("Вот сукин сын! И выбрал же...")
- М-да... Ну, знаешь, если ты - это я, то я от себя не в восторге. , ,<
- Я тоже, - буркнул он. - Я считал себя сообразительным человеком... -
лицо его вдруг напряглось. - Тес, не оборачивайся!
Позади меня послышались шаги.
- Приветствую вас, Валентин Васильевич! - произнес голос Гарри
Хилобока, доцента, кандидата, секретаря и сердцееда институтских масштабов.
Я не успел ответить. Двойник роскошно осклабился, склонил голову:
- Добрый день, Гарри Харитонович!
В свете его улыбки мимо нас проследовала пара. Пухленькая черноволосая
девушка бойко отстукивала каблуками-гвоздиками по асфальту, и Хилобок,
приноравливаясь к ее походке, семенил так, будто и на нем была узкая юбка.
- ...Возможно, я не совсем точно понял вас, Людочка, - журчал его
баритон, - но я, с точки зрения недопонимания, высказываю свои
соображения...
- У Гарри опять новая, - констатировал двойник. - Вот видишь: Хилобок и
тот меня признает, а ты сомневаешься. Пошли-ка домой!
Только полной своей растерянностью могу объяснить, что покорно поплелся
за ним в Академгородок.

В квартире он сразу направился в ванную. Послышался шум воды из душа,
потом он высунулся из двери:
- Эй, первый экземпляр или как там тебя! Если хочешь убедиться, что у
меня все в порядке, прошу. Заодно намылишь мне спину.
Я так и сделал. Это был живой человек. И тело у него было мое. Кстати,
не ожидал увидеть у себя такие могучие жировые складки на животе и на боках.
Надо почаще упражняться с гантелями!
Пока он мылся, я ходил по комнате, курил и пытался привыкнуть к факту:
машина создала человека. Машина воспроизвела меня... О природа, неужели это
возможно?! Средневековые завиральные идеи насчет "гомункулюса"... Мысль
Винера о том, что информацию в человеке можно "развернуть" в
последовательность импульсов, передать их на любое расстояние и снова
записать в человека, как изображение на телеэкране... Доказательства Эшби,
что между работой мозга и работой машины нет принципиальной разницы -
впрочем, еще ранее это доказывал Сеченов... Но ведь все это умные разговоры
для разминки мозгов; попробуй на их основе что-то сделать!
И выходит, сделано? Там, за дверцей, плещется и со вкусом отфыркивается
не Иванов, Петров, Сидоров - тех бы я послал подальше, - но "я"... А эти
рулоны с числами? Выходит, я сжег "бумажного себя"?!
Из комбинаций чисел я силился выбрать коротенькие приемлемые истины, а
машина копнула глубже. Она накапливала информацию, комбинировала ее так и
этак, сравнивала по каналам обратной связи, отбирала и усиливала нужное и на
каком-то этапе сложности "открыла" Жизнь!
А потом машина развила ее до уровня человека. Но почему? Зачем? Я же
этого не добивался!
Сейчас, по здравом размышлении, я могу свести концы с концами: да,
получилось именно то, чего я "добивался"! Я хотел, чтобы машина понимала
человека - и только. "Вы меня понимаете?" - "О да!" - отвечает собеседник, и
оба, довольные друг другом, расходятся по своим делам. В разговоре это
сходит с рук. Но в опытах с логическими автоматами так легко путать
понимание и согласие мне не следовало. Поэтому (лучше позже, чем никогда!)
стоит разобраться: что есть понимание?
Есть практическое (или целевое) понимание. В машину закладывают
программу, она ее понимает - делает то, что от нее ждут. "Тобик, куси!" - и
Тобик радостно хватает прохожего за штаны. "Цоб!" - и волы поворачивают
направо. "Цобэ!" - налево. Такое примитивное понимание типа "цоб-цобэ"
доступно многим живым и неживым системам. Оно контролируется по достижению
цели, и, чем примитивней система, тем проще должна быть цель и тем подробней
программирование задачи.
Но есть и другое понимание - взаимопонимание: полная передача своей
информации другой системе. А для этого система, которая усваивает
информацию, должна быть никак не проще той, что передает... Я не задал
машине цель - все ждал, когда она закончит конструировать и усложнять себя.
А она не кончала и не кончала - и естественно: ее "Целью" стало полное
понимание моей информации, да не только словесной, а любой. ("Цель" машины -
это опять произвольное понятие, им тоже баловаться не стоит. Просто -
информационные системы ведут себя по законам, чем-то похожим на начала
термодинамики; и моя система "датчики - кристаллоблок - ЦВМ-12" должна была
прийти в информационное равновесие со средой - как болванка в печи должна
прийти в температурное равновесие с жаром углей. Такое равновесие и есть
взаимопонимание. Ни на уровне схем, ни на уровне простых организмов к нему
не прийти.)
Вот. так все и получилось. На взаимопонимание человека способен только
человек. На хорошее взаимопонимание - очень близкий человек. На идеальное -
только ты сам. И мой двойник - продукт информационного равновесия машины со
мной. Но, кстати сказать, клювики "информационных весов" так и не сровнялись
- я не присутствовал в лаборатории в это время и не столкнулся со
свежевозникшим дублем, как с отражением в зеркале, - носом к носу. А дальше
и вовсе все у нас пошло по-разному.
Словом, ужас как бестолково я поставил опыт. Только и моего, что
сообразил наладить обратную связь...
Интересно переиграть: если бы я вел эксперимент строго, логично,
обдуманно, отсекал сомнительные варианты-получил бы я такой результат? Да
никогда в жизни! Получился бы благополучный кандидатско-докторский верняк -
и все. Ведь в науке в основном происходят вещи посредственные - и я приучил
себя к посредственному.
Значит, все в порядке? Почему же грызет досада, неудовлетворенность?
Почему я все возвращаюсь к этим промахам и ошибкам? Ведь получилось... Что,
вышло не по правилам? А есть аа правила для открытий? Много случайного" не
можешь приписать все своему "научному видению"? А открыто Гальвани, а
Х-лучи, а радиоактивность, а электронная эмиссия, а... да любое открытие, с
которого начинается та иди иная наука, связано со случаем. Многое еще не
понимаю? Тоже как у всех, нечего пыжиться!
Откуда же это саморастерзание?
Э, дело, видимо, в другом: сейчас так работать нельзя. Уж очень нынче
наука серьезная пошла, не то что во времена Гадьвани и Рентгена. Вот так, не
подумав, можно однажды открыть и способ мгновенного уничтожения Земли - с
блестящим экспериментальным подтверждением...
Дубль вышел из ванной порозовевший и в моей пижаме, пристроился к
зеркалу причесываться. Я подошел, стал рядом: из зеркала смотрели два
одинаковых лица. Только волосы у него были темнее от влаги.
Он достал из шкафа электробритву, включил ее. Я наблюдал, как он
бреется, и чувствовал себя едва ли не в гостях: настолько по-хозяйски
непринужденными были его движения.
Я не выдержал:
.- Слушай, ты хоть осознаешь необычность ситуации?
- Чего? - Он скосил глаза. - Не мешай! - Он явно был по ту сторону
факта..."

Аспирант отложил дневник, покачал головой: нет, Валька-оригинал не умел
читать в душах!
...Он тоже был потрясен. По ощущениям получалось, будто он проснулся в
баке, понимая все: где находится и как возник. Собственно, его открытие
начиналось уже тогда... А хамил он от растерянности. И еще, пожалуй, потому,
что искал линию поведения - такую линию, которая не низвела бы его в
экспериментальные образцы.
Он снова взялся за дневник.
"...- Но ведь ты появился из машины, а не ив чрева матери! Из машины,
понимаешь!
- Ну так что? А появиться из чрева, по-твоему, просто? Рождение
человека куда более таинственное событие, чем мое появление. Здесь можно
проследить логическую последовательность, а там? Мальчик получится или
девочка? В папу пойдет или в маму? Умный вырастет или дурак? Сплошной туман!
Нам это дело кажется обыкновенным лишь из-за своей массовости. А здесь:
машина записала информацию - и воспроизвела ее. Как магнитофон. Конечно,
лучше бы она воспроизвела меня, скажем, с Эйнштейна... но что поделаешь!
Ведь и на магнитофоне если записаны "Гоп, мои гречаники...", то не надейся
услышать симфонию Чайковского.
Нет, чтобы я был таким хамом! Видно, он остро чувствовал щекотливость
своего появления на свет, своего положения и не хотел, чтобы я это понял. А
чего там не понять: возник из колб и бутылок, как средневековый гомункулюс,
и бесится... Я часто замечал: люди, которые чуют за собой какую-то
неполноценность, всегда нахальнее и хамовитее других.
И он стремился вести себя с естественностью ново-
рожденного. Тот ведь тоже не упивается значением события (Человек
родился!), а сразу начинает скандалить, сосать грудь и пачкать пеленки..."
Аспирант Кривошеин только вздохнул и перевернул страницу.

- Ну, а чувствуешь-то ты себя нормально?
- Вполне! - Он освежал лицо одеколоном. - С чего бы мне чувствовать
себя ненормально? Машина - устройство без фантазии. Представляю, что бы она
наворотила, будь у нее воображение! А так все в порядке: я не урод о двух
головах, молод, здоров, наполнение пульса отличное. Сейчас поужинаю и поеду
к Ленке. Я по ней соскучился.
- Что-о-о-о?! - я подскочил к нему. Он смотрел на меня с интересом, в
глазах появились шкодливые искорки.
- Да, ведь мы теперь соперники! Послушай, ты как-то примитивно к этому
относишься. Ревность-чувство пошлое, пережиток. Да и к кому ревновать,
рассуди здраво: если Лена будет со мной, разве это значит, что она изменила
тебе? Изменить можно с другим мужчиной, непохожим, более привлекательным,
например. А я для нее - это ты... Даже если у нас с ней пойдут дети, то
нельзя считать, что она наставила тебе рога. Мы с тобой одинаковые - и
всякие там гены, хромосомы у нас тоже... Э-э, осторожней!
Ему пришлось прикрыться дверцей шкафа. Я схватил гантель с пола,
двинулся к нему:
- Убью гада! На логику берешь... я тебе покажу логику, гомункулюс! Я
тебя породил, я тебя и убью, понял? Думать о ней не смей!
Дубль бесстрашно выступил из-за шкафа. Уголки рта у него были опущены.
- Слушай, ты, Тарас Бульба! Положи гантель! Если уж ты начал так
говорить, то давай договоримся до полной ясности. "Гомункулюса" и "убью" я
оставляю без внимания как продукты твоей истеричности. А вот что касается
цитат типа "я тебя породил..." - так ты меня не породил. Я существую не
благодаря тебе, и насчет моей подчиненности тебе лучше не заблуждаться...
- То есть как?..
- А так. Положи гантель, я серьезно говорю. Я, если быть точным, возник
против твоих замыслов, просто потому, что ты Вовремя не остановил опыт, а
дальше и хотел бы, да поздно. То есть, - он скверно усмехнулся, - все
аналогично той ситуации, в которой и ты когда-то появился на свет до
небрежности родителей...
(Все знает, смотри-ка! Было. Матушка моя однажды, после какой-то моей
детской шкоды, сказала, чтобы слушался и ценил:
- Хотела я сделать аборт, да передумала. А ты... Лучше бы она этого не
говорила. Меня не хотели. Меня могло не -быть!.)
- ..Но в отличие от мамы ты меня не вынашивал, не рожал в муках, не
кормил и не одевал, - продолжал дубль. - Ты меня даже не спас от смерти,
ведь я существовал и до этого опыта: я был ты. Я .тебе не обязан ни жизнью,
ни здоровьем, ни инженерным образованием - ничем! Так что давай на равных.
- И с Леной на равных?!
- С Леной... я не знаю, как быть с Леной. Но ты... ты... - он, судя по
выражению лица, хотел что-то прибавить, но воздержался" только резко
выдохнул воздух, - ты должен так же уважать мои чувства, как я твой, понял?
Ведь я тоже люблю Ленку. И знаю, что она моя - моя женщина, понимаешь? Я
знаю ее тело, замах кожи ж волос, ее дыхание... и как она говорит: "Ну,
Валек, ты как медведь, право!" - и как она морщит нос...
Он вдруг осекся. Мы посмотрели друг на друга, пораженные одной и той же
мыслью.
- В лабораторию! - я первый кинулся к вешалке".

    Глава четвертая



Если тебе хочется такси, а судьба предлагает автобус - выбирай автобус,
ибо он следует по расписанию.

К. Прутков-инженер мысль No 90


"Мы бежали по парку напрямик; в ветвях и в наших ушах свистел ветер.
Небо застилали тучи цвета асфальта.
В лаборатории пахло теплым болотом. Лампочки под потолком маячили в
тумане. Возле своего стола я наступил на шланг, который раньше здесь не
лежал, и отдернул ногу: шланг стал извиваться!
Колбы и бутыли покрылись рыхлым серым налетом;
что делалось в них - не разобрать. Журчали струйки воды из
дистилляторов, щелкали реле в термостатах. В дальнем углу, куда уже не
добраться из-за переплетения проводов, трубок, шлангов, мигали лампочки на
пульте ЦВМ-12.
Шлангов стало куда больше, чем раньше. Мы пробирались среди них, будто
сквозь заросли лиан. Некоторые шланги сокращались, проталкивали сквозь себя
какие-то комки. Стены бака тоже обросли серой плесенью. Я очистил ее
рукавом. ,
...В золотисто-мутной среде вырисовывался силуэт человека. "Еще дубль?!
Нет..." Я всмотрелся. В ванне наметились контуры женского тела, и очертания
этого тела я не спутал бы ни с каким другим. Напротив моего лица колыхалась
голова без волос.
Была какая-то сумасшедшая логика в том, что именно сейчас, когда мы с
дублем схлестнулись из-за Лены, машина тоже пыталась решить эту задачу. Я
испытывал страх и внутренний протест.
- Но... ведь машина ее не знает!
- Зато ты знаешь. Машина воспроизводит ее по твоей памяти...
Мы говорили почему-то шепотом.
- Смотри!
.За призрачными контурами тела Лены стал вырисовываться скелет. Ступни
уплотнились в белые фаланги пальцев, в суставы; обозначились берцовые и
голенные кости. Изогнулся похожий на огромного кольчатого червя позвоночник,
от него разветвились ребра, выросли топорики лопаток. В черепе наметились
швы, обрисовались ямы глазниц... Не могу сказать, что это приятное зрелище -
скелет любимой женщины, - но я не мог оторвать глаз. Мы видели то, чего еще
никто не видел на свете: как машина создает человека!
"По моей памяти, по моей памяти... - лихорадочно соображал я. - Но ведь
ее недостаточно. Или машина усвоила общие законы построения человеческого
тела? Откуда - ведь я их не знаю!"
Кости в баке начали обрастать прозрачно-багровыми полосами и свивами
мышц, а они подернулись желтоватым, как у курицы, жирком. Красным пунктиром
пронизала тело кровеносная система. Все это колебалось в растворе, меняло
очертания. Даже лицо Лены с опущенными веками, за которыми виднелись
водянистые глаза, искажали гримасы. Машина будто примеривалась, как лучше
скомпоновать человека.
Я слишком слабо знаком с анатомией вообще и женского тела в частности,
чтобы оценить, правильно или нет строила машина Лену. Но вскоре почуял
неладное. Первоначальные контуры ее тела стали изменяться. Плечи, еще
несколько минут назад округлые, приобрели угловатость и раздались вширь...
Что такое?
- Ноги! - дубль больно сжал мое предплечье. - Смотри, ноги!
Я увидел внизу жилистые ступни под сорок второй размер ботинок - и от
догадки меня прошиб холодный пот: машина исчерпала информацию о Лене и
достраивает ее моим телом! Я повернулся к дублю: у него лоб тоже блестел от
пота.
- Надо остановить!
- Как? Вырубить ток?
- Нельзя, это сотрет память в машине. Дать охлаждение?
- Чтобы затормозить процесс? Не выйдет, у машины большой запас тепла...
А искаженный образ в баке приобретал все более ясные очертания. Вокруг
тела заколыхалась прозрачная мантия - я узнал фасон простенького платья, в
котором Лена мне больше всего нравилась. Машина с добросовестностью идиота
напяливала его на свое создание...
Надо приказать машине, внушить... но как?
- Верно! - дубль подскочил к стеклянному шкафчику, взял "шапку
Мономаха", нажал на ней кнопку "Трансляция" и протянул мне. - Надевай и
ненавидь Ленку! Думай, что хочешь ее уничтожить... ну!
Я сгоряча схватил блестящий колпак, повертел в руках, вернул.
- Не смогу...
- Тютя! Что же делать? Ведь это скоро откроет глаза и...
Он плотно натянул колпак и стал кричать напропалую, размахивая
кулаками:
- Остановись, машина! Остановись сейчас же, слышишь! Ты создаешь не
макет, не опытный образец - человека! Остановись, идиотище! Остановись
по-хорошему!
- Остановись, машина, слышишь! - Я повернулся к микрофонам. -
Остановись, а то мы уничтожим тебя!
Тошно вспоминать эту сцену. Мы, привыкшие нажатием кнопки или поворотом
ручки прекращать и направлять любые процессы, кричали, объясняли... и кому?
- скопищу колб, электронных схем и шлангов. Тьфу! Это была паника.
Мы еще что-то орали противными голосами, как вдруг шланги около бака
затряслись от энергичных сокращений, овеществленный образ-гибрид затянула
белая муть. Мы замолкли. Через три минуты муть прояснилась, В золотистом
растворе не было ничего. Только переливы и блики растекались от середины к
краям.
- Ф-фу... - сказал дубль. - До меня раньше как-то не доходило, что
человек на семьдесят процентов состоит из воды. Теперь дошло...
Мы выбрались к окну. От влажной духоты мое тело покрылось липким потом.
Я расстегнул рубашку, дубль сделал то же. Наступал вечер. Небо очистилось от
туч. Стекла институтского корпуса напротив как ни в чем не бывало отражали
багровый закат. Так они отражали его в каждый ясный вечер: вчера, месяц, год
назад - когда этого еще не было. Природа прикидывалась, будто ничего не
произошло.
У меня перед глазами стоял обволакиваемый прозрачными тканями скелет.
- Эти анатомические подробности, эти гримасы... бррр! - сказал дубль,
опускаясь на стул. - Мне и Лену что-то расхотелось видеть.
Я промолчал, потому что он выразил мою мысль. Сейчас-то все прошло, но
тогда... одно дело знать, пусть даже близко, что твоя женщина - человек из
мяса, костей и внутренностей, другое дело - увидеть это.
Я достал из стола лабораторный журнал, просмотрел последние записи -
куцые и бессодержательные. Это ведь когда опыт получается, как задумал, или
хорошая идея пришла в голову, то расписываешь подробно; а здесь было:
"8 апреля. Раскодировал числа, 860 строк. Неудачно.
9 апреля. Раскодировал выборочно числа с пяти рулонов. Ничего не понял.
Шизофрения какая-то!
10 апреля. Раскодировал с тем же результатом. Долил в колбы и бутыли:
No1, 3 и 5 глицерина по 2 л; No 2 и 7 - раствора тиомочевины по 200 мл; во
все - дистиллята по 2-3 л.
11 апреля. "Стрептоцидовый стриптиз с трепетом стрептококков". Ну -
все..."
А сейчас возьму авторучку и запишу: "22 апреля. Комплекс воспроизвел
меня, В. В. Кривошеина. Кривошеин No 2 сидит рядом и чешет подбородок".
Анекдот!
И вдруг меня подхватила волна сатанинской гордости. Ведь открытие-то
есть - да какое! Оно вмещает в себя и системологию, и электронику, и
бионику, и химию, и биологию - все, что хотите, да еще сверх того что-то. И
сделал его я!.Как сделал, как достиг - вопрос второй. Но главное: я! Я!!!
Теперь пригласят Государственную комиссию да продемонстрировать
возникновение в баке нового дубля... Представляю, какие у всех будут лица! И
знакомые теперь уж точно скажут: "Ну ты да-ал!", скажут: "Вот тебе и
Кривошеин!" И Вольтампернов прибежит смотреть... Я испытывал неудержимое
желание захихикать; только присутствие собеседника остановило меня.
- Да что знакомые, Вольтампернов, - услышал я свой голос н не сразу
понял, что это произнес дубль. - Это, Валек, Нобелевская премия!
"А и верно: Нобелевская! Портреты во всех газетах... И Ленка, которая
сейчас относится ко мне несколько свысока - конечно, она красивая, а я нет!
- тогда поймет... И посредственная фамилия Кривошеин (я как-то искал в
энциклопедии знаменитых однофамильцев - и не нашел: Кривошлыков есть,
Кривоногов есть, а Кривошеиных еще нет) будет звучать громоподобно:
Кривошеин! Тот самый!.."
Мне стало не по себе от этих мыслей. Честолюбивые мечтания сгинули.
Действительно: что же будет? Что делать с этим открытием дальше?
Я захлопнул журнал.
- Так что: будем производить себе подобных? Устроим демпинг
Крвиюшеивых? Впрочем, и других можно, если их записать в машину... Черт те
что! Как-то это... ни в какие ворота не лезет.
- М-да. А все было тихо-мирно"... - дубль покрутил головой.
Вот именно: все было тихо-мирно... "Хорошая погода, девушка. Вам в
какую сторону?" - "В противоположную!" - "И мне туда, а как вас зовут?" - "А
вам зачем?" - ну и так далее, вплоть до Дворца бракосочетаний, родильного
дома, порции ремня за убитую из рогатки кошку и сжигаемой после окончания
семи классов ненавистной "Зоологии". Как хорошо сказано в статье
председателя Днепровской конторы загса: "Семья есть способ продолжения рода
и увеличения населения государства". И вдруг - да здравствует наука! -
появляется конкурентный способ: засыпаем и заливаем реактивы из прейскуранта
Главхимторга, вводим через систему датчиков информацию - получаем человека.
Причем сложившегося, готового: с мышцами и инженерной квалификацией, с
привычками и жизненным опытом... "Выходит, мы замахиваемся па самое
человечное, что есть в людях: на любовь, на отцовство и материнство, на
детство! - Меня стал пробирать озноб. - И выгодно. Выгодно - вот что самое
страшное в наш рационалистический век!"
Дубль поднял голову, в глазах у него были тревога и замешательство.
- Слушай, но почему страшно? Ну, работали - точнее, ты работал. Ну,
сделал опытную установку, а на ней открытие. Способ синтеза информации в
человека - заветная мечта алхимиков. Расширяет наши представления о человеке
кик информационной системе... Ну, и очень приятно! Когда-то короли щедро
ассигновали такие работы... правда, потом рубили головы неудачливым
исследователям, но если подумать, то и правильно делали: не можешь - не
берись. Но нам-то ничего не будет. Даже наоборот. Почему же так страшно?
"Потому что сейчас не средние века, - отвечал я себе. - И не прошлое
столетие. И даже не начало XX века, когда все было впереди. Тогда
первооткрыватели имели моральное право потом развести руками: мы, мол, не
знали, что так скверно выйдет... Мы, их счастливые потомки, такого права не
имеем. Потому что мы знаем. Потому что все уже было.
...Все было: газовые атаки - по науке; Майданеки и Освенцимы - по
науке; Хиросима и Нагасаки - по науке. Планы глобальной войны - по науке, с
применением математики. Ограниченные войны - тоже по науке... Десятилетия
минули с последней мировой войны: разобрали и застроили развалины, сгнили и
смешались с землей 50 миллионов трупов, народились и выросли новые сотни
миллионов людей - а память об этом не слабеет. И помнить страшно, а забыть
еще страшнее. Потому что это не стало прошлым. Осталось знание: люди это
могут.
Первооткрыватели и исследователи - всего лишь специалисты своего дела.
Чтобы добыть у природы новые знания, им приходится ухлопать столько труда и
изобретательности, что на размышление не по специальности: а что из этого в
жизни получится? - ни сил, ни мыслей не остается. И тогда набегают те, кому
это "по специальности": людишки, для которых любое изобретение и открытие -
лишь новый способ для достижения старых целей: власти, богатства, влияния,
почестей и покупных удовольствий. Если дать им наш способ, они увидят в нем
только одно "новое": выгодно! Дублировать знаменитых певцов, актеров и
музыкантов? Нет, не выгодно: грампластинки и открытки выпускать прибыльнее.
А выгодно будет производить массовым тиражом людей для определенного
назначения: избирателей для победы над политическим противником
(рентабельнее, чем тратить сотни миллионов на обычную избирательную
кампанию), женщин для публичных домов, работников дефицитных специальностей,
солдат-сверхсрочников... можно и специалистов посмирней с узко направленной
одаренностью, чтобы делали новые изобретения и не совались не в свои дела.
Человек для определенного назначения, человек-вещь - что может быть хуже!
Как мы распоряжаемся с вещами и машинами, исполнившими назначение,
отслужившими свое? В переплавку, в костер, под пресс, на свалку. Ну, и с
людьми-вещами можно так же".
- Но ведь это там... - неопределенно указал рукой дубль. - У нас
общественность не допустит.
"А разве нет у нас людей, которые готовы употребить все: от идей
коммунизма до фальшивых радиопередач, от служебного положения до цитат из
классиков, - чтобы достичь благополучия, известного положения, а потом еще
большего благополучия для себя, и еще, и еще, любой ценой? Людей, которые
малейшее покушение на свои привилегии норовят истолковать как всеобщую
катастрофу?".
- Есть, - кивнул дубль. - И все же люди - в основном народ хороший,
иначе мир давно бы превратился в клубок кусающих друг друга подонков и
сгинул бы без всякой термоядерной войны. Но... Ведь если не считать мелких
природных неприятностей: наводнений, землетрясений, вирусного гриппа - во
всех своих бедах, в том числе и в самых ужасных, виноваты сами люди.
Виноваты, что подчинялись тому, чему не надо подчиняться, соглашались с тем,
чему надо противостоять, считали свою хату с краю. Виноваты тем, что
выполняли работу, за которую больше платят, а не ту, что нужна всем людям и
им самим... Если бы большинство людей на Земле соразмеряло свои дела и
занятия с интересами человечества, нам нечего было бы опасаться за это
открытие. Но этого нет. И поэтому, окажись сейчас в опасной близости от него
хоть один влиятельный и расторопный подлец - наше открытие обернется
страшилищем.
Потому что применение научных открытий - это всего лишь техника.
Когда-то техника была выдумана для борьбы человека с природой. Теперь ее
легко обратить на борьбу людей с людьми. А на этом пути техника никаких
проблем не решает, только плодит их. Сколько сейчас в мире научных,
технических, социальных проблем вместо одной, решенной два десятилетия
назад: как синтезировать гелий из водорода?