог проследить, куда исчез таинственный ночной гость. Дом, во всяком случае, по-прежнему пребывал в тишине. Нигде не скрипнула дверь, никто не прокрался на цыпочках по пустым коридорам, ни залаяла во дворе ни одна собака.
Окно в комнате было единственным. Но и сквозь него в окружающей ментальной атмосфере явственно ощущалось присутствие заклятья на левитацию.
Свет разочарованно вздохнул: постановка такого заклятья потребовала бы от него не менее четырех минут напряженной работы. А след таинственного гостя простыл бы и за две. Бегать же в ночи по чужому дому стало бы занятием и вовсе глупым.
Угрозы по-прежнему не ощущалось. Поэтому Свет вздохнул, закрыл окно, погасил свечу и снова лег в постель.
Однако заснуть ему удалось нескоро.
14. Взгляд в былое. Порей Ерга.
15. Ныне: век 76, лето 3, вересень.
— Ах бросьте! И зачем токмо Великий князь содержит такую прорву бездельников…
— Белояр! — предостерегающе воскликнула княгиня.
Свет включил Зрение.
В ауре Белояра Нарышки сияли те самые цвета, что переполняли вчера ауру его старшей дочери. Глава рода Нарышек ненавидел сейчас чародея Смороду всей душой и, похоже, не собирался скрывать от оного чародея своей ненависти.
Но тут на защиту волшебника бросилась княжна Снежана:
— Папочка, вы не правы! Чародей все время работает! Или вы полагаете, сегодня на погосте он упал в обморок от безделья?!
Она снова стрельнула в Света шустрыми глазками, и он выразил ей свою благодарность легким кивком.
Князь Белояр непонимающе посмотрел на дочь, потом тряхнул головой:
— Извините, чародей! Не ведаю, что на меня нашло. Наверно, переволновался на похоронах…
И в самом-то деле, подумал Свет. С какой это стати великородный опустится до упреков какому-то колдуну. Пусть даже чародею… Разве лишь на оного великородного действительно «что-то нашло».
Он сотворил С-заклинание и прощупал ментальную атмосферу в трапезной. Однако чужих заклятий не обнаружил. Правда, ему показалось, что от Снежаны исходят к отцу какие-то токи. Словно тоненькие серебристые ниточки протянулись по-над столом. Впрочем, продолжалось это всего лишь мгновение. А может, ему и в самом деле показалось.
И тут же Белояр Нарышка встал:
— Кхм, извините, чародей! Я, с вашего разрешения, оставлю вас. У меня еще есть дела.
Свет, в свою очередь, встал и учтиво поклонился хозяину. Однако учтивых слов произносить не стал. Обойдутся…
Белояр Нарышка покинул трапезную.
Снежана смотрела на Света с таким откровенным восторгом, что мать встревожено кашлянула и уставилась на дочь, пытаясь поймать ее взгляд.
Свет решил, что самое время и ему покинуть великолепное общество. А то как бы буйный восторг великородной девицы не поставил всех присутствующих в неудобное положение. Учтивые слова на этот раз он произнес.
* * *
Свет снова лежал на койке. И снова размышлял.Размышления шли по замкнутому кругу, но он ничего не мог с собой поделать. Вроде бы он уже отказался от той, главной мысли… А она снова и снова возвращалась.
Все-таки нынешнее поведение Снежаны было слишком уж странным. Неужели обыкновенная — пусть и великородная — девица способна так быстро изменить свое отношение к столичному чародею?! Вчера — откровенная ненависть, сегодня — буде не любовь, то уж явный интерес. Конечно, у женщин часто бывают семь пятниц на седмице. Взять хотя бы ту же Забаву — Додола и не в такое введет! Но чтобы произошла столь резкая перемена — да еще у великородной, — должны существовать очень веские причины… А потому странно все это, судари мои, ой как странно!.. Да еще те серебристые ниточки. И чем бесы не шутят, может, настоящая Снежана давным-давно мертва, а ничего не подозревающие Нарышки пестуют в своем доме варяжского альфара, прикидывающегося их дочерью! В Институте великородных девиц было бы не трудно произвести подстановку. И даже какие-либо перемены в поведении дочери не показались бы Нарышкам странными — дочь растет, характер ломается… Правда, история ввек не знала таких подстановок, но кто ведает, на что способен Талант, с легкостью убивший мужа-волшебника?.. Нет, пора определиться с этой красой однозначно!
И тут мысли вырвались из круга.
Проверить сию красу отнюдь не столь трудно, как кажется на первый взгляд. Во всяком случае, странное нынешнее поведение княжны само по себе изрядно облегчает чародею Смороде эту задачу. А прикинуться-то чародей Сморода сумеет. И буде окажется прав в своих подозрениях… Что ж, как ни крути, рано или поздно ему все равно придется столкнуться с супротивником нос к носу.
Стоп!.. А буде он окажется не прав, и в придачу его застукают возле Снежаниной комнаты?.. Тогда княжна окажется скомпрометированной в глазах домочадцев… Нет, такого «подарка» от судьбы, при всех своих выходках, она не заслужила. Придется потратить силы на невидимость…
Свет произвел необходимые волшебные манипуляции, вышел из гостевой и отправился к комнате девицы. Силы оказались потраченными зря — никто ему по дороге не встретился. Чародей снял с двери охранное заклятье Лутовина Кузнеца (значит, внутри посторонних нет), вошел и тут же сотворил формулу отвращающего. А потом снял с себя невидимость.
Обои цвета весенней травы, неразобранная постель с откинутым пологом. Княжна в желтом платье — одуванчик на лугу!.. — сидела в кресле, держала на коленях толстую книгу. И похоже, была совершенно не потрясена появлением чародея.
— Добрый вечер, сударыня! — сказал Свет.
Сударыня встала, выпрямила рамена. Перси ее отчетливо прорисовались под платьем.
— Чему обязана, чародей? — Лицо княжны на миг осветилось радостью, но она тут же взяла себя в руки, разыграла удивление и неудовольствие. — С каких это пор чародеи взяли моду заявляться к девице да еще ночью?
— По-моему, сейчас еще не ночь, — бодро сказал Свет. — А если вы опасаетесь, что нас застукает ваша матушка, то весьма ошиблись. Я — достаточно квалифицированный волшебник, чтобы избежать оной оказии.
Удивление и неудовольствие тут же исчезли, остались тщательно скрываемые радость и ожидание. Однако великородная есть великородная.
— А почему вы решили, чародей, что у вас вообще есть какое-то право приходить ко мне и предупреждать мои опасения?
Свет не ответил — он искал следы волшебной манипуляции, способной изменить внешность. Вестимо, он не знал, какой бывает подобная манипуляция, но любое неизвестное заклятье враз оказалось бы подозрительным.
— Ну? — Княжна быстро превращалась в кикимору. — Или вы от собственной наглости язык проглотили?
Следов на ней не было.
Тем не менее Свет продолжал поиски — кто ведает, каким оно вообще должно быть, это гипотетическое заклятье!..
— Сие уже неслыханно! — Голос княжны налился гневом. — Пришел незваным и молчит! Ужель пара слов требует от вас таких усилий?
Свет почувствовал, как по лицу заструился пот. И тут усилия увенчались успехом.
Подозрительное заклятье имелось. Правда, располагалось оно совершенно в неожиданном секторе ментальности — там, где обычно никакие заклятья вовсе не работали.
Свет облегченно вздохнул и шагнул к девице. Положил руки ей на рамена.
Княжна словно того и ждала, прильнула к нему стремительно, повисла на шее. Перси ее оказались упругими, как резиновые мячи. Но это еще ничего не значило — они вполне могли оказаться именно резиновыми мячами.
Свет привычно приблизил уста к ее лицу.
Забава в этот момент обычно закрывала глаза.
Снежана глаз не закрыла, смотрела на чародея — снова удивленно и радостно. Вздохнула бурно, потянулась к нему губами.
Пора, подумал Свет. Коснулся мягких губ и тут же пустил десницу в путешествие по девичьему телу.
Разочарование постигло его незамедлительно — левая персь Снежаны оказалась настоящей. Даже сквозь платье чувствовалось, сколь она горяча и упруго-податлива. Через мгновение такой же оказалась и правая. А когда Свет вклинил ногу меж стегон предполагаемой лже-девицы, все стало ясным окончательно. Низ живота Снежаны ничем не отличался от Забавиного — перунова корня там не было и в помине.
Нет, перед Светом стояла стопроцентная девица — корень от прикосновения не спрячешь никакими заклинаниями. Да и прижималась она к чародею — по-девичьи — с явным удовольствием.
А вот это было уже лишнее. Мало ему в жизни других забот!.. Но отталкивать княжну ужасно не хотелось.
Именно по этой причине он ее и оттолкнул.
— Что вы, чародей?
Радость в глазах девицы исчезла, удивление осталось. Однако это было уже совсем другое удивление.
И когда Свет, вернув себе невидимость, сбегал из ее комнаты, он сбегал и от оного удивления.
Вернувшись в гостевую, он снова задумался.
Ладушки-оладушки, княжна оказалась настоящей. Может, она все-таки ведьма? Да нет, непохоже… Что ж, по-видимому, серебристые ниточки в трапезной создало его буйное воображение.
Ужель бы варяги использовали в качестве своего лазутчика ведьму — слишком уж просто лишить ее Семаргловой Силы. Хотя бы применив испытанное в веках средство, называемое изнасилованием…
А с другой стороны, знавала Колдовская Дружина ведьм, коим перунов корень не приносил ни малейшего вреда. И даже паче того — полноценное удовольствие… Да, знавала Дружина подобных ведьм. Мать Ясну, к примеру.
Словом, понятно одно — если на чародея Смороду был расставлен капкан и если оный чародей в оный капкан угодил, то никакого прояснения в результате не случилось. А значит, самое времечко сконструировать собственную западню. Уже не на дочь Белояра Нарышки.
Конструированием этой западни он и занялся.
* * *
В дверь постучали очень тихо.Пришлось поднять голову, прислушаться. Почему стучат, а не звонят в колокольчик?.. Стук повторился. Пришлось встать с кровати, зажечь ночник — странно, вроде бы он его не гасил — и подойти к двери.
— Кто там?
— Откройте, сударь волшебник, — донесся умоляющий шепот. — Это я… Пожалуйста, откройте!
Нельзя назвать шепот знакомым, если ты ввек его не слышал. Однако Свет сразу понял, кто находится за дверью. Включил Зрение. Вгляделся.
Она стояла в коридоре одна-одинешенька. Аки луна на небе без звезд. В ее ауре не было ни толики угрозы. Или ненависти. Лишь знакомые розоватые всполохи — цвет Додолы.
— Зачем? — шепотом же спросил Свет. И подивился глупости своего вопроса.
— Откройте, чародей! — снова взмолилась она. — Я прошу вас. Мне нужно кое-что вам сказать.
Лучше всего было бы посоветовать незваной гостье отправляться прочь, в собственную постель. Еще вчера чародей Сморода именно так бы и поступил. Но не теперь.
К тому же, она вообще не должна была стоять возле гостевой — отвращающее заклятье цепным псом охраняло дверь. И потому стоило разобраться, каким образом девице удалось справиться с оной животиной.
Была, правда, и другая причина излишней покладистости, но ее Свет отмел сразу. Чушь какая!..
Он выключил Зрение. И отодвинул щеколду замка.
Княжна Снежана несмело, бочком перешагнула порог, замерла, прижав к груди покрытые гусиной кожей руки — ночная рубашка у нее оказалась без рукавов.
— Это я, чародей — сказала она и переступила босыми ногами.
— Да, я заметил, — сказал Свет.
Она снова переступила с ноги на ногу. Даже в свете ночника было видно, как горят ее ланиты.
— А больше вы ничего не заметили? — спросила она.
— Заметил, — сказал Свет. — Заметил, что вы раздеты. И что находитесь там, где ни в коем случае не должны находиться опосля нашего последнего разговора. Вот если бы вы были Забавой…
— Я вам не забава! — Княжна сверкнула очами. — Я девица серьезная!
— Это я тоже заметил, — сказал Свет. — И потому не верю, что ваша недавняя пылкая ненависть столь скоро превратилась в безрассудную любовь.
Она вся как-то сразу угасла, сжалась, уронила руки. И стало видно, что рубашка у нее на груди почти прозрачна. И что за этой полупрозрачностью скрывается нечто очень и очень усладительное. Как только что истопленная печь морозным сеченским вечером…
И Свет понял, что ему жутко хочется попробовать эту усладу. Что их с Забавой ночи стали для него чем-то совершенно необходимым, без чего жизнь уже не полна своего смысла. И что не заменишь ни активными фехтовальными упражнениями, ни сочинительством небылей…
— Да какая там ненависть! — сказала она голосом Забавы и рассмеялась. Смехом Забавы. — Я же вас люблю, чародей! Без вас — хоть в петлю…
И тут в дверь снова постучали — осторожно, несмело, тайно.
Княжна ни капельки не испугалась. Шагнула к нему, колыхнула персями, взялась руками за подол ночной рубашки.
С прошлого лета это сугубо женское движение стало Свету хорошо знакомым. И чтобы воспрепятствовать оному движению, Свет схватил ее за талию.
С таким же успехом он мог попытаться остановить смерч. Рубашки на талии уже и в помине не было, пальцы коснулись обжигающе-холодной упругой плоти. А коричневые пуговки на персях уже нацелились в него пистолетными дулами. Вот-вот раздадутся выстрелы из обоих стволов…
В дверь опять постучали, уже громче, уверенней и настойчивей. По-хозяйски постучали, прекрасно зная, что именно ждет их в защищенной отвращающим заклятьем гостевой.
— О боги, — сказал Свет шепотом.
И проснулся.
Поднял голову от подушки. Конечно же, никаких пистолетных стволов рядом с ним и в помине не было. Как духу не было и предстоящего опосля таких дел скандала.
— О боги! — повторил он облегченно. Уже в голос.
Однако стук вместе со сном не исчез, он жил в реальности. Как жесткая постель под боком. Или привычное охранное заклятье на двери. Впрочем, стучали, оказывается, вовсе не в заклятую дверь, стучали в окно.
Угрозы не ощущалось.
— Велес вас подери! — сказал Свет. Встал, достал из шкафа свечу, зажег ее от ночника.
Стук повторился.
Свет подошел к окну, отдернул тяжеленную штору.
Из-за стекла на него смотрела жуткая образина. Мертвое черное, как у африканца, лицо, безо рта и носа, обрамленное пшеничными волосами. Из двух глубоких ям светят блестящие глаза, живые, человеческие. Карие… Больше ничего не видно, потому что луна уже убралась за угол дома.
И только тут Свет осознал, что окно находится на втором этаже, в семи аршинах от земли.
Видимо, напуганное его осознанием лицо исчезло.
Свет тут же бросился открывать створку. К счастью, задвижка оказалась справно смазанной. Поэтому он успел заметить, как оседлавшая помело, наряженная в черный балахон светловолосая фигура растворяется в лунном сиянии, бьющем из-за угла башенки.
В воздухе прозвенел тонкий смех.
Увы, в гостевой было только одно окно. Поэтому Свет не смог проследить, куда исчез таинственный ночной гость. Дом, во всяком случае, по-прежнему пребывал в тишине. Нигде не скрипнула дверь, никто не прокрался на цыпочках по пустым коридорам, ни залаяла во дворе ни одна собака.
Окно в комнате было единственным. Но и сквозь него в окружающей ментальной атмосфере явственно ощущалось присутствие заклятья на левитацию.
Свет разочарованно вздохнул: постановка такого заклятья потребовала бы от него не менее четырех минут напряженной работы. А след таинственного гостя простыл бы и за две. Бегать же в ночи по чужому дому стало бы занятием и вовсе глупым.
Угрозы по-прежнему не ощущалось. Поэтому Свет вздохнул, закрыл окно, погасил свечу и снова лег в постель.
Однако заснуть ему удалось нескоро.
14. Взгляд в былое. Порей Ерга.
Когда подошло должное время, мама начала привлекать сына к семейному делу. То есть к семейному — буде брать в расчет занятия деда Недели и его дочери. Однако торговля не вызвала у Порея ни малейшего интереса. В душе его — как-то незаметно для матери — в семейное дело превратилась профессия отца.
Злата немного посопротивлялась, но очень скоро убедилась, что сын ее, оказывается, достаточно упрям, чтобы настоять на своем.
— Весь в папочку! — сокрушенно сказала она деду Неделе и отступилась от Порея.
А потом выяснилось кое-что поважнее. Оказывается, Любим занимался с сыном не токмо рыбной ловлей да сбором черноголовиков. Злата с удивлением узнала, что сын ее владеет кое-какими ратными науками. А когда Порей в одном из крупных разговоров (раздраженная мать уже начала метать в сына молнии) заявил, что защищать Родину — не самое последнее занятие в подлунной, Злата вынуждена была сдаться.
Вскоре подошло еще одно должное время, и Порей убедился, что сын за отца не в ответе! Во всяком случае, на нем прошлые «подвиги» Любима не сказались, и, пройдя соответствующую подготовку в одной из учебных дружин министерства безопасности, Ерга-младший был направлен в Ключград.
Молодой рубежник оказался очень сметливым и внимательным работником, быстро проявил себя в службе, и вскоре никто уже не удивлялся, что карьера недавнего новичка так быстро пошла в гору. Не минуло и года, а он, быстро проскочив пару и секрет, уже командовал двадцаткой рубежников.
Непосредственное начальство всячески отмечало молодого человека, и вскоре Порея вызвал к себе командир линейного отряда. Напоил свежезаваренным чаем и поинтересовался, не желает ли устьюжанин связать с охраной рубежей свою дальнейшую судьбу.
Чутье подсказало оному устьюжанину попросить три дня на размышление, и подобной обстоятельностью он предрасположил командира к себе еще больше.
Через три дня Порей дал согласие, а еще через седмицу, срочно сдав служебные дела преемнику, уже катил экспрессом «Ключград — Псков» в школу младших воевод.
Через два лета встречным экспрессом он вернулся назад и тут же получил должность командира линейного отряда в Гельсингфорсе, городе, который в Чухонскую войну победоносно брал Любим Ерга. Те, кто помнил Любима, встретив Ергу-младшего, поражались, насколько сын похож на отца — так же красен; та же косая сажень в раменах; тот же густой бас, от которого заходилось в сладкой муке сердечко не одной девицы…
Впрочем, сын был похож на отца во всем, и оные сердечки быстро оказывались разбитыми, а впадавшие в зеленец претендентки на руку молодого ратника едва не накладывали руку на себя. Одна, впрочем, наложила, но Порей об этом даже не узнал — он и видел-то несчастную лишь однова, на каком-то балу, не обратив на нее ни малейшего внимания. Однако определенные выводы из отношений Любима Ерги и Златы Кладовой их отпрыск сделал, и ни одной из претенденток так и не удалось заполучить в распаленный зеленцом кладезь хоть толику воеводского семени — в отличие от отца Порей был осторожен и девиц с зелеными глазами к себе в постель не таскал.
И еще в одном сын оказался похож на отца — Порей, как и Любим, ни на грош не доверял словенским волшебникам. Он, правда, никогда не высказывал своего к ним отношения вслух — это было бы глупо, при существующей-то общественной структуре словенского общества, — но при любом служебном проколе волшебников на рубеже составлял рапорт для начальства таким образом, чтобы оные проколы были обязательно замечены. Получалось это у Порея само собой — как дышать или, к примеру, справлять мелкую нужду, — и буде бы его вздумали обвинить в предвзятости, младший Ерга был бы чрезвычайно возмущен. И тем не менее оная предвзятость существовала и в рапортах отчетисто проглядывала. Однако, судя по всему, подобное отношение линейного командира к волшебникам вполне устраивало руководителей министерства, потому как никто на нем Пореева внимания не заострял.
С годами, когда поднявшийся до должности принципала Ерга начал вдруг замечать, что у него имеются всякие печенки-селезенки (юные-то живут как бы без внутренних органов; синяки с царапинами — наружная мелочь, да и за болезнь не принимаются), появилась и новая причина для недоверия. Рубежник вдруг обнаружил, что хваленые лекари справляются с его обычными болячками не без труда и с полным напряжением своих скудных сил. А лекари, как всякому известно, суть несостоявшиеся волшебники, и вывод здесь напрашивается сам собой…
Поэтому, когда убили Пореева непосредственного помощника, волшебника Клюя Колотку, он не очень удивился случившемуся. А неспособность разобраться в деле столичных сыскников — один из которых оказался чародеем — и вовсе воспринял как должное. Прав был все-таки отец: Семарглово охвостье даром ест свой нескудный хлеб. Ишь сразу хвосты поджали. Ну что токмо Рюриковичи в них нашли?..
И не подозревай принципал, что к убийству Клюя Колотки приложил руки кто-то из варягов, ему бы и в голову не пришло слишком опасаться за свою жизнь. Ведь риск пасть от руки супротивника ходит рядом с рубежниками всю жизнь. Так устроен мир. И дошлых пасечников иногда кусают пчелы, а мастера-кузнецы обжигаются. Индо женщины время от времени умирают при родах, а ведь боги сотворили их тело исключительно приспособленным для детородства… Поэтому Порей сразу принял предложение чародея Смороды. До поры он понаблюдает со стороны. В общем-то Сморода ему нравился, изначально видно — уверен в себе человек (а Порей любил уверенных). Но одно другому не мешает; пусть побудет приманкой, а когда рыбка клюнет — поглядим…
Но вскоре ему тоже стало жутко. С дюжинным врагом он бы справился без труда. Но варяжские альфары — не чета словенским колдунам!.. Неведомый супротивник оказался крепким орешком, и не верить в его силу у Порея не было никаких оснований.
Эта вера все и решила.
Злата немного посопротивлялась, но очень скоро убедилась, что сын ее, оказывается, достаточно упрям, чтобы настоять на своем.
— Весь в папочку! — сокрушенно сказала она деду Неделе и отступилась от Порея.
А потом выяснилось кое-что поважнее. Оказывается, Любим занимался с сыном не токмо рыбной ловлей да сбором черноголовиков. Злата с удивлением узнала, что сын ее владеет кое-какими ратными науками. А когда Порей в одном из крупных разговоров (раздраженная мать уже начала метать в сына молнии) заявил, что защищать Родину — не самое последнее занятие в подлунной, Злата вынуждена была сдаться.
Вскоре подошло еще одно должное время, и Порей убедился, что сын за отца не в ответе! Во всяком случае, на нем прошлые «подвиги» Любима не сказались, и, пройдя соответствующую подготовку в одной из учебных дружин министерства безопасности, Ерга-младший был направлен в Ключград.
Молодой рубежник оказался очень сметливым и внимательным работником, быстро проявил себя в службе, и вскоре никто уже не удивлялся, что карьера недавнего новичка так быстро пошла в гору. Не минуло и года, а он, быстро проскочив пару и секрет, уже командовал двадцаткой рубежников.
Непосредственное начальство всячески отмечало молодого человека, и вскоре Порея вызвал к себе командир линейного отряда. Напоил свежезаваренным чаем и поинтересовался, не желает ли устьюжанин связать с охраной рубежей свою дальнейшую судьбу.
Чутье подсказало оному устьюжанину попросить три дня на размышление, и подобной обстоятельностью он предрасположил командира к себе еще больше.
Через три дня Порей дал согласие, а еще через седмицу, срочно сдав служебные дела преемнику, уже катил экспрессом «Ключград — Псков» в школу младших воевод.
Через два лета встречным экспрессом он вернулся назад и тут же получил должность командира линейного отряда в Гельсингфорсе, городе, который в Чухонскую войну победоносно брал Любим Ерга. Те, кто помнил Любима, встретив Ергу-младшего, поражались, насколько сын похож на отца — так же красен; та же косая сажень в раменах; тот же густой бас, от которого заходилось в сладкой муке сердечко не одной девицы…
Впрочем, сын был похож на отца во всем, и оные сердечки быстро оказывались разбитыми, а впадавшие в зеленец претендентки на руку молодого ратника едва не накладывали руку на себя. Одна, впрочем, наложила, но Порей об этом даже не узнал — он и видел-то несчастную лишь однова, на каком-то балу, не обратив на нее ни малейшего внимания. Однако определенные выводы из отношений Любима Ерги и Златы Кладовой их отпрыск сделал, и ни одной из претенденток так и не удалось заполучить в распаленный зеленцом кладезь хоть толику воеводского семени — в отличие от отца Порей был осторожен и девиц с зелеными глазами к себе в постель не таскал.
И еще в одном сын оказался похож на отца — Порей, как и Любим, ни на грош не доверял словенским волшебникам. Он, правда, никогда не высказывал своего к ним отношения вслух — это было бы глупо, при существующей-то общественной структуре словенского общества, — но при любом служебном проколе волшебников на рубеже составлял рапорт для начальства таким образом, чтобы оные проколы были обязательно замечены. Получалось это у Порея само собой — как дышать или, к примеру, справлять мелкую нужду, — и буде бы его вздумали обвинить в предвзятости, младший Ерга был бы чрезвычайно возмущен. И тем не менее оная предвзятость существовала и в рапортах отчетисто проглядывала. Однако, судя по всему, подобное отношение линейного командира к волшебникам вполне устраивало руководителей министерства, потому как никто на нем Пореева внимания не заострял.
С годами, когда поднявшийся до должности принципала Ерга начал вдруг замечать, что у него имеются всякие печенки-селезенки (юные-то живут как бы без внутренних органов; синяки с царапинами — наружная мелочь, да и за болезнь не принимаются), появилась и новая причина для недоверия. Рубежник вдруг обнаружил, что хваленые лекари справляются с его обычными болячками не без труда и с полным напряжением своих скудных сил. А лекари, как всякому известно, суть несостоявшиеся волшебники, и вывод здесь напрашивается сам собой…
Поэтому, когда убили Пореева непосредственного помощника, волшебника Клюя Колотку, он не очень удивился случившемуся. А неспособность разобраться в деле столичных сыскников — один из которых оказался чародеем — и вовсе воспринял как должное. Прав был все-таки отец: Семарглово охвостье даром ест свой нескудный хлеб. Ишь сразу хвосты поджали. Ну что токмо Рюриковичи в них нашли?..
И не подозревай принципал, что к убийству Клюя Колотки приложил руки кто-то из варягов, ему бы и в голову не пришло слишком опасаться за свою жизнь. Ведь риск пасть от руки супротивника ходит рядом с рубежниками всю жизнь. Так устроен мир. И дошлых пасечников иногда кусают пчелы, а мастера-кузнецы обжигаются. Индо женщины время от времени умирают при родах, а ведь боги сотворили их тело исключительно приспособленным для детородства… Поэтому Порей сразу принял предложение чародея Смороды. До поры он понаблюдает со стороны. В общем-то Сморода ему нравился, изначально видно — уверен в себе человек (а Порей любил уверенных). Но одно другому не мешает; пусть побудет приманкой, а когда рыбка клюнет — поглядим…
Но вскоре ему тоже стало жутко. С дюжинным врагом он бы справился без труда. Но варяжские альфары — не чета словенским колдунам!.. Неведомый супротивник оказался крепким орешком, и не верить в его силу у Порея не было никаких оснований.
Эта вера все и решила.
15. Ныне: век 76, лето 3, вересень.
Свет оделся к завтраку и ждал гонга, когда еще раз прозвонил колокольчик.
— Входите, Радомира. Я одет.
Открылась дверь.
На пороге стояла вовсе не горничная — в гости явилась сама княгиня Нарышкина.
— Извините, чародей! Нам след поговорить.
Свет не дал удивлению владеть собой слишком долго.
— Слушаю вас, сударыня.
— Дело вот в чем, чародей… Не посчитайте меня негостеприимной, но мне представляется, что вам пора съехать из нашего дома.
На этот раз удивление владело Светом намного дольше, и княгиня, так и не дождавшись от гостя ответа, продолжила:
— Надеюсь, вы понимаете мою озабоченность… — Она замялась. — Наверное, вы и сами заметили странное поведение моей дочери. Снежана — девочка увлекающаяся, как и все в ее возрасте. Я желаю ей токмо счастья. А на какое счастье может рассчитывать девица, явно влюбленная в волшебника?
Неожиданно Света бросило в краску, и борьба с собой заняла у него еще несколько секунд. Одержав же над стыдом победу, он включил Зрение.
Аура у княгини была переполнена розовым — наверное, князь Белояр, в своем вчерашнем расстройстве, не уделил ночью супруге должного внимания, — но ничего особенного в ней не было. Ни ненависти, ни злобы…
— Думаю, теперь вам понятно, чародей, чем вызвана моя неучтивая просьба.
В голосе Цветаны зазвучало неудовольствие, рожденное молчанием гостя, и Свет поспешил ответить:
— Я хорошо понимаю вас, княгиня. Я и сам вчера заметил… — Что заметил, он не договорил. Вместо этого соврал: — Ныне же перееду в гостевой дом Колдовской Дружины.
По-видимому, Цветана прекрасно понимала пикантность положения своего гостя, ибо по-мужски протянула ему десницу и сказала:
— Я была уверена, сударь, что вы сразу все поймете. Еще раз прошу меня извинить! А теперь пойдемте завтракать.
По обычаю, молчаливый Сувор Нарышка сидел рядом и хмуро смотрел в окно кареты.
Зачем Свет ехал к Ерге, он и сам не знал. Ведь он так и не решил, делиться ли ему с принципалом подозрениями, возникшими по поводу Нарышкиной дочки. После вчерашней «проверки» он было решил, что Снежана сродни пресловутой жене Цезаря. Однако ночные события показали, что он поторопился. В конце концов, совсем не обязательно, чтобы лазутчик был именно заслан со скандинавской территории. А может, варяги завербовали его прямо здесь, среди ключградцев. И ни один человек в мире не способен гарантировать, что завербованной не могла оказаться Нарышкина дочь-ведьма. Конечно, странно, каким образом колдунья столь высокого уровня Таланта до взрослых лет проскальзывала сквозь сети Колдовской дружины… Но, с другой стороны, кто их знает, этих великородных, на что они способны!.. Может, Нарышке совсем не хотелось докладывать Кудеснику об открывшихся вдруг возможностях своей дочери. Сам промолчал и дочке запретил открываться перед кем бы то ни было. Тем паче что она в любом случае потеряет Талант, едва оказавшись на супружеском ложе. А от ложа она, знамо дело, никуда не уйдет — род надо продлевать… Варяги же каким-то образом выявили тайную ведьму-самоучку и решили использовать в своих неблаговидных целях.
Свет глянул на Сувора.
Тот по-прежнему хмуро смотрел в окно и даже не догадывался, в каких жутких преступлениях столичный чародей подозревает его разлюбезную сестрицу.
А почему бы и не подозревать? Некая соль в этой версии, знамо дело, имеется… Но Порей Ерга, с его ограниченным взглядом на волшебников, наверняка поднимет Света с оной версией на смех. Да что вы такое говорите, чародей! Князь Белояр ввек бы не стал скрывать, что Семаргл одарил его старшую дочь Талантом. Такое просто и вообразить-то себе невозможно! Ну в самом деле, чародей, зачем великородному подобный скандал?..
Соваться же со своими подозрениями к Путяте Утреннику или Кудеснику — без серьезных-то доказательств! — значит нарваться на неприятности посильнее летошних. Это вам не безвестная паломница со странным рисунком загара на теле! Тут могут оказаться затронутыми интересы самой великокняжествующей фамилии… А тронуть интересы Рюриковичей — не баран начихал, это попахивает государственной изменой. И вообще такого поведения в Словении никто не одобрит. Вот и получится, что, сам того не желая, он, Свет, подставился. И возможно, даже пошел на поводу у супротивника.
С другой же стороны, и Порей Ерга, и Путята Утренник, и Кудесник Остромир — государственные мужи и, стало быть, умные люди. Они поймут, что собрать серьезные доказательства против мага подобной силы — это вам тоже не баран начихал. Серьезные доказательства требуют серьезной, кропотливой работы, а подобную работу в одиночку не осилишь. Да еще оказывается, что ни один словенский волшебник в эту самую одиночку противостоять подозреваемому не способен!.. Собрать же в единый кулак несколько квалифицированных колдунов Кудесник не позволит до тех пор, покудова у него не будет убойных улик. Извините, чародей, не все так просто, дело ведь касается великородной фамилии, брате, так что сами понимаете…
— Входите, Радомира. Я одет.
Открылась дверь.
На пороге стояла вовсе не горничная — в гости явилась сама княгиня Нарышкина.
— Извините, чародей! Нам след поговорить.
Свет не дал удивлению владеть собой слишком долго.
— Слушаю вас, сударыня.
— Дело вот в чем, чародей… Не посчитайте меня негостеприимной, но мне представляется, что вам пора съехать из нашего дома.
На этот раз удивление владело Светом намного дольше, и княгиня, так и не дождавшись от гостя ответа, продолжила:
— Надеюсь, вы понимаете мою озабоченность… — Она замялась. — Наверное, вы и сами заметили странное поведение моей дочери. Снежана — девочка увлекающаяся, как и все в ее возрасте. Я желаю ей токмо счастья. А на какое счастье может рассчитывать девица, явно влюбленная в волшебника?
Неожиданно Света бросило в краску, и борьба с собой заняла у него еще несколько секунд. Одержав же над стыдом победу, он включил Зрение.
Аура у княгини была переполнена розовым — наверное, князь Белояр, в своем вчерашнем расстройстве, не уделил ночью супруге должного внимания, — но ничего особенного в ней не было. Ни ненависти, ни злобы…
— Думаю, теперь вам понятно, чародей, чем вызвана моя неучтивая просьба.
В голосе Цветаны зазвучало неудовольствие, рожденное молчанием гостя, и Свет поспешил ответить:
— Я хорошо понимаю вас, княгиня. Я и сам вчера заметил… — Что заметил, он не договорил. Вместо этого соврал: — Ныне же перееду в гостевой дом Колдовской Дружины.
По-видимому, Цветана прекрасно понимала пикантность положения своего гостя, ибо по-мужски протянула ему десницу и сказала:
— Я была уверена, сударь, что вы сразу все поймете. Еще раз прошу меня извинить! А теперь пойдемте завтракать.
* * *
После завтрака Свет отправился к Порею Ерге — надо было расставлять супротивнику ловушку.По обычаю, молчаливый Сувор Нарышка сидел рядом и хмуро смотрел в окно кареты.
Зачем Свет ехал к Ерге, он и сам не знал. Ведь он так и не решил, делиться ли ему с принципалом подозрениями, возникшими по поводу Нарышкиной дочки. После вчерашней «проверки» он было решил, что Снежана сродни пресловутой жене Цезаря. Однако ночные события показали, что он поторопился. В конце концов, совсем не обязательно, чтобы лазутчик был именно заслан со скандинавской территории. А может, варяги завербовали его прямо здесь, среди ключградцев. И ни один человек в мире не способен гарантировать, что завербованной не могла оказаться Нарышкина дочь-ведьма. Конечно, странно, каким образом колдунья столь высокого уровня Таланта до взрослых лет проскальзывала сквозь сети Колдовской дружины… Но, с другой стороны, кто их знает, этих великородных, на что они способны!.. Может, Нарышке совсем не хотелось докладывать Кудеснику об открывшихся вдруг возможностях своей дочери. Сам промолчал и дочке запретил открываться перед кем бы то ни было. Тем паче что она в любом случае потеряет Талант, едва оказавшись на супружеском ложе. А от ложа она, знамо дело, никуда не уйдет — род надо продлевать… Варяги же каким-то образом выявили тайную ведьму-самоучку и решили использовать в своих неблаговидных целях.
Свет глянул на Сувора.
Тот по-прежнему хмуро смотрел в окно и даже не догадывался, в каких жутких преступлениях столичный чародей подозревает его разлюбезную сестрицу.
А почему бы и не подозревать? Некая соль в этой версии, знамо дело, имеется… Но Порей Ерга, с его ограниченным взглядом на волшебников, наверняка поднимет Света с оной версией на смех. Да что вы такое говорите, чародей! Князь Белояр ввек бы не стал скрывать, что Семаргл одарил его старшую дочь Талантом. Такое просто и вообразить-то себе невозможно! Ну в самом деле, чародей, зачем великородному подобный скандал?..
Соваться же со своими подозрениями к Путяте Утреннику или Кудеснику — без серьезных-то доказательств! — значит нарваться на неприятности посильнее летошних. Это вам не безвестная паломница со странным рисунком загара на теле! Тут могут оказаться затронутыми интересы самой великокняжествующей фамилии… А тронуть интересы Рюриковичей — не баран начихал, это попахивает государственной изменой. И вообще такого поведения в Словении никто не одобрит. Вот и получится, что, сам того не желая, он, Свет, подставился. И возможно, даже пошел на поводу у супротивника.
С другой же стороны, и Порей Ерга, и Путята Утренник, и Кудесник Остромир — государственные мужи и, стало быть, умные люди. Они поймут, что собрать серьезные доказательства против мага подобной силы — это вам тоже не баран начихал. Серьезные доказательства требуют серьезной, кропотливой работы, а подобную работу в одиночку не осилишь. Да еще оказывается, что ни один словенский волшебник в эту самую одиночку противостоять подозреваемому не способен!.. Собрать же в единый кулак несколько квалифицированных колдунов Кудесник не позволит до тех пор, покудова у него не будет убойных улик. Извините, чародей, не все так просто, дело ведь касается великородной фамилии, брате, так что сами понимаете…