Страница:
— Мы не будем сливаться?
— Нет. Параметры моего контактного пятна не соответствуют вашему, юноша. Я обожгу вашу нервную систему. Если мы сольемся, вы потом некоторое время не сможете управлять кулой. Поэтому будем общаться голосом. Начнем с природы света. Свет — это волна. Запомните это, юноша.
— Вроде акустической волны?
— Да, вроде. Но это электромагнитная волна. Вы видели молнию?
— Да. Когда я был мальком, молния ударила в среду недалеко от меня. Я чуть не умер.
— Отлично! Значит в реальности явления вас убеждать не нужно. Вы испытали удар электрического тока. Электрический ток — это движение заряженных частиц…
Бала нервничала. Хозяин так долго гуляет со страшным/каменным. Бала несколько раз хотела унести хозяина в безопасность/вдаль, но хозяин сливался на минутку, уверял, что ему хорошо/интересно, он охотится на что-то непонятное, просил погулять/отдохнуть. Бала удалялась до предела видимости, кружила вокруг и внимательно следила за страшным/каменным. Если страшный бросится на хозяина, она придет на помощь, порвет, защитит. Пусть ей страшно, но хозяина она не бросит, она будет дежурить/патрулировать, она знает, как это делать, она будет внимательна.
Назад возвращались радостные. Бала ликовала. Было страшно, а страшно бывает только на опасной охоте. Хозяин охотился. Она была рядом, она не дала обидеть хозяина. Теперь хозяин радостный/довольный, охота была удачной, и они спешат домой. Хозяину не терпится поделиться с другими охотниками, и Бала плывет быстро, очень быстро, как только она умеет. Хозяин гордится Балой!
— Первым делом, Бала, мы заедем — угадай куда? — к инфорам! Пока я ничего не забыл. Они все в осадок выпадут! Столько забытых знаний! Ты просто не представляешь, Бала, как нам обрадуются! Какие мы молодцы!
Алим. Конвой
Атран. Информаторий высшего круга
Алим. Трасса
— Нет. Параметры моего контактного пятна не соответствуют вашему, юноша. Я обожгу вашу нервную систему. Если мы сольемся, вы потом некоторое время не сможете управлять кулой. Поэтому будем общаться голосом. Начнем с природы света. Свет — это волна. Запомните это, юноша.
— Вроде акустической волны?
— Да, вроде. Но это электромагнитная волна. Вы видели молнию?
— Да. Когда я был мальком, молния ударила в среду недалеко от меня. Я чуть не умер.
— Отлично! Значит в реальности явления вас убеждать не нужно. Вы испытали удар электрического тока. Электрический ток — это движение заряженных частиц…
Бала нервничала. Хозяин так долго гуляет со страшным/каменным. Бала несколько раз хотела унести хозяина в безопасность/вдаль, но хозяин сливался на минутку, уверял, что ему хорошо/интересно, он охотится на что-то непонятное, просил погулять/отдохнуть. Бала удалялась до предела видимости, кружила вокруг и внимательно следила за страшным/каменным. Если страшный бросится на хозяина, она придет на помощь, порвет, защитит. Пусть ей страшно, но хозяина она не бросит, она будет дежурить/патрулировать, она знает, как это делать, она будет внимательна.
Назад возвращались радостные. Бала ликовала. Было страшно, а страшно бывает только на опасной охоте. Хозяин охотился. Она была рядом, она не дала обидеть хозяина. Теперь хозяин радостный/довольный, охота была удачной, и они спешат домой. Хозяину не терпится поделиться с другими охотниками, и Бала плывет быстро, очень быстро, как только она умеет. Хозяин гордится Балой!
— Первым делом, Бала, мы заедем — угадай куда? — к инфорам! Пока я ничего не забыл. Они все в осадок выпадут! Столько забытых знаний! Ты просто не представляешь, Бала, как нам обрадуются! Какие мы молодцы!
Алим. Конвой
— … Следующий вопрос — об инструментах. Выращивание новых займет не меньше трех лет. Дрессировка потребует еще пять-десять лет. В то же время транспортники уверяют, что перевозку переживет едва ли один из четырех. Причем погибнут самые крупные и обученные инструменты. Мелочь вроде консерваторов отлично перенесет поездку. Строители сдают объект через два месяца. Какие будут предложения?
— А почему нельзя перевести крупных по одному на шалотах? — спросил Алим.
— Инструменты нельзя везти в закрытом грузовом отсеке. Они сожгут кожу шалоту и отравятся сами. Если же шалот не закроет отсек полностью, их порвет встречным потоком.
— Это я понимаю. Но мы посадим на шалота строительного алмара. Алмар будет прикрывать инструмент своим телом. И пустим шалота самым тихим ходом…
По хому ученого совета пробежал шумок. В нескольких местах разгорелись споры. Но все сошлись на том, что никакие рулевые не смогут удерживать в течение десяти часов таких природных врагов как шалоты и алмары. И первыми пострадают инструменты.
— Гнать сволочей своим ходом! — в сердцах брякнул Алим. В хоме наступила тишина.
— Простите, что вы сказали? — повернулся к нему Азан. Алим похолодел. То, что простительно студенту, недопустимо для руководителя лаборатории на ученом совете. Но отступать поздно. Алим приподнялся над дном.
— Я предлагаю транспортировать крупные инструменты своим ходом.
— Несерьезно. Это займет полгода.
— Выращивание и воспитание новых займет десять лет, — возразил Алим.
— Да их сожрут по дороге.
— Это вопрос охраны. Нужно вызвать с кордона отряд охотников с боевыми кулами, — вступилась за проект мужа Ардина.
— И как вы себе это представляете?
Вопрос был чисто риторическим, но Алим решил ответить. На карту был поставлен его авторитет. Или он несдержанный мальчишка, или перспективный ученый, предложивший дерзкое, необычное решение. Даже если это решение будет отвергнуто советом. Эх, проклятый длинный язык…
— Инструменты перегоняем компактной группой. Движение идет без остановок круглые сутки, поэтому для каждого инструмента формируется бригада рулевых из четырех-пяти разумных, — фантазировал он на ходу. — Отдел снабжения организует непрерывный подвоз пищи для инструментов. Для этого можно использовать шалотов из управления городских перевозок. Охрану, также посменно, ведет отряд охотников с кордона. Им помогают лаборанты. Все равно в институте делать им будет нечего. На случай непредвиденных препятствий группе придается два-три строительных алмара с рулевыми. Я сказал.
— Четыре десятка инструментов и двести рулевых. Два десятка кулов, четыре десятка охотников. Сотня охранников. Пять шалотов снабжения и два десятка водителей. Три алмара и шесть-десять строителей-рулевых. Все это не на день-два, а на полгода. Я ничего не упустил? — поинтересовался Азан.
— В первом приближении все, — важно согласился Алим.
— У вас, северян, мания гигантизма, — пробурчал зам по научной работе. Но разговор пошел серьезный. По-прежнему спорили, и спорили яростно, но уже о деталях. Алим нервничал. Ардина гордо озирала хом. Алим вообще не понимал, что она здесь делает. Почему никто вежливо не предложил ей удалиться? На ученый совет Ардину никто не звал. Она сама себя пригласила. И вела себя так, будто присутствие на ученом совете — неотъемлемое право любого лаборанта.
Через полчаса ученые сошлись на том, что нужно провести эксперимент. И незачем откладывать дело в долгий ящик. Самым большим инструментом в институте считался стационар. Ученые как простые студенты гурьбой повалили в медицинский грот. Окружили толпой огромную медузу стационара, разметили дистанцию «забега» — пятнадцать метров до противоположной стенки грота. Очистили дно и вытолкали вперед Алима. Именно ему, автору идеи, предлагалось вести стационар. Алим не представлял, как управлять медузой. Он в жизни не сливался со стационаром, но пути к отступлению не было. Наполовину погрузившись в студенистое тело, слился с контактным пятном и просто передал желание быть в другом конце грота. Нет, не желание, а жизненную необходимость!
Стационар долго не понимал, что от него требуется. Пока Алим не запаниковал. Панику гигантская медуза поняла. Напряглась, приподнялась, затрепетала бахромой — и двинулась! Медленно, почти незаметно, возвращая Алиму усиленную эмоцию страха и оставляя за собой студенистый след…
Пятнадцать метров прошли за двадцать две минуты. Кто-то тут же высчитал, что это дает приблизительно километр в сутки, и весь путь до нового института займет меньше двух месяцев. Ученые ликовали. Усталый Алим вышел из слияния. Он не стал говорить о том, что гнал медузу изо всех сил, что она напугана, растеряна, обессилена, испытывает сильнейшую боль, ее раздражает свет, и вряд ли она сможет пройти за день даже сто метров…
— Ты был великолепен, — поделилась Ардина. — Несерьезный с виду выкрик, за которым стоит не пустое буль-буль, а продуманный в деталях план.
— Авантюра это, а не план, — пожаловался Алим. — Стационар выдохся на десяти метрах.
— А это как раз не важно. Важно то, что ты запомнился ученому совету.
Алим только жабры поджал. Ардина обладала острым умом, безупречно логическим мышлением, не замутненным эмоционализмом, великолепной, почти как у инфоров, памятью. Но иногда он ее просто не понимал.
В хом общежития вернулся усталым, но довольным. Закончили разметку трассы перегона. Обговорили со строителями детали, согласовали сроки выделения алмаров и рулевых. Ардина оказывала неоценимую помощь. Она представлялась референтом Алима, устанавливала контакты, согласовывала вопросы, сводила вместе руководителей различных служб, гасила шуткой и легким флиртом споры и конфликты. По ее совету Алим завел трех заместителей: по снабжению, по охране, по движению.
— Ты ничего не должен делать сам, — внушала она мужу. — Хороший начальник сам не работает. На это есть заместители. Твоя задача — руководство.
— Я плохой начальник, — огорченно оправдывался Алим, и во главе косяка лаборантов лично мчался на трассу измерять скорости течений. Течения ставили под угрозу судьбу проекта. Но строители обещали на самых опасных участках поставить временные барьеры.
— Ты справишься. Я верю в тебя, — подбадривала Ардина.
Наступил день старта. Охотники на кулах кружили над институтом. Под самой поверхностью замерли шалоты транспортной службы. Беспокойно вертелись у входов в гроты лаборанты службы питания с осьминогами-корзинками на нижней присоске. Стайками сновали любопытные. Алим в последний раз проинструктировал водителей.
Старт был раздельным. Институт раскинулся на большой площади, поэтому Алим лично вымерял расстояния и высчитывал время старта, чтоб к выходу на трассу инструменты собрались компактной группой. Всего набралось сорок семь инструментов, из-за особо крупных размеров не подлежащих транспортировке на шалотах. Алим намеревался выстроить их в пять-шесть колонн и пустить колонны параллельными курсами.
— Старт! — скомандовал он, ворвавшись в самый удаленный грот — лабораторию генетической классификации. Водитель, пожилой генетик, погрузился в инструмент по самые жабры. Несколько минут ничего не происходило. Толпа любопытных беспокойно сновала у входа в грот.
— Не вышло, — ученый вышел из слияния. — Инструмент напуган шумом и просто не понимает, что от него требуется.
— Все покиньте территорию, — распорядилась Ардина. — Вы пугаете инструмент! Алим, не гневайся, покажи личным примером.
Алим был далек от того, чтоб гневаться. Он паниковал. Никто не гарантировал, что ВСЕ инструменты смогут самостоятельно перемещаться. Но за три недели подготовки можно было проверить… Опытный руководитель начал бы с проверки. Прокол, если не провал всей операции.
Полный страха и нехороших предчувствий, он слился с инструментом. И, подчиняясь голосу интуиции, раскрылся. Инструмент затрепетал бахромой и сжался в приплюснутый шар.
— «Не то», — передал ему Алим на самом низком, животном уровне. — «Вперед, туда, вперед. Там хорошо/нестрашно».
И инструмент двинулся. С болью сорвавшись с насиженного места, он в панике бежал от неведомой опасности.
— Профессор, слейтесь со мной и перенимайте опыт, — позвал Алим и через секунду почувствовал присоску на верхнем контактном пятне.
— «Что вы делаете?! Вы же пугаете его! Ему больно! Прекратите немедленно!»
— «Могу прекратить, но как вы пытались его сдвинуть?»
— «Я обещал ему подкормку. Много вкусной подкормки.»
— «Когда он последний раз получал подкормку?»
— «Три дня назад.»
— «А кормите их раз в две недели, так? Думаете, подкормка может его соблазнить?»
— «Но так, как вы делаете, нельзя!»
— «Скоро он привыкнет к движению и перестанет бояться. Хорошо, берите управление. Делайте что хотите, но через полчаса инструмент должен быть у выхода из грота.» — Алим осторожно вышел из слияния с инструментом и, не оглядываясь, покинул грот. Поднялся к поверхности, сориентировался и устремился ко второй стартовой точке. Оглянувшись, увидел, что косяком за ним следует свита — Ардина и заместители.
Второй инструмент должен был начать движение спустя полчаса после первого. Водитель первой смены, молодой аспирант из широкомыслящих, ждал своей очереди лежа на грунте. Лишь хвост нервно подрагивал. Алим лег рядом с ним.
— Первый инструмент стартовал, — сообщил он. Опять удалось сдвинуть с места только сильным испугом.
— У меня то же самое, — уныло подтвердил водитель. — Ему больно двигаться.
— Вы пробовали его стронуть?
— Да. Сдвинул на метр.
— Ну тогда за вас я спокоен, — обрадовался Алим и устремился к следующей точке.
Через полчаса Алим проинструктировал шестерых водителей и вернулся к первому инструменту. Тот прошел лишь половину расстояния до выхода, но двигался ровно и уверенно.
— Хорошо. Просто великолепно, профессор. Не торопите его, — подбодрил он водителя.
К концу дня начали движение все инструменты. Одни — по графику, другие — ради выяснения возможности их самостоятельного перемещения. Но ни один инструмент не преодолел намеченного расстояния. Предвидя трудности, Алим запланировал всего триста метров для первого инструмента. Но тот не прошел и двухсот. После чего водитель вышел из слияния и заявил, что дальше инструмент не пойдет! Алим распорядился остановить движение и задать инструментам щедрую подкормку. Всех водителей пригласил на общее собрание.
— Что можете сказать?
— Это было ужасно!
— Я больше не хочу издеваться над инструментом.
— Ни один из них не переживет дороги!
— Они погибнут через десять дней такого движения.
Алим поморщился.
— А если до предела замедлить скорость?
— Продлить агонию, — буркнул кто-то.
— Послушайте, — выдвинулся вперед один из водителей. — Я вел малый стационар из отделения коррекции фенотипа. Сначала все было просто ужасно. Но потом мы с малым стационаром вышли на слизистый след большого стационара. И через некоторое время я почувствовал, что двигаться стало намного легче. Может, я не прав, но…
— Будем считать, что вы правы. Завтра узнаем наверняка. Все свободны, собрание закрыто.
Алим в тяжелом раздумье проводил их взглядом.
— Ты назначил водителями тех, кто работал на этих инструментах. Это было ошибкой, — произнесла Ардина.
— Нет. Это было правильно. Видишь — они направились не домой, а к инструментам.
— Они не смогут гнать инструменты.
Алим промолчал.
— А почему нельзя перевести крупных по одному на шалотах? — спросил Алим.
— Инструменты нельзя везти в закрытом грузовом отсеке. Они сожгут кожу шалоту и отравятся сами. Если же шалот не закроет отсек полностью, их порвет встречным потоком.
— Это я понимаю. Но мы посадим на шалота строительного алмара. Алмар будет прикрывать инструмент своим телом. И пустим шалота самым тихим ходом…
По хому ученого совета пробежал шумок. В нескольких местах разгорелись споры. Но все сошлись на том, что никакие рулевые не смогут удерживать в течение десяти часов таких природных врагов как шалоты и алмары. И первыми пострадают инструменты.
— Гнать сволочей своим ходом! — в сердцах брякнул Алим. В хоме наступила тишина.
— Простите, что вы сказали? — повернулся к нему Азан. Алим похолодел. То, что простительно студенту, недопустимо для руководителя лаборатории на ученом совете. Но отступать поздно. Алим приподнялся над дном.
— Я предлагаю транспортировать крупные инструменты своим ходом.
— Несерьезно. Это займет полгода.
— Выращивание и воспитание новых займет десять лет, — возразил Алим.
— Да их сожрут по дороге.
— Это вопрос охраны. Нужно вызвать с кордона отряд охотников с боевыми кулами, — вступилась за проект мужа Ардина.
— И как вы себе это представляете?
Вопрос был чисто риторическим, но Алим решил ответить. На карту был поставлен его авторитет. Или он несдержанный мальчишка, или перспективный ученый, предложивший дерзкое, необычное решение. Даже если это решение будет отвергнуто советом. Эх, проклятый длинный язык…
— Инструменты перегоняем компактной группой. Движение идет без остановок круглые сутки, поэтому для каждого инструмента формируется бригада рулевых из четырех-пяти разумных, — фантазировал он на ходу. — Отдел снабжения организует непрерывный подвоз пищи для инструментов. Для этого можно использовать шалотов из управления городских перевозок. Охрану, также посменно, ведет отряд охотников с кордона. Им помогают лаборанты. Все равно в институте делать им будет нечего. На случай непредвиденных препятствий группе придается два-три строительных алмара с рулевыми. Я сказал.
— Четыре десятка инструментов и двести рулевых. Два десятка кулов, четыре десятка охотников. Сотня охранников. Пять шалотов снабжения и два десятка водителей. Три алмара и шесть-десять строителей-рулевых. Все это не на день-два, а на полгода. Я ничего не упустил? — поинтересовался Азан.
— В первом приближении все, — важно согласился Алим.
— У вас, северян, мания гигантизма, — пробурчал зам по научной работе. Но разговор пошел серьезный. По-прежнему спорили, и спорили яростно, но уже о деталях. Алим нервничал. Ардина гордо озирала хом. Алим вообще не понимал, что она здесь делает. Почему никто вежливо не предложил ей удалиться? На ученый совет Ардину никто не звал. Она сама себя пригласила. И вела себя так, будто присутствие на ученом совете — неотъемлемое право любого лаборанта.
Через полчаса ученые сошлись на том, что нужно провести эксперимент. И незачем откладывать дело в долгий ящик. Самым большим инструментом в институте считался стационар. Ученые как простые студенты гурьбой повалили в медицинский грот. Окружили толпой огромную медузу стационара, разметили дистанцию «забега» — пятнадцать метров до противоположной стенки грота. Очистили дно и вытолкали вперед Алима. Именно ему, автору идеи, предлагалось вести стационар. Алим не представлял, как управлять медузой. Он в жизни не сливался со стационаром, но пути к отступлению не было. Наполовину погрузившись в студенистое тело, слился с контактным пятном и просто передал желание быть в другом конце грота. Нет, не желание, а жизненную необходимость!
Стационар долго не понимал, что от него требуется. Пока Алим не запаниковал. Панику гигантская медуза поняла. Напряглась, приподнялась, затрепетала бахромой — и двинулась! Медленно, почти незаметно, возвращая Алиму усиленную эмоцию страха и оставляя за собой студенистый след…
Пятнадцать метров прошли за двадцать две минуты. Кто-то тут же высчитал, что это дает приблизительно километр в сутки, и весь путь до нового института займет меньше двух месяцев. Ученые ликовали. Усталый Алим вышел из слияния. Он не стал говорить о том, что гнал медузу изо всех сил, что она напугана, растеряна, обессилена, испытывает сильнейшую боль, ее раздражает свет, и вряд ли она сможет пройти за день даже сто метров…
— Ты был великолепен, — поделилась Ардина. — Несерьезный с виду выкрик, за которым стоит не пустое буль-буль, а продуманный в деталях план.
— Авантюра это, а не план, — пожаловался Алим. — Стационар выдохся на десяти метрах.
— А это как раз не важно. Важно то, что ты запомнился ученому совету.
Алим только жабры поджал. Ардина обладала острым умом, безупречно логическим мышлением, не замутненным эмоционализмом, великолепной, почти как у инфоров, памятью. Но иногда он ее просто не понимал.
В хом общежития вернулся усталым, но довольным. Закончили разметку трассы перегона. Обговорили со строителями детали, согласовали сроки выделения алмаров и рулевых. Ардина оказывала неоценимую помощь. Она представлялась референтом Алима, устанавливала контакты, согласовывала вопросы, сводила вместе руководителей различных служб, гасила шуткой и легким флиртом споры и конфликты. По ее совету Алим завел трех заместителей: по снабжению, по охране, по движению.
— Ты ничего не должен делать сам, — внушала она мужу. — Хороший начальник сам не работает. На это есть заместители. Твоя задача — руководство.
— Я плохой начальник, — огорченно оправдывался Алим, и во главе косяка лаборантов лично мчался на трассу измерять скорости течений. Течения ставили под угрозу судьбу проекта. Но строители обещали на самых опасных участках поставить временные барьеры.
— Ты справишься. Я верю в тебя, — подбадривала Ардина.
Наступил день старта. Охотники на кулах кружили над институтом. Под самой поверхностью замерли шалоты транспортной службы. Беспокойно вертелись у входов в гроты лаборанты службы питания с осьминогами-корзинками на нижней присоске. Стайками сновали любопытные. Алим в последний раз проинструктировал водителей.
Старт был раздельным. Институт раскинулся на большой площади, поэтому Алим лично вымерял расстояния и высчитывал время старта, чтоб к выходу на трассу инструменты собрались компактной группой. Всего набралось сорок семь инструментов, из-за особо крупных размеров не подлежащих транспортировке на шалотах. Алим намеревался выстроить их в пять-шесть колонн и пустить колонны параллельными курсами.
— Старт! — скомандовал он, ворвавшись в самый удаленный грот — лабораторию генетической классификации. Водитель, пожилой генетик, погрузился в инструмент по самые жабры. Несколько минут ничего не происходило. Толпа любопытных беспокойно сновала у входа в грот.
— Не вышло, — ученый вышел из слияния. — Инструмент напуган шумом и просто не понимает, что от него требуется.
— Все покиньте территорию, — распорядилась Ардина. — Вы пугаете инструмент! Алим, не гневайся, покажи личным примером.
Алим был далек от того, чтоб гневаться. Он паниковал. Никто не гарантировал, что ВСЕ инструменты смогут самостоятельно перемещаться. Но за три недели подготовки можно было проверить… Опытный руководитель начал бы с проверки. Прокол, если не провал всей операции.
Полный страха и нехороших предчувствий, он слился с инструментом. И, подчиняясь голосу интуиции, раскрылся. Инструмент затрепетал бахромой и сжался в приплюснутый шар.
— «Не то», — передал ему Алим на самом низком, животном уровне. — «Вперед, туда, вперед. Там хорошо/нестрашно».
И инструмент двинулся. С болью сорвавшись с насиженного места, он в панике бежал от неведомой опасности.
— Профессор, слейтесь со мной и перенимайте опыт, — позвал Алим и через секунду почувствовал присоску на верхнем контактном пятне.
— «Что вы делаете?! Вы же пугаете его! Ему больно! Прекратите немедленно!»
— «Могу прекратить, но как вы пытались его сдвинуть?»
— «Я обещал ему подкормку. Много вкусной подкормки.»
— «Когда он последний раз получал подкормку?»
— «Три дня назад.»
— «А кормите их раз в две недели, так? Думаете, подкормка может его соблазнить?»
— «Но так, как вы делаете, нельзя!»
— «Скоро он привыкнет к движению и перестанет бояться. Хорошо, берите управление. Делайте что хотите, но через полчаса инструмент должен быть у выхода из грота.» — Алим осторожно вышел из слияния с инструментом и, не оглядываясь, покинул грот. Поднялся к поверхности, сориентировался и устремился ко второй стартовой точке. Оглянувшись, увидел, что косяком за ним следует свита — Ардина и заместители.
Второй инструмент должен был начать движение спустя полчаса после первого. Водитель первой смены, молодой аспирант из широкомыслящих, ждал своей очереди лежа на грунте. Лишь хвост нервно подрагивал. Алим лег рядом с ним.
— Первый инструмент стартовал, — сообщил он. Опять удалось сдвинуть с места только сильным испугом.
— У меня то же самое, — уныло подтвердил водитель. — Ему больно двигаться.
— Вы пробовали его стронуть?
— Да. Сдвинул на метр.
— Ну тогда за вас я спокоен, — обрадовался Алим и устремился к следующей точке.
Через полчаса Алим проинструктировал шестерых водителей и вернулся к первому инструменту. Тот прошел лишь половину расстояния до выхода, но двигался ровно и уверенно.
— Хорошо. Просто великолепно, профессор. Не торопите его, — подбодрил он водителя.
К концу дня начали движение все инструменты. Одни — по графику, другие — ради выяснения возможности их самостоятельного перемещения. Но ни один инструмент не преодолел намеченного расстояния. Предвидя трудности, Алим запланировал всего триста метров для первого инструмента. Но тот не прошел и двухсот. После чего водитель вышел из слияния и заявил, что дальше инструмент не пойдет! Алим распорядился остановить движение и задать инструментам щедрую подкормку. Всех водителей пригласил на общее собрание.
— Что можете сказать?
— Это было ужасно!
— Я больше не хочу издеваться над инструментом.
— Ни один из них не переживет дороги!
— Они погибнут через десять дней такого движения.
Алим поморщился.
— А если до предела замедлить скорость?
— Продлить агонию, — буркнул кто-то.
— Послушайте, — выдвинулся вперед один из водителей. — Я вел малый стационар из отделения коррекции фенотипа. Сначала все было просто ужасно. Но потом мы с малым стационаром вышли на слизистый след большого стационара. И через некоторое время я почувствовал, что двигаться стало намного легче. Может, я не прав, но…
— Будем считать, что вы правы. Завтра узнаем наверняка. Все свободны, собрание закрыто.
Алим в тяжелом раздумье проводил их взглядом.
— Ты назначил водителями тех, кто работал на этих инструментах. Это было ошибкой, — произнесла Ардина.
— Нет. Это было правильно. Видишь — они направились не домой, а к инструментам.
— Они не смогут гнать инструменты.
Алим промолчал.
Атран. Информаторий высшего круга
— … Очень плохо, юноша.
Атран был ошарашен.
— Но я пересказал все, что услышал от Эскара.
— Все, что вы запомнили. А пересказали нам так, как поняли. И то, что поняли. Что не поняли, упустили в пересказе.
Атран растерянно обвел взглядом инфоров. Среди них не было ни одного рангом ниже седьмого круга.
— Знаете, юноша, если б это была курсовая работа, вы заслужили б самую высокую оценку. Но сейчас вы носитель уникальной информации. У нас имеются методики извлечения информации из памяти. Вы готовы представить свою память в наше распоряжение?
Вот я и пропал, — понял Атран. — Что же делать?
— Вас что-то смущает? Есть нечто в вашей памяти, чем вы не хотите делиться ни с кем? — поинтересовался незнакомый инфор.
— Да, — машинально ляпнул Атран. — Бала, ее эмоции… — И осекся.
— Бала — это ваша кула? Понимаю.
— Вы не понимаете, но это не важно.
— Это действительно не важно, юноша. Если кула не имеет отношения к беседе с Эскаром, поставьте на эту тему мыслеблок. Мы же не будем ломиться сквозь него. Ну как, готовы к слиянию?
Если б я еще знал, как мыслеблок ставится, — обреченно подумал Атран, притирая нижнее пятно к пятну нейросети. На верхнее пятно тут же опустился инфор, а остальные заняли свободные места сети.
— «Меня зовут Угор. Прежде всего расслабьтесь», — передал инфор. От него веяло симпатией, дружеским участием, легкой усталостью и приятной истомой. — «А ведь, кажется, я о вас слышал. Два охотника на огромных кулах на станции связистов. Вас до сих пор там с благодарностью вспоминают».
— «С благодарностью?» — удивился Атран.
— «Вы же их от алмара избавили. Знаете, как страшно на дежурство идти, когда алмар рядом?»
Почему-то Атран почувствовал благодарность и доверие к этому незнакомому инфору. Или это отраженное сетью эхо его эмоций?
— «Уже начали?» — спросил кто-то.
— «Тишина в сети. Еще слово, и кто-то будет ждать снаружи», — строго прервал Угор. Сеть притихла. Атран напрягся и сосредоточился.
— «Напрягаться не надо. Прикройте глаза, расслабьтесь и слушайте мой голос. Только мой голос», — передал инфор на мыслеречи, незаметно и как-то по-дружески перехватывая у Атрана двигательные центры. Тело залила приятная истома, словно инфор поделился своей. Волны тепла помогли расслабить напряженные мышцы. — "Слушайте мой голос. Только мой голос. Ничего больше нет. Вы в саду размышлений. Рядом с вами Эскар. Вы чувствуете его движения боковой линией. Вспоминайте, что он говорит, вспоминайте, что вы видите. У вас перед глазами сад размышлений…
Атран словно вновь очутился в парке. Неторопливая прогулка над зеленым ковром, такая же неторопливая беседа, голос Эскара с чуть заметным древним акцентом. Взвешенные, выверенные фразы Эскара, тест-вопросы, которыми он проверял, хорошо ли Атран усвоил информацию. Повторное подробное объяснение непонятных мест. В Эскаре пропадал гениальный преподаватель. Но его загадочные, непонятные оговорки, оставшиеся без объяснений…
Когда очнулся, инфоры вовсю спорили, перебрасывая друг другу куски воспоминаний.
— «Видимость пятнадцать-двадцать метров, так? Значит, до этого камня десять метров. Это больше пятнадцати секунд. Здесь лакуна. Юноша, вы проснулись? Отлично! Вы мыслеблок не ставили?»
— «Н-нет…»
— «Тогда что было после этого?» — инфор передал удивительно четкий образ. Атран напрягся — и вспомнил!
— «Вот видите, юноша, это совсем несложно», — одобрил инфор. — «И запомните на будущее. Когда говорите о чем-то важном, двигайтесь над самым дном. Тогда воспоминания можно будет связать с рельефом местности. Словно вы расставляете слова на дне. А потом двигаетесь тем же путем и подбираете их.»
— «Я запомню», — пообещал Атран.
Допрос продолжался больше двух часов. Инфоры восстановили каждый метр прогулки, каждую секунду разговора. После чего поблагодарили Атрана и отпустили на все четыре стороны.
— Узнали еще что-нибудь важное?
— Да. Эскар убежден, что первым разумным видом были широкомыслящие. Я был уверен, что инфоры, но точно мы не знали. Сколько знаний утеряно…
Атран припомнил, что Эскар на самом деле упоминал этот факт, но не придал значения. А инфоры, оказывается, не знали. Может, нужно выделить кого-то из молодых, чтоб ходили косяком за Эскаром, смотрели в рот и ловили каждое слово?
— «Ты вялый/усталый, но довольный. Удачно поохотился?» — спросила Бала.
— «Очень удачно», — передал Атран, присовокупив образ спорящих инфоров. — «Накормил/насытил их всех!»
— Очень любопытно… Чрезвычайно любопытно… Живой камень… Как это… образно. Камни — они почти вечны, — размышлял вслух Алтус. — Ваша кула каким-то образом уловила возраст Эскара. И это ее напугало. Очень интересно!
— Я тоже чувствовал, что Эскар не такой, как мы. Но не знал, какими словами выразить. А Бала не задумываясь — камень! Эскар потом подтвердил, что не может с молодежью сливаться.
— Знаете что, коллега. Мы организуем на следующей неделе семинар, и вы сделаете доклад о командировке в Бирюзу. Я уверен, членам ученого совета просто необходимо иметь широкий кругозор. Да и лаборантам не вредно. Семинар назовем: «Тонкое строение материи.» И подзаголовок: «Забытые знания древних».
— Хорошо, профессор.
— Индуцированное излучение света… Свет сам себя усиливает… Вы были правы, коллега, это свежий, оригинальный подход. Я даже не знаю, какие рекомендации вам дать. Вы вышли на передовые рубежи науки, вы впереди всех. Поэтому не буду строить из себя самого умного, а просто выделю еще одного лаборанта, — Алтус обвел взглядом ряды светочей. — Чтоб разгрузить от всего этого. Работайте и ни о чем не беспокойтесь. Все разговоры с ученым советом я беру на себя.
— Спасибо, профессор!
— Что-нибудь еще?
— Я все думаю, как древние получили эти знания? И не нахожу ответа. Ведь нужны какие-то инструменты…
— Действительно любопытно. Видимо, началось все с изучения обычного электрического ската.
— Точно! Эскар начал рассказ с описания удара электрическим током! Правы инфоры, в науке нет несущественных деталей. Каждая фраза — ключ к чему-то.
— Расскажите об этом подробней, коллега!
До глубокой ночи Атран беседовал с профессором, они строили фантастические планы и сами смеялись над ними, Алтус делился историями из жизни института, Атран рассказал о жизни охотничьего кордона, о связистах, о погружении в Темноту. Он даже мелко затрепетал плавниками, показывая, как Лотвич подзывал в Темноте своего кула, и на этот сигнал тут же явилась Бала. В лаборатории ей было тесно, ей хотелось порезвиться. Но ее с шутливой руганью вытолкали наружу. Бала не огорчилась, она чувствовала, что хозяин не сердится, а радуется ей. Ведь он сам позвал ее. Толстый/плохой охотник тоже не сердится, он вышел наружу вместе с хозяином.
— Однако, стемнело. Пора спать, коллеги.
Атран с Балой подвезли профессора до дома, затем порезвились немного перед сном, гоняя косяк мелочи. Бала ощущала трепетание их хвостиков, это было так забавно, когда они испуганно прыскали в разные стороны.
А со следующего дня началась работа. Дни сливались в один, Атран сутками не вылезал из инструмента. Успехи чередовались с неудачами и вновь сменялись успехами. Образцы гибли десятками. От отравления, от истощения, от разрушения оболочек клеток в зоне накачки, от перерождения питающей системы области накачки. Атран двигался вперед, но страшно медленно. Несмотря на это, работа захватила его полностью.
Первый крупный успех пришел, когда Атран использовал для зоны накачки клетчатку хрусталика глаза разумных. Геном значительно усложнился, увеличилась вероятность мутаций, но результат оправдывал все.
Бала волновалась. Хозяин вечно занят. Хозяин худеет. Но хозяин охотится/радуется охоте. Бала тревожилась. Она делилась тревогой с подружками-курьерами. Девушки успокаивали/утешали Балу, но если хозяин охотится, Бала должна быть рядом.
Однажды Бала встретила толстого охотника, узнала и подставила верхнее пятно. Толстый охотник слился, и Бала обрушила на него свои тревоги/заботы. Охотник похвалил Балу, но объяснил, что тревожиться не надо. У хозяина не простая охота, а охота и гон. Гон — это хорошо/приятно. Толстый охотник позвал хозяина, они слились с Балой. Хозяин подтвердил, что у него гон, и Бала успокоилась. Она не совсем понимала, почему у хозяина такой странный гон/охота, но главное, что хозяин радуется/делится радостью с Балой. Странно, что рядом с хозяином нет самки, раз у хозяина гон. Но ведь она — самка хозяина. Хозяин — ее самец, он заботится о Бале, он доволен Балой. Он решает, куда плыть/охотиться.
Что— то было не так, но слишком сложно чтоб Бала могла понять. А раз так -Бала передаст заботу хозяину. Хозяин успокоит Балу, он рядом, он спокойный/уверенный. Бала хочет быть рядом/подчиняться хозяину, она охраняет его радость.
Атран был ошарашен.
— Но я пересказал все, что услышал от Эскара.
— Все, что вы запомнили. А пересказали нам так, как поняли. И то, что поняли. Что не поняли, упустили в пересказе.
Атран растерянно обвел взглядом инфоров. Среди них не было ни одного рангом ниже седьмого круга.
— Знаете, юноша, если б это была курсовая работа, вы заслужили б самую высокую оценку. Но сейчас вы носитель уникальной информации. У нас имеются методики извлечения информации из памяти. Вы готовы представить свою память в наше распоряжение?
Вот я и пропал, — понял Атран. — Что же делать?
— Вас что-то смущает? Есть нечто в вашей памяти, чем вы не хотите делиться ни с кем? — поинтересовался незнакомый инфор.
— Да, — машинально ляпнул Атран. — Бала, ее эмоции… — И осекся.
— Бала — это ваша кула? Понимаю.
— Вы не понимаете, но это не важно.
— Это действительно не важно, юноша. Если кула не имеет отношения к беседе с Эскаром, поставьте на эту тему мыслеблок. Мы же не будем ломиться сквозь него. Ну как, готовы к слиянию?
Если б я еще знал, как мыслеблок ставится, — обреченно подумал Атран, притирая нижнее пятно к пятну нейросети. На верхнее пятно тут же опустился инфор, а остальные заняли свободные места сети.
— «Меня зовут Угор. Прежде всего расслабьтесь», — передал инфор. От него веяло симпатией, дружеским участием, легкой усталостью и приятной истомой. — «А ведь, кажется, я о вас слышал. Два охотника на огромных кулах на станции связистов. Вас до сих пор там с благодарностью вспоминают».
— «С благодарностью?» — удивился Атран.
— «Вы же их от алмара избавили. Знаете, как страшно на дежурство идти, когда алмар рядом?»
Почему-то Атран почувствовал благодарность и доверие к этому незнакомому инфору. Или это отраженное сетью эхо его эмоций?
— «Уже начали?» — спросил кто-то.
— «Тишина в сети. Еще слово, и кто-то будет ждать снаружи», — строго прервал Угор. Сеть притихла. Атран напрягся и сосредоточился.
— «Напрягаться не надо. Прикройте глаза, расслабьтесь и слушайте мой голос. Только мой голос», — передал инфор на мыслеречи, незаметно и как-то по-дружески перехватывая у Атрана двигательные центры. Тело залила приятная истома, словно инфор поделился своей. Волны тепла помогли расслабить напряженные мышцы. — "Слушайте мой голос. Только мой голос. Ничего больше нет. Вы в саду размышлений. Рядом с вами Эскар. Вы чувствуете его движения боковой линией. Вспоминайте, что он говорит, вспоминайте, что вы видите. У вас перед глазами сад размышлений…
Атран словно вновь очутился в парке. Неторопливая прогулка над зеленым ковром, такая же неторопливая беседа, голос Эскара с чуть заметным древним акцентом. Взвешенные, выверенные фразы Эскара, тест-вопросы, которыми он проверял, хорошо ли Атран усвоил информацию. Повторное подробное объяснение непонятных мест. В Эскаре пропадал гениальный преподаватель. Но его загадочные, непонятные оговорки, оставшиеся без объяснений…
Когда очнулся, инфоры вовсю спорили, перебрасывая друг другу куски воспоминаний.
— «Видимость пятнадцать-двадцать метров, так? Значит, до этого камня десять метров. Это больше пятнадцати секунд. Здесь лакуна. Юноша, вы проснулись? Отлично! Вы мыслеблок не ставили?»
— «Н-нет…»
— «Тогда что было после этого?» — инфор передал удивительно четкий образ. Атран напрягся — и вспомнил!
— «Вот видите, юноша, это совсем несложно», — одобрил инфор. — «И запомните на будущее. Когда говорите о чем-то важном, двигайтесь над самым дном. Тогда воспоминания можно будет связать с рельефом местности. Словно вы расставляете слова на дне. А потом двигаетесь тем же путем и подбираете их.»
— «Я запомню», — пообещал Атран.
Допрос продолжался больше двух часов. Инфоры восстановили каждый метр прогулки, каждую секунду разговора. После чего поблагодарили Атрана и отпустили на все четыре стороны.
— Узнали еще что-нибудь важное?
— Да. Эскар убежден, что первым разумным видом были широкомыслящие. Я был уверен, что инфоры, но точно мы не знали. Сколько знаний утеряно…
Атран припомнил, что Эскар на самом деле упоминал этот факт, но не придал значения. А инфоры, оказывается, не знали. Может, нужно выделить кого-то из молодых, чтоб ходили косяком за Эскаром, смотрели в рот и ловили каждое слово?
— «Ты вялый/усталый, но довольный. Удачно поохотился?» — спросила Бала.
— «Очень удачно», — передал Атран, присовокупив образ спорящих инфоров. — «Накормил/насытил их всех!»
— Очень любопытно… Чрезвычайно любопытно… Живой камень… Как это… образно. Камни — они почти вечны, — размышлял вслух Алтус. — Ваша кула каким-то образом уловила возраст Эскара. И это ее напугало. Очень интересно!
— Я тоже чувствовал, что Эскар не такой, как мы. Но не знал, какими словами выразить. А Бала не задумываясь — камень! Эскар потом подтвердил, что не может с молодежью сливаться.
— Знаете что, коллега. Мы организуем на следующей неделе семинар, и вы сделаете доклад о командировке в Бирюзу. Я уверен, членам ученого совета просто необходимо иметь широкий кругозор. Да и лаборантам не вредно. Семинар назовем: «Тонкое строение материи.» И подзаголовок: «Забытые знания древних».
— Хорошо, профессор.
— Индуцированное излучение света… Свет сам себя усиливает… Вы были правы, коллега, это свежий, оригинальный подход. Я даже не знаю, какие рекомендации вам дать. Вы вышли на передовые рубежи науки, вы впереди всех. Поэтому не буду строить из себя самого умного, а просто выделю еще одного лаборанта, — Алтус обвел взглядом ряды светочей. — Чтоб разгрузить от всего этого. Работайте и ни о чем не беспокойтесь. Все разговоры с ученым советом я беру на себя.
— Спасибо, профессор!
— Что-нибудь еще?
— Я все думаю, как древние получили эти знания? И не нахожу ответа. Ведь нужны какие-то инструменты…
— Действительно любопытно. Видимо, началось все с изучения обычного электрического ската.
— Точно! Эскар начал рассказ с описания удара электрическим током! Правы инфоры, в науке нет несущественных деталей. Каждая фраза — ключ к чему-то.
— Расскажите об этом подробней, коллега!
До глубокой ночи Атран беседовал с профессором, они строили фантастические планы и сами смеялись над ними, Алтус делился историями из жизни института, Атран рассказал о жизни охотничьего кордона, о связистах, о погружении в Темноту. Он даже мелко затрепетал плавниками, показывая, как Лотвич подзывал в Темноте своего кула, и на этот сигнал тут же явилась Бала. В лаборатории ей было тесно, ей хотелось порезвиться. Но ее с шутливой руганью вытолкали наружу. Бала не огорчилась, она чувствовала, что хозяин не сердится, а радуется ей. Ведь он сам позвал ее. Толстый/плохой охотник тоже не сердится, он вышел наружу вместе с хозяином.
— Однако, стемнело. Пора спать, коллеги.
Атран с Балой подвезли профессора до дома, затем порезвились немного перед сном, гоняя косяк мелочи. Бала ощущала трепетание их хвостиков, это было так забавно, когда они испуганно прыскали в разные стороны.
А со следующего дня началась работа. Дни сливались в один, Атран сутками не вылезал из инструмента. Успехи чередовались с неудачами и вновь сменялись успехами. Образцы гибли десятками. От отравления, от истощения, от разрушения оболочек клеток в зоне накачки, от перерождения питающей системы области накачки. Атран двигался вперед, но страшно медленно. Несмотря на это, работа захватила его полностью.
Первый крупный успех пришел, когда Атран использовал для зоны накачки клетчатку хрусталика глаза разумных. Геном значительно усложнился, увеличилась вероятность мутаций, но результат оправдывал все.
Бала волновалась. Хозяин вечно занят. Хозяин худеет. Но хозяин охотится/радуется охоте. Бала тревожилась. Она делилась тревогой с подружками-курьерами. Девушки успокаивали/утешали Балу, но если хозяин охотится, Бала должна быть рядом.
Однажды Бала встретила толстого охотника, узнала и подставила верхнее пятно. Толстый охотник слился, и Бала обрушила на него свои тревоги/заботы. Охотник похвалил Балу, но объяснил, что тревожиться не надо. У хозяина не простая охота, а охота и гон. Гон — это хорошо/приятно. Толстый охотник позвал хозяина, они слились с Балой. Хозяин подтвердил, что у него гон, и Бала успокоилась. Она не совсем понимала, почему у хозяина такой странный гон/охота, но главное, что хозяин радуется/делится радостью с Балой. Странно, что рядом с хозяином нет самки, раз у хозяина гон. Но ведь она — самка хозяина. Хозяин — ее самец, он заботится о Бале, он доволен Балой. Он решает, куда плыть/охотиться.
Что— то было не так, но слишком сложно чтоб Бала могла понять. А раз так -Бала передаст заботу хозяину. Хозяин успокоит Балу, он рядом, он спокойный/уверенный. Бала хочет быть рядом/подчиняться хозяину, она охраняет его радость.
Алим. Трасса
Конвой уверенно двигался вперед. Метры сливались в десятки, десятки в сотни, сотни в тысячи. Менялись водители, менялись подкормщики и охранники, но конвой двигался круглосуточно. Алим выстроил инструменты в цепочку с интервалами в двадцать метров, и цепочка эта растянулась на километр. Через равные промежутки времени под самой поверхностью тенью проносились боевые кулы с охотниками на нижнем пятне. Справа от колонны — по ходу движения, слева — против. Строительные алмары двигались перед колонной и выравнивали трассу, убирая камни, кораллы, растительность и иные препятствия. Каждые пятьдесят метров инструмент, возглавляющий колонну, сворачивал в сторону и замирал, восстанавливая силы. К нему тут же спешили подкормщики. Инструмент, идущий вторым, на пятьдесят метров становился головным. Головному доставалась самая тяжелая задача — прокладывать след. Остальные двигались по слизистой дорожке, проложенной лидером. Подкормщики равномерно посыпали эту дорожку подкормкой. В удачные дни конвой проходил до семисот метров. Чуть меньше, чем первоначально намечалось, но вполне приемлемо.
Алим хотел спать. Мучительно и постоянно. Поспать удавалось урывками и не больше трех-четырех часов в сутки. Заместители не справлялись, и Алим приказал им подобрать дублеров. Но заместители, как правило, утрясали дела где-то далеко. Пробивали заказы на пищевом комбинате, обеспечивали бесперебойный график движения шалотов, давили на строителей… Алим неотрывно находился при конвое. Если б не Ардина, он сломался бы. У любого есть предел прочности. Жена в очередной раз открылась с неизвестной стороны. Нельзя сказать, что она уклонялась от работы. Но предпочитала умственную физической, и не скорбела по отсутствию. Сейчас же с усталой обреченностью бралась за любую. Нужно — раздавала подкормку, нужно — дежурила в оцеплении, не подпуская к инструментам шалотов и любопытных. Один раз целую смену вела инструмент. А когда она на пару часов подменила охотника и управляла боевым кулом, Алим был просто поражен. Такая перемена в характере требовала осмысления, но Алим слишком устал. Как только выдавалась свободная минутка, он ложился прямо на дно и засыпал, поражая окружающих непосредственностью и неприхотливостью.
— … Трассу нужно пустить по ложбине!
— Но проект!… Все сделано по проекту.
— Я знаю проект. Я сам его составлял! Вы чувствуете, какое здесь течение? Инструменты не смогут двигаться против течения.
— Тогда почему в проект заложили?… — Прораб — широкомыслящий с огромной мозолистой присоской на груди и маленькой, почти заросшей чешуей на спине, был очень недоволен.
— Почему-почему! Когда составляли проект, волны шли на северо-восток. А сейчас — на юг. При южном волнении здесь возникает глубинное компенсирующее течение, понятно? Слушайте, чего мы спорим? Вам всего-то кусок дна очистить, а нам эти лишние триста метров — пол дня пути! Даю два дня, не уложитесь — торможу конвой. Действуйте!
Алим хотел спать. Мучительно и постоянно. Поспать удавалось урывками и не больше трех-четырех часов в сутки. Заместители не справлялись, и Алим приказал им подобрать дублеров. Но заместители, как правило, утрясали дела где-то далеко. Пробивали заказы на пищевом комбинате, обеспечивали бесперебойный график движения шалотов, давили на строителей… Алим неотрывно находился при конвое. Если б не Ардина, он сломался бы. У любого есть предел прочности. Жена в очередной раз открылась с неизвестной стороны. Нельзя сказать, что она уклонялась от работы. Но предпочитала умственную физической, и не скорбела по отсутствию. Сейчас же с усталой обреченностью бралась за любую. Нужно — раздавала подкормку, нужно — дежурила в оцеплении, не подпуская к инструментам шалотов и любопытных. Один раз целую смену вела инструмент. А когда она на пару часов подменила охотника и управляла боевым кулом, Алим был просто поражен. Такая перемена в характере требовала осмысления, но Алим слишком устал. Как только выдавалась свободная минутка, он ложился прямо на дно и засыпал, поражая окружающих непосредственностью и неприхотливостью.
— … Трассу нужно пустить по ложбине!
— Но проект!… Все сделано по проекту.
— Я знаю проект. Я сам его составлял! Вы чувствуете, какое здесь течение? Инструменты не смогут двигаться против течения.
— Тогда почему в проект заложили?… — Прораб — широкомыслящий с огромной мозолистой присоской на груди и маленькой, почти заросшей чешуей на спине, был очень недоволен.
— Почему-почему! Когда составляли проект, волны шли на северо-восток. А сейчас — на юг. При южном волнении здесь возникает глубинное компенсирующее течение, понятно? Слушайте, чего мы спорим? Вам всего-то кусок дна очистить, а нам эти лишние триста метров — пол дня пути! Даю два дня, не уложитесь — торможу конвой. Действуйте!