Страница:
В расположении комнат имелся лишь один недостаток — они находились слишком близко друг от друга, а блокирующего заклятья, как в гостевом доме Колдовской дружины, между ними не было. Но, во-первых, волшебники бесконтрольно мешают друг другу лишь во сне. А во-вторых, и чародей Сморода, и сыскник-волшебник Буривой Смирный обладали достаточной квалификацией, чтобы самостоятельно наложить блокирующее заклятье. В конце концов, можно иногда поработать и за красные глазки! Не обеднеем!..
Ждать вещей пришлось недолго. Вскоре раздался звон колокольчика, и светловолосый кучер Сувора Нарышки внес в комнату чемодан и чехол со шпагами.
— Ваши вещи, сударь чародей.
Взгляд любителя «Мамочкиного платочка» показался Свету странноватым, и он тут же проверил ауру кучера. Но обнаружил, что на этот раз ошибся — ауру переполняло дружелюбие вперемешку с голубыми красками Перуна.
Ну и пусть ошибка, подумал разочарованный Свет, в сыске подозрительность излишней не бывает.
— Благодарю вас! Поставьте на пол возле стола. Я сам разберусь с ними.
«Мамочкин платочек» удалился.
Едва Свет привел себя в порядок, гостей позвали к обеду.
Вся семья Нарышек уже находилась в трапезной.
Семья оказалась под стать своему особняку. Отец Сувора, князь Белояр Нарышка, грузный бородатый мужчина лет пятидесяти пяти, уже изрядно поседевший, молча, но с чувством пожал гостям руку. Жене его Цветане, голубоглазой блондинке, сохранившей, несмотря на выношенных и выкормленных ею детей, достаточно тонкую талию и изящной формы перси, можно было с успехом дать и тридцать. Княгиня, в отличие от супруга, оказалась женщиной весьма словоохотливой и приветствовала гостей целым потоком изысканных выражений. Пришлось и Свету поупражняться в велеречивости. Затем столичным волшебникам были представлены молоденькая жена Сувора Купава и его еще более юные сестры.
— Вот и вся наша семья, — сказала Цветана. — Нет токмо старшенького, Найдена. Он служит в министерстве ратных дел, у вас в столице.
— Я встречался с ним по службе, — соврал Свет. — Очень толковый молодой человек. Думаю, любезная княгиня, вашего сына ждет весьма завидная карьера.
Княгиня, оправдывая свое имя, расцвела, а старшая из трех сестер, уже оформившаяся телом девица, тут же выстрелила в Света откровенным вопросом:
— Вы нашли убийцу Клюя Колотки?
— Пока еще нет, сударыня, — ответил ошарашенный такой прямотой Свет.
— Сне-жа-на! — проговорила предостерегающим тоном хозяйка дома.
— Да, мама?! — сказала княжна. — Разве нельзя, садясь за стол с человеком, поинтересоваться, справно ли он выполнил свои обязанности?
Мать и дочь некоторое время поедали друг друга глазами. По-видимому, для них это занятие было привычным.
А Свет, включив Зрение, столь же привычно изучал ауры новых знакомых. Ауры были нейтральные — без опаски, ненависти или страха, но с некоторой долей дружелюбия. Словом, нормальные были ауры. У хозяев, невестки и троих хозяйских детей.
А вот в ауре княжны Снежаны явно наличествовали цвета неприязни. Словно девица заранее подозревала столичных гостей в каком-либо непотребстве. К примеру, ждала от них жестоких посягательств на свои дух и тело. Хотя, если бы ее знакомили сейчас не с волшебниками, то основания для подобных подозрений у Нарышкиной дочки определенно имелись. По крайней мере, в отношении тела. Княжна уродилась весьма красной девицей — уложенные пышной башней пшеничные материны волосы, большие отцовские карие глаза и длинные ресницы; с трудом запрятанные под платье высокие перси, в сочетании с тонкой талией долженствующие производить на мужчин самое неотразимое впечатление. Рядом со Снежаной младшие сестры-подростки Светлана и Любомила выглядели почти дурнушками. Впрочем, судя по всему, через пару лет они обещали превратиться в не менее яркие, чем старшая сестрица, бутоны. А вот молодой княгине Купаве бутоном уже не стать — не та порода. Видно, князя Сувора, как часто водится у великородных, оженили по договоренности между главами семейств. Пусть серая мышка — до своего поля ягода…
За столом княжна Снежана уселась напротив Света. И тут же с прежней прямотой спросила:
— Стало быть, вы, судари волшебники, приехали в наш город зря?
Свету жутко захотелось улыбнуться — столь мила была ее полудетская непосредственность. Но терять над собой контроль члену Колдовской Дружины не пристало даже в компании подобной девицы. Поэтому он лишь заметил:
— С момента нашего приезда, сударыня, прошло столь мало времени, что определить, зря или не зря мы сюда приехали, попросту невозможно.
В отличие от волшебника княжна улыбнулась, и улыбка ее оказалась откровенно ехидной.
— Вообще-то я считала, что братовы коллеги в первую очередь занимаются делом, а уж опосля ходят по гостям.
— Вообще-то, — сказал Свет, — мы пришли к вам не в гости. Мы будем здесь жить.
Она распахнула очи:
— Вы будете жить у нас? О боги!.. Надо будет попенять брату за то, что он не спросил моего согласия… И сколь долго мне предстоит терпеть ваше присутствие?
— Как распорядится Мокошь! — Свет поджал губы, дабы не рассмеяться. — В следующий раз, приехав сюда, я самым обязательным образом настою на том, чтобы князь Сувор испросил вашего согласия на подобное приглашение. Впрочем, надеюсь, сударыня, к тому времени вы уже успешно выскочите замуж, и вас будут волновать совсем другие печали.
Княжна вспыхнула и открыла было рот. Но промолчала. Мать ее негромко разговаривала с сидящим рядом сыном, не забывая поглядывать в сторону старшей дочери.
Свет подумал о том, что в любой другой семье такого гостя, как чародей Сморода, непременно посадили бы одесную от хозяйки. Правда, та, «любая другая» семья не принадлежала бы к изначально великородным. А посему в неуемном желании Снежаны Нарышкиной уколоть столичного волшебника не было ничего сногсшибательного: для изначально великородных колдуны — всего-навсего люди второго сорта, которые лишь по странному волеизъявлению Великих князей допущены к кормилу государственной власти. Впрочем, сам Белояр Нарышка, по слухам, дядька весьма умный и, вестимо, так не думает. А что мыслит о положении колдунов в словенском обществе его старшая дочь, для чародея Смороды не имеет ни малейшего значения.
Слуги принялись разливать первое. Судя по аромату, это была грибянка по-вятски — то есть суп, сваренный исключительно из шляпок молодых боровичков.
— А вот интересно, — Снежана вновь обратила свое внимание на гостя, — почему волшебники трапезничают, как дюжинные люди? Это, должно быть, весьма унизительно — ждать, пока вам наполнят тарелку, не так ли, чародей?
Княжна явно напрашивалась на ответную грубость, но волшебник, грубящий обычной (пусть и великородной) девице… Вот это была бы поистине унизительная картина. Нет, подобного поведения от Смороды ни один простой смертный ввек не дождется!.. Поэтому Свет состроил самую высокомерную гримасу, на какую был способен, и принялся откровенно рассматривать сидящую напротив девушку.
Княжна встретила сей наглый взгляд смело и открыто, но потом все-таки не выдержала, опустила глаза. Ланиты ее слегка порозовели.
А Свет неожиданно для себя обнаружил, что она чем-то похожа на летошнюю лже-Додолу. Нет-нет, черты Снежаны были более тонкими и изящными, против Веры-Кристы она была как блистающий диамант рядом с неограненным камнем. Но что-то общее в их лицах имелось. Правда, Вера-Криста ввек бы не стала разыгрывать из себя этакую глупышку-скромницу!..
Скромница вновь подняла на Света очи. Скромности там не было и в помине. Зато присутствовали откровенный вызов и явная неприязнь.
— Вы меня так рассматриваете, чародей, словно способны понимать разницу между женщиной и мужчиной! Словно для вас мои перси не просто два бугра из плоти!.. — По губам Снежаны зазмеилась ехидная усмешка. — Чем на меня таращиться, сударь, лучше бы своим прямым делом занялись!
Похоже, последние ее слова услышали все сидящие за столом, ибо в трапезной повисла напряженная тишина. Потом Цветана Нарышкина сказала:
— Краса моя, перестаньте докучать чародею своими глупостями! — И обратилась к Свету: — Кушайте, сударь волшебник, кушайте… Справное ли здоровье у Великого князя?
Это было завуалированное приглашение поведать хозяевам свежие столичные сплетни.
И если бы Светозар Сморода являлся обычным великородным, опосля такого вопроса он бы занялся столичными сплетнями немедленно. Брат Великого князя, сударыня, намедни такое отчебучил. Вы не поверите! Еле-еле скандал замяли… Однако член Палаты чародеев позволить себе подобного легкого поведения не мог, он мог позволить себе лишь фразу: «Исполать Сварогу, справное!» — и взялся за ложку.
Хозяева встретили чародеево немногословие без удивления, и вскоре над столом вновь повис присущий званым обедам разноголосый гомон.
Молчал лишь Свет. Он подозревал, что Нарышкина дочка сопроводит колкими замечаниями любую его реплику, и потому надеялся своим молчанием добиться, чтобы его оставили в покое.
Однако княгиня-мать оставить в покое гостя не пожелала и нашла новую тему для разговора.
— Вы где проводили этим меженем отпуск, судари волшебники? — спросила она, мило улыбаясь чародею. — Мы всей семьей отдыхали на Русском море. У нас есть немного земли в Булгарии, в районе Солнечного Берега.
Буривой Смирный тоже глянул на Света и подхватил тему:
— А я ездил на родину, в Нижний. Не люблю я эти морские ванны. То ли дело — лес и речка! Взять корзину и за грибами. Или с удой на Волгу…
Цветана тут же возразила:
— Не скажите, сударь, не скажите… Море — очень чудесная штука! Тем паче Русское. Это вам не наш Чухонский залив с его холодами и штормами… Нет, море морю рознь! Варяжское создано богами для того, чтобы по нему перевозили грузы, а Русское для отдыха. — Она улыбнулась своей нехитрой шутке и повернулась к Свету: — А вы, чародей, где нынче отдыхали?
Далее молчать было бы просто невежливо.
— Я провожу отпуск в Таврии, — сказал Свет. — У Колдовской Дружины там справный дом отдыха, в Ливадии. Правда, последний раз я был там ровно два лета назад.
— А почему?
— Не знаю… — Свет пожал раменами. — С возрастом отдыхать стало скучно. Работать интереснее!
— Кто как работает, тот так и отдыхает, — пробурчала чуть слышно — чтобы не услышали родители — Снежана.
— Кхм, отдыхать тоже надо, — не согласился с гостем Белояр Нарышка. — Кстати… — Он встал и официальным тоном объявил: — Завтра мои младшие дочери Светлана и Любомила покидают родной очаг, дабы продолжить обучение в Институте великородных девиц. В честь оного события мы даем ныне вечером бал. И мне бы очень хотелось, чтобы судари волшебники почтили оный бал своим непосредственным участием.
Пришлось Свету отложить ложку, подняться и поблагодарить хозяина за приглашение. И определенно пообещать, что судари волшебники оный бал своим непосредственным участием всенепременно почтят. В обязательном порядке, княже, это большая честь для нас и огромное удовольствие, весьма и весьма благодарны…
— Знамо дело, они благодарны, — вновь негромко пробурчала Снежана. — Как бы не работать, абы не работать. Потому-то у нас людей на улицах и убивают! Ох уж эти мне хваленые столичные чародеи…
Краски неприязни в ее ауре усилились.
Свет не мог взять в голову, чем он насолил Белояровой дочке. В общем-то с ним в подобном тоне разговаривали крайне редко, и он срезал бы всякого (опричь, конечно, Великого князя да Кудесника), кто позволил бы себе в беседе подобный тон. Следовало бы срезать и эту белокурую кикимору. Но почемуто не хотелось. Или, скорее, не моглось…
А вот что очень даже моглось — так это бросать стремительные взгляды на выглядывающие из платья перси. А что очень хотелось — так это дабы обладательница оных персей не в коем случае оных взглядов не заметила.
Однако обладательница взгляды, знамо дело, прекрасно замечала. И, заметив, всякий раз вперивала в сидящего напротив татя взгляд свой — обвиняющий и возмущенный. Правда, от ехидных реплик теперь почему-то воздерживалась. То ли, несмотря на все свое возмущение, смилостивилась-таки над гордостью лиходея, то ли напрочь потеряла к нему всякий интерес, лишь ради этикета притворяясь возмущенной…
И неожиданно для себя лиходей проникся к кикиморе чувством благодарности.
Это было уже слишком!
Свет встал из-за стола, пробормотал что-то насчет ахового самочувствия и, произнеся соответствующие извинения, поспешно удалился в отведенную гостю комнату.
И наплевать, что они обо мне подумают, сказал себе он. Снежана-то наверняка ничего хорошего не подумает. Дяденька волшебник по странной прихоти играет с нею в странные игры… А и вправду, что это за прихоть на меня нашла? Знамо дело, знания, полученные из художественной литературы, нужно проверять, но не на великородной же девице!.. Ладушки-оладушки, пусть они обедают. А мы пока блокирующим заклятьем займемся!..
Судя по всему, его уход званого обеда не испортил. Во всяком случае, шумно отдувающийся Буривой Смирный появился в комнате Света лишь через полчаса.
— Уф! — произнес он с удовольствием. — Хлебосольные нам достались хозяева, брате чародей… Ого, вы уже и блокировку сотворили!..
— Не замечал я раньше, — ядовито сказал Свет, — чтобы вы, брате сыскник, так радовались чревоугодию. Тем паче когда в сыске у нас сплошные проблемы.
Буривой помрачнел.
— Вы правы. — Он не удержался, сыто рыгнул. — Именно оные проблемы и привели меня к вам.
В его голосе прозвучала настолько нескрываемая обида, что Свет смутился.
С какой стати я на него набрасываюсь? — подумал он. Разве это брат Буривой, забыв об убийстве собрата, заглядывал хозяйской дочке в вырез платья?
— Извините меня, брате…
Смирный кивнул и продолжал уже без обиды:
— Официально мы к сыску еще не приступили. Надо полагать, курьер с подтверждением полномочий прибудет из столицы токмо ночью. — Сыскник сел на стул. — Но вот что мне пришло в голову, брате чародей… Если ваша версия справедлива, нам будет противостоять Талант изрядной мощи. И сдается мне, что против подобного Таланта я окажусь бессилен. К слову, нет никаких гарантий, что убийца уже сейчас не положил на нас свое око — ведь двух столичных волшебников на месте преступления не заметил бы токмо ленивый. А посему, полагаю, вам придется поставить мне сейчас магический защитный барьер. Как в прошлое лето…
Свет тут же напрочь забыл о хозяйской дочке.
Наконец-то и до Буривоя по-настоящему дошло, с кем они могут столкнуться! Безответные розовые кусты за оградой… Собака, впервые в истории Колдовской Дружины загрызшая квалифицированного волшебника… Если во всем этом действительно участвовал Талант, то это был Талант не просто «изрядной», а такой мощи, что индо оторопь берет. Это вам не Буня Лапоть с его ножом…
Но показывать свой страх коллеге стало бы распоследним делом — сродни загляду в вырез девичьего платья, — поэтому Свет лишь пожал раменами и сказал спокойно:
— Возможно, собака, напавшая на Клюя Колотку, была больна какой-либо неведомой формой бешенства… Впрочем, возможно, вы и правы, брате. А посему на этот раз я не стану напоминать вам о требованиях закона.
Буривой запер дверь на задвижку — накладывать отвращающее заклятье в чужом доме было неприлично. А Свет проверил целость магической печати на своем бауле, снял с него охранное заклятье, достал Серебряный Кокошник, баклагу с Колдовской Водицей и коротко бросил:
— Надевайте!
Похоже, в особняк Белояра Нарышки явился весь цвет ключградского высшего общества. Тут и там среди партикулярных разноцветных камзолов и пышных дамских кринолинов мелькали зеленые мундиры воевод и синие с белыми кружевами одеяния мужей-волшебников. Встречались в толпе и алые балахоны представителей Сварожьего волхвовата. Партикулярные и ратники танцевали с дамами, волшебники же и волхвы, коим этикет не позволял тешить себя дрыгоножеством и рукомашеством, беседовали — с теми же партикулярными, ратниками и дамами либо друг с другом.
Столичные волшебники, также одетые согласно этикету (Свет — в голубое, а Буривой Смирный — в синее с кружевами), легко растворились в этой пестрой толпе, но были мгновенно изловлены хозяйкой дома. И начался обряд обоюдных представлений. Родовые имена и названия занимаемых должностей сыпались градом, так что вскоре Свет уже устал кланяться и пожимать крепкие да целовать изящные десницы.
Приметливая княгиня Нарышкина заметила изменение в настроении гостя и, воспользовавшись тем, что очередной представленный оказался давним знакомым Буривоя Смирного (а давним знакомым всегда найдется, чем занять друг друга), тут же увлекла чародея Смороду под хоры с наяривающими изо всех сил игрецами, к задней стене гридницы, где, аки редуты на поле боя, расположились столы с закусками и напитками. Устроены редуты были на варяжский манер — подходите, наливайте, пейте и закусывайте чем душе угодно. Впрочем, словенский манер гостеприимными хозяевами тоже не был забыт — по гриднице, среди танцующих и беседующих, сновали с подносами многочисленные одетые в коричневую униформу слуги.
— Что вы предпочитаете из напитков, чародей? — спросила Цветана, мило улыбнувшись. — Сливянка? Клюквенная? Армянский коньяк?
— Честно говоря, я бы предпочел самую обычную словенскую медовуху, любезная княгиня.
Медовухи на столе не наблюдалось, но, повинуясь хозяйкиному жесту, к Свету тут же подлетел слуга, наполнил разлатую серебряную чарку. Цветана остановилась на франкском шампанском в кубке уральского хрусталя.
— За вас, любезная княгиня! За ваше гостеприимство! Счастья и богатства вам и вашим детям, и всему вашему роду!
— За вас, чародей!
Чокнулись, выпили. Медовуха оказалась разымчивой и превосходной, шампанское, надо полагать, тоже не подвело — в таком доме дешевых напитков наверняка не держали.
Потом княгиня сказала:
— Чародей, я бы хотела извиниться перед вами. Я имею в виду поведение моей дочери за трапезой. Надеюсь, обида, которую княжна вам нанесла, будет жить в вашей душе не слишком долго.
— Оная обида, сударыня, даже и не родилась. — Свет церемонно поклонился хозяйке. — Не в моих привычках обижаться на молоденьких взбалмошных девиц!..
— Да! — Княгиня покивала. — В последнее лето она стала порой просто невыносима. Думается, замуж пора. Сразу голубушка станет как шелковая!
— А который ей?
— Девятнадцатый идет.
— Тогда конечно. Самая пора к венцу.
Настроение столичного гостюшки, судя по всему, улучшилось, и хозяйка, помня, что с волшебниками не сплетничают, а о работе сотрудника министерства безопасности расспрашивать и вовсе бессмысленно, препоручила чародея заботе подошедшего кстати супруга, а сама умчалась по главным хозяйским делам — приветствовать и представлять друг другу прочих гостей.
— К-хм, — сказал князь Белояр, разглядывая пеструю толпу. — Почти все на приглашение отозвались.
Аура его была прежней — приветливо-доброжелательной.
— Превосходный праздник, княже, — отозвался Свет. — Давно я не видел более славного общества…
— К-хм, — продолжал князь. — Я работаю в местном принципате мореходного министерства. Мы тут, в Ключграде, весьма и весьма обеспокоены международной обстановкой. Не ждать ли нам новой войны со Скандинавией? Что думают в столице?
Свет ухмыльнулся про себя. Конечно, князь Нарышка и без столичного чародея прекрасно знал, какова международная обстановка. Но, видно, представления не имел, о чем еще можно поговорить со своим гостем. Отношения с варягами — дежурная тема в любой беседе. Как погода…
— Полагаю, нет, — сказал он. — Сорок лет назад мы крепко щелкнули скандинавов по носу. Но ухо, вестимо, след держать востро. Тайная-то война не прекращалась. Лазутчики присно были, есть и будут.
— Совершенно справедливо, сударь! — Князь покивал чародеевой банальности. — Кстати, ходят упорные слухи, будто к нам заслали банду террористов, которые с помощью убийств намерены посеять в Ключграде панику. Говорят, мужа-волшебника Колотку зарезали именно варяжские лазутчики…
Свет поморщился. От проклятой работы нигде не спрятаться!.. Впрочем, обеспокоенность князя вполне понятна: раз уж убили волшебника, дюжинный человек — индо великородный! — и вовсе должен чувствовать себя беззащитным. Но слухи никогда и никому не приносили добра…
— Я даже хотел было отменить нынешний бал, — продолжал Белояр, — но княгиня настояла. Говорит, лишать детей праздников — последнее дело…
— Княгиня абсолютно права, — сказал Свет. — Слухи же всегда носят преувеличенный характер, и если на них обращать внимание, жить станет невозможно. Кто бы ни покусился на жизнь Клюя Колотки, мы безусловно отыщем убийцу.
— Однако я все же попросил своего домашнего колдуна, начиная с сегодняшнего вечера, обновлять охранные заклятья на дверях и окнах ежедневно.
— Вы совершенно правы, князь, — сказал Свет, мысленно содрогаясь от глупости собственных реплик. — Осторожность еще никогда никому не мешала.
— К слову, чародей, не хотите ли с ним познакомиться? Сейчас я его приведу.
И не успел Свет индо глазом моргнуть, как Белояр Нарышка исчез в веселящейся толпе. Впрочем, он почти тут же вновь оказался рядом. Его сопровождал абсолютно лысый сухощавый мужчина лет пятидесяти в синем с кружевами одеянии мужа-волшебника.
— Лутовин Кузнец, — сказал Нарышка. — Мой домашний колдун. Прошу любить и жаловать!
— Здравы будьте, брате чародей!
— Будьте и вы здравы, брате!
— Я оставлю вас с глазу на глаз, — сказал Нарышка и вновь растворился среди танцующих пар.
А Свет вновь поморщился. Все-таки от проклятой работы действительно не спрятаться!.. Значит, прятаться и не стоит. Тем паче если излишняя обеспокоенность хозяина вам, чародей, кажется вполне понятной…
— Поведайте-ка мне, брате Лутовин, не заметили ли вы в последнее время каких-либо странностей в доме? Необычных посетителей, к примеру… Присутствия не вами наложенных заклятий… Потревоженных магических печатей на приходящей к хозяину корреспонденции… Сами знаете, как это бывает!
Брат Лутовин пожал сухими раменами:
— Нет, брате чародей. Ничего странного не наблюдалось. Чужих заклятий я не обнаруживал, а свои, как и положено, проверяю каждое утро. Они присно оказывались такими, какими я их накладывал вечером, с обычной поправкой на разряжание. Все было в полном порядке…
Однако голос Лутовина показался Свету подозрительно дрогнувшим, и он тут же включил Зрение: не скрывает ли чего от столичного чародея провинциальный волшебник? Ненависти, к примеру. Или любви…
Как выяснилось, провинциальный волшебник, действительно, кое-что скрывал. Однако от ненависти в его сокрытии и следа не было. От любви, знамо дело, тоже. А вот что присутствовало в ауре Лутовина Кузнеца — так это страх. И не легкие оттенки, сопровождающие, скажем, боязнь ответственности за совершенную в работе ошибку или опасение потерять оную работу, а густые тона страха, присущего всему живому, — полновесного ужаса перед Велесом и Мареной.
Открытие оказалось для Света совершенно неожиданным — не привык он встречаться с перепуганными намару волшебниками.
— Что ж, брате Лутовин, — поспешно сказал он. — Продолжайте аккуратно выполнять свои обязанности, и все будет справно.
Лутовин Кузнец удалился, а Свет вновь включил Зрение и обвел Взглядом присутствующих в гриднице гостей.
Увиденное потрясло его — у многих гостей в аурах имелись различные тона опасений, но самый настоящий, пронизывающий душу страх присутствовал лишь у обладателей синих с белыми кружевами одеяний.
Волшебники боялись.
Это было ужасно. И сразу становился ясным смысл вчерашнего преступления. Убийство Колотки — удар, направленный в самое сердце словенского общества. Социальная структура, один из столпов которой парализован смертным ужасом, разумеется, очень быстро потеряет свою устойчивость.
Вот она, еще одна оборотная сторона Семаргловой Силы, подумал Свет. Мы оказались слишком избалованными осознанием мощи собственного Таланта. И едва стоит возникнуть хоть малому сомнению в этой мощи, мы тут же превращаемся в трусливых зайцев… Впрочем, здесь он не совсем прав — трусливым зайцем никто из присутствующих на балу волшебников пока еще не стал (а у Буривоя Смирного в ауре и вовсе нет страха, но Буривой — сотрудник министерства безопасности, он-то как раз к некоторому риску привычен), но буде завтра где-нибудь убьют еще одного клюя колотку, то в зайцев превратятся уже многие. А после третьего убийства — все. Такие вот складываются дела!..
Перед Светом вновь появился Белояр Нарышка:
— К-хм… Как вам показался мой домашний колдун, чародей?
Скрытый смысл этого вопроса был вполне понятен, и потому Свет заверил:
— Прекрасный волшебник, княже, вполне квалифицированный. Полагаю, при нем у вас не было ни краж, ни других подобных происшествий.
Ждать вещей пришлось недолго. Вскоре раздался звон колокольчика, и светловолосый кучер Сувора Нарышки внес в комнату чемодан и чехол со шпагами.
— Ваши вещи, сударь чародей.
Взгляд любителя «Мамочкиного платочка» показался Свету странноватым, и он тут же проверил ауру кучера. Но обнаружил, что на этот раз ошибся — ауру переполняло дружелюбие вперемешку с голубыми красками Перуна.
Ну и пусть ошибка, подумал разочарованный Свет, в сыске подозрительность излишней не бывает.
— Благодарю вас! Поставьте на пол возле стола. Я сам разберусь с ними.
«Мамочкин платочек» удалился.
Едва Свет привел себя в порядок, гостей позвали к обеду.
Вся семья Нарышек уже находилась в трапезной.
Семья оказалась под стать своему особняку. Отец Сувора, князь Белояр Нарышка, грузный бородатый мужчина лет пятидесяти пяти, уже изрядно поседевший, молча, но с чувством пожал гостям руку. Жене его Цветане, голубоглазой блондинке, сохранившей, несмотря на выношенных и выкормленных ею детей, достаточно тонкую талию и изящной формы перси, можно было с успехом дать и тридцать. Княгиня, в отличие от супруга, оказалась женщиной весьма словоохотливой и приветствовала гостей целым потоком изысканных выражений. Пришлось и Свету поупражняться в велеречивости. Затем столичным волшебникам были представлены молоденькая жена Сувора Купава и его еще более юные сестры.
— Вот и вся наша семья, — сказала Цветана. — Нет токмо старшенького, Найдена. Он служит в министерстве ратных дел, у вас в столице.
— Я встречался с ним по службе, — соврал Свет. — Очень толковый молодой человек. Думаю, любезная княгиня, вашего сына ждет весьма завидная карьера.
Княгиня, оправдывая свое имя, расцвела, а старшая из трех сестер, уже оформившаяся телом девица, тут же выстрелила в Света откровенным вопросом:
— Вы нашли убийцу Клюя Колотки?
— Пока еще нет, сударыня, — ответил ошарашенный такой прямотой Свет.
— Сне-жа-на! — проговорила предостерегающим тоном хозяйка дома.
— Да, мама?! — сказала княжна. — Разве нельзя, садясь за стол с человеком, поинтересоваться, справно ли он выполнил свои обязанности?
Мать и дочь некоторое время поедали друг друга глазами. По-видимому, для них это занятие было привычным.
А Свет, включив Зрение, столь же привычно изучал ауры новых знакомых. Ауры были нейтральные — без опаски, ненависти или страха, но с некоторой долей дружелюбия. Словом, нормальные были ауры. У хозяев, невестки и троих хозяйских детей.
А вот в ауре княжны Снежаны явно наличествовали цвета неприязни. Словно девица заранее подозревала столичных гостей в каком-либо непотребстве. К примеру, ждала от них жестоких посягательств на свои дух и тело. Хотя, если бы ее знакомили сейчас не с волшебниками, то основания для подобных подозрений у Нарышкиной дочки определенно имелись. По крайней мере, в отношении тела. Княжна уродилась весьма красной девицей — уложенные пышной башней пшеничные материны волосы, большие отцовские карие глаза и длинные ресницы; с трудом запрятанные под платье высокие перси, в сочетании с тонкой талией долженствующие производить на мужчин самое неотразимое впечатление. Рядом со Снежаной младшие сестры-подростки Светлана и Любомила выглядели почти дурнушками. Впрочем, судя по всему, через пару лет они обещали превратиться в не менее яркие, чем старшая сестрица, бутоны. А вот молодой княгине Купаве бутоном уже не стать — не та порода. Видно, князя Сувора, как часто водится у великородных, оженили по договоренности между главами семейств. Пусть серая мышка — до своего поля ягода…
За столом княжна Снежана уселась напротив Света. И тут же с прежней прямотой спросила:
— Стало быть, вы, судари волшебники, приехали в наш город зря?
Свету жутко захотелось улыбнуться — столь мила была ее полудетская непосредственность. Но терять над собой контроль члену Колдовской Дружины не пристало даже в компании подобной девицы. Поэтому он лишь заметил:
— С момента нашего приезда, сударыня, прошло столь мало времени, что определить, зря или не зря мы сюда приехали, попросту невозможно.
В отличие от волшебника княжна улыбнулась, и улыбка ее оказалась откровенно ехидной.
— Вообще-то я считала, что братовы коллеги в первую очередь занимаются делом, а уж опосля ходят по гостям.
— Вообще-то, — сказал Свет, — мы пришли к вам не в гости. Мы будем здесь жить.
Она распахнула очи:
— Вы будете жить у нас? О боги!.. Надо будет попенять брату за то, что он не спросил моего согласия… И сколь долго мне предстоит терпеть ваше присутствие?
— Как распорядится Мокошь! — Свет поджал губы, дабы не рассмеяться. — В следующий раз, приехав сюда, я самым обязательным образом настою на том, чтобы князь Сувор испросил вашего согласия на подобное приглашение. Впрочем, надеюсь, сударыня, к тому времени вы уже успешно выскочите замуж, и вас будут волновать совсем другие печали.
Княжна вспыхнула и открыла было рот. Но промолчала. Мать ее негромко разговаривала с сидящим рядом сыном, не забывая поглядывать в сторону старшей дочери.
Свет подумал о том, что в любой другой семье такого гостя, как чародей Сморода, непременно посадили бы одесную от хозяйки. Правда, та, «любая другая» семья не принадлежала бы к изначально великородным. А посему в неуемном желании Снежаны Нарышкиной уколоть столичного волшебника не было ничего сногсшибательного: для изначально великородных колдуны — всего-навсего люди второго сорта, которые лишь по странному волеизъявлению Великих князей допущены к кормилу государственной власти. Впрочем, сам Белояр Нарышка, по слухам, дядька весьма умный и, вестимо, так не думает. А что мыслит о положении колдунов в словенском обществе его старшая дочь, для чародея Смороды не имеет ни малейшего значения.
Слуги принялись разливать первое. Судя по аромату, это была грибянка по-вятски — то есть суп, сваренный исключительно из шляпок молодых боровичков.
— А вот интересно, — Снежана вновь обратила свое внимание на гостя, — почему волшебники трапезничают, как дюжинные люди? Это, должно быть, весьма унизительно — ждать, пока вам наполнят тарелку, не так ли, чародей?
Княжна явно напрашивалась на ответную грубость, но волшебник, грубящий обычной (пусть и великородной) девице… Вот это была бы поистине унизительная картина. Нет, подобного поведения от Смороды ни один простой смертный ввек не дождется!.. Поэтому Свет состроил самую высокомерную гримасу, на какую был способен, и принялся откровенно рассматривать сидящую напротив девушку.
Княжна встретила сей наглый взгляд смело и открыто, но потом все-таки не выдержала, опустила глаза. Ланиты ее слегка порозовели.
А Свет неожиданно для себя обнаружил, что она чем-то похожа на летошнюю лже-Додолу. Нет-нет, черты Снежаны были более тонкими и изящными, против Веры-Кристы она была как блистающий диамант рядом с неограненным камнем. Но что-то общее в их лицах имелось. Правда, Вера-Криста ввек бы не стала разыгрывать из себя этакую глупышку-скромницу!..
Скромница вновь подняла на Света очи. Скромности там не было и в помине. Зато присутствовали откровенный вызов и явная неприязнь.
— Вы меня так рассматриваете, чародей, словно способны понимать разницу между женщиной и мужчиной! Словно для вас мои перси не просто два бугра из плоти!.. — По губам Снежаны зазмеилась ехидная усмешка. — Чем на меня таращиться, сударь, лучше бы своим прямым делом занялись!
Похоже, последние ее слова услышали все сидящие за столом, ибо в трапезной повисла напряженная тишина. Потом Цветана Нарышкина сказала:
— Краса моя, перестаньте докучать чародею своими глупостями! — И обратилась к Свету: — Кушайте, сударь волшебник, кушайте… Справное ли здоровье у Великого князя?
Это было завуалированное приглашение поведать хозяевам свежие столичные сплетни.
И если бы Светозар Сморода являлся обычным великородным, опосля такого вопроса он бы занялся столичными сплетнями немедленно. Брат Великого князя, сударыня, намедни такое отчебучил. Вы не поверите! Еле-еле скандал замяли… Однако член Палаты чародеев позволить себе подобного легкого поведения не мог, он мог позволить себе лишь фразу: «Исполать Сварогу, справное!» — и взялся за ложку.
Хозяева встретили чародеево немногословие без удивления, и вскоре над столом вновь повис присущий званым обедам разноголосый гомон.
Молчал лишь Свет. Он подозревал, что Нарышкина дочка сопроводит колкими замечаниями любую его реплику, и потому надеялся своим молчанием добиться, чтобы его оставили в покое.
Однако княгиня-мать оставить в покое гостя не пожелала и нашла новую тему для разговора.
— Вы где проводили этим меженем отпуск, судари волшебники? — спросила она, мило улыбаясь чародею. — Мы всей семьей отдыхали на Русском море. У нас есть немного земли в Булгарии, в районе Солнечного Берега.
Буривой Смирный тоже глянул на Света и подхватил тему:
— А я ездил на родину, в Нижний. Не люблю я эти морские ванны. То ли дело — лес и речка! Взять корзину и за грибами. Или с удой на Волгу…
Цветана тут же возразила:
— Не скажите, сударь, не скажите… Море — очень чудесная штука! Тем паче Русское. Это вам не наш Чухонский залив с его холодами и штормами… Нет, море морю рознь! Варяжское создано богами для того, чтобы по нему перевозили грузы, а Русское для отдыха. — Она улыбнулась своей нехитрой шутке и повернулась к Свету: — А вы, чародей, где нынче отдыхали?
Далее молчать было бы просто невежливо.
— Я провожу отпуск в Таврии, — сказал Свет. — У Колдовской Дружины там справный дом отдыха, в Ливадии. Правда, последний раз я был там ровно два лета назад.
— А почему?
— Не знаю… — Свет пожал раменами. — С возрастом отдыхать стало скучно. Работать интереснее!
— Кто как работает, тот так и отдыхает, — пробурчала чуть слышно — чтобы не услышали родители — Снежана.
— Кхм, отдыхать тоже надо, — не согласился с гостем Белояр Нарышка. — Кстати… — Он встал и официальным тоном объявил: — Завтра мои младшие дочери Светлана и Любомила покидают родной очаг, дабы продолжить обучение в Институте великородных девиц. В честь оного события мы даем ныне вечером бал. И мне бы очень хотелось, чтобы судари волшебники почтили оный бал своим непосредственным участием.
Пришлось Свету отложить ложку, подняться и поблагодарить хозяина за приглашение. И определенно пообещать, что судари волшебники оный бал своим непосредственным участием всенепременно почтят. В обязательном порядке, княже, это большая честь для нас и огромное удовольствие, весьма и весьма благодарны…
— Знамо дело, они благодарны, — вновь негромко пробурчала Снежана. — Как бы не работать, абы не работать. Потому-то у нас людей на улицах и убивают! Ох уж эти мне хваленые столичные чародеи…
Краски неприязни в ее ауре усилились.
Свет не мог взять в голову, чем он насолил Белояровой дочке. В общем-то с ним в подобном тоне разговаривали крайне редко, и он срезал бы всякого (опричь, конечно, Великого князя да Кудесника), кто позволил бы себе в беседе подобный тон. Следовало бы срезать и эту белокурую кикимору. Но почемуто не хотелось. Или, скорее, не моглось…
А вот что очень даже моглось — так это бросать стремительные взгляды на выглядывающие из платья перси. А что очень хотелось — так это дабы обладательница оных персей не в коем случае оных взглядов не заметила.
Однако обладательница взгляды, знамо дело, прекрасно замечала. И, заметив, всякий раз вперивала в сидящего напротив татя взгляд свой — обвиняющий и возмущенный. Правда, от ехидных реплик теперь почему-то воздерживалась. То ли, несмотря на все свое возмущение, смилостивилась-таки над гордостью лиходея, то ли напрочь потеряла к нему всякий интерес, лишь ради этикета притворяясь возмущенной…
И неожиданно для себя лиходей проникся к кикиморе чувством благодарности.
Это было уже слишком!
Свет встал из-за стола, пробормотал что-то насчет ахового самочувствия и, произнеся соответствующие извинения, поспешно удалился в отведенную гостю комнату.
И наплевать, что они обо мне подумают, сказал себе он. Снежана-то наверняка ничего хорошего не подумает. Дяденька волшебник по странной прихоти играет с нею в странные игры… А и вправду, что это за прихоть на меня нашла? Знамо дело, знания, полученные из художественной литературы, нужно проверять, но не на великородной же девице!.. Ладушки-оладушки, пусть они обедают. А мы пока блокирующим заклятьем займемся!..
Судя по всему, его уход званого обеда не испортил. Во всяком случае, шумно отдувающийся Буривой Смирный появился в комнате Света лишь через полчаса.
— Уф! — произнес он с удовольствием. — Хлебосольные нам достались хозяева, брате чародей… Ого, вы уже и блокировку сотворили!..
— Не замечал я раньше, — ядовито сказал Свет, — чтобы вы, брате сыскник, так радовались чревоугодию. Тем паче когда в сыске у нас сплошные проблемы.
Буривой помрачнел.
— Вы правы. — Он не удержался, сыто рыгнул. — Именно оные проблемы и привели меня к вам.
В его голосе прозвучала настолько нескрываемая обида, что Свет смутился.
С какой стати я на него набрасываюсь? — подумал он. Разве это брат Буривой, забыв об убийстве собрата, заглядывал хозяйской дочке в вырез платья?
— Извините меня, брате…
Смирный кивнул и продолжал уже без обиды:
— Официально мы к сыску еще не приступили. Надо полагать, курьер с подтверждением полномочий прибудет из столицы токмо ночью. — Сыскник сел на стул. — Но вот что мне пришло в голову, брате чародей… Если ваша версия справедлива, нам будет противостоять Талант изрядной мощи. И сдается мне, что против подобного Таланта я окажусь бессилен. К слову, нет никаких гарантий, что убийца уже сейчас не положил на нас свое око — ведь двух столичных волшебников на месте преступления не заметил бы токмо ленивый. А посему, полагаю, вам придется поставить мне сейчас магический защитный барьер. Как в прошлое лето…
Свет тут же напрочь забыл о хозяйской дочке.
Наконец-то и до Буривоя по-настоящему дошло, с кем они могут столкнуться! Безответные розовые кусты за оградой… Собака, впервые в истории Колдовской Дружины загрызшая квалифицированного волшебника… Если во всем этом действительно участвовал Талант, то это был Талант не просто «изрядной», а такой мощи, что индо оторопь берет. Это вам не Буня Лапоть с его ножом…
Но показывать свой страх коллеге стало бы распоследним делом — сродни загляду в вырез девичьего платья, — поэтому Свет лишь пожал раменами и сказал спокойно:
— Возможно, собака, напавшая на Клюя Колотку, была больна какой-либо неведомой формой бешенства… Впрочем, возможно, вы и правы, брате. А посему на этот раз я не стану напоминать вам о требованиях закона.
Буривой запер дверь на задвижку — накладывать отвращающее заклятье в чужом доме было неприлично. А Свет проверил целость магической печати на своем бауле, снял с него охранное заклятье, достал Серебряный Кокошник, баклагу с Колдовской Водицей и коротко бросил:
— Надевайте!
* * *
Когда они спустились вниз, празднество пребывало в полном разгаре. С хоров звучал быстрый германский вальс (Свет, к своему удивлению, понятия не имел, как называется этот очередной музыкальный подарок Вены остальной Европе), и по облитой сиянием газовых фонарей гриднице вовсю кружились пары.Похоже, в особняк Белояра Нарышки явился весь цвет ключградского высшего общества. Тут и там среди партикулярных разноцветных камзолов и пышных дамских кринолинов мелькали зеленые мундиры воевод и синие с белыми кружевами одеяния мужей-волшебников. Встречались в толпе и алые балахоны представителей Сварожьего волхвовата. Партикулярные и ратники танцевали с дамами, волшебники же и волхвы, коим этикет не позволял тешить себя дрыгоножеством и рукомашеством, беседовали — с теми же партикулярными, ратниками и дамами либо друг с другом.
Столичные волшебники, также одетые согласно этикету (Свет — в голубое, а Буривой Смирный — в синее с кружевами), легко растворились в этой пестрой толпе, но были мгновенно изловлены хозяйкой дома. И начался обряд обоюдных представлений. Родовые имена и названия занимаемых должностей сыпались градом, так что вскоре Свет уже устал кланяться и пожимать крепкие да целовать изящные десницы.
Приметливая княгиня Нарышкина заметила изменение в настроении гостя и, воспользовавшись тем, что очередной представленный оказался давним знакомым Буривоя Смирного (а давним знакомым всегда найдется, чем занять друг друга), тут же увлекла чародея Смороду под хоры с наяривающими изо всех сил игрецами, к задней стене гридницы, где, аки редуты на поле боя, расположились столы с закусками и напитками. Устроены редуты были на варяжский манер — подходите, наливайте, пейте и закусывайте чем душе угодно. Впрочем, словенский манер гостеприимными хозяевами тоже не был забыт — по гриднице, среди танцующих и беседующих, сновали с подносами многочисленные одетые в коричневую униформу слуги.
— Что вы предпочитаете из напитков, чародей? — спросила Цветана, мило улыбнувшись. — Сливянка? Клюквенная? Армянский коньяк?
— Честно говоря, я бы предпочел самую обычную словенскую медовуху, любезная княгиня.
Медовухи на столе не наблюдалось, но, повинуясь хозяйкиному жесту, к Свету тут же подлетел слуга, наполнил разлатую серебряную чарку. Цветана остановилась на франкском шампанском в кубке уральского хрусталя.
— За вас, любезная княгиня! За ваше гостеприимство! Счастья и богатства вам и вашим детям, и всему вашему роду!
— За вас, чародей!
Чокнулись, выпили. Медовуха оказалась разымчивой и превосходной, шампанское, надо полагать, тоже не подвело — в таком доме дешевых напитков наверняка не держали.
Потом княгиня сказала:
— Чародей, я бы хотела извиниться перед вами. Я имею в виду поведение моей дочери за трапезой. Надеюсь, обида, которую княжна вам нанесла, будет жить в вашей душе не слишком долго.
— Оная обида, сударыня, даже и не родилась. — Свет церемонно поклонился хозяйке. — Не в моих привычках обижаться на молоденьких взбалмошных девиц!..
— Да! — Княгиня покивала. — В последнее лето она стала порой просто невыносима. Думается, замуж пора. Сразу голубушка станет как шелковая!
— А который ей?
— Девятнадцатый идет.
— Тогда конечно. Самая пора к венцу.
Настроение столичного гостюшки, судя по всему, улучшилось, и хозяйка, помня, что с волшебниками не сплетничают, а о работе сотрудника министерства безопасности расспрашивать и вовсе бессмысленно, препоручила чародея заботе подошедшего кстати супруга, а сама умчалась по главным хозяйским делам — приветствовать и представлять друг другу прочих гостей.
— К-хм, — сказал князь Белояр, разглядывая пеструю толпу. — Почти все на приглашение отозвались.
Аура его была прежней — приветливо-доброжелательной.
— Превосходный праздник, княже, — отозвался Свет. — Давно я не видел более славного общества…
— К-хм, — продолжал князь. — Я работаю в местном принципате мореходного министерства. Мы тут, в Ключграде, весьма и весьма обеспокоены международной обстановкой. Не ждать ли нам новой войны со Скандинавией? Что думают в столице?
Свет ухмыльнулся про себя. Конечно, князь Нарышка и без столичного чародея прекрасно знал, какова международная обстановка. Но, видно, представления не имел, о чем еще можно поговорить со своим гостем. Отношения с варягами — дежурная тема в любой беседе. Как погода…
— Полагаю, нет, — сказал он. — Сорок лет назад мы крепко щелкнули скандинавов по носу. Но ухо, вестимо, след держать востро. Тайная-то война не прекращалась. Лазутчики присно были, есть и будут.
— Совершенно справедливо, сударь! — Князь покивал чародеевой банальности. — Кстати, ходят упорные слухи, будто к нам заслали банду террористов, которые с помощью убийств намерены посеять в Ключграде панику. Говорят, мужа-волшебника Колотку зарезали именно варяжские лазутчики…
Свет поморщился. От проклятой работы нигде не спрятаться!.. Впрочем, обеспокоенность князя вполне понятна: раз уж убили волшебника, дюжинный человек — индо великородный! — и вовсе должен чувствовать себя беззащитным. Но слухи никогда и никому не приносили добра…
— Я даже хотел было отменить нынешний бал, — продолжал Белояр, — но княгиня настояла. Говорит, лишать детей праздников — последнее дело…
— Княгиня абсолютно права, — сказал Свет. — Слухи же всегда носят преувеличенный характер, и если на них обращать внимание, жить станет невозможно. Кто бы ни покусился на жизнь Клюя Колотки, мы безусловно отыщем убийцу.
— Однако я все же попросил своего домашнего колдуна, начиная с сегодняшнего вечера, обновлять охранные заклятья на дверях и окнах ежедневно.
— Вы совершенно правы, князь, — сказал Свет, мысленно содрогаясь от глупости собственных реплик. — Осторожность еще никогда никому не мешала.
— К слову, чародей, не хотите ли с ним познакомиться? Сейчас я его приведу.
И не успел Свет индо глазом моргнуть, как Белояр Нарышка исчез в веселящейся толпе. Впрочем, он почти тут же вновь оказался рядом. Его сопровождал абсолютно лысый сухощавый мужчина лет пятидесяти в синем с кружевами одеянии мужа-волшебника.
— Лутовин Кузнец, — сказал Нарышка. — Мой домашний колдун. Прошу любить и жаловать!
— Здравы будьте, брате чародей!
— Будьте и вы здравы, брате!
— Я оставлю вас с глазу на глаз, — сказал Нарышка и вновь растворился среди танцующих пар.
А Свет вновь поморщился. Все-таки от проклятой работы действительно не спрятаться!.. Значит, прятаться и не стоит. Тем паче если излишняя обеспокоенность хозяина вам, чародей, кажется вполне понятной…
— Поведайте-ка мне, брате Лутовин, не заметили ли вы в последнее время каких-либо странностей в доме? Необычных посетителей, к примеру… Присутствия не вами наложенных заклятий… Потревоженных магических печатей на приходящей к хозяину корреспонденции… Сами знаете, как это бывает!
Брат Лутовин пожал сухими раменами:
— Нет, брате чародей. Ничего странного не наблюдалось. Чужих заклятий я не обнаруживал, а свои, как и положено, проверяю каждое утро. Они присно оказывались такими, какими я их накладывал вечером, с обычной поправкой на разряжание. Все было в полном порядке…
Однако голос Лутовина показался Свету подозрительно дрогнувшим, и он тут же включил Зрение: не скрывает ли чего от столичного чародея провинциальный волшебник? Ненависти, к примеру. Или любви…
Как выяснилось, провинциальный волшебник, действительно, кое-что скрывал. Однако от ненависти в его сокрытии и следа не было. От любви, знамо дело, тоже. А вот что присутствовало в ауре Лутовина Кузнеца — так это страх. И не легкие оттенки, сопровождающие, скажем, боязнь ответственности за совершенную в работе ошибку или опасение потерять оную работу, а густые тона страха, присущего всему живому, — полновесного ужаса перед Велесом и Мареной.
Открытие оказалось для Света совершенно неожиданным — не привык он встречаться с перепуганными намару волшебниками.
— Что ж, брате Лутовин, — поспешно сказал он. — Продолжайте аккуратно выполнять свои обязанности, и все будет справно.
Лутовин Кузнец удалился, а Свет вновь включил Зрение и обвел Взглядом присутствующих в гриднице гостей.
Увиденное потрясло его — у многих гостей в аурах имелись различные тона опасений, но самый настоящий, пронизывающий душу страх присутствовал лишь у обладателей синих с белыми кружевами одеяний.
Волшебники боялись.
Это было ужасно. И сразу становился ясным смысл вчерашнего преступления. Убийство Колотки — удар, направленный в самое сердце словенского общества. Социальная структура, один из столпов которой парализован смертным ужасом, разумеется, очень быстро потеряет свою устойчивость.
Вот она, еще одна оборотная сторона Семаргловой Силы, подумал Свет. Мы оказались слишком избалованными осознанием мощи собственного Таланта. И едва стоит возникнуть хоть малому сомнению в этой мощи, мы тут же превращаемся в трусливых зайцев… Впрочем, здесь он не совсем прав — трусливым зайцем никто из присутствующих на балу волшебников пока еще не стал (а у Буривоя Смирного в ауре и вовсе нет страха, но Буривой — сотрудник министерства безопасности, он-то как раз к некоторому риску привычен), но буде завтра где-нибудь убьют еще одного клюя колотку, то в зайцев превратятся уже многие. А после третьего убийства — все. Такие вот складываются дела!..
Перед Светом вновь появился Белояр Нарышка:
— К-хм… Как вам показался мой домашний колдун, чародей?
Скрытый смысл этого вопроса был вполне понятен, и потому Свет заверил:
— Прекрасный волшебник, княже, вполне квалифицированный. Полагаю, при нем у вас не было ни краж, ни других подобных происшествий.