---------------------------------------------------------------
Источник: Владимир Савченко. Открытие себя.
Библиотека современной фантастики, 1971 год., т.22
OCR: Новиков Василий Иванович
вторник 15 Сентября 1998
---------------------------------------------------------------
Проверяя электропроводку, обесточь Электропитание!
Плакат по технике безопасности
Короткое замыкание в линии, что питала лабораторию новых систем,
произошло в три часа ночи. Автомат релейной защиты на энергоподстанции
Днепровского института системологии сделал то, что делают в таких случаях
все защитные автоматы: отключил линию от трансформатора, зажег на табло в
дежурке мигающую красную лампочку и включил аварийный звонок.
Дежурный техник-электрик Жора Прахов звонок выключил сразу, чтобы не
отвлекаться от изучения "Пособия для начинающего мотоциклиста" (Жоре
предстояло сдавать на права), а на мигающую лампочку посматривал с
неудовольствием и ожиданием: обычно местные замыкания лаборатории устраняли
своими силами.
Поняв примерно через час, что ему не отсидеться, техник закрыл учебник,
взял сумку с инструментом, перчатки, повернул на двери жестяную стрелку
указателя к надписи "Лаб. новых сист." и вышел из дежурки. Темные деревья
институтского парка плавали по пояс в тумане. Масляные трансформаторы
подстанции стояли, упершись охладительными трубами в бока, как толстые
бесформенные бабы. Размытой глыбой возвышалось на фоне сереющего неба и
старое институтское здание - с тяжелыми балконами и вычурными башенками.
Левее его параллелепипед нового исследовательского корпуса тщился заслонить
раннюю июньскую зарю.
Жора взглянул на часы (было десять минут пятого), закурил и, разгоняя
сумкой туман, побрел направо, в дальний угол парка, где стоял на отшибе
флигель лаборатории новых систем... А в половине пятого по звонку
техника-электрика Прахова на место происшествия выехали две машины: "Скорая
помощь" и оперативный автомобиль Днепровского горотдела милиции.
Худой высокий человек в светлом чесучовом костюме шагал через парк
напрямик, не придерживаясь асфальтовых дорожек; туфли его оставляли в серой
от росы траве длинные темные следы. Утренний ветерок шевелил редкие седые
волосы на голове. В промежутке между старым и новым корпусами занимался
ослепительный розово-желтый рассвет; в ветвях болтали птицы. Однако Аркадию
Аркадьевичу Азарову было не до того.
"В лаборатории новых систем происшествие, товарищ директор, - произнес
несколько минут назад сухой голос в трубке. - Имеются потерпевшие, попрошу
вас прийти".
От преждевременного пробуждения на Азарова навалилась неврастения: тело
казалось набитым ватой, голова пустой, жизнь отвратительной. "В лаборатории
происшествие... попрошу прийти..." "Наверно, работник милиции говорил, -
вертелось в голове вместо мыслей. - Имеются потерпевшие... Идиотское слово!
Кто потерпел? Что потерпел? Убило, ранило, сгорели штаны? Видимо, дело
серьезное... Опять! То студент под гамма-излучение полез, чтобы ускорить
опыт, то... второй случай за полгода. Но ведь Кривошеин не студент, не юнец
- что же стряслось? Работали ночью, устали и... Надо запретить работать по
ночам. Категорически!"
...Приняв пять лет назад приглашение руководить организованным в
Днепровске Институтом системологии, академик Азаров замыслил создать научную
систему, которая стала бы продолжением его мозга. Структура института
вырисовывалась в мечтах по вертикально-разветвленному принципу: он дает
общие идеи исследований и построения систем, руководители отделов и
лабораторий детализируют их, определяют конкретные задачи исполнителям, те
стараются... Ему же остается обобщать полученные результаты и выдвигать
новые фундаментальные идеи. Но действительность грубо вламывалась в эти
построения. Во многом выражалось вмешательство стихий: в бестолковости одних
сотрудников и излишней самостоятельности других, в нарушениях графика
строительства, из-за чего склад и хоздвор института и по сей день завалены
нераспечатанным оборудованием, в хоздоговорных работах-поделках для
самоокупаемости, в скандалах, кои время от времени потрясали институтскую
общественность, в различных авариях и происшествиях... Аркадий Аркадьевич с
горечью подумал, что сейчас он не ближе к реализации своего замысла, чем
пять лет назад.
Одноэтажный флигель под черепичной крышей идиллически белел среди
цветущих лип: они распространяли тонкий запах. Возле бетонного крыльца,
примяв траву, стояли две машины: белый медицинский ЗИЛ и синяя с красной
полоской "Волга". При виде лаборатории Аркадий Аркадьевич замедлил шаги,
задумался: дело в том, что за полтора года ее существования он был в ней
только раз, в самом начале, да и то мельком, при общем обходе, и сейчас
очень смутно представлял, что там, за дверью.
Лаборатория новых систем... Собственно, у Азарова не было пока
оснований принимать ее всерьез, тем более что она возникла не по его
замыслу, а благодаря скверному стечению обстоятельств: "горели" восемьдесят
тысяч бюджетных денег. До конца года оставалось полтора месяца, а истратить
деньги по соответствующей статье ("Введение в строй новых лабораторий") было
невозможно - строители, кои поначалу обязались сдать новый корпус к
Первомаю, затем к Октябрьским праздникам, затем к Дню Конституции, теперь
поговаривали насчет 8 Марта следующего года. Контейнеры и ящики с
аппаратурой заполняли парк. К тому же "неосвоенные" деньги всегда грозны
тем, что в следующем году плановые органы урежут бюджет... На институтском
семинаре Аркадий Аркадьевич объявил "конкурс": кто берется истратить эти
восемьдесят тысяч до конца года с толком и под обоснованную идею? Кривошеин
предложил организовать и оснастить "лабораторию случайного поиска". Других
предложений не было, пришлось согласиться.
Аркадий Аркадьевич сделал это скрепя сердце и даже изменил ее название
на более обтекаемое - "лаборатория новых систем". Лаборатории создаются под
людей, а Кривошеин пока что был "вещью в себе": неплохой
инженер-схемотехник, но и только. Пусть потешится самостоятельностью,
оснастится, а когда дело дойдет до исследований, он и сам запросит
руководителя. Тогда можно будет найти по конкурсу кандидата или лучше
доктора наук и уж для такого ученого определить профиль лаборатории.
Разумеется, Аркадий Аркадьевич не исключал возможности, что и сам
Кривошеин выйдет в люди. Идея, которую тот изложил на ученом совете прошлым
летом, о... - о чем бишь? - ага, о самоорганизации электронных систем путем
ввода произвольной информации - могла стать основой для кандидатской и даже
докторской диссертации. Но при его неумении ладить с людьми и беспардонной
скандальности вряд ли. Тогда на ученом совете ему не следовало так
парировать замечания профессора Вольтампернова; бедный Ипполит Илларионович
потом принимал капли... Нет, совершенно неизвинительна самонадеянность этого
Кривошеина! Ведь до сих пор нет данных, что он подтвердил свою идею;
конечно, год - срок небольшой, но и инженер не доктор наук, коему
позволительно уходить в глубокий поиск на десятилетия!
А этот недавний скандал... Аркадий Аркадьевич даже поморщился:
настолько свежо и неприятно было воспоминание, как полтора месяца назад
Кривошеин провалил на официальной защите в соседнем КБ докторскую
диссертацию ученого секретаря института. Собственно, выступал против не он
один, но если бы Кривошеин не начал, все бы сошло. В посторонней
организации, даже не известив о своих намерениях, пришел и провалил своего!
Так бросить тень на институт, на него, академика Азарова... Правда, и ему не
следовало столь благодушно относиться к этой диссертации и тем более давать
положительный отзыв на нее; но рассудил, что неплохо бы иметь выращенного в
институте доктора наук, что и не такие диссертации проходили успешно. Но
Кривошеин... Аркадий Аркадьевич тогда в сердцах дал ему понять, что не
склонен удерживать его в институте... впрочем, вспоминать об этом сейчас
было не только неприятно, но и неуместно.
Во флигеле была заметна суета. Мысль о том, что сейчас надо войти,
смотреть на это, давать объяснения, вызвала у Азарова чувство, похожее на
зубную боль. "Итак, снова Кривошеин! - яростно подумал он. - Ну, если он
повинен и в этом происшествии!.." Аркадий Аркадьевич поднялся на крыльцо,
быстро прошел по тесному, заставленному приборами и ящиками коридору,
вступил в комнату и огляделся.
Большое, на шесть окон помещение лишь отдаленно напоминало лабораторию
для электронно-математических исследований. Металлические и пластмассовые
параллелепипеды генераторов и осциллографов с вентиляционными прорезями в
стенах стояли на полу, на столах и на полках вперемежку с большими бутылями,
банками, колбами, чашами. Колбы теснились на шкафах, громоздились на зеленых
ящиках селеновых выпрямителей. Всю среднюю часть комнаты заняло бесформенное
на первый взгляд устройство, оплетенное шлангами, проводами, причудливо
выгнутыми трубами с отростками; за ним едва просматривался пульт электронной
машины. Что это за осьминог?!
- Пульс прощупывается, - произнес женский голос слева от академика.
Аркадий Аркадьевич повернулся. Свободное от бутылей и приборов
пространство между дверью и глухой стеной заполнял полумрак. Там два
санитара осторожно перекладывали с пола на носилки человека в сером
лаборантском халате; голова его запрокинулась, пряди волос обмакнулись в
лужу какой-то маслянистой жидкости. Возле человека хлопотала маленькая
женщина-врач.
- Шоковое состояние, - констатировала она. - Инъекцию адреналина и
откачивать.
Академик шагнул ближе: молодой парень, правильные черты очень бледного
лица, темно-русые волосы. "Нет, это не Кривошеин, но кто? Где-то я его
видел..." Санитар взял шприц наизготовку. Азаров глубоко вдохнул воздух и
едва не поперхнулся: комнату наполняли запахи кислот, горелой изоляции, еще
чего-то резкого - неопределенные и тяжелые запахи несчастья. Пол был залит
густой жидкостью, санитары и врач ступали прямо по ней.
В комнату деловито вошел худощавый человек в синем костюме; все прочее
в нем было тускло и невыразительно: серые волосы зачесаны набок, небольшие
серые глаза неожиданно близко поставлены на костистом лице с широкими
скулами, втянутые щеки скверно выбриты. Вошедший сухо поклонился Азарову.
Тот столь же чопорно ответил. Им незачем было представляться друг другу:
именно следователь Онисимов в феврале нынешнего года занимался дознанием по
"делу об облучении практиканта Горшкова".
- Начнем с опознания трупа, - сухо сказал следователь, и сердце Аркадия
Аркадьевича сбилось с ритма. - Попрошу вас сюда...
Азаров двинулся за ним в угол у двери к чему-то накрытому серой
клеенкой, она выпирала углами, из-под края ее высовывались желтые костяшки
пальцев ног.
- Служебное удостоверение, обнаруженное в находившейся в лаборатории
одежде, - протокольным голосом говорил следователь, отгибая край клеенки, -
выдано на имя Кривошеина Валентина Васильевича. Подтверждаете?
Жизнь не часто ставила Азарова лицом к лицу со смертью. Ему вдруг стало
душно, он расстегнул воротник. Из-за клеенки показались слипшиеся, коротко
остриженные волосы, выкаченные глаза, запавшие щеки, оттянутые вниз углы
рта, потом выпирающий кадык на жилистой шее, худые ключицы... "Как он
исхудал!.."
- Да...
- Благодарю. - следователь опустил клеенку. Значит, Кривошиин... Они
виделись позавчера утром возле старого корпуса, прошли мимо друг друга, как
всегда корректно раскланялись. Тогда это был хоть и малосимпатичный, но
плотный толстощекий живой человек. А сейчас... смерть будто выпила из него
все жизненные соки, высушила плоть - остались лишь обтянутые серой кожей
кости. "А ведь Кривошеин, наверно, понимал, какая роль ему отведена в
создании лаборатории..." - подумалось почему-то Азарову. Следователь вышел.
- Ай-яй-яй! Тц-тц... - раздалось над ухом Аркадия Аркадьевича.
Он обернулся: в дверях стоял ученый секретарь Гарри Харитонович
Хилобок. Холеное лицо его припухло от недавнего сна. Гарри Харитонович был,
что называется, интересным мужчиной: крупное, хорошо сложенное тело в легком
костюме, правильной формы голова, вьющиеся каштановые волосы, красиво
серебрящиеся виски, карие глаза, крупный прямой нос, красу и мужественность
которого оттеняли темные усы. Внешность, впрочем, несколько портили резкие
складки по краям рта, какие бывают от постоянной напряженной улыбки, да
мелковатый подбородок.
Сейчас в карих глазах доцента светилось пугливое любопытство.
- Доброе утро, Аркадий Аркадьевич! Что ,же это у Кривошеина опять
случилось-то? А я прохожу это мимо: почему, думаю, около лаборатории такие
машины стоят? И зашел... между прочим, цифропечатающие-то автоматы в
коридорчике у него простаивают, вы заметили, Аркадий Аркадьевич? Среди
всякого хлама, а ведь как добивался их Валентин Васильевич, докладные писал,
я говорю, хоть бы другим передал их, если не использует... - Гарри
Харитонович сокрушенно вздохнул, посмотрел направо. - Никак это студент!
Тц-тц, ай-яй-яй! Опять студент, просто беда с ними... - тут он заметил
вернувшегося в комнату следователя; лицо доцента исказила улыбка. - О,
здравствуйте, Аполлон Матвеевич! Опять вас к нам?
- Матвей Аполлонович, - кивнув, поправил его Онисимов.
Он раскрыл ящик из желтого дерева с надписью "Вещест. док-ва" черной
краской на крышке, вынул из него пробирку, присел над лужей.
- То есть Матвей Аполлонович - простите великодушно! Я ведь вас хорошо
помню еще по прошлому разу, вот только имя-отчество немного спутал. Матвей
Аполлонович, как же, конечно, мы вас потом еще долго вспоминали, вашу
деловитость и все... - суетливо говорил Хилобок.
- Товарищ директор, какие именно работы велись в этой лаборатории? -
перебил следователь, зачерпывая пробиркой жидкость.
- Исследование самоорганизующихся электронных систем с интегральным
вводом информации, - ответил академик. - Так, во всяком случае, Валентин
Васильевич Кривошеин сформулировал свою тему в плане этого года.
- Понятно, - Онисимов поднялся с корточек, понюхал жидкость, отер
пробирку ватой, спрятал в ящик. - Применение ядовитых химикалиев было
оговорено в задании на работу?
- Не знаю. Думаю, ничего оговорено не было: поисковая работа ведется
исследователем по своему разумению...
- Что же это у Кривошеина такое стряслось, что даже вас, Аркадий
Аркадьевич, в такую рань побеспокоили? - понизив голос, спросил Хилобок.
- Вот именно - что? - Онисимов явно адресовал свои слова академику. -
Короткое замыкание ни при чем, оно следствие аварии, а не причина -
установлено. Поражений током нет, травм на теле нет... и человека нет. А что
это за изделие, для чего оно?
Он поднял с пола диковинный предмет, похожий на шлем античного воина;
только шлем этот был поникелирован, усеян кнопками и увит жгутами тонких
разноцветных проводов. Провода тянулись за трубы и колбы громоздкого
устройства в дальний угол комнаты, к электронной машине.
- Это?- академик пожал плечами. - М-м...
- "Шапка Мономаха" - то есть это у нас так их запросто называют, в
обиходе, - пришел на помощь Хилобок. - А если точно, то СЭД-1 - система
электродных датчиков для считывания биопотенциалов головного мозга. Я ведь
почему знаю, Аркадий Аркадьевич: Кривошеин мне все заказывал сделать еще
такую...
- Так, понятно. Я, с вашего позволения, ее приобщу, поскольку она
находилась на голове погибшего.
Онисимов, сматывая провода, удалился в глубину комнаты.
- Кто погиб-то, Аркадий Аркадьевич? - прошептал Хилобок.
- Кривошеин.
- Ай-яй, как же это? Вот тебе на, учудил... И опять вам хлопоты,
Аркадий Аркадьевич, неприятности...
Вернулся следователь. Он упаковал "шапку Мономаха" в бумагу, уложил ее
в свой ящик. В тишине лаборатории слышалось только пыхтение санитаров,
которые трудились над бесчувственным практикантом.
- А почему Кривошеин был голым? - вдруг спросил Онисимов.
- Был голым?! - изумился академик. - Значит, этв не врачи его раздели?
Не знаю! Представить яе могу.
- Хм... понятно. А как вы полагаете, для чего у них этот бак? Не для
купаний случайно?
Следователь указал на прямоугольный пластмассовый бак, который лежал на
боку среди разбитых и раздавленных его падением колб; с прозрачных стенок
свисали потеки и сосули серо-желтого вещества. Рядом с баком валялись
осколки большого зеркала.
- Для купания?! - Академика начали злить эти вопросы. - Боюсь, что у
вас весьма своеобразные представления о назначении научной лаборатории,
товарищ... э-э... следователь!
- И зеркало рядом стояло - хорошее, в полный рост, - вел свое Онисимов.
- Для чего бы оно?
- Не знаю! Я не могу вникать в технические детали всех ста шестидесяти
работ, которые ведутся в моем институте!
- Видите ли, .Аполлон Матве... то есть Матвей Аполлонович, прошу
прощения, - заторопился на выручку доцент Хилобок, - Аркадий Аркадьевич
руководит всем институтом в целом, состоит в пяти межведомственных
комиссиях, редактирует научный журнал и, понятно, не может вдаваться в
детали каждой работы в отдельности, на то есть исполнители. К тому же
покойный - увы, это так, к сожалению! - покойный Валентин Васильевич
Кривошеин был чересчур самостоятельного характера человек, не любил ни с кем
советоваться, посвящать в свои замыслы, в результаты. Да и техникой
безопасности он, надо прямо сказать, манкировал, к сожалению, довольно
часто... конечно, я понимаю, "де мортуис аут бене аут нихиль", как
говорится, то есть о мертвых либо хорошее, либо ничего, понимаете? - но что
было, то было. Помните, Аркадий Аркадьевич, как в позапрошлом году зимой, он
тогда еще у нашего бывшего Иванова работал, в январе... нет, в феврале...
или все-таки, кажется, в январе?.. а может быть, даже и в декабре еще -
помните, он тогда залил водой нижние этажи, нанес ущерб, сорвал работы?
- Ох и гнида же вы, Хилобок! - раздался вдруг голос с носилок.
Лаборант-студент, цепляясь за края, пытался подняться. - Ох и... Напрасно мы
вас тогда не тронули!
Все повернулись к нему. У Азарова озноб прошел по коже: до того
неотличимо голос студента был похож на голос Кривошеина - та же хрипотца,
так же неряшливо выговариваемые окончания слов... Лаборант обессиленно упал,
голова свесилась на пол. Санитары удовлетворенно вытирали пот: ожил,
родимый! Женщина-врач скомандовала им, они подняли носилки, понесли к
выходу. Академик всмотрелся в парня. И снова сердце у него сбилось с ритма:
лаборант - непонятно с первого взгляда чем именно - походил на Кривошеина;
даже не на живого, а на тот труп под клеенкой.
- Вот-вот, и практиканта успел восстановить, - с необыкновенной
кротостью покивал Хилобок.
- А что это он вас так... аттестовал? - повернулся к нему Онисимов. - У
вас с ним был конфликт?
- Ни боже мой! -Доцент искренне пожал плечами.- Я и разговаривал с ним
только раз, когда оформлял его на практику в лабораторию Кривошеина по
личной просьбе Валентина Васильевича, поскольку этот...
- ...Кравец Виктор Витальевич, - справился по записям Онисимов.
- Вот именно... приходится родственником Кривошеину. Студент он, из
Харьковского университета, нам их зимой пятнадцать человек на годичную
практику прислали. А лаборантом его Кривошеин оформил по-родственному - как
не порадеть, все мы люди, все мы человеки...
- Будет вам, Гарри Харитонович! - оборвал его академик.
- Понятно, - кивнул Онисимов. - Скажите, а кроме Кравца, у потерпевшего
близкие были?
- Как вам сказать, Матвей Аполлонович? - проникновенно вздохнул
Хилобок. - Официально - так. нет, а неофициально... ходила тут к нему одна
женщина, не знаю, невеста она ему или так; Коломиец Елена Ивановна, она в
конструкторском бюро по соседству работает, симпатичная такая...
- Понятно. Вы, я вижу, в курсе, - усмехнулся Онисимов, направляясь к
двери.
Через минуту он вернулся с фотоаппаратом, направил в угол зрачок
фотоэкспонометра.
- Лабораторию на время проведения дознания я вынужден опечатать. Труп
будет доставлен в судебно-медицинскую экспертизу на предмет вскрытия.
Товарищам по организации похорон надлежит обратиться туда, - следователь
направился в угол, взялся за клеенку, которая прикрывала труп Кривошеина. -
Попрошу вас отойти от окна, светлее будет. Собственно, я вас больше не
задерживаю, товарищи, извините за беспокойст...
Вдруг он осекся, рывком поднял клеенку: под ней на коричневом линолеуме
лежал скелет! Вокруг растекалась желтая лужа, сохраняя расплывчатые
окарикатуренные очертания человеческого тела.
- Ох! - Хилобок всплеснул руками, отступил за порог.
Аркадий Аркадьевич почувствовал, что у него ослабели ноги, взялся за
стену. Следователь неторопливыми машинальными движениями складывал клеенку и
завороженно смотрел на скелет, издевательски ухмылявшийся тридцатидвухзубым
оскалом. С черепа бесшумно упала в лужу прядь темно-рыжих волос.
- Понятно... - пробормотал в растерянности Онисимов. Потом повернулся к
Азарову, неодобрительно поглядел в широко раскрытые глаза за прямоугольными
очками. - Дела тут у вас, товарищ директор...
- Что вы можете сказать в свое оправдание?
- Ну, видите ли...
- Достаточно. Расстрелять. Следующий!
Разговор
Собственно, следователю Онисимову пока еще ничего не было понятно;
просто сохранилась у него от лучших времен такая речевая привычка - он от
нее старался избавиться, но безуспешно. Более того, Матвей Аполлонович был
озадачен и крайни обеспокоен подобным поворотом дела. За полчаса до звонка
из института системологии судебно-медицинский эксперт Зубато, дежуривший с
ним в эту ночь, выехал на дорожное происшествие за город. Онисимов
отправился в институт один. И вот пожалуйста: на месте неостывшего трупа
лежал в той же позе скелет! Такого в криминалистической практике еще не
случалось. Никто не поверит, что труп сам превратился в скелет, - на смех
поднимут! И "Скорая помощь" уехала - хоть бы они подтвердили. И
сфотографировать труп не успел...
Словом, случившееся представлялось Онисимову цепью серьезных
следственных упущений. Поэтому он, не покидая территории института, запасся
письменными показаниями техника Прахова и академика Азарова.
Техник-электрик Прахов Георгий Данилович, двадцати лет, русский,
холостой, военнообязанный, беспартийный, показал:
"...Когда я вошел в лабораторию, верхний свет горел, нарушена была
только силовая сеть. В помещении стоял такой запах, что меня чуть не вырвало
- как в больнице. Первое, что я заметил: голый человек лежит в опрокинутом
баке, голова и руки свесились, на голове металлическое устройство. Из бака
что-то вытекает, похоже, будто густая сукровица. Второй - студент,
новенький, я его наглядно знаю - лежит рядом, лицом вверх, руки раскинул. Я
бросился к тому, который в баке, вытащил. Он был еще теплый и весь
скользкий, не ухватиться. Потормошил - вроде неживой. В лицо я его узнал -
Валентин Васильевич Кривошеин, часто его встречал в институте, здоровались.
Студент дышал, но в сознание не возвращался. Поскольку ночью на территории
никого, кроме внешней охраны, нет, вызвал по телефону лаборатории "Скорую
помощь" и милицию.
А короткое замыкание получилось в силовом кабеле, что идет к
лабораторному электрощиту понизу вдоль стены в алюминиевой трубе. Бак разбил
бутыль - видимо, с кислотой, - она в этом месте все проела и закоротила, как
проводник второго рода".
О том, что он вышел к месту аварии спустя час после сигнала автомата,
Жора благоразумно умолчал.
Директор института Азаров Аркадий Аркадьевич, док-гор
физико-математических наук и действительный член Академии наук, пятидесяти
восьми лет, русский, женатый, невоеннообязанный, член КПСС, подтвердил, что
он "опознал в предъявленном ему на месте происшествия следователем
Онисимовым М. А. трупе черты лица исполняющего обязанности заведующего
лабораторией новых систем Валентина Васильевича Кривошеина и, помимо того,
со свойственной академику научной объективностью отметил, что его "поразила
невероятная изможденность покойного, именно невероятная, несоответствующая
его обычному облику...".
В половине одиннадцатого утра Онисимов вернулся в горотдел, в свой
кабинет на первом этаже, окна которого, перечеркнутые вертикальными прутьями
решетки, выходили на людный в любое время дня проспект Маркса. Матвей
Аполлонович кратко доложил дежурному майору Рабиновичу о происшедшем,
направил на экспертизу пробирки с жидкостью, затем позвонил в клинику
"Скорой помощи", поинтересовался, в каком состоянии пребывает единственный
очевидец происшедшего. Ответили, что лаборант чувствует себя нормально,
просит выписать его.
- Хорошо, выписывайте, сейчас высылаю машину, - согласился Онисимов.
Не успел он распорядиться о машине, как в кабинет ворвался
судебно-медицинский эксперт Зубато, полнокровный и громогласный мужчина с
волосатыми руками.
- Матвей, что ты мне привез?! - он возмущенно плюхнулся на стул,
который крякнул под ним. - Что за хохмы?! Как я установлю причины смерти по
скелету?
- Что осталось, то и привез, - развел руками Онисимов. - Хорошо, что
пришел, с ходу формулирую вопрос: каким образом труп может превратиться в
скелет?
- С ходу отвечаю: в результате разложения тканей, которое в обычных
Источник: Владимир Савченко. Открытие себя.
Библиотека современной фантастики, 1971 год., т.22
OCR: Новиков Василий Иванович
вторник 15 Сентября 1998
---------------------------------------------------------------
Проверяя электропроводку, обесточь Электропитание!
Плакат по технике безопасности
Короткое замыкание в линии, что питала лабораторию новых систем,
произошло в три часа ночи. Автомат релейной защиты на энергоподстанции
Днепровского института системологии сделал то, что делают в таких случаях
все защитные автоматы: отключил линию от трансформатора, зажег на табло в
дежурке мигающую красную лампочку и включил аварийный звонок.
Дежурный техник-электрик Жора Прахов звонок выключил сразу, чтобы не
отвлекаться от изучения "Пособия для начинающего мотоциклиста" (Жоре
предстояло сдавать на права), а на мигающую лампочку посматривал с
неудовольствием и ожиданием: обычно местные замыкания лаборатории устраняли
своими силами.
Поняв примерно через час, что ему не отсидеться, техник закрыл учебник,
взял сумку с инструментом, перчатки, повернул на двери жестяную стрелку
указателя к надписи "Лаб. новых сист." и вышел из дежурки. Темные деревья
институтского парка плавали по пояс в тумане. Масляные трансформаторы
подстанции стояли, упершись охладительными трубами в бока, как толстые
бесформенные бабы. Размытой глыбой возвышалось на фоне сереющего неба и
старое институтское здание - с тяжелыми балконами и вычурными башенками.
Левее его параллелепипед нового исследовательского корпуса тщился заслонить
раннюю июньскую зарю.
Жора взглянул на часы (было десять минут пятого), закурил и, разгоняя
сумкой туман, побрел направо, в дальний угол парка, где стоял на отшибе
флигель лаборатории новых систем... А в половине пятого по звонку
техника-электрика Прахова на место происшествия выехали две машины: "Скорая
помощь" и оперативный автомобиль Днепровского горотдела милиции.
Худой высокий человек в светлом чесучовом костюме шагал через парк
напрямик, не придерживаясь асфальтовых дорожек; туфли его оставляли в серой
от росы траве длинные темные следы. Утренний ветерок шевелил редкие седые
волосы на голове. В промежутке между старым и новым корпусами занимался
ослепительный розово-желтый рассвет; в ветвях болтали птицы. Однако Аркадию
Аркадьевичу Азарову было не до того.
"В лаборатории новых систем происшествие, товарищ директор, - произнес
несколько минут назад сухой голос в трубке. - Имеются потерпевшие, попрошу
вас прийти".
От преждевременного пробуждения на Азарова навалилась неврастения: тело
казалось набитым ватой, голова пустой, жизнь отвратительной. "В лаборатории
происшествие... попрошу прийти..." "Наверно, работник милиции говорил, -
вертелось в голове вместо мыслей. - Имеются потерпевшие... Идиотское слово!
Кто потерпел? Что потерпел? Убило, ранило, сгорели штаны? Видимо, дело
серьезное... Опять! То студент под гамма-излучение полез, чтобы ускорить
опыт, то... второй случай за полгода. Но ведь Кривошеин не студент, не юнец
- что же стряслось? Работали ночью, устали и... Надо запретить работать по
ночам. Категорически!"
...Приняв пять лет назад приглашение руководить организованным в
Днепровске Институтом системологии, академик Азаров замыслил создать научную
систему, которая стала бы продолжением его мозга. Структура института
вырисовывалась в мечтах по вертикально-разветвленному принципу: он дает
общие идеи исследований и построения систем, руководители отделов и
лабораторий детализируют их, определяют конкретные задачи исполнителям, те
стараются... Ему же остается обобщать полученные результаты и выдвигать
новые фундаментальные идеи. Но действительность грубо вламывалась в эти
построения. Во многом выражалось вмешательство стихий: в бестолковости одних
сотрудников и излишней самостоятельности других, в нарушениях графика
строительства, из-за чего склад и хоздвор института и по сей день завалены
нераспечатанным оборудованием, в хоздоговорных работах-поделках для
самоокупаемости, в скандалах, кои время от времени потрясали институтскую
общественность, в различных авариях и происшествиях... Аркадий Аркадьевич с
горечью подумал, что сейчас он не ближе к реализации своего замысла, чем
пять лет назад.
Одноэтажный флигель под черепичной крышей идиллически белел среди
цветущих лип: они распространяли тонкий запах. Возле бетонного крыльца,
примяв траву, стояли две машины: белый медицинский ЗИЛ и синяя с красной
полоской "Волга". При виде лаборатории Аркадий Аркадьевич замедлил шаги,
задумался: дело в том, что за полтора года ее существования он был в ней
только раз, в самом начале, да и то мельком, при общем обходе, и сейчас
очень смутно представлял, что там, за дверью.
Лаборатория новых систем... Собственно, у Азарова не было пока
оснований принимать ее всерьез, тем более что она возникла не по его
замыслу, а благодаря скверному стечению обстоятельств: "горели" восемьдесят
тысяч бюджетных денег. До конца года оставалось полтора месяца, а истратить
деньги по соответствующей статье ("Введение в строй новых лабораторий") было
невозможно - строители, кои поначалу обязались сдать новый корпус к
Первомаю, затем к Октябрьским праздникам, затем к Дню Конституции, теперь
поговаривали насчет 8 Марта следующего года. Контейнеры и ящики с
аппаратурой заполняли парк. К тому же "неосвоенные" деньги всегда грозны
тем, что в следующем году плановые органы урежут бюджет... На институтском
семинаре Аркадий Аркадьевич объявил "конкурс": кто берется истратить эти
восемьдесят тысяч до конца года с толком и под обоснованную идею? Кривошеин
предложил организовать и оснастить "лабораторию случайного поиска". Других
предложений не было, пришлось согласиться.
Аркадий Аркадьевич сделал это скрепя сердце и даже изменил ее название
на более обтекаемое - "лаборатория новых систем". Лаборатории создаются под
людей, а Кривошеин пока что был "вещью в себе": неплохой
инженер-схемотехник, но и только. Пусть потешится самостоятельностью,
оснастится, а когда дело дойдет до исследований, он и сам запросит
руководителя. Тогда можно будет найти по конкурсу кандидата или лучше
доктора наук и уж для такого ученого определить профиль лаборатории.
Разумеется, Аркадий Аркадьевич не исключал возможности, что и сам
Кривошеин выйдет в люди. Идея, которую тот изложил на ученом совете прошлым
летом, о... - о чем бишь? - ага, о самоорганизации электронных систем путем
ввода произвольной информации - могла стать основой для кандидатской и даже
докторской диссертации. Но при его неумении ладить с людьми и беспардонной
скандальности вряд ли. Тогда на ученом совете ему не следовало так
парировать замечания профессора Вольтампернова; бедный Ипполит Илларионович
потом принимал капли... Нет, совершенно неизвинительна самонадеянность этого
Кривошеина! Ведь до сих пор нет данных, что он подтвердил свою идею;
конечно, год - срок небольшой, но и инженер не доктор наук, коему
позволительно уходить в глубокий поиск на десятилетия!
А этот недавний скандал... Аркадий Аркадьевич даже поморщился:
настолько свежо и неприятно было воспоминание, как полтора месяца назад
Кривошеин провалил на официальной защите в соседнем КБ докторскую
диссертацию ученого секретаря института. Собственно, выступал против не он
один, но если бы Кривошеин не начал, все бы сошло. В посторонней
организации, даже не известив о своих намерениях, пришел и провалил своего!
Так бросить тень на институт, на него, академика Азарова... Правда, и ему не
следовало столь благодушно относиться к этой диссертации и тем более давать
положительный отзыв на нее; но рассудил, что неплохо бы иметь выращенного в
институте доктора наук, что и не такие диссертации проходили успешно. Но
Кривошеин... Аркадий Аркадьевич тогда в сердцах дал ему понять, что не
склонен удерживать его в институте... впрочем, вспоминать об этом сейчас
было не только неприятно, но и неуместно.
Во флигеле была заметна суета. Мысль о том, что сейчас надо войти,
смотреть на это, давать объяснения, вызвала у Азарова чувство, похожее на
зубную боль. "Итак, снова Кривошеин! - яростно подумал он. - Ну, если он
повинен и в этом происшествии!.." Аркадий Аркадьевич поднялся на крыльцо,
быстро прошел по тесному, заставленному приборами и ящиками коридору,
вступил в комнату и огляделся.
Большое, на шесть окон помещение лишь отдаленно напоминало лабораторию
для электронно-математических исследований. Металлические и пластмассовые
параллелепипеды генераторов и осциллографов с вентиляционными прорезями в
стенах стояли на полу, на столах и на полках вперемежку с большими бутылями,
банками, колбами, чашами. Колбы теснились на шкафах, громоздились на зеленых
ящиках селеновых выпрямителей. Всю среднюю часть комнаты заняло бесформенное
на первый взгляд устройство, оплетенное шлангами, проводами, причудливо
выгнутыми трубами с отростками; за ним едва просматривался пульт электронной
машины. Что это за осьминог?!
- Пульс прощупывается, - произнес женский голос слева от академика.
Аркадий Аркадьевич повернулся. Свободное от бутылей и приборов
пространство между дверью и глухой стеной заполнял полумрак. Там два
санитара осторожно перекладывали с пола на носилки человека в сером
лаборантском халате; голова его запрокинулась, пряди волос обмакнулись в
лужу какой-то маслянистой жидкости. Возле человека хлопотала маленькая
женщина-врач.
- Шоковое состояние, - констатировала она. - Инъекцию адреналина и
откачивать.
Академик шагнул ближе: молодой парень, правильные черты очень бледного
лица, темно-русые волосы. "Нет, это не Кривошеин, но кто? Где-то я его
видел..." Санитар взял шприц наизготовку. Азаров глубоко вдохнул воздух и
едва не поперхнулся: комнату наполняли запахи кислот, горелой изоляции, еще
чего-то резкого - неопределенные и тяжелые запахи несчастья. Пол был залит
густой жидкостью, санитары и врач ступали прямо по ней.
В комнату деловито вошел худощавый человек в синем костюме; все прочее
в нем было тускло и невыразительно: серые волосы зачесаны набок, небольшие
серые глаза неожиданно близко поставлены на костистом лице с широкими
скулами, втянутые щеки скверно выбриты. Вошедший сухо поклонился Азарову.
Тот столь же чопорно ответил. Им незачем было представляться друг другу:
именно следователь Онисимов в феврале нынешнего года занимался дознанием по
"делу об облучении практиканта Горшкова".
- Начнем с опознания трупа, - сухо сказал следователь, и сердце Аркадия
Аркадьевича сбилось с ритма. - Попрошу вас сюда...
Азаров двинулся за ним в угол у двери к чему-то накрытому серой
клеенкой, она выпирала углами, из-под края ее высовывались желтые костяшки
пальцев ног.
- Служебное удостоверение, обнаруженное в находившейся в лаборатории
одежде, - протокольным голосом говорил следователь, отгибая край клеенки, -
выдано на имя Кривошеина Валентина Васильевича. Подтверждаете?
Жизнь не часто ставила Азарова лицом к лицу со смертью. Ему вдруг стало
душно, он расстегнул воротник. Из-за клеенки показались слипшиеся, коротко
остриженные волосы, выкаченные глаза, запавшие щеки, оттянутые вниз углы
рта, потом выпирающий кадык на жилистой шее, худые ключицы... "Как он
исхудал!.."
- Да...
- Благодарю. - следователь опустил клеенку. Значит, Кривошиин... Они
виделись позавчера утром возле старого корпуса, прошли мимо друг друга, как
всегда корректно раскланялись. Тогда это был хоть и малосимпатичный, но
плотный толстощекий живой человек. А сейчас... смерть будто выпила из него
все жизненные соки, высушила плоть - остались лишь обтянутые серой кожей
кости. "А ведь Кривошеин, наверно, понимал, какая роль ему отведена в
создании лаборатории..." - подумалось почему-то Азарову. Следователь вышел.
- Ай-яй-яй! Тц-тц... - раздалось над ухом Аркадия Аркадьевича.
Он обернулся: в дверях стоял ученый секретарь Гарри Харитонович
Хилобок. Холеное лицо его припухло от недавнего сна. Гарри Харитонович был,
что называется, интересным мужчиной: крупное, хорошо сложенное тело в легком
костюме, правильной формы голова, вьющиеся каштановые волосы, красиво
серебрящиеся виски, карие глаза, крупный прямой нос, красу и мужественность
которого оттеняли темные усы. Внешность, впрочем, несколько портили резкие
складки по краям рта, какие бывают от постоянной напряженной улыбки, да
мелковатый подбородок.
Сейчас в карих глазах доцента светилось пугливое любопытство.
- Доброе утро, Аркадий Аркадьевич! Что ,же это у Кривошеина опять
случилось-то? А я прохожу это мимо: почему, думаю, около лаборатории такие
машины стоят? И зашел... между прочим, цифропечатающие-то автоматы в
коридорчике у него простаивают, вы заметили, Аркадий Аркадьевич? Среди
всякого хлама, а ведь как добивался их Валентин Васильевич, докладные писал,
я говорю, хоть бы другим передал их, если не использует... - Гарри
Харитонович сокрушенно вздохнул, посмотрел направо. - Никак это студент!
Тц-тц, ай-яй-яй! Опять студент, просто беда с ними... - тут он заметил
вернувшегося в комнату следователя; лицо доцента исказила улыбка. - О,
здравствуйте, Аполлон Матвеевич! Опять вас к нам?
- Матвей Аполлонович, - кивнув, поправил его Онисимов.
Он раскрыл ящик из желтого дерева с надписью "Вещест. док-ва" черной
краской на крышке, вынул из него пробирку, присел над лужей.
- То есть Матвей Аполлонович - простите великодушно! Я ведь вас хорошо
помню еще по прошлому разу, вот только имя-отчество немного спутал. Матвей
Аполлонович, как же, конечно, мы вас потом еще долго вспоминали, вашу
деловитость и все... - суетливо говорил Хилобок.
- Товарищ директор, какие именно работы велись в этой лаборатории? -
перебил следователь, зачерпывая пробиркой жидкость.
- Исследование самоорганизующихся электронных систем с интегральным
вводом информации, - ответил академик. - Так, во всяком случае, Валентин
Васильевич Кривошеин сформулировал свою тему в плане этого года.
- Понятно, - Онисимов поднялся с корточек, понюхал жидкость, отер
пробирку ватой, спрятал в ящик. - Применение ядовитых химикалиев было
оговорено в задании на работу?
- Не знаю. Думаю, ничего оговорено не было: поисковая работа ведется
исследователем по своему разумению...
- Что же это у Кривошеина такое стряслось, что даже вас, Аркадий
Аркадьевич, в такую рань побеспокоили? - понизив голос, спросил Хилобок.
- Вот именно - что? - Онисимов явно адресовал свои слова академику. -
Короткое замыкание ни при чем, оно следствие аварии, а не причина -
установлено. Поражений током нет, травм на теле нет... и человека нет. А что
это за изделие, для чего оно?
Он поднял с пола диковинный предмет, похожий на шлем античного воина;
только шлем этот был поникелирован, усеян кнопками и увит жгутами тонких
разноцветных проводов. Провода тянулись за трубы и колбы громоздкого
устройства в дальний угол комнаты, к электронной машине.
- Это?- академик пожал плечами. - М-м...
- "Шапка Мономаха" - то есть это у нас так их запросто называют, в
обиходе, - пришел на помощь Хилобок. - А если точно, то СЭД-1 - система
электродных датчиков для считывания биопотенциалов головного мозга. Я ведь
почему знаю, Аркадий Аркадьевич: Кривошеин мне все заказывал сделать еще
такую...
- Так, понятно. Я, с вашего позволения, ее приобщу, поскольку она
находилась на голове погибшего.
Онисимов, сматывая провода, удалился в глубину комнаты.
- Кто погиб-то, Аркадий Аркадьевич? - прошептал Хилобок.
- Кривошеин.
- Ай-яй, как же это? Вот тебе на, учудил... И опять вам хлопоты,
Аркадий Аркадьевич, неприятности...
Вернулся следователь. Он упаковал "шапку Мономаха" в бумагу, уложил ее
в свой ящик. В тишине лаборатории слышалось только пыхтение санитаров,
которые трудились над бесчувственным практикантом.
- А почему Кривошеин был голым? - вдруг спросил Онисимов.
- Был голым?! - изумился академик. - Значит, этв не врачи его раздели?
Не знаю! Представить яе могу.
- Хм... понятно. А как вы полагаете, для чего у них этот бак? Не для
купаний случайно?
Следователь указал на прямоугольный пластмассовый бак, который лежал на
боку среди разбитых и раздавленных его падением колб; с прозрачных стенок
свисали потеки и сосули серо-желтого вещества. Рядом с баком валялись
осколки большого зеркала.
- Для купания?! - Академика начали злить эти вопросы. - Боюсь, что у
вас весьма своеобразные представления о назначении научной лаборатории,
товарищ... э-э... следователь!
- И зеркало рядом стояло - хорошее, в полный рост, - вел свое Онисимов.
- Для чего бы оно?
- Не знаю! Я не могу вникать в технические детали всех ста шестидесяти
работ, которые ведутся в моем институте!
- Видите ли, .Аполлон Матве... то есть Матвей Аполлонович, прошу
прощения, - заторопился на выручку доцент Хилобок, - Аркадий Аркадьевич
руководит всем институтом в целом, состоит в пяти межведомственных
комиссиях, редактирует научный журнал и, понятно, не может вдаваться в
детали каждой работы в отдельности, на то есть исполнители. К тому же
покойный - увы, это так, к сожалению! - покойный Валентин Васильевич
Кривошеин был чересчур самостоятельного характера человек, не любил ни с кем
советоваться, посвящать в свои замыслы, в результаты. Да и техникой
безопасности он, надо прямо сказать, манкировал, к сожалению, довольно
часто... конечно, я понимаю, "де мортуис аут бене аут нихиль", как
говорится, то есть о мертвых либо хорошее, либо ничего, понимаете? - но что
было, то было. Помните, Аркадий Аркадьевич, как в позапрошлом году зимой, он
тогда еще у нашего бывшего Иванова работал, в январе... нет, в феврале...
или все-таки, кажется, в январе?.. а может быть, даже и в декабре еще -
помните, он тогда залил водой нижние этажи, нанес ущерб, сорвал работы?
- Ох и гнида же вы, Хилобок! - раздался вдруг голос с носилок.
Лаборант-студент, цепляясь за края, пытался подняться. - Ох и... Напрасно мы
вас тогда не тронули!
Все повернулись к нему. У Азарова озноб прошел по коже: до того
неотличимо голос студента был похож на голос Кривошеина - та же хрипотца,
так же неряшливо выговариваемые окончания слов... Лаборант обессиленно упал,
голова свесилась на пол. Санитары удовлетворенно вытирали пот: ожил,
родимый! Женщина-врач скомандовала им, они подняли носилки, понесли к
выходу. Академик всмотрелся в парня. И снова сердце у него сбилось с ритма:
лаборант - непонятно с первого взгляда чем именно - походил на Кривошеина;
даже не на живого, а на тот труп под клеенкой.
- Вот-вот, и практиканта успел восстановить, - с необыкновенной
кротостью покивал Хилобок.
- А что это он вас так... аттестовал? - повернулся к нему Онисимов. - У
вас с ним был конфликт?
- Ни боже мой! -Доцент искренне пожал плечами.- Я и разговаривал с ним
только раз, когда оформлял его на практику в лабораторию Кривошеина по
личной просьбе Валентина Васильевича, поскольку этот...
- ...Кравец Виктор Витальевич, - справился по записям Онисимов.
- Вот именно... приходится родственником Кривошеину. Студент он, из
Харьковского университета, нам их зимой пятнадцать человек на годичную
практику прислали. А лаборантом его Кривошеин оформил по-родственному - как
не порадеть, все мы люди, все мы человеки...
- Будет вам, Гарри Харитонович! - оборвал его академик.
- Понятно, - кивнул Онисимов. - Скажите, а кроме Кравца, у потерпевшего
близкие были?
- Как вам сказать, Матвей Аполлонович? - проникновенно вздохнул
Хилобок. - Официально - так. нет, а неофициально... ходила тут к нему одна
женщина, не знаю, невеста она ему или так; Коломиец Елена Ивановна, она в
конструкторском бюро по соседству работает, симпатичная такая...
- Понятно. Вы, я вижу, в курсе, - усмехнулся Онисимов, направляясь к
двери.
Через минуту он вернулся с фотоаппаратом, направил в угол зрачок
фотоэкспонометра.
- Лабораторию на время проведения дознания я вынужден опечатать. Труп
будет доставлен в судебно-медицинскую экспертизу на предмет вскрытия.
Товарищам по организации похорон надлежит обратиться туда, - следователь
направился в угол, взялся за клеенку, которая прикрывала труп Кривошеина. -
Попрошу вас отойти от окна, светлее будет. Собственно, я вас больше не
задерживаю, товарищи, извините за беспокойст...
Вдруг он осекся, рывком поднял клеенку: под ней на коричневом линолеуме
лежал скелет! Вокруг растекалась желтая лужа, сохраняя расплывчатые
окарикатуренные очертания человеческого тела.
- Ох! - Хилобок всплеснул руками, отступил за порог.
Аркадий Аркадьевич почувствовал, что у него ослабели ноги, взялся за
стену. Следователь неторопливыми машинальными движениями складывал клеенку и
завороженно смотрел на скелет, издевательски ухмылявшийся тридцатидвухзубым
оскалом. С черепа бесшумно упала в лужу прядь темно-рыжих волос.
- Понятно... - пробормотал в растерянности Онисимов. Потом повернулся к
Азарову, неодобрительно поглядел в широко раскрытые глаза за прямоугольными
очками. - Дела тут у вас, товарищ директор...
- Что вы можете сказать в свое оправдание?
- Ну, видите ли...
- Достаточно. Расстрелять. Следующий!
Разговор
Собственно, следователю Онисимову пока еще ничего не было понятно;
просто сохранилась у него от лучших времен такая речевая привычка - он от
нее старался избавиться, но безуспешно. Более того, Матвей Аполлонович был
озадачен и крайни обеспокоен подобным поворотом дела. За полчаса до звонка
из института системологии судебно-медицинский эксперт Зубато, дежуривший с
ним в эту ночь, выехал на дорожное происшествие за город. Онисимов
отправился в институт один. И вот пожалуйста: на месте неостывшего трупа
лежал в той же позе скелет! Такого в криминалистической практике еще не
случалось. Никто не поверит, что труп сам превратился в скелет, - на смех
поднимут! И "Скорая помощь" уехала - хоть бы они подтвердили. И
сфотографировать труп не успел...
Словом, случившееся представлялось Онисимову цепью серьезных
следственных упущений. Поэтому он, не покидая территории института, запасся
письменными показаниями техника Прахова и академика Азарова.
Техник-электрик Прахов Георгий Данилович, двадцати лет, русский,
холостой, военнообязанный, беспартийный, показал:
"...Когда я вошел в лабораторию, верхний свет горел, нарушена была
только силовая сеть. В помещении стоял такой запах, что меня чуть не вырвало
- как в больнице. Первое, что я заметил: голый человек лежит в опрокинутом
баке, голова и руки свесились, на голове металлическое устройство. Из бака
что-то вытекает, похоже, будто густая сукровица. Второй - студент,
новенький, я его наглядно знаю - лежит рядом, лицом вверх, руки раскинул. Я
бросился к тому, который в баке, вытащил. Он был еще теплый и весь
скользкий, не ухватиться. Потормошил - вроде неживой. В лицо я его узнал -
Валентин Васильевич Кривошеин, часто его встречал в институте, здоровались.
Студент дышал, но в сознание не возвращался. Поскольку ночью на территории
никого, кроме внешней охраны, нет, вызвал по телефону лаборатории "Скорую
помощь" и милицию.
А короткое замыкание получилось в силовом кабеле, что идет к
лабораторному электрощиту понизу вдоль стены в алюминиевой трубе. Бак разбил
бутыль - видимо, с кислотой, - она в этом месте все проела и закоротила, как
проводник второго рода".
О том, что он вышел к месту аварии спустя час после сигнала автомата,
Жора благоразумно умолчал.
Директор института Азаров Аркадий Аркадьевич, док-гор
физико-математических наук и действительный член Академии наук, пятидесяти
восьми лет, русский, женатый, невоеннообязанный, член КПСС, подтвердил, что
он "опознал в предъявленном ему на месте происшествия следователем
Онисимовым М. А. трупе черты лица исполняющего обязанности заведующего
лабораторией новых систем Валентина Васильевича Кривошеина и, помимо того,
со свойственной академику научной объективностью отметил, что его "поразила
невероятная изможденность покойного, именно невероятная, несоответствующая
его обычному облику...".
В половине одиннадцатого утра Онисимов вернулся в горотдел, в свой
кабинет на первом этаже, окна которого, перечеркнутые вертикальными прутьями
решетки, выходили на людный в любое время дня проспект Маркса. Матвей
Аполлонович кратко доложил дежурному майору Рабиновичу о происшедшем,
направил на экспертизу пробирки с жидкостью, затем позвонил в клинику
"Скорой помощи", поинтересовался, в каком состоянии пребывает единственный
очевидец происшедшего. Ответили, что лаборант чувствует себя нормально,
просит выписать его.
- Хорошо, выписывайте, сейчас высылаю машину, - согласился Онисимов.
Не успел он распорядиться о машине, как в кабинет ворвался
судебно-медицинский эксперт Зубато, полнокровный и громогласный мужчина с
волосатыми руками.
- Матвей, что ты мне привез?! - он возмущенно плюхнулся на стул,
который крякнул под ним. - Что за хохмы?! Как я установлю причины смерти по
скелету?
- Что осталось, то и привез, - развел руками Онисимов. - Хорошо, что
пришел, с ходу формулирую вопрос: каким образом труп может превратиться в
скелет?
- С ходу отвечаю: в результате разложения тканей, которое в обычных