Савченко Виктор. Открытие себя

условиях длится недели и даже месяцы. Это все, что может сам труп.
- Тогда... как можно превратить труп в скелет?
- Освежевать, срезать мягкие ткани и варить в воде до полного обнажения
костей. Воду рекомендуется менять. Ты можешь внятно рассказать, что
произошло?
Онисимов рассказал.
- Ну, дела! Эх, жаль, меня не было! - Зубато в огорчении хлопнул себя
по коленям.
- А что на шоссе?
- Э, пьяный мотоциклист налетел на корову. Оба живы... Так, говоришь,
"растаял" труп? - эксперт скептически сощурился, приблизил полное лицо к
Онисимову. - Матвей, это липа. Так не бывает, я тебе точно говорю. Человек
не сосулька, даже мертвый. А не обвели тебя там?
- Это как?
- Да так: подсунули скелет вместо трупа, пока ты заходил да выходил...
и концы в воду!
- Что ты мелешь: подсунули! Выходит, академик стоял на стреме?! Да вот
и он показывает... - Онисимов засуетился, ища показания Азарова.
- Э, теперь они покажут! Там народ такой... - Зубато волнообразно
пошевелил волосатыми пальцами. - Помнишь, когда у них студент облучился, то
завлабораторией тоже все валил на науку: мол, малоисследованное явление,
гамма-радиация разрушила кристаллические ячейки дозиметра... а на поверку
оказалось, что студенты расписывались под инструкцией о работе с изотопами,
не читая ее! Отвечать никому не хочется, даже академикам, тем более по
мокрому делу. Припомни: ты оставлял их наедине с трупом?
- Оставлял, - голос следователя упал. - Два раза...
- Вот тогда твой труп и "растаял"! - и Зубато рассмеялся бодрым смехом
человека, который сознает, что неприятность случилась не с ним.
Следователь задумался, потом отрицательно покачал головой.
- Нет, тут ты меня не собьешь. Я же видел... Но вот как теперь быть с
этим скелетом?
- Шут его... постой, есть идея! Отправь череп в городскую скульптурную
мастерскую. Пусть восстановят облик по методу профессора Герасимова, они
умеют. Если совпадет, то... это же будет криминалистическая сенсация века!
Если нет... - Зубато сочувственно поглядел на Матвея Аполлоновича, - тогда
не хотел бы я оказаться на твоем месте при разговоре с Алексеем
Игнатьевичем! Ладно, я сам и направлю, так и быть, - он поднялся. - И заодно
освидетельствую... хоть скелет, раз уж насчет трупа у тебя туго!
Зубато удалился.
"А если вправду обвели? - Онисимов вспомнил, как неприязненно смотрел
на него академик, как лебезил доцент Хилобок, и похолодел. - Прошляпил труп,
основную улику, милое дело!"
Он набрал номер химической лаборатории, - Виктория Степановна, Онисимов
беспокоит. Проверили жидкость?
- Да, Матвей Аполлонович. Протокол в перепечатке, но данные я вам
прочитаю. "Воды - 85 процентов, белков - 13 процентов, аминокислот - 0,5
процента, жирных кислот- 0,4 процента", ну и так далее. Словом, это плазма
человеческой крови. По гемагглютинам относится к первой группе, содержание
воды понижено.
- Понятно. Вредность от нее может быть?
- Думаю, что нет...
- Понятно... А если, например, искупаться в ней?
- Ну... можно, видимо, захлебнуться и утонуть. Это вас устроит?
- Благодарю ваг! - Матвей Аполлонович раздраженно бросил трубку. "Ишь,
острячка! Но похоже, что версия несчастного случая отпадает... Может,
притопил его лаборант в баке? Очень просто. Нет, на утопление не похоже..."
С каждой минутой дело нравилось Онисимову все меньше. Он разложил на
столе взятые в институтском отделе кадров и в лаборатории документы,
углубился в их изучение. Его отвлек телефон.
- Матвей, с тебя причитается! - загремел в мембране победный голос
Зубато. - Кое-что я установил даже по скелету: посередине шестого и седьмого
ребер на правой стороне грудной клетки имеются глубокие поперечные трещины.
Такие трещины бывают от удара тупым тяжелым предметом или о тупой предмет,
как угодно. Поверхность излома в трещинах, свежая...
- Понятно!
- Эти трещины сами по себе не могут быть причиной смерти. Но удар
большой силы мог серьезно повредить внутренние органы, которые, увы,
отсутствуют... Вот в таком плане. Буду рад, если это тебе поможет.
- Еще как поможет! Череп на идентификацию отправил?
- Только что. И позвонил - обещали сделать быстро.
"Итак, это не несчастный случай от производственных причин. Ни
жидкость, ни короткое замыкание человеку ребра не ломают. Ай-ай! Значит,
было там двое: пострадавший и потерпевший. И похоже, что между пострадавшим
и потерпевшим завязалась серьезная драка..."
Онисимов почувствовал себя бодрее: в деле наметились привычные
очертания. Он стал набрасывать текст срочной телеграммы в Харьков.
Июньский день накалялся зноем. Солнце плавило асфальт. Жара сочилась и
в кабинет Онисимова, он включил вентилятор на своем столе.
Ответ харьковской милиции пришел ровно в час дня. Лаборанта Кравца
доставили в половине второго. Войдя в кабинет, он внимательно огляделся с
порога, усмехнулся, заметив решетки на окнах:
- Это зачем, чтобы быстрей сознавались?
- Не-ет, что вы! - добродушно пропел Матвей Аполлонович. - В нашем
здании раньше оптовая база была, так весь первый этаж обрешетили. Скоро
снимем, в милицию воры по своей охоте не полезут, хе-хе... Садитесь. Вы уже
здоровы, показания давать можете?
- Могу. Лаборант прошел через комнату, сел на стул против
окна. Следователь рассматривал его. Молод, года двадцать четыре, не
более. Похож на Кривошеина, таким тот мог быть лет десять назад.
"Впрочем,-Матвей Аполлонович скосил глаза на фотографию Кривошеина в личном
деле, - тот таким не был, нет. Этот - красавчик". И верно, во внешности
Кравца была какая-то манекенная зали-занность и аккуратность черт. Это
впечатление нарушали лишь глаза - собственно, даже не сами глаза, голубые и
по-юношески ясные, а прицельный прищур век. Лаборант
смотрел на следователя умно и настороженно. "Пожилые у него какие-то
глаза, - отметил следователь. - Но быстро оправился от передряги, никаких
следов. Ну-с, попробуем".
- Знаете, а вы похожи на покойного Кривошеина.
- На покойного?! - Лаборант стиснул челюсти и на секунду прикрыл глаза.
- Значит, он...
- Да, значит, - жестко подтвердил Онисимов. "Нервочки у него не
очень..." - Впрочем, давайте по порядку, - он придвинул к себе лист бумаги
открыл авторучку. - Ваши имя, отчество, фамилия, возраст, место работы или
учебы, где проживаете?
- Да вам ведь, наверно, известно?
- Известно-неизвестно - такой порядок, чтобы допрашиваемый сам
назвался.
"Значит, погиб... что теперь делать? Что говорить? Катастрофа... Черт
меня принес в милицию - мог бы сбежать из клиники... Что же теперь будет?"
- Пожалуйста, пишите: Кравец Виктор Витальевич, двадцать четыре года,
студент пятого курса физического факультета Харьковского университета. Живу
постоянно в Харькове, на Холодной горе. Здесь на практике.
- Понятно, - следователь, вместо того, чтобы писать, быстро н бесцельно
вертел ручку. - Состояли в родственных отношениях с Кривошеиным; в каких
именно?
- В отдаленных, - неловко усмехнулся студент. - Так, седьмая вода на
киселе.
- Понятно! - Онисимов положил авторучку, взял телеграфный бланк; голос
его стал строгим. - Так вот, гражданин: не подтверждается.
- Что не подтверждается?
- Версия ваша, что вы Кравец, живете и учитесь в Харькове и так далее.
Нет в Харьковском университете такого студента. Да и на Холодной горе, 17
указанное лицо не проживало ни временно, ни постоянно.
У допрашиваемого на мгновение растерянно обмякли щеки, лицо вспыхнуло.
"Влип. Вот влип, ах, черт! Да как глупо!.. Ну, конечно же, они сразу
проверили. Вот что значит отсутствие опыта... Но что теперь-то говорить?"
- Говорите правду. И подробненько. Не забывайте, что дело касается
смертного случая. "Правду... Легко сказать!"
- Понимаете... правда, как бы это вам сказать... это слишком много и
сложно... - забормотал растерянно лаборант, ненавидя и презирая себя за эту
растерянность. - Здесь надо и о теории информации, о моделировании случайных
процессов...
- Вот только не напускайте тумана, гражданин, - брюзгливо поморщился
Онисимов. - От теорий люди не погибают - это сплошная практика и факты.
- Но... понимаете, может быть, собственно, никто и не погиб, это можно
доказать... попытаться доказать. Дело в том, что... видите ли, гражданин
следователь... ("Почему я назвал его "гражданин следователь" - я ведь еще не
арестант?!") Видите ли, человек-это прежде всего... н-ну... не кусок
протоплазмы весом в семьдесят килограммов... Ну, там пятьдесят литров воды,
двадцать килограммов белков... жиров и углеводов... энзимы, ферменты, все
такое. Человек это прежде всего информация. Сгусток информации... И если она
не исчезла - человек жив...
Он замолчал, закусил губу. "Нет, бессмысленная затея. Не стоит и
стараться".
- Так, я слушаю вас, продолжайте, - внутренне усмехаясь, поторопил
следователь.
Лаборант взглянул на него исподлобья, уселся поудобнее и сказал с
легкой улыбкой:
- Одним словом, если без теорий, то Валентин Васильевич Кривошеин - это
я и есть. Можете занести это в протокол.
Это было настолько неожиданно и нагло, что Матвей Аполлонович на минуту
онемел. "Не отправить ли его к психиатру?" Но голубые глаза допрашиваемого
смотрели осмысленно, а в глубине их пряталась издевательская усмешка. Она-то
и вывела Онисимова из оцепенения.
- По-нят-но! - он тяжело поднялся. - Вы что же, за дурака меня
считаете? Будто я не знакомился с личным делом Кривошеина, не был на
происшествии, не помню его облика и прочее? - Он оперся руками о стол. - Не
хотите объявлять себя - вам же хуже. Все равно узнаем. Вы признаете, что
документы у вас поддельные?
"Все. Надо выходить из игры".
- Нет. Это вам еще надо доказать. С таким же успехом вы могли бы
считать поддельным меня! Лаборант отвернулся к окну.
- Вы не паясничайте, гражданин! - повысил голос следователь. - С какой
целью вы проникли в лабораторию? Отвечайте! Что у вас получилось с
Кривошеиным? Отвечайте!
- Не буду я отвечать!
Матвей Аполлонович мысленно выругал себя за несдержанность. Сел,
помолчал - и заговорил задушевным тоном:
- Послушайте, не думайте, что я утопить вас хочу. Мое дело провести
дознание, доложить картину, а там пусть прокуратура расследует, суд
решает... Но вы сами себе вредите. Вы не понимаете одного: если сознаетесь
потом, как говорится, под давлением улик, это не будет иметь той цены, как
чистосердечное признание сейчас. Возможно, все не так страшно. Но пока что
все улики против вас. Картина повреждений на трупе, данные экспертов, другие
обстоятельства... И все сходится в одном, - он перегнулся через стол,
понизил голос, - что вроде как вы потерпевшего... того... облегчили.
Допрашиваемый опустил голову, потер лицо ладонями. Перед его глазами
снова возникла картина: конвульсивно дергающийся в баке скелет с головой
Кривошеина, свои руки, вцепившиеся в край бака... теплая, ласковая жидкость
касается их и - удар!
- Сам не знаю, я или не я... - пробормотал он севшим голосом. - Не могу
понять... - он поднял глаза. - Послушайте, мне надо вернуться в лабораторию!
Матвей Аполлонович едва не подпрыгнул: такой быстрой победы он не
ожидал.
- Что ж, и так бывает, - сочувственно покивал он. - В состоянии
исступления от нанесенного оскорбления достоинству или превышение предела
необходимой обороны... Сходим и в лабораторию, на месте объясните: как там у
вас с ним вышло, - он придвинул к себе лежавшую на краю стола "шапку
Мономаха", спросил небрежно: - Этим вы, что ли, по боку его двинули?
Увесистая штука.
- Ну, хватит! - резко, и как-то даже надменно произнес допрашиваемый и
распрямился. - Не вижу смысла продолжать беседу: вы мне шьете "мокрое"
дело... Между прочим, эта "увесистая штука" стоит пять тысяч рублей, вы с
ней поосторожней.
- Значит, не желаете рассказывать?
- Нет.
- Понятно, - следователь нажал кнопку. - Придется вас задержать до
выяснения.
В дверях появился долговязый, худой милиционер с длинным лицом и
отвислым носом - про таких на Украине говорят: "Довгый, аж гнеться".
- Гаевой? - следователь посмотрел на него с сомнением. - Что, из
сопровождающих больше никого нет?
- Так что все в разгоне, товарищ капитан, - ответил тот. - На пляжах
многие, следят за порядком.
- Машина есть?
- "Газик".
- Отправьте задержанного в подследственное отделение... Напрасно
отказываетесь помочь нам и себе, гражданин. Омрачаете свою участь,
Лаборант в дверях обернулся.
- А вы напрасно считаете, что Кривошеин мертв. "Из тех пижонов, для
которых главное - красиво уйти. И чтоб последнее слово осталось за ним, -
усмехнулся вслед ему Онисимов. - Видели мы и таких. Ничего, посидит -
одумается".
Матвей Аполлонович закурил, поиграл пальцами по Стеклу стола. Поначалу
улики (липовые документы, сведения экспертов, обстоятельства происшествия)
настроили его на мысль, что "лаборант" если не прямой убийца, то активный
виновник гибели Кривошеина. Но в разговоре впечатление изменилось. И дело
было не в том, что говорил допрашиваемый, а как он говорил. Не чувствовалось
в его поведении тонкой продуманности, игры - тон смертнои игры, которая
выдает злостного преступника раньше улик.
"Похоже, что дело тянет на непредумышленное убийство. Сам говорит: "Не
знаю: я или не я..." Но - скелет, скелет! Как это получилось? Да получилось
ли? Может, устроено? И еще: попытка выдать себя за Кривошепна с
"теоретическим" обоснованием... Что это: симуляция? А что, если это
отсутствие игры - просто очень тонкая игра? Да откуда ему такого набраться:
молодой парень, явно неопытный... И потом: какие мотивы для умышленного
убийства? Что они там не поделили? Но - липовые документы?!"
Мысли Матвея Аполлоновича зашли в тупик. "Что ж, будем вникать в
обстановку". Он поднялся из-за стола, выглянул в коридор: там уже расхаживал
доцент Хилобок.
- Прошу вас!.. Я пригласил вас, товарищ Хилобок, чтобы... - начал
следователь.
- Да, да, понимаю, - закивал доцент, - кому несчастье, а мне хлопоты.
Умирают люди от старости, что и нам с вами дай бог, Матвей Аполлонович,
верно? А у Кривошеина все не как у людей. Нет, я сожалею, конечно, вы не
подумайте, человека всегда жалко, ведь верно? - Только я из-за Валентина
Васильевича столько хлопот принял, столько неприятностей. А все потому, что
характер у него был поперечный, никого не уважал, ни с кем не считался,
отрывался от коллектива регулярно...
- Понятно. Только я хотел бы выяснить, чем занимались Кривошеин и
вверенная ему лаборатория? Поскольку вы ученый секретарь, то...
- А я так и догадался! - довольно улыбнулся Гарри Харитонович. - Вот
даже копию тематического плана с собой захватил, а как же! - Он зашелестел
листами в папке. - Вот, пожалуйста: тема 152, специфика - поисковая НИР,
наименование - "Самоорганизация сложных электронных систем с интегральным
вводом информации", содержание работы - "Исследование возможности
самоорганизации сложной системы в более сложную.. при интегральном
(недифференцированном по сигналам и символике) вводе различной информации
путем надстраивания системы по ее выходным сигналам", финансирование -
бюджет, характер работы - математический, логический и экспериментальный
поиск, руководитель работы - ведущий инженер В. В. Кривошеин, исполнитель -
он же...
- В чем же суть его исследований?
- Суть? Гм... - лицо Хилобока посерьезнело. - Самоорганизация систем...
чтобы машина сама себя строила, понимаете? В Америке этим тоже занимаются
очень интенсивно. Очень, да. В Соединенных Штатах...
- А что же конкретно делал Кривошеин?
- Конкретно... Он предложил новый подход к образованию этих систем
путем... интегрализации. Нет, самоорганизации... Да только еще неизвестно,
вышло у него что или нет! - Гарри Харитонович подкупающе широко улыбнулся. -
Знаете, Матвей Аполлонович, столько тем, столько работ в институте, во все
приходится вникать - так что не все и в памяти удержишь! Это лучше бы
поднять протоколы ученого совета.
- Значит, он докладывал о работе на ученом совете института?
- Конечно! У нас все работы обсуждаются, прежде чем их в план включать.
Ведь ассигнования нам выделяют по обоснованиям, а как же!
- И что он обосновал?
- Ну как что? - снисходительно повел бровями ученый секретарь. - Идею
свою относительно нового подхода по части самоорганизации... Лучше всего
протоколы поднять, Матвей Аполлонович, - вздохнул он. - Ведь дело год назад
было, у нас всякие обсуждения, совещания, комиссии каждую неделю, если не
чаще, можете себе представить? И на всех мне нужно быть, участвовать,
организовывать выступления, самому выступать, приглашать, вот и от вас мне
придется сразу ехать в Общество по распространению, там сегодня совещание по
вопросу привлечения научных кадров к чтению лекций в колхозах во время
уборки, даже пообедать не успею, хоть бы уж в отпуск скорее уйти...
- Понятно. Но тему его ученый совет утвердил?
- Да, а как же! Многие, правда, возражали, спорили. Ах, как дерзко
отвечал тогда Валентин Васильевич, просто недопустимо - профессора
Вольтампернова после заседания валерьянкой отпаивали, можете себе
представить? Порекомендовали дирекции выговор Кривошеину вынести за
грубость, я сам и приказ готовил... Но тему утвердили, а как же! Предлагает
человек новые идеи, новый подход - пусть пробует. У нас в пауке так, да. К
тому же Аркадий Аркадьевич его поддержал - Аркадий Аркадьевич у нас
добрейшей души человек, он ведь его и в отдельную лабораторию выделил
потому, что Крнвошепн из-за своего поперечного нрава ни с кем не мог
сработаться. Правда, лаборатория-то смех один, неструктурная, с одной
штатной единицей... А на ученом совете обсудили и проголосовали "за". Я тоже
голосовал "за".
- Так за что же "за"? - Онисимов вытер платком вспотевший лоб.
- Как за что? Чтобы включить тему в план, выде лить ассигнования.
Плановость - она, знаете, основа нашего общества.
- Понятно... Как вы думаете, Гарри Харитонович, что там у них
случилось?
- М-м... так ведь Это вам надо выяснить, уважаемый Матвей Аполлонович,
откуда же мне знать - я ученый секретарь, мое дело бумажное. Работали они с
зимы вдвоем с этим лаборантом, ему и знать. К тому же он очевидец.
- А вы знаете, что этот практикант-лаборант не тот, за кого он себя
выдает? - строго спросил Онисимов. - Не Кравец он и не студент.
- Да-а-а?! То-то, я смотрю, вы его под стражу взяли! -У Хилобока
округлились глаза. - Не-ет, откуда же мне знать, я, право... это наш отдел
кадров просмотрел. А кто же он?
- Выясняем. Так, говорите, американцы подобными работами занимаются и
интересуются?
- Да. Значит, вы думаете, что он?..
- Ну, зачем так сразу? - усмехнулся Онисимов. - Я просто прикидываю
возможные версии. - Он покосился на бумажку, где были записаны вопросы. -
Скажите, Гарри Харитонович, вы не замечали за Кривошеи-ным отклонений со
стороны психики?
Хилобок довольно улыбнулся.
- Вот я шел сюда, припоминал и колебался, знаете: говорить или нет?
Может, мелочь, может, не стоит? Но раз вы сами спрашиваете... Бывали у него
заскоки. Вот, помню, в июле прошлого года, я тогда как раз совмещал свою
должность с заведованием лабораторией экспериментальных устройств, не могли
долгое время подходящего специалиста найти, кандидата наук, вот я и
совместил, чтобы штатная единица не пропадала напрасно, а то, знаете, могут
снять должность, потом не добьешься, у нас ведь так. И значит, как раз
незадолго перед этим приняла моя лаборатория заказ от Кривошеина на
изготовление новой системы энцефалографических биопотенциальных датчиков -
ну, вроде этой СЭД-1, "шапки Мономаха", что у вас на столе, только более
сложная конструкция, чтобы перестраивать на различные назначения по
кривошеинским схемам. Зачем они заказ от него приняли, вместо того чтобы
наукой заниматься, ума не приложу...
От проникновения в научные дела нетренированный мозг Матвея
Аполлоновича сковывала сонная одурь. Обычно он решительно пресекал любые
отклонения от интересующей его конкретной темы, но сейчас - человек русской
души - не мог побороть в себе почтения к науке, к ученым титулам, званиям и
обстоятельствам. Почтение это жило в нем всегда, а с тех пор, как во время
прошлого следствия в институте он познакомился с ведомостью зарплаты научных
сотрудников, оно удвоилось. Вот и теперь Онисимов не отваживался стеснить
вольный полет речи Гарри Харитоновича: как-никак перед ним сидел человек,
который получает в два с лишним раза больше, чем он, капитан милиции
Онисимов, - и на законном основании.
- И вот, можете себе представить, сижу я в лаборатории как-то, -
распространялся далее Хилобок, - и приходит ко мне Валентин Васильевич - без
халата, заметьте! У нас это не положено, специальный приказ был по
институту, чтобы инженерный и научный состав ходил в белых халатах, а
техники и лаборанты - в серых или синих, у нас ведь часто иностранные
делегации бывают, иначе нельзя, но он всегда пренебрегал, и спрашивает меня
этаким тоном: "Когда же вы выполните заказ на новую систему?" Ну, я
спокойненько ему все объясняю: так, мол, и так, Валентин Васильевич, когда
сможем, тогда и выполним, не так просто все сделать, что вы там нарисовали,
монтаж соединений очень сложный получается, транзисторов много приходится
отбраковывать... словом, объясняю, как полагается, чтобы человек в претензии
не остался. А он свое: "Не можете выполнить в срок, не надо было и браться!"
Я ему снова объясняю насчет сложности и что заказов накопилось в лаборатории
много, а Кривошеин перебивает меня:
"Если через две недели не будет выполнен заказ, я на вас докладную
напишу, а работу передам школьникам в кружок любителей электроники! И
быстрее сделают, и накладных расходов меньше будет!" Насчет накладных
расходов это он камешек в мой огород бросает, он п раньше такие намеки
высказывал, ну да что толку! И с тем хлопает дверью, уходит...
Следователь мерно кивал и стискивал челюсти, чтобы не выдать зевоту.
Хилобок взволнованно журчал:
- А пять минут спустя - заметьте! - не более пяти минут прошло, я по
телефону с мастерскими переговорить не успел - врывается снова Валентин
Васильевич ко мне, уже в халате, успел где-то найти серый лаборантский, - и
опять: "Гарри Харитонович, когда же наконец будет выполнен заказ на систему
датчиков?" - "Помилуйте, - говорю,- - Валентин Васильевич, да ведь я вам все
объяснил!" - и снова пытаюсь рассказать насчет транзисторов и монтажа. Он
перебивает, как и в тот раз: "Не можете, так не нужно браться..." -и снова
насчет докладной, школьников, накладных расходов... - Хилобок приблизил лицо
к следователю. - Короче говоря, высказал все то же, что и пять минут назад,
теми же словами! Можете себе представить?
- Любопытно, - кивнул следователь.
- И не один такой заскок у Кривошеина был. То воду забыл перекрыть на
ночь, весь этаж под лабораторией затопил. То - дворник мне как-то жаловался
- устроил в парке огромный костер из перфолент. Так что... - доцент
значительно поджал полные красные губы, траурно оттененные усами, - всякое
могло статься. А все почему? Выдвинуться хотел и работой себя перегружал
сверх меры. Бывало, когда ни уходишь из института, а во флигеле у него все
окна светятся. У нас в институте многие посмеивались. Кривошеин, мол, хочет
сделать не диссертацию, а сразу открытие... Вот и дооткрывался, теперь поди
разберись.
- Понятно, - следователь снова скосил глаза на бумажку. - Вы упоминали,
что у Кривошеина была близкая женщина. Вы ее знаете?
- Елену Ивановну Коломиец? А как же! Таких женщин, знаете, немного у
нас в городе - оч-чень приметная, элегантная, милая, ну, словом, такая... -
Гарри Харитонович восполнил невыразимое словами восхищение прелестями Елены
Ивановны зигзагообразным движением рук. Карие глаза его заблестели. - Я
всегда удивлялся, да и другие тоже: и что она в нем нашла? Ведь у Кривошеина
- конечно, "де мортуис аут бене, аут нихиль", но что скрывать? - сами
видели, какая внешность. И одеться он никогда не умел как следует и
прихрамывал... Приходила она к нему, наши дома в академгородке рядом, так
что я видел. Но что-то последнее время я ее не замечал. Наверно, разошлись,
как в море корабли, хе-хе! А вы думаете, она тоже причастна?
- Я пока ни на кого не думаю, Гарри Харитонович, я только выясняю. -
Онисимов с облегчением поднялся. - Ну, благодарю вас. Надеюсь, мне не надо
вас предупреждать о неразглашении, поскольку...
- Ну, разве я не понимаю! Не стоит благодарности, мой долг, так
сказать, я всегда пожалуйста...
После ухода доцента Матвей Аполлонович подставил голову под вентилятор,
несколько минут сидел без движений и без мыслей. В голове жужжанием мухи по
стеклу отдавался голос Хилобока.
"Постой! - следователь помотал головой, чтобы прийти в себя. - Но ведь
он ничего не прояснил. Битый час разговаривали и все вроде бы о деле - и
ни-че-го. Ф-фу... ученый секретарь, доцент, кандидат наук - неужели темнил?
Ох, здесь что-то не то!"
Зазвенел телефон.
- Онисимов слушает.
Несколько секунд в трубке слышалось лишь прерывистое дыхание - видно,
человек никак не мог отдышаться.
- Товарищ... капитан... это Гаевой... докладывает. Так что...
подследственный бежал!
- Бежал?! Как бежал? Доложите подробно!
- Так что... везли мы его в "газике", Тимофеев за рулем, а я рядом с
этим... - бубнил в трубку милиционер. - Как обычно задержанных возим. Вы
ведь, товарищ капитан, не предупредили насчет строгого надзора, ну, я и
думал: куда он денется, раз документы у вас? Ну, когда проезжали мимо
горпарка, он на полной скорости выпрыгнул, через ограду - и ходу! Ну, мы с