Страница:
Ход был рассчитан правильно.
- О! - проговорил Скорина, оживившись. - Это заслуживает
одобрения.
- Ведь и вы делаете то же, доктор Францишек, - значит, пути ваши
не так уж различны, - вкрадчиво заметил хозяин дома.
Георгий задумался.
- Сожалею, - сказал он, - что не имел возможности ранее
познакомиться с учением Лютера. Есть у вас его книги?
- Вот! - почти выкрикнул Матвей и резким движением вытащил из-за
пазухи небольшой томик. - Это - книга на немецком языке, - объявил
Матвей, - но вы сможете ее отпечатать на русском, на польском, на
чешском... Вы дадите своим братьям духовный свет.
- Я печатаю только те книги, которые перевожу или сочиняю сам, -
сказал Георгий.
- О, это неважно! - заметил хозяин дома, внимательно следивший за
беседой. - Мы оплатим всю работу. Это очень выгодно, господин доктор.
- Господин Зайц ошибается. Речь идет не об оплате. - Скорина
улыбнулся. - Но прежде чем дать окончательный ответ, я должен
прочитать это.
Придя домой и ознакомившись с книгой, полученной им в доме
Генриха Зайца, Георгий увидел, что это было сочинение не Лютера, а
самого Матвея Пустынника, или, как он именовал себя на заглавном
листе, "Достопочтенного Матвея из Жатца". Это была скучная проповедь,
где в нагромождении выспренних сентенций, славословий Лютеру и
проклятий папистам трудно было найти мало-мальски живую мысль.
Георгий быстро потерял интерес к творчеству Матвея Пустынника и,
бросив немецкую книгу в угол, с увлечением занялся работой в друкарне.
Пустынника, явившегося как-то в типографию, Георгий не принял,
сославшись на крайнюю занятость. Больше тот не являлся.
Однако лютеране, по-видимому, действовали небезуспешно. До
Георгия доходили слухи о многолюдных сборищах, в которых Матвей из
Жатца и его единомышленники выступали с проповедью церковной реформы,
подвергая ожесточенным нападкам не только католиков, но и утраквистов.
Новое учение находило своих последователей. По словам Вашека,
чины и магистры всех трех Мест Пражских были не на шутку встревожены
брожением в народе. В Чехии уже в течение некоторого времени не
происходило больших религиозных распрей; теперь же не раз случалось,
что толпа, возбужденная лютеранскими проповедниками, врывалась в
католические и утраквистские храмы, разбивая иконы и церковную утварь.
Власти стали преследовать лютеран, а тайные католические агенты,
конечно, воспользовались этим в своих целях. Опасались, как бы
возбуждение не распространилось на сельские местности: призрак грозной
крестьянской войны прошлого столетия все еще жил в памяти
землевладельцев и зажиточных горожан, а знаменитое таборитское
движение еще и по сей день вспыхивало на чешской земле.
Глава VII
Однажды в субботний вечер Георгий вышел прогуляться перед ночной
работой. На потемневшем небе громоздились тяжелые тучи. У Вифлеемской
часовни, прославленной проповедями Яна Гуса, собралась многолюдная
толпа. Люди старались протиснуться внутрь, хотя церковь была уже
переполнена.
- Лютеране! - объяснил кто-то из толпы.
Георгию захотелось послушать лютеранскую проповедь, и, поработав
локтями, он кое-как добрался до входа. В глубине часовни на кафедре
стоял незнакомый проповедник. Одетый в грубую монашескую рясу, он,
однако, не походил на католического монаха. Черные волосы были
нестрижены и свободно падали волнами на плечи. Небольшая светлая
бородка обрамляла его лицо. Широко расставленные серые глаза сияли
вдохновенным огнем.
Толпа состояла почти сплошь из простолюдинов. В переполненной
часовне пахло человеческим потом, чесноком, пивным перегаром.
Задыхаясь от жары и давки, люди жадно вслушивались в речь
проповедника.
Георгий стоял далеко от оратора, и к нему доносились только
отдельные фразы, произносимые особенно громко. Проповедник говорил
страстно, порой доходя до экстаза.
- Доколе будете вы терпеть нечестие слуг дьявола? - восклицал он,
простирая руки к слушателям. - Развратные попы и подражающие им
обезьяны торгуют словом божьим, глумятся над бедняками, обирают народ
до нитки, пот и кровь вашу обращают в золото, коим набивают сундуки
свои. Словно язычники, водворили они в домах молитвы идолов! - Широким
жестом он указал на раскрашенные статуи святых и живописные фрески. -
О, братья мои! Очнитесь от долгого сна! Вооружитесь мечом, дабы
истребить идолопоклонников! Отвергните латинскую мессу! Вспомните, это
говорил вам и замученный инквизиторами Ян Гус, проповедовавший некогда
на том месте, где ныне стою я. Восстаньте на злых и нечестивых,
упивающихся златом и распутством!..
Он умолк на мгновение, подняв голову вверх, как бы прислушиваясь
к голосу, доносящемуся с неба.
Напряженная тишина, царившая в церкви, прерывалась вздохами и
стонами. Среди слушателей, близ кафедры, Георгий увидел угрюмое лицо
Матвея Пустынника и, как ему показалось, невдалеке от него своего
старого печатника Стефана.
Проповедник снова заговорил:
- Близится Страшный суд. А за ним наступит тысячелетнее царство
божие, где не будет ни угнетателей, ни притесняемых, ни князей, ни
простолюдинов, ни богачей, ни нищих. Торопитесь же очистить себя и
братьев ваших от скверны, чтобы непорочными предстать перед грозным
судьей...
Окна внезапно осветились снаружи ослепительным синим светом, и в
тот же миг мощный удар грома потряс здание.
- А-а-а! - раздался многоголосый вопль в толпе.
Новая вспышка молнии и вслед за ней новый оглушительный громовой
раскат... Проповедник стоял неподвижно с простертыми к толпе руками.
Георгий, находившийся у самого входа, поспешил выбраться наружу.
Гроза усиливалась. Зигзаги молний поминутно прорезали черное
небо, удары грома следовали один за другим. На землю низвергались
тяжелые потоки ливня.
Георгий укрылся под выступом верхнего этажа соседнего дома,
намереваясь переждать дождь. Толпа из часовни хлынула на улицу, но,
задержанная грозой, остановилась. Придя в себя, люди снова стали
проталкиваться внутрь церкви.
Когда новая вспышка осветила улицу, Георгий увидел группу
ландскнехтов, расположившуюся на противоположной стороне, прямо против
входа в часовню. Они стояли под проливным дождем, видимо ожидая
чего-то.
"Эге! - подумал Скорина. - Это неспроста... Здесь что-то
затевается. Надо уходить..."
Он вышел из своего укрытия и поспешно зашагал по направлению к
дому.
Развешивая подле зажженного очага мокрую одежду, Георгий думал о
неизвестном проповеднике. Он резко отличался от угрюмого и туповатого
Матвея и других лютеран, с которыми Скорине приходилось встречаться.
Видно, недаром пражский бургграф послал стражу к Вифлеемской часовне.
Переодевшись, Георгий спустился в друкарню. Как всегда по
субботам, работа была окончена раньше времени.
Гинек убирал остатки бумаги.
- Где же Стефан? - спросил Георгий.
- Он ушел сегодня раньше всех, - объяснил мальчик, - кажется,
приехал кто-то, кого ему непременно нужно повидать.
Георгий направился было к себе, но вдруг кто-то громко и
торопливо застучал во входную дверь.
Георгий открыл и с удивлением посторонился. В подвал вошел
совершенно мокрый Стефан. За ним следовали Матвей Пустынник и человек,
одетый в монашескую одежду. Низко опущенный капюшон закрывал его лицо.
Увидев Скорину, Стефан смутился. Первым заговорил Матвей
Пустынник.
- Доктор Франциск, - сказал он, - этот добрый старик, ваш мастер,
согласился дать приют одному из наших братьев... Его преследуют, чтобы
предать смерти!
Скорина, все еще не понимая, в чем дело, поглядел на Стефана.
Старый печатник стоял, опустив голову.
- Пан доктор! - наконец робко проговорил Стефан. - Это правда...
за ним гнались ландскнехты... Я подумал, что вы простите меня...
- Вы честный человек, доктор Франциск, - перебил старика Матвей,
- и должны спрятать его.
Незнакомец поднял капюшон. Это был проповедник, которого только
что слушал Георгий в Вифлеемской часовне.
Скорина подошел к нему и взял за руку.
- Останьтесь, друг мой, - сказал он. - Поднимитесь в мою комнату,
там горит очаг, и вы сможете просушить ваше платье.
Проповедник улыбнулся. Лицо его, такое грозное и вдохновенное на
кафедре, теперь было добрым и простодушным.
- В этом нет нужды, брат мой, - сказал он, - я не раз проводил
ночи под открытым небом в бурю и непогоду.
- Но теперь вы под кровом, и огонь уже разведен, - возразил
Георгий. - Пойдемте же и побеседуем. Прошу и вас также, пан Матвей.
Матвей покачал головой.
- Нет, я пойду к своим. Теперь я спокоен. Прощайте, доктор
Франциск.
И, быстро повернувшись, он скрылся. Стефан закрыл за ним дверь на
засов и направился в свой угол.
Георгий повел гостя наверх и усадил подле очага. Он сидел молча,
задумчиво поглядывая на пылающие поленья.
- Я был сегодня в Вифлеемской часовне, - сказал Георгий.
- А! - Проповедник поднял голову. - Ты не одобряешь моей
проповеди?
- Я не принадлежу к числу последователей Лютера... - начал
Георгий.
- И я также, - неожиданно сказал гость.
Георгий удивленно посмотрел на него.
- Разве не от имени Лютера проповедуете вы здесь?
- Я проповедую от своего имени, - сказал тот с внезапной
резкостью.
- Как же ваше имя?
- Меня зовут Томас Мюнцер, но это ничего не скажет тебе, -
ответил проповедник. - Прежде я действительно во многом сходился с
Мартином Лютером. Он неплохо начал. Но теперь... Теперь наши пути
различны.
- Почему же? - заинтересовался Георгий.
- Потому что он изменил народу, снюхался с немецкими князьями да
с разбойниками-рыцарями. Потому что он, восставший против папы, сам
стал папой. Ха-ха-ха, - рассмеялся проповедник. - Видно, мало было нам
одного папы, так теперь у нас стало два: один в Риме, другой в
Виттенберге!.. Нравится тебе это, брат мой? - Он заговорил вдруг
горячо и торопливо. - Властолюбивый монах, злоречивый обманщик,
славословящая плоть из Виттенберга! Он обманывает бедняков, внушая им
смирение и покорность, вместо того чтобы звать их на борьбу.
- На какую борьбу? С кем? - спросил Георгий. Этот человек вызывал
в нем все больший интерес.
- С кем?.. Неужто ты не знаешь их, врагов рода человеческого?
Князей и герцогов, баронов и рыцарей, ростовщиков-кровопийц... Только
уничтожив их, добьемся мы царствия божия. Не к смирению надо звать
народ, а к мечу.
Он порывисто встал с места и подошел к столу. Поверх груды книг и
рукописей лежал первый том русской Библии - Пятикнижие. Проповедник
раскрыл его.
- Что это? - спросил он.
- Пятикнижие. Одна из напечатанных мной по-русски книг священного
писания...
- Ты перевел Библию на свой родной язык? - спросил гость и, не
дожидаясь ответа, снова торопливо заговорил: - Это великая заслуга,
брат мой. Только не делай из этого кумира. - Он указал на книгу. - Не
уподобляйся Мартину Лютеру, боготворящему мертвую букву... Словно
книжные черви, эти лицемеры грызут писание и препираются между собой
из-за пустяков, вместо того чтобы пробуждать в человеке разум...
- Я согласен с тобой, - сказал Георгий, - и в моих предисловиях
пытаюсь объяснить людям истинное значение Библии.
- А! - сказал проповедник. - Переведи мне это!
Георгий вкратце изложил по-немецки содержание предисловия к
Пятикнижию.
- Мало! - воскликнул проповедник. - Здесь верные мысли, но этого
мало. Почему ты не решаешься порвать с церковью и разоблачить ее
преступную ложь, как это делаю я?
- Для того чтобы судить меня, - сказал Скорина серьезно, - тебе
нужно знать жизнь моего народа. Я хорошо знаю ее и действую так, как
почитаю более полезным. Придет время, пойду и дальше...
- Дальше! - громко повторил проповедник. - Иди дальше! Огнем и
мечом надо пройти по всей земле, дабы истребить князей и господ. Они
обращают в собственность рыбу в воде, птиц в воздухе, растения на
земле. И после этого они имеют смелость проповедовать бедным заповедь:
не укради... А сами берут себе все, что найдут, дерут шкуру с
крестьянина и ремесленника. Когда же бедняк совершит малейший
проступок, его отправляют на виселицу. И на все это католическая
церковь вкупе с Лютером говорят "аминь"...
Мюнцер умолк. Крупные капли пота выступили на его лбу.
- Знавал я одного человека у себя на родине, - сказал Скорина, -
он говорил то же, что и ты. Вы оба правы, но не во всем. Огнем и мечом
пройти по земле - мыслимо ли сие? И есть ли в том надобность? Смел ты
и душою чист, но подумай, сколько людей пойдут за тобой и сколько
погибнет их? Смоешь ли их кровью зло с лица земли? Нет! Не настало
время еще.
Георгий встал, взволнованный.
- Не кучке храбрецов суждено дать волю народам, а всему
посполитому миру, в едином братстве собравшемуся. Для того и тружусь
денно и нощно, чтобы народ мой пришел к знаниям и через то осмыслил
задачи свои. Понял бы, кто ему брат, а кто недруг извечный. Молясь, на
восток обращается наш простой человек. Оттуда и солнце светит ему...
оттуда и братний голос начал уже слышаться...
Сильный стук внизу прервал его речь. Кто-то изо всей мочи колотил
во входную дверь. Георгий вышел в сени. Стефан и Гинек были уже там.
За дверью слышались крики и немецкие ругательства.
Георгий мигом понял, кто эти непрошеные гости и для чего они
явились.
- Не открывайте двери, Стефан, пока я не скажу, - шепнул он
старику и, обратившись к Гинеку, тихо спросил: - Можешь ты оказать мне
услугу?
- Любую, хозяин, - ответил мальчик тоже шепотом.
- Пойдем! - Он втащил Гинека в комнату и прикрыл за собой дверь.
Мюнцер сидел у очага, по-прежнему глядя на пылающие дрова.
- Это за мной? - спросил он.
Георгий кивнул.
- Пойдешь с ним. - Он указал на мальчика. - Ты, Гинек, проводишь
этого человека к Зденеку - книгопродавцу. Пусть переоденет его и на
рассвете отправит за город. Скажешь, что это мой друг. Понял?
- Да, хозяин.
Мальчик сиял от гордости.
- Ступай!
Георгий задул свечу и распахнул окно.
- Прыгай, Гинек!
Мальчик легко спрыгнул вниз.
Проповедник вскочил на подоконник.
- Прощай, Франциск! - сказал он и улыбнулся своей прекрасной
доброй улыбкой. - Благодарю тебя, брат мой.
Он исчез за окном, Георгий зажег свечу и вернулся в сени. Дверь
трещала под неистовыми ударами.
- Откройте им, Стефан, - сказал Скорина.
Шестеро немецких ландскнехтов, вооруженных алебардами, ворвались
в сени. Они были разъярены и пьяны.
- Где лютеранский поп? - заорал рыжебородый великан, видимо
старший из них.
- Не знаю, кого вы ищете, почтенные господа, - ответил Георгий. -
Я - владелец печатни, а это - мой рабочий. Ни он, ни я не являемся
лютеранскими попами. Кроме нас двоих, в этом доме нет никого.
- Врешь! - крикнул бородач.- Он у тебя, его выследили.
Он взбежал по ступенькам в комнату Георгия. Убедившись, что
комната пуста, вернулся.
- А там что у тебя? - Он показал на лесенку, ведущую в подвал.
- Моя печатня, - сказал Скорина, - но и там нет никого.
Рыжебородый сделал знак ландскнехтам, и они ринулись вниз.
Георгий и Стефан последовали за ними.
Стражники принялись обыскивать помещение. Они заглядывали под
столы, освещали темные углы, открывали шкафы.
У стены лежали сложенные в два ряда отпечатанные книги.
Ландскнехт толкнул их сапогом. Сорвав полог, он перевернул кровать
Стефана. Из-под подушки также выпало несколько книг. Одна из них,
падая, раскрылась. На титульном листе была гравюра, изображавшая в
профиль человека в облачении монахов августинского ордена. Это был
портрет Мартина Лютера, гравированный знаменитым Лукой Кранахом в
начале 1521 года. Над портретом значилось немецкое двустишие:
Пусть тело Лютера когда-нибудь истлеет,
Его христианский дух навеки уцелеет.
Рыжебородый поднял книгу и принялся разглядывать портрет. Георгий
вздрогнул. Он узнал книгу, принесенную им от купца Генриха Зайца.
Откуда она у Стефана?
- Эге! - произнес рыжебородый. - Кажется, я еще не совсем
разучился разбирать немецкие буквы. Пусть гром разразит меня на месте,
если этот монах не есть проклятый святым отцом еретик Мартин Лютер...
Что скажешь ты на это, печатник?
Стефан шагнул было вперед, но Скорина задержал его.
- Возможно, - ответил он, - книги эти случайно забыты здесь
незнакомым книгопродавцем. Я за него отвечать не могу.
- Все ты врешь, - сказал бородач. - Эй, солдаты! Забирайте эти
чертовы книги отсюда!
Ландскнехты принялись швырять книги, сваливая их в угол.
Старый Стефан стоял у противоположной стены, где были сложены
оттиски и уже готовые книги Скорины.
Рыжебородый заметил это.
- Вон там еще книги. Бери их, ребята, в такую ненастную ночь
недурно погреться у хорошего огонька.
Солдаты двинулись по направлению к книгам.
- Господа! - сказал Георгий, и голос его дрогнул. - Это книги
мои. В них нет ни слова о Лютере и его учении. Это - православные
книги, они напечатаны на русском языке.
- Мне-то что за дело! - захохотал ландскнехт. - Мы снесем их куда
следует.
- Это - Библия! - воскликнул Стефан. - Если вы христиане, то не
осмелитесь надругаться над священным писанием.
- Мы-то христиане, - сказал ландскнехт и набожно перекрестился, -
а вот ты, видать, еретик... Берите книги, ребята!
Стефан стоял с распростертыми руками, преграждая солдатам дорогу.
- Не пущу! - крикнул он. - Не дам тронуть ни одной книги!
- Прочь! - заревел бородач.
Стефан не двигался с места.
- Прочь! - снова загремел ландскнехт и наотмашь ударил его
алебардой по голове.
Старик как подкошенный упал ничком.
Георгий бросился на ландскнехта и могучим ударом швырнул его на
землю. Падая, рыжебородый выронил алебарду. Скорина подхватил ее на
лету. Оправившись от изумления, ландскнехты с ревом двинулись на него.
Георгий взмахнул алебардой, и здоровенный немец, приближавшийся к
нему, со стоном свалился. Остальные отступили. Георгий стоял у стены.
Бешеная ярость клокотала в нем. В грубых и свирепых немецких
наемниках, казалось, воплотилось все то зло, которое пришлось ему
встретить в жизни. Перед его взглядом вихрем пронеслись сцены полоцкой
ярмарки, безбровая харя воеводского шпиона, надменное лицо рыцаря фон
Рейхенберга... В его ушах звучали слова: "Убивать их, убивать без
милосердия".
Ландскнехты снова двинулись на него с алебардами наперевес.
Георгий прыгнул вперед, схватил конец направленной на него алебарды и
с силой дернул к себе. Солдат, потеряв равновесие, упал. Георгий
пригвоздил его копьем к полу и снова отступил к стене. Трое уцелевших
немцев прыгнули в стороны. Один из них схватил увесистую книгу из
сваленной на полу кучи и метнул в Георгия. Книги летели одна за
другой, с глухим стуком ударяясь в стену. За книгами последовали
наборные доски и типографские кассы. Шрифты со стуком рассыпались по
полу.
В исступлении Георгий бросился вперед на немцев. Один из солдат
быстро забежал ему за спину и ударил копьем меж лопаток.
Георгий зашатался и рухнул на землю. Не прошло и нескольких
мгновений, как вокруг него уже была лужа крови.
Глава VIII
- Все комнаты заняты, друг, - сказал трактирщик, окинув приезжего
недоверчивым взглядом. - Поищи ночлега в другом месте, пока не
стемнело.
Хозяин гостиницы "Два голубя", посещаемой почтенными гражданами
города Виттенберга, дорожил репутацией своего заведения и принимал
постояльцев с осторожностью.
Одежда приезжего была изношена и забрызгана грязью. Обросшее
густой, всклокоченной бородой лицо выглядело простым и грубым. По
всему было видно, что это не бог весть какая птица... Время было
смутное. По дорогам бродили отряды восставших крестьян, тревожно было
и во многих германских городах.
- Все комнаты заняты, говоришь? - переспросил приезжий и спрыгнул
с седла на землю.
- Все до единой.
- Надеюсь, кроме той, что предназначена для господина из Праги? -
сказал приезжий, пристально глядя на трактирщика.
- О! - воскликнул хозяин. - Так вы и будете тот самый господин?
Тогда другое дело. Пожалуйте же, сударь!
Приезжий, отряхнув с сапог комья грязи, пошел в трактир. Там было
тепло и уютно. В очаге пылал веселый огонь. Над огнем, на вертеле,
поджаривалась кабанья туша. Жена трактирщика, добродушная толстуха,
хлопотала у стойки.
- Комната ваша находится наверху, милостивый господин, - сказал
трактирщик, - я посвечу вам.
- Ты хочешь вести меня в комнату, заказанную для пражского гостя?
- Именно. В ту самую. Это чистая и просторная комната.
- А ты уверен, что я тот, кого ты ждешь? - спросил приезжий с
угрюмой усмешкой.
Хозяин в недоумении поглядел на него.
- Но... мне кажется, вы сами сказали...
- Тебе почудилось, - опять усмехнулся приезжий. - Ничего
подобного я не говорил... Впрочем, особа, для которой ты приготовил
комнату, скоро прибудет.
- Ты что же, находишься в услужении у этого пражанина?
Хозяин снова перешел к прежнему пренебрежительному тону.
- Тебе до этого дела нет, - отрезал приезжий. - Вместо того чтобы
болтать пустое, дай-ка мне поесть и промочить горло.
Осмотрев помещение, он выбрал столик в дальнем, слабо освещенном
углу.
- Ишь ты! - с возмущением проговорил трактирщик. - Моя гостиница
открыта не для всякого сброда, и беру я с постояльцев недешево.
Приезжий развязал кошель и бросил на стол золотой дукат. Хозяин
быстро сгреб монету и ухмыльнулся.
- Прошу прощения, милостивый господин, - заговорил он медовым
голосом. - Ужин готов, и, клянусь небом, вы не раскаетесь в вашей
щедрости. Не угодно ли вам чего-нибудь?
- Мне угодно, - проворчал посетитель, - чтобы ты держал язык за
зубами... Кто бы ни явился сюда, не упоминай обо мне ни слова. Понял?
А теперь давай ужин.
Трактирщик низко поклонился и рысцой побежал к стойке. Не прошло
и пяти минут, как перед незнакомцем появился поднос с едой и кувшин
пенящегося пива. В этот момент дверь отворилась, и в трактир вошел
человек, по внешности похожий на зажиточного бюргера.
- Добрый вечер, Кунц, - сказал он, приблизясь к стойке, - прибыл
уже господин из Праги?
- Здравствуйте, господин Юст, - почтительно ответил трактирщик, -
нет, он еще не прибыл, но, по-видимому...
Звон разбитой посуды прервал его на полуслове.
- Я, кажется, разбил кувшин, - послышался голос из дальнего угла.
- Подай сюда другой!
Кунц бросился исполнять приказание. Когда он возвратился к
стойке, бюргер передал ему свернутый в трубку небольшой лист бумаги.
- Как только господин из Праги явится, передайте ему. Это от
доктора Филиппа. Надеюсь, вы не забудете, Кунц!..
- Что вы, господин Юст! Могу ли я забыть о поручении почтенного
доктора Филиппа?
Бюргер кивнул трактирщику и вышел.
- Эй, хозяин!
Кунц снова поспешил на зов беспокойного посетителя.
- Он передал тебе письмо для пражанина? - спросил тот.
- Да.
- Дай это письмо мне.
- Отчего бы мне давать его вам, если оно предназначено другому? -
сказал трактирщик.
- Оттого, что я так хочу.
- Ну, уж это слишком, - возмутился Кунц. - За ваши деньги я могу
приготовить роскошный ужин. Я готов устроить вам удобный ночлег, хотя
это и не так-то легко. Но вы требуете большего...
- Требую. И ты исполнишь это.
- И не подумаю, - пожал плечами трактирщик. - Ваши деньги не
заставят меня обмануть доверие такой почтенной особы, как доктор
Филипп Меланхтон...
- А я тебе и не собираюсь предлагать денег.
- Тем более...
- Но, - продолжал странный гость, - зато я покажу тебе нечто
иное... - Он протянул руку и разжал кулак. На его широкой грубой
ладони лежал тоненький золотой перстень и маленькая ладанка.
Трактирщик отпрянул, словно наступив на змею.
- Трудхен, - обратился он к жене, - сходи в кладовую и отбери
несколько копченых окороков.
Женщина вышла. Кунц опустился на колени.
- Простите, господин мой! - прошептал он. - Мне и в голову не
могло прийти...
- В глупую голову редко приходят умные мысли. Разве не учили тебя
в любом обличье угадывать наставников твоих?.. Итак, я жду этого
письма.
Трактирщик поклонился и передал бумагу незнакомцу. Тот развернул
бумагу и прочитал ее.
- Умеешь ты читать? - спросил он.
- Да, - сказал Кунц.
- Тебе приходилось видеть почерк Меланхтона?
- Несколько раз.
- Погляди сюда! - Он протянул бумагу трактирщику.
- Это его рука, - подтвердил Кунц.
Незнакомец подумал.
- Я оставлю письмо у себя, - сказал он, - оно может понадобиться
впоследствии.
- Значит, я не должен выполнять поручения? - спросил трактирщик
робко.
- Напротив. Ты должен исправно выполнить его.
- Как же мне быть?
- Письмо могло затеряться. Ты извинишься и передашь поручение на
словах... А вот, кажется, и он сам пожаловал.
Снаружи послышался топот лошадиных подков и голоса.
Трактирщик открыл дверь. На пороге стояли двое мужчин. Один из
них сказал:
- Меня известили, что в гостинице "Два голубя" для меня
приготовлена комната.
- Откуда вы, сударь? - осведомился Кунц.
- Из Праги, столицы Богемии, - ответил новоприбывший, - меня
зовут доктор Франциск Скорина.
- Добро пожаловать, господин доктор... Комната ваша находится
наверху.
Приезжие вошли в трактир.
- Гинек, - сказал Скорина своему спутнику, - присмотри, чтобы
накормили коней! - И, обратившись к трактирщику, спросил: - Не
справлялся ли обо мне господин Меланхтон? Я несколько задержался в
пути...
- Как же!.. - воскликнул трактирщик. - Один из его друзей только
что приходил узнать о прибытии вашей милости в Виттенберг. Он оставил
для вас письмо от доктора Филиппа. Сию минуту я вручу его вам.
Он принялся шарить под стойкой. Скорина сидел, ожидая, пока
хозяин разыщет письмо.
- О! - проговорил Скорина, оживившись. - Это заслуживает
одобрения.
- Ведь и вы делаете то же, доктор Францишек, - значит, пути ваши
не так уж различны, - вкрадчиво заметил хозяин дома.
Георгий задумался.
- Сожалею, - сказал он, - что не имел возможности ранее
познакомиться с учением Лютера. Есть у вас его книги?
- Вот! - почти выкрикнул Матвей и резким движением вытащил из-за
пазухи небольшой томик. - Это - книга на немецком языке, - объявил
Матвей, - но вы сможете ее отпечатать на русском, на польском, на
чешском... Вы дадите своим братьям духовный свет.
- Я печатаю только те книги, которые перевожу или сочиняю сам, -
сказал Георгий.
- О, это неважно! - заметил хозяин дома, внимательно следивший за
беседой. - Мы оплатим всю работу. Это очень выгодно, господин доктор.
- Господин Зайц ошибается. Речь идет не об оплате. - Скорина
улыбнулся. - Но прежде чем дать окончательный ответ, я должен
прочитать это.
Придя домой и ознакомившись с книгой, полученной им в доме
Генриха Зайца, Георгий увидел, что это было сочинение не Лютера, а
самого Матвея Пустынника, или, как он именовал себя на заглавном
листе, "Достопочтенного Матвея из Жатца". Это была скучная проповедь,
где в нагромождении выспренних сентенций, славословий Лютеру и
проклятий папистам трудно было найти мало-мальски живую мысль.
Георгий быстро потерял интерес к творчеству Матвея Пустынника и,
бросив немецкую книгу в угол, с увлечением занялся работой в друкарне.
Пустынника, явившегося как-то в типографию, Георгий не принял,
сославшись на крайнюю занятость. Больше тот не являлся.
Однако лютеране, по-видимому, действовали небезуспешно. До
Георгия доходили слухи о многолюдных сборищах, в которых Матвей из
Жатца и его единомышленники выступали с проповедью церковной реформы,
подвергая ожесточенным нападкам не только католиков, но и утраквистов.
Новое учение находило своих последователей. По словам Вашека,
чины и магистры всех трех Мест Пражских были не на шутку встревожены
брожением в народе. В Чехии уже в течение некоторого времени не
происходило больших религиозных распрей; теперь же не раз случалось,
что толпа, возбужденная лютеранскими проповедниками, врывалась в
католические и утраквистские храмы, разбивая иконы и церковную утварь.
Власти стали преследовать лютеран, а тайные католические агенты,
конечно, воспользовались этим в своих целях. Опасались, как бы
возбуждение не распространилось на сельские местности: призрак грозной
крестьянской войны прошлого столетия все еще жил в памяти
землевладельцев и зажиточных горожан, а знаменитое таборитское
движение еще и по сей день вспыхивало на чешской земле.
Глава VII
Однажды в субботний вечер Георгий вышел прогуляться перед ночной
работой. На потемневшем небе громоздились тяжелые тучи. У Вифлеемской
часовни, прославленной проповедями Яна Гуса, собралась многолюдная
толпа. Люди старались протиснуться внутрь, хотя церковь была уже
переполнена.
- Лютеране! - объяснил кто-то из толпы.
Георгию захотелось послушать лютеранскую проповедь, и, поработав
локтями, он кое-как добрался до входа. В глубине часовни на кафедре
стоял незнакомый проповедник. Одетый в грубую монашескую рясу, он,
однако, не походил на католического монаха. Черные волосы были
нестрижены и свободно падали волнами на плечи. Небольшая светлая
бородка обрамляла его лицо. Широко расставленные серые глаза сияли
вдохновенным огнем.
Толпа состояла почти сплошь из простолюдинов. В переполненной
часовне пахло человеческим потом, чесноком, пивным перегаром.
Задыхаясь от жары и давки, люди жадно вслушивались в речь
проповедника.
Георгий стоял далеко от оратора, и к нему доносились только
отдельные фразы, произносимые особенно громко. Проповедник говорил
страстно, порой доходя до экстаза.
- Доколе будете вы терпеть нечестие слуг дьявола? - восклицал он,
простирая руки к слушателям. - Развратные попы и подражающие им
обезьяны торгуют словом божьим, глумятся над бедняками, обирают народ
до нитки, пот и кровь вашу обращают в золото, коим набивают сундуки
свои. Словно язычники, водворили они в домах молитвы идолов! - Широким
жестом он указал на раскрашенные статуи святых и живописные фрески. -
О, братья мои! Очнитесь от долгого сна! Вооружитесь мечом, дабы
истребить идолопоклонников! Отвергните латинскую мессу! Вспомните, это
говорил вам и замученный инквизиторами Ян Гус, проповедовавший некогда
на том месте, где ныне стою я. Восстаньте на злых и нечестивых,
упивающихся златом и распутством!..
Он умолк на мгновение, подняв голову вверх, как бы прислушиваясь
к голосу, доносящемуся с неба.
Напряженная тишина, царившая в церкви, прерывалась вздохами и
стонами. Среди слушателей, близ кафедры, Георгий увидел угрюмое лицо
Матвея Пустынника и, как ему показалось, невдалеке от него своего
старого печатника Стефана.
Проповедник снова заговорил:
- Близится Страшный суд. А за ним наступит тысячелетнее царство
божие, где не будет ни угнетателей, ни притесняемых, ни князей, ни
простолюдинов, ни богачей, ни нищих. Торопитесь же очистить себя и
братьев ваших от скверны, чтобы непорочными предстать перед грозным
судьей...
Окна внезапно осветились снаружи ослепительным синим светом, и в
тот же миг мощный удар грома потряс здание.
- А-а-а! - раздался многоголосый вопль в толпе.
Новая вспышка молнии и вслед за ней новый оглушительный громовой
раскат... Проповедник стоял неподвижно с простертыми к толпе руками.
Георгий, находившийся у самого входа, поспешил выбраться наружу.
Гроза усиливалась. Зигзаги молний поминутно прорезали черное
небо, удары грома следовали один за другим. На землю низвергались
тяжелые потоки ливня.
Георгий укрылся под выступом верхнего этажа соседнего дома,
намереваясь переждать дождь. Толпа из часовни хлынула на улицу, но,
задержанная грозой, остановилась. Придя в себя, люди снова стали
проталкиваться внутрь церкви.
Когда новая вспышка осветила улицу, Георгий увидел группу
ландскнехтов, расположившуюся на противоположной стороне, прямо против
входа в часовню. Они стояли под проливным дождем, видимо ожидая
чего-то.
"Эге! - подумал Скорина. - Это неспроста... Здесь что-то
затевается. Надо уходить..."
Он вышел из своего укрытия и поспешно зашагал по направлению к
дому.
Развешивая подле зажженного очага мокрую одежду, Георгий думал о
неизвестном проповеднике. Он резко отличался от угрюмого и туповатого
Матвея и других лютеран, с которыми Скорине приходилось встречаться.
Видно, недаром пражский бургграф послал стражу к Вифлеемской часовне.
Переодевшись, Георгий спустился в друкарню. Как всегда по
субботам, работа была окончена раньше времени.
Гинек убирал остатки бумаги.
- Где же Стефан? - спросил Георгий.
- Он ушел сегодня раньше всех, - объяснил мальчик, - кажется,
приехал кто-то, кого ему непременно нужно повидать.
Георгий направился было к себе, но вдруг кто-то громко и
торопливо застучал во входную дверь.
Георгий открыл и с удивлением посторонился. В подвал вошел
совершенно мокрый Стефан. За ним следовали Матвей Пустынник и человек,
одетый в монашескую одежду. Низко опущенный капюшон закрывал его лицо.
Увидев Скорину, Стефан смутился. Первым заговорил Матвей
Пустынник.
- Доктор Франциск, - сказал он, - этот добрый старик, ваш мастер,
согласился дать приют одному из наших братьев... Его преследуют, чтобы
предать смерти!
Скорина, все еще не понимая, в чем дело, поглядел на Стефана.
Старый печатник стоял, опустив голову.
- Пан доктор! - наконец робко проговорил Стефан. - Это правда...
за ним гнались ландскнехты... Я подумал, что вы простите меня...
- Вы честный человек, доктор Франциск, - перебил старика Матвей,
- и должны спрятать его.
Незнакомец поднял капюшон. Это был проповедник, которого только
что слушал Георгий в Вифлеемской часовне.
Скорина подошел к нему и взял за руку.
- Останьтесь, друг мой, - сказал он. - Поднимитесь в мою комнату,
там горит очаг, и вы сможете просушить ваше платье.
Проповедник улыбнулся. Лицо его, такое грозное и вдохновенное на
кафедре, теперь было добрым и простодушным.
- В этом нет нужды, брат мой, - сказал он, - я не раз проводил
ночи под открытым небом в бурю и непогоду.
- Но теперь вы под кровом, и огонь уже разведен, - возразил
Георгий. - Пойдемте же и побеседуем. Прошу и вас также, пан Матвей.
Матвей покачал головой.
- Нет, я пойду к своим. Теперь я спокоен. Прощайте, доктор
Франциск.
И, быстро повернувшись, он скрылся. Стефан закрыл за ним дверь на
засов и направился в свой угол.
Георгий повел гостя наверх и усадил подле очага. Он сидел молча,
задумчиво поглядывая на пылающие поленья.
- Я был сегодня в Вифлеемской часовне, - сказал Георгий.
- А! - Проповедник поднял голову. - Ты не одобряешь моей
проповеди?
- Я не принадлежу к числу последователей Лютера... - начал
Георгий.
- И я также, - неожиданно сказал гость.
Георгий удивленно посмотрел на него.
- Разве не от имени Лютера проповедуете вы здесь?
- Я проповедую от своего имени, - сказал тот с внезапной
резкостью.
- Как же ваше имя?
- Меня зовут Томас Мюнцер, но это ничего не скажет тебе, -
ответил проповедник. - Прежде я действительно во многом сходился с
Мартином Лютером. Он неплохо начал. Но теперь... Теперь наши пути
различны.
- Почему же? - заинтересовался Георгий.
- Потому что он изменил народу, снюхался с немецкими князьями да
с разбойниками-рыцарями. Потому что он, восставший против папы, сам
стал папой. Ха-ха-ха, - рассмеялся проповедник. - Видно, мало было нам
одного папы, так теперь у нас стало два: один в Риме, другой в
Виттенберге!.. Нравится тебе это, брат мой? - Он заговорил вдруг
горячо и торопливо. - Властолюбивый монах, злоречивый обманщик,
славословящая плоть из Виттенберга! Он обманывает бедняков, внушая им
смирение и покорность, вместо того чтобы звать их на борьбу.
- На какую борьбу? С кем? - спросил Георгий. Этот человек вызывал
в нем все больший интерес.
- С кем?.. Неужто ты не знаешь их, врагов рода человеческого?
Князей и герцогов, баронов и рыцарей, ростовщиков-кровопийц... Только
уничтожив их, добьемся мы царствия божия. Не к смирению надо звать
народ, а к мечу.
Он порывисто встал с места и подошел к столу. Поверх груды книг и
рукописей лежал первый том русской Библии - Пятикнижие. Проповедник
раскрыл его.
- Что это? - спросил он.
- Пятикнижие. Одна из напечатанных мной по-русски книг священного
писания...
- Ты перевел Библию на свой родной язык? - спросил гость и, не
дожидаясь ответа, снова торопливо заговорил: - Это великая заслуга,
брат мой. Только не делай из этого кумира. - Он указал на книгу. - Не
уподобляйся Мартину Лютеру, боготворящему мертвую букву... Словно
книжные черви, эти лицемеры грызут писание и препираются между собой
из-за пустяков, вместо того чтобы пробуждать в человеке разум...
- Я согласен с тобой, - сказал Георгий, - и в моих предисловиях
пытаюсь объяснить людям истинное значение Библии.
- А! - сказал проповедник. - Переведи мне это!
Георгий вкратце изложил по-немецки содержание предисловия к
Пятикнижию.
- Мало! - воскликнул проповедник. - Здесь верные мысли, но этого
мало. Почему ты не решаешься порвать с церковью и разоблачить ее
преступную ложь, как это делаю я?
- Для того чтобы судить меня, - сказал Скорина серьезно, - тебе
нужно знать жизнь моего народа. Я хорошо знаю ее и действую так, как
почитаю более полезным. Придет время, пойду и дальше...
- Дальше! - громко повторил проповедник. - Иди дальше! Огнем и
мечом надо пройти по всей земле, дабы истребить князей и господ. Они
обращают в собственность рыбу в воде, птиц в воздухе, растения на
земле. И после этого они имеют смелость проповедовать бедным заповедь:
не укради... А сами берут себе все, что найдут, дерут шкуру с
крестьянина и ремесленника. Когда же бедняк совершит малейший
проступок, его отправляют на виселицу. И на все это католическая
церковь вкупе с Лютером говорят "аминь"...
Мюнцер умолк. Крупные капли пота выступили на его лбу.
- Знавал я одного человека у себя на родине, - сказал Скорина, -
он говорил то же, что и ты. Вы оба правы, но не во всем. Огнем и мечом
пройти по земле - мыслимо ли сие? И есть ли в том надобность? Смел ты
и душою чист, но подумай, сколько людей пойдут за тобой и сколько
погибнет их? Смоешь ли их кровью зло с лица земли? Нет! Не настало
время еще.
Георгий встал, взволнованный.
- Не кучке храбрецов суждено дать волю народам, а всему
посполитому миру, в едином братстве собравшемуся. Для того и тружусь
денно и нощно, чтобы народ мой пришел к знаниям и через то осмыслил
задачи свои. Понял бы, кто ему брат, а кто недруг извечный. Молясь, на
восток обращается наш простой человек. Оттуда и солнце светит ему...
оттуда и братний голос начал уже слышаться...
Сильный стук внизу прервал его речь. Кто-то изо всей мочи колотил
во входную дверь. Георгий вышел в сени. Стефан и Гинек были уже там.
За дверью слышались крики и немецкие ругательства.
Георгий мигом понял, кто эти непрошеные гости и для чего они
явились.
- Не открывайте двери, Стефан, пока я не скажу, - шепнул он
старику и, обратившись к Гинеку, тихо спросил: - Можешь ты оказать мне
услугу?
- Любую, хозяин, - ответил мальчик тоже шепотом.
- Пойдем! - Он втащил Гинека в комнату и прикрыл за собой дверь.
Мюнцер сидел у очага, по-прежнему глядя на пылающие дрова.
- Это за мной? - спросил он.
Георгий кивнул.
- Пойдешь с ним. - Он указал на мальчика. - Ты, Гинек, проводишь
этого человека к Зденеку - книгопродавцу. Пусть переоденет его и на
рассвете отправит за город. Скажешь, что это мой друг. Понял?
- Да, хозяин.
Мальчик сиял от гордости.
- Ступай!
Георгий задул свечу и распахнул окно.
- Прыгай, Гинек!
Мальчик легко спрыгнул вниз.
Проповедник вскочил на подоконник.
- Прощай, Франциск! - сказал он и улыбнулся своей прекрасной
доброй улыбкой. - Благодарю тебя, брат мой.
Он исчез за окном, Георгий зажег свечу и вернулся в сени. Дверь
трещала под неистовыми ударами.
- Откройте им, Стефан, - сказал Скорина.
Шестеро немецких ландскнехтов, вооруженных алебардами, ворвались
в сени. Они были разъярены и пьяны.
- Где лютеранский поп? - заорал рыжебородый великан, видимо
старший из них.
- Не знаю, кого вы ищете, почтенные господа, - ответил Георгий. -
Я - владелец печатни, а это - мой рабочий. Ни он, ни я не являемся
лютеранскими попами. Кроме нас двоих, в этом доме нет никого.
- Врешь! - крикнул бородач.- Он у тебя, его выследили.
Он взбежал по ступенькам в комнату Георгия. Убедившись, что
комната пуста, вернулся.
- А там что у тебя? - Он показал на лесенку, ведущую в подвал.
- Моя печатня, - сказал Скорина, - но и там нет никого.
Рыжебородый сделал знак ландскнехтам, и они ринулись вниз.
Георгий и Стефан последовали за ними.
Стражники принялись обыскивать помещение. Они заглядывали под
столы, освещали темные углы, открывали шкафы.
У стены лежали сложенные в два ряда отпечатанные книги.
Ландскнехт толкнул их сапогом. Сорвав полог, он перевернул кровать
Стефана. Из-под подушки также выпало несколько книг. Одна из них,
падая, раскрылась. На титульном листе была гравюра, изображавшая в
профиль человека в облачении монахов августинского ордена. Это был
портрет Мартина Лютера, гравированный знаменитым Лукой Кранахом в
начале 1521 года. Над портретом значилось немецкое двустишие:
Пусть тело Лютера когда-нибудь истлеет,
Его христианский дух навеки уцелеет.
Рыжебородый поднял книгу и принялся разглядывать портрет. Георгий
вздрогнул. Он узнал книгу, принесенную им от купца Генриха Зайца.
Откуда она у Стефана?
- Эге! - произнес рыжебородый. - Кажется, я еще не совсем
разучился разбирать немецкие буквы. Пусть гром разразит меня на месте,
если этот монах не есть проклятый святым отцом еретик Мартин Лютер...
Что скажешь ты на это, печатник?
Стефан шагнул было вперед, но Скорина задержал его.
- Возможно, - ответил он, - книги эти случайно забыты здесь
незнакомым книгопродавцем. Я за него отвечать не могу.
- Все ты врешь, - сказал бородач. - Эй, солдаты! Забирайте эти
чертовы книги отсюда!
Ландскнехты принялись швырять книги, сваливая их в угол.
Старый Стефан стоял у противоположной стены, где были сложены
оттиски и уже готовые книги Скорины.
Рыжебородый заметил это.
- Вон там еще книги. Бери их, ребята, в такую ненастную ночь
недурно погреться у хорошего огонька.
Солдаты двинулись по направлению к книгам.
- Господа! - сказал Георгий, и голос его дрогнул. - Это книги
мои. В них нет ни слова о Лютере и его учении. Это - православные
книги, они напечатаны на русском языке.
- Мне-то что за дело! - захохотал ландскнехт. - Мы снесем их куда
следует.
- Это - Библия! - воскликнул Стефан. - Если вы христиане, то не
осмелитесь надругаться над священным писанием.
- Мы-то христиане, - сказал ландскнехт и набожно перекрестился, -
а вот ты, видать, еретик... Берите книги, ребята!
Стефан стоял с распростертыми руками, преграждая солдатам дорогу.
- Не пущу! - крикнул он. - Не дам тронуть ни одной книги!
- Прочь! - заревел бородач.
Стефан не двигался с места.
- Прочь! - снова загремел ландскнехт и наотмашь ударил его
алебардой по голове.
Старик как подкошенный упал ничком.
Георгий бросился на ландскнехта и могучим ударом швырнул его на
землю. Падая, рыжебородый выронил алебарду. Скорина подхватил ее на
лету. Оправившись от изумления, ландскнехты с ревом двинулись на него.
Георгий взмахнул алебардой, и здоровенный немец, приближавшийся к
нему, со стоном свалился. Остальные отступили. Георгий стоял у стены.
Бешеная ярость клокотала в нем. В грубых и свирепых немецких
наемниках, казалось, воплотилось все то зло, которое пришлось ему
встретить в жизни. Перед его взглядом вихрем пронеслись сцены полоцкой
ярмарки, безбровая харя воеводского шпиона, надменное лицо рыцаря фон
Рейхенберга... В его ушах звучали слова: "Убивать их, убивать без
милосердия".
Ландскнехты снова двинулись на него с алебардами наперевес.
Георгий прыгнул вперед, схватил конец направленной на него алебарды и
с силой дернул к себе. Солдат, потеряв равновесие, упал. Георгий
пригвоздил его копьем к полу и снова отступил к стене. Трое уцелевших
немцев прыгнули в стороны. Один из них схватил увесистую книгу из
сваленной на полу кучи и метнул в Георгия. Книги летели одна за
другой, с глухим стуком ударяясь в стену. За книгами последовали
наборные доски и типографские кассы. Шрифты со стуком рассыпались по
полу.
В исступлении Георгий бросился вперед на немцев. Один из солдат
быстро забежал ему за спину и ударил копьем меж лопаток.
Георгий зашатался и рухнул на землю. Не прошло и нескольких
мгновений, как вокруг него уже была лужа крови.
Глава VIII
- Все комнаты заняты, друг, - сказал трактирщик, окинув приезжего
недоверчивым взглядом. - Поищи ночлега в другом месте, пока не
стемнело.
Хозяин гостиницы "Два голубя", посещаемой почтенными гражданами
города Виттенберга, дорожил репутацией своего заведения и принимал
постояльцев с осторожностью.
Одежда приезжего была изношена и забрызгана грязью. Обросшее
густой, всклокоченной бородой лицо выглядело простым и грубым. По
всему было видно, что это не бог весть какая птица... Время было
смутное. По дорогам бродили отряды восставших крестьян, тревожно было
и во многих германских городах.
- Все комнаты заняты, говоришь? - переспросил приезжий и спрыгнул
с седла на землю.
- Все до единой.
- Надеюсь, кроме той, что предназначена для господина из Праги? -
сказал приезжий, пристально глядя на трактирщика.
- О! - воскликнул хозяин. - Так вы и будете тот самый господин?
Тогда другое дело. Пожалуйте же, сударь!
Приезжий, отряхнув с сапог комья грязи, пошел в трактир. Там было
тепло и уютно. В очаге пылал веселый огонь. Над огнем, на вертеле,
поджаривалась кабанья туша. Жена трактирщика, добродушная толстуха,
хлопотала у стойки.
- Комната ваша находится наверху, милостивый господин, - сказал
трактирщик, - я посвечу вам.
- Ты хочешь вести меня в комнату, заказанную для пражского гостя?
- Именно. В ту самую. Это чистая и просторная комната.
- А ты уверен, что я тот, кого ты ждешь? - спросил приезжий с
угрюмой усмешкой.
Хозяин в недоумении поглядел на него.
- Но... мне кажется, вы сами сказали...
- Тебе почудилось, - опять усмехнулся приезжий. - Ничего
подобного я не говорил... Впрочем, особа, для которой ты приготовил
комнату, скоро прибудет.
- Ты что же, находишься в услужении у этого пражанина?
Хозяин снова перешел к прежнему пренебрежительному тону.
- Тебе до этого дела нет, - отрезал приезжий. - Вместо того чтобы
болтать пустое, дай-ка мне поесть и промочить горло.
Осмотрев помещение, он выбрал столик в дальнем, слабо освещенном
углу.
- Ишь ты! - с возмущением проговорил трактирщик. - Моя гостиница
открыта не для всякого сброда, и беру я с постояльцев недешево.
Приезжий развязал кошель и бросил на стол золотой дукат. Хозяин
быстро сгреб монету и ухмыльнулся.
- Прошу прощения, милостивый господин, - заговорил он медовым
голосом. - Ужин готов, и, клянусь небом, вы не раскаетесь в вашей
щедрости. Не угодно ли вам чего-нибудь?
- Мне угодно, - проворчал посетитель, - чтобы ты держал язык за
зубами... Кто бы ни явился сюда, не упоминай обо мне ни слова. Понял?
А теперь давай ужин.
Трактирщик низко поклонился и рысцой побежал к стойке. Не прошло
и пяти минут, как перед незнакомцем появился поднос с едой и кувшин
пенящегося пива. В этот момент дверь отворилась, и в трактир вошел
человек, по внешности похожий на зажиточного бюргера.
- Добрый вечер, Кунц, - сказал он, приблизясь к стойке, - прибыл
уже господин из Праги?
- Здравствуйте, господин Юст, - почтительно ответил трактирщик, -
нет, он еще не прибыл, но, по-видимому...
Звон разбитой посуды прервал его на полуслове.
- Я, кажется, разбил кувшин, - послышался голос из дальнего угла.
- Подай сюда другой!
Кунц бросился исполнять приказание. Когда он возвратился к
стойке, бюргер передал ему свернутый в трубку небольшой лист бумаги.
- Как только господин из Праги явится, передайте ему. Это от
доктора Филиппа. Надеюсь, вы не забудете, Кунц!..
- Что вы, господин Юст! Могу ли я забыть о поручении почтенного
доктора Филиппа?
Бюргер кивнул трактирщику и вышел.
- Эй, хозяин!
Кунц снова поспешил на зов беспокойного посетителя.
- Он передал тебе письмо для пражанина? - спросил тот.
- Да.
- Дай это письмо мне.
- Отчего бы мне давать его вам, если оно предназначено другому? -
сказал трактирщик.
- Оттого, что я так хочу.
- Ну, уж это слишком, - возмутился Кунц. - За ваши деньги я могу
приготовить роскошный ужин. Я готов устроить вам удобный ночлег, хотя
это и не так-то легко. Но вы требуете большего...
- Требую. И ты исполнишь это.
- И не подумаю, - пожал плечами трактирщик. - Ваши деньги не
заставят меня обмануть доверие такой почтенной особы, как доктор
Филипп Меланхтон...
- А я тебе и не собираюсь предлагать денег.
- Тем более...
- Но, - продолжал странный гость, - зато я покажу тебе нечто
иное... - Он протянул руку и разжал кулак. На его широкой грубой
ладони лежал тоненький золотой перстень и маленькая ладанка.
Трактирщик отпрянул, словно наступив на змею.
- Трудхен, - обратился он к жене, - сходи в кладовую и отбери
несколько копченых окороков.
Женщина вышла. Кунц опустился на колени.
- Простите, господин мой! - прошептал он. - Мне и в голову не
могло прийти...
- В глупую голову редко приходят умные мысли. Разве не учили тебя
в любом обличье угадывать наставников твоих?.. Итак, я жду этого
письма.
Трактирщик поклонился и передал бумагу незнакомцу. Тот развернул
бумагу и прочитал ее.
- Умеешь ты читать? - спросил он.
- Да, - сказал Кунц.
- Тебе приходилось видеть почерк Меланхтона?
- Несколько раз.
- Погляди сюда! - Он протянул бумагу трактирщику.
- Это его рука, - подтвердил Кунц.
Незнакомец подумал.
- Я оставлю письмо у себя, - сказал он, - оно может понадобиться
впоследствии.
- Значит, я не должен выполнять поручения? - спросил трактирщик
робко.
- Напротив. Ты должен исправно выполнить его.
- Как же мне быть?
- Письмо могло затеряться. Ты извинишься и передашь поручение на
словах... А вот, кажется, и он сам пожаловал.
Снаружи послышался топот лошадиных подков и голоса.
Трактирщик открыл дверь. На пороге стояли двое мужчин. Один из
них сказал:
- Меня известили, что в гостинице "Два голубя" для меня
приготовлена комната.
- Откуда вы, сударь? - осведомился Кунц.
- Из Праги, столицы Богемии, - ответил новоприбывший, - меня
зовут доктор Франциск Скорина.
- Добро пожаловать, господин доктор... Комната ваша находится
наверху.
Приезжие вошли в трактир.
- Гинек, - сказал Скорина своему спутнику, - присмотри, чтобы
накормили коней! - И, обратившись к трактирщику, спросил: - Не
справлялся ли обо мне господин Меланхтон? Я несколько задержался в
пути...
- Как же!.. - воскликнул трактирщик. - Один из его друзей только
что приходил узнать о прибытии вашей милости в Виттенберг. Он оставил
для вас письмо от доктора Филиппа. Сию минуту я вручу его вам.
Он принялся шарить под стойкой. Скорина сидел, ожидая, пока
хозяин разыщет письмо.